Заветный ключ

Глава 18

Андрей Сергеевич не пошёл со мной на пляж. Мы распрощались на мосту через Волхов.

— Завтра начнутся раскопки в Приморске, — сказал мне Андрей Сергеевич. — Мы очень заинтересованы в вашем участии. Поэтому закрывайте практику в Новгороде и возвращайтесь в Ленинград. Уладите дела в Ленинграде и выезжайте в Приморск. Надеюсь, Валентин Иванович к этому времени оправится.

— Как он себя чувствует? — спросил я.

— Лучше, чем можно было ожидать, — ответил комитетчик. — Он сказал вам, что в поезде на него напали?

— Нет, — удивился я. — Я думал, что ему просто стало плохо с сердцем.

— На него напали и пытались отобрать документы, — повторил Андрей Сергеевич. — Брызнули в лицо жидкостью, которая вызывает проблемы с сердцем. Но Валентин Иванович успел выскочить в коридор и поднять шум.

— Понятно, — кивнул я.

— Будьте осторожны, Александр. Просто на всякий случай.

Андрей Сергеевич пожал мне руку и быстро пошёл в сторону вокзала.

А я отправился на пляж, где меня дожидалась Женька.

— Кто это был? — спросила Женька, переворачиваясь на спину.

На её загорелых плечах я увидел катышки слезающей кожи.

— Это по поводу Валентина Ивановича, — ответил я. — Ещё раз выспрашивал подробности.

— Ясно, — лениво протянула Женька, приподнимаясь на локтях. Её крепкая грудь откровенно выступала под чашечками зелёного купальника. Рыжие кудряшки почти полностью заслоняли веснушчатое лицо.

— У тебя нос облупился, — улыбнулся я.

— Знаю, — ответила Женька.

Солнце быстро высушивало мокрую после купания кожу. Мне снова стало жарко.

— Пойдём, ещё окунёмся? — предложил я.

— Не хочу, — Женька помотала лохматой головой.

— А я искупаюсь.

Я вскочил на ноги и побежал вниз, к воде. Забежал по пояс, нырнул и поплыл, держась наискось против течения, чтобы оно не отнесло меня в сторону от пляжа.

Заплывать далеко от берега не имело смысла — там течение становилось сильнее. Прохладные водяные струи закручивались в небольшие водовороты. Эти водовороты не были опасны для пловца, но всё равно будоражили.

Я развернулся и поплыл против течения параллельно берегу. Гребя изо всех сил, я добился только того, что оставался на месте. Из воды я видел Женьку, которая сидела на песке, надвинув на лицо свою широкополую шляпу.

К Женьке подошли двое парней. На одном были надеты широкие чёрные трусы, из которых нелепо торчали худые ноги. Второй щеголял в красных плавках в обтяжку.

Парни о чём-то спросили Женьку. Она покачала головой, но парни не уходили.

Я развернулся и поплыл к берегу, борясь с течением.

Парни снова что-то сказали. Женька, не отвечая, повернулась к ним спиной. Парни ещё постояли возле неё и пошли по своим делам.

Вода возле берега была совсем тёплой. Я плыл до тех пор, пока руки не стали задевать дно. Потом пополз в воде, словно крокодил и поднялся на ноги. Глубина была по колено.

Я вылез из воды и растянулся на горячем песке рядом с Женькой.

— Чего они хотели? — спросил я, имея в виду парней.

Женька пожала плечами.

— Познакомиться.

— Ты пользуешься успехом, — улыбнулся я.

— Конечно, — спокойно ответила Женька.

— Послезавтра я уезжаю в Ленинград, а потом в Приморск.

Женька промолчала. Только закинула руки за голову и подняла лицо к ослепительному солнцу.

Приехав в Ленинград, я закинул вещи в общежитие и первым делом отправился к Свете. Её семья уже вернулась с дачи — у Валентины Ивановны закончился отпуск.

— Здравствуйте, Александр! — приторно улыбнулась Валентина Ивановна, открывая мне дверь. — Проходите! Вы снова с тортом?

— Здравствуйте, — вежливо ответил я и протянул хозяйке картонную коробку, перевязанную красивой ленточкой.

— Будем пить чай. Света! Поставь, пожалуйста, чайник!

Мы сидели на кухне втроём. Пётр Григорьевич остался на даче — его отпуск был длиннее.

— Знаете, Валентина Ивановна, вчера начались раскопки в Приморске, — сказал я.

— Там, где находится роща этих…

— Древних пруссов, — кивнул я.

— Надо же! Вы так интересно рассказывали о них в прошлый раз. А почему вы больше не приезжали к нам, Александр?

— Практика, — улыбнулся я. — Надо было работать.

— Да, я понимаю, — кивнула Валентина Ивановна и притворно вздохнула. — Молодость, студенческие заботы.

— Совершенно верно, — подтвердил я.

— А как у вас с подработкой? Уже что-то решили?

— Пока нет. Учебный год ещё не начался. Но я работаю над этим.

Света молчала, поглядывая то на меня, то на мать.

— Понятно, — снова вздохнула Валентина Ивановна.

Кусочек торта на блюдце перед ней лежал нетронутым.

— Я хочу попросить вас, чтобы вы отпустили Свету со мной в Приморск, — прямо сказал я.

— Увы, Александр! Ничего не получится. Я не очень хорошо себя чувствую, и Светочка помогает мне по дому. Вот вернётся, Пётр Григорьевич, тогда, может быть…

— А когда он вернётся? — спросил я.

— У него отпуск до начала сентября.

— К тому времени у нас уже начнётся учёба.

— Ну, что же поделать? — ещё раз вздохнула Валентина Ивановна.

В её глазах я увидел полнейшее равнодушие. А Света по-прежнему молчала.

— Наверное, я пойду, — сказал я, поднимаясь из-за стола. — Спасибо за чай!

— И вам спасибо за торт, Александр! Непременно заходите в гости, когда вернётесь из Приморска. Расскажете про раскопки. Это так интересно.

Света вышла меня проводить.

— Прости, Саша, — еле слышно сказала она. — Но мама, и вправду, не очень хорошо себя чувствует.

— Я понимаю, — улыбнулся я. — Как у тебя с практикой?

— Всё в порядке. Дмитрий Николаевич мне её закрыл.

— Ну, и хорошо.

Я хотел поцеловать Свету в губы, но она, словно невзначай, подставила мне щёку.

— Я позвоню, когда вернусь из Приморска.

— Хорошо, — кивнула Света и повернула колёсико замка.

В Калининград я полетел самолётом. Это было неожиданно — я собирался ехать поездом. Но в деканате мне вручили билет.

— Валентин Иванович просил, чтобы вы, как можно быстрее были в Приморске. В аэропорту вас будет ждать машина.

— А когда поедет Валентин Иванович? — спросил я у секретарши.

Секретарша удивлённо посмотрела на меня.

— Валентин Иванович вылетел утром.

В самолёте мне досталось место возле иллюминатора. В маленьком круглом оконце я видел проплывающие внизу облака и серую гладь Финского залива.

Через час с небольшим мы пролетели над Ригой, а вскоре я увидел сверху маленькую полосу аэропорта в Храброво. Самолёт заложил широкий вираж и пошёл на снижение.

Вместе с другими пассажирами я дождался выгрузки багажа, подхватил свой рюкзак и вышел из здания аэропорта. Пахло близким морем, соснами и ещё чем-то сладким, щемящим.

Возле аэропорта меня ждал военный «Газик». Рядом с ним, лениво прислонившись к капоту, стоял сержант в армейской форме.

Увидев меня, сержант выпрямился и взмахнул рукой.

— Гореликов? — спросил он, когда я подошёл ближе. — Садитесь!

Я закинул рюкзак в тентованный кузов и уселся рядом с сержантом. Двигатель зарычал. Сержант с усилием врубил передачу, и машина тронулась.

— Через полчаса будем на месте! — громко, чтобы перекрыть звук мотора, сказал сержант.

Я смотрел в окно, и меня не покидало ощущение дежавю. Именно этой дорогой я ехал из Приморска в аэропорт в конце своей прошлой жизни. Также мелькали за окном чёрные стволы лип, придорожные поляны и кусты. А во внутреннем кармане моей куртки лежал медальон древних пруссов.

Только машина была другая, более комфортабельная. И на стволах деревьев у дороги желтели светоотражающие полосы.

— Паспорт у вас с собой? — снова громко спросил сержант.

— Конечно, — ответил я.

Увидел, что сержант меня не услышал, и просто кивнул.

— Хорошо! Вокруг леса стоит оцепление. Вход на территорию строго по списку.

— И через личный досмотр? — пошутил я.

Но сержант не понял шутки и серьёзно помотал головой.

— Нет. Только документы проверяют.

Мы проехали Красноторовку и повернули налево, вдоль берега залива. А ещё через пятнадцать минут я увидел знакомый поворот дороги, проволочное ограждение и наскоро сколоченную дощатую будку охраны.

Сержант съехал на обочину возле будки и заглушил мотор.

— Дальше пешком по тропинке. Лагерь в лесу, метров двести отсюда.

Я вылез из машины и вытащил из кузова рюкзак. Предъявил паспорт хмурому солдату, который вышел из будки, едва мы подъехали. На плече солдата висел автомат.

Серьёзно охраняют, подумал я.

Солдат внимательно прочитал первую страницу паспорта. Рассмотрел фотографию, потом прищурился на меня.

— Подождите, — сказал он и зашуршал страницами списка. — Гореликов Александр? Из Ленинграда? Всё верно.

Он отодвинул деревянный брус, который перегораживал проход в ограждении.

— Сюда. Вверх по тропинке, двести метров.

Я увидел утоптанную тропинку, которая вела в лес. Такая же тропинка уходила в сторону и шла вдоль проволочной ограды. Вдалеке я заметил ещё двоих солдат, которые медленно шли по направлению к будке охранника.

Значит, территорию не только огородили, но и патрулируют.

Я поправил лямки тяжёлого рюкзака и углубился по тропинке в лес.

В тени высоких деревьев было прохладно и сыро. Вдалеке методично и звонко куковала кукушка. Тропинка под ногами была сырой, на ней ясно отпечатались следы сапог, кед и даже пляжных шлёпанцев. Вокруг меня, тонко звеня крыльями, вились комары. Вот один уселся на левую щёку. Я смахнул его ладонью, и комар улетел, обиженно зудя.

Чёрт, а репеллент я, кажется, забыл купить! Точно, забыл. Хорошо, что в кармане рюкзака лежал старый флакон одеколона «Гвоздика». Его комары боялись не хуже, чем «Дэту». Придётся благоухать одеколоном на весь лагерь.

Тропинка снова повернула, и впереди я увидел выгоревшие брезентовые крыши палаток. Между палатками стоял длинный навес, а под ним — стол и лавки, сколоченные из толстых досок. Рядом с навесом возвышался просторный шатёр камеральной лаборатории. Полы, загораживающие вход, были отогнуты и подвязаны верёвочками. Рядом с входом в «камералку» стояли вёдра с водой.

Я помнил, что недалеко отсюда в лесу протекает небольшой ручей, впадающий в речку Козью. Забавное название! Наверное, воду для лагеря брали из этого ручья.

— Сашка! — вдруг услышал я знакомый голос.

Повернулся, едва не споткнувшись о натянутую вдоль земли растяжку палатки. Эти растяжки караулили повсюду, из-за них по лагерю приходилось пробираться осторожно, внимательно глядя под ноги.

— Севка!

Это, действительно, был Севка. Подпрыгивая от возбуждения на месте, он размахивал руками над головой.

— Сашка! Приехал? Давай сюда! Здесь свободное место в палатке есть!

Я пробрался к Севке, с облегчением скинул рюкзак на землю и крепко обнялся с другом.

— Значит, и ты здесь? Вот отлично! Ты в какой палатке? Поселишь меня к себе?

— Не, — Севка смущённо улыбнулся. — Ты селись вот здесь, с парнями. А у нас с Олей отдельная палатка.

— Так вы с Олей вместе?

Я от души хлопнул друга по плечу.

— Молодцы! Как я рад, что вы приехали!

Княжеские дружины Александра и Андрея медленно двигались вдоль заснеженного берега Чудского озера.

Новгородские, суздальские и владимирские полки широкой цепью ушли далеко вперед — грабить деревни эстов. Войско шло уже по землям Тевтонского ордена.

— Деревни не жечь, людей не бить, — напутствовал Александр воевод. — Если разобьём орден — эти земли нашими станут. Нам с них ещё дань собирать. Незачем разорять подчистую.

Воеводы согласно кивали. Но Александр знал, что ратников они всё равно не удержат. Дорвавшись до грабежа владимирцы и суздальцы становились сами не свои — край далёкий, им со здешними жителями потом не мириться. Да и татарские набеги давали себя знать. Изрядно ограбленные татарами русичи хотели вернуться из похода хоть с каким-нибудь прибытком. Чтобы не стыдно было посмотреть оставленным дома жёнам и детишкам.

Дозорные, непрерывно скакавшие между передовыми полками и княжеской дружиной, сообщали Александру, что войско уже разжилось лошадьми и печально мычащими коровами.

Князь только равнодушно пожимал плечами — война есть война. Войско надо кормить, и эта тяжесть всегда ложится на плечи мирных жителей. Потому Александр и хотел перенести войну на земли Тевтонского ордена.

Новгородские и псковские полки вели себя сдержаннее. Так же врывались в избы, искали ямы, в которых спрятано зерно. Требовали мяса, молока и мёда, резали испуганно квохчущих кур.

Но последних коров и лошадей не уводили, ульи не разбивали. И зерна оставляли хозяевам столько, чтобы хватило посеять весной и прокормиться до нового урожая.

Понимали, что если придётся владеть этими приморскими землями — то выгоднее оставить деревни неразорёнными. Прикидывали, где удобнее ставить деревянные крепости и городки.

Князь Андрей тоже повеселел. Его радовала возможность вернуться во Владимир с прибытком, похвастаться перед отцом удачным окончанием военного похода.

Тревожило князя только то, что русские войска широко разбрелись по окрестным лесам и болотам.

— Не ударят по нам тевтонцы неожиданно? — не раз спрашивал князь Андрей старшего брата.

Александр только качал головой, глядя из-под меховой шапки на синеватый озёрный лёд.

— Не ударят. Лазутчики говорят, что немцы отошли далеко в сторону Дерпта и там хотят собирать войско. Надо или выманить их на себя, или воспользоваться временем и разорить орденские земли. Тогда немецким рыцарям придётся идти в поход по голодной и пустой земле.

— Думаешь, выманим? — не успокаивался Андрей.

Александр насмешливо поглядел на брата. Вроде, и небольшая у них с Андреем разница в возрасте. Но Александр за время княжения в своевольном Новгороде привык принимать решения и нести ответственность.

А Андрей, сидя под рукой отца, так и остался младшим сыном и по привычке ждал, что за него всё решит кто-то другой.

— Деваться им некуда, — объяснил Александр брату. — До Дерпта отходить не будут, соберут войско, какое есть. А сил у них немного, и подмогу им ждать некогда. Выступят с теми полками, что есть. Тут-то мы их и встретим.

Александр неспроста держал свою дружину позади передовых полков. Он внимательно осматривал округу, выбирая подходящее место для главного сражения. В том, что сражение состоится, молодой князь не сомневался.

По всему выходило, что лучшего места, чем озеро, не найти. Вокруг болота и глухие леса, в которых прячутся редкие деревушки. В лесу не развернёшь конницу. И лучники не смогут стрелять слаженно — будут мешать кусты и деревья. В лесу не битва получится — свалка.

Значит, нужно выманить немцев к озеру и встретить здесь. Потому и шла княжеская дружина медленно, и от берега не удалялась.

Александр часто съезжал с берега на лёд, внимательно оглядывал окрестности. Лёд, несмотря на весну, был ещё крепким, хорошо держал коня и всадника. Не трещал, не прогибался угрожающе. Хотя днём, когда пригревало солнце, возле берега уже проступала узенькая полоска тёмной воды.

Далёкий противоположный берег постепенно приближался, становился ясно различим. Здесь озеро сужалось, превращалось почти в протоку, чтобы затем расшириться в неоглядную даль.

А там, за ледяной далью, вытекала из озера река Нарова и текла прямо к солёному морю.

План Александра оказался верным.

На третий день похода от противоположного берега отделилась тёмная точка. Приблизилась и превратилась в бешено скачущего по льду конника. Лицо всадника было в засохшей крови. Запавшие бока гнедого скакуна ходили ходуном — видно всадник мчался издалека, не разбирая дороги.

Доскакав до отряда, конник без сил повалился на руки дружинников.

— Немцы! — сипло прошептал он воспалёнными сухими губами. — Немцы Домаша Твердиславовича разбили! Мы в деревне стояли на ночлеге, а они напали под утро! Всех перебили. Меня воевода успел послать, чтобы я тебя, княже, оповестил!

— Далеко они? — прищурив глаза, спросил Александр.

— В трёх днях пути отсюда, — выдохнул всадник. — Видно, подкрепления ждут.

— Перевяжите ему раны! — распорядился князь, — и накормите. Воевод немедленно ко мне! Послать гонцов к полкам. Немцев встретим здесь.