Запах «Шипра»

10

На склад мне позвонил Колесов.

Мы с бухгалтером сидели в «конторе» и занимались своими делами. Риты Петровны не было, на ее месте расположилась Маша и развлекала нас воспоминаниями о своей жизни в родном Чугунаше. Голос у нее был звонкий, и не слушать ее было нельзя, а заметить ей, что она мешает работать, у нас не хватало характера - все равно, как обидеть ребенка. Бухгалтер усиленно дымила «Шипкой», я старалась слушать вполуха.

- Я Димке говорю: «Отстань!», а он, ну, никак. Все притесняется и притесняется. А руками туда-сюда, туда-сюда! Я говорю: «Димка, руки убери - вдарю!», а он все лезет и лезет, да ка-ак…

Волнующую историю дослушать не удалось, возле Маши зазвонил телефон. Она ойкнула, испуганно уставилась на телефон. Потом обеими руками осторожно сняла трубку, приложила к уху и закричала что есть мочи:

- Я слушаю!.. Да, да, склад это, склад… ково, ково? Здесь она, здесь.

Она глядела на меня, и я взяла у нее трубку.

Колесов поинтересовался, с кем это он сейчас разговаривал.

- Это наша Маша,- объяснила я.- Нет, она очень милая девушка. Если вы к нам придете, я вас обязательно с ней познакомлю.

Маша прыснула, прикрыв ладонью рот, и выскочила в коридор. Следом за ней со стола полетели бумаги. Я подняла их, продолжая слушать Колесова. Он сообщил, что у Аллаховой сегодня день рождения и меня тоже будут ждать. Сказал адрес и повесил трубку.

Аллахова приглашает меня на день рождения!

Счастливые случаи продолжают сыпаться на меня. Я мысленно плюнула трижды через левое плечо - не сглазить бы!

Значит, нужен подарок!

Букет махровых гладиолусов обошелся мне в пять рублей. Цветы были великолепные, и дома Петр Иваныч сразу спросил:

- Сколько отдали за цветы?

Я возмутилась:

- Почему вы думаете, что я их купила? Вы уверены, что никто мне не может их подарить?

- Из ваших знакомых - никто. Такой букет мог бы подарить вам только я.

- Или Максим.

- Согласен, или - Максим. Но его сейчас в городе нет. А все ваши знакомые, в лучшем случае, могли бы потратиться на пол-литра, а не на такой роскошный букет. И купили его, конечно, не для себя. У кого-то день рождения?

- Ох, Петр Иваныч! Все-то вы угадываете. Как волшебник…

- Милая Евгения Сергеевна. Я не угадываю. Я старый и мудрый, я давно все знаю, к сожалению.

Я достала из шкафа брючный костюм и единственное приличное платье, купленное мною специально для «представительства» - оно было ярко-красного цвета, как светофор, и если я его надевала, то не заметить меня было невозможно,

Я не знала, как мне одеться. Не знала, кто будет у Аллаховой, какой характер примет торжество, придется мне завоевывать чьи-то симпатии или, наоборот, защищаться от проявления чужих. Судя по всему, на меня имеет виды Колесов. Как я должна повести себя?..

В дверь постучал Петр Иваныч.

- Уже собираетесь?

- Тащите шахматы, Петр Иваныч, часок у меня еще есть.

Петр Иваныч привычно начал расставлять черные фигуры. «Как-никак, а вы все же женщина!» - объяснил он мне свою уступку. «Спасибо, вы очень тонко это подметили»,- поблагодарила я.

Я с первых же ходов увлеклась атакой, но мои фигуры стояли неудачно, и пришлось перейти к защите. Подумав немного, я молча начала расставлять новую партию.

- Не любите вы защищаться,- проворчал Петр Иваныч.

- Не люблю.

- В жизни часто приходится это делать.

- По возможности нужно защиту заменять нападением.

Вторая партия протекала с переменным успехом. Мне даже удалось создать серьезные угрозы на королевском фланге противника, но тут я зевнула «качество».

- Грабитель вы!

- «Приличий тут уж нет!» - процитировал Петр Иваныч.- Шахматы - самая жестокая игра. Милосердие здесь исключается самой логикой борьбы.

Мне пришлось сдать и эту партию.

- Ладно,- сказала я.- Может, мне в любви повезет.

Петр Иваныч сердито посопел своей трубкой и принялся искать по карманам спички.

- Опять напьетесь?

- Бог с вами, когда это я напивалась?

- Самое отвратительное зрелище,- бурчал Петр Иваныч,- это пьяная женщина, потерявшая чувство собственного достоинства.

- Я не буду терять собственного достоинства. Петр Иваныч, не ворчите на меня. Лучше посоветуйте, что надеть. Вот этот «светофор» или брюки?

- Конечно, брюки.

- Вы считаете, что мне они более к лицу?

- Я не знаю, что вам более к лицу, как вы изящно выразились, я только считаю, если вы свалитесь под стол, то в брюках будете выглядеть все же более прилично.

- Никогда не падала под стол. И вообще, обещаю, что буду вести себя прилично… насколько позволят обстоятельства. Послушаю вас и надену брюки. Можете не торопиться уходить, я же знаю, что вы не будете подглядывать.

- Пожалуйста, без сомнительных комплиментов.

Петр Иваныч, наконец, нашел спички и распалил свою трубку. Я с брюками укрылась за дверкой шкафа.

- Право, никогда не понимала женщин, которые поднимают панику, если их застанут дома в том, в чем они только что показывались на пляже без всякого стеснения.. Может быть, у меня недостаточно выражен, ну, этот самый, комплекс женской застенчивости. Как вы думаете?

Занимая Петра Иваныча подобными разговорами, я оделась, показалась ему. Он глубокомысленно оглядел меня.

- Знаете, я предпочел бы все же платье, если бы только вам не пришлось падать под стол.

Он ушел, прихрамывая, закутанный дымом.

Пока я завертывала гладиолусы в целлофан, он вернулся.

В руках его был стакан, наполненный какой-то маслянистой на вид жидкостью.

- Вот, выпейте.

- Что это?

- Пейте, пейте!

- А все-таки?

- Старинное гусарское средство, чтобы не опьянеть.

- Вы были гусаром, Петр Иваныч?

- Дед мой был гусаром, болтливая вы девчонка.

- Вы сами-то хоть пробовали ваше средство?

- Мне не требовалось. У меня никогда не было этих… обстоятельств. Но моему деду, говорят, помогало. А ему можно верить, он дослужился до командира полка. Пейте залпом.

Смесь отдавала сливочным маслом и еще чем-то. Петр Иваныч смотрел на меня сердито и заботливо, как будто отправлял неопытного разведчика в лагерь врага для выполнения опасного задания. Впрочем, именно это мне и предстояло.

Как хорошо, что такие люди, как Петр Иваныч, попадают тебе на пути!..

И я невольно расчувствовалась, у меня, что называется, даже защипало в носу. Пришлось прятать глаза.