Засекреченные приключения Шарлотты Бронте

С великим трепетом берусь я записывать важнейшие события моей жизни, так как даже намеки на то, что мне довелось узнать, чреваты серьезной опасностью. Далее, боюсь, что мой рассказ представит меня недостойнейшей грешницей. Оскорблю ли я читателей столь омерзительной повестью? Поверят ли они мне? Но я должна пойти на этот риск в надежде, что запись моей истории закроет позорную главу моей жизни. Быть может, те, что осудили бы меня за мои поступки, поймут и пожалеют меня. И, может быть, мои слова привлекут внимание кого-то, кто способен побороть зло, набирающее губительную силу, даже пока я пишу.

Моя история начинается со встречи с человеком, который стал господином моей души. Уже тогда я была знакома с натурой мужчин, и все-таки не знала, что существуют мужчины такие, как Он. Другие были грубы и уродливы, но Он был существом иного мира. Темен был Он, но сияющ, и обладал великой силой. С первого же мгновения Его странная красота пленила меня. Его глаза — такие яростные, такие светозарные — пронзили меня до самой глубины. Подобный бархату и стали, Его голос проникал во все уголки моего сознания. Много вопросов задавал Он мне, и много секретов Он узнал от меня.

Я призналась Ему в том, о чем не могла бы сказать ни одной живой душе. В том, как, когда я была девочкой, мой отец по ночам забирался в мою постель. Если я отбивалась, папа бил меня кулаком. Шептал, что я его милочка, и прижимал ладонь к моему рту, чтобы заглушить мои крики. О, рвущая боль! И он сказал, что я должна обещать никому про это не говорить, не то он отошлет меня в тюрьму для скверных девчонок, потому что я его соблазнила. Даже не запугай меня его угрозы, как я могла бы сказать кому-то о моем стыде?

Когда папа погиб, моя мать горевала, так как любила его, и я сдержала свое обещание. Его смерть ввергла нас в нищету, и мы были вынуждены пойти работать. Я притворялась, будто оплакиваю его, но втайне ликовала, что больше он никогда не сможет причинить мне боль. По ночам мне снилось, будто я бегу по фабрике мимо рядов жужжащих, лязгающих ткацких машин. Они засасывают меня, и фабрика взрывается с оглушающим грохотом в хаосе кирпичей, металлических осколков, кипящей воды. И в ужасе я просыпалась. Каждый день, трудясь на фабрике, я страшилась, что мой сон сбудется, и смерть мне будет карой за то, что я радовалась смерти папы.

Я никому про это не рассказывала, кроме упомянутого выше мужчины. От Него я ничего скрыть не могла, да и не хотела, ведь Он, казалось, был единственным человеком в мире, кто знал меня и принимал меня со всеми моими изъянами. Он словно бы выманивал у меня тайны ужаса и страданий, которые я скрывала от мира. Я стояла перед Ним нагая, и каждый шрам на моей душе был виден. Каждая частица меня, которую я вручала Ему, каким-то необъяснимым образом снискивала мне Его благоволение, а я превыше всего жаждала Его благоволения. Я жила ради Его посещений и начала желать Его в том смысле, в каком никогда прежде не желала ни одного мужчину. Присутствие Его ввергало меня в жаркое трепещущее томление. Приказание Его было для меня законом.

Когда он попросил меня украсть деньги у моего нанимателя, я украла. Затем я стала гувернанткой в доме, где у детей был любимый щенок. Для проверки моей преданности Он приказал мне убить собачку. Я пришла в ужас, поскольку любила ее не меньше, чем маленькие хозяева. Он не сказал, что в случае отказа покинет меня, — я прочла это в Его глазах. Моя потребность в Нем оказалась сильнее совести. Как-то ночью я задушила собачку. Бедняжка дергалась и пищала в моих руках, пока не умерла. Как скверно я себя чувствовала, обманув ее доверие! Как мучилась, глядя на горесть детей, когда ее тельце было найдено на кладбище, где Он велел мне его оставить.

Однако все это превратилось в пустяки, когда я воссоединилась с Ним. Он погладил мою щеку, и меня охватил блаженный трепет от прикосновения, по которому я томилась. Никогда Он не показывал, что хочет меня, но теперь я увидела желание в его глазах, и прикосновение его пальцев разожгло во мне пламя. Мне хотелось закричать от нетерпения, мне хотелось убежать в ужасе, но Его взгляд сковывал меня, принуждал молчать, и я могла лишь повиноваться.

Я теряла сознание от Его тепла. Всюду, где Его руки прикасались ко мне, под моей кожей вспыхивал огонь. Я содрогалась и стонала. Ему были ведомы тайны моего тела, о которых сама я даже не подозревала. Охотно я служила Его наслаждению, нетерпеливо я открыла Ему себя. А когда он погрузился в меня, боли, как в прошлом, не было, а лишь экстаз.

Но как могла я совершить подобный грех — упиваться союзом с мужчиной вне священных уз брака? И женская добродетель не воспрепятствовала мне? Увы, меня не заботили ни Бог, ни приличия, ни что-либо еще, кроме Него. Когда Он сказал: «Что бы ты для меня сделала?» — я ответила от всего сердца: «Чего бы ты ни пожелал!» Он был моим господином, всеохватывающим источником моего существования. Я была Его преданной рабыней.

Он знакомил меня с именитыми людьми из всех областей королевства и с Континента. Я развлекала их на балах, в кабаках, в игорных притонах и в спальнях. Цель всего этого так и не была мне сообщена, однако я заключила, что благодаря мне мой господин приобретает власть над этими людьми. Каждый из них чем-то платился за близость со мной, пока мой господин пожинал плоды моих трудов. В какую гнусную бездну Он меня вверг!

Но я не могла позволить, чтобы это меня заботило. В первый раз, когда Он приказал мне лечь в постель с мужчиной, я сказала, что не могу, так как хочу только Его. Лицо Его потемнело, но голос остался негромким, когда Он сказал: «Ты будешь повиноваться мне». И моя решимость рухнула: я увидела, что стоит мне воспротивиться Его воле, и Он уничтожит меня, как уничтожал всех, кто противился Ему. Я повиновалась ради привилегии быть с Ним и оставаться живой.

Я приучила себя ничего не испытывать к мужчинам, которых помогала Ему губить. Когда я была представлена лорду Расселу, премьер-министру Англии, я смотрела на него просто как на еще одну добычу моего господина. Но даже рабыня способна достичь предела своей покорности, даже падшая женщина сохраняет остатки морали. Наконец настал момент, когда моя любовь к моему господину подверглась испытанию.

Он устроил меня гувернанткой в дом Джозефа Локка, бирмингемского торговца оружием. Мистер Локк был честным, добрым и благочестивым христианином. Его супруга была справедливой и доброжелательной хозяйкой для меня, а их сыновья были ласковыми и послушными мальчиками. И мне открылась радость обычной жизни. Мое сердце начало томиться по тому, чего я уже никогда не могла обрести, хотя я и старалась увлечь мистера Локка. Сначала он противился, пренебрегал моими кокетливыми взглядами, избегал меня. Испытывая ненависть к себе за горе, которое причиняю ему и его семье, я вошла в его кабинет, где он работал в одиночестве. И он взял меня там прямо на полу, так велико было вожделение, которое я возбудила в нем. Потом он плакал и молил Бога простить его блуд.

Шли месяцы, наша тайная связь продолжалась. Он все больше падал духом, а его ничего не подозревавшая жена была полна тревоги за него, и как я жалела их обоих! Он был глиной в моих руках, как я — в руках моего господина. Затем, как-то ночью, он признался мне, чего ему стоила наша связь и что мой господин приобрел благодаря ей. Мистер Локк знал лишь часть истории, но остальное я вывела из разговоров, которые подслушивала в доме моего господина. Я была потрясена, так как никогда не догадывалась о размахе Его честолюбия, но теперь получила доказательство, что Он посягает на власть королей. Это открытие стало толчком к моему раскрепощению. Я начала понимать, что должна освободиться от Него или же обречь свою душу вечной погибели. Все же я любила Его и не находила в себе сил порвать с Ним, пока Он не отдал мне Свой следующий приказ.

Меня ошеломила дерзость Его плана. Однако я не сомневалась, что Он способен преуспеть: раз уж Он сумел скомпрометировать премьер-министра, то, казалось, для Него нет никаких преград. Зло этого замысла ввергло меня в смертельный ужас. Как могла я отдать в Его хищные руки невинных малюток? Как могла я позволить превратить себя в орудие, чтобы сотрясти основы мира и навлечь катастрофу на наше королевство?

Нет, я не могла, вопреки моему страху перед Ним. Покинуть Его было величайшей мукой для меня, но я должна была это сделать, хотя мое непокорство и обратит на меня всю смертоносную силу Его ярости. Я пишу это накануне моего бегства из дома мистера Локка. Как только я в последний раз побываю у моей матери, я уеду в Лондон, а затем и из страны. Я не должна никому говорить, куда направляюсь. Правду сказать, я и сама не знаю своей конечной цели. Знаю только, что должна уехать далеко-далеко и немедленно. Я уже ощущаю, как Его дух проникает в мои предательские мысли. Он непрерывно следит за мной и, чуть я покину Бирмингем, пошлет следом своих подручных, ведь Он не может допустить, чтобы я осталась жива, зная то, что я знаю.

Да защитит меня Бог, да простит мои грехи.