Засранец Бэдд

ГЛАВА 10

Мы вернулись в бар, продолжая болтать, теперь уже о любимых фильмах и актерах.

Я по природе молчун, никогда не засиживался с парнями, которые трепят языком ночь напролет. Брок, Ксавьер, Бакс, Кан и Кор – каждый горазд болтать до посинения. Они все уши прожужжат, если им позволить, особенно Бакс. Но я? Мне нравится слушать, сидеть сложа руки и наблюдать. Я вставляю слово, когда есть что сказать, но сразу после этого, слов у меня просто не остается. Но с Марой, кажется, всегда есть о чем поговорить. По-моему, я рассказал ей о себе, своей жизни и о том времени, когда служил морским котиком, больше, чем кому-либо... скорее всего, даже всем, кого я когда-либо знал, вместе взятым. Я поделился с ней такой хренью, о которой никогда не говорил с Кэмпи, а ведь этот человек был моим лучшим другом. Мара просто... вытащила из меня откровения.

Когда мы вернулись, в баре было темно, все стулья стояли на столах. Я повел Мару наверх, в квартиру, и, что неудивительно, Ксавьер сидел за кухонным столом, на котором лежал какой-то толстый учебник, рядом с ним стоял ноутбук, а вокруг была разложена куча электроники, всяких штуковин, гаджетов и приспособлений. Ксавьер читал учебник с молниеносной скоростью, переворачивая страницы каждые несколько секунд, и время от времени что-то делал с проводами, движками, компьютерными чипами, стучал по клавиатуре ноутбука, еще немного возился с этими деталями, а затем возвращался к чтению.

Мара остановилась у стола, наблюдая за происходящим.

- Чем занимаешься, Ксавьер?

Он моргнул, словно только заметил, что она здесь и что от него ждут ответа. Ксавьер будто впадает в транс, когда так работает, поэтому слегка медленно возвращается к действительности.

- О, привет, Мара, - вымолвил он наконец. - Я, хмм... изучаю.

- Что изучаешь?

Он закрыл учебник, показывая обложку.

- Продвинутую вычислительную математику.

Она указала на ноутбук и роботов.

- А вот это все?

Ксавьер лишь моргнул. Когда он пребывал в таком состоянии, ему всегда требовалось время, чтобы перестроиться на социальное мышление.

- Эм, это базовая робототехника, я просто... - он неловко взглянул на меня.

- У мальчика-гения трудности с концентрацией внимания, - рассмеялся я.

- Но... он делает две супер-продвинутые вещи одновременно, - подытожила Мара.

- Да, но у Ксавьера концентрация внимания совсем не такая, как у обычных людей. Он настолько быстро читает, а его мозг настолько быстро все понимает, что для всех нас это похоже на... прослушивание радио во время езды за рулем. Ему трудно усидеть на месте и на чем-то сосредоточиться, если он ментально что-то не обдумывает. Поэтому он должен делать что-то, чтобы занять весь свой мозг. - Я взял готового робота - трехногую маленькую штучку - и показал ее Маре. - Он строит этих роботов, пока учится. Такие вот простые маленькие штуковины, которые умеют выполнять лишь одно или два действия.

- Ты же в курсе, что я и сам могу ответить, - сказал Ксавьер резким от сарказма голосом. Затем взглянул на Мару. - Но то, что он сказал, верно, хотя и объяснил за меня.

Мара осмотрела робота: обычная коробка с тремя крошечными колышками вместо ног, два из которых находились на противоположных сторонах куба, а третий спереди, образующий нечто вроде штатива.

- И что же он умеет?

Ксавьер взял робота, положил на стол перед учебником и щелкнул переключатель внизу. Маленькая коробочка села на две основные ножки, одним краем касаясь стола, а затем развернулась, чтобы лечь на стол, образно говоря. Когда ножки и грань куба оказались параллельны столу, робот внезапно перевернулся в воздухе, сделал три сальто и снова приземлился, затем использовал единственную "переднюю ногу", чтобы вернуть себя в сидячее положение, после чего откинулся назад и повторил свое простое представление.

Мара радостно рассмеялась.

- О боже, он такой милый! - Она присела, чтобы посмотреть, как маленький робот прыгал и переворачивался, смеясь каждый раз, когда он взлетал в воздух. - И ты создаешь такие вещи только ради развлечения?

Он скромно пожал плечами.

- Разумеется. Просто чтобы занять себя, пока учусь.

Она подняла робота, выключила его и снова осмотрела.

- Ты когда-нибудь думал о том, чтобы продать их?

Ксавьер снова уставился пустым, моргающим взглядом, от которого казалось, что Мара говорила на языке суахили или что-то в этом роде.

- Продать? И кому же?

Она рассмеялась.

- Да кому угодно! В интернете или внизу, в баре? Вставляешь в робота один из USB-аккумуляторов и рисуешь на нем милое личико? Держу пари, тебе бы заплатили двадцать или тридцать долларов.

Ксавьер уставился на робота так, словно никогда его не видел.

- Я трачу примерно пять или десять долларов на запчасти. Самое дорогое - это чип, у меня оптовая скидка от поставщика, которого я знаю.

- Именно. Огромная прибыль, и ты занимаешься этим в свободное от учебы время.

Ксавьер включил робота и стал смотреть, как тот переворачивается.

- Ты действительно думаешь, что люди их купят?

- Совершенно верно. - Мара достала из сумочки бумажник, положила на стол три десятки и взяла робота. - Вот. Я твой первый покупатель.

Ксавьер ткнул пальцем в деньги так, словно никогда раньше не видел долларов.

- Серьезно что-ли?

Мара снова рассмеялась.

- Да, милый, серьезно. Это просто потрясающе! Я могла бы часами смотреть, как он переворачивается, пока занимаюсь документами. Точно знаю, поставь я его на свой рабочий стол, то до обеда минимум пятеро спросят, где я его взяла.

Ксавьер указал на слот с одной стороны.

- У него уже есть USB-аккумулятор, так как это самый простой способ зарядки и перепрограммирования.

- Видишь? И у всех дома есть мини-шнур USB, так что нет необходимости включать его в комплект. Думаю, нужно сделать его похожим на животное или монстра, или на что-то с маленькой головой и глазами или чем-то в этом роде. Придумай ему милое имечко, и да здравствует собственный бизнес.

- Милое имечко?

Мара кивнула и постучала робота по голове.

- Например, я назову своего Флиппером. Как в старом сериале про дельфина. Только это просто штуковина, поэтому... глупо, но...

- Нет, это мило. Понимаю, что ты имеешь в виду. - Ксавьер уже сидел за своим ноутбуком и что-то выстукивал. - Можно создать первоначальный сайт примерно за час. Мне просто нужен счет в PayPal, а еще придумать какой-нибудь способ упаковки... - и затем Ксавьер погрузился в свои мысли, бормоча себе под нос и щелкая пальцами по клавиатуре.

Я рассмеялся и повел Мару в свою комнату.

- Ты знаешь, что у него в комнате полно ящиков с этими штуками? Если он сидит, изучает или читает в течение трех или четырех часов, то соберет четыре или пять таких роботов. И все они такие... простые, милые, забавные и бесконечно занимательные. Кажется, ты только что создала генерального директора следующей корпорации Apple.

Мара улыбнулась мне.

- Все начнется здесь, потом Ксавьер придумает что-нибудь посложнее, и оглянуться не успеешь, как он продаст свою идею за полмиллиарда.

- Точно, - согласился я, закрывая за нами дверь.

- Он всегда встает в это время? - спросила она, взглянув на мой будильник, который показывал 5:48 утра.

Я, молча, кивнул.

- Он спит от силы четыре часа в сутки. В час или два ложится, а в пять или шесть снова встает. Но обычно он укладывается в три или четыре, а просыпается в семь или восемь. - Я снял туфли и куртку, отложив все в сторону. - Ксавьер всегда ходит куда-то, что-то делает, учится, читает. Дотошный, вот такой он.

И вот наступил неловкий момент... Мара стояла возле закрытой двери, держа в одной руке флисовую куртку на молнии, а в другой - сумочку, и неуверенно оглядывала комнату, кровать, меня.

Типа, с чего начать, когда пришло время буквально спать вместе в одной кровати? Как воспринимать подобное? Все так странно.

Я снял носки, бросил их в корзину для белья возле шкафа, затем медленно подошел к Маре.

- Эй, послушай, в этом нет ничего странного или неловкого, хорошо?

Та склонила голову набок и скорчила гримасу.

- Да, но ведь уже есть неловкости, разве нет? Я понятия не имею, в чем ты спишь. На какой стороне кровати? Чистишь ли зубы перед сном? Как мне снимать макияж?

- Обычно я сплю голым или в нижнем белье, но могу надеть и шорты, если тебе так будет комфортнее. Просыпаюсь обычно на левой стороне кровати, но меня устраивает любая, главное, чтоб было удобно тебе. У нас есть куча лишних зубных щеток, а у жены Баста в ванной куча девчачьей косметики, уверен, что если покопаешься, то найдешь все необходимое, - я ухмыльнулся. - Еще вопросы?

Она нахмурилась.

- Я не могу шариться в косметике другой женщины, особенно той, которую никогда не видела. Это... это... анафема.

Я пожал плечами.

- Она классная и не станет возражать. Кроме того, у них с Бастом медовый месяц в Байе, так что вряд ли она когда-нибудь узнает об этом.

- Я не собираюсь копаться в косметике твоей невестки. Просто умоюсь водой с мылом.

- Дело твое. - Я подошел к комоду, вытащил одну из выцветших, поношенных, миллион раз постиранных темно-синих футболок и протянул ей. - Переоденься, а я пока найду тебе зубную щетку.

Поначалу было странно привыкать к тому, что с нами живет девушка. Дрю забила нашу некогда пустую аптечку в ванной всяким странным дерьмом, наши полотенца все время были сложены, и еще она купила модный держатель для туалетной бумаги вместо того, чтобы просто ставить рулон на бачок туалета, где он всегда стоял, сколько я себя помню. И теперь я должен был помнить, что нужно постучать, если дверь закрыта. А еще с дверной ручки спальни Баста свисали лифчики, на полу его комнаты можно было обнаружить трусики, а в мусорной корзине в ванной лежали обертки от тампонов и прокладок... и вообще, у нас теперь стояла мусорная корзина в ванной комнате.

Она покупала всевозможную еду, которой мы никогда не запасались, мыла посуду без повода, пылесосила, даже вытирала пыль - не поймите меня неправильно, для квартиры, где жила куча холостяков, мы были достаточно чистоплотны. Я бывший военный, так что у меня имелся стереотипный заскок по поводу аккуратности и порядка, а Баст нес ответственность за всех нас, когда мы росли, и он ненавидел беспорядок и грязь, поэтому нас нельзя было назвать неряхами. Но мы были пижонами и жили пижонской жизнью в пижонской квартире. Однако, мы были холостяками и жили холостяцкой жизнью в холостяцкой берлоге.

Затем Дрю переехала к нам и все изменилось. По большей части к лучшему, но иногда она могла наорать на нас, если мы не опустили за собой стульчак ночью или случайно сходили мимо унитаза. Довольно впечатляющим было то, как легко она смогла вписаться в нашу холостяцкую жизнь. Остальные братья жили в студии районом дальше, но этот дом был основным для всех нас. Тут часто можно увидеть, как кто-то на диване лежит в отключке или играет в Xbox, или как кто-то готовит на кухне, особенно учитывая то, что Дрю взяла на себя походы в магазин за продуктами и закупалась так, что холодильник всегда был забит под завязку.

Я переоделся в шорты и затем начал искать новую зубную щетку. Когда нашел одну, к моему счастью возле нее лежали несколько небольших белых пачек, на которых было написано "салфетки для снятия макияжа". После того как я сходил в туалет, почистил зубы и помыл руки, то стащил одну из них и вместе с зубной щеткой отдал Маре.

- Смотри что нашел! - Я показал ей свои находки. - У нее там таких штуки четыре, поэтому я не думаю, что она будет против, если ты ими воспользуешься.

И только после этого я осознал, что увидел - Амаранта была в моей любимой футболке, сонная и сексуальная. Она выглядела идеально и так правильно, так естественно в этой обстановке, валяясь на моей кровати и залипая в телефоне. Только взглянув на нее, я понял, что под футболкой на ней совсем ничего не было, что не могло не пошатнуть мою уверенность в том, что сегодня мы будем только спать и ничего большего.

Она подняла на меня взгляд, как только я вошел в комнату, и мило, но хитро ухмыльнулась.

- Спасибо. Снять с себя макияж обычной водой не так-то просто. - Она подмигнула мне. - Почему ты так на меня смотришь?

То, что я чувствовал в тот момент, было тяжело описать. Что-то чувственное, нежное, собственническое, успокаивающее... все это одновременно и многое другое, для чего слов у меня не находилось.

Я позволил своему взгляду задержаться на ней чуть дольше.

- Ничего, просто... - сказал я, - ты в моей постели, в моей футболке. Выглядишь изумительно.

Она покраснела.

- Опять ты со своей лестью.

- И одна мысль о том, что ты здесь, в таком виде... - Я замолчал, подыскивая правильные слова.

- Успокаивающе домашняя в довольно странном и незнакомом смысле?

- Именно.

Она приподнялась.

- Может быть сейчас я и выгляжу как икона уверенности, хладнокровия и рациональности, но внутри сердце у меня сейчас... - она начала в быстром ритме стучать по своей груди там, где оно находилось. - и на самом деле все совсем не так.

Я сел возле нее и прижал ее мягкую и теплую руку к своему сердцу.

- Чувствуешь? - Мое сердце билось как сумасшедшее. - Милая, ты не одна такая.

Продолжив прикасаться к моей груди, она подняла на меня свой взгляд.

- Почему мы оба так странно себя ведем? Мы же просто будем спать.

- Я знаю, тоже думал об этом. Очень глупо так нервничать из-за этого, но ничего не могу с этим поделать. - Засмеялся я. - Даже если бы меня сейчас посадили в самолет, надели парашют и дали оружие с приказом высадиться через тридцать тысяч миль отсюда и атаковать кучу плохих ребят, которые были бы рады меня прикончить... я бы и не дрогнул. Сердце бы и удар не пропустило. Но все это? Просто лечь в кровать с женщиной, с которой я уже занимался сексом, с женщиной, которая нравится мне больше, чем все мои предыдущие вместе взятые, и я... чувствую себя мальчишкой, который вот-вот в первый раз поцелуется.

Она засмеялась и прильнула ко мне, положив руку на мою талию и прижавшись щекой к моей груди.

- Откуда ты всегда знаешь что сказать, чтобы успокоить меня?

Прошептав это, Мара уткнулась в мою грудь и нежностью своих рук, которые обхватили меня, украла мое дыхание, поэтому мне оставалось только пожать плечами. Мне казалось, будто ее место всегда было здесь, рядом со мной.

Она немного задержалась в моих объятьях, затем встала, прихватив салфетки и зубную щетку.

- Я ненадолго.

Я вытащил свой телефон из кармана джинсов и поставил его на зарядку, затем лег на кровать и открыл переписку с Бастом.

Я: Не спишь?

Баст: Нет. Как дела?

Я: Вопрос на засыпку, но не смей лезть не в свое дело. Как ты понял, что хочешь быть с Дрю? Понял, что у вас с ней все серьезно?

Баст: Та горячая медсестричка?

Я: Пацаны уже растрепали? Нужно будет кое-кому навалять.

Баст: Неа, просто видел вас на свадьбе.

Я: Так как ты понял?

Баст: Меня бесит этот ответ, но... ты сам поймешь.

Я: Хреновый ответ.

Баст: Я знаю, прости, но так оно и есть. Ты поймешь, когда не сможешь ее отпустить. Поймешь, когда одна только мысль о том, чтобы отпустить ее навсегда, будет сводить тебя с ума.

Я: То есть, предположим, чисто гипотетически, что я вот-вот буду с ней спать, ПРОСТО спать, а сердце будто готово выпрыгнуть из груди и руки трясутся сильнее, чем перед первой высадкой?

Баст: Тогда возможно ты уже понял.

Я: И что мне делать?

Баст: А мне откуда знать? Не отпускай ее? Выясни это сам. Если смог заработать медаль за спасение товарища в бою, думаю догадаешься, что нужно делать с женщиной, от которой ты без ума.

Я: Откуда ты знаешь?

Баст: А что, это секрет?

Я: Я об этом не рассказываю.

Баст: Марко?

Я: Ага.

Баст: Прости.

Я: Я рассказал Маре о нем.

Баст: О черт.

Я: Я знаю.

Баст: Ты все поймешь, если же нет, мы всегда с тобой, бро. А теперь прости, у меня сон с моей женой.

Я: Почему не сказал, что я тебя разбудил?

Баст: Потому что ты мой брат, и ты бы не стал писать мне по пустякам в пять утра.

Я: Спасибо.

Баст: Без проблем. Спишемся.

Я: Спишемся.

Было странно переписываться с Бастом... он был пещерным человеком, если дело касалось технологий всех видов, поскольку у него не было ни телефона, ни компьютера, ни игровой приставки - ничего. Первое, что сделала Дрю, когда переехала к нам, то четко приказала ему "достать телефон и научиться отправлять сообщения, долбанный ты неандерталец". Дрю материлась, как моряк, и я, будучи морским котиком, могу заявить, что это довольно впечатляюще.

Я отложил телефон в сторону, когда Мара вошла в комнату. Ее волосы были расчесаны, лицо чистое без макияжа. Девушка часто моргала и теребила край футболки. Я отодвинул одеяло и протянул руку, Мара на мгновение замешкалась у кровати, но затем забралась ко мне, засунула ноги под одеяло и устроила голову на моей груди. Я обхватил ее талию рукой и положил ладонь на ее бедро, ее рука сначала погладила мой торс, затем остановилась на моей груди, под подбородком. Несколько минут мы лежали неподвижно, пока я не засмеялся, выключил лампу и притянул ее поближе к себе, опустившись ниже в кровати.

Постепенно мы оба расслабились.

- Это... действительно прекрасно, правда, - сказал я, чувствуя как меня начало, наконец-то, клонить в сон.

- Ммм, - ответила она, ее голос был опьяняющим. - Превосходно. Рада, что додумалась до этого. - Я отчетливо уловил усмешку в ее сонном голосе.

- Да, что ж, ты чертовски умна.

- В моей голове самые лучшие идеи.

- Бесспорно.

Затем наступила продолжительная тишина. Я уже почти уснул, когда услышал ее голос.

- Зейн?

- Хм?

- Мне часто снятся кошмары, до сих пор, и они меня дезориентируют. Если я просыпаюсь, то словно сумасшедшая...

Я поцеловал ее в макушку; я не продумывал данное действие, оно произошло само собой.

- Мне тоже. Если это произойдет. Мы с этим справимся.

В ответ она тихо угукнула и еще крепче прижалась, всем своим телом обвив меня, мои руки обернулись вокруг нее. Я чувствовал запах ее волос, едва уловимый аромат зубной пасты, и просто... ее запах.

Никогда в жизни я так быстро не засыпал.

Ей так и не приснился кошмар, который бы ее разбудил.

Я просыпался постепенно, медленно. Солнечный свет лился через окно, громко кричали чайки... и рядом тихо посапывала женщина.

Моргнул и посмотрел вниз... Мара лежала ко мне спиной, свернувшись калачиком, белокурые волосы спутались и хаотично лежали на подушке и ее лице, скрывая его. Спиной она прижималась к моей груди, ее бедра были прижаты к моим, а попка покоилась на моем мужском достоинстве.

У нее слегка был приоткрыт рот, и она издавала тихое сопение каждые пару выдохов... это был, скорее всего, самый приятный звук, который я когда-либо слышал. Мое сердце екнуло, сжалось, пропустило несколько десятков ударов, и опять забилось, застучало с неистовой силой.

Я не заслужил этого. Ни ее, ни этого умиротворения...

Где-то глубоко, глубоко в душе этот страх мучил меня.

Именно по этой причине мое сердце так сильно билось о ребра. По этой причине я замер, моя рука лежала на ее бедре, а носом я уткнулся ей в волосы... и был до смерти напуган, что был недостаточно хорош, что не знал, как стать тем парнем, ради которого она сможет остаться. Само собой разумеется, что для Баста и Дрю это тоже было нелегко, но они не были свидетелями кровавой бессмысленной и жестокой смерти лучших друзей. Никто из них не сражался в одиночку с дюжиной повстанцев, стоя на окровавленном теле их брата. Да, я получил гребаную бронзовую звезду... от меня ожидали, что я буду размахивать ею и важничать, как засранец, потому что у меня была медаль.

Мило, классно, я гордился этим; и сейчас тоже горжусь в некотором роде. Но также стыжусь. Марко погиб. Его настигла пуля в нескольких дюймах от меня. Я все еще вижу его стеклянные глаза в кошмарах, дырку в его лбе. Он, черт побери, умер, и меня это разъярило, и за это я получил бронзу. Марко все также мертв, а у его ребенка нет отца, и эта звезда не вернет его. А хуже всего то, что мне нельзя говорить о том, как я получил эту награду, или даже что она у меня вообще есть, поскольку это была скрытно выполняемая задача. И единственная причина, почему я получил звезду, была в том, что мои действия спасли остальных из моей команды, и я вытащил их. Я не делал это ради чести или славы, или ради спасательного отряда, и даже не ради остальных парней... я делал это ради отмщения, за Марко.

В глубине души я чувствую грызущую, едкую вину и стыд: Марко должен был жить. Находиться на ранчо в Теннесси, играть со своим маленьким сыном и кататься на лошадях с женой. Но только не в ящике, в шести футах под Теннессийской землей. Это меня не должно быть здесь. В этом ящике должен был лежать я, весь в звездах и лентах.

Это и есть страх. Неуверенность. Я - морской котик. Я жесткий, крутой, у меня много навыков, я знаю, что хорошо выгляжу, хорош в постели и чертовски предан своим братьям. Но где-то в глубине души таится неуверенность, осознание того, что именно я должен был умереть вместо Марко, но этого не произошло. И вот я здесь, живой, с удивительной, невероятной, великолепной, милой, сексуальной, умной женщиной в своей постели, уютно устроившейся в моих объятиях, той, кто понимает невидимые шрамы, оставленные боем, вину выжившего. Мара все понимает. Нам нет смысла говорить об этом, чтобы знать, что мы оба это понимаем.

Я, черт побери, не заслуживал ее.

Наконец-то, на меня снисходит озарение, меня осыпает большим количеством слов. Я не заслуживаю счастья с такой женщиной, как Мара Куинн. Я позволил своему лучшему другу умереть. Позволил его жене и сыну страдать. Я живу, а он умер, и это чертова несправедливость, которую я не могу исправить. Но как заставить чувствовать себя достойным? Никто не поймет, если я стану с кем-то об этом разговаривать. Даже Мара - она справляется с ночными кошмарами, воспоминаниями и всем таким, но с виной выжившего? Не думаю, что она способна понять подобное. Я знаю термин для обозначения своих переживаний, но это не помогает мне исправить их, не облегчает пережить случившееся и не предоставляет инструментов для решения проблемы.

Марко сейчас должен быть жив, а не я; это правда, от которой я не могу избавиться. Боже, как я могу быть достаточно хорош для такой женщины, как Мара, когда меня вообще не должно быть в живых? Я должен лежать в ящике на глубине шести футов. Это мои братья должны были спрятать где-нибудь сложенный флаг, а не Аннализа Кампо.

Понятия не имею, что делать. Я здесь, в своей постели, в обнимку с Марой, и чувствую себя от этого плохо. Я недостаточно хорош... не достаточно был хорош, чтобы спасти Марко, чтобы сохранить жизнь моему лучшему другу, и теперь недостаточно хорош для Мары. Но... не могу ее отпустить.

Я ее не заслуживал, но и не мог отпустить.

Она зашевелилась в моих руках, потягиваясь и постанывая, выгибая спину. А потом замерла, затаив дыхание, скользнула рукой по моему предплечью, будто была дезориентирована и смущена тем, где находилась и с кем была в постели.

- Это я, Мара, - прошептал ей на ухо, наклонившись ближе. - Ты со мной в постели. И в безопасности.

Какое-то мгновение она оставалась напряженной и оцепенела, а затем постепенно начала успокаиваться, мышцы расслабились, дыхание возобновилось. Она снова прижалась ко мне, склонив голову набок. Обхватила рукой мой затылок, притягивая к себе.

- Никогда раньше у меня не было такого приятного пробуждения, - пробормотала она. - Обычно, я дезориентирована намного дольше.

- Проснуться с тобой в моей постели... не могу представить ничего лучше, - прошептал я, вина и чувство неполноценности все еще меня тревожили, но не настолько, чтобы стереть или уменьшить силу того, что я чувствовал, когда эта женщина находилась в моих объятиях.

Она притянула меня ближе, мягко и нерешительно прикоснулась губами к моим, ее глаза были широко открыты и изучали меня на расстоянии нескольких сантиметров.

- Серьезно? Тебе даже не приходит в голову одна вещь, которая может быть лучше?

А потом Мара прижалась ко мне поцелуем. Будто заявляя, что мой рот принадлежит ей. Поцелуй был элегантным олицетворением нежности, шелка и тепла, утопающей сладости и красоты. Я застонал, когда мы поцеловались, и провел ладонью вверх по бедру Мары, затем под футболку, чтобы исследовать тепло и мягкость ее кожи. Она наклонилась и потянула меня за шорты, помогая сбросить их, оставив меня под одеялом совершенно обнаженным, ее задница терлась о мою пульсирующую, ноющую, твердую, словно железо, эрекцию.

- Мара... - выдохнул я, обхватывая ладонью ее грудь.

Она лишь жадно замурлыкала в ответ, требуя еще одного поцелуя, более горячего, более жесткого, более глубокого и страстного. Одной рукой она стянула с себя футболку, а затем снова просунула руку между нашими телами. Мара обхватила мой член, расположила его между своих бедер, чуть сместилась, и тогда я скользнул в ее шелковистое влажное тепло, такое уютное и совершенное. Голая и прекрасная. Она стонала мне в губы и двигала бедрами, принимая глубже и сжимая рукой мою задницу, притягивала меня, безмолвно умоляя. Снова застонала, когда я прижался к ней, проникая глубже, а потом Мара поцеловала меня, и этот поцелуй был чем-то таким, чего я никогда раньше не испытывал; безумным, гипнозом, тянущим ко дну.

Расширяющимся, всепоглощающим, раскаленным добела, бьющимся в сердце триумфом.

Погрузившись в Мару, я оказался окутан ею.

Окруженный ее теплом, мягкостью и пылом, я двигался с ней в совершенном унисоне, обмениваясь дыханием и делая наш поцелуй сильнее и горячее.

Я почувствовал, как Мара скользнула рукой между бедер, чтобы ласкать себя, а другую руку положила на мою задницу, глубоко впиваясь в кожу и мышцы, притягивая меня, побуждая двигаться сильнее, быстрее и глубже. Она впилась в мой рот губами, наши языки переплелись. Я обхватил рукой ее мягкую грудь, волосы Мары рассыпались спутанным золотым каскадом.

Я потерялся в ней.

Погрузился.

Продолжая целовать, двигаться, соединять нас.

Я почувствовал, как она дернулась, услышал ее стон, ощутил вкус ее всхлипываний на своих губах, почувствовал, как она сжалась вокруг меня, когда разлетелась в моих руках на кусочки, и я отпустил себя, погрузившись в нее, целуя ее сквозь наше взаимное потрясение, наслаждаясь освобождением. Я стонал, извивался, выдыхал ее имя, пожирал ее, втягивал ее дыхание в свои легкие и наслаждался тем, как Мара выдыхала мое имя тысячу отчаянных раз.

Когда мы кончили, то синхронно задыхались и были оба покрыты испариной, наши тела все еще были соединены.

Я начал отстранятся, чтобы покинуть ее тело, но Мара отрицательно покачала головой, удерживая меня на месте.

- Просто... останься со мной. Именно так.

- Хорошо.

Так я и сделал.

Мы опять погрузились в сон, все еще соединенные воедино.

Как и говорил Баст, я буду...

Я просто... пойму.