Запах лаванды

ГЛАВА ВТОРАЯ

Камиллу охватил приступ паники, когда она услышала стук в дверь. Девушка замерла посреди гостиной, потом беззвучно попятилась в глубь квартиры.

Камилла сглотнула колючий воздух и поперхнулась, боясь кашлянуть.

В дверь продолжали стучать и делали это с пугающей настойчивостью.

Камилла пыталась сообразить. Безуспешно… Ее сознание было парализовано ужасом неизвестности.

Она неотрывно смотрела на входную дверь напряженным взглядом широко распахнутых глаз. Во рту пересохло. Она коснулась обветренных губ кончиком языка.

Здесь, за запертыми дверьми, она была в безопасности. Но то, что происходило вне стен ее дома, пугало. Это могло быть что угодно. Камилла больше двух недель не покидала квартиры, в результате, не заплатив абонентскую плату в срок, она лишилась возможности телефонной связи с родными.

— Камилла? Ты дома? Открой! — донесся из-за двери женский голос.

Голос показался Камилле знакомым. В другой ситуации она узнала бы в нем голос сестры Вайолет. Но не теперь, когда все представлялось враждебным, зловещим, пугающим…

Этот настойчивый, как и стук в дверь, женский голос сводил Камиллу с ума. Она больно прикусила нижнюю губу, чтобы не закричать. Все вещи в гостиной закружились вокруг нее в бешеном хороводе.

— Камилла, дорогая, — ласково, но чрезвычайно взволнованно проговорила за дверью Вайолет. — Ты меня пугаешь. Открой, умоляю. Я несколько часов добиралась до тебя. Ты представить не можешь, какая снежная буря сейчас в Вермонте. Несколько рейсов отложили, прежде чем я смогла вылететь в Бостон. Я давно ничего не ела. Прошу тебя, милая, открой! — умоляла старшая сестра, надеясь на то, что Камилла в добром здравии и слышит ее. — Пусти. Мне не нужны разговоры, объяснения и прочая психологическая ерунда. Я лишь хочу знать, что ты жива и здорова. Это все, что мне нужно. И еще я смертельно устала и хочу есть, сестренка. Имей в виду, не зная, что с тобой, я была вынуждена связаться с родителями и Дэйзи.

Услышав имя другой сестры, Камилла заставила себя открыть глаза. Темнота стояла перед ее мутным взором, но она постепенно рассеялась.

Пошатываясь, Камилла прошла в холл, опасаясь близко подходить к самой двери; она лишь протянула к ней дрожащую руку, но тотчас отдернула, с силой прижав ее ко рту. Ее глаза наполнились безотчетным ужасом.

Казалось, какая-то внешняя сила стянула темя до боли. Она вздрагивала, ее ноги были готовы в любой момент сложиться пополам, как у тряпичной куклы. Состояние походило на предобморочное, если бы не острота всех чувств, которые множились и наталкивались друг на друга в тесноте.

Она, например, отчетливо слышала, как зачастил косой дождь по стеклу окна, как проносятся по лужам машины. И этот навязчивый голос из-за двери, который вызывал столько противоречивых чувств…

Камилла вдруг вспомнила, как они с Робертом вселялись в эту квартиру. Улыбка появилась на ее лице. Она вспомнила, как счастливо они жили. Ремонтируя и обставляя квартиру, они даже ни разу не поссорились. Устраиваясь в этом старом и уютном бостонском особняке, они рассчитывали прожить в нем до самой старости. А по вечерам оба потягивали ликер и слушали музыку…

Дождь поменял направление. Он больше не ударял по стеклам с оглушающей силой. Он лил отвесно.

В воспоминаниях Камилла забылась.

Мир за дверью прекратил для Камиллы свое существование. Прошлое ожило с красочной четкостью.

Больница на долгие месяцы стала для Камиллы домом. Она даже не смогла побывать на похоронах. А когда, наконец, вернулась домой, то нашла в буфете запыленную бутылку водки. Она часто звонила сестре и говорила, что у нее все в порядке, а потом доставала эту бутылку… Через несколько дней водка сменилась скотчем, потом джином. Потом она перестала вставать утром на работу…

Камилла осталась равнодушной, когда однажды по факсу пришло уведомление, что в связи с ее немотивированным отсутствием она больше не состоит в штате фирмы. Потом замолчал и телефонный аппарат.

Ее дом менялся вместе с ней — стал серым от пыли и угрюмым. Когда солнечным днем в окна врывался золотой поток, он без остатка поглощался ненасытным мраком запустения. Единственный предмет в доме оставался холимым и лелеемым — большой портрет Роберта, которого больше не было…

Роберт ей сразу понравился. Они стали встречаться, и после нескольких свиданий Камилла знала все о нем, а он о ней. Еще через несколько свиданий он предложил ей пожениться, и она согласилась. Они жили вместе, потом стали мужем и женой.

Легкого в общении и остроумного Роберта любили все. Он хорошо умел смешивать коктейли, отведать которые при его жизни Камилла так и не смогла — сказывались физиологические особенности организма. И до сих в буфете оставалось еще предостаточно различных бутылок, чье содержимое смягчало ее теперешнюю тоску.

Они были счастливы — вплоть до того вечера, когда совершенно случайно встреченные ими подростки убили Роберта, а Камиллу покалечили.

Почему это произошло? За что она заплатила так дорого?

Присяжные, потрясенные тяжелым материальным положением мальчишек из неблагополучных семей, проявили к ним снисхождение…

Не удивительно, что этих обделенных судьбой ребят раздражила парочка буржуа. Они посмели гулять по вечерним улицам города со счастливыми лицами! Они наперебой рассказывали друг другу забавные истории, делились новостями дня. Они были хорошо одеты и несли домой полный провизии бумажный пакет, из которого выглядывала бутылка дорогого вина. Камилла собиралась приготовить ужин…

Они не замечали ничего вокруг до того рокового момента, когда пакет выпал из рук Роберта и красное вино разлилось по тротуару. Камилла даже не сразу поняла, что произошло, пока перед глазами все не стало красным-красно…

Очнулась Камилла в больнице, а когда узнала, что случилось, первым желанием было — умереть. А затем она потребовала доставить ее в здание суда и смогла дать показания. Камилла надеялась покарать тех, кто совершил злодеяние. Но выяснилось, что общественное мнение в массе своей видит в подобном преступлении не извечную жажду смертоубийства и какую-то корысть, а всего-навсего застарелый классовый конфликт. Буква закона же оказалась прописанной неразборчиво…

Камилла заставила себя оставаться глухой ко всевозможным юридическим спекуляциям. Теперь ей было ясно одно: Роберта с ней больше нет. Все прочее перестало иметь значение…

Стук в дверь прекратился. Голос затих.

Камилла пошла на кухню и открыла буфет. В красивом графине рубином отливал сработанный Робертом коктейль. Рука сама потянулась к бокалу. Камилла вернулась в гостиную и тихо включила их любимый диск, не отрывая взгляда от портрета.

Переходя дорогу, Вайолет видела, как в гостиной дома Камиллы зажегся торшер…

Камилла бы никогда не ответила на вопрос, сколько часов, дней, недель прошло, прежде чем она вновь услышала стук в дверь. Но зато она точно знала, что является первым в истории человечества алкоголиком с сильной реакцией отторжения на алкоголь.

В хорошие времена она позволяла себе не более рюмочки, чтобы между ней и реальностью опустился таинственный туман, или бокал, чтобы доподлинно выяснить, каково это — находиться в аду.

Теперь же она испытывала себя на прочность с нечеловеческой жестокостью и упорством, достойным лучшего применения. И всякий раз ее, что называется, выворачивало наизнанку… Все время самоизоляции она очень мало ела, ограничившись хлопьями, крекерами и печеньем, в изобилии хранившимися в кухонных ящиках.

Опустошив свой желудок и умывшись, Камилла вновь поплелась на кухню, когда услышала этот самый стук.

Стук в дверь.

На сей раз паралич паники ее миновал. Абстинентный синдром проявил себя сиплым и злобным окриком:

— Отвяжись, Вайолет!

— Это не Вайолет, а твой сосед по Уайт-Хиллу, Пит Макдугл.

— Пит?

Камилла хихикнула. Это интереснее, чем бурбон со льдом, который все равно в ней не задерживается.

— Пит? — еще раз повторила она, стараясь уразуметь это событие. — Все равно проваливай! — махнула она рукой на дверь и прошаркала в сторону кухни.

— Немедленно открой дверь, Камилла! — грозно проговорил Пит Макдугл, который позволял себе этот тон только по отношению к Шону и Саймону, и то лишь с недавнего времени.

— Ты не слышал, что я тебе сказала, Дуг Мак-питл? Я не в настроении сегодня принимать гостей, — проворчала она нетрезвым голосом, так и не справившись с произнесением его имени.

Но он упорно продолжал барабанить в дверь, только теперь делал это ногой.

— Мне не нужна компания, сосед! — яростно крикнула она.

— Открой немедленно, пьяная идиотка! Я должен поговорить с тобой о твоей сестре!

Камилла застыла перед дверью, медленно соображая. Ее сотряс очередной рвотный позыв, и она вынуждена была в тысячный раз бежать в ванную комнату.

Она вновь умылась холодной водой и вернулась в прихожую с полотенцем в руках, вытирая мокрое лицо. Подошла вплотную к двери и, прислонившись к ней, четко проговорила, вдруг протрезвев:

— Что ты хотел сказать?

— Открой! — потребовал Пит.

— Говори так.

— С твоей сестрой творится что-то неладное, — взволнованно произнес ее сосед.

— Ты о ком? — насторожилась Камилла Кэмпбелл.

— О Вайолет.

— Она была здесь… На днях… Вроде бы… — неуверенно произнесла Камилла.

— Ты видела ее? — прямо спросил ее Пит.

Камилле нечего было ответить. Она молча постояла с минуту, после чего, резко провернув ключ в замке, рванула на себя дверь.

На пороге дома возник высокий силуэт. Она защитилась ладонью от ударившего по глазам солнечного света. Женщина была не расположена пускать посетителя в свой неубранный дом, но он, не церемонясь, властным жестом убрал ее со своего пути и прошел внутрь.

Камилла закрыла дверь.

— Вот клоповник! Моих парней бы сюда на перевоспитание. Ты мусор давно выносила? — брезгливо поморщился он и демонстративно зажал кончиками пальцев нос.

Камилла воинственно переплела руки на груди.

— Ничего не чувствую. В любом случае я тебя не звала. Не нравится — уходи!

— Никуда я не уйду! — категорически сообщил он и встал перед ней.

Теперь она могла хорошо разглядеть незваного гостя и убедиться, что это действительно бывший ее сосед по Уай-Хиллу, Пит Макдугл.

— Что ты хотел сказать о моей сестре?

— Тебе известно, что после развода она слегка не в себе? Кошки, оранжерея, гербарии всякие… После возвращения из Бостона она уволила Филберта Грина, которого твой отец нанял следить за хозяйством.

— И что с того? — невозмутимо спросила Камилла.

— А ты давно была дома? — задал встречный вопрос Пит Макдугл.

— Мой дом здесь, — сухо парировала женщина.

— Хорош дом, ничего не скажешь! — в очередной раз, оглядевшись, осуждающе произнес он.

— Меня устраивает. Что еще?

— Твой телефон не отвечает, — объявил ей Пит.

— Я люблю тишину, — надменно заявила хозяйка.

— Камилла, ты помнишь, с каким тщанием твоя мать выращивала плантации лаванды? — попробовал воззвать к ее чувствам мужчина.

— Прошу тебя, уйди, Пит, — страдальчески проговорила Камилла.

— Я не уйду без тебя. Я требую, чтобы ты собралась и поехала в Уайт-Хилл. Твоей старшей сестре нужна помощь! Она вернулась из Бостона в подавленном настроении. Постоянно уединяется, отказывается общаться. Я пытался узнать о тебе, она отмалчивается. Что здесь между вами произошло? Пойми, Камилла, я знаю Вайолет всю свою жизнь и не могу не беспокоиться.

— Не понимаю, чем я могу ей помочь? Чем я вообще кому-нибудь могу помочь?! — в отчаянии возвысила голос вдова.

— Ты позволишь своей сестре просто так пропасть?

— Уверена, с моей сестрой все в порядке. Оставь меня.

— Магазинчик был единственным звеном, которое связывало ее с нормальной жизнью. Но он сейчас в жутком состоянии. У Вайолет опустились руки. Она уволила человека, благодаря которому на двадцати акрах выращивалась первоклассная лаванда. Теперь все в запустении. Вайолет в беде, Камилла! Как ты можешь быть так безразлична?! — возмутился Пит.

— То, что моя сестра сменила приоритеты, еще не значит, что она в беде… Хочешь выпить? — проследовала мимо него на кухню Камилла.

— Ну и семейка, — пробурчал Пит.

После мартовских снежных бурь полил апрельский ливень.

— Рыбой пахнет.

— Нормандской ухой, — уточнила Вайолет, повернувшись лицом к зашедшей на кухню Камилле. — Ты все еще не переоделась с дороги? Поспеши. Скоро сядем за стол.

— И еще какие-то запахи…

— Травы, приправы. Сельдерей, лук, морковь, лимонный сок…

— Погода ужасная. Ветер с ног сбивает, — пожаловалась Камилла, которая ворчала по любому поводу, постоянно демонстрируя свое неудовольствие от любой малости.

— Я так счастлива, что ты решила вернуться домой! — воскликнула Вайолет, и ее глаза увлажнились.

— Вернуться? — усмехнулась Камилла. — Ну уж нет. Я лишь приехала навестить тебя, помочь…

— Я справляюсь, — сказала Вайолет и рассмеялась. — Звонили мама и папа.

— Как они?

— Нормально… Да, и знаешь, звонила Дэйзи. Представляешь, она говорит с французским акцентом! Я уже перестала ее понимать. Тараторит как заведенная, слова не дает вставить.

— Как она?

— Нормально, — пресно повторила Вайолет, и натянутый разговор оборвался.

Вайолет вздохнула. Она еще не забыла те времена, когда Кэмпбеллы были дружной семьей…

— Дэйзи сказала, что, если ты не созвонишься с ней в ближайшие дни, она купит билет в Америку, — добавила Вайолет унылым голосом.

— Свежо предание, — отозвалась Камилла. — Она в своей Франции увязла глубже, чем в болоте… Когда будешь говорить с ней в следующий раз, скажи, что я в порядке.

— Я рассчитывала, что они все прилетят, когда узнают, что я не могу с тобой созвониться, — пропищала Вайолет и… разрыдалась.

Камилла стояла и раздраженно смотрела на старшую взъерошенную сестру. Но что-то внутри надорвалось. Она подошла к ней ближе и обняла, после чего и сама расплакалась.

Это были первые трезвые слезы со времени смерти мужа.

Отревевшись, Камилла похлопала Вайолет по спине и проговорила:

— Ну, хватит. Все будет хорошо. Успокойся.

— Западный участок лавандового поля весь померз — дули ветра, — пожаловалась Вайолет.

— Ты поэтому уволила Филберта Грина?

— Откуда ты знаешь?

— Пит Макдугл сказал.

— Камилла… Как ты-то себя чувствуешь? — внезапно с обескураживающей проникновенностью спросила младшую сестру Вайолет.

— Тебе не пора выключить уху? — осведомилась, натянуто улыбнувшись, Камилла.

— Бог с ней! — махнула рукой в сторону плиты старшая сестра. — Ответь мне. Что ты чувствуешь… после всего?..

— Больше ничего не чувствую, — процедила Камилла, стиснув зубы. — Злость, — добавила она чуть погодя.

— Тебе повезло, — кивнула Вайолет. — А я так не могу. Постоянно давит обида… Жалко лаванду. Помнишь, мама специально везла рассаду из Франции…

— Я помню все мамины истории! — перебила старшую сестру Камилла.

— Она всегда обожала запах лаванды больше всех остальных. Он напоминал ей море… Я почувствовала этот запах на Симпсоне. Его пассия душилась лавандовыми духами… Ненавижу! — прошипела женщина.

— Остановись, Вайолет! — прикрикнула Камилла.

Та замолчала и изумленно уставилась на сестру.

— Ты все еще не переоделась с дороги. Мы скоро сядем ужинать, — виновато пролепетала Вайолет.

— Я знаю. Суп пора выключать, — впервые за все время ласково произнесла Камилла.

— Мама с папой теперь дышат запахами самого моря. Они всегда мечтали, выйдя на пенсию, поселиться во Флориде. Их теперь не интересуют ни семена, ни корешки, ни рассада. А мне некуда больше идти. Я приговорена к этим лавандовым плантациям, потому что Симпсон и его лавандовая баба живут сейчас в нашем доме!

— Вайолет, успокойся. Умоляю тебя, — обняла сестру за плечи Камилла.

— Двадцать акров предательства! — воскликнула Вайолет, разрыдавшись.