Записки военного врача

Глубокие корни

Спустя несколько дней после победы, когда все в ХППГ № 138 вроде бы вернулось в привычную колею, разве что без подвоза новых и новых раненых да без неумолчного артиллерийского гула поодаль, наш ведущий хирург З. Т. Талмуд вдруг объявил мне вечером, поглаживая свой седеющий затылок:

— Знаете, все что-то не верится в это!..

— А тишина вокруг, до самого Берлина… — отозвался я, потягиваясь с упоением. — А променад перед сном, который мы сейчас совершаем, не в разрушенной Паланге, а словно на каком-нибудь фешенебельном курорте…

— Так-то оно так, да память все тянет в прошлое.

И рассказал неторопливо о том, что стряслось в этих самых примерно местах около четырех лет назад.

Тогда наш госпиталь под тем же номером действовал в составе Северо-Западного фронта и двигался вместе с войсками. Фашистская авиация, господствуя в воздухе, не жалела бомб. Во время одной из бомбежек 138-й понес особенно значительный урон: погибли врач Болонкина и фельдшер Остапчук, были ранены врач Хмелевский и фармацевт Столбин, сгорели автобус для раненых, два грузовика… Похоронив павших, персонал госпиталя продолжал свой путь. На следующий день, достигнув поселка Подберезье, предназначенного для дислокации, госпиталь быстро раскинул свои палатки и тотчас приступил к хирургическому лечению людей — воинов и гражданского населения. 26 июля в 16.00, как врезалось в память нашему ведущему, штаб дивизии дал команду о немедленном свертывании госпиталя и перебазирования глубже в тыл, в поселок Холмы. Это означало, как знали все по опыту, резкое ухудшение обстановки на переднем крае.

Меньше чем через час госпитальные автомашины с людьми и хозяйством, вытянувшись колонной, на приличной дистанции друг от друга, запылили по большаку. Лишь большая операционная палатка с грузовиком при ней осталась на старом месте.

Там шла полостная операция, начатая незадолго до тревожного приказа. Ведущий хирург оперировал немолодого бойца, получившего на поле боя проникающее ранение в живот. То было опасное ранение, лечение последствий которого не терпит промедлений. Для хирурга в эти мгновения как бы не существовало ничего на свете, кроме распростертого перед ним беспомощного человека, чья жизнь висела на волоске. Все прошло благополучно. Теперь спасенному требовались покой и неослабное внимание медиков. Но оставаться с ним там, куда приближался враг, было равносильно преднамеренному убийству раненого и самоубийству его спасителей.

Вот и пришлось сразу же после завершения операции, за какие-нибудь 15—20 минут, свернуть в тюки операционное имущество, погрузить в полуторку, уложить раненого, еще не очнувшегося от операционного наркоза, на койку, установленную в кузове, под наблюдение присевших рядом врача и медсестры с медикаментами, — и, как выразился водитель-боец, «дунули вовсю». При этом водитель не забывал старательно объезжать, снижая скорость, все грозившие тряской места. А двое автоматчиков из выздоравливающих, готовые защищать послеоперационную палату на колесах, напряженно вглядывались с высоты кузова то назад, где могли объявиться мотоциклисты врага, то по сторонам, откуда могли ударить черные танки с белыми крестами, то ввысь, где в любую минуту можно было увидеть фашистские самолеты.

Поскольку рассказчик замолчал, вздохнув, я спросил:

— И что же?

— Да обошлось, самолеты промахнули мимо, а атака фашистов была отражена нашими войсками.

— А как оперированный, выдюжил?

— Тоже все было в норме, очнулся уже в госпитальной палате в Холмах, — сказал ведущий хирург, добавив горячо: — Но каков диапазон перемен, подумайте: от полостной операции в зоне боевых действий, стремительного маневра с оперированным на руках, в наркозе — до нынешних наших госпиталей, до всей нашей огромной и стройной системы комплексного лечения раненых, уникальной по размаху и общедоступности!

Контраст между тем, с чего начинали советские медики во время Великой Отечественной войны, и на каком уровне заканчивали, действительно поражает на первый взгляд. Не раз во время наших тогдашних разговоров по этому поводу звучало:

— Прямо сущая фантастика!..

— Чистое чудо!..

У этих земных чудес и фантастических былей имелись, однако, вполне реальные глубокие и крепкие корни. Они, разумеется, не составляли тайны для меня и моих товарищей. Но все же, снова и снова возвращаясь мысленно к событиям военной поры, на всем их протяжении, хотелось поосновательнее и поточней вникнуть в то, что свершило наше поколение для победы и благодаря чему.

Теперь это не представляет особой трудности. Бесчисленные документальные данные, научные исследования, свидетельства выдающихся советских полководцев да и личный опыт многих участников войны, в том числе медиков, проливают в совокупности яркий свет на все стороны титанической деятельности нашего общества в грозовые 1941—1945 годы, включая и медицинскую деятельность.

Чтобы объективно оценить работу наших медиков на полях сражений против немецко-фашистских захватчиков, следует прежде всего принять во внимание — и не забывать! — что то была наиболее жестокая и кровопролитная из войн, к тому же беспримерная по масштабам. Такой она была подготовлена и развязана германским фашизмом, в то время самым агрессивным и изуверским порождением мирового империализма. Справедливая и освободительная для нас, подвергнувшихся коварному разбойничьему нападению, она была насквозь захватнической, истребительной для нацистов и их компаньонов, явных и тайных.

Гитлер не переставал твердить со дня своего прихода к власти, что главная задача вермахта — «захват нового жизненного пространства на Востоке и его беспощадная германизация». Подготавливая практически нападение на СССР, он поучал генералов, и те ему восторженно вторили: «Россия должна быть ликвидирована». Суммируя все планы и декларации лидеров германского фашизма о нападении на нашу страну, западногерманский исследователь К. Рейнгардт заключает, что это нападение Гитлер «хотел вести в рамках расово-идеологической войны на уничтожение» — и вел, пока не потерпел полный крах под ударами Красной Армии.

Но до той поры, пока советский народ не переломил хребет фашистскому зверю, он стремился максимально обезлюживать, обескровливать наши войска и весь народ. Людские потери в стане противника, обычно считавшиеся одним из печальных следствий войны, были для гитлеровцев — как, кстати говоря, и для теперешних поклонников нейтронного оружия — одной из ее главных целей. Не собственно военные соображения, не та или иная ситуация на театрах военных действий диктовали фашистским полководцам и оккупационным чинам бесчисленные акты массового человекоубийства на нашей земле, а прежде всего их человеконенавистничество и неутолимая алчность, маскируемые всяким идеологическим бредом.

Вдобавок развитие боевой техники и совершенствование различных видов оружия умножили их губительную силу. Профессор генерал-лейтенант медицинской службы С. С. Гирголав в одной из своих работ, подвергнув анализу отечественные и зарубежные данные о средствах поражения в минувших войнах, констатировал: «На основании всех этих данных можно установить, что в войну 1941—1945 годов применялись наиболее разрушительные виды оружия по сравнению со всеми предыдущими войнами»[13]. Это привело к увеличению частоты ранений, а также в ряде случаев к отягощению их последствий. В частности, как отмечал в той же работе С. С. Гирголав, «тяжесть ранений в Великой Отечественной войне усугублялась большим числом множественных ранений, не только осколочных, но и пулевых»[14].

Трагическое начало Великой Отечественной войны повлекло за собой немало безвозвратных потерь не только среди бойцов и командиров Красной Армии, но и в рядах военных медиков, что дополнительно осложняло и затрудняло нашу работу. Многие проблемы и трудности были преодолены благодаря организованности и самоотверженности военно-медицинских работников. Люди, находившиеся на передовой и видевшие медиков в самых трудных и опасных ситуациях, и военные руководители, взвешивавшие их работу по конкретным результатам, отдавали должное их отваге, мастерству и деловитости. Вспоминая первый период войны, Маршал Советского Союза А. М. Василевский отметил однажды, что в Ставке Верховного Главнокомандования с похвалой отзывались о хорошей организации военно-медицинской службы: «Мне вспоминается, как в Ставке в свободные минуты нередко возникал разговор об отсутствии тревожных сигналов о лечении и эвакуации раненых, словно их не было. То, что раненые были и не в малом количестве, мы все хорошо знали, и потому такой разговор всегда заканчивался словами одобрения организации медицинского дела»[15].

В начале марта 1942 года М. И. Калинин пригласил к себе начальника Главного военно-санитарного управления генерала и врача Е. И. Смирнова по вопросу, связанному с деятельностью военно-медицинских работников.

Ефим Иванович долго размышлял, о чем может пойти речь, и ни к чему определенному так и не пришел. А оказалось, что Председатель Президиума Верховного Совета СССР не имел никаких претензий к работе наших медиков в целом и их начальнику в частности, — наоборот, оценивал деятельность армейской медицинской службы и ее руководителя весьма высоко. Он хотел упрекнуть Смирнова в другом: почему тот за хорошую, напряженную работу не представляет людей к правительственным наградам?

«Дело прошлое, — вспоминает Ефим Иванович. — Но этот упрек привел меня в замешательство. Ведь не только мы, военные медики, трудимся напряженно, не считаясь со временем. Так работают все советские люди!»

Свои сомнения он высказал Калинину. Михаил Иванович попросил его не думать так и не стесняться говорить хорошее о своих товарищах по работе.

Вскоре, теми же мартовскими днями, состоялось первое награждение военно-медицинских работников за образцовое выполнение заданий правительства[16]. Первое, но далеко не последнее. В общей сложности за время войны было награждено орденами 115 тысяч военно-медицинских работников и более 30 тысяч работников здравоохранения, оказывавших непосредственную помощь раненым воинам. 47 военных медиков за героические подвиги были удостоены звания Героя Советского Союза. 13 награждены полководческими орденами. К концу войны среди наших медиков было 18 полных кавалеров ордена Славы[17]. И за каждым из этих награждений — конкретные дела, исполненные доблести и благородства, самоотверженный высококвалифицированный труд во имя спасения защитников Родины, пострадавших в жестоких боях.

Среди научных исследований, обобщающих итоги деятельности советских военных медиков в боях против фашистской агрессии, 35-томный труд «Опыт советской медицины в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.». Это первое в мире издание такого рода и по размерам, и по глубине теоретической разработки проблем, и по обилию документальных данных, использованных при исследовании. Достаточно сказать, что среди первичных медицинских документов, подвергшихся анализу при подготовке «Опыта», было 150 тысяч историй болезни раненых, переданных после войны из госпиталей на хранение в Военно-медицинский музей. Крупнейшие наши ученые-медики, специалисты разных сфер медицинской науки и врачи-фронтовики, участвовавшие в создании «Опыта», привлекли также — для большей полноты анализа и точности выводов — множество иных материалов документального характера, как отечественных, так и зарубежных. И вот что констатируется в этом труде:

«Медицинские работники Советской страны на всем протяжении Великой Отечественной войны вели напряженную, упорную и самоотверженную борьбу за спасение жизни и восстановление здоровья каждого больного и раненого воина. Их доблестный труд был вознагражден замечательными результатами: процент инвалидности и летальности среди раненых и больных оказался весьма незначительным, а число больных и раненых, возвращенных в строй, — невиданно высоким, беспримерным в истории войн.

Эти достижения советской медицины становятся особенно показательными, если обратиться к санитарным отчетам русской армии за время первой мировой войны 1914—1918 гг. Несмотря на то, что в эту войну возможности возвращения раненых в строй в силу самого характера и тяжести ранений были шире, чем в Великую Отечественную войну, число раненых, возвращенных в строй, в русской армии, колебалось в пределах 40—45%, и во всяком случае не превышало 50%. В Советской же Армии за годы Великой Отечественной войны было возвращено в строй 72,3% раненых».

В «Опытах» отмечается также:

«Непрестанно совершенствуя методы и средства помощи больным и раненым, советские врачи достигли значительных успехов в лечении таких боевых травм, которые врачами армий капиталистических стран рассматривались как безнадежные.

Приводимые в настоящем «Труде» многочисленные фактические материалы, например, характеризующие помощь при ранениях центральной и периферической нервной системы, огнестрельных повреждениях лица, челюстей, глаз, органов грудной и брюшной полости, кровеносных сосудов и др., свидетельствуют об исключительных достижениях советской медицины.

Насколько можно судить по сведениям, опубликованным в иностранной печати, медицинская, в частности хирургическая помощь, которая оказывалась раненым в Советской Армии во время второй мировой войны, при различных повреждениях и заболеваниях, была во всех отношениях более совершенной, чем в армиях капиталистических государств»[18].

В этом, кстати сказать, воочию убедились наши медики, имевшие возможность достаточно ознакомиться с военными госпиталями противника.

— Судя по тому, что мы увидели и узнали после пленения фашистской 6-й армии, — рассказывал мне профессор полковник медицинской службы Г. М. Гуревич, — немецкая военно-полевая хирургия стояла далеко не на высоте современного уровня знаний, во всяком случае гораздо ниже хирургии мирного времени. Сказалась в этом прежде всего фашистская идеология с ее мракобесием и жестокостью. Только она могла благословить широкое применение выжигания ран для излечения раневой инфекции, как практиковалось, например, в госпиталях армии Паулюса. Надежды на исцеление огнем были отвергнуты медициной еще в конце средневековья, но фашисты воскресили их, следуя, очевидно, логике древних: «Если лекарства не помогают, нож поможет, если нож не поможет — огонь поможет, огонь не поможет — смерть поможет». Таков был один из краеугольных принципов организации медицинской помощи раненым в немецко-фашистской армии.

Знакомясь с работой немецких хирургических клиник сразу же после окончания войны, профессор А. А. Вишневский писал в своем дневнике: «Я убедился, что советская хирургия по всем основным направлениям несомненно превосходит немецкую и что все ее достижения действительно были реализованы во время войны. Мы вправе гордиться сделанным, и наша задача лишь в том, чтобы не успокаиваться и двигаться дальше»[19].

Среди многих авторитетных суждений о деятельности наших военных медиков особое внимание привлекают суждения выдающихся советских полководцев, прославившихся в битвах Великой Отечественной войны. Их свидетельства на этот счет в высшей степени весомы прежде всего потому, что военачальники, как никто, были осведомлены о безвозвратных и санитарных, то есть доступных лечению, потерях войск в боях, с одной стороны, и уровне восполнения таких потерь за счет исцеленных раненых — с другой. В то же время они исходили в своих оценках усилий военных медиков, как и всего личного состава войск, с позиций строгой объективности, тщательного учета плюсов и минусов.

Маршал Советского Союза Г. К. Жуков подчеркивал, что достижение победы над врагом зависит в немалой мере от того, «как поставлено дело лечения раненых и возвращения их в строй»[20]. Наши медики с честью справились с возложенными на них задачами и помогли Красной Армии выполнить ее историческую миссию.

«Медицинские работники под руководством нашей славной Коммунистической партии, — писал Маршал Советского Союза А. М. Василевский, — внесли большой вклад в победу над немецко-фашистскими захватчиками, возвратив в строй более 72% раненых и 90,6% больных… Героические подвиги медицинских работников, сопровождавшиеся напряжением всех сил и воли, их ратный труд, связанный с риском для жизни во имя спасения раненых солдат и офицеров, защищавших честь и свободу Советской Отчизны и освобождавших из-под ига фашистского рабства многие народы Европы, достойны подражания»[21].

Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский, еще будучи генералом, командующим армией, изведал на себе живительную силу нашей медицины: он был тяжело ранен на Западном фронте в марте 1942 года, а уже в начале лета вернулся в строй. Размышляя о медицинской службе много лет спустя, он писал: «Поистине наши медики были тружениками-героями. Они делали все, чтобы скорее поставить раненых на ноги, дать им возможность снова вернуться в строй. Нижайший поклон им за их заботу и доброту!»[22]

Со всей сердечностью отдают должное ратным заслугам медиков, как своим верным и деятельным соратникам, все ветераны Великой Отечественной. Не могу не привести проникновенных слов генерала армии В. В. Курасова об отряде военных медиков, к которому мне выпала честь принадлежать в последний год войны.

«С огромным уважением мы всегда относились к врачам — мастерам своего дела и особенно к хирургам и медицинским сестрам, которые в тяжелых фронтовых условиях, нередко под вражеским обстрелом и бомбежками, часто рискуя своей жизнью, круглосуточно вели энергичную и напряженную борьбу за жизнь каждого раненого», — писал генерал, подчеркивая далее: «Немало трудностей пришлось преодолевать медицинскому составу и в период последующих наступательных действий в 1944 году и на завершающем этапе войны. Однако воспитанный Коммунистической партией Советского Союза медицинский состав 4-й ударной армии стойко переносил лишения фронтовой жизни, упорно искал и умело находил выход из всех тяжелых положений, обеспечивая выполнение основных задач. Своим трудом, чуткостью, большим вниманием и заботой к каждому раненому и больному воину военным медикам удалось вернуть в строй после излечения более 200 000 солдат, сержантов, офицеров и генералов армии»[23].

А сколько было у нас таких армий, с такими вот искусными, самоотверженными медиками!..

К числу основных задач военной медицинской службы принадлежала также санитарно-эпидемическая защита войск. Это было не только первостепенное, но и очень многообразное и сложное дело.

Издревле войны сопровождались эпидемиями или значительными вспышками эпидемических заболеваний. В прежние времена потери от эпидемий в войсках превышали боевые потери. Возможность подобных бедствий реально грозила и нам, особенно в первый период военных действий, когда на восток переместились 1523 промышленных предприятия, миллионы жителей, многие сотни эвакогоспиталей с ранеными и больными и одновременно создавалась для отпора врагу большая действующая армия. В условиях крайней перенаселенности городов и сел в тылу, непомерной перегрузки транспорта, сжатых сроков формирования войск затруднялось осуществление нормальных санитарно-гигиенических мер, расшатывались противоэпидемические заслоны. Опасность распространения эпидемических заболеваний еще более обострилась с началом освобождения оккупированных врагом районов.

За период контрнаступления под Москвой и последующих наступательных операций наших войск по апрель 1942 года медицинская служба Западного фронта, например, обнаружила в районах, откуда были изгнаны фашисты, 2200 очагов сыпного тифа, которого здесь не было с начала двадцатых годов. Он вновь объявился с вторжением фашистских захватчиков, побывавших до этого во многих странах. Судя по «Военному дневнику» начальника генерального штаба сухопутных войск вермахта Ф. Гальдера, ему неоднократно рапортовали о вспышках заболевания сыпняком в подчиненных ему частях. Нищета, скученность, антисанитария, в которые захватчики ввергли сотни тысяч жителей, вот что характеризовало фашистский «новый порядок» на оккупированной территории.

Это обязывало нашу военно-медицинскую службу срочно укреплять и расширять противоэпидемическую защиту войск и населения, ликвидировать очаги инфекционных заболеваний. Были осуществлены всеобъемлющие оздоровительные и профилактические меры в государственном масштабе, тон им задавали военные медики. Их обеспечили не только необходимыми медикаментами, но и разнообразным оборудованием и аппаратурой, чтобы по мере продвижения наших войск вперед защищать их от инфекционных заболеваний, ликвидировать очаги инфекций на освобождаемых территориях. В общей сложности противоэпидемическая работа военной медицинской службы охватывала весь личный состав нашей армии, насчитывавшей временами почти шесть с половиной миллионов человек, и еще больше гражданского населения.

В результате, говоря словами «Опыта советской медицины», «в войсках Советской Армии в период Великой Отечественной войны не было эпидемий, заболеваемость инфекционными болезнями носила спорадический характер; число инфекционных заболеваний как в абсолютных цифрах, так и относительно других заболеваний и ранений было весьма незначительным»[24]. Этот отрадный и многозначительный факт также явился крупным вкладом медиков в великое дело победы.

Но что же, собственно, питало эти неординарные успехи?

Если принять во внимание обилие беспримерных трудностей, выпавших на долю нашей военно-медицинской службы, а также огромный размах ее деятельности, да почти четырехлетнюю длительность Великой Отечественной войны, то прежде всего приходит на ум, что все решали правильная постановка дела, высокая организованность.