Эпилог

Часть первая

Манчестер, Англия, усадьба Бэнфилд, Галифакс-роуд. 12 июня, 8.40

С тех пор как Мартен попрощался с Хэпом у ворот Освенцима, прошло два месяца. О том, чтобы сохранить работу в фирме «Фицсиммонс и Джастис», право, не стоило и беспокоиться. К моменту возвращения в Манчестер его ждали полдюжины свежих сообщений на автоответчике. Четыре от Яна Графа, менеджера, с просьбой позвонить немедленно по приезде. Остальные два, соответственно, от Роберта Фицсиммонса и Хорейса Джастиса. С Фицсиммонсом Мартен работал много и постоянно, а восьмидесятишестилетнего Джастиса, ушедшего на покой и поселившегося на юге Франции, даже не видел никогда. Все трое, однако, выражали наилучшие пожелания и горячую надежду, что на следующее утро Мартен приступит к работе.

Почему, интересно?

Не позвонил ли президент Харрис каждому с борта номер один ВВС США? Сказав, как он благодарен мистеру Мартену за помощь в течение прошедших дней, не выразил ли надежду, что отсутствие на работе без предварительной договоренности мистеру Мартену не повредит?

Так или иначе, отсутствие не повредило.

Мартен окунулся в работу на усадьбе Бэнфилд. По причине постоянных споров между мистером и миссис Бэнфилд и постоянных требований внести очередное изменение в проект, ему казалось иногда, что с президентом было проще и безопаснее. Мартен, однако, тянул груз с легким сердцем, и все утряслось помаленьку. Земляные работы и ирригация завершены, посадки идут полным ходом, а супруги Бэнфилд не ссорятся. Миссис Бэнфилд ожидает двойню и тратит душевные силы уже не на усадьбу, а на подготовку дома к прибытию пополнения. Мистер же Бэнфилд, если не играет в футбол, следует за миссис Бэнфилд — под крышу этого самого дома. Таким образом, Мартен получил наконец возможность довести до конца ландшафтные работы, чем и занимался охотно, пока мир вокруг раскачивался на волнах, поднятых речью Генри Харриса.

Президент не ошибся насчет «глобальных и не вполне предсказуемых последствий».

Соединенные Штаты, в особенности Вашингтон, охватила круглосуточная вакханалия средств массовой информации. Телевидение, радио, газеты, журналы превратились в площадку для политических ток-шоу. Интернет захлестнули предположения о том, что у президента крыша поехала и не худо бы объявить ему импичмент или поместить его в психиатрическую клинику. Можно то и другое. Конспирологи всех мастей кричали хором: «Я же вам говорил!» Правые, левые и центристы желали знать, что же это за организация «Завет» и кто в нее входит; какую такую религию имел в виду президент; кого успели сжечь заживо; каким образом весьма респектабельные и достойные представители Института нового мира могут быть вовлечены в подобную деятельность и есть ли хоть какие-нибудь доказательства.

Ближний Восток и мусульманские анклавы в Европе и по всему миру напоминали растревоженный улей. Государства и народы желали все знать о геноциде. Когда и в каких странах предполагалось нанести удар? Сколько людей погибло бы? Кто занял бы опустевшие земли? Что было бы дальше? Какие цели преследовали члены «Завета» и чего они рассчитывали достигнуть? Действительно ли больше нечего опасаться? Наконец, не провокация ли это президента Соединенных Штатов? Не хочет ли он таким способом поселить страх в сердцах мусульман? Ослабить террористическую угрозу для Европы, Соединенных Штатов и Азиатско-Тихоокеанского региона, пригрозив поголовным уничтожением?

Не имея ответов, исламский мир отреагировал агрессией. По Ближнему Востоку прокатились антиамериканские и антиевропейские демонстрации. По всей Франции вспыхивали уличные беспорядки и жгли автомобили — в основном подростки из бедных семей, подстрекаемые радикальным духовенством ради «сомнительных целей», по выражению представителей власти. Выступления в Англии, Голландии, Германии, Италии и Испании не носили, к счастью, столь бурного характера. Организацию Объединенных Наций осаждали требованиями представить детали и результаты расследования, но безрезультатно. Подробных и достоверных сведений о плане Фокса ни у кого не было.

Равным образом допросы главных действующих лиц: вице-президента Гамильтона Роджерса, государственного секретаря Дэвида Чаплина, министра обороты Теренса Лэнгдона, председателя Объединенного комитета начальников штабов генерала Честера Китона и руководителя администрации президента Тома Каррена ничего не дали. По возвращении в Вашингтон арестованные сановники отвергли все обвинения. Согласно постановлению федерального суда, их пока содержали под стражей на базе военно-воздушных сил Эндрюс.

Допросы деятелей Института нового мира, присутствовавших на встрече в Арагоне, также не вскрыли никаких ранее неизвестных фактов. Обвинения в террористической деятельности и подготовке массовых убийств, предъявленные им в разных странах, повисли в воздухе.

Изучение жестких дисков, изъятых Хэпом Дэниелсом и президентом Харрисом из сервера в арагонской церкви, предпринятое специальным отделом секретной службы, затягивалось и никаких официальных результатов не приносило. По техническим причинам, из-за деликатности задачи торопиться было нельзя; да и разглашать информацию, которая послужит доказательством в суде, никто раньше времени не станет.

Несмотря ни на что, тесно сотрудничая друг с другом и не поднимая шума, службы безопасности разных стран разыскивали следы реального заговора. Особого внимания удостоились политические партии Германии и Франции, где, как объяснил Джейк Лоу президенту Харрису на вилле Эвана Берда в Мадриде, «нужные люди уже готовы. Информированность и надежность наших друзей заслуживает полного доверия».

«Каких друзей? — спросил тогда президент. — О ком вы говорите?»


Этих-то «друзей» теперь искали по всему миру. В Германии изучалась деятельность мелкой политической партии «Демократический союз», к ней принадлежал инженер-строитель Клаус Мельцер, рыжий преследователь Николаса Мартена в Барселоне. Теперь за каждым членом этой партии было установлено плотное наблюдение, включая прослушивание всех видов электронной связи, мониторинг банковских счетов и отслеживание всех перемещений. В результате скоро обнаружилась братская партия во Франции, «Новая партия свободной Франции» со штаб-квартирой в Лионе и отделениями в Кале и Марселе.

Пожар, возникший после взрыва в подземных выработках, протянувшихся от Арагона до церкви под горой, а оттуда — почти до самого монастыря Монсеррат, полыхал до сих пор. По оценкам специалистов, гореть будет долго. Могут пройти месяцы, прежде чем в прогоревшие туннели можно будет спуститься. Официально считалось, что взрыв произошел в результате многолетнего накопления метана в лишенных вентиляции выработках. Непонятно, как такое можно было бы спланировать заранее, публично утверждали скептики.

Несмотря ни на что, по крупицам накапливались доказательства. Показания, до поры до времени не разглашаемые, давали президент Соединенных Штатов Генри Харрис и Николас Мартен; Деми Пикар, Хэп Дэниелс, Мигель Балиус, Хосе, Гектор и Амадо; специальный агент Билл Стрейт, майор Джордж Герман Вудс и экипаж вертолета «Чинук», включая медиков, которые показали, что смерть советника по национальной безопасности доктора Джеймса Маршалла была самоубийством; капитан Диас — благодаря ей и Биллу Стрейту гибель советника Джейка Лоу была квалифицирована как возможное убийство.

В то же время адвокаты вице-президента, госсекретаря, министра обороны и других, несмотря на громогласные утверждения об абсурдности обвинений и невиновности подзащитных, искали ходы к смягчению формулировки обвинения. «Давление на президента» на суде будет звучать лучше, чем «государственная измена».

Эти кажущиеся мелочи позволяли Генри Харрису надеяться, что его обращение в Освенциме вовсе не политическое самоубийство, как считали многие, но единственно верный поступок. Президент верил, что в трудные моменты истории следует делать, что должно, и называть вещи своими именами.


Не выставляя себя на обозрение, Николас Мартен следил за новостями и сосредоточенно работал над бэнфилдским проектом.

В пятницу, утром двадцать первого мая, Мартена пригласил в офис фирмы Роберт Фицсиммонс. Нужно было лететь в Лондон, чтобы встретиться с важным клиентом, известным хирургом Норбертом Хольмгреном, жившим около Гайд-парка. Доктор Хольмгрен также владел поместьем неподалеку от Манчестера, где желал провести перепланировку ландшафта.

Дома Мартен доктора Хольмгрена не застал, но ему любезно предложили подождать. В гостиной, куда Мартена провели, он оказался не один, а в компании Хэпа Дэниелса и президента Харриса, прибывшего в Лондон для секретных переговоров с премьер-министром Джеком Рэндольфом. Улыбаясь до ушей, Мартен обнялся с каждым по очереди, но тут же, кое-что сообразив, поостыл.

— И что теперь?

«Что теперь» оказалось совершенно секретными сведениями; президент Соединенных Штатов считал нужным поделиться ими с Николасом Мартеном.

ФБР допросило Деми Пикар в Париже; та рассказала о поисках матери, растянувшихся на десятилетия, об ордене итальянских ведьм «Арадия», о кресте Альдебарана, служившем ордену эмблемой, и малочисленном внутреннем круге ордена под названием «Арадия малая», о котором ей рассказал Джакомо Гела. Эмблемой «Арадии малой» служат буквы «А» и «М», точнее, «алеф» и «мю», взятые из иврита и греческого соответственно. «Арадию малую» составляли глубоко религиозные носители истинной веры, с течением веков приспособленные союзом «Завет» для снабжения его «ведьмами», приносившимися в жертву.

Деми рассказала о своем пленении, о видеозаписях, где ее мать погибала в языках пламени, и о том, чего не видели другие. О том, как по туннелю с монорельсом ее доставили в церковь, о камерах для медицинских экспериментов, о казармах с многоярусными кроватями и, наконец, о крематории под самой церковью, где кончалась стальная колея.

— Вот, значит, как Фокс избавлялся от трупов.

Мартен почувствовал, как волосы становятся дыбом на голове.

— Да… Посмотри, пожалуйста.

Президент кивнул Хэпу; открыв ноутбук, тот предложил его Мартену.

— Секретная служба еще долго будет работать над винчестерами, но кое-какие результаты уже есть. Можешь глянуть.

На экране монитора одна за другой появлялись фотографии Мерримена Фокса, сделанные, по-видимому, им самим, в комнате на верхнем этаже здания, выходившего на площадь перед базиликой в Монсеррате. На снимках появлялась зрительная труба на треноге и видеокамера. Дальнейшие снимки сделаны телеобъективом, будто через ту самую зрительную трубу: разные люди на площади, крупным планом.

— Так он и подбирал себе «пациентов», — объяснил Генри Харрис. — «Люди с улицы», неограниченный выбор. Судя по фотокопиям каких-то рукописных страниц, он указывал намеченных жертв монахам. За людьми следили и, когда те возвращались домой, откуда приехали посмотреть на монастырь, их похищали. В самом Монсеррате никто не пропадал.

— Подонок ничего не упустил, — пробормотал Мартен. — Планы по Ближнему Востоку или дневники экспериментов не обнаружены?

— Нет пока.

— Бека или Лючиану не нашли?

— Ни следа. Либо вовремя унесли ноги, либо погибли в церкви при взрыве. Но из списка подлежащих аресту не вычеркнуты.

— Стало быть, это все? Разве только винчестеры или следствие дадут еще что-нибудь?

— Примерно так.

Вздохнув, Хэп посмотрел на президента.

— Есть еще вкладыш в личном дневнике моего друга и советника Джейка Лоу, — сообщил Генри Харрис неохотно.

Мартен видел, что президент борется с собой.

— Что там?..

— Ты ведь знал, что моя жена — еврейка?

— Да.

— Ты знал, что она умерла от опухоли мозга за несколько недель до моего избрания?

— Да.

— Им нужны были голоса евреев. Им не нужны были евреи в Белом доме. Они решили, что при таком раскладе я получу максимум дополнительных голосов — от евреев и всех прочих.

Волосы у Мартена встали дыбом во второй раз.

— Фокс… убил ее препаратом, дающим клиническую картину опухоли мозга?

— Да, — кивнул президент, сдерживая слезы. — Похоже, мы оба пострадали одинаково.

Мартен молча обнял президента, и они стояли так долго.

— Мистер президент, нам пора, — сказал Хэп.

— Знаю, Хэп. Знаю.

Мужчины некоторое время молча смотрели друг на друга.

— Когда самое скверное останется позади, приглашаю всех на мое ранчо в Калифорнии, — через силу улыбнулся президент. — На бифштекс и пиво. Всех: тебя, Хэпа, Деми, Мигеля и ребят.

— Хэп рассказал-таки, — осклабился Мартен.

— Хотел было, — не стал спорить Хэп. — Только он успел раньше…

— Удачи, мистер президент. — Мартен протянул руку.

— Удачи и тебе, кузен.

Они снова обнялись — ненадолго.

— Благослови тебя Бог.

С этими словами президент повернулся и вышел.

Кивнув, Хэп пожал Мартену руку. Особым образом, как это могут только люди, вместе смотревшие в глаза смерти. Улыбнулся, подмигнул и последовал за президентом.

Часть вторая

Манчестер, понедельник (по-прежнему). 12 июня. 23.48

У себя дома, в мансарде над рекой Ирвелл, Мартен лежал в темноте. Отсветы фар проходящих автомобилей иногда пробегали по потолку, время от времени доносились голоса пешеходов, но в целом было покойно — конец долгого летнего дня.

О бэнфилдском проекте и о «Завете» Мартен старался не думать. Последнее дело думать о таких вещах, если надо выспаться.

Вспомнилось, как он первый раз прилетел в Англию, поменяв имя. Джон Бэррон стал Николасом Мартеном. Мартен отчаянно нуждался в месте, где его никогда не найдут люди из Лос-Анджелесского полицейского управления; при этом надо было помочь сестре, Ребекке, оправиться от страшного потрясения. История ее выздоровления, переезда в Швейцарию и последующей жизни, как он дал понять президенту, — нечто особенное, если не настоящее чудо. Это чудо стало возможным по большей части благодаря самой неподражаемой персоне, какую Мартен когда-либо встречал. Сексуальная, вульгарная особа голубых кровей — леди Клем, леди Клементина Симпсон, единственная дочь графа Престбери. На ней он всерьез подумывал жениться, пока в один прекрасный день Клементина не объявила, совершенно неожиданно, что выходит замуж за вновь назначенного посла в Японию. Потому она немедленно переезжает из Манчестера в Японию. И переехала-таки. По всей видимости, она до сих пор замужем и до сих пор в Японии: за шесть лет Мартен не получил от нее ни открытки, ни даже электронного письма.

Имея личный опыт и остро сочувствуя тем, кому пришлось пережить подобное, Ребекка сама вызвалась провести с Деми столько времени, сколько нужно. Мартен объяснил Ребекке, что врачи в Париже полагают: на полное выздоровление могут уйти годы. Получив бессрочный отпуск от агентства Франс Пресс, Деми отправилась в Швейцарию жить вместе с Ребеккой, помогая той в нелегком труде гувернантки — воспитывать троих стремительно развивающихся детей, забывая — очень, очень медленно — свою мать, Мерримена Фокса, Лючиану, преподобного Бека, Кристину — и огонь.


Вторник, 13 июня. 1.20

Мартен все еще не спал, но не из-за бэнфилдского проекта. Никак не желал стираться из памяти голый мужчина средних лет с пистолетом сорок пятого калибра в руке, изрешеченный пулями. Виктор Янг. Когда Мартен ждал на улице доктора Лорейн Стивенсон, Виктор Янг проехал мимо. Доктор немного позднее покончила жизнь самоубийством, у Мартена на глазах. Потом Мартен припомнил, что за два дня до того именно Виктор Янг проезжал мимо, когда он, потерянный, бродил по дождливым улицам у Белого дома в первые часы после смерти Каролины. Автомобиль Виктора ехал тогда медленно по темному, пустынному бульвару. Две встречи, уже тогда. Уже тогда, наверное, Фокс и Бек обратили внимание на человека, которого что-то связывает с Каролиной.

Но это не все.

Секретная служба проследила перемещения Виктора, начиная от Вашингтона. Берлин, Мадрид, Париж, Шантильи — там он снимает номер накануне убийства жокеев. Потом снова Париж и Варшава, где должен состояться саммит НАТО. Когда саммит переносится в Освенцим, Виктор снова едет туда поездом. Дальше ворота для прессы за час до выступления президента — подлинные документы сотрудника Ассошиэйтед Пресс, имя в списке аккредитованных журналистов — и винтовка М-14 в контейнере для штатива. Которую кто-то привез на фургоне с коммуникационным оборудованием.

Откуда ему было знать о переносе встречи из Варшавы в Освенцим? Он ведь и сам успел переехать вовремя. Где Виктор взял документы, как попал в списки, кто привез винтовку — до сих пор неизвестно, хотя и ведется расследование. Ясно одно: начиная с Берлина, Виктор следовал за президентом неотступно, включая контакт с секретной службой в мадридском отеле «Риц», где он осмелился попробовать на прочность систему безопасности.

Потому-то Мартену никак не удавалось заснуть. Не то чтобы он раньше об этом не думал, но только теперь начинала складываться целостная картина.

Не так важно, работал ли Виктор в одиночку, на организацию «Завет» или на кого-либо еще. Присутствие винтовки означает, что президента он хотел убить, где бы тот ни пожелал говорить — в Варшаве или в Освенциме. Планы могли включать убийство канцлера Германии и президента Франции — очень просто. Задним числом, если посмотреть, — слишком просто. Совсем очевидно. След Виктор за собой оставил слишком заметный. Безупречный.

Будучи прекрасным стрелком, Виктор не был профессионалом. Союз при его связях в силовых кругах — от министра обороны до советника по национальной безопасности — мог себе позволить профессионалов. Если «Завет» охотился за лидерами государств, он наверняка воспользовался бы услугами команды профессионалов. До самой арагонской катастрофы охотился, между прочим.

Виктор — подставная фигура, Мартен не сомневался. Вроде Ли Харви Освальда. Попадет — хорошо, нет — ничего страшного. Зато тянет за собой четко видимый след и будет удобной мишенью, если что не так. И оно пошло-таки вкось, не только из-за арагонской катастрофы, но и потому, что Мартен сопоставил убийства в Вашингтоне и Шантильи и поднял тревогу.

Не так-то просто тут заснуть… Красивое поражение сил зла. Деятельность «Завета» остановлена, расследование идет полным ходом, и если винчестеры удастся восстановить окончательно — будет получен полный архив за много лет. Если не веков. С именами. Мировая сенсация.


В Манчестер Мартен летел через Лондон. Чтобы не дожидаться манчестерского рейса в аэропорту, решил погулять несколько часов по городу. Что может быть роднее боя часов Биг-Бена? Половина населения земного шара знает эту мелодию чуть ли не с рождения. Она прозвучала вроде совсем не кстати, когда делегация Института нового мира проследовала в арагонскую церковь. Мартен тогда подумал: нет ли всеобщего сигнала, дающего знать членам «Завета», что все в порядке? Что тайное братство не пострадало и продолжает существовать? Будет жить в веках, прошлых и будущих? Если так, союз вовсе не остановлен. Заморозил свою активность, не более того. Возможно, на десятилетия. В этом случае действующих членов его можно найти в самых неожиданных, невообразимых местах.

Как развивались события, после того как Мартен предупредил Хэпа о возможном проникновении снайпера? Не удостоверение указало на Виктора, не список аккредитованных журналистов, не винтовка. Что-то другое. Кто-то другой. Билл Стрейт задержал картинку на мониторе; Билл Стрейт опознал Виктора как человека, пытавшегося заглянуть на президентский этаж отеля в Мадриде. Спустя несколько секунд все они бежали, развернувшись цепью, вслед за собаками — Билл Стрейт отвернул в сторону и вырвался вперед. Так он и бежал к месту, где прятался Виктор, почти по прямой линии. Будто знал, где искать.

Мартен так и не догнал Стрейта, а когда крикнул, чтобы тот не входил без него, Стрейт будто не услышал. Несколько секунд спустя Мартен достиг двери; что-то там было сказано внутри.

— Виктор. — Голос Стрейта прозвучал ясно.

— Ричард?

Удивление, будто кто-то впервые увидел человека, которого знал по голосу.

Потом автоматная очередь.


Мартен заворочался, глядя широко открытыми глазами.

Билл Стрейт.

Доверенный заместитель Хэпа Дэниелса — кроме того периода в Барселоне, когда Хэп, как и президент, не мог позволить себе доверять кому бы то ни было. Что, если Стрейт — агент «Завета» внутри секретной службы, приставленный к президенту Соединенных Штатов? Лучшего прикрытия, чтобы держать руку на пульсе исполнительной власти, нельзя и пожелать.

Интересно, кто еще знает? Или хотя бы подозревает? Нет, наверное, никто. Только он, Мартен, был там в решительный момент. Только он оценил, как Билл Стрейт бежал по прямой. Только он слышал имя Виктора, произнесенное Биллом, и удивленный возглас: «Ричард?»

Если так, то он единственный. И если так, то рано или поздно — и скорее рано, чем поздно — Билл Стрейт тоже догадается.


2.22

Мартен прикрыл глаза, опустив голову на подушку. В свое время, будучи детективом Лос-Анджелесского полицейского управления, он много работал с представителями секретной службы Соединенных Штатов. Мартен знал, что девиз «Достоин доверия» там принимают всерьез. Все агенты имеют допуск к документам с грифом «совершенно секретно», а большинство — и «особой важности». Слишком респектабельная организация, слишком профессиональная, слишком сплоченная, чтобы кто-то мог в нее проникнуть так просто.

Может, он все-таки не прав в отношении Билла Стрейта. Может, он злоупотребляет дедуктивным методом. Может…

Раздался стук в дверь.

Загрузка...