Ну, раз уж полтора часа как минимум она проспит, то уложил я малявку на кровать, отчистил творящей ультой все вокруг от крови, чтоб княгиню не пугать, да сдал супруге правителевой, сказав, что та будет пока спать, а после проснется здоровой, жизнерадостной, и возможно, сбежит сгоряча на родину, откусывать головы своим обидчикам. Выдав все напутствия, я отправился обратно в пировальный зал. За это время там мало что поменялось. Та же скучная простецкая музыка, те же притворяющиеся пьяными дружинники. Тот же желающий споить всех в говно князь. Нет, однозначно, вечеринку надо раскачать!
— Добрый княже. — обратился я к местному правителю. — А какие в ваших краях отношения с веселянкой?
— Если ты о веселун-траве говоришь, то добро. — мечтательно улыбнулся князь при упоминании странного растения. — Только больно уж дорогое удовольствие, да и рано еще, соседи урожай еще не собрали.
— Лех, я о веселун-траве говорю? — повернулся я к прихмелевшему справочнику.
— Да, это одно из ее названий. — кивнул Леха. — Веселянка, веселун-трава, а так же укур-виденье, шаманская колючка, хохотушка, гуляй-лопух…
— К бывшему кровососу не полечу. — вставил свою реплику в разговор Гартаил. — В последнюю встречу он четко дал понять, что это последнее, и даже за золото не продаст, поскольку продавать просто нечего.
— Ну, значит настало время синтетических имитаций. — ухмыльнулся я, врубая творящую ульту.
Да, как считал, так и продолжу считать, что натурпродукт лучше, чем то, что синтезируется этой способностью. Но, как говорится, на безбабье — и кулак — баба! Так что я сосредоточился и направил ману в кулак, стараясь все же думать не о бабах, а о веселянке. Мана резко потекла к нулю. Даже через чур резко. Настолько резко, что я почувствовал жжение внутри руки от ладони до подмышки. Последний раз такое было, когда я непривычно много маны пропустил через себя, растворяя старую тушку Гартаила. Тогда у меня на ладонях ожоги остались. Не спрашивал ни у кого, но подозреваю, что я просто манопроводящие каналы выжег. Наверное, все же настало время уточнить этот вопрос. А еще появилось ощущение, что мне ногой с разворота под дых врезали, и чувство пустоты внутри. Причем врезали так сильно, что даже шкала жизни немного дернулась и потеряла сто тридцать единичек.
— Да, ты верно понял. — вместо Лехи ответила на озвученный мною вопрос Увалия. Ну, логично, она у нас самый опытный маг, если не считать Гарика, но тому похер на все. — В нашем теле есть каналы, отвечающие за проведение маны. При чрезмерно мощном потоке они могут сгореть в прямом смысле слова, и регенерация этих тканей возможна лишь естественным путем, магией крайне тяжело это сделать. Эти каналы призваны оберегать окружающие ткани от воздействия этой духовной энергии, они же и становятся ограничителями силы мага. Поэтому «лич» — идеальная форма жизни мага — каналы теряют связь с материей, полностью переходя в энергетическую форму.
— А я вот на одном видосике видел, как один долбоеб джунгли создавал, весь дымился, как жаренный на костре носок, а Куршуга его хиляла, и весьма успешно. — напомнил я одну историю из уже немертвого города.
— Ну так она богиня, в конце то концов, да и помогали ей. — напомнил мне Леха. — А еще отпаивали зельями божественного качества этого придурка. Что ты вообще вспомнил об этом? Опять каналы пожег?
— Ага. — грустно вздохнул я и разжал, наконец, кулак.
На ладони, на пятачке начинающего пузыриться ожога, лежал пучок колючек веселянки. Князь, увидав семена, от радости аж сам побежал за какой-то особой трубкой дружбы. А я с грустью переводил взгляд то на веселянку, то на ожог, то на пустую шкалу маны, лениво, намного медленнее обычного заполняющуюся магической субстанцией.
— Уважаемые знатоки, внимание — вопрос! — задумчиво глядя на ладонь, пробурчал я себе под нос. — Какого хуя?
— Что именно какого? — заинтересованно вклинился в разговор Гарик.
— Какого хуя так мало тут? — кивнул я на веселянку. — Я за такой же объем маны мог бы средненькое озеро в пиво превратить. А тут жалких пять… Шесть… Семь… Семь замучанных репьев.
— Дай-ка взглянуть. — протянул руку Скъяаррл. — Думается мне, шаманской колючкой эту вашу веселянку не просто так прозвали.
Я оторвал от комка одну из колючих шишек и положил великану в ручищу. Тот поднес ладонь к своему огромному шнобелю и шумно понюхал. Мне даже показалось, что колючка щас улетит в недра этих дыхательных сопливых пещер и будет до конца своих дней веселить там его козявки. Но нет, обошлось. Задумчиво хмыкнув, шаман призвал одного из своих духов-демонов, от чего в зале настала полная тишина. Но молодцы мужики, шуметь, а тем более визжать и убегать не стали. Просто испуганно-заинтересованно разглядывали происходящее. Инфернал-призрак поджег колючку и растворился. А Скъяаррл прикрыл ладонь второй рукой, аккуратно подул в руку, видимо, распаляя колючку, после чего, когда его руки заполнились клубом дыма, шумно вдохнул этот дымок ноздрями. На пару секунд его глаза стали белыми, после чего с грустью и весельем одновременно посмотрел на меня.
— Дай угадаю. — ткнул я в его сторону указательным пальцем. — Тебе опять стыдно, что я победил в турнире?
— Ага. — с тоской в голосе кивнул Скъяаррл. — Скажи, что тебе известно про силу духа?
— Ну, это туман, который заполняет астрал? — уточнил я.
— Ага. — кивнул тролль.
— Ну, это туман, который заполняет астрал! — радостно кивнул я.
О, вот и каменного великана до *рукалицо* довел!
— А откуда этот туман берется, ты не задумывался? — со вздохом спросил тролль.
— А надо было? — наклонил я голову.
— Сила духа — это один из продуктов трансформации живой маны. — со вздохом начал объяснять тролль. — Как прана. Только прана образуется в живом организме, и нужна для поддержания его жизнедеятельности. Но после смерти, когда душа теряет привязку к физическому миру, когда она уходит в астральные глубины, духу становятся не нужны ни то, ни другое. И мана, и прана умершего духа превращаются в силу духа. В астрале много этой энергии, потому что всё, что умирает, отдает ему свою энергию. Животные, растения, букашки разные, все питают астрал силой духа. Так вот. Для духа эта субстанция заменяет оба эти параметра. Это как если бы у живого существа не было маны, и он бы использовал свою жизненную силу для заклинаний. Это возможно, ведь прана — это концентрат маны. А сила духа — концентрат праны.
— И судя по тому, что ты завел этот разговор, я всю свою ману слил на то, чтоб создать пару капель силы духа, а веселянка содержит именно эту астральную лабуду? — вкратце пересказал я эту лекцию.
— Именно. — кивнул тролль. — Причем, если ты сам сравнишь, то заметишь, что в весьма необычной форме. Это растение, оно словно… Возвращает силу духа в мир живых. Если шаманские грибы притягивают силу духа с тем, чтобы их яды вытягивали души живых в обитель духов, то это растение… Эта сила духа не стремится вернуться в астрал. Она не стремится превратиться обратно в ману или прану, но при этом она и не отравляет душу. Забавная трава…
— Так, кажется, я понял. — перебил я лекцию. — Чтобы создать эту траву в нормальных объемах и с нормальным качеством, надо влить в нее силу духа вместо маны, а ману потратить чисто на синтез материи!
С этими словами я достал анх из-за пазухи и, отрегенив немного маны, снова включил «Великое творение». Итак. Тянем из астрала силу духа и перекачиваем ее в руку. В здоровую, на всякий случай, а анх пока отложим, пока запас маны есть. Так же туда же, в этот же кулак — ману и концентрируемся на создании веселянки. Как любили говорить в Сочи в две тыщи четырнадцатом — быстрее, выше, сильнее! А также глубже и чаще, ага. Синтезировать уж, так давай позабористее! Давай, ульта, не жалей астральной энергии, замути покрепче и позабористей!
В кулаке почувствовалось шевеление, и пальцы разжались, не в силах сдерживать напор синтезируемой травы. Из кулака посыпались колючки размером с добрый жирный репей, правда, чуть более вытянутые в длину. И что самое прикольное — никаких больше ударов под дых! Вкупе с астральной энергией мана шла, как пиво по пищеводу тяжелым похмельным утречком! Прибежавший князь, зажавший в кулаке какую-то деревянную поварешку с толстой ручкой, в шоке уселся прямо на пороге. Ну как уселся — просто плюхнулся на задницу, когда ноги подкосились.
Когда на полу скопилась куча колючек с полметра высотой, я решил, что пока хватит. И решил провести еще один эксперимент. Дым, это же тоже вещество? Просто вещество, подвешенное в воздухе. А значит, дым я тоже могу синтезировать? По логике, могу. На практике — надо проверять. Я и проверил. Представив как можно детальнее веселяночный дым, я поддал мано-силодушную смесь в руку, зажатую в кулак. Между пальцами засочился дымок. Я усилил напор, и напор дыма так же усилился. В комнате затихли даже музыканты. Больше! Нужно больше дыма! Дымная вечеринка объявляется открытой! И фигня, что у дыма оттенок желтоватый. Я затянулся, сделав глубокий вдох этого дыма. Да, веселит, расслабляет, и накрывает, как веселянка. Значит, она! А цвет… Ну, так и я — не кальян! Возможно, будь я кальяном, и дым был бы белее!
В этот миг дым начал белеть. Во! Пошел процесс! Теперь я точно — кальян! Я посмотрел на свою руку, из которой шел дымок. Но вместо нее увидал только большой толстый шланг с массивным курительным наконечником. Я попробовал пошевелить рукой, и рука пошевелилась. Ну отлично, значит меня просто начало накрывать! Ха-хах-ха!
— Денис, ты это, ха-ха, горишь! — пытаясь сдерживать смех, сказал Леха.
— Да, я вообще горячий парень! — горделиво выпятил я грудь и похлопал себя по ней второй рукой.
Вторая рука тоже превратилась в шланг с насадкой, а грудь отозвалась стеклянным звоном. Я с удивлением наклонил голову посмотреть, че за хуйня, и мне показалось, что голова у меня необычно большая. Я прижал ко лбу шланг и почувствовал, что реально горю. Лоб был просто кипяток, словно внутри моего котелка бушевал огонь. Но при этом мне было даже не хорошо — мне было охренетительнищно! Я расслабил второй шланг и положил его на широкие поля железной шляпы.
— Я в прямом смысле. — хохотнул Леха, уже надышавшись испускаемого мною дыма. — А вообще, шикарная шляпа, ха-ха!
Стоп. Какая шляпа? Почему она железная? Сознание начало плыть, но я сосредоточился и создал небольшое зеркальце с ручкой, обвивая эту самую ручку правым шлангом, сняв его со шляпы. И посмотрелся в отражение. Из зеркала на меня смотрел огромный кальян с массивной тарелкой для щипцов, которую я принял за шляпу. На башке была огромная чаша из ананаса, размером с ведро, накрытая фольгой, а сверху — кучка горящих углей. Под полями шляпы на блестящей синей металлической поверхности сидели два огромных стеклянных глаза и улыбающийся безгубый рот, из которого тянулись слаааабенькие струйки дыма. Туловище мое превратилось в огромную синюю стеклянную колбу. Правда, жидкости там не было. Непорядок!
— Князь! — обратился я к икнувшему Славозвезду, или как там его. — Вели бочку вина прикатить! Будете кальян на вине тянуть! Ну, чего уставился? Пых-пых, мазафака!