Засланец Божий 4

Глава 29

Мой подмастерье, и он же наставник, по имени Забриэль, был представителем расы, название которой система мне перевела как черные ангелы. Или нигхелаим, в оригинале. Просто потому, что у них черные перья и волосы. Ну, и кожа слегка смуглая, как у молдованина какого-нибудь. Когда-то в древности, общий предок хелаимов всех цветов и оттенков, с помощью системы и того самого геномного редактора потратил тучу опыта просто на то, чтобы не просто отрастить себе крылья, но и закрепить эту особенность в генах таким образом, чтобы признак передавался из поколения в поколение. Так же у хелаимов изменился скелет, став легким и пустым, как у птиц. Если кто не знал, то у летающих птиц кости почти пустые, и на срезе напоминают эйфелеву башню, только перемычки из костной ткани, а не из железа. Ну, у нормальных птиц. Для уменьшения веса тела. Я вот не знал, мне это Леха рассказал потом вместе с историей этих крылатых мутантов.

Так вот. Эта модификация полностью объясняет, почему у этих крылатиков совершенно не аэродинамичная форма тела и морды при такой приспособленности тела к полетам. К слову, дети от хелаимов и обычных людей тоже рождаются крылатыми, но такие браки редки. Причина в какой-то там системе доминантности генов… Спросите у Лехи, если вам термины нужны. Короче, у потомков таких браков будет спящий ген бескрылости и, если такой человек со спящим геном заделает ребенка с таким же носителем скрытой обычности, то есть шанс рождения бескрылого ребенка. Для хелаимов это капец какой позор. Как если бы в семье обычных белых людей вдруг родился бы негр. Вроде, есть такой шанс, если в предках негры были. Но ты пойди это тупым соседям докажи.

— Начнем с самых основ. — Начал Забриэль. — Как ты считаешь, что самое главное в процессе создания любого ремесленного изделия?

— Получить удовольствие от процесса? — немного подумав, решил я, что вопрос с подвохом и потому привел рецепт обычной хорошей пьянки.

— Да, ты прав. — удивился крылатик, видимо, тому факту, что я сходу угадал задуманный им ответ. — А почему, тоже знаешь?

Немного поделав вид, что думаю, просто молча пожал плечами.

— Потому что, когда ты в процессе создания чего-либо испытываешь положительные эмоции, душа твоя выделяет особую энергию, несущую в себе оттенок твоих мыслей. — начал объяснять летучий кузнец. — А изделие эту энергию впитывает, а потом возвращает владельцу, или передает окружающим. Давно известно, что если ковать, допустим, меч, в присутствии пытаемых рабов и закалять его в крови и внутренностях живых людей, которых медленно и мучительно убивают в процессе, то меч такой будет внушать ужас и страх врагам. Но и владелец такого меча будет бояться своих противников, а потому рано или поздно совершит ошибку и погибнет. Известны случаи, когда обладатели клинков ужаса или мечей боли погибали в бою от остановки сердца, они просто сами умирали от страха. Поэтому любую вещь надо создавать если не с любовью, то все равно с хорошими мыслями, с уверенностью, с хорошим настроением и — главное — в трезвом и ясном уме! А уж тем более оружие с броней!

О как оказывается! А я-то думал, это психологические заморочки, а оно вон как все сложно устроено! Ну, в целом, да, согласен. Да и вы, я думаю, замечали подобное. Сделали что-нибудь своими руками с хорошим настроением или вообще — с так называемым вдохновением, а потом смотрите на это и на душе так сразу легче становится. Я вот с ножами этими своими такое заметил. Я их че и стал с собой на охоту таскать. Не просто потому что они лучше магазинских. Такой нож в руку взял в походе — и сразу и щепки на костер легче строгаются для растопки, а сам костер легче разжигается. И мясо на шашлык легче режется, и жарится потом это мясо тоже качественнее, не сгорая. И вот даже не замечал раньше этого, пока Забриэль не обратил на это мое внимание. Я поделился с ним этими мыслями, и он подтвердил мои догадки.

— Это и называется — сделать с душой. — продолжил урок кузнец. — Многие думают, что это означает, что у созданного тобой изделия собственная живая душа. Но нет, это означает, что в нем частичка твоей собственной души. Энергии, выделенной ею в процессе. А еще есть одно очень важное понятие — вдохновение. Когда ты уходишь в процесс с головой и сама судьба толкает тебя под руку. Ремесленный транс. Когда ты выпадаешь из реальности, а когда возвращаешься к нормальному восприятию, понимаешь, что создал свой личный шедевр, пусть даже изначальная задумка была и иной. Иногда нам, кузнецам, такое вдохновение посылает Велхенст. Иногда, оно возникает само по себе. Вот, я видел у твоей спутницы, у девочки, браслет интересный на руке. Я с ним знаком. Давненько это было, правда… Был я тогда учеником мастера Бумбахмолота.

— Это ж сколько лет ему? — непроизвольно вырвалось у меня. Забриэлю на вид было лет сорок, а дварф… Дварф, будь он человеком, выглядел не старше пятидесяти.

— Ему? — задумался нигхелаим. — Ну, лет сто двадцать, наверное. Дварфы, они куда как медленнее других рас стареют, и живут побольше. Так вот. Я помогал мастеру, когда он это оружие создавал. Цепочку вот, лично я делал, под его надзором. А он механизм с клинком. Браслет этот, по задумке, должен был стрелять лезвием, а потом втягивать его обратно системой шестерен и пружин, а пружины надобно было потом в спокойной обстановке закручивать, заряжать… одной полной зарядки должно было хватать на десяток циклов. Но в какой-то момент, когда мастер уже собирал конструкцию, задумался, глядя на магическое точило, ну, вон как то, что само крутится. И тут его взор загорелся. Он смел с верстака рукой тщательно выковываемые им ранее пружины, насыпал в колбу мелких хрустальных кристаллов и, залив их кинетическим зельем, набросал сверху шестеренок от механизма, добавив сверху сам клинок. После чего, взболтав эту смесь, расстелил на верстаке пергамент и набросал там магическую фигуру, безо всякого инструмента выводя идеальные линии голой рукой. Закончив с чертежом, он разложил в ключевые узлы фигуры шестеренки, а сверху разложил кристаллы. Фигура вспыхнула, окутав верстак непроглядным облаком густого дыма, а когда тот рассеялся, на опаленном пергаменте лежали шестеренки, покрытые хрусталем, словно глазурью. Мастер вышел из транса, в тот момент, когда появился дым, и сам с удивлением смотрел на свое творение, которое так и не смог потом повторить так, как получилось. Идея магодвижимых шестеренок прижилась и популярна и по сей день, но лезвие, способное летать, просто повинуясь силе мысли обладателя, повторить пока не смог никто. Оружие создавалось в подарок за некоторые услуги… Кое-кому. Возможно, желание одарить этого кое-кого и послужило источником того вдохновения.

— Это все, конечно, интересно и поучительно, но поболтать и в процессе можно. — покивал я. — С чего начнем?

— Для начала, я бы определился с формой стрелы и материалами для нее. — усмехнувшись чему-то и фыркнув, ответил кузнец. — В целом, поскольку дефицита в металле нет, я бы сделал стрелу полностью из орихалка, и наконечник, и древко. Оперение только из пера нужно сделать, а то если его отлить из металла, то ты при выстреле себе просто пальцы отрежешь на той руке, которой будешь лук держать. Как тебе эта идея?

— Полностью согласен. — кивнул я, не видя смысла спорить с профессионалом. — Лично я считаю, что чем меньше деталей в изделии, тем оно надежнее. Хотя, сломать можно и железный шар, при желании, но все же.

— Отлично. — кивнул своим мыслям мастер. — Тогда с формой…

— Такая подойдет? — сотворил я тем временем обычную, привычную мне охотничью стрелу с узким наконечником о двух лезвиях.

— А что ты у меня то спрашиваешь? — удивившись, принял он у меня снаряд. — Тебе ж ею стрелять. Убирай пока хвосты.

С этими словами, пока я ультой растворял оперение, нигхелаим притащил каменную плиту и положил на верстак передо мной. Когда я закончил, он взглядом показал мне на камень. Я положил стрелу, а крылан вручил мне небольшую керамическую баночку из обожженной глины с белой краской и кисточку.

— Обрисуй.

Я подивился легкости нынешних заданий, но послушно принял у него орудия и, прижимая одной рукой стрелу к камню, чтоб не съехал, старательно обвел ее краской. Поставив банку с кисточкой на верстак, я убрал с каменюки стрелу и осмотрел результат. Со стороны могло показаться, что кто-то убил стрелу, и криминалисты обвели мелом место преступления.

— А теперь — долби. — протянул мне Забриэль массивную стамеску и молоток.

— Кого? — не сразу въехал я в ситуацию.

— Камень. — терпеливо объяснил крылатый кузнец. — В канавку потом зальешь расплавленный металл, а после ты уже молотком с напильником окончательную форму придашь. Но самое главное! Я ж не просто так тебя о контроле маны спрашивал. Ты молоток и зубило маной своей накачивай. Но магию не используй. Вообще, отключи все способности и просто положись на инструмент. Почувствуй камень, почувствуй зубило, почувствуй молоток как продолжение своих рук. И не бойся испортить. Именно этот страх и портит заготовки. Камня в округе много, его не жалко.

Ну, вот тебе и легкость текущих заданий. С этим уже пришлось подолбаться. Но, как ни удивительно, когда я приноровился, пошло все куда как легче. Инструмент хороший, сразу видно, что ручная работа профессионала, а не китайский ширпотреб из железного пластилина. Зубило шло по камню, как стамеска по мягкой древесине. И расходовало при этом ману. Так что, вместо ожидаемых пары часов долбежки, я управился за полчаса, и даже канавка получилась почти ровная. Осмотрев углубление в камне, я хотел было поправить пару мест, но мастер-подмастерье жестом остановил меня, протянув мне новый инструмент. Напоминало это топор, но лезвие было прямое, без изгиба. И кромка не острая, а полукруглая, покрытая насечками, как у напильника, с сантиметр толщиной.

— Теперь стачивай все неровности пазоточцем. — сказал Забриэль.

Я вставил этот странный инструмент в углубление и аккуратно попробовал водить им туда-сюда.

— Про ману не забывай. — напомнил мастер.

Блин, точняк! Поддав в этот плод любви напильника и топора энергии, я прям офигел, насколько мягче он стал скользить и стачивать все неровности. Без маны, как напильником по камню, а с нею — как твердый сыр на терке трешь. Минут за пять все выровнял. В ямке с острием, конечно, этим чудом было не исправить ничего, но нигхелаим меня успокоил, сказав, что форму молотком поправим, это не древко, там проще. Верней, я поправлю, под его чутким тренерским руководством.

— Теперь бери форму, слиток и идем к литейному горну. — сказал крылатик и, повернувшись, направился к одной из печей в темной части кузницы.

— Уважаемый, а почему это место совершенно не освещается? — поинтересовался я у кузнеца, притащив требуемое и отдышавшись после того, как положил все на ближайший к печке верстак.

— Потому что горн всегда должен быть освещен одинаково, в любое время дня и ночи. — с умным лицом ответил мастер. — В условиях разной освещенности, ты прогрев металла по свечению по разному определишь. У любителей это не имеет значения, а для нас, каждая капля жара важна! И огонь тоже будет разный цвет иметь в зависимости от освещенности. Сейчас вот, ладно, мы плавим, орихалк не прихотлив, главное прогреть хорошо, чтоб не запинался при отливке. А вот при ковке такие погрешности непростительны.

Сказав это, он открыл толстую дверцу печки, толщиной с кирпич и шириной с полметра примерно, и вытащил оттуда подвижную платформу на колесиках полметра на метр.

— Клади сюда форму. — кивнул мастер на камень.

Мысленно выматерившись, я поднял каменную формочку и положил на эту тележку и закатил ее в печку. Забриэль поставил передо мной на верстак большую каменную турку с толстыми стенками и без ручки. А рядом положил массивный полутораметровый ухват, как для горшков, в которых в русских печках готовят. Ну, тут гением быть не надо. Это металл плавить. Я закинул слиток латуни в емкость и посмотрел на крылатого кузнеца. Тот кивнул.

— Теперь наполни металл и тигель маной, а после ставь вон на тот выступ в глубине зева и закрывай дверь.

Я выполнил указание.

— Теперь открывай нижнюю дверь и закидывай уголь.

Уголь лежал возле печи. Привычный с детства обычный каменный уголь. Я бы даже сказал, среднего качества. Открыв почти такой же толщины бронедверь, как и сверху, я заглянул туда. Источник огня находился вдалеке, и я аж присвистнул. Но Забриэль подал мне инструмент для проталкивания топлива. Прямоугольная железная пластина, по центру которой крепился черенок, образуя эдакую букву «Т». Подивившись такой конструкции, я накидал угля в дырку и протолкнул его вглубь. После чего захлопнул дверцу и вопросительно посмотрел на наставника-помощника.

— А теперь берись за меха, наполняй их маной и раздувай огонь.

Я посмотрел на источник воздуха в этой металлоплавильной конструкции и мне показалось, что нервный пот выступил даже на извилинах моего усталого мозга. Меха были размером метр на два.