Линди
К шести утра следующего дня я оставила всякую надежду хорошо выспаться и решила поддаться отчаянной потребности в кофе. Набрасываю толстовку на майку и плетусь вниз, ожидая, что Миртл проснется и будет готова выйти на улицу. Но девочка смотрит на меня как на сумасшедшую, когда прохожу мимо ее кровати. Думаю, для нее тоже еще слишком рано.
То же самое, девочка, то же самое.
Всю ночь я ворочалась, думая о том, что надо мной сейчас спит Истон Хейс. Фу. Образы, которые вызывает одна мысль об этом, заставляют меня ерзать. Насколько это справедливо, что я, наконец, провела ночь в постели с Истоном вместо того, чтобы просто увидеть его лицо в телефоне, и не только не помню этого, но, видимо, все, что я делала, это спала?
Не то чтобы я злилась, что на самом деле у нас не было секса… Я имею в виду, если бы мы это сделали, было бы намного хуже. Просто… он меня поцеловал. Дважды. И эти поцелуи… Боже мой.
Между ногами образуется тепло, когда просто думаю о них.
Жар я игнорирую.
Неа.
Для меня нет тепла.
Я отказываюсь принимать хоть малейший проблеск тепла.
Меня не может возбудить одна лишь мысль об Истоне Хейсе.
Мой муж.
Я добавляю кофейные зерна и воду в гладкую кофеварку из нержавеющей стали и сажусь на табуретку, глядя на нее. Желая, чтобы она работала быстрее. Я должна быть на катке через час, и не смогу пережить утро без порции бодрости.
— Доброе утро, женушка.
Холодок пробегает по спине, когда Истон присоединяется ко мне на кухне и целует в макушку, как будто это самая естественная вещь на свете. Он только что принял душ, его песочно-каштановые волосы мокрые, взлохмачены и восхитительно пахнут. Как белая сосна и цитрусовые.
Он проходит мимо меня, и, о боже… Серые спортивные штаны свисают с его худых бедер и обнимают их. У меня текут слюнки, когда поднимаюсь взглядом по его груди, покрытой восхитительно обтягивающей белой футболкой. Этот человек — бог. Неудивительно, что я была влюблена в него половину своей жизни.
Он чувствует себя на моей кухне как дома, как будто был здесь тысячу раз, и, напевая что-то под нос, достает из шкафчика кружку.
Хмм.
Кто может быть в таком хорошем настроении и напевать в шесть утра?
Судя по всему, мой муж так и делает, когда заваривает себе кофе. Я зачарованно наблюдаю, как он наполняет кружку, достает из холодильника сливки для рождественского печенья, наливает большую порцию, затем протягивает мне и ждет.
Я моргаю, глядя на него в замешательстве.
Истон наклоняется и облизывает губы, и, клянусь, мое сердце замирает.
— Мне нравится, когда твои глаза делают это, принцесса. Твои ресницы трепещут, а щеки становятся розовыми и красивыми. Это заставляет меня задуматься обо всех других вещах, которые могу сделать, чтобы заставить тебя покраснеть таким образом, — губы Истона ласкают мое ухо, когда он шепчет: — И я должен сказать, это чертовски веселее, чем варить тебе кофе.
Наконец он ставит кофе на стойку рядом со мной, а я в шоке смотрю на него.
— Откуда ты знаешь, какой кофе я пью? — спрашиваю ошеломленно.
— Потому что я поставил перед собой задачу знать о тебе все.
— Ох… — какого черта? Ох? Это лучшее, что я могу придумать?
— У тебя есть планы на вечер? — он не дожидается моего ответа и снова начинает рыться в шкафах.
— Что ты ищешь? — я спрашиваю.
— Дорожная кружка.
Я подхожу к другому концу стойки и поднимаюсь на цыпочки, чтобы взять ему одну из наших дорожных кружек. Затем замираю, когда его тепло окутывает меня, но его тело не касается моего. Его руки движутся по обе стороны от стойки, мешая мне.
Я не оборачиваюсь, боясь того, что он может увидеть, если я это сделаю.
Вместо этого ставлю металлическую кружку на стойку и делаю глубокий вдох.
— Я обещала Эндрю встретиться с ним сегодня вечером на катке. Он все еще пытается заставить меня пересмотреть мнение о соревнованиях, а я все время говорю ему «нет». Так что теперь вместо этого я наблюдаю за тем, как пробуются его потенциальные партнеры, — пытаюсь произнести это с силой, но слова звучат скорее как шепот.
Можно ли чувствовать его, даже когда он не прикасается ко мне?
— Ты уверена, что закончила соревноваться? Ты не будешь скучать по фигурному катанию?
Это тот же вопрос, который мне задавали слишком много раз, чтобы сосчитать, начиная с Олимпийских игр. Но мой ответ остался прежним.
— Я до сих пор катаюсь. Но сейчас катаюсь для себя или когда работаю со своими маленькими фигуристами. Теперь веселее, меньше стресса. Эндрю просто трудно это принять.
— В какое время ты встречаешься с Эндрю? — Истон тихо рычит мне в ухо.
— В семь, — выдыхаю я и борюсь с каждым инстинктом, кричащим мне сделать один маленький шаг назад. Одно крошечное движение сократило бы расстояние между нами.
— В семь, — шепчет он и отступает назад, затем хватает дорожную кружку. — Спасибо, принцесса.
Я медленно поворачиваюсь и смотрю, как Истон наливает кофе и завинчивает крышку.
— Куда собираешься?
— Хочу сделать Блейзу сюрприз и отвезти его в школу, прежде чем встретиться со своим новым тренером. Потом у меня есть практика. Первая игра завтра вечером.
Его слова всколыхнули мысль, о которой я раньше не задумывалась.
— Удачи на тренировке, мальчик-хоккеист. Возможно, тебе стоит держаться подальше от Джейса на льду.
— Твой брат любит меня, — он смотрит на меня и на мгновение теряет немного бравады, прежде чем стряхнуть это и выйти из кухни, крича: — Увидимся сегодня вечером, принцесса.
Как только я слышу, как за ним щелкает входная дверь, прижимаюсь к стойке.
Было намного легче злиться на него, когда он не был достаточно близко, чтобы прикоснуться к нему.
Я виню прикосновения.
Прикосновения приводят к неприятностям.
Проблема в том… Думаю, мне бы понравились такие неприятности.
Истон
Тренер Фицджеральд встает из-за своего стола на арене «Революции» и протягивает мне руку.
— Рад, что ты присоединился к команде, Хейс. Было бы здорово видеть тебя в наших соцсетях для разнообразия.
— Да, сэр. Спасибо, тренер. Рад быть здесь.
Он жестом предлагает мне сесть.
— Я был удивлен, когда твой агент позвонил и принял наше предложение. Ты уже несколько лет советуешь нам оставить тебя в покое, — он откидывается на спинку стула и ждет, пока откроется дверь в его кабинет. — Что изменилось?
Что ж… Дерьмо.
Я должен был это предвидеть.
Макс Кингстон заходит в комнату. Этот человек, безусловно, является хозяином своей вселенной. Даже в свои сорок он излучает мощь и силу, не имеющие себе равных среди всех, кого я когда-либо встречал. И прямо сейчас он смотрит на меня так, будто я проблема, которую он хотел бы устранить.
— Да, Хейс. Что изменилось? — Макс откидывается на стол Фитца, прищурившись на меня. Глаза такого же цвета, как у его сестры.
Я встречаю взгляд Макса прямо в лоб.
— Моя причина остаться в Лас-Вегасе изменилась. Пришло время вернуться домой.
Фитц откашливается, но Макс игнорирует его.
— И как долго ты планируешь оставаться?
— Его контракт…
— Я не спрашиваю, что написано в его контракте, — перебивает он Фитца, его взгляд не отходит от меня.
— Пока моя жена хочет быть здесь, я останусь. Учитывая, что Линди так близка к своей семье, не думаю, что она когда-нибудь захочет уехать, — откидываюсь на спинку сиденья и скрещиваю ноги. — Я хотел бы завершить карьеру в Филадельфии, если смогу, но это будет зависеть от вас.
— Сделаешь больно моей сестре, и я позабочусь о том, чтобы ты больше никогда больше не играл в профессиональный хоккей. Когда я закончу с тобой, ты не сможешь даже работать над голами в чертовой команде разработчиков в каком-то безымянном городке в Канаде, — его костяшки пальцев побелели от того, что он схватился за край стола позади него. — Мы ведь понимаем друг друга?
— Я думаю… — Фитц пытается снять напряжение, но я отказываюсь отступать, потому что этот момент важнее хоккея.
— Громко и ясно, Макс. Но это происходит в обе стороны, — говорю ему, вставая со стула. — Совершенно уверен, что я уже доказал, что готов умереть за твою сестру. Как насчет того, чтобы ты позволил ей жить своей жизнью, как умной, независимой женщине, и постарался не причинять ей вреда? Потому что я почти уверен, что ей было бы больно, если бы она узнала, что ты думаешь, что она не сможет постоять за себя.
Макс делает шаг вперед, выглядя так, будто он готов замахнуться.
— Осторожнее. Я заботился о Линди всю ее чертову жизнь, придурок.
Тренер хлопает рукой по столу.
— Уйди отсюда, Хейс. Тренировка через час на базе в Кройдон-Хиллз. Не опаздывай.
— Тренер… — начинаю я, но он перебивает.
— Иди, пока Макс не убил тебя. Мне не нужен мой генеральный менеджер в тюрьме и мой вратарь вне игры. Во имя Иисуса.
— Хорошо, тренер, — протягиваю и пожимаю ему руку над столом, рядом с Максом, который не двигается. — Я с нетерпением жду возможности сыграть с вами.
Фитц качает головой.
— Тогда убирайся к черту, пока еще можешь.
Я киваю и выхожу, не оглядываясь.
Это не совсем тот прием в «Революцию», который я ожидал.
Истон: Возможно, я только что разозлил твоего брата.
Линди: Какого из? У меня их несколько.
Истон: Тот, который сейчас как бы владеет мной.
Линди: Макс? Вот дерьмо. Он никогда не злится. Что ты сделал?
Истон: Почему ты думаешь, что я что-то сделал?
Линди: И…?
Истон: Хорошо. Окей. Я женился на тебе. Видимо этого было достаточно.
Линди: Говорила тебе, что вся семья была в ярости.
Истон: Бекс нет.
Линди: Он нет?
Истон: Неа. Он доверяет нашему выбору.
Линди: Почти уверена, что он единственный.
Истон: Ты когда-нибудь задумывалась о том, чтобы постоять за себя перед своей семьей?
Линди: Ты когда-нибудь задумывался о том, чтобы заняться своими делами?
Истон: Ты мое дело, женушка.
Линди: У тебя что, нет тренировки или что-то в этом роде, мальчик-хоккеист?
Истон: Откуда ты узнала про это?
Линди: Просто угадала. Удачи тебе.
Тренировочная база «Революции» построена по последнему слову техники. Она была построена через несколько лет после того, как Кингстоны купили команду, и, судя по всему, они не пожалели денег. Раздевалка просторная. Стены оборудованы шкафчиками с нашими именами над каждым из них. Мне требуется минута, чтобы найти свой, и когда нахожу, я провожу пальцем по слову ХЕЙС и закрываю глаза, зная, что очень долго к этому шел.
До того, как присоединился к «Гадюкам», я истекал красной, белой и синей кровью.
«Революция» была командой моего родного города, и я любил ее.
Когда был маленьким, мама просыпалась на рассвете, чтобы отвезти меня на тренировку перед школой. Она никогда не включала радио в машине. Вместо этого она любила разговаривать во время наших поездок. Мы говорили обо всем: от того, сделал ли я домашнее задание до того, какое новое шоу смотрел или за какую команду играл в эти выходные. И мы всегда говорили о том дне, когда я буду играть за «Революцию Филадельфии».
Она была убеждена, что это произойдет.
Я почти уверен, что это была ее мечта в такой же степени, как и моя.
Хочется, чтобы она была здесь, и я мог поделиться этим с ней сейчас.
Ей бы это понравилось. Команда и Линди.
Бросаю сумку в кабинку и обуваю коньки до того, как придет остальная команда. Я хочу почувствовать лед, пока он еще пуст. Я уже произвел плохое впечатление на тренера, но, возможно, смогу добиться большего с товарищами по команде.
Когда иду по туннелю, я останавливаюсь как вкопанный. Похоже, я не единственный, кто хотел побыть несколько минут на льду в одиночестве. Линди летает по катку под песню Тейлор Свифт «Wildest Dreams».
Она чертовски красива. Она всегда такая. Но блин, когда катается, у меня перехватывает дыхание. Ее длинные светлые волосы развеваются за спиной с каждым новым движением, и по мере того, как песня ускоряется, она тоже. Она прыгает. Дерьмо.
У меня перехватывает дыхание, когда смотрю, как Линди взлетает в воздух. Прежде чем приземлится, она делает три полных оборота, и все ее лицо светится. Ее руки вытягиваются, она переходит к следующему движению и выполняет остальную часть упражнения, заканчивая вращением, которое становится все более крутым и быстрым, покак, наконец, вонзает коньки в лед, останавливаясь с великолепной точностью.
Она невероятна. И она моя.
Линди мне так и сказала, хотя пока и не помнит этого.
— Ты, черт возьми, ее преследуешь, засранец? Опять собираешься ее напоить?
Я поворачиваюсь, когда слышу разгневанное обвинение Джейса Кингстона, но недостаточно быстро, чтобы заблокировать правый хук, который он наносит.
Блять.
Я отступаю на шаг назад, затем выпрямляюсь в тот момент, когда Линди летит по льду к нам.
— Какого черта, Джейс? — она толкает его назад обеими ладонями в грудь и встает между ним и мной.
Я продвигаюсь вперед, чтобы оказаться рядом с ней, а не прятаться за своей женщиной, как чертов трус.
— Он смотрел, как ты катаешься, как чертов сталкер, Мэдлин, — Джейс делает шаг ко мне, и она снова блокирует его.
— Господи, Джейс. Сталкер? Действительно? — ее щеки пылают, когда она оказывается перед его лицом. — Ты шутишь, что ли? Я имела дело со сталкером, и это не Истон, — Линди пихает его снова. — Я фигуристка, Джейс. Люди смотрят, как я катаюсь. Это как бы соответствует работе, гений.
— Он не может смотреть, — кричит он, тыча пальцем мне в лицо. — Его вообще не должно быть здесь. Он не заслуживает того, чтобы дышать тем же чертовым воздухом, что и ты, после того, что сделал, — кричит Джейс прямо ей в лицо, и у меня появляется красная пелена гнева перед глазами.
Я подхожу к Линди и обнимаю ее, удерживая позади себя.
— Мне плевать, кто ты, черт возьми, такой. Не смей разговаривать с ней так.
— О да, придурок? — он понижает голос. — Почему? Потому что она твоя жена? Ну и шутка.
— Нет, придурок. Потому что она твоя сестра и заслуживает большего уважения. Если бы хотел защитить ее, потому что она моя жена, ты бы уже сидел на заднице со сломанным носом. Потому что в отличие от тебя я не бью как девчонка. Тогда она бы тоже разозлилась на меня, — Линди сжимает мою руку, лежащую на ее бедре, и опускает голову мне на середину спины.
Я не двигаюсь, пока она не сделает это.
Когда опускаю руку, она обходит меня и останавливается прямо перед братом.
— Отойди, Джейс, — на этот раз она говорит ему более спокойно. — И не мог бы ты следить за тем, что говоришь? Когда был в моем возрасте, у тебя уже был Коэн, и вы с Индией поженились. Индия, на которой, если я правильно помню, ты был готов жениться, узнав всего лишь месяц. Я знаю Истона полжизни, лицемер.
— Но… — он пытается оправдаться, но она останавливает его одним взглядом и, черт возьми, мой член становится твердым, как сталь.
— Твоя жена знает, что ты ведешь себя как пещерный человек, Джейс?
— Мэдлин, — шипит он.
— Не надо — Мэдлин, старший брат, — огрызается она в ответ. — Знаю, что для семьи я ребенок, но я — взрослая женщина, способная делать собственный выбор.
— И он твой выбор?
Линди смотрит на меня, ее глаза горят огнем.
— Он мой выбор.
Вот черт. Почти уверен, что Линди говорит это только потому, что злится на Джейса, но это чертовски близко к тому, что она сказала мне в субботу вечером, и она даже не осознает этого.
Джейс с отвращением переводит взгляд с сестры на меня и качает головой.
— Эта дискуссия еще не окончена, Мэдлин.
— Вот здесь ты ошибаешься, Джейс. Нет никакого обсуждения. Мне не нужно твое разрешение, — несколько парней из команды начинают выходить из туннеля, и Линди похлопывает Джейса по груди.
Именно тогда я замечаю, что ее платиновые обручальные кольца сияют достаточно ярко, чтобы ослепить меня.
Она их носит.
Черт возьми.
Она их носит.
Она поворачивается ко мне и целует в щеку.
— Веди себя хорошо и постарайся не разозлить его больше, чем уже есть.
— Да, Истон. Перестань дышать, потому что это меня бесит, — бормочет Джейс, и Линди смотрит на него.
— Не обращай на него внимания, — шепчет она, обнимая меня за талию. — И, может быть, постарайся не убивать его во время первой тренировки.
Я обнимаю в ответ и кладу подбородок ей на голову, наблюдая, как губы Джейса кривятся от гнева.
— Я не могу ничего обещать, принцесса. Но я попытаюсь.
— Спасибо, — она поднимается и целует меня в щеку. — Увидимся дома.
Джейс рычит, а я улыбаюсь так, словно король этого гребаного мира.
Она носит кольца и будет ждать меня дома.
Возможно, Линди не помнит, но это только начало.