Записки русского бедуина

ДВА ЧАСА НА ВОЗДУШНОМ ШАРЕ

Однажды мне довелось пересечь границу на такси. Я ехал из аэропорта Буффало к Ниагарскому водопаду. Водопад разочаровал. Воды, конечно, много, и падает она с шумом, однако время года было выбрано неудачно. Снег уже сошел, но еще ни травы, ни листвы на деревьях, а вторгшиеся в естественный ландшафт рукотворные сооружения возводились, как оказалось, под руководством врагов рода человеческого. В тех краях царят странные архитектурные представления. В Буффало, насколько я помню (ибо мне с трудом верится в то, что я помню), я видел внушительное здание с двумя фронтонами, каждый из которых был увенчан слегка уменьшенной копией статуи Свободы.

Вчера я пересек границу на воздушном шаре, и я совершенно счастлив — не потому, что никто не попросил меня предъявить паспорт и въездную визу, а потому, что полет на воздушном шаре — это совершенно изумительно.

Сам воздушный шар вы, несомненно, хорошо себе представляете. Он сделан из очень легкой шелковистой ткани, которая хорошо сматывается, так что шар вместе с корзиной можно поместить в автомобильный прицеп. Когда на небольшом лугу посреди леса он начинает на ваших глазах расти, то оказывается высотой с четырех- или пятиэтажный дом. Наш шар был красным, с швейцарским флагом и рекламной надписью «Хонда». Он был очень красив, но задирать голову во время полета не хотелось. Ведь шар, помимо потоков воздуха, приводится в движение периодическими вспышками питаемого газом огня, отчего вы чувствуете себя словно в парикмахерской, где вам хотят как можно быстрее высушить голову не в меру разогретым феном. Что же, в следующий раз я запасусь пиратской косынкой, тюрбаном или ермолкой.

Я тщетно пытался разгадать, где находятся счастливые участники полета, когда с балкона дома на Райхенау наводил на шары подзорную трубу. Действительность оказалась проста. Участники полета находятся в корзине. Самой обыкновенной плетеной корзине, которая была мне по пояс или чуть выше. Если кто хочет выпрыгнуть — пожалуйста, никаких затруднений. Плетение, очевидно, скрывает какие-то металлические конструкции; во всяком случае, корзина выдерживает шесть газовых баллонов, двух пилотов и трех-четырех пассажиров. Всемером было бы тесно. Нас было пятеро: Карл Ланг (хозяин магазина «Хонда», мощный человек), Рольф Ауэр (второй пилот), Дорис (бой-кая женщина лет пятидесяти пяти со швейцарских берегов Рей-на, она привыкла гонять с мужем на мотоциклах — таким все нипочем), Криста (жизнерадостная немецкая альпинистка) и подозрительный русский (как, с точки зрения блюстителей швейцарско-немецкой границы, меня охарактеризовала Дорис).

Еще когда мы сидели в помещении магазина, — а до лужайки было ехать с полчаса, — г-н Ланг спросил меня, не страшно ли мне лететь. Я удивился: а для чего я столько раз говорил с ним по телефону? Я так хотел полететь, что ни разу не задал себе вопрос, как я насчет высоты. А насчет высоты я так, что после приключений в крымских горах никогда по доброй воле не выйду на балкон девятого, а то и пятого этажа. В самолете я, правда, чувствую себя превосходно, но это другое.

Когда корзина оторвалась от земли и плавно, но вполне решительно стала подниматься все выше и очень быстро оказалась над лесом, я поймал себя на неожиданной мысли: и вот так я буду мучаться два часа? Мне было страшно. Но пилоты пришли на помощь: глядите только вперед, никогда — вниз; не хочу ли я шампанского? Вон там въезд и выезд из туннеля, а вот такой- то замок (отрываю руки от поручня, фотографирую), а вот остров Райхенау (конечно, — мужественно отвечаю я, — я вон там живу, совсем рядом со Святым Георгием). Перешли на ты. Над гладью Боденского озера откупорили шампанское. Оно оказалось столь отменным, что страх улетучился, и вторая половина полета была сплошным восторгом.

Самым восхитительным оказались даже не Альпы и Рейн. Дело в том, что во второй половине октября эти края отданы во власть туманов. Примерно до часу дня вообще ничего не видно, но и после того все покрыто тонкой пеленой. Пока мы летели вдоль Рейна, воздух был не таким прозрачным, как хотелось бы, но в остальном погода была безупречной. Мы летели из Швейцарии в Германию над Боденским озером, со скоростью 25–40 км в час, примерно от четырех до шести часов вечера. На немецкой холмистой стороне, покрытой полями, лугами, островками леса и небольшими поселениями, уже не было никакой пелены, к тому же мы снизились. Сначала маленькие самолеты кружили под нами, а теперь мы летели на небольшой высоте. И вот именно эта часть полета мне показалась волшебной. Скорость, высота, мягкий свет клонящегося к закату дня как нельзя лучше подходили к тому, чтобы любоваться неторопливо меняющимися пейзажами, высматривать всадников или одиноко пасущихся лошадей, косуль, мечущихся по полям и сверху похожих на зайцев, кошек, вышедших в поля поохотиться на мышей; чтобы наблюдать за жизнью отдаленной фермы с ее гусями и курами, старушкой, их кормящей, и юным кошачьим (или собачьим?) существом, их азартно пугающим. Когда мы снизились над одной из деревень (дома все каменные и даже солидные — но все равно деревня), высыпала детвора, человек пять или шесть мальчишек и девчонок. Они возбужденно бегали за нами по полям, а Карл Ланг кидал им в подарок швейцарские игрушки. Наконец мы — увы! — приземлились.

За два часа мы, понятно, сдружились. Пилоты повезли нас на ужин в швабский ресторанчик. К нам присоединился водитель машины, приехавший за нами и шаром из Швейцарии. Чтобы устроиться целой компанией, нам пришлось сдвинуть столы, за одним из которых уже ужинал приветливый седовласый господин. Я оказался, можно сказать, за его столом и, любопытствуя, что это за славное место, где мы очутились, беззаботно спросил его: «А где мы?» Он удивился: «Баден-Вюртемберг, Оберзиккинген». И, усмехнувшись, прибавил: «А вы что, с неба свалились?» Можете себе представить, как он был удивлен, обнаружив, что попал в точку!

Прощаясь со своими новыми друзьями, я заявил им, что если в эти края вернусь, то непременно полечу с ними снова.

Одно еще только впечатление. Когда мы летели над озером, на большой высоте, то было несколько моментов, когда не вырывался с шумом огонь, пилоты не связывались ни с кем по рации, никто не делился впечатлениями, то есть когда было тихо: тогда было абсолютно тихо! Я впервые «слышал» такую тишину. На такой высоте (метров семьсот) это было отчасти пугающим, но более того — завораживающим.