В Новгороде шёл мелкий противный дождь. Поезд не спешил и прибыл с получасовым опозданием в районе семи часов вечера. Я вышел из вагона, мечтая побыстрее добраться до гостиницы, и неожиданно увидел на перроне Женьку.
Она стояла в приталенном сером пальто, под чёрным зонтом и кого-то высматривала, сердито ёжась от порывов холодного ветра.
— Женька! — крикнул я, улыбаясь до ушей. — Привет! Кого встречаешь?
— Гореликов! — покачала головой Женька. — Ну, сам подумай! Разумеется, тебя. Между прочим, мог бы и не опаздывать!
Я по-дурацки разулыбался.
— Это не я, это поезд!
— Рассказывай! — ехидно хмыкнула Женька и качнула зонтом так, чтобы он прикрывал от дождя и меня тоже. — Ладно, идём!
— Ты откуда узнала, что я приеду? — удивился я. — Я же не звонил.
— Зато из твоего университета позвонили в дирекцию музея, — объяснила Женька. — Сказали, что приедет Гореликов, и ему надо выделить сопровождающего и показать всё, что он попросит.
— Ничего себе! — ещё больше удивился я. — А ты работаешь в музее?
— Подрабатываю, — уточнила Женька. — Ты идёшь, или нет?
— Мне в гостиницу надо сначала, — сказал я. — Хочу рюкзак оставить.
— Разбогател? — снова хмыкнула Женька. — Знаешь, сколько гостиница стоит? Или тебе расходы оплачивают?
— Нет, — признался я.
Андрей Сергеевич предлагал мне деньги на расходы, но я их не взял. Сам не знаю, почему. Проснулась неожиданная гордость. Кроме того, мне показалось, что, взяв деньги, я признаю факт своей работы на КГБ. Глупо, но именно это меня остановило. А Андрей Сергеевич не стал настаивать.
— Поживёшь у нас, — твёрдо заявила Женька. — Всё равно мне теперь всюду с тобой таскаться по заданию музея. Сэкономим время на встречах.
— А твои родители не будут против? — спросил я.
Но Женька только в третий раз хмыкнула и решительно направилась к выходу с платформы.
Я догнал её.
— Хорошо. Но по пути непременно зайдём в магазин. Надо хотя бы к чаю что-то купить.
У меня хороший «Гастроном» возле дома. — сказала Женька. — Мы всё время туда ходим.
— Рассказывай, как дела, — улыбнулся я. — Знаешь, Женька, я очень рад тебя видеть!
Женька бросила на меня быстрый взгляд.
— Учёба началась. А по вечерам я подрабатываю в фондах музея — заношу найденные берестяные грамоты в каталог. Николай Лаврентьевич выбил мне ставку. Сказал, что бесплатно работать неправильно.
— И он совершенно прав, — поддержал я решение профессора Ясина.
— А недавно к нам приезжали немцы. Целая делегация! Очень интересовались раскопками, просили перевести им грамоты.
— Немцы? — нахмурился я.
Это было неожиданно.
— Чем конкретно они интересовались?
— А тебе зачем? — удивилась Женька.
— Да просто так. Хочется знать, что интересует немцев в русской истории.
— Больше всего спрашивали про Александра Невского. Ты же знаешь, что Тевтонский орден чуть не захватил Новгород. Я им перевела все грамоты того периода.
— И грамоту, в которой говорится про ключ, тоже?
— Конечно. Забавно! Мы её между собой так и называем — грамота про ключ. А ты тоже её запомнил, да?
За разговором я не заметил, как мы подошли к гастроному. Большой магазин с высокими стеклянными витринами располагался на первом этаже кирпичного жилого дома.
— Наверное, надо взять торт, — сказал я. — Или конфет каких-нибудь.
— Нет, торт не надо, — неожиданно возразила Женька. — От сладкого болят зубы, и портится фигура.
В результате мы набрали полную сумку продуктов — гастроном оказался неожиданно хорошим. Помимо сыра, десятка яиц и «Докторской» колбасы нам удалось купить сервелат, свежие овощи и килограмм краснобоких яблок. Яблоки оказались с коричневыми пятнышками — недовольная жизнью продавщица не позволила нам выбрать фрукты по своему вкусу.
Женька порывалась отдать половину денег, но я оказался непреклонен.
— Это я иду к тебе в гости, да к тому же экономлю на гостинице. Забудь.
Кроме продуктов я купил бутылку «Киндзмараули» — тёмную, с высоким горлышком и красивой серебристо-чёрной этикеткой.
Мы вышли из гастронома, прошли ещё немного и свернули во двор с непременной песочницей и ржавыми качелями.
Женька жила на пятом этаже. Несмотря на пологие лестницы, к концу подъёма я порядком запыхался — плечи оттягивал тяжёлый рюкзак, да и сумка с продуктами весила немало.
Женька открыла дверь ключом, и мы вошли в тёмную маленькую прихожую.
— А где родители? — шёпотом спросил я. — Спят?
— Папа с мамой уехали на неделю к родственникам, — расстёгивая пальто, ответила Женька. — Подержи!
Я снял с её плеч пальто, а Женька раскрыла зонт, с которого полетели на пол капли воды, и поставила его сушиться в ванной.
— Проходи!
Оставив рюкзак в прихожей, я подхватил сумку с продуктами и прошёл на кухню.
Кухня оказалась небольшая. В ней едва умещались плита, холодильник, раковина и прямоугольный обеденный стол с тремя табуретками.
— Ты голодный? — спросила Женька, входя на кухню вслед за мной.
Она уже успела переодеться в домашнее платье и убрала рыжие кудряшки в пушистый хвост.
— Давай, я приготовлю омлет с колбасой, а ты пока порежь сыр и овощи. И открой вино.
Под тихое шипение омлета на чугунной сковороде я нарезал тонкими ломтиками сыр. Помидоры разрезал на дольки, а огурец — кружочками. Нашёл в кухонном ящике штопор и открыл вино.
— Поужинаем в комнате, — сказала Женька. — Раздвинь, пожалуйста, стол.
Женька жила в трёхкомнатной квартире с большой проходной гостиной и балконом. Светлая полированная стенка, стеллажи с книгами, диван, телевизор и проигрыватель на журнальном столике.
Привычный советский уют.
Я придвинул к дивану стол-книжку и разложил одну половину. Затем вышел на балкон.
Дождь уже прошёл. По верхушкам берёз вровень с балконом пробегал холодный осенний ветерок. Тонкие ветки вздрагивали и роняли вниз крупные прозрачные капли. Дальше, сквозь желтеющую листву проступали крыши домов, крытых поржавевшим железом.
Я стоял, держась за железные перила балкона, и дышал чистым осенним воздухом.
— Саша, помоги, пожалуйста! — позвала меня из комнаты Женька.
Я вернулся в гостиную. Стол уже был покрыт белой кружевной скатертью.
Я помог Женьке принести из кухни тарелки, разлил по тонким бокалам рубиновое вино.
— За встречу!
— За встречу!
Бокалы тихо зазвенели. Вино было сладким, в нём чувствовался вкус спелого винограда.
Женька протянула руку и включила проигрыватель. Игла с тихим шорохом опустилась на чёрный блестящий диск пластинки. А затем зазвучала негромкая спокойная музыка.
— Давай потанцуем!
Я поднялся со стула и обнял Женьку за талию. Она прижалась ко мне, я чувствовал сладкий запах её волос, похожий на вкус винограда, и тепло тела. Женька подняла лицо и посмотрела на меня. А я поцеловал её — сначала нежно, едва касаясь губами. Потом смелее и дольше. Почувствовал, как Женька отвечает на поцелуй.
Музыка всё звучала. Я скользнул губами по тонкой шее, опустился к ключицам и услышал прерывистое Женькино дыхание.
Наутро я проснулся первым. Повернул голову и залюбовался спящей Женькой — её спокойным лицом и упавшими на лоб рыжими кудряшками.
Словно почувствовав мой взгляд, Женька открыла глаза.
— Доброе утро.
Я улыбнулся и поцеловал её прямо в зелёные ведьмины глазищи.
— Доброе утро. Встаём?
— А то!
Женька кошкой выскользнула из-под одеяла и потянулась. Я вскочил вслед за ней, но она подхватила одежду и бросилась наутёк, захлопнув дверь ванной перед моим носом.
— Не вздумай стучать и одевайся! Сейчас я сварю кофе. Мы уже опаздываем в музей.
На мой взгляд, мы никуда не опаздывали. Но спорить я не стал — ночь оказалась настолько волшебной, что хорошее настроение просто распирало меня. Хоть к пасмурному небу подвешивай, вместо солнышка!
— Саша, а что мы ищем? — спросила Женька, когда мы вышли на улицу.
Редкие машины медленно катились по огромным лужам — ночью снова шёл дождь.
Я задумался, и почти сразу махнул рукой на свои раздумья. К чёрту! Не стану я врать Женьке. Не хочу, и всё!
— Ключ, — сказал я.
Женька сразу меня поняла.
— Тот самый ключ? — спросила она, расширив глаза.
Я кивнул.
— Да, тот самый.
— Ты думаешь, он до сих пор где-то в Новгороде?
— Надеюсь, — улыбнулся я.
Внутренне я приготовился к самым разнообразным вопросам.
Но теперь замолчала Женька.
Немного подумав, она сказала:
— Знаешь, а я тебе верю.
— Почему? — удивился я.
— Это очевидно, — спокойно сказала Женька. — Ты нашёл священную рощу пруссов и медальон их вождей. Значит, умеешь искать и обладаешь хорошей интуицией.
Её спокойная уверенность поразила меня. Но через несколько минут я поразился ещё больше.
Мы уже вошли на территорию Новгородского кремля, которая теперь принадлежала музею, и проходили мимо огромного собора Святой Софии. Я запрокинул голову и привычно любовался золочёными куполами, которые плыли в пасмурном осеннем небе. Конечно, плыли не купола. Это ветер с Ильмень-озера тащил в сторону Балтики низкие облака. Серые мокрые клочья, казалось, едва не цеплялись за кресты собора.
— Ну, конечно! — вдруг сказала Женька.
Она остановилась рядом со мной и тоже смотрела на собор.
— Что? — удивился я.
— Если ключ князя Александра и мог сохраниться до наших дней, то лишь в одном месте — в церкви!
— В какой церкви? — не понял я.
И вдруг до меня дошло.
Женька была абсолютно права! Куда неизвестный боярин мог деть ключ, который снял с тела князя? Не просто ключ, а реликвию, очень дорогую для новгородцев вещь?
Либо отдать посаднику, либо передать на хранение в церковь!
Посадники в Новгороде сменялись часто. А церковь стояла вечно — по крайней мере, так считалось тогда.
При церквях и монастырях создавались школы и библиотеки. Там хранились собрания икон.
Церкви, зачастую — единственное, что могло уцелеть в городе после пожара или вражеского набега!
Правда, деревянные церкви тоже горели очень часто. И безымянный новгородский боярин, конечно, об этом знал. Значит, если он отдал ключ на сохранение в церковь — это церковь непременно была каменной.
И хотя в Новгороде сохранился не один десяток каменных церквей, я уже знал ту, которая подходила больше всего.
Новгородский собор Святой Софии! Главный храм города, его святыня! Собор, возле стен которого собиралось новгородское вече!
— Женька, ты — умница! — с чувством сказал я.
— Конечно, — спокойно подтвердила Женька.
Но я видел, что её щёки порозовели от удовольствия и смущения.
— Идём!
Я ступил на каменные плиты крыльца и с трудом потянул на себя тяжёлую створку сводчатой двери. На мгновение мне показалось, что дверь заперта. Но вот створка бесшумно приоткрылась.
Внутри собора было пусто и тихо. Сейчас он не был церковью, и службы в нём давно не шли. Собор принадлежал музею и был великолепным памятником русского зодчества.
Святые и пророки кротко глядели на меня с высоченного пятирядного иконостаса. Их тёмные лики с огромными глазами тонули в полутьме храма.
Толстые, квадратные в сечении колонны поддерживали барабан купола, из-под которого на четырёх толстых цепях свисала громадная люстра. Основания колонн и «паруса» купола были расписаны библейскими сценами.
Несмотря на то, что служб давным-давно не было, в соборе сладко пахло ладаном. Казалось, сами стены впитали этот запах за десять веков.
— И как тут искать ключ? — растерянно спросил я.
Мой голос эхом отразился под куполом собора.
— Может быть, ключ лежит где-то в алтаре? — предположила Женька.
«Возможно» — подумал я.
И пошёл к вратам алтаря, только не к центральным — Царским, а к боковым, которые предназначались для дьяконов и простых людей.
Получилось это инстинктивно, как будто какая-то родовая память не давала совершить святотатственную ошибку.
Но на половине пути я остановился.
— Подожди, Женька! Здесь что-то не сходится!
Женька молча посмотрела на меня, а я развил свою мысль дальше.
— Если бы ключ хранился в алтаре — он, несомненно, стал бы святыней, реликвией. А значит, о нём хоть что-нибудь было бы известно. Из летописей, сказаний. Да и просто из художественных книг.
— Ты прав, — подумав, кивнула Женька.
— К тому же, собор неоднократно реставрировался. В том числе, и алтарь. А после революции из него вывезли все ценности. Но о ключе князя Александра нигде не упоминается.
— Наверное, ключ, всё-таки, пропал, — вздохнула Женька.
— Скорее всего, — поддержал я её, хотя точно знал, что ключ никуда не делся.
Но поделиться этим знанием с Женькой я никак не мог.
— А если не пропал? Если ключ уцелел, то при каких условиях он мог сохраниться?
Женька пожала плечами.
— Не знаю.
Наши голоса метались под высоким сводом, отражались от стен и поневоле становились певучими. Как будто в древнем соборе снова шло богослужение.
Наверное, из-за голосов меня и осенило.
— А если боярин или посадник передали ключ конкретному человеку? Священнику, который тогда служил в соборе? А он мог передать ключ своему преемнику, и так далее.
— Маловероятно, — засомневалась Женька. — Скорее всего, ключ всё равно бы затерялся.
— Может быть, — кивнул я. — Но это ниточка. Тоненькая, но единственная. Надо только узнать, кто служил в соборе Святой Софии. Как думаешь, такая информация есть в архивах музея?
— Наверняка, — сказала Женька. — Всё-таки, будем копаться в бумагах?
— Ничего не поделаешь, — улыбнулся я. — Большинство открытий делаются именно в архивах. Полевые работы только подтверждают или опровергают их.
— Тогда идём. А то мне здесь не по себе.
Женька поёжилась.
— Идём, — согласился я.
Уже на крыльце, в тот момент, когда я закрывал за нами створку двери, мне в голову пришла ещё одна мысль.
— Женька, погоди! Помнишь того монаха?
— Какого монаха? — не поняла Женька.
— Который вечно сидит на крыльце Николо-Дворищенского собора! Там, где мы копали летом.
— А он монах?
— Не совсем, — отмахнулся я. — Но это неважно. Важно другое — он рассказал мне, что его дед и отец служили в соборе. А он не успел. И ещё рассказал, что у Николо-Дворищенского собора тоже собиралось вече!
— Это известный факт, — подтвердила Женька. — Обычно там собиралось вече, на котором присутствовал князь. Ведь собор считался чуть ли не княжеской церковью.
— Вот именно! — обрадовался я. — Так, в архив мы всегда успеем. Давай-ка, пока нет дождя, сходим на место раскопок. Вдруг этот монах снова там. Надо его расспросить.
— Снова твоя интуиция? — спросила Женька, уже направляясь к выходу из кремля.
Я покачал головой.
— Нет. Просто предлагаю сначала поговорить с живым человеком, а потом копаться в документах.
Мы вышли на берег Волхова к опустевшему пляжу. Река из-за недавних дождей разлилась, серые струи с белыми барашками волн мощно катились по направлению к Ладоге.
Мимо серых домов прибрежной улицы мы добрались до моста, и перешли на другой берег.
— Слушай, а зачем ты вообще разговаривал с этим монахом? — спросила Женька. — В смысле — почему?
— Люблю расспрашивать людей, — ответил я.
— Ты ещё еду ему приносил, я помню.
— Тебе это показалось странным?
— Если честно — да. Но мне нравится.
Женька коротко взглянула на меня, и я понял, что как был болваном, так им и остался. Провёл с девушкой ночь, и ни слова об этом, ни одного комплимента! Сразу кинулся к своим поискам. Как будто всё случившееся — в порядке вещей.
Только сейчас я увидел, как Женька переживает и прячет свои переживания за помощью в поисках.
Я остановился и взял девушку за руку.
— Женя! Сегодняшняя ночь была прекрасна. И ты тоже замечательная. Прости, что сразу не сказал об этом.
— Правда?
Женька опустила голову. Уши у неё покраснели.
— Правда, — ответил я и обнял девушку. — Мне с тобой очень хорошо. Давай вечером сходим куда-нибудь, где можно спокойно поговорить.
— Поговорить можно и дома, — тихо сказала Женька.
Она стояла, не прижимаясь ко мне, но и не делая попыток освободиться.
— Нет уж, — улыбнулся я. — Раз у меня появилась девушка, я хочу непременно сводить её в хорошее кафе или ресторан.
Я с облегчением увидел, что Женька улыбается.
— Идём уже к твоему монаху! — сказала она. — А то не успеем ни в архив, ни в кафе!
Мы прошли Большой Московской улицей. Я помог Женьке перебраться через невысокую ограду, чтобы не обходить собор кругом. Мы прошли по мокрой траве прямо к собору и обогнули его со стороны раскопа. Там никого не было, но всюду виднелись свежие следы работ.
— Теперь началась учёба, — объяснила мне Женька. — Ребята копают по вечерам, до самой темноты. Если, конечно, нет дождя.
Мы снова повернули за угол, и я услышал хриплые выдохи.
Двери собора были заперты на замок. А прямо перед ними, на каменном крыльце два человека молча избивали кого-то ногами!