Записки военного врача

Приметы нового

К исходу второго горячего лета войны стала все более ощущаться нарастающая мощь Красной Армии. Конечно, на фронтах тогда мало кто знал, если знал вообще, что вражеское превосходство в важнейших видах боевой техники, причинившее нам столько бед, уже преодолено по существу и соотношение сил начало изменяться в пользу нашей армии, причем изменяться неотвратимо. Правда, до того, как это будет показано во весь рост под Сталинградом, оставалось еще несколько месяцев, и накал боев пока не ослабевал ни на юге, ни в центре. Тем не менее приближение коренного перелома в развитии борьбы с фашистскими агрессорами на советской земле, а за нею и повсюду давало себя знать все новыми выразительными приметами, порой совсем неожиданно.

Такой приметой обернулось для нас, в частности, внезапное появление в эвакогоспитале № 3829 восьми раненых солдат вермахта в своей изрядно пострадавшей форме. Они были захвачены в плен после боя, будучи раненными довольно тяжело. Поэтому их сдали на полковой медицинский пункт, откуда, остановив кровотечение, наложив стерильные повязки и проволочные шины, отправили на санитарной летучке на фронтовую госпитальную базу в город Калинин. Из эвакопункта вокзала на санитарном автобусе их перевезли со стандартными медицинскими карточками к нам.

Необычные пациенты не вызвали сенсацию в госпитале. Появление пленных, да еще в таком количестве, стало приметой нового в боевых действиях наших войск. Никто, конечно, не рассматривал каждого из этих пленных как персонального виновника всех чудовищных зверств, учиненных гитлеровцами в нашей стране, что, однако, не снимало с них, по крайней мере, моральной ответственности за это. Что же касается оказания медицинской помощи раненым пленным соответственно со всеми нормами, принятыми в Красной Армии, то она подразумевалась само собой. Она оказывалась на всех этапах санитарной эвакуации в соответствии с официальными установками Государственного Комитета Обороны страны.

При всем том нас несколько озадачило поступление вермахтовцев в госпиталь, заполненный советскими воинами, жестоко пострадавшими от огня врага. Лечить их в одних стенах, да еще под гром канонады, на наш взгляд, не следовало, было просто бестактно да и рискованно: немецко-фашистская военная форма ассоциировалась у советских людей с несчетными человеческими трагедиями, затронувшими так или иначе почти каждого из нас, поэтому медики нашего госпиталя были в затруднении.

— Ничего не случится, — ответили в эвакопункте, где я поделился своими соображениями. — Обработайте их, как положено, а там отправим в госпиталь.

Кое-что, однако, случилось. Причем на четвертые сутки лечения пленных, когда, казалось бы, окончательно развеялась опасность возникновения каких бы то ни было неприятностей в связи с ними.

Во второй половине дня идем мы с подполковником медицинской службы профессором А. В. Тафтом и ординатором В. А. Золотухиной по третьему этажу, занятому их хирургическим отделением, и ведем разговор о нескольких тяжелораненых, подготавливаемых к операциям, как вдруг Вера Алексеевна остановилась.

— Слышите, кажется, медсестра зовет на помощь, — сказала она встревоженно, показывая на конец длинного коридора, где размещались рядом две небольшие палаты, занятые пленными, — что-то случилось…

Действительно, оттуда доносился шум, и двое наших раненых, опираясь на костыли, поспешили в палату, где находились пленные. Бросились мы туда со всех ног. Вбежали и видим, что между двумя нашими ранеными и сидящим в постели раненым гитлеровцем уже идет потасовка. А неподалеку стоит ошеломленная наша Танюша, как звали все эту ласковую, быструю медицинскую сестру. Лицо ее в слезах. Руки, прижатые к груди, в крови. Остальные трое пленных лежат, глядя в сторону.

Оказалось, что Таня делала только что очередную перевязку раны тому фашисту, который находился слева, как он вдруг схватил ее руку, вцепился в нее зубами, совсем по-звериному, и вырвал кусок кожи и мышцы возле мизинца на левой ладони. От неожиданности и резкой боли девушка вскрикнула. Двое бойцов стояли в это время, опершись на костыли, у окна в коридоре, напротив двери в палату. Услышав крик Тани, они, как мы видели, первыми кинулись на помощь и, сразу поняв по виду девушки, что произошло, пустились вразумлять обидчика.

Разумеется, при нашем появлении защитники медсестры успокоились, хотя на лицах их еще долго оставалось выражение гневного презрения. Мигом затих и виновник происшествия, обводя нас исподлобья взглядом, полным животного страха.

На следующий день раненые вермахтовцы после хирургической обработки и наложения, кому нужно, гипсовых повязок еще раз были осмотрены лечащим врачом-ординатором В. А. Золотухиной и начальником третьего хирургического отделения профессором А. В. Тафтом и отправлены с очередной летучкой в ближайший стационарный госпиталь для пленных, размещавшийся в городе Иванове.

Но разговоры об этом происшествии еще долго шли у нас. Задним числом определили, что тот, кто напал на медицинскую сестру, чтобы причинить ей боль и нанести ей рану, был старшим и по возрасту и по чину среди этих попавших к нам раненых гитлеровцев. Все остальные явно побаивались его. Но не в том, собственно, заключалась суть. Главным в обсуждении неординарного происшествия явилось то, что, кто бы ни говорил о случившемся в нашей палате на третьем этаже — медики ли разных рангов, закаленные ли воины, чего только не повидавшие в боях, или молодые, пострадавшие в самом начале своего ратного пути, — все были едины в оценке происшедшего и выводах из него. А сводились они к тому, что гитлеровцы были озлоблены неудачами на фронте, тем, что Красная Армия наносит им удар за ударом, что их блицкриг провалился. Этим и объясняется та звериная злоба, с которой фашист набросился на лечившую его медицинскую сестру.

И то был правильный вывод, одна из верных примет неукротимо приближавшегося нового периода Великой Отечественной войны.

На многие отрадные размышления наводила нас и нараставшая боевая активность советских войск не только на юге, но и в наших краях. Лишь много позже мы узнали, что осенью 1942-го, когда в Ставке Верховного Главнокомандования разрабатывался план окончательного разгрома фашистских войск под Сталинградом, было решено провести наступательные операции в районе Вязьмы и Ржевского выступа, чтобы лишить возможности главное командование вермахта перебросить отсюда войска на помощь южной группе. В этих операциях предстояло участвовать также частям и соединениям Калининского фронта, о чем мы, разумеется, тогда не знали, но приближение чего вскоре почувствовали.

Начальник фронтового эвакопункта полковник М. И. Барсуков, пригласив меня в свой штаб, уведомил без лишних слов:

— Я получил приказ товарища Бурназяна (начальник санитарного управления Калининского фронта) срочно увеличить коечность госпитальной базы фронта за счет освоения здания бывшего военного ведомства. Знаете — большая домина на берегу Волги? Так вот, думали мы здесь и решили предложить вашу кандидатуру. Госпиталь № 3829 хорошо справляется с работой, а в этом прекрасном здании, мы надеемся, будете еще лучше лечить раненых.

— Что значит — освоить это здание?

— Ну, переоборудовать соответственно. У вас есть опыт.

— Товарищ полковник, когда меня впервые сделали начальником госпиталя, прошлым летом в Черкассах, я предупреждал бригврача Ибрагимова, что я не администратор, а хирург, теперь могу сказать, военный хирург с известным опытом…

— А вы понимаете, что означает для вас сейчас вернуться целиком в хирургию? Хирургические отделения возглавляют профессора, доктора наук, многоопытные хирурги со стажем раза в полтора, два больше всей вашей жизни. Что же остается вам? Ординатура!..

— С удовольствием!

Михаил Иванович чуть улыбнулся:

— Ну, ну, будет. Помните, что говорил Пирогов об администрации на войне? Что с нее начинается лечение раненых. А на войне нынешних масштабов тем более. Словом, прошу сегодня же приступить к подготовке нового госпиталя.

«Ну что ж, — думаю в который раз, — приказ есть приказ. Администраторов, видно, меньше, чем хирургов. Но я же все-таки хирург, хирург!..»

На следующий день генерал Бурназян приехал ознакомиться с эвакогоспиталем № 3829. Аветик Игнатьевич интересовался, как обслуживают раненых в госпитале, как работают хирурги, нет ли перебоев в медицинском снабжении, претензий к предыдущим этапам санитарной эвакуации, много ли осложнений. Осмотрев госпиталь, Аветик Игнатьевич остался доволен тем, что увидел и услышал, а затем произнес с явным сочувствием, глядя на меня:

— Но что поделаешь, надо расширить коечный фонд. Так требует обстановка.

Очевидно, Барсуков, который приехал вместе с генералом, рассказал ему о моем желании работать хирургом. Поэтому А. И. Бурназян и подчеркнул, что требования дела, интересы фронта для нас превыше всего.

Тут же по его предложению мы поехали к зданию на набережной Волги. Обошли вокруг, осмотрели отдельные его помещения. К нашему удивлению, здание оказалось мало поврежденным и требовало лишь ремонта и реконструкции: необходимо было соединить все шесть его отсеков, вставить окна и двери, распланировать расположение различных отделений и служб, восстановить центральное отопление, починить крышу, произвести некоторые другие ремонтные работы.

Когда разговор подошел к концу, Бурназян сказал мне:

— Только из оборудования тех корпусов ничего не надо брать с собой, все оставьте в старом госпитале как есть. Сюда же можете забрать мягкий инвентарь, хирургический инструментарий и медицинскую аппаратуру.

— Простите, — вырвалось у меня, — что-то вас не понимаю…

Бурназян с высоты своего гвардейского роста глянул на меня с улыбкой и, чуть потрепав по плечу рукой, таинственно заключил:

— Ничего, будет порядок..

И опять закрутилась у нас строительная карусель. В прежнее наше здание въехал вновь прибывший из тыла госпиталь. Коллектив нашего госпиталя переехал в это здание на Волге. Имущество и оборудование мы перевозили по мере завершения строительных работ. Как и прежде, в этом здании мы делали все силами своего коллектива, благо в команду выздоравливающих заместитель по медицинской части подобрал опытных специалистов — плотников, электриков, стекольщиков, каменщиков, монтажников. Да и медицинский персонал, как говорится, был не лыком шит, приобрел строительный опыт в том же Калинине. А уж оборудованием лечебных помещений целиком и полностью занимались только медики. Приятно было, что нас достаточно полно обеспечивали строительными материалами и госпитальным снаряжением. В этом также отразился в какой-то мере фактор времени, усердно работавший на победу при самоотверженных усилиях советского народа.

Через две недели госпиталь № 3829 мог принимать раненых на новом месте. Пока не было никаких звонков, никаких просьб, никаких замечаний… Только я подумал об этом, тут же раздался телефонный звонок. Говорил М. И. Барсуков:

— Что же не докладываете, как идет работа, когда можно загрузить госпиталь, когда будет новоселье?

Отвечаю:

— Госпиталь готов к приему раненых. Будем считать новосельем их первое поступление.

Ночью привезли 286 раненых. Это был первый экзамен для коллектива на новом месте. Все шло как надо. Савогина как Савогина, сортировка у нее отличная. Все спорится, все идет скоро. Все раненые накормлены и напоены крепким чаем. Отяжелевшие раненые быстро отобраны и направлены к Тафту, Кулеиной. Юрий Семенович вступил в привычную роль ведущего хирурга. Все притерлись, так сказать, адаптировались к новым условиям. Александра Платоновна Лунева и Раиса Петровна Худякова, Лидия Тупицина и Нина Кудряшева полностью обеспечили работу перевязочных, операционных, гипсовальных. Медикаменты, инструментарий и перевязочный материал поступали из санитарного склада медицинского управления фронта.

И вот уже отобраны все те, кому необходимы срочные оперативные вмешательства: ампутации, перевязки магистральных артерий, удаление металла из черепа, закрытие пневмоторакса. Окна в операционных были затемнены. Затем включили электрический свет. Вспыхнули яркие 100-свечовые лампы. В своем белоснежном облачении вошли врачи, операционные сестры. Во всех отделениях началась текущая хирургическая работа. А наутро, в 9.00, открылась очередная конференция: докладывал дежурный врач капитан Г. Ф. Усик…

Короче говоря, новый госпиталь для раненых воинов, способный вместить более 1000 человек, вступил в строй. Квалифицированная хирургическая помощь оказывалась тем, кто атаковал вражеские войска южнее города Белого, кто не позволил неприятелю перебросить отсюда значительные подкрепления в район Сталинграда и способствовал тем самым великой победе в битве, ставшей решающей в Великой Отечественной войне.