ГЛАВА ШЕСТАЯ

Она была молчалива всю дорогу до дома. Ее никто не беспокоил. Притормозив около своего дома, Пит высадил мальчишек, решив проводить Камиллу с сестрой до их крыльца.

— Не нужно, — сказала Камилла, угадав его намерение.

— Постоим немного на улице, подышим свежим воздухом? — предложил он Камилле, задержав ее за запястье, после чего пожелал сладких снов ее старшей сестре.

— Не надышался еще? — насмешливо спросила его Камилла, опасаясь неловких откровений. — Иди домой, Пит, — тихо попросила она.

Тогда он взял ее за другое запястье и притянул к себе.

— Я видел, что с тобой произошло.

— И?..

— Приступ паники.

— И?..

— С этим не шутят. Ты обращалась к специалисту? — осторожно поинтересовался он.

— К психиатру, что ли? — насмешливо уточнила Камилла. — Не придавай этому значения. Я предупреждала, что не люблю шумные сборища. Просто оказалась слегка сбита с толку.

— Ты сейчас кого обманываешь — себя или меня? — строго спросил Пит, на что Камилла лишь тяжело вздохнула и отвела глаза, попытавшись высвободить руки, но у нее ничего не вышло.

— Ничто не проходит бесследно, Макдугл. Я не идиотка. Я все помню и никогда не смогу забыть. Мне все напоминает о его смерти. Вечерние улицы, свет уличных фонарей, бумажный пакет, бутылка вина и еще миллион больших и маленьких деталей. А эта терапия, на которую ты намекаешь… — она замолчала.

— Что терапия? — вынужден был спросить Пит, не дождавшись продолжения.

— Зачем мне все это, если Роберта не вернуть? — дрожащими губами проговорила Камилла.

— А как же ты сама? Как же твоя собственная жизнь? — тряхнул ее за плечи Пит Макдугл.

— У меня нет сил. Прошу, оставь меня, Пит.

— Ты неправильно ведешь себя, — упрекнул ее сосед.

— Тот, кто никогда не чувствовал ничего подобного, навряд ли сможет понять человека, вынужденного с этим жить. Любой звук, незначительное дуновение ветерка может лишить самообладания и ввергнуть в глубочайшую панику, как бы я к этому ни относилась. Я завишу от собственного страха. Я признаю это. И мне не нужна помощь специалистов для того, чтобы выяснить причину моих фобий. И так все предельно ясно.

— Но существует практика реабилитации людей, подобных тебе. Если бы она не имела успеха…

— Пит, оставь это, пожалуйста. Я знаю, ты энтузиаст, но я не такая, — устало проговорила Камилла.

— Я надеялся, поход в кино поможет тебе развеяться. Мне очень жаль, что все так вышло… — промямлил он.

— Боже! Прекрати! Теперь я буду чувствовать себя кругом виноватой. Не оценила идею, испортила всем настроение… — упрекнула его женщина.

— Я вовсе не этого хотел, Камилла. Но нельзя же отсиживаться дома всю жизнь! — убежденно произнес он.

— У меня вовсе нет такого намерения, но и испытывать свою нервную систему на прочность я тоже не собираюсь. Если мне что-то представляется неприемлемым, я не стану этого делать. И все тут! Я взрослая, самостоятельная женщина. И если ты возомнил себе, что я нуждаюсь в твоей опеке, то ты ошибся. И чтобы разубедить тебя в этом окончательно, сообщаю, что когда обживусь в родительском доме, то подыщу работу в городе. А если окажется, что эти приступы паники мешают мне строить нормальную жизнь, тогда и стану думать, как с ними бороться. А теперь, прошу, оставь меня, Пити, я очень устала.

Пит Макдугл не обижался на это «Пити». Камилла Кэмпбелл оскорбительно коверкала его имя специально, потому что чувствовала себя уязвимой, несчастной. Это происходило тогда, когда ее собственная обида захлестывала все остальные чувства.

— И чем я тебя так заинтересовала, Пити? Уж не напрашиваешься ли ты ко мне в любовники? — саркастически осведомилась дерзкая Камилла, заставив Пита нахмуриться.

— Нет, конечно! Как тебе такое в голову могло прийти?

— Вот и не нужно этого, Пити, — настойчиво прошептала она, пристально глядя в его глаза. — Очень рада, что мы все выяснили. Не станем делать друг дружку дураками, сосед. Возможно, мне еще долго придется прожить в Уайт-Хилле, да и ты, похоже, никуда уезжать не собираешься.

— По-твоему, это единственный мотив, который движет мною в желании помочь тебе и твоей сестре? — обиженно возмутился Пит Макдугл.

— Мы справимся, Пити. Будь уверен. В жизни каждого человека бывают тяжелые периоды. Тебе ведь никто не помогал в известное время? — деликатно оговорилась Камилла.

Пит Макдугл не ответил на ее вопрос, поскольку самым честным ответом было бы признание того факта, что он до сих пор глубоко переживает предательство Дэбби. Однако ему в голову бы не пришло обратиться к кому-либо за помощью и поддержкой.

— Мне не нужна посторонняя помощь не потому, что я горда или мне нравится страдать и вызывать в окружающих сочувствие. Это не так, — с серьезным лицом четко проговорила Камилла, оставив свой недавний насмешливый тон, так задевавший Пита. — Я не хочу зависеть от посторонней помощи. Я обязана самостоятельно взять свою жизнь в собственные руки. Должна быть уверена, что устою, если вновь останусь одна. В конце концов, я не вынесу второй потери, даже если она и не будет столь трагической. Я хочу почувствовать силу, которую от меня отняли эти варвары.

— Силу? — удивленно переспросил Пит.

— Да, силу, — подтвердила Камилла. — Ты знаешь моих родителей, Пит. Тебе известен, их взгляд на вещи. Они с раннего детства внушали мне, что я хозяйка своей судьбы. Не жертва изменчивых обстоятельств или трусливый конформист. Я — обладатель доброй воли и просто обязана осуществлять ее в жизни. И я верила в это… Я и теперь верю. Но когда на твоих глазах на ночной улице убивают самого близкого человека, избивают тебя до полусмерти, кромсают твою судьбу ради пары сотен долларов в твоем бумажнике, то ты не имеешь в этот момент возможности мыслить глобальными категориями добра и зла. Ты взываешь о возмездии, которое судебная система превращает в фарс. И ты можешь почувствовать только собственное одиночество. Даже не тоску, не боль потери, не скорбь, не гнев и не злость — эти чувства очень быстро истощаются, если слишком часто к ним обращаться. Ты чувствуешь одиночество, всеобъемлющее, безысходное одиночество. Это как плот посреди океана. И ты понимаешь, что это самое честное, что могло с тобой произойти. А все остальное — обман, слепая удача, не более того.

— Что ты хочешь этим сказать?

— То, что у меня нет причин жаловаться или страдать. Жизнь показала мне свой оскал. Но я осталась жива.

— То есть ты смирилась?

— Если ты думаешь, что я с утра до вечера задаюсь этим вопросом, ты ошибаешься. Я знаю лишь то, что нет способов вернуть Роберта к жизни.

Пит неподвижно стоял напротив Камиллы, не представляя, что еще сказать. Он догадывался, что она и не нуждается в его мнении и оценках. Пит не пытался ставить себя на ее место. Он догадывался, что ее утрата серьезнее его утраты вовсе не потому, что Дэбби жива, а Роберта больше нет. Он осуждал поступок Дэбби, потому что был уже далек от всяких пылких чувств по отношению к ней. Просто он был кровно обижен за брошенных ею сыновей и недоумевал, как мать могла совершить такое.

Случай же Камиллы был совершенно иного толка. Она и Роберт сроднились друг с другом. Их союз являл редкостный случай абсолютного единения любящих людей. Тем тяжелее Камилле было остаться одной. Ее налаженный быт, ее кажущееся благополучие не позволили ей переключиться с переживания своего горя на решение текущих житейских проблем. Камилла действительно осталась одна в совершеннейшей пустоте, как плот посреди океана, и тем хуже для нее был этот штиль… В шторм она бы смогла мобилизоваться, крепко вцепившись в свой утлый плот, подумал Пит Макдугл, и робкая надежда забрезжила в его сердце.

В итоге двое взрослых людей сочли разумным пожелать друг другу доброй ночи и разойтись, словно не было этого напряженного диалога.

Киллер, дожидавшийся ее под развесистым канадским кленом, зашелся лаем от нетерпения.

— Заткнись, безголовый чурбан! — резко осадила его Камилла, но тотчас устыдилась своей невоздержанности, разглядев во взгляде овчарки детскую трогательную обиду. — К чему поднимать такой шум? Это всего лишь я, — нежно проговорила она, потрепав пса за ухом.

Она попыталась снять с его шеи старый кожаный ошейник и поменять его на специальный, против блох. Собака яростно воспротивилась, и Камилла приложила усилия, чтобы заговорить беспокойство Киллера.

— Знаю, знаю. Ты не признаешь цепи. Тебе нравится свобода. И ты не намерен от нее отказываться ради чего бы то ни было. Тебе и не придется. Это другое… Но если ты действительно хочешь жить со мной, если у тебя есть такое желание… нам обоим придется пойти на некоторые компромиссы. Я буду вести тебя за поводок всякий раз, выходя с тобой на прогулку. Я не хочу отвечать за твои сумасбродства перед законом. Мы будем гулять культурно. И тебе придется принять это условие. В противном случае можешь больше не приходить на мой порог… Ну так что? Уходишь или остаешься?

Камилла внимательно смотрела на пса. Он так же внимательно смотрел на Камиллу.

— Хочу, чтобы между нами все было честно. Я не люблю тебя, я не доверяю тебе. Не я выбрала тебя. И единственное, о чем я тебя прошу, — это послушание. Тогда мы сможем ужиться. Я понятно изъясняюсь? — холодно спросила она Киллера.

Он провел мордой по ее ноге.

— Теперь, когда роли распределены, можно начинать репетиции, — подытожила Камилла и пристегнула к его ошейнику поводок.

Она легонько потянула за поводок, направляя Киллера к калитке. Киллер подчинялся без особого энтузиазма. Они вышли за городскую черту, и когда перед их глазами простерлись голубоватые холмы, Камилла отстегнула поводок от ошейника, и обрадованный этим Киллер понесся, не разбирая пути, вверх и вниз по холмам. После каждого виража он подлетал к Камилле с торжествующим лаем, утыкался мордой в ее ногу, ловил мокрым носом ладонь или невзначай задевал хвостом и вновь срывался вперед вверх и вниз. Кто знает, так ли бы он ценил свободу, не пройдись до холмов на поводке, подумала женщина.

Но Киллер ценил свободу больше, чем она могла представить. Его детство, проведенное в клетке у местного живодера, оставило глубокий отпечаток на всей его собачьей натуре. Носясь с радостным лаем по холмам, он демонстрировал своей хозяйке, как ценит то, что она ему дает. Таков был его способ общения с человеком, которого он сам выбрал и в котором боялся разочароваться.

Преодолев пару холмов, Камилла завидела силуэт мужчины возле своего лавандового поля. Киллер бросился к этому силуэту и уже в считанные секунды был возле него и энергично вился вокруг. Камилле потребовалось больше времени, чтобы оказаться там же.

— Дэрби, прекрати, пожалуйста! Ты меня с ног собьешь, — упрашивал его, хохоча, Пит Макдугл.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Камилла соседа, подойдя поближе.

— Жду тебя, — бодро ответил тот.

— Могу я спросить, для чего я тебе понадобилась? — надменно поинтересовалась женщина.

— Я не мог не думать о нашем последнем разговоре…

— Очень информативная реплика, — иронически заметила Камилла. — Значит, ты не мог не думать о нашем последнем разговоре… И?..

— Я анализировал… Видишь ли, я считал, что ты пребываешь в состоянии вроде посттравматического шока. Но, поговорив с тобой вчера, я понял, что ты ясно сознаешь свое положение и… — Пит Макдугл, запнулся, соображая, как бы поделикатнее сформулировать свою мысль.

— И? — ехидно сощурив глаза, вновь переспросила его Камилла.

— Ты знаешь, как из этого состояния выбираться, — выпалил Пит.

Камилла больше не улыбалась.

— Ты так это понял? — тихо спросила она его.

— Да… Ты ведь сама говорила о том, что тебе необходима сила. Ты осознаешь, что тебе нужно… нужно для того, чтобы вновь взять поводья в руки. У тебя трудный период, но ты мало-помалу превозмогаешь его…

— Остановись, Пит, — перебила его Камилла. — Что это за новый метод соглашательства? — с подозрением проговорила она.

Пит повернул голову в другую сторону и вздохнул.

— Пит? — вопросительно повторила она.

И в ту же секунду он сделал к ней шаг и обнял. Он поцеловал Камиллу, и они упали в пышную майскую траву…

Камилла захлебывалась напитанным ароматами весенним воздухом, когда он целовал ее грудь, возникшую из-под грубой отцовской рубахи. Пит думал об этом всю ночь. И теперь, разгоряченный и порывистый, он не давал ей опомниться. С каждым поцелуем они все сильнее прижимались друг к другу.

Пит был так не похож на Роберта…

Роберт, со свойственной ему неспешностью и ироничностью, любил томить и изводить ласками, которые казались бесконечными. Она обожала его, загадочного и дразнящего, как не поддающийся решению ребус. Даже в самые страстные моменты их близости Роберт умудрялся сохранять хладнокровие. Он никогда не терял головы. Его ухаживание было возвышенным, а проявления любви поражали своей изысканностью. Он любил интимные игры, любил будоражить воображение, фантазируя бог весть что. Их секс был восхитительной шуткой…

Камилла и представить не могла их вместе в таком горячечном неистовстве. На ней не шелковое белье, а рабочие джинсы, резиновые сапоги и ветхая рубаха. Вокруг вьется собака, травинки лезут в рот.

— Пит… — хотела было остановить его Камилла.

— У меня есть презерватив, — сообщил ей побеспокоившийся обо всем сосед.

— Рада это слышать, но…

— Молчи, — осадил ее мужчина.

Она еще раз попыталась открыть рот, но тут полное бесстрастие овладело ею. Камилла лишь отмечала для себя, что ничто в Пите не могло вернуть ее к воспоминаниям о близости с Робертом. Пит был другим. Совершенно непохожим на ее погибшего мужа. И это радовало. Из чувства благодарности она даже поцеловала Пита. И не один раз… Камилла была признательна ему за то, что он не оспаривал уникальность ее почившего возлюбленного.

А Пит словно ошалел от ее поцелуев. Он запутался в ее вещах. Камилла хохотала как ненормальная, заражая Пита своим отчаянным настроением. Отсмеявшись, они вместе справились с пуговицами, молниями, крючками и прочими застежками.

Но уже потом все было серьезно.

Камилла крепко обняла Пита, она прижалась к его груди, она смотрела в его меняющееся лицо, боясь упустить что-то, ведомое ей одной.

А затем наступило мгновение воздушной легкости.

Весенняя прохладца земли, равно как и прохладца их взаимоотношений, не располагала нежиться в травах и беспечно наслаждаться этой легкостью. Пит Макдугл галантно помог Камилле одеться.

— Спасибо, — сказала она, спокойно принимая эту помощь.

— Это было восхитительно, — прочувствованно признался Пит.

— А сам ты, что же, не собираешься одеваться? Может быть, у тебя здесь еще одно свидание назначено? — пошутила Камилла.

— Ты такая маленькая и хрупкая. Но когда язвишь, я забываю об этом, — пробормотал Пит. — Я знаю, что нравлюсь тебе, — шепнул он, робко заглянув женщине в глаза.

— Не стану спорить, — хитро улыбаясь, проговорила Камилла.

— «Не стану спорить!» — передразнил он ее. — Почему не скажешь прямо: да, ты мне нравишься?

— Какой ты еще обидчивый мальчик, — поцеловав Пита в щеку, шепнула ему на ухо Камилла и встала.

Пит остался сидеть на холодной земле и наблюдал за ней снизу вверх с нескрываемым восхищением.

Камиллу не на шутку смутил этот чистый взгляд.

— Что это, по-твоему, было, Макдугл? — отвернувшись, спросила она его.

— Обязательно это как-то называть?

— Хотелось бы знать, — проговорила женщина.

— Рискуем ошибиться. Пусть время покажет.

— А чего бы ты хотел? — спросила Камилла, вновь посмотрев на Пита.

— Какое это имеет значение? Не хотелось бы досрочно узнать, что наши желания противоречат одно другому. Пусть все идет своим чередом.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду естественный ход событий. Мы ведь поступили с тобой сейчас очень естественно… в физиологическом смысле, разве нет?

— Куда уж естественней… — подтвердила Камилла.

— Если хочешь дать этому событию какое-то кодовое название, то пусть это будет «естественным взаимодействием», — предложил Пит Макдугл, поднимаясь с травы и расправляя джинсы.

— Я хочу, чтобы ты знал, — твердо произнесла Камилла. — Я очень люблю своего мужа и вряд ли смогу его забыть.

— Этого и не требуется, — с полуулыбкой проговорил Пит Макдугл и зашагал в сторону дома.

Камилла еще некоторое время озадаченно смотрела ему вслед.

Загрузка...