Один вельможа, считая, что коль скоро празднества прошли, то оставшиеся мальвы никому не нужны, приказал убрать все их стебельки, что были развешаны на шторах в его доме. Такие поступки я всегда считал продиктованными безвкусицей, но так как здесь был человек с тонким пониманием, я подумал: «А может быть, так и следует?» Однако Суо-но-найси[184] писала
Хоть и висят они,
Но уже бесполезны
Все вместе
На шторах
Увядшие мальвы цветы.
(Хоть и тоскую я,
Это уже бесполезно —
Вместе с любимым
Ничем нам не любоваться,
День нашей встречи далек.)
Стихи эти, посвященные увядшим лепесткам мальвы, висящей на шторах спальной, вошли в сборник стихов поэтессы. Кроме того, в пояснении к одной старинной песне сказано: «Ее послали, прикрепив к увядшей мальве».
В «Записках у изголовья» написано: «То, что дорого как воспоминание — засохшие листья мальвы». Мне эти слова кажутся бесконечно близкими. Камо-но Тёмэй в «Повести о четырех временах года»[185] также писал:
На яшмовых[186] шторах остались
От праздника мальвы цветы.
Как же можно без сожаления выбросить вон цветы, которые даже при увядании вызывают такие чувства? Поскольку говорят, что целебные кусудама,[187] висящие на занавесях в знатных домах, меняют на хризантемы в девятый день девятой луны, то и ирисы следует оставлять до праздника хризантем. После кончины Бива — августейшей супруги — кормилица Бэн[188] увидела, что ирисы и целебные шары на старинных шторах завяли. Она произнесла:
Здесь корни ириса висят,
Не к этому случаю сорванные.
Фрейлина Ко-но-дзидзю[189] в ответ ей сложила такие стихи:
Стебли ириса
Все те же, что и прежде…