Затор на двадцатом

МАРТЫН КОГУТ

Мартына Когута вся деревня считала человеком умным, хитрым, шельмоватым, но он был уверен, что настоящей цены ему люди не знают.

Мартын был мастером на все руки: немного плотник, немного столяр, немного печник и портной, а в основном — он любил подешевле купить и подороже продать. Раза три-четыре в год он привозил в Минск пять-шесть кабанов, пятнадцать — двадцать овечек, двух-трех быков, и деньги у него никогда не переводились.

Когда в западных областях началась коллективизация, Когут поступил на службу. Знакомство у него было широкое — кто не имеет дела с мастеровым человеком! Мартын стал сторожем на прудах. Эти пруды находились в восьми километрах от деревни, но невдалеке от них, на хуторе, жил тесть Мартына. Он и охранял пруды, а Мартын только раз в неделю заглядывал туда. Мартын не боялся, что его прогонят с работы. Он знал, кому и когда преподнести подарок.

Против колхоза Мартын ничего не имел. Может, и имел, но молчал. Приказал жене записаться в колхоз, запряг в телегу кобылку, положил плуг, борону, упряжь — все, что подлежало обобществлению, и велел отвезти на колхозный двор. Кобылу было жалко, но Мартын махнул рукой. Одна ли кобыла «обернется» в его кармане!

Жена Мартына — Анета была тихая, послушная женщина. Бывало, нигде не услышишь ее голоса — ни дома, ни на улице. Вечно молчаливая, трудолюбивая, она и минуты не могла побыть без дела и всегда находила занятие для своих ловких рук. Ее нельзя было назвать красивой, но в ней таилась женственность, покорность, какая-то особая привлекательность. Мартын этого не замечал. Он уже привык не считаться с женой. Зато ему были хорошо знакомы все одинокие и веселые женщины в округе. Анета молча страдала, но ни разу не упрекнула мужа. Разве бы она осмелилась! Она даже по-своему гордилась им — молчаливо, с горьким умилением.

Мартын всегда ходил в галифе зеленого цвета, хромовых сапогах и ловко сшитом пиджаке. Усы и бороду подстригал на французский манер, шевелюра у него была роскошная, и выглядел он внушительно и солидно. Поговорить умел с каждым и оставлял о себе неплохое впечатление.

Люди не раз спрашивали у него, почему в колхозе работает только его жена, а он нет. Мартын на это отвечал:

— Я, товарищи, рабочий. При панском режиме я не мог стать равноправным членом рабочего класса. Что ж, безработица… Вот и приходилось пахать землю и кустарным промыслом заниматься. Советская власть дала мне возможность осуществить свою мечту.

— Ну какой вы рабочий! Сторож. Такую должность может занять каждый старик.

— Извините. А ответственность? Притом это для начала. Я уверен, что в скором времени займу место по специальности.

— А жена?

— Она, товарищи, крестьянка.

Одним словом, этот плут и комбинатор за словом в карман не лез.

Он по-прежнему занимался всем понемногу: шил, столярничал, клал печи и трубы. И хотя не так часто, как прежде, и не в таких масштабах, но навещал и столицу и возвращался оттуда не без прибыли.

Кроме жены у Мартына была дочь Женя — девочка лет пятнадцати, красивая и скромная, характером вся в мать. Училась она в седьмом классе и хотя не имела особых способностей, но благодаря трудолюбию и усидчивости считалась не последней ученицей. Мартын не уделял ей особого внимания, порою даже не замечал ее присутствия, но отцовскую обязанность знал хорошо. Она была прилично одета и обута, имела все необходимые учебники. Мартын даже порою поучал соседей:

— Детей, браточки, надо воспитывать. С женой ты ругайся, дерись, а детей не забывай. На то они дети.

Соседки даже ставили в пример Мартына Когута, как отца заботливого и умного.

Анета сразу же пошла в колхоз на работу. Работала, как когда-то на своем поле, молчаливо, старательно, с охотой.

Впервые в тот год сажали колхозную картошку. Сажала и Анета. Она шла с корзинкой, согнувшись, и аккуратно клала картофелины во вспаханную борозду. Соседка Агата непрестанно говорила, шутила и смеялась. Анета думала, как это она может и картошку сажать и разговаривать. Когда закончила свою полосу и, подойдя к соседке, взглянула на ее работу — онемела.

— Агата, — проговорила она робко. — Это же… это же, может, нехорошо так.

— Как? — огрызнулась Агата.

Анета испугалась.

— Ну как? Ну скажи, как? — с издевкой наседала Агата.

— Картошка лежит в борозде как попало… Вот три рядом, а вот на целый метр ни одной. И на самой борозде — конь потопчет…

— Что? Ты, может, голубка, думаешь, что я для себя сажаю? К черту! Это колхозу!

— Да я ничего, Агата. Я только сказала…

— Сказала-а! Слышали, женщины! У нас новый начальник появился.

— А где ее муж?

— Наши вот за плугами ходят, а ее небось где-нибудь на рынке денежки выколачивает!

— Анета права. Сажать — так по-настоящему, как положено. На самих себя трудимся.

— Уж больно ты умная! Черту лысому, а не себе!

Анета стояла ни жива ни мертва… «Зачем я сказала?» — подумала она.

Тем временем пахари остановили лошадей и подошли к женщинам. Анета и не думала, что мужчины так горячо за нее заступятся.

До вечера она почти не разгибала спины, и на душе у нее было горько. Думала, что Агата теперь ее вечный враг. Но перед самым концом работы Агата окликнула ее:

— Ты, может, сердишься на меня, Анета?

— Я? Нет. Я не сержусь.

— Язык у меня длинный, это правда. Может, что-либо лишнее сказала.

На душе у Анеты посветлело. Она шла домой и думала: рассказывать об этом Мартыну или нет? Но Мартын ее опередил. Как только она вошла в хату, он весело спросил:

— Ну, много сегодня заработала?

— Не знаю, Мартын…

— Не знаешь! Ха-ха-ха! А я — вот!

Он любил похвастаться даже перед женой. Вот и теперь он вынул из кармана сотню и помахал ею.

— Видишь! А ты и за год столько не заработаешь.

— Хорошо, Мартын…

— Хорошо, да не очень, — Мартын нахмурился и взглянул на жену сурово. — Слышал я сегодня про тебя. Хвалили. А я не хвалю! И запомни: совать нос в чужие дела не смей. Слышишь, глупая баба? Каждый делает так, как ему хочется. А у тебя если не хватает ума работать легче и быстрей, то молчи. Колхозу только без году неделя, и чем все кончится, неизвестно. А ты сразу в активистки лезешь. Смотри, чтоб это тебе боком не вышло, а заодно и мне.

Однако в тот день у Мартына было очень бодрое настроение. Он отремонтировал в соседней деревне магазин и склад, хорошо заработал и крепко выпил.

— Ничего, бабка, — сказал он. — Колхозное поле — не своя нива, своих порядков не установишь. А пока я живу, то вот! — он снова вынул сотню и помахал ею. — А ты сколько заработала? Ха-ха-ха!

Такой вопрос он задавал теперь часто. Это происходило тогда, когда он исчезал на неделю-другую и возвращался домой с деньгами в кармане и хмельной головой.

Так прошло два года. Анета работала в колхозе, а Мартын комбинировал.

Колхоз за это время окреп. Стала пополняться молочная ферма. Большую прибыль дал лен.

Анета с весны до осени работала на льняном поле, вела за собою женщин. Несознательно, но вела. Не приказом, а молчаливым примером, трудолюбием и выдержкой. Кто мог стоять сложа руки, когда она, согнувшись, с утра до обеда, а потом с обеда до вечера полола. Только одно приносило ей страдания — разговоры. Как больно было слушать, когда женщины начинали перемывать кости ее мужа.

— Бугай, погибель на него. Живет за спиной жены-колхозницы и всеми правами колхозными пользуется.

— А сотки!

— Сотки Анетины.

— Давно ли ездил в Минск твой лодырь, Анета?

— Почему ты его не выгонишь? Все равно вдовой живешь!

У Анеты щемило сердце и слезы застилали глаза. В безжалостных словах женщин она чувствовала горькую правду.

Когда вырос лен, все ахнули. Разве можно, чтоб пропало такое добро! Даже ленивые подтянулись. Когда началось теребление, льняное поле жило с рассвета до рассвета. А тут еще из МТС пришла на помощь льнотеребилка. Если бы не она — может, и не успели бы в пору вытеребить лен, потому что начались дожди.

Мартын все лето мало бывал дома. Работы ему хватало, потому что люди готовились к зиме. Мартын ремонтировал трубы и печи. Часто приходилось ему не только ремонтировать трубы, но и чистить их. Этим он занимался вдалеке от своей деревни, потому что такую работу считал не почетной. Трубочист! Была и другая причина находиться дальше от дома. Он стал замечать, что колхозники смотрят на него не так, как раньше. Даже лучшие друзья отворачиваются в сторону. При встречах куда-то торопятся, поздороваются на ходу и бегут. Им все некогда постоять и поговорить с соседом… Бывало, не раз у него пили самогон друзья. Самогону Мартын не жалел, он недорого ему стоил, — а кто не любит выпить за чужой счет? А теперь если кто и заскочит, то тайком, в сумерках. Опрокинет стакан-другой и на дверь поглядывает. Может, боится, чтоб кто-либо посторонний не зашел, или сам хочет поскорей вышмыгнуть. Мартын возмущался, но не вслух. «Ладно же, шельмы, — думал он со злостью. — Вы еще походите ко мне, но я вам фигу покажу! Вот как будет…»

Однако чувство, что он стал лишним в своей деревне, хотя смутно, все же возникало в его сознании. Тогда он выпивал стакан самогону — и оно исчезало.

Анета тоже переживала тяжелые дни. Ее хвалил бригадир, правление ставило в пример, но ощущение того, что она хуже других, никогда не покидало ее. «Все идут на работу вместе с мужьями, — думала она, — только я одна…» Она с завистью смотрела на женщин, которым иногда помогали мужья. Тяжело бывает поднять большую корзину, чтоб высыпать в ящик картошку, особенно под вечер, когда руки ломит от усталости. А муж-пахарь остановит лошадей и тут как тут. Подхватит корзину — и она уже порожняя.

Нелегко было слушать разговоры, которые хотя и велись вполголоса, однако явно были рассчитаны на то, чтоб она услышала.

— Небось она сама рада, что муж деньги приносит. У нее сотки и трудодни, а у него деньги! Ага!

— И я так говорю. Муж и жена — одна сатана. Если бы она хотела, так бы прижала, что и не пикнул.

— Видать, уже столько платьев нашила, что девать некуда.

Сжав губы, Анета плакала. «Вот что говорят люди…»

В конце декабря Мартын, сказав, что «под лежачий камень вода не течет», надолго исчез.

Вернулся он в субботу вечером, как и всегда в таких случаях, под хмельком. Анеты дома не было. За столом сидела дочка Женя, она готовила уроки. Мартыну захотелось поговорить с дочерью.

— Где мать? — спросил Мартын.

— Пошла пшеницу на трудодни получать.

— Ого! А порожних мешков сколько взяла?

— Не знаю, тата.

— Ну, а ты как учишься?

— Учусь, тата, ничего.

— Пятерки есть?

— Есть, и не одна!

— Молодчина. — Ему хотелось в этот момент как-то выказать дочери свои отцовские чувства — ну хоть по голове погладить. Но вместо этого он вынул из кармана десять рублей и дал их Жене: — На! Это тебе на парфюмерию.

— На какую парфюмерию, тата?

— Не знаешь? Парфюмерия — это одеколон, духи, пудра. Ну и все тому подобное. Называется парфюмерия. Культуры мало!

Женя засмеялась:

— Пусть лучше на керосин. У нас уже весь керосин вышел.

— На керосин будет без этого.

— Тогда пусть на тетрадки.

— Вот тебе и на тетрадки, — он протянул еще десятку. — А те на парфюмерию. Ты должна у меня быть молодцом, чтоб все знали, что ты моя дочка.

— Ученицам нельзя красить губы, тэта.

— Ученицам! Я тебя скоро замуж выдам. Найду такого жениха, что всем завидно станет.

Пока он развивал свою мысль о женихе, в хату вошла Анета. Она привыкла к неожиданному появлению мужа. Мартын ее встретил обычными словами:

— Ну что, много заработала? А я — вот!

Он вынул из кармана пачку денег и помахал ею.

— Вот и хорошо, что дома, — ответила Анета, не взглянув на его деньги. — Иди помоги мешки внести, увидишь, сколько я заработала.

Мартын не так был удивлен ее словами, как тоном, каким они были сказаны, но надел шапку и пошел следом за женой.

У крыльца стояла подвода, рядом с ней — сосед Михась. Они поздоровались, как люди малознакомые, и Мартын заглянул в сани. Там лежали три больших мешка и один маленький. Мартын, привыкший к легкой работе, тяжело дышал, неся с Михасем эти мешки. Тот мешок, что полегче, Анета принесла сама.

— Сколько тут у тебя?

— Три центнера. Пшеницу дали за выращиванье льна. — Она развязала мешок и набрала горсть крупных зерен. — Посмотри, Мартын, какая! Словно золото!

Мартын нехотя взглянул.

— А это что? — показал он на меньший мешок.

— Сахар. Тоже за лен.

Мартын немного помолчал. Он не знал, что ему сказать. Хорошо, что жена столько зерна получила. И какого зерна! И сахар… Но его волновало иное. Неужели в этот раз он хуже жены? Своей Анеты?

— Этот твой заработок один раз в год бывает, — сказал он. — А у меня!.. Я бы только захотел!

— И я деньги получила, — сказала Анета. — Немного. По два рубля на трудодень. Авансом. Шестьсот рублей.

Она достала из кармана шесть новых сотенных, и они выглядели более внушительно, чем его скомканные десятки, двадцатипятирублевки. Анета открыла сундук и положила туда свои деньги.

— На, положи и мои вместе. Может, не будут кусаться… Мои тоже не краденые, — кисло ухмыльнувшись, сказал Мартын.

Анета подумала.

— Давай положу и твои.

Беда к Мартыну пришла не случайно. Он сам стремился ей навстречу. И, видимо, самой судьбе было угодно поднять его на такую высоту, о которой ему и не снилось. Сначала его выгнали из рыбхоза. Это не подействовало на Мартына, потому что получал он там не сотни, а рубли, и те отдавал тестю. Важно было то, что он числился на службе и имел профсоюзный билет. Теперь нужно было искать другое место, и Мартын развил кипучую деятельность. Совершил два рейса в Минск, отдохнул, потом исчез на неделю и вернулся домой таким «великим», что и кочергой не достать бы его носа. Назавтра уже весь колхоз знал, что Мартын не кто-нибудь, а закупщик скота у населения, уполномоченный потребительского общества. Нашлась какая-то «умная» голова, которая решила, что способности Мартына будут полезными на заготовительной работе. А Мартын, чтоб показать односельчанам свое высокое положение, прошел по улице с большим желтым портфелем в руках. Он разговаривал с каждым и между прочим спрашивал, что тот может продать кооперации. При этом он вынимал из портфеля расценки и важно зачитывал их.

Как бы там ни было, но дела у Мартына на новой работе пошли полным ходом. Он скупал коров, овец, свиней, птицу, вел переговоры не только с колхозниками, но и с колхозами, хотя отдавал предпочтение первым. На это у него были свои причины. Одним словом, он почувствовал себя как рыба в воде. Он умел купить, умел и сдать купленное. Покупал на глаз, не взвешивая. Опытным глазом спекулянта он сразу угадывал, сколько получит прибыли от каждой коровы, свиньи, индюка или гуся. В лице приемщика базы он быстро обрел своего человека. И дело пошло на лад. Документы они оформляли согласно со сдачей, а не куплей, и разницу делили между собой.

Мартын работал напористо, с охотой, и план закупки перевыполнялся каждый месяц. Мартын получал премии, хорошую зарплату. А летом его избрали заместителем председателя потребительского общества по заготовкам. Это была высота, и Мартын сам понимал, что выше ему не взобраться.

Он явился домой в новом костюме и плаще, в коричневых туфлях и соломенной шляпе. Односельчане, понятно, удивились и отметили, что Когут нашел все же работу по призванию, но надолго ли?

А Мартын, подвыпив, похлопывал по своему толстому желтому портфелю и говорил:

— Мне государство доверяет! Сколько, вы думаете, лежит в этом портфеле? Тысяч, может, тридцать, а может, все пятьдесят. Мне их государство доверило! Вот отдохну и возьмусь проводить операции.

Сколько было денег в его портфеле, никто не знал, но зимой его арестовали вместе с приемщиком…

После ареста его прежде всего постригли, и однажды, идя от следователя, он увидел в стеклянных дверях отражение своего лица. Боже мой! Он не узнал самого себя. Куда девалась его внушительность и солидность? Небольшая удлиненная голова, испуганные глаза, как у блудливого кота, которого скоро будут бить. Он был похож не на мужчину, а на мальчишку-озорника, который нарисовал себе сажей усы и бороду.

Теперь он вспомнил об Анете.

Арест Мартына ошеломил Анету. Противоречивые чувства не давали ей покоя. Мартын был плохим мужем. Он не любил ее, не жалел, не считался с нею. Но связь, хотя и очень незаметная и тонкая, которая бывает между мужем и женой, еще не оборвалась.

Анета не верила, что Мартын присвоил так много денег. Где же те деньги? Мартын оставлял дома не больше двухсот рублей. Правда, он иногда привозил муку, крупу, сахар, ситца на платье дочери. Как он хвастался в таких случаях!.. Однако кто ей мог поверить! Все говорят, что деньги у нее в сундуке. Об этом говорили не только односельчане. У Анеты сделали обыск и описали имущество. Презрение и позор черным пятном легли на ее семью. Пока шло следствие, Анета посылала Мартыну передачи, продукты, табак, белье.

Это время было самым трудным в ее жизни. И не только в ее. Дочка Женя, которая заканчивала десятый класс, впервые услышала упреки в свой адрес.

Труднее всего было на работе. Приходилось выслушивать разные намеки соседок. Но Анета вытерпела все.

В феврале Мартына судили. Приговорили к семи годам лишения свободы. На суд Анета не пошла. Хватало ей и того, что она слышала дома.

И снова потекла Анетина жизнь, но как-то легче и веселее. Она почувствовала себя полной хозяйкой в доме. Это вначале было не очень приятно. Пришлось самой заботиться о дровах и сене, самой ремонтировать крышу. Однако вскоре она привыкла, и жизнь вошла в свою обычную колею.

После суда стали утихать и разговоры о Мартыне, которые отравляли ей настроение. Она по-прежнему каждый день ходила на работу и вкладывала в нее все свое старание и умение. И никто больше не упрекал ее мужем.

В первый год заключения Мартын часто присылал письма и в каждом просил помощи. Анета посылала ему то деньги, то продукты. Спустя некоторое время содержание его писем изменилось. Он сообщил, что хорошо зарабатывает и ни в чем не нуждается. «Береги себя и Женю, дорогая Анета, а мне всего хватает». С такими теплыми словами он обращался к ней впервые за восемнадцать лет совместной жизни.

Однажды весной Анету вызвал председатель колхоза. Это ее удивило. Придя в контору, она остановилась у порога. В комнате было накурено, из-за дыма Анета не смогла рассмотреть, кто здесь находится. Ее окликнул председатель:

— Подойдите ближе.

— Иди сюда, Анета, а то я одна никак не отговорюсь, — услышала она голос Агаты.

Анета подошла и стала рядом с нею. За столом сидели председатель колхоза и бригадир по животноводству.

— Запрячь меня хотят, — сказала Агата, показывая на председателя и бригадира. — Свинаркой назначают. А я говорю: если с Анетой, то согласна, а одна — хоть зарежьте.

— Как это одна? Там же есть работница, — сказал бригадир.

— Работница! Это Матейчикова Текля работница? У нее свой поросенок двери погрыз от голода. Хотите, чтоб в колхозе свиньи были, так назначайте и Анету, одна я не согласна.

— А Текля? Как же снять человека с работы без причины?

— Без причины? — удивилась Агата. — Ты у свиней спроси, они тебе скажут причину. Животы поподтягивало бедным. Как они еще не подохли!

— Ох, чертова баба, — вздохнул бригадир.

— Кто чертова баба? — поинтересовалась Агата. — Я или Текля?

— Обе одинаковые, — пробормотал бригадир.

— Нет, не одинаковые! Мне ты подмигивать не будешь!

Председатель захохотал.

— Довольно, — сказал он. — Ну как, Анета? Вы согласны работать на ферме?

— Я на поле привыкла…

— С такими руками и стараньем всюду привыкнуть можно. А нам на ферме нужны честные и добросовестные работники. Большую задачу поставили перед нами партия и правительство. Надо больше давать стране мяса и сала. А мы даем мало. Ваша помощь необходима. Соглашаетесь?

— С Агатой согласна…

Женя успешно окончила десять классов. Когда она сказала об этом матери, та обняла ее и расплакалась. Вспомнилась вся жизнь замужем, трудная, горькая, полная обид и оскорблений. Редко были минуты счастья: когда родилась дочь, когда засмеялась в первый раз, произнесла первое слово, начала ходить, пошла в школу. И вот сегодня один из таких счастливых дней. Дочь кончила школу. Она уже взрослый человек. И куда-то прочь отошло все черное и горькое…

— Куда же ты будешь поступать, Женечка? — спросила Анета.

— Никуда, мама.

— Почему?

— И в колхозе работы хватит. Не все тебе одной трудиться.

— Отец обидится!

— Отец обидится! — повторила Женя. — Если бы он работал в колхозе вместе с тобой, мы бы, может, были более счастливыми…

— Да, Женечка… Но другие поступают.

— Кто поступает, а кто и нет. Антось Мажейка тоже не поступает. — Женя покраснела, и это заметили материнские глаза.

— Антось Мажейка… А что же он будет делать?

— Поработает немного в колхозе, а потом поступит в школу механизации. На тракториста учиться…

— Вот видишь, он на тракториста. А ты?

— А я на ферму пойду. Дояркой буду. Я уже и литературу подготовила, прочитала кое-что. Ну, мама, разве это плохо будет: ты свинарка, а я доярка!

Дочь прижалась к матери. И это тоже было счастье, простое человеческое счастье.

Первое время трудно было Анете на свиноферме. Все там было запущено. Пришлось от потолка до пола перетрясти и перечистить хлев, вымыть свиней, навести порядок в кормушках и стойлах.

Но время шло, дела на ферме налаживались. Анета и Агата, такие противоположные по характерам женщины, на работе будто дополняли друг друга. Если Анета свое внимание, умение и трудолюбие отдавала кормлению свиней и уходу за ними, то Агата была хорошим организатором, умела получить все, что было необходимо для свинофермы. Она кричала, ругалась, поднимала на ноги все правление, но своего добивалась.

Женя работала дояркой. Мать и дочь вместе уходили на работу, вместе возвращались домой, и жизнь их шла тихо и спокойно. И вот когда о свиноферме их колхоза заговорили в районе и в области, когда Анета стала получать дополнительную оплату и премии и в дом пришел достаток, она почувствовала, что семья ее очень маленькая, что у нее чего-то не хватает. Не было в доме мужчины. И, казалось, она была бы рада, если бы где-то рядом был Мартын, этот хвастун, лгун и комбинатор, который вечно хвастался своим заработком и умом. Что бы он сказал теперь?

Однажды Женя, смущаясь, сказала ей, что Антось Мажейка назначен бригадиром тракторной бригады в их колхоз.

— Ну и что, Женечка?

— Мы, мамочка, хотели…

— Может, отца бы подождали?

— Ай, мамочка… Мы и так ждем его четвертый год.

— Ну что ж… А когда свадьба?

— На Октябрьские праздники.

— А я совсем одна останусь…

— Нет, мамочка! Антось будет у нас жить.

Мартына освободили досрочно. Он поехал на строительство и поработал там четыре месяца. Работал так, что даже сам удивился, какой он выносливый и сильный. Деньги берег до копейки. Домой не писал ничего, хотел свалиться как снег на голову. Получив расчет, он в конце января приехал в свой областной город хорошо одетый, с подарками в чемодане и при деньгах.

На автобусной остановке он увидел соседку Агату, но не очень обрадовался этой встрече. Боялся ее длинного языка. Он выдавал себя по меньшей мере за уполномоченного, который едет из области в район, а она сразу разоблачит его. Так оно и получилось. Агата поздоровалась и, всмотревшись в его лицо, сказала:

— Неужели, Мартын, и там спекулировать можно?

Он готов был дать ей пощечину, но сдержался, напустив на себя важность.

В автобусе он всю дорогу молчал. А Агата протолкнулась вперед, села лицом ко всем пассажирам и не утихала всю дорогу. Говорила о нем. Мартын не смел поднять глаз, потому что каждый раз встречал чей-нибудь любопытный взгляд.

В районный центр приехали, когда уже совсем стемнело. До дому было километров восемь, но Мартын решил идти пешком, чтоб избавиться от Агаты. Он зашел в столовую, поужинал, взял с собой бутылку вина, но как только вышел на улицу, снова встретил Агату.

— Долго же ты там сидел, — сказала она как ни в чем не бывало. — Пойдем, машин сегодня не будет.

Мартын плюнул и пошел вместе с нею.

— Ну, как там моя семья? — спросил он.

— Живут! Дай бог каждому! И в богатстве, и в славе. Это ты собакам сено косил, а Анета, милый ты мой, медаль получила. Слышал, может, про совещание в Минске? Товарищ Хрущев выступал. Ну и Анета была там. А медаль и мне дали, — похвалилась наконец она.

Мартын почувствовал, как горячая волна обожгла его лицо.

— А Женя?

— А Женя — доярка. Это при тебе они света не видели. А теперь!.. Хозяин в хате есть, чего еще надо!

— Хозяин? — переспросил Мартын и остановился. Он не мог этому поверить. Чтоб Анета, молчаливая, покорная Анета…

Ага, заело? А сам что ты вытворял, забыл? Думал, что она человека себе не найдет?

— Кого она нашла?..

— Кого? Сам увидишь — кого!

Агата не смолкала всю дорогу. Она смеялась, издевалась над Мартыном и чуть не довела его до бешенства.

Когда пришли в деревню, было уже совсем темно. Агата на прощанье сказала:

— Заходи смело, не бойся, хотя там и ничего твоего нет. Конфисковали. Однако переночевать пустят. А если не пустят, заходи ко мне. Переночуешь, и повечерять дам. Соседом же был! — Она захохотала и зашагала к своему двору.

Убитый горем, Мартын несмело открыл дверь своей хаты. Его на мгновенье ослепил яркий свет большой лампы. Поставив чемодан, оглянулся, За столом сидела Женя, а возле нее согнувшись стоял какой-то парень. Мартын узнал Антося Мажейку. В комнате было чисто, все блестело. В углу на столике стояла радиола, а у окна — швейная машина, на стене тикали новые часы в деревянном футляре. Мартын скользил по хате глазами. Он искал Анету и не находил ее. Женя и Антось смотрели на него с удивлением.

— Добрый вечер, — проговорил он.

— Татуся! — крикнула Женя и бросилась к нему.

Анета вышла из кухни. Увидев Мартына, подошла к нему, обняла и поцеловала.

Мартын плакал. Он целовал Анетино лицо, голову, гладил плечи. Женя, краснея, рассказывала ему, что они с Антосем поженились. Антось краснел еще больше и счастливо улыбался.

Спустя некоторое время Мартын сидел за столом и с чувством собственного достоинства говорил:

— В колхозе большое строительство? Отлично. Эх и будет же где приложить руки!..

1958