Вечерело. Оставив в лесу своих боевых друзей — группу боевого прикрытия во главе с Иваном Автушенко, — Галина Финская взвалила на плечи вязанку дров и под видом местной жительницы смело вышла на дорогу, ведущую в поселок Колодищи. Надо было успеть проникнуть в поселок до наступления комендантского часа.
От усталости у Гали подкашивались ноги, но об отдыхе и думать было нельзя.
Сколько партизанских троп-дорожек исходила эта славная патриотка за двадцать два месяца своей партизанской жизни! Сколько совершила дальних переходов, сколько раз рисковала собой — счета нет!
Осенью 1941 года Финская связалась с минскими подпольщицами Марией Осиповой, Надеждой Кутес, Мариной Молокович и другими и с их помощью вывозила из Минска для партизан оружие, медикаменты, боеприпасы. Ночью всякое движение мирных жителей по городу запрещалось под страхом смерти; значит, вывозить оружие можно было только днем. Но как? По Минску весь день слонялись гитлеровцы и полицаи. Иногда они устраивали на улицах облавы, хватали советских людей без разбора. А при выезде из города каждую подводу тщательно проверяли постовые.
И вот подпольщица Осипова и партизанская разведчица Финская разрабатывают и осуществляют дерзкий план. Они укладывают оружие на дно повозки, сверху навьючивают толстый слой сена, по сену расстилают постель, а на нее ложится Мария, укрытая до глаз теплым одеялом. В передке повозки — Финская. В таком виде подвода с оружием двигается прямо по главной улице города в сторону Уручье — Колодищи.
Всякий раз, когда Галю останавливали патрули или часовые заставы, она кричала им по-немецки:
— Не подходите, не подходите, пан! Я тифозную везу, больную!
Немцы пятились от повозки, бранились и приказывали немедля убираться ко всем чертям.
Однажды Мария Осипова действительно заболела, и Гале пришлось вывозить из Минска оружие без «тифозной», что уже было совсем опасно. Уложив в сани винтовки и патроны и прикрыв их, как обычно, сеном, Финская выехала со двора и вскоре очутилась на центральной Советской улице. За два квартала от окраины Галю окликнули два полицая. Один из них тут же схватил под уздцы Воронка, а другой направился к саням.
— А ну, вылазь! Чего везешь? — строго спросил он Галю.
Было похоже на то, что полицаи переворошат все сено. Что делать? Галя дернула вожжи, и ее Воронок бросился с места в карьер. Полицаи отлетели от саней, но кинулись вслед и, размахивая руками, кричали «стой!». К счастью разведчицы, у полицаев не было оружия. Видимо, они возвращались с дежурства. Галя уже успокоилась, но, глянув вперед, вспомнила, что ей грозит другое испытание — застава. Если часовые смотрели вдоль улицы, они, безусловно, заметили, как разведчица удирала от полицаев, и, конечно, попытаются остановить ее для тщательного обыска. Положение казалось безвыходным. Застава уже была совсем рядом, а Финская все еще ничего не могла придумать. Да и полицаи продолжали гнаться за ней…
Неожиданно из последнего перед заставой переулка на Советскую улицу вылетела тройка взмыленных лошадей. В выездных санях сидели пьяные немецкие офицеры. Увидав раскрасневшуюся Галю и гнавшихся за ее санями полицаев, офицеры не разобрались, в чем дело, и стали громко смеяться над своими холуями. Галю они подбадривали криками:
— Гут! Гут, фрау!
Полицаи стали отставать, а офицерская тройка мчалась рядом с санями Гали. Так они и подскакали к заставе. Один из часовых кинулся к Галиному возку, намереваясь остановить ее лошадь. Галя собрала все свое мужество и, повернувшись к офицерам, звонко, весело, задорно рассмеялась, приговаривая: «Гут, пане, гут, пане…».
Обман удался. Как и рассчитывала Финская, часовой вообразил, что ей покровительствуют офицеры, тем более, что они тоже весело смеялись и кричали: «Гут, фрау!». Отскочив в сторону, часовой тоже стал смеяться и кричать: «Гут, фрау!..».
Выехав из города вместе с офицерами, Галя на первом же повороте свернула в сторону и скрылась.
В другой раз ей пришлось везти винтовки, патроны и гранаты из Колодищ в отряд Веера. Погода была морозной, и конь бодро бежал лесной дорогой. Первые двенадцать километров — до села Волмы — Галя проехала благополучно. Въезжая в село, она знала, что немцев в нем нет; полицаи также почти никогда здесь не показывались. Но только успела, она проехать до середины села, как сзади ее окликнули. Она повернула голову и, к своему ужасу, увидела пять вооруженных полицаев, в один голос кричавших ей: «Стой!». Галя стегнула Воронка кнутом — чего никогда прежде не делала, — конь вскинулся на дыбы и так рванул, что один гуж хомута лопнул, сани повело боком и забросило в сторону. С трудом осадив Воронка, Галя хотела было связать гуж, но, оглянувшись, увидела, что полицаи бегут в ее сторону. Времени на починку не оставалось. Не долго думая, Галина перерезала финкой второй гуж и чересседельник, вскочила на Воронка верхом и понеслась вскачь. За ее спиной гремели винтовочные выстрелы, над головой посвистывали пули. Но все обошлось благополучно — конь галопом унес свою хозяйку в лес.
Приходилось Гале вступать и врукопашную с гестаповскими агентами. Как-то в летнюю пору она возвращалась из Минска в отряд. Недалеко от села Водопой на дорогу из леса вышел тщедушный мужчина, по виду местный житель. Знаком руки он остановил повозку и попросил Галю подвезти его до села. Ничего не подозревая, Финская согласилась. Но как только повозка тронулась, «попутчик» набросился на Галю, пытаясь скрутить ей руки.
— Попалась, гадина?! Теперь не уйдешь, — рычал предатель. Он не сомневался, что в два счета свяжет женщину.
Но не таковская была Галя. Собрав все силы, она вырвалась из цепких лап изменника, поймала вожжи, вскочила на ноги и, крикнув: «В лес!», — повернула коня с дороги. Воронок так рванул, что предатель не удержался и вылетел из брички. Тогда Галя повернула снова на дорогу и вскоре была уже далеко от опасного места.
О многих славных подвигах отважной разведчицы рассказывали мне партизаны. Свидетелем ее бесстрашия в дальнейшем был я сам. Но об этом речь ниже.
С конца 1942 года Финская стала разведчицей бригады Дяди Коли и по заданию штаба спешила сейчас в Колодищи.
В двенадцати километрах от Минска, между железнодорожной и шоссейной магистралями Минск — Москва, в районе станции Колодищи и военного городка Уручье гитлеровское командование расположило ряд своих важных объектов. В Уручье находился штаб военно-воздушных сил центральной группировки немецких войск, общежитие штабного состава и другие войсковые центры. В получасе ходьбы от военного городка, в небольшом лесочке, была укрыта радиостанция специального назначения, корректировавшая полеты ночных бомбардировщиков. Недалеко от нее, вблизи станции Колодищи, в двух больших каменных казармах размещались инженерно-технический персонал, охрана радиостанции и офицерская школа.
В небольшом домике, рядом с казармами, проживала связная нашей разведчицы Галины Финской жена майора Советской Армии Александра Степановна Старикович. Она зорко следила за действиями немцев и, когда к ней приходила Финская, передавала ей свои наблюдения.
По другую сторону железной дороги, в южном направлении, растянулся пристанционный поселок Колодищи. Небольшая впадина рассекала его на две неравные части: первая из них, примерно в пятнадцать — двадцать дворов, тесно прижалась к станции, другая, большая часть, взметнулась на косогор, в беспорядке рассыпала по нему до десятка домов и снова сбежала вниз. В самом конце поселка, в двух километрах от леса, проживала вторая связная Финской — научная сотрудница Минского университета Марина Федосовна Молокович. С начала немецко-фашистской оккупации она связалась с Минским подпольным горкомом партии и с тех пор неустанно вела антифашистскую работу: отправляла в лес к партизанам военнопленных, пересылала туда листовки, воззвания, газеты, медикаменты, оружие и боеприпасы.
Выгодно расположенный вдали от вражеского глаза, дом Марины Молокович служил явочным пунктом для встречи подпольщиков с партизанскими разведчиками, в том числе с Финской.
В начале 1943 года подпольщицы Мария Осипова и Молокович при участии нашей Гали, действовавшей с одобрения штаба бригады Дяди Коли, готовили взрыв офицерского общежития в Уручье. В поисках подходов к нему они узнали, что туда требуются уборщицы. Мария Осипова подобрала и подготовила для выполнения этого плана девушку, беженку из Бреста, Веру Стасен, окончившую до войны брестскую гимназию и в совершенстве владевшую немецким языком. Во время налета гитлеровской авиации на Брест ее родители погибли под обломками дома, и она с другими беженцами устремилась на восток. В Минске ее настигли немцы, и она оказалась на оккупированной территории. Здесь судьба столкнула Веру с Марией Осиповой, и та решила прибегнуть к ее помощи.
Мария сблизилась с Верой, постепенно ввела ее в курс задуманного дела, и когда, наконец, сказала, какую роль могла бы сыграть девушка, Вера с готовностью согласилась. Вскоре в Колодищах в доме Александры Степановны появилась «квартирантка»-беженка, подыскивающая себе работу.
Обычно никто из советских девушек не хотел работать у гитлеровцев, и поэтому, когда Вера сама пришла к коменданту офицерского общежития с предложением своих услуг, он принял ее с большой охотой, тем более, что Вера отрекомендовалась польской немкой. «Немецкое происхождение» и знание немецкого языка покорили коменданта и многих офицеров, увидевших Веру. Этому помогла и ее внешность. Она была хорошо сложенной девушкой, с красивыми волнистыми волосами и правильными чертами лица. Многие молодые офицеры пытались ухаживать за ней, но Вера тактично отклоняла их домогательства, стараясь со всеми быть одинаково любезной, улыбалась, лестно отзывалась о гитлеровской армии и самом фюрере.
Однажды, когда она собиралась уходить после работы домой, в комнату, где обычно находились уборщицы, ворвался подвыпивший лейтенант и стал приставать к ней. Вера отшатнулась и вскрикнула. В этот момент в дверях комнаты показался толстый гитлеровец с погонами старшего офицера. Поняв, в чем дело, толстяк набросился на лейтенанта.
— Так вы можете поступать с русскими, а к девушке немецкого происхождения должны относиться корректно, — отчитал он пьяного волокиту и выгнал вон.
— Этот пошляк, очевидно, оскорбил вас, фройлейн? Разрешите мне проводить вас, — вежливо предложил он Вере свои услуги.
Вера согласилась из боязни, как бы к ней по пути домой снова не пристал пьяный лейтенант. От военного городка до дома Старикович нужно было идти полтора километра открытым полем. Дорогой немец вел себя сдержанно, был предупредителен. У калитки он сразу же простился с Верой и, пожелав ей покойной ночи, удалился.
Вера рассказала об этом случае Александре Степановне и Марине Федосовне.
— А кто он по званию, этот твой рыцарь? — заинтересовалась Молокович.
— Я плохо еще разбираюсь в их чинах, но немцы называют его оберстом. У него вот такие витые погоны, — на пальцах показала Вера.
— Ага, значит, полковник. Такой гусь пригодился бы нам и для более интересных разговоров. Придется тебе, Верочка, завести с ним легкий роман. Это избавит тебя от назойливости других, более нахальных молодчиков из их компании, а кроме того, ты добьешься свободного, бесконтрольного прохода во все комнаты общежития, что нам потребуется для проноса туда взрывчатки, тем более, что носить ее тебе придется в несколько приемов.
Так у Веры возник «роман» с оберстом, который отрекомендовался Куртом Вернером. Почти каждый вечер Курт провожал ее домой, а иногда и в дневное время прогуливался с ней; стал вхож в дом Александры Степановны, познакомился и с Молокович. Несколько раз он приносил с собой вино, закуску и в компании женщин засиживался иногда далеко за полночь.
Офицеры общежития, как и предполагала Молокович, настолько привыкли к Вере, считая ее немкой и невестой Курта, что уже не обращали внимания на ее появление в комнатах общежития.
Остановка была за взрывчаткой, и подпольщицы с нетерпением ожидали прихода Галины Финской.