Затор на двадцатом

ЛЕСНАЯ БЫЛЬ

Василь Балков пришел на лесоразработки в Яневский лесопункт с полевого района. До этого времени он работал в колхозе. Василь был сильный двадцатилетний парень, черноволосый, как цыган, с тяжелыми мускулистыми руками, высокий и широкоплечий.

В Яневский лесопункт входили массивы по обоим берегам реки Яневки. Вся древесина, которая заготавливалась здесь в летний и осенне-зимний сезоны, весной сплавлялась по Яневке к Вилии.

Контора, столовая, пекарня и дома для рабочих стояли на самом берегу реки. Это был большой рабочий поселок. Василь прибыл сюда и удивился: такое оживление можно было видеть только в городе. В магазине, столовой, в конторе — всюду полно людей.

Стоял ноябрь. Снег едва прикрыл землю, но детвора уже каталась на санках, любители пробовали лыжи.

Василь удивился, когда узнал, что тут есть школа, клуб, детский сад, медпункт и даже почта. Он думал, что заедет в такую глушь, откуда и письма не пошлешь. Однако на сердце у него было неспокойно, хотя для этого не было особенных причин.

На складе Василь получил лучковую пилу, или лучок, как с ласковым уважением называют ее рабочие, и топор. Топор ему понравился, а лучок, как ему казалось, не заслуживал уважения. По форме он напоминал столярскую одноручку, и Василь думал, держа его в руках: «Можно ли им свалить толстое дерево? Безусловно, нет. Перепилить жердочку — можно…»

Он понес инструмент к себе в барак с полной уверенностью, что завтра вернет лучок сломанным…

В бараке для мужчин ему отвели небольшую комнату. Здесь стояла кровать, стол, табуретка и тумбочка. Заведующий хозяйством выдал матрац, подушку, простыни и одеяло.

Василь устал после дороги и поэтому лег спать рано, но заснул не скоро. Как-то сразу почувствовалось одиночество. Был бы хоть один товарищ… И работа новая, незнакомая…

Хорошо ли он поступил, что приехал сюда? Не лучше ли было жить дома, в родном колхозе, выполнять ту работу, к которой привык с детства? Кто его оттуда гнал? И предательская дума, как злодей, вкралась в его голову: а разве поздно? Отдать завтра все эти игрушки и вернуться домой!.. От этой мысли стало стыдно, и он отогнал ее прочь.

Утром, вооружившись лучком и топором, Василь пошел заготавливать лес. Мастер лесозаготовок дядя Саша привел его на делянку и показал небольшой участок. Косматый ельник понуро стоял на делянке. Осмотревшись, Василь снова подумал: разве можно такой пилкой сваливать деревья?

Мастер взял пилу, осмотрел:

— Хорошую пилу выбрал, хлопец.

— А я не выбирал. Какую дали, такую взял.

— Значит, хорошую дали, хотя, по правде говоря, редкие из них бывают плохими. Ну что ж, начнем!

Он подошел к первому дереву, стал так, словно хотел обнять его, согнулся, прижался к дереву одним коленом, и запел лучок, с каждым движением все глубже вгрызаясь в ствол. Не успел Василь оглянуться, как дерево с грохотом полетело на землю. Василь удивился.

— Дайте мне, товарищ мастер!

— Пожалуйста.

Василь взял лучок. Кое-как, с помощью мастера, ему удалось свалить одно дерево. Но что это была за работа! Мазня, а не работа. Василь чувствовал, что второго дерева ему не спилить…

Мастер учил его больше часа. Василю уже казалось, что он распознал хитрость лучковой пилы. Вероятно, так подумал и мастер.

— Ну а теперь сам. Главное: не волнуйся, не торопись, а я к тебе инструктора пришлю.

Дядя Саша ушел, а Василь горячо принялся за работу. Он начинал пилить уже пятое дерево, но ни одного не свалил. Пила шла до половины ствола, а дальше — хоть разорвись… Рез получался кривой, даже фигуристый, пилу зажимало в нем так, что ни вперед, ни назад. «О холера, — стонал Василь, обливаясь по́том, — какой черт меня сюда принес!..»

У него снова появилась мысль убежать отсюда. Высокие толстые ели словно дразнили его, и бешеная злоба подымалась в душе Василя. «Проклятые… Я вас тут не сажал, не поливал…» Но эти минутные вспышки гнева проходили, потому что со всех сторон доносился до него веселый гомон лесорубов, стук топоров, а главное, время от времени на землю падали деревья, сваленные таким же лучком. «Неужели я хуже всех?» — упорно думал Василь. И он снова лихорадочно принимался за работу.

Инструктор пришел после обеденного перерыва. Василь взглянул на него и не поверил своим глазам. Инструктор был в берете и ватнике. Девушка взглянула на Василя, и ему показалось, что в ее голубых глазах нет дна… «А я еще не спилил ни одного дерева», — с ужасом подумал Василь и почувствовал, что краснеет от стыда за свое неумение и оттого, что его будет учить девушка.

— Ну, как дела, товарищ? — спросила она, и Василь заметил в ее глазах лукавинку.

Он настороженно взглянул на нее и умышленно строго сказал:

— Моя фамилия Балков.

— Ну что ж, будем знакомы. А моя — Головач. Меня прислал к вам дядя Саша. — Она немного помолчала и добавила: — Видимо, устали, товарищ Балков?

Василь ушанкой вытер пот и подумал: «Каждому дурню видно, когда на лице целые потоки», — и не ответил.

— Садитесь, покурите, — предложила инструктор.

— Спасибо, — ответил Василь, удивившись, что она отгадала его желание.

— А я тем временем на ваш лучок взгляну. Вероятно, не хочет пилить?

Она уже заметила наполовину подпиленные деревья, но в ее голосе не чувствовалось насмешки, и злой огонек в глазах Василя сразу погас.

— Не хочет, товарищ инструктор, хоть тресни… Начинал-начинал, но ничего не получается.

— Моя фамилия Головач, — усмехнувшись и как-то загадочно взглянув на Василя, ответила она. — Так вы меня и зовите.

— Ладно, товарищ Головач, — он тоже усмехнулся.

Она присела рядом, на сваленную дядей Сашей ель, и сказала:

— Не умеете, товарищ Балков. Но это небольшая беда.

— Самая наибольшая беда.

— Вы в колхозе раньше работали?

— Да.

— Я тоже из полевого района. Вам уже захотелось домой? — неожиданно спросила она, заглянув ему в глаза.

— Почему вы так решили? — с удивлением ответил Василь.

— По себе знаю. Два года назад и у меня появлялось желание уйти отсюда, — ответила она.

— Появлялось? — переспросил Василь и почувствовал, что краснеет. — И у меня оно появилось, — признался он неожиданно для себя.

— Гоните прочь такие мысли.

Она терпеливо ждала, пока Василь докурит папиросу, и сказала так, как тогда дядя Саша:

— Ну что ж, начнем!

Через некоторое время Василь уже без помощи инструктора свалил несколько деревьев, хотя рез и получался косым. Головач объяснила, на какие ассортименты разрабатывают древесину, дала несколько советов по технике безопасности, пообещала прийти завтра утром и посоветовала:

— Сегодня же запишитесь в технический кружок. Это обязательно.

И пошла.

Оставшись один, Василь позавидовал тому, кого пойдет инструктировать эта голубоглазая девушка.

Мастерство лесоруба-лучкиста медленно приходило к Василю. Никто не знал, как уставал Василь в первые дни. Вечером он торопился поужинать и, немного отдохнув, шел на занятия технического кружка. Отсидев час на занятиях, сразу ложился спать.

Он знал, что в клубе работают и другие кружки, есть библиотека, можно поиграть в шахматы, на бильярде. И хотя он был большой любитель всего этого, но усталость приковывала его к постели.

Первым, с кем сразу подружился Василь, был приемщик леса Микола Куделин. Не только лесопункт, весь леспромхоз знал рыжего Миколу — красавца баяниста. Он принадлежал к числу тех людей, которые никогда не тужат, у которых всегда найдется веселое словцо и острая шутка.

Он явился к Василю на участок на третий день, со складным метром и с записной книжкой в кармане.

— Значит, участок Балкова, — весело сказал он, — а тебя, браток, кажется, зовут Василем? Подожди, я загляну в свою поминальницу.

— Не смотри, ты не ошибся.

— Значит, память у меня еще неплохо работает.

Микола с любопытством оглядел Василя и спросил совсем серьезно:

— А у тебя в роду не было цыган?

— Почему?

— Ты разве не знаешь? Ты же, браток, вылитый цыган.

— А в твоем, случайно, бараны не водились?

— Ну что ты!

— А ты же — вылитый баран.

Микола встряхнул кудрявой головой.

— Ну и дал же ты мне, браток, отпор, — сказал он, раскладывая метр, — значит, ты Василь, а я Микола — не будем никогда ссориться. Бери, браток, метр и замеряй, а я буду записывать. Как это делается — я научу. Мерять надо диаметр толщины в верхнем срезе. Подожди, подожди… Иди сюда. У тебя, браток, от комля всюду косой рез. Я должен был бы заставить тебя откомлевать все эти бревна, но, учитывая, что ты новичок, сделаю тебе скидку.

— Скидки ты мне не делай, я откомлюю. Это работа первого дня.

— За это спасибо, — я думал, что ты начнешь спорить, однако ты молодец.

Приемка тянулась долго, Микола часто останавливал Василя и делал свои замечания.

— Вот тут ты испортил хорошее дерево, пустил его на дрова. Это, браток, называется брак.

— Почему хорошее? Оно гнилое!

— Только от комля. Надо было отпилить на два метра выше, а я эти два метра принял бы на дрова.

— Учту.

— У тебя дядя Саша бывает?

— Сегодня не был. Он мне говорил про такие случаи, но видишь…

— Понимаю. Научишься, браток. Тебя инструктирует Головач?

— Головач.

— Учись у нее, Василь. Только лишнего не позволяй себе.

— Ну что ты!

Домой они шли вместе. Всю дорогу Микола рассказывал Василю про жизнь на лесопункте и расспрашивал обо всем, что приходило ему на ум.

— Значит, говоришь, что ты был готов показать нам пятки. Бывает, браток, и такое. Ошибиться легко, раз-два — и готово. Но, может, там у тебя девушка?

— Нет, брат, никого у меня нет.

— Не беда. Тут у нас девушек хоть отбавляй, и все не какие-нибудь, а ты хлопец видный. Тут мы тебя и оженим. Приедешь домой с женой.

Василь засмеялся.

— Не смейся, браток, какие могут быть шутки. У меня уже сегодня о тебе спрашивали. — Он подмигнул Василю. — Кто, откуда, и какой, и как его зовут, и женатый ли? Ну я им первые сведения дал. А знакомиться, говорю, буду на приемке.

— Откуда ты обо мне знаешь? Какие сведения ты им давал? — немного испуганно спросил Василь.

— Не бойся, браток. Я сказал чистую правду: во-первых, говорю, не цыган, а белорус, зовут Василием Андреевичем, фамилия Балков, возраст двадцать лет, неженатый, комсомолец, ну и твой точный адрес. А сведения получил из анкеты. Она в бухгалтерии на столе лежала, а я человек любопытный: взял и прочитал.

Василь не выдержал и засмеялся:

— Ну и чудак же ты, Микола!

— А я, браток, ничего плохого не говорил.

С этого дня они встречались не только на приемке. Микола каждый вечер заходил к Василю, чтоб идти вместе в клуб, и каждый вечер Василь отказывался. Микола не сердился. Он рассказывал Василю все новости, а в клуб шел один.

Алена Головач каждый день приходила на участок Василя. Бывало, совсем недолго, несколько минут побудет она у него на участке, но Василь чувствовал, какую пользу дают ему эти посещения. Маленькое замечание, совет навсегда оставались в памяти Василя, обогащали его опыт рабочего-лучкиста.

Она приходила всегда серьезная и спрашивала:

— Как дела, товарищ Балков?

Иначе она никогда не называла его, и Василь обижался. У него уже появилось много знакомых, которые звали его просто Василем; девушки, с которыми он встречался, звали Васей. Это было не только приятно, но Василь чувствовал, что он становится своим в дружной семье лесорубов.

Через две недели Алена сказала ему:

— Если так пойдет дальше, товарищ Балков, я вас вызову на соцсоревнование. Дневной график вы выполняете.

— Что вы, товарищ Головач!

— И больше я к вам не приду; пожалуйста, сами приходите на мой участок. Он тут поблизости. Кстати, вы комсомолец, товарищ Балков?

— Комсомолец.

— И до сих пор не встали на учет. Вот это никуда не годится. А я — комсорг.

«Эх, — подумал Василь, когда она ушла, — лучок так измотал меня, что я обо всем на свете забыл». Он стоял и думал об этой девушке.

С первого дня встречи между ними установились строгие, официальные отношения. Может, причина этому Аленино положение. Он не мог забыть того дня, когда она подошла к нему, растерянному, несчастному, и, как старший товарищ, поддержала не только словами, но и делом. И это помешало ему взглянуть на нее как на равную себе.

В тот же вечер он встал на учет. Алена приняла его в своем небольшом, но уютном кабинете, который помещался в клубе. Василь взглянул на нее и не узнал. Куда девалась Алена-инструктор! Инструктор в толстом ватнике, в ватных брюках… В лесу она была похожа на тумбу, а здесь перед ним стояла высокая, стройная девушка в черном шерстяном платье. Волосы ее были красиво зачесаны назад. Только глаза такие же: голубые и бездонные, как небо.

Они долго разговаривали, он рассказывал о доме, по которому тосковал, и ему было приятно вспомнить о нем. Девушка внимательно слушала. Василю казалось, что она слушает с большим любопытством, словно хочет побольше узнать о его жизни. Когда же он начал говорить о самодеятельности, которую организовала комсомольская организация в колхозе, о спортивных соревнованиях, она снова улыбнулась.

— А почему же вы здесь такой дикарь, товарищ Балков? Простите, но, кроме технического кружка, вы никуда не ходите.

— Признаться откровенно… Я очень устаю.

— Устаете? Попробуйте заниматься физкультурой.

— Попробую.

Когда он вышел из клуба, он почувствовал, что тяжесть, угнетавшая его, исчезла. Он быстро дошел до общежития, переоделся и, напевая, направился в столовую. Ужинал он один, потому что столовая должна была скоро закрыться. Оттуда чуть не бегом помчался в клуб.

Микола обрадовался, увидев его.

— А я заходил к тебе, Вася. Мне сказали, что ты потащился в медпункт.

— Не шути. Где ваша библиотека?

— Сейчас отведу. А может, ты бы записался в музыкальный кружок? Я же там руководителем.

— Нет, Микола. Я записываюсь в физкультурный.

— Жалко, браток, у нас как раз барабанщика нет.

Несмотря на то что Василь поздно задержался в клубе, утром он проснулся вовремя и не таким усталым, как в минувшие дни. И образ высокой девушки с голубыми глазами не покидал его.

Василь, как обычно, проснулся в шесть часов. Можно было бы еще около часа полежать в кровати, но настроение было такое бодрое, что он включил свет и поднялся с постели.

Бывают минуты, когда у человека появляется предчувствие чего-то хорошего, радостного, предчувствие близкого счастья. Тогда необыкновенная радость овладевает им, появляется желание жить так, чтоб не пропал напрасно ни один миг.

Такое предчувствие было и у Василя. Он был уверен, что счастье его рядом.

На дворе было еще темно. Но поселок уже не спал. В конторе, в кабинете парторга светились окна. Из труб столовой шел густой дым. А вокруг стоял лес, сказочно красивый в своем зимнем наряде.

Василь привык умываться на дворе. Сегодня был сильный мороз, и холодная вода обжигала лицо. Василь быстро умылся, вернулся в комнату и сделал гимнастику.

Он вспомнил, что вчера его участок навестили начальник лесопункта Жаровин и дядя Саша. Начальник, грузный мужчина, круглолицый, чисто выбритый, долго наблюдал за работой Василя, и в его глазах светилось удовлетворение.

— А ты говорил, что сезонники работают плохо, — обратился он к дяде Саше. — Даже жаловался на них: не болеют за производство. Смотри, как работает Балков!

— Не все сезонники работают плохо, Степан Иванович. Но большинство новичков не укладываются в график, и это тянет заготовки вниз.

— Балков тоже новичок, почему же он укладывается в график?

«Взглянул бы ты на него в первые дни», — хотелось сказать мастеру, но он произнес:

— Балков — ученик Алены Головач.

— Не только в этом причина, — строго сказал Жаровин. — С кем вы соревнуетесь, товарищ Балков? — обратился он к Василю.

— Ни с кем, товарищ начальник.

— Плохо. У нас много сезонников. Тянуть их надо за собой, товарищ Балков. На лесопункте должны быть не только ученики Алены Головач, но и ученики Василя Балкова.

Он нахмурился, попрощался и зашагал с участка.

Почему начальник ушел с его участка недовольным, Василь не понимал. «За работу похвалил… А что ему не понравилось?»

После завтрака он получил два письма: одно — от родных, другое — от товарищей. Из дому писали, что все здоровы, товарищи спрашивали об успехах. Вот теперь с чистой совестью можно ответить, что успехи его неплохие. Он не последний лесоруб на лесопункте. Василь, не откладывая в долгий ящик, сел писать ответ. Только теперь он до самых мелочей вспомнил родной колхоз, и ему захотелось узнать, что там делается. Письма получились длинные, хотя, может, и не совсем складные.

Когда Василь оделся, чтоб отнести письма на почту, открылась дверь и на пороге появился Микола Куделин.

— Здоров, браток, как поживаешь? Как спалось и вставалось? Куда ты собираешься?

— На почту, Микола.

— Пойдем вместе, а оттуда сразу в клуб на собрание.

— На какое собрание, Микола?

— На комсомольское. Мне Алена поручила сообщить тебе.

Собрание было открытое. В клубе, где оно происходило, собрались не только комсомольцы. Пришли сезонные рабочие и вся молодежь лесопункта.

На повестке дня был только один вопрос: о соцсоревновании. Первым выступил начальник лесопункта Жаровин. Он сказал, что положение, сложившееся на лесозаготовках, неудовлетворительное. Большинство сезонников не укладывается в дневной график, и есть угроза, что квартальный план будет недовыполнен. Причиной является то, что молодые рабочие, впервые пришедшие на лесозаготовки, не получают надлежащей помощи от более опытных товарищей, отсутствует соцсоревнование.

Начальник поставил в пример Василя, который с помощью Алены Головач стал хорошим лесорубом-лучкистом.

— А если бы Василь Балков помог бы хоть одному товарищу, у нас было бы два хороших лучкиста, — вставил реплику Ковалевский.

— Я к тому и подхожу, — улыбнувшись, ответил Жаровин. — Вот что, товарищи, мы должны с сегодняшнего дня широко развернуть соцсоревнование на нашем лесопункте, — заключил он.

Василь взглянул на Алену, сидевшую в президиуме, и взгляды их встретились. Ему показалось, что Алена хочет, чтобы он выступил.

— Разрешите мне несколько слов… — взволнованно проговорил он. — Вызываю на соцсоревнование всех сезонников… — Он сам испугался своих слов и на мгновение замолчал.

— Так, так, товарищ Балков! — подбодрил его парторг. — Продолжайте.

— Не только сам увеличу выработку! Я теперь имею возможность помогать товарищам, как Головач помогала мне.

Собрание оживилось. Началось заключение индивидуальных договоров.

В конце собрания, когда Василь уже хотел было пойти домой, его окликнула Алена:

— Товарищ Балков! Вы забыли нашу договоренность?

— Какую? — не понял Василь.

— Не хитрите! Вызываю вас на соцсоревнование. Подойдите сюда, подпишем договор.

— Браво, Алена! — потирал от удовлетворения руки начальник лесопункта. — А я хотел тебе подсказать.

Василь направился к столу. Когда они с Аленой подписывали договор, ему казалось, что их договор с Аленой самый важный.

Весь день он ходил как зачарованный, на шутки Миколы Куделина отвечал невпопад. Играя в шахматы и на бильярде, ошибался и проигрывал.

Микола Куделин громко выражал свое удивление:

— Что с тобой, Василь? О чем ты думаешь, браток?

— Что ты на мне такое увидел?

— На тебе ничего, а в тебе кое-что вижу.

— Что?

Прижавшись к уху Василя, Микола зашептал:

— Ненормальный ты сегодня, Василь.

— Нормальный как никогда!

— Влюбился ты, Василь, и я знаю, в кого! Хочется весь мир обнять, правда?

А Василю хотелось не только обнять весь мир, но и прижать к себе рыжего Миколу, рассказать ему о своей радости.

Вечером в клубе должен был состояться концерт. Василь пришел, когда в зале еще никого не было. На сцене, за занавесом, шла подготовка к концерту. Василь не решился заглянуть туда, зная, что артисты не любят, когда им мешают. Он выбрал себе место невдалеке от сцены и сел. Просторный зал стал заполняться людьми. Шла молодежь по одному и группами. Они не выбирали себе мест, а ходили по залу, заглядывали на сцену. Пожилые рабочие приходили с женами. Они сразу же занимали места.

Слегка раздвинув занавес, со сцены соскочил Микола Куделин с баяном.

— Василь, — крикнул он издалека, — ну как твое здоровьечко?

«Под мухой сегодня Микола», — догадался Василь. А Микола уже, может десятый раз за день, пожимал ему руку.

— Почему ты не скинул пальто? — спросил он, усаживаясь рядом. — Беги, браток, в гардероб, а я сберегу твое место.

Когда Василь вернулся, на сцене исполнялся какой-то танец. Хорошо играл Микола. Василь сел на свое место.

И вдруг он увидел, как по залу прошла Алена с каким-то долговязым парнем. Василю показалось, что Алена кивнула ему, и он ответил ей, но не видел, заметила ли это Алена, потому что другая пара заслонила их. Василь почувствовал, как ревность к долговязому парню закралась ему в душу.

Наконец Микола закончил игру, и на мгновенье в зале стало тихо. Василь встал. Ему захотелось увидеть Алену, узнать, кто этот долговязый, что прошел с Аленой.

Алена стояла возле сцены. Она всматривалась в зал, словно хотела кого-то увидеть.

«Ищет своего долговязого», — подумал Василь с обидой.

Когда он очутился возле нее и увидел ее радостную улыбку, и обида, и дурные мысли о долговязом отлетели прочь.

— Добрый вечер, Алена.

— Добрый вечер, Василь… Я с вами уже поздоровалась.

— Мне показалось, что вы не заметили моего ответа.

— Заметила, — сказала она и радостно улыбнулась.

Начались танцы, и все перешли в зал.

— Где ваш партнер? — не без намека спросил Василь.

— Пошел курить. А вы почему не танцуете?

— Еще не собрался.

— Долго же вы собираетесь! Дед вы, а не танцор.

— Ну это мы посмотрим, — запальчиво ответил Василь. — Кто он такой?

— Кто?

— Тот долговязый.

— Хотите — познакомлю. Он механик из леспромхоза.

Немного помолчав, она вдруг загадочно взглянула на Василя и сказала:

— Значит, вальс за вами, так?

— Так.

— Пойдемте на сцену, я познакомлю вас с нашими артистами. Я уверена, что в гриме никого не узнаете.

— А вальс?

— После концерта.

Поздно вечером расходились из клуба. Недолгую дорогу до бараков Василь и Алена шли вместе. Василю о многом хотелось поговорить с Аленой, но тропинка к женским баракам повернула вправо, и они разошлись.

На лес опускались ранние зимние сумерки. Падал легкий, пушистый снег. Он повисал на сучьях деревьев, на ветках кустарников, ложился на штабеля бревен, украшал пни белыми шапками, устилал автотрассу, скрывая под собой ее гладкое полотно.

И сумерки были белыми и молодыми.

Бывают такие красивые зимние вечера, когда из глубины могучих лесов веет какой-то торжественностью и таинственной тишиной, когда толстые и высокие деревья стоят неподвижно, как сказочные богатыри, когда запахнет дымком от далекого костра и до слуха долетит скрип саней, девичий смех и песня. Тогда забушует в груди молодость, тронет нежностью сердце, и оно сладко заноет. И появится вдруг какое-нибудь воспоминание, мелькнет в памяти и исчезнет… О чем оно было?.. А может, это не воспоминание, а мечта, нечто милое, дорогое и неуловимое?

Василь Балков шагал домой. Лучок висел за его плечами, как ружье, полотно пилы, как ремень, сжимало грудь. Топор Василь держал в руках, — не привык он еще засовывать его за пояс, потому одна рука была занята и неудобно было закуривать. Но он все же закурил. Поблескивая огоньком цигарки, он неторопливо шел вперед. Сзади доносились людские голоса: шли лесорубы. Впереди поскрипывали сани, и скрип этот приближался: трелевщики везли к автотрассе последние возы бревен. Василь вышел на шоссе и остановился. Навстречу ему шли машины, груженные бревнами. Свет от фар яркими снопами брызнул на дорогу и поплыл, освещая заснеженный лес, обливая его серебряным блеском. Василь свернул на край автотрассы, чтоб дать дорогу машинам, и постоял, пока они проехали.

Наконец за поворотом дороги заблестели огни поселка.

Василь занес в пилото́чку лучок. Там никого не было. Он повесил пилу на гвоздь и пошел в контору. Людей здесь было много, и Василь едва отыскал Миколу Куделина.

— Ну, Микола, сколько сегодня у меня?

Куделин оторвался от своей «поминальницы», взглянул на Василя и ответил:

— Я еще только присел, Вася. Только вот начал считать. Но заранее тебе скажу: у Алены больше.

— Ну? — недоверчиво спросил Василь и нахмурился.

— Примерно процентов на пять.

— Неужели ее невозможно обогнать, Микола?

— Все возможно, Вася. Возможно и то, что пока ты догонишь Алену, наши сезонники догонят тебя! Я вот подсчитываю. У многих выработка подходит к твоей. Во всяком случае, ниже ста процентов нет ни у кого, даже у девчат.

— А я разве буду стоять на месте! Пусть догоняют, это хорошо. На то мы и соревнуемся. И не может быть, чтоб до конца недели я не догнал Алены! — упрямо ответил Василь.

— Старайся, Вася… И не мешай, браток, мне. Иди поужинай, а я тем временем сводку подготовлю. Леспромхоз звонит и звонит… Пока ты поужинаешь, я подсчитаю.

Василь нахлобучил ушанку на самые глаза и вышел из конторы. Сегодня ему попался хороший лесок: густой и толстый. Работал и думал: «Ну, сегодня берегись, Алена…» А тут на́ тебе… Микола хоть и не подсчитал, а знает. Прикинет на глаз и на самую малость ошибется…

Уже второй месяц идет соревнование. И за все это время Василь ни разу не занял первого места. Ему неизменно доставалось второе, а на первом неизменно была Алена. Василь не завидовал, но желание догнать ее от этого не уменьшалось. Наоборот, усиливалось. Странно было, что так быстро прошло время. Когда появился здесь, только начиналась зима, а теперь она заканчивается. Придет весна, и он должен будет вернуться домой. Но мысль о доме почему-то не обрадовала его.

Отношения Василя с Аленой усложнялись. Они, как и раньше, навещали друг друга на работе, делились опытом. В лесу Алена была такою, как и всегда: чуткой, требовательной, правдивой и сердечной, самым лучшим товарищем. Но после работы в нее словно вселялся черт… Она становилась колючей как ерш, шутки ее были острыми, от них Василь не раз краснел. Василю даже казалось, что она избегает его. Он искал встречи, хотел сказать ей о своей любви, но девушка, казалось, не обращала внимания на его чувства…

Василь уже не однажды сам инструктировал молодых рабочих. Его тоже называли «товарищ инструктор».

Через несколько дней после того комсомольского собрания, на котором заключались договоры на соцсоревнования, на участок к Василю пришел парторг Ковалевский. Поговорили. Ковалевский, старый рабочий-лесоруб, попробовал его инструмент. Василю было интересно наблюдать, как этот коренастый пожилой человек с густыми короткими усами, с приплюснутым носом, с веселыми умными глазами орудовал его пилой. Он свалил несколько деревьев и вернулся к Василю.

— Отвык. Да и года, вероятно, не те, — сказал он густым басом и усмехнулся. Потом поинтересовался методом работы Василя.

— У меня метод Алены Головач, товарищ Ковалевский, — ответил Василь.

— Разве ее метод самый лучший? — удивился парторг.

— Не знаю. Но она меня учила. Я, можно сказать, ее ученик.

— А вы поищите своих методов. Она работает третий год и третий год совершенствует свой метод, а вы плететесь за ней в хвосте.

Эти слова поразили Василя.

— Видимо, так, товарищ Ковалевский… И я должен сказать, что напрасно соревнуюсь с Аленой…

— Почему?

— Чтоб найти свои методы, мне надо поработать лучком не меньше года.

— Ну, это не совсем так. Лучком вы овладели. Надо только использовать рационально время. Я думаю, вы много теряете его на мелочах. Уплотняйте рабочий день. И беритесь за дело серьезно. К нам идет могучая техника. Электропила в скором времени заменит лучок.

Василь задумался над словами парторга и нашел много мелочей, которые мешали ему в работе. Он избавился от них, однако, хотя выработка его и увеличилась, Алену он все же не догнал.

…В столовой Василь разделся и заказал ужин. Вдруг он услышал, как его окликнули:

— Товарищ Балков, как дела?

Алена Головач поужинала и собиралась домой. Василь взглянул на ее веселое лицо, и сердце защемило от непонятной боли.

— А у тебя, товарищ Головач?

— Не знаю. Пойду спрошу у Миколы.

— Иди. Он уже считает.

— А ты не злись, Василь…

— Я не злюсь, Алена… У тебя сегодня больше. Но… Будет праздник и на моей улице!

— Тогда позовешь меня на свой праздник, — засмеявшись, ответила она и ушла.

И ушла — такая близкая и дорогая… Неужели так и не удастся ему до конца сезона догнать ее? Он ждал того дня, когда сможет сказать ей: «Ну, Леночка, спасибо за науку. Наконец все же я поравнялся с тобой… Давай же и пойдем вперед вместе, помогая друг другу…»

Сегодня к нему снова приходил Ковалевский. Постоял недолго. Похвалил. Уже собираясь уходить, спросил:

— А что ты думаешь про электропилы, Василий Андреевич?

— У нас их нет.

— Нет — так будут… Скоро будут!

Василь вспомнил эти слова, идя в контору, куда его позвали из столовой, когда он кончил ужинать.

В кабинет начальника Василь вошел не без волнения. Он поздоровался и остановился у порога.

Начальник поднял голову от стола и сказал:

— Ближе, товарищ Балков. Садись.

Василь увидел в кабинете и парторга. Тот дымил сигаретой, вставленной в длинный мундштук.

В кабинете было уютно и, как показалось Василю, очень жарко. Он расстегнул пальто и взглянул на начальника, который сидел, нахмурив поседевшие брови, и что-то читал. Таким хмурым Василь его никогда не видел и потому с тревогою подумал, зачем его вызвали. Но начальство не торопилось сообщать.

Так прошло несколько минут. Начальник пододвинул к себе счеты и задумчиво стал что-то подсчитывать. Парторг пускал дым сквозь густые усы.

Вдруг начальник решительно отодвинул от себя и бумаги, и счеты, окинул веселым взглядом Василя и сказал:

— Значит, не дотянул сегодня до Алены только три процента!

Василь не знал, что скрывается в этих словах — упрек или похвала, и недовольно поморщился.

— Что, не нравится? — засмеялся начальник.

— Ничего не сделаешь. Придет время, дотяну и перетяну.

— Верю. Три процента — ерунда.

— Не ерунда. Завтра, может, пять не дотяну, но я в себя уже верю.

— И это самое главное, — сказал Ковалевский.

— Молодец, товарищ Балков… С нашей Аленой еще никто не сравнялся, а ты почти догнал ее. — Начальник пытливо взглянул на Василя. — Дело вот в чем, товарищ Балков: ты думаешь остаться у нас или в конце сезона вернешься домой?

С того дня, когда у Василя появилась мысль убежать с лесопункта, прошло немало времени. Больше он об этом не думал. Но вопрос начальника был неожиданным, и Василь не сразу ответил.

— Я себе такого вопроса не задавал. Мне не так легко далась новая специальность… — Он замолчал.

— Чтоб так легко ее бросить, — добавил Ковалевский.

— Пожалуй, так, товарищ Ковалевский.

— Значит, остаешься?

— Да, — решительно сказал Василь.

Начальник довольно потер руки.

— Искренне говоря, товарищ Балков, твои слова меня обрадовали. Мы тут думали о тебе, разговаривали с товарищем Ковалевским.

Это удивило Василя. Он никогда не надеялся, что начальство может о нем думать или говорить.

— Помнишь, Василий Андреевич, я тебе сегодня говорил об электропиле, не забыл? — спросил Ковалевский и вставил в мундштук новую сигарету.

— Помню.

— Вот это время и настает. В самом недалеком будущем наш лесопункт будет механизирован. Мы получаем несколько электростанций, несколько машин, трелевочных тракторов, даже лебедок. Понял?

— Понял, но не совсем, товарищ Ковалевский.

— Кадры нам нужны, хозяева машин, понял?

— Понял.

— На курсы мы посылаем тебя, на три месяца, — сказал Жаровин.

— Почему меня, товарищ начальник?

— Не только тебя. Посылаем много людей. Над тем и думаю. Лесопункт оголяется, подсчитываю, выполним ли без вас программу. На курсы — шоферов, трактористов, мотористов — всех лучших рабочих.

— Значит… соревнование побоку?

— Почему побоку? Вернутся и будут продолжать его в новых условиях.

Василь долго молчал. Ни начальник, ни парторг не мешали ему думать. Наконец он поднялся и сказал:

— Согласен. Еду.

— Иначе и быть не могло, — улыбнулся Жаровин. — Завтрашний день дается тебе на отдых и на сборы. Получишь у Ивановны деньги, а послезавтра — в дорогу.

«Как неожиданно все получилось», — подумал Василь, идя из конторы. И вдруг ему показалось, что его согласие ехать на курсы похоже на бегство. Он убегает от соревнования. Что подумает Алена? «Убегаешь, Балков», — скажет она. Начнет посмеиваться…

На дворе посветлело. Прояснилось небо, и мороз усилился. Василь пошел домой и неожиданно встретил Алену Головач. Оба остановились.

— Слышала новость, Алена? — спросил он.

— Слышала. Значит, едешь, Василь?

— Еду. А ты?

— К сожалению, нет.

— Эх, ошибся я.

— В чем ты ошибся?

— Дал согласие ехать на эти курсы.

— Это, по-твоему, ошибка? — удивилась она.

— Не то что ошибка… На бегство это похоже. От соревнования, получается, убегаю…

— Чудак ты! Какая глупость пришла в голову! Если бы меня послали, я бы гордилась! — в ее голосе слышались нотки то ли сожаления, то ли зависти.

— Почему же они тебя не послали? — возмутился Василь.

— Не знаю… Видишь ли, комсоргом я, — одним словом, много дел…

Василь почувствовал, что она что-то не договаривает. Она молчала и стояла некоторое время наклонив голову. Потом резко подняла ее, словно отогнав докучливые мысли, и спросила совсем другим тоном:

— Ты куда теперь, Василь?

— Домой, Лена. Надо своим письма написать.

— В клубе сегодня танцы. Помнишь первый вальс? Сегодня он будет последним. Три месяца тебя не будет, давай же потанцуем.

Он взял ее под руку, и она прижалась к нему. А может, это только показалось? Безусловно, прижалась… Нет, не прижалась, а слегка наклонилась в его сторону.

В клубе было много молодежи. Весело заливался баян в Миколиных руках.

Василь помог Алене снять пальто, разделся сам. Они молча стояли у вешалки. Алена наклонила голову. Длинные ресницы закрывали глаза так, что казалось, они ничего не видят. Не первый раз он встречается с нею в клубе, но сегодня она была не такой, как обычно. Сегодня была очень красивой эта простая девушка. И Василю захотелось поднять ее на руки, пронести по всему клубу. Только так бы он выразил нежность, родившуюся в его груди в эту минуту.

Когда полилась мелодия вальса, он обнял ее, и они закружились.

Василь почувствовал, что пьянеет. Пьянеет от мелодии, от близости Алены. Он не знал, не видел, как красиво получается у них этот старый и вечно молодой танец.

Замолк баян, а Василю не хотелось уходить от Алены. Он заметил табуретку в самом углу возле сцены и показал на нее глазами:

— Отдохни, Лена…

— А ты?

— Я постою.

— У меня нет времени сидеть, Василь… Я же тебе сказала: потанцуем последний вальс. Вот мы и потанцевали…

— Ты хочешь уйти? — с сожалением спросил он.

— Мне надо уйти, Василь… — ответила она, ласково взглянув на него.

— Пойдем. Мне тоже пора…

Они шли по дорожке, что вела к баракам. Веселые звезды усеяли все небо. Лес, что окружал поселок, стоял молчаливо. Из-за него показывала свое круглое лицо луна.

Они остановились у крыльца, и Лена повернулась к Василю.

— Желаю тебе успехов, Василек… Прощай, — сказала она, протягивая ему руку.

Он схватил и до боли сжал ее… «Василек…» Она никогда его так не называла.

— Лена, подожди. Мы даже не поговорили. Я ведь тебе ничего не сказал! Ах, Леночка! Мне обязательно надо сказать. Я еду на три месяца.

— Глупенький, Василек. Почему же ты раньше не сказал?

— Леночка, я не знал, — ответил он, обнимая ее за плечи. Она отвела его руки.

— Ты мне будешь писать, не поленишься?

— Ах, Лена, Лена…

Она повернулась и по ступенькам взбежала на крыльцо.

На лесопункте, где проходили курсы механизаторов лесозаготовок, Василь сначала растерялся.

Весь процесс лесозаготовительных работ тут был механизирован. Работали не только автомашины и электростанции на колесах, напоминавшие вагоны. Трелевку леса выполняли могучие тракторы. Интересно было смотреть, как они тянут к лесному складу целый десяток деревьев, держа их за верхушки. На складе рабочие распиливали бревна электропилами. Погрузка леса на станции — самая тяжелая работа. Здесь лебедки и «деррики» заменяли людской труд. Рабочие только управляли этими машинами. «Сколько здесь техники, — думал Василь. — Неужели так будет и у нас?!» Он завидовал рабочим, стоящим у машин как командиры. Какой примитивной выглядела лучковая пила в сравнении с электропилой!

Василь сразу словно перенесся в другой мир, и это ошеломило его. Кроме того, он чувствовал себя каким-то раздвоенным, словно часть его осталась там, на Яневском лесопункте, где работает своим лучком Алена. В первый же день он написал ей письмо. Писал долго, но, прочитав, не решился послать. «Наплел черт знает чего, — подумал он. — Может, Алена только посмеется». Он вспоминал ее то такой, какой она пришла к нему инструктором, то такой, какой видел в последний вечер, и сердце его ныло. «Василек…» Так никто и никогда не называл его. И это слово все время звучало в его ушах.

Он учился на курсах мотористов. Учеба занимала много времени. Занятия проходили на производстве, что в значительной мере облегчало усвоение материала, но вечерами приходилось сидеть за книгами и записями до полуночи.

Все чаще им овладевала тоска. Тогда он закрывал глаза, и перед ним представала Алена. Она стояла наклонив голову, словно обиженная, и длинные ресницы закрывали ее глаза. Нежностью тогда наполнялось его сердце. Он вспоминал ее лицо, ее взгляд, такой ласковый и загадочный, ее чудесное слово «Василек». «Ты и здесь мне помогаешь, Леночка», — с благодарностью думал он. И действительно, думы о ней придавали силы, заставляли его быть лучшим, стремиться вперед. Не раз пытался он писать ей, но, перечитав свои письма, находил, что и тысячной доли нет в них того, что хотелось ему высказать.

Прошло два месяца. Кончилась зима. Василь удивился, что он так и не заметил, как началась весна. Ее приход он почувствовал как-то неожиданно. Вышел утром во двор. Солнце еще не всходило, а уже откуда-то с высоты лилась птичья песня. Василь присмотрелся: на старой березе, что росла у общежития, как черный комок, сидел скворец и весело посвистывал. «Весна!» — с радостью подумал Василь и только теперь заметил, что уже отшумели весенние ручьи и почти совсем нет снега.

Прошло еще несколько дней, и весна цвела уже в березовых рощах, на лугах по берегам речки, на колхозных полях. Желтой калужницей покрылись луга и болота. Светло-зеленые клейкие листочки покрывали деревья и кусты. Молчаливый лес огласился птичьим пением, зашумел под весенним ветром весело и звонко.

Приход весны вызвал новые думы. Василь вспомнил родной колхоз — и так потянуло домой!.. Хоть бы увидеть, как просыхает земля, как она готовится принять новые семена. Он представлял, как в колхозе его товарищи трудятся на полях. Разве он убежал от них? Он только перешел на другой, тоже очень важный участок работы.

Все курсанты теперь проходили практику на производстве. Василя поставили помощником машиниста. Машина работала исправно, и Василь мог даже отлучиться от нее. «Мало быть мотористом, — думал он, — надо быть хорошим электропильщиком». И он, договорившись с мастером, шел на делянки и часа по два, по три работал электропилой. Было у него и другое желание — побыть на электростанции одному. И пусть бы произошла какая-нибудь заминка. Тут бы он убедился, хорошо ли он знает машину. И такой день наступил. Василю пришлось заменить заболевшего моториста.

С восходом солнца Василь вышел на работу. Лесная дорога еще молчала, и Василь был рад, что будет на своем месте раньше всех и сможет подготовиться к работе. Лесные птицы уже не спали. Желна долбила дерево с таким вниманием, что не только не испугалась Василя, но даже не обратила на него внимания. Голоса лесных певцов, невидимых в лесной чаще, лились со всех сторон. Были они такие бодрые, что Василь сам стал подсвистывать им.

Зайдя в вагон своей электростанции, Василь сначала осмотрел механизмы. Все было в порядке. Он смазал и заправил горючим мотор. Когда пришли рабочие, мотор уже пел свою трудовую песню.

Василь вышел из вагона, и ему самому захотелось поработать электропилой. Он прислушался к голосу мотора: звук был равномерный и четкий. Василь взглянул на провода, что как змеи ползли во все стороны, и побежал на лесной склад, где шла распиловка бревен. Молодой парень с веснушками на лице распиливал в это время толстую ель.

— Ну как, хватает току? — спросил Василь.

— Хватает, механик, — ответил тот.

«Механик», — подумал Василь улыбаясь и попросил:

— Разреши мне, товарищ, резануть разок.

— Пожалуйста, товарищ механик.

Василь взял электропилу и принялся за работу. Сделать один рез было делом нескольких минут. Он распилил уже два бревна и перешел к третьему, и только дотронулся до него пилой, как лента ее остановилась. Василь помчался к электростанции. Мотор заглох. Несколько раз Василь хватался за ручку, чтоб завести его, но мотор только фыркал, как норовистый конь, и снова зловеще молчал. Василь начал копаться в нем. Но, как и обычно бывает в таких случаях, когда механик еще не очень умелый, он не знал, за что прежде всего надо приняться. Василь бросался от одной детали к другой, снова хватался за ручку. Мотор только фыркал в ответ на все его попытки.

— Эх ты, механик разнесчастный… — горько проговорил он и наклонился над мотором. Теперь он решил по порядку пересмотреть каждую деталь, но мысль, что из-за его небрежности происходит простой на работе, что рабочие теперь вспоминают его не совсем добрыми словами, снова лишила его покоя.

Он не знал, сколько прошло времени, потому что минуты казались ему часами, но неожиданно в дверь вагона заглянул тот рабочий, чьей пилою он работал, и сказал спокойно, по-товарищески:

— Вы, механик, взгляните, — может, горючее не поступает. Это иногда бывает.

Хороший совет успокоил Василя. Он бросился к трубке, подающей горючее, и сразу нашел неисправность: трубка засорилась. Василь старательно прочистил ее. Рабочий повернул ручку мотора, тот еще несколько раз фыркнул, словно не желая податься, и заработал ровно, без перебоев. Теперь Василь решил никуда не отходить от механизмов, хотя его и тянуло к электропильщикам.

Остаток рабочего дня прошел быстро и без аварий. Василь был недоволен этим днем. Недоволен потому, что допустил ошибку, оставив машину без присмотра, и из-за этого получился простой. «На то и машинист, чтоб управлять машиной», — думал он и твердо решил, что такой случай должен быть первым и последним. Когда он пришел с работы, его встретила уборщица.

— Тебе письмо, Вася, — сказала она, подавая ему синий конверт.

Василь не помнил, как разорвал конверт. Он даже не взглянул на адрес — он и так знал, что письмо от Алены.

«Нет! Не забыл, Леночка!» — хотелось крикнуть Василю. Как бы дорого он дал, чтобы видеть теперь ее перед собой, чтобы перенестись хоть на час в Яневский лесопункт.

Она писала, что тоже была на курсах при тресте и получила звание мастера лесозаготовок, а также поступила учиться заочно в лесотехникум.

«Ах, Лена, Леночка! Разве может такая девушка стоять на одном месте? — с гордостью подумал Василь. — Она же снова опередила меня!»

Он несколько раз перечитал это дорогое письмо и начал писать ответ.

1955