Линди
Красные глаза отстой. Особенно, когда теряешь время, а Сиэтл отстает от Кройдон-Хиллз на три часа. Итак, три часа жизни я никогда не верну. Добавьте к этому дополнительный час, который мы просидели на взлетной полосе вчера вечером перед взлетом, и я расстроена, измотана и совершенно не в настроении иметь дело с репортерами, преследующими меня через аэропорт.
Но черт возьми.
Они не видят ничего плохого в том, чтобы светить в лицо камерами, когда я выхожу на улицу.
Попытка добраться до огромного внедорожника «Убера», ожидающего у обочины, похожа на сумасшедший дом.
Я игнорирую их, как могу. Это не первый раз, когда все хотят получить изображение или комментарий, и не последний. Но, возможно, это первый раз, когда они настолько навязчивы. Я привыкла к тому, что Чарльз всегда рядом и справляется с этим. Думаю, это расплата за проявление своей независимости. Возможно, сейчас я сожалею об этом.
Я чуть не спотыкаюсь, когда перед лицом оказывается камера, но проталкиваюсь, чтобы открыть заднюю дверь. Дрожащими руками удерживаюсь, проскальзываю внутрь и захлопываю дверь.
Водитель оборачивается. Запах травки смешивается с противным освежителем воздуха, как будто он его маскирует.
— Ты знаменитость что ли?
— Я фигуристка, — говорю ему и пристегиваю ремень безопасности. Этому парню не обязательно знать, что я Кингстон, и я не собираюсь это афишировать.
Дерьмо. Если эта мысль не заставляет осознать, что мне действительно нужна какая-то форма безопасности, то я не уверена, что тогда заставит.
Водитель подтверждает мой адрес, и я отправляю сообщение Сэму, мужу сестры Амелии, спрашивая, есть ли у него время поговорить сегодня. Я готова, по крайней мере, обсудить вопросы безопасности, если это будет на моих условиях. Если они работают на меня, то я могу сказать им, чтобы они отступили, когда нужно личное пространство. Они будут отвечать передо мной, а не моей семьей.
Улицы пусты, пока мы быстро едем из города обратно в Кройдон-Хиллз. К счастью, это дает возможность сориентироваться до того, как водитель въедет в подземный гараж здания, чтобы выпустить меня. Когда открываю дверь, он усмехается:
— Не знал, что фигуристам платят столько, чтобы жить здесь.
Фуу.
Я отказываюсь отвечать на этот дерьмовый комментарий и закрываю дверь.
— Спасибо.
Он определенно не получит хороший отзыв.
Я улыбаюсь швейцару и подумываю зайти в кафе, но решаю, что этим утром сон важнее кофеина. Захожу в лифт. Кровать зовет меня.
Но когда двери открываются, я оказываюсь на шестом этаже, а не на седьмом, Кензи ждет, чтобы войти. Она смотрит на меня и закрывает глаза. Она в беспорядке. Грязные волосы. Тени на глазах размазаны, но старая тушь все еще выглядит прилично. Какого черта?
— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю, нажимая кнопку закрытия дверей.
Голова Кензи ударяется о стену, и она шикает на меня.
— Не так громко, — шепчет она.
Хорошо. Думаю, пришла ее очередь адского похмелья.
Этот день начался звездно.
Мы вдвоем молча поднимаемся на наш этаж, затем проходим мимо Грейси в холле.
— Привет. Ты вернулась, — улыбается она, а затем смотрит на Кензи так, словно учуяла запах скунса.
— Ага. Только что пришла. Ты идешь на занятия? — спрашиваю я.
— Да. Малышки балерины в маминой студии ждут меня. Мы все еще собираемся выпить сегодня вечером? — спрашивает Грейс, и Кензи стонет, проходя мимо нас в квартиру. — В чем ее проблема?
— Понятия не имею. Ты видела ее вчера вечером?
Грейси качает головой.
— Но, судя по виду, я бы сказала, что ночь у нее была либо очень хорошая, либо очень плохая. Все может пойти в любую сторону.
— Ага. Полагаю, что так. Я собираюсь вырубиться. Увидимся вечером.
Она идет к лифту, и, если бы у меня были силы бежать, я бы побежала к своей кровати. Миртл приветствует меня, когда вхожу в дверь, дарю ей немного ласки и угощения, а затем позволяю следовать за мной в комнату. Она использует свою собачью лестницу, чтобы забраться на кровать, а затем моя ленивая собака теряет сознание раньше меня.
В следующий раз просыпаюсь оттого, что Эверли сидит на моей кровати и смеется.
Я открываю глаз, закрываю обратно и тру оба глаза ладонями.
— Что ты здесь делаешь? — я ворчу и убираю волосы с лица, затем вытираю слюни изо рта. Я не из тех, кого можно назвать спящей красавицей.
Эви смеется над чем-то, что читает в телефоне, и откидывается на мою подушку, улыбаясь.
— Игра начнется через час, и я подумала, что ты захочешь принять душ до того, как мы доберемся до «Вест-Энда», — она снова смотрит на свой телефон и смеется еще громче. — Ты должна увидеть это дерьмо. «Хроники» проводят опрос на прозвища для будущего ребенка вашей парочки. Мой фаворит — Хейсли. Понимаешь? Хейс и Линди — Хейсли.
Я беру очки с тумбочки и заставляю себя сесть, чтобы посмотреть, из-за чего она смеется.
— Подожди… ты только что сказала — ребенок? Как будто они думают, что я беременна? Они получили еще одну фотку с выпирающим животом? Иисусе. Одно гребаное буррито, и все думают, что я беременна.
— Они предполагают, что быстрая свадьба произошла из-за того, что ты беременна. Выпей сегодня вечером немного в «Вест-Энде». Это должно положить конец слухам. Какой-нибудь придурок сфотографирует и пришлет им.
Я выхватываю ее телефон и смотрю на экран. К последнему посту более двух тысяч комментариев.
— Две тысячи человек обсуждают, беременна ли я, потому что вчера вечером моя футболка была большой? — качаю головой, бросаю ей телефон и снова ложусь. — Это футболка. Они все большие.
Эверли встает и сдергивает с меня одеяло.
— Вставай. Прими душ. И поехали.
Смотрю на нее и жалею, что мне нечего в нее бросить.
— Тебе следовало бы стать инструктором в армии.
— Камуфляж — не мой цвет. А теперь поднимай свою задницу.
— Тебе можно пить, беда? Ходят слухи, что ты беременна двойней.
Я с гневным взглядом беру текилу и газировку у Мэддокса.
— Ты придурок.
— Он ничего не может с собой поделать. Это уже привычное состояние, — Эверли отпивает свой белый клюквенный «Космо» и откидывается на стойку, ее взгляд устремлен на Грейси, флиртующую с парнем, которого мы здесь никогда раньше не видели. — Кто это?
— Понятия не имею, но он определенно симпатичный.
— Парни не любят, когда их называют симпатичными, беда, — Мэддокс берет пульт и переключает канал. На экране появляется команда «Революции», и они приближают камеру к Джейсу и Истону, которые о чем-то разговаривают. — Они уже ведут себя послушно?
— Вчера нет. Но думаю, что мы с Джейсом пришли к небольшому взаимопониманию, — слегка сжимаю пальцы, но Мэддокс игнорирует меня. — Думаю, мы это увидим.
Я отправляю сообщение Ису с пожеланием надрать задницу соперникам сегодня вечером, а затем просматриваю сообщения.
— Дерьмо, — я проспала сообщение Сэма.
— Что-то не так? — Мэддокс толкает меня, как маленький любопытный засранец.
— Я ранее писала твоему отцу и пропустила его сообщение, когда он ответил.
— Похоже, ты не увидишь его до понедельника. Он забирает маму на выходные, — он оглядывает бар, затем снова на меня. — Где Кензи? Она хорошо себя чувствует?
— Хм? — спрашиваю, затем осознаю, что он спросил, и сосредотачиваюсь на нем. — Вечером у Кензи учебная сессия с друзьями из школы. Ты был здесь вчера вечером? Когда она пришла сегодня утром, она выглядела дерьмово.
— Ага. Она выпила много шотов. Сильно напилась.
Грейси движется через комнату вместе со своим загадочным незнакомцем.
— Могу ли я получить еще одну лимонную каплю, сумасшедший?
— Конечно. Что для тебя, приятель?
Незнакомец качает головой, и я съеживаюсь. Если Мэддокс называет тебя приятелем, значит, ты придурок, и это его способ сказать нам держаться подальше.
Это обычно так. Грейси сегодня вечером связалась с придурком.
Их всегда привлекают тихие люди.
К моменту окончания первого периода игры я готова кричать. Каждый раз, когда у этих засранцев-комментаторов появляется шанс, они вспоминают о нас с Истоном.
Как, по их мнению, он чувствует себя, играя за команду, которой владеет его жена.
О слухах насчет неприязни между ним и Джейсом.
Насколько хорошо сегодня вечером капитан и его вратарь работают вместе.
— О, Иисусе. Заткнись и говори об игре, — кричу я на телевизор, и небольшая группа людей здесь аплодирует.
«Вест-Энд» — популярное место. Сэм всегда защищал его, и теперь Мэддокс делает то же самое. Поэтому, когда с другого конца комнаты появляется вспышка, Мэддокс перелетает через бар.
— У тебя есть хоть малейшее представление о том, с кем ты имеешь дело, приятель?
Тупой придурок моргает, глядя на Мэддокса, явно понятия не имея, кто перед ним, а затем кричит, когда безумец разбивает его камеру и вышвыривает его через дверь.
— Пришли мне счет, мудак.
Когда Мэддокс оборачивается, он вскидывает руки.
— Если у кого-нибудь здесь есть идеи по поводу того, чтобы сфотографировать мою семью, возможно, вы тоже уберетесь отсюда.
Все аплодируют, и «Революция» забивает первый гол вечера. Поэтому я думаю: «какого черта», и кричу:
— Выпью за каждый гол, который они сегодня забьют, ребята.
Мэддокс качает головой, возвращаясь за стойку.
— Всегда доставляешь чертовы неприятности.
Я мило улыбаюсь.
— Но ты любишь меня.
— Мне все равно. Дай свою кредитную карту.
Я кидаю ее на старую стойку из вишневого дерева и снова смотрю на телевизор, чтобы посмотреть на мужа. Ах, да. Не могу дождаться, когда он вернется домой сегодня вечером.
Когда мы возвращаемся домой после игры, я меняю джинсы на спортивные штаны, затем бросаю пару вещей в сумку и спускаюсь по лестнице. Кензи на кухне доедает остатки. Ее очки надвинуты на макушку, а перед ней разложены тетради.
— Эй, мы скучали по тебе сегодня вечером.
Она поднимает глаза, яичный рулет уже на полпути ко рту.
— Извини. Я была в библиотеке допоздна. Куда собираешься?
Веди себя как взрослая, Линди.
Прими это и покажи всем.
— Я думала, что подожду Истона внизу. Сумасшедший ранее упоминал, что тонна коробок и мебели для Иса была доставлена вчера и сегодня. Я подумала, что помогу ему распаковать вещи.
— Ой, — ее глаза широко раскрылись. — Я собиралась это сделать. Означает ли это, что вы с Истоном…
Я опускаю глаза, нервничая, но больше не могу скрывать улыбку от одного из моих лучших друзей.
— У нас все хорошо, Кензи. Все действительно хорошо.
— Значит аннулирование брака отменяется? — она роняет яичный рулет и смотрит на меня, в ожидании.
— Нет, больше никакого упоминания об этом. Он предложил мне снова выйти за него замуж. На этот раз он хочет сделать это правильно, — шепчу. Я никому этого не говорила. Ну, никому, кроме Джейса.
— А ты хочешь? — спрашивает она с надеждой, танцующей в глазах.
— Хочу ли я выйти за него замуж? О да, — говорю тихо, боясь слишком разволноваться. — Но я ничего не знаю обо всех этих свадебных вещах. Я даже не разговариваю с мамой.
— Ты это исправишь, Линдс. Она твоя мама. Вы должны это исправить. Послушай ту, у кого больше никогда не будет возможности поговорить со своей мамой. Исправь это. Борись с этим, но исправь. Уладь отношения между тобой и Истоном, а затем поработай над этим вместе с семьей, начиная с твоей мамы.
Я прислоняюсь к ней головой.
— Когда ты стала такой умной, девочка-гений?
— Думаю, я такой родилась. У каждой из нас есть дары.
— Ну, чтобы ты знала, у нас с Истоном все в порядке, — беру из холодильника витаминную воду и бросаю ее в сумку, а затем краду кусочек яичного рулета Кензи. — Ням. Вкусно.
— Боже мой. Ты вспомнила? — она хлопает в ладоши, как легкомысленная чирлидерша, а я просто улыбаюсь, пока она не достает свой телефон, а затем на моем телефоне появляется сообщение.
— Что ты сделала, Кензи?
— Посмотри это с Исом, когда будет возможность, ладно?
— Что это такое? — спрашиваю со странным предчувствием.
— Просто доверься мне и посмотри это вместе с моим братом. Теперь иди. Нужно выучить еще одну главу, прежде чем смогу лечь спать, и мне действительно нужно лечь спать.
— Хорошо. Увидимся завтра, — прикрепляю поводок Миртл на ошейник и беру ее с собой в квартиру Истона.
Она меньше нашей. Традиционная двухкомнатная квартира открытой планировки с большим балконом и видом на одну из небольших рек, впадающих в озеро Кройдон. Грузчики, возможно, и привезли его вещи, но уж точно не распаковали. В его гостиной тонна коробок и новый кожаный диван с бирками, прикрепленными к белой поверхности.
Я решаю исследовать дальше и захожу в меньшую спальню. Мебель здесь явно была привезена из его дома в Вегасе. Старая, но любимая. В комнате Истона стоит деревянный стол, довольно старый насколько знаю. На внешней стороне коробок написано «Офис» почерком, явно не принадлежащим Истону. Я предполагаю, что он нанял компанию, чтобы собрать вещи в его доме и перевезти их через всю страну.
Я заглядываю в коробку и достаю фотографию Истона в рамке, стоящего между его мамой и Джул. Кензи сидит на руках Иса, и все тянутся к камере. Это отличный кадр, поэтому я ставлю фотографию на стол и улыбаюсь.
Я иду дальше по коридору в главную спальню и нахожу большой новый пружинный матрас и пуфик. Провожу рукой по матрасу «Калифорния Кинг» и срываю бирку, затем открываю большую коробку рядом и нахожу простыни.
Похоже, пора заняться стиркой.
Спустя две загрузки белья я распаковала его спальню. Его одежда развешена, кровать заправлена, а те небольшие туалетные принадлежности, которые удалось найти, лежат на стойке в главной ванной. Его большая кровать покрыта фланелью, как у какого-то лесоруба. Но она мягкая и пахнет кондиционером для белья, что соблазняет меня полежать на ней всего несколько минут. Я сворачиваюсь на бок и закрываю глаза. Всего на минуту. Просто немного отдохну.
Это то, что сказала себе. Но и без того темная комната становится кромешной тьмой, когда чувствую, как кровать прогибается рядом со мной, прежде чем оказываюсь в массивных объятиях мужа. Его запах окутывает, и я мурлыкаю, чувствуя себя счастливой.
— Который сейчас час?
— Поздно, — шепчет он мне на ухо, вызывая теплые покалывания по телу. — Мой рейс только что прилетел, и я получил сообщение, чтобы пришел сюда, а не к тебе.
Я переворачиваюсь и прижимаюсь щекой к обнаженной груди Истона. Он пахнет мылом и сандалом, и мое тело оживает, когда обнимаю его.
— Я скучала по тебе.
— Ты выглядишь чертовски сексуально в моей футболке, детка, — его теплые губы прижимаются к моим, и я вздыхаю, переплетая свои ноги с его. Рука Истона скользит по моему обнаженному бедру и останавливается. Его глаза горят и темнеют. — У тебя есть что-нибудь под моей футболкой, женушка?
Бабочки летают в животе. Я провожу пальцами по восхитительной груди Истона. Тепло расцветает внутри меня, придавая смелости.
— Как насчет того, чтобы выяснить это самому, муженек?
Он перемещается между моими ногами, и мурашки бегут по коже, крошечные огни вспыхивают везде, где он касается.
Истон скользит руками вверх по моей грудной клетке и обхватывает обе груди своими большими грубыми руками, нежно сжимая их, прежде чем большими пальцами коснуться моих затвердевших сосков.
Глубоко внутри меня пронзает волна похоти.
— Истон, — задыхаюсь, не зная, чего именно хочу.
— Видеть на тебе свое имя и номер так чертовски горячо, принцесса, но мне нужно, чтобы это исчезло, — он стягивает мою футболку через голову. Сильные губы прижимаются к моему горлу. Горячим и тяжелым поцелуем. Облизывая и посасывая ключицу. Он покусывает мою грудь, и его зубы царапают соски. Он повсюду, поклоняется моему телу.
Наше тяжелое дыхание становится единственным, что осмеливается нарушить ночную тишину.
Снег снаружи практически светится переливающимся белым светом с балкона, оставляя нас погруженными в темноту.
Истон приседает, и я раздвигаю ноги, когда его рот наконец достигает моей киски, он обдувает меня горячим дыханием.
Я смотрю на его темные глаза и кривую ухмылку, и не могу отвести взгляд.
Истон Хейс опьяняет.
Он дает мне уверенность, которой никогда не было раньше, и мне это нравится.
— Я хочу попробовать твою прелестную киску, принцесса, — и Боже, этот грязный рот.
Я тяну его за волосы и раздвигаю ноги, опуская колени на кровать.
— Чего же ты ждешь?
Истон проводит пальцами по моей промежности, и те крошечные искры, что были раньше, перерастают в полномасштабное пламя, когда он раздвигает мои губы. Собирает влагу, а затем высасывает ее с пальца.
Холодок пробегает по чрезмерно разгоряченной коже, и моя спина выгибается над кроватью, когда он погружает в меня палец.
— Аааах… — стону, у меня перехватывает дыхание, когда он засасывает клитор в рот.
Я кричу, задыхаясь, мышцы напрягаются, мой пресс дрожит.
Мои бедра сжимаются, а колени соединяются вокруг его головы.
Желая быть ближе.
Я двигаю бедрами, нуждаясь в большем, и стону, когда он дает мне это.
Истон стонет и втягивает в рот, щелкая и целуя. Его язык проникает в меня, прежде чем вернуться к клитору. Притянув ближе, он пожирает меня.
Мягкость нашей первой совместной ночи ушла, ее сменило отчаянное безумие, которое разжигает пламя все сильнее и сильнее.
С каждым движением его языка и прикосновением этих больших, грубых пальцев, вталкивающихся внутрь меня, растягивающих, трахающих, мое тело нагревается и трясется. Я хватаюсь за него. За простыни. Пытаюсь дотянуться до всего, пока мои мышцы дергаются, а оргазм находится на самом краю моего поля зрения, дразня.
Его грубые руки скользят под мои бедра и сжимают задницу, меняя угол наклона.
Притянув к своему рту, он рычит в мою киску, и интенсивность вибраций заставляет меня извиваться.
— О боже, Истон.
Мои бедра поднимаются, и тело пульсирует, как один большой удар сердца, грозящий разорвать на части.
Давление нарастает все выше и выше, пока не становится слишком большим.
Слишком много и недостаточно одновременно.
Ногтями царапаю его кожу и стону, задыхаюсь и умоляю его позволить мне кончить.
Моя кожа горит, когда обжигающее удовольствие перерастает в чертов ад.
Пока этого не становится слишком много, и я думаю, что могу сойти с ума.
Я смотрю в эти темно-зеленые, приоткрытые глаза, пристально смотрящие на меня, и кричу снова и снова.
Истон вводит один палец в киску, а другой прижимается к отверстию моей задницы.
И как раз в тот момент, когда думаю, что больше не смогу выдержать, его зубы царапают мой пульсирующий клитор. Я взрываюсь в жестоком оргазме, который потрясает до глубины души.