Заветный ключ

Глава 20

— Доброй ночи, Валентин Иванович! — растерянно поздоровался я, залезая в машину. — Что случилось?

Декан быстро посмотрел на меня.

— Кажется, в лагерь, кто-то проник… — начал рассказывать он.

Но военный, сидевший напротив, бесцеремонно оборвал Валентина Ивановича:

— Тихо!

Я увидел, что губы Валентина Ивановича сжались, словно он хотел выругаться. Но декан сдержался и замолчал.

«Газик», раскачиваясь, катился по разбитому асфальту. В свете фар то и дело мелькали чёрные стволы лип, росших вплотную к дороге.

Через полчаса я догадался, куда нас везут. За окном машины замелькали пригороды Балтийска.

Нас привезли к зданию, в котором располагалось управление КГБ. Мы с Валентином Ивановичем уже бывали здесь полтора месяца тому назад. Здесь работал его военный сослуживец.

Именно к нему нас и привели.

Виктор Петрович сидел за столом. Перед ним стояла чашка, а кабинет пропитался запахом крепкого кофе.

— Здравствуй, Витя! — поздоровался с сослуживцем Валентин Иванович.

Виктор Петрович не ответил старому другу, а поднял глаза на сопровождавшего нас военного.

— Свободен!

Сопровождающий повернулся и вышел из кабинета.

— Садись, Валя!

Виктор Петрович кивнул в направлении дивана.

Валентин Иванович опустился на мягкое сиденье.

Мне Виктор Петрович сесть не предложил, поэтому я остался стоять посреди кабинета.

Виктор Петрович перевёл тяжёлый взгляд на меня.

— Раздевайся!

— В каком смысле? — оторопел я.

— До трусов. Снимай рубашку и штаны.

— Это обыск?

— Вот именно, — кивнул хозяин кабинета. — Сам разденешься, или тебе помочь?

— Витя, что происходит?

Валентин Иванович подскочил с дивана, но Виктор Петрович остановил его движением руки.

— Сядь, Валя!

Я расстегнул пуговицы рубашки, стянул её и повесил на спинку стула, который стоял перед столом Виктора Петровича. Видимо, на этот стул сажали задержанных, чтобы хозяину кабинета было удобнее с ними беседовать.

— Брюки!

Я разулся, снял брюки и остался в носках и чёрных сатиновых трусах. Хотел повесить брюки на стул, но Виктор Петрович меня остановил:

— Выверни карманы!

На трусах, хотел спросить я. Происходящее неимоверно злило меня, но я уже начал догадываться, с чем связан этот цирк.

Сдержавшись, я послушно вывернул карманы брюк. На тонкий вытертый ковёр упало несколько монет, три рубля и перочинный нож. Нож я ещё вчера днём отмыл в ведре с водой, и следов земли на нём не осталось.

— В лагере сейчас обыск, — глядя прямо на меня, сказал Виктор Петрович. — Все твои вещи перевернут. Хочешь что-то сказать, пока не поздно?

Я подумал и пожал плечами.

— Нет.

Если обыск будет основательный, то медальон, конечно, найдут. А найдя, непременно свяжут его со мной. Но бежать впереди паровоза я не собирался.

— Одевайся! — кивнул Виктор Петрович.

Валентин Иванович замер на диване. Кажется, до него тоже начало доходить происходящее.

Я натянул одежду и рассовал по карманам свои вещи.

— Садись!

Виктор Петрович повернулся к Валентину Ивановичу.

— Кофе хочешь, Валя!

Валентин Иванович покачал головой.

— Нельзя. Сердце.

Он постучал себя пальцами по груди.

— Знаю я, что с твоим сердцем, — хмыкнул Виктор Петрович. — Ознакомили.

Так вот оно что, догадался я. Сослуживец декана сердится, что в прошлый приезд его использовали втёмную. Но и упрекнуть Валентина Ивановича не может — ведь декан действовал, как и положено в их ведомстве.

— Сегодня ночью в ваш лагерь попытался проникнуть неизвестный. Действовал глупо, непрофессионально. Поднял колючую проволоку и собирался проскользнуть на охраняемую территорию. Его поймали. Пока непонятно, был ли он один, или это отвлекающий манёвр. Но к утру мы разберёмся. А к вам есть несколько вопросов.

— Извини, Витя, но сначала я должен позвонить, — тихо, но твёрдо сказал Валентин Иванович.

Виктор Петрович удивлённо поднял густые тёмные брови.

— Звони, — ответил он и показал в сторону стола. — Вот телефон. Прослушки ты, надеюсь, не опасаешься?

Валентин Иванович молча поднялся с дивана и прошёл к столу. Снял трубку аппарата, набрал номер.

— Андрей Сергеевич! Здравствуйте! У нас чрезвычайное происшествие. Меня вместе с Гореликовым вызвали на допрос в местное управление. Да, понял. Спасибо!

При слове «допрос» Виктор Петрович угрожающе прищурился.

Валентин Иванович повесил трубку.

— Задавай свои вопросы, Витя.

— Вопрос, собственно говоря, один. Но задам я его вам обоим.

Виктор Петрович опёрся руками на стол и подал широкие плечи вперёд.

— Что вы собирались сделать с медальоном?

— В каком смысле? — изумился Валентин Иванович. — Сдать, куда положено!

— А ты?

Виктор Петрович смотрел прямо на меня.

— Я сдам медальон руководству экспедиции, — твёрдо ответил я. — если, конечно, он вообще найдётся.

— Уточню вопрос, — продолжил давить Виктор Петрович. — Ты не собирался передать медальон агенту иностранной организации?

— Нет, не собирался, — так же твёрдо ответил я.

Телефон на столе зазвонил так пронзительно, что я чуть не вздрогнул от неожиданности. Виктор Петрович снял трубку.

— Да! Совсем ничего? Ясно. Закругляйтесь там, и по домам. Охрану усилить.

Он повесил трубку и снова опёрся руками на стол.

— Проверить бы тебя на детекторе лжи! — сказал Виктор Петрович, глядя на меня. — Да нет их у нас пока. Только обещают.

Я видел, что руки его расслабились, плечи опустились.

— Странно всё, — нормальным голосом сказал он. — Не успели вы приехать, как кто-то попытался проникнуть в лагерь.

— А что говорит задержанный? — осторожно поинтересовался Виталий Иванович.

— Ничего он пока не говорит, — ответил Виктор Петрович. — Но заговорит, никуда не денется.

Я слушал комитетчика с равнодушным видом.

— Ты же понимаешь, Витя, что это может быть провокацией? Этого человека могли специально подослать, чтобы скомпрометировать меня, или Александра и тем самым затормозить наши поиски.

— Понимаю, — кивнул Виктор Петрович. — В тебе, Валя, я уверен. А вот он пока у меня на подозрении.

Виктор Петрович снова посмотрел на меня.

— Уж больно ловко ты эту рощу нашёл. Как будто бывал там раньше. В общем, так! Из лагеря — ни ногой. Да и не выпустят вас теперь. Всё, что нужно, мы привезём. Документы получите на выходе, в лагерь вас сейчас отвезут. Понадобитесь — вызову.

Виктор Петрович снова снял трубку телефона и отрывисто сказал:

— Зайдите!

Мы с Валентином Ивановичем одновременно поднялись.

Сотрудник в штатском вывел нас из кабинета и проводил по лестнице вниз. На выходе мне вернули паспорт. Я обрадовался ему, как родному. Мне уже начало казаться, что новая жизнь чересчур насыщена событиями.

Всю обратную дорогу до лагеря мы молчали. Я видел, что Валентину Ивановичу хочется поговорить, но присутствие сопровождающих останавливало. Нас проводили до самых палаток, и к тому времени желание пообщаться пропало совершенно. Умеют государевы люди создать гнетущую атмосферу! Нельзя было обыскать и допросить меня прямо в лагере? Стоило везти ночью за тридевять земель?

Я понимал, зачем Виктор Петрович это сделал. Во-первых, чтобы оказать психологическое давление. Во-вторых, чтобы не подставить меня под подозрения, если я окажусь ни при чём. Умно.

Мои вещи были сложены аккуратно. Но совершенно не в том порядке, в каком я их оставлял. Это окончательно добило остатки настроения.

Ребята ни о чём не расспрашивали — ни ночью, ни на утро. Всем хватало собственных впечатлений, но откровенно делиться ими студенты побаивались. Ночью обыскали не только мои вещи — аккуратно, но тщательно КГБшники перевернули весь лагерь.

Наутро я первым делом проверил, на месте ли медальон. Дёрн под корнями клёна выглядел точно таким, как я его оставил. Даже трава не увяла. Я поборол искушение выкопать артефакт. Пусть лежит до подходящего случая.

Находок всего за неделю оказалось столько, что «камералка» не справлялась с их обработкой. Кости животных, черепки глиняной посуды, костяные и металлические рыболовные крючки, остатки сетей, сплетённых из растительных волокон.

Почти ежедневно попадались слитки янтаря и грубые поделки из него, изображавшие, в основном, животных. Слухи о медальоне непонятным образом распространились по лагерю, и каждый раз кто-то бежал к Валентину Ивановичу с радостными криками:

— Нашёл! Нашёл!

Но внешний вид и примерные размеры медальона были хорошо известны по описаниям в древних хрониках. Поэтому Валентин Иванович каждый раз разочарованно качал головой и отправлял «кладоискателей» в камералку.

Наружную стену святилища вскрыли почти по всему периметру и сейчас углублялись слой за слоем, обнажая полусгнившие толстые брёвна.

— Интересно, что стена почти не перестраивалась, — поделился со мной своим наблюдением Валентин Иванович. — Только юго-западный угол сильно пострадал от пожара. Видите — вот там, слева от входа.

— Думаю, конфликты в священной роще были строго запрещены, — ответил я. — И только один раз это правило кто-то нарушил.

Я по-прежнему вёл раскоп вокруг жертвенника. В помощь, с разрешения Валентина Ивановича я пригласил Севку и Олю. За болтовнёй часы работы пролетали незаметно, да и мне было легче отвлечь ребят в нужный момент.

Оле очень нравилось работать не лопатой, а кисточкой и совком, тщательно просеивая мельчайшие комочки земли. А Севка откровенно скучал.

— Ползаем, ползаем, — с досадой говорил он, — а за неделю углубились только на штык!

— Зато сколько находок! — строго возразила ему Оля.

Находки возле жертвенника, действительно, были богатыми. Кроме костей и украшений часто попадались обрывки одежды с остатками красок. А осколков керамики было столько, что слой, подчас, состоял почти из одних черепков.

Слухи о ночном происшествии постепенно утихали. Но охрану вокруг лагеря усилили. Теперь солдаты с собаками постоянно патрулировали периметр, и собачий лай мешал спать по ночам.

Кроме того, почти ежедневно в «камералку» наведывался Виктор Петрович. Он осматривал находки и подробно расспрашивал о них меня и Валентина Ивановича.

Только в конце недели я выбрал момент, чтобы подбросить медальон в раскоп.

Ночь была тёмной и сырой. К тому же, из низких туч накрапывал дождь — несильный, но промозглый. Он начался ещё днём. Из-за этого работы закончили досрочно, и ребята разошлись по палаткам. Кто-то читал, кто-то спал, наслаждаясь отдыхом. В одной из палаток звенела гитара и умолкла только далеко за полночь.

Дождавшись, пока соседи уснут, я выбрался из палатки. Чуть ли не ощупью добрался до клёна. Выкопал медальон — он был весь в мокрой земле.

Я тщательно закопал ямку и снова положил квадрат дёрна сверху — незачем оставлять следы. А затем, сжимая медальон в кулаке, направился к раскопу.

За эту неделю мы довели небольшой раскоп вокруг жертвенного камня почти до материка. Разнообразными находками были заполнены несколько вместительных ящиков. Но Валентин Иванович мрачнел всё больше.

Медальон не находился. Да, искать его именно здесь было сумасбродной затеей. Но жертвенный камень, согласно хроникам, был единственной привязкой.

— Это с самого начала было понятно, — расстроенно бормотал Валентин Иванович, склоняясь над раскопом. — Ничего мы здесь не найдём. Семьсот лет, как-никак. Да и хронисты врали, как сивые мерины! А даже если и не врали! Снял какой-нибудь рыцарь медальон с тела и припрятал. А мы роем, ищем…

Я мог бы утешить Валентина Ивановича. Но по понятным причинам не стал этого делать. В своё время я полностью прошёл тот же самый путь. И перекопал всю землю вокруг камня прежде, чем нашёл медальон.

Оглянувшись на спящий лагерь, я спрыгнул в раскоп. Ножом выкопал углубление в отвесной стенке. Положил в углубление медальон, залепил его землёй и тщательно разгладил поверхность.

Пусть лежит до утра. А утром у Валентина Ивановича будет неожиданная радость.

Но утро преподнесло сюрприз мне. Сразу после завтрака Валентин Иванович пригласил меня в свою палатку.

— Вот что, Саша, — сказал он. — Хватит нам заниматься ерундой! Медальон мы не найдём. А осенние дожди и учёба всё ближе и ближе. На других раскопах не хватает рук, а вы у жертвенника уже добрались до материка. С сегодняшнего дня переходите на раскопы вдоль стены.

Я чуть не потерял дар речи. Ну, как так-то? Медальон только и ждёт, чтобы я его нашёл.

— Валентин Иванович, — терпеливо сказал я. — Разрешите ещё пару дней поработать у жертвенника.

Кой чёрт пара дней! Мне бы и пары минут хватило!

— А какой смысл в этом? — раздражённо отозвался Валентин Иванович. — Вы же дошли до материка?

— Дошли, — согласился я.

— Ну, вот. А медальона нет. И, скорее всего, никогда и не было. Наврал хронист, и всё.

— Но мы же нашли возле камня человеческие кости!

— И что из этого? Кто может поручиться, что это скелет Отакара, а не какой-нибудь бедолага, которого принесли в жертву за двести лет до казни вождя?

— Валентин Иванович, вы не хуже меня знаете, что пруссы сжигали тела при жертвоприношении. А на костях нет следов пламени. И череп мы не нашли, а шейные позвонки раздроблены сильным ударом.

Мы, действительно, нашли в раскопе фрагменты скелета — берцовую кость и несколько рёбер с остатками позвонков.

— И что с того? — ещё больше рассердился Валентин Иванович. — Этот скелет может принадлежать кому угодно!

— Конечно, — ответил я. — Но причина смерти и отсутствие черепа совпадают. Хронист писал, что после казни голова Отакара была выставлена в ближайшей деревне для устрашения жителей.

— Хорошо!

Валентин Иванович раздражённо хлопнул ладонью по столу.

— Что ты предлагаешь, Саша?

— Я предлагаю немного расширить раскоп.

Валентин Иванович собрался возразить, и я торопливо продолжил.

— Не весь. Скелет был ориентирован с востока на запад. Берцовая кость найдена ближе к восточному краю раскопа. Я предлагаю расширить западную бровку.

— И что это даст?

— Медальон мог отлететь в тот момент, когда Отакару отрубили голову. Это ничтожный шанс, но он лучше, чем ничего. А мы должны или найти медальон, или удостовериться, что его здесь нет.

Я понизил голос и продолжил:

— Валентин Иванович, вы же понимаете, что после нашего отъезда раскоп останется без охраны. Сюда сможет пробраться кто угодно. Мы должны использовать все возможности.

Валентин Иванович с сомнением покачал головой.

— Ну, хорошо, — повторил он уже без нажима. — Расширяйте западную бровку. Сколько времени вам понадобится?

— Два дня, не больше, — сказал я. — Кроме медальона, там могут быть и другие находки.

Вернувшись к Севке и Оле, я обрадовал друзей новостью.

— Будем вскрывать западную бровку. Валентин Иванович даёт нам два дня, потом переводит на стену. Поэтому отодвигать бровку будем узкими полосами, на штык лопаты. Сколько успеем вскрыть — столько и успеем.

Оля согласно кивнула.

— Чтобы не мешать друг другу предлагаю разделить бровку на три участка. Оля, ты начинай с этого края. Севка, ты отсюда. А я буду копать прямо в центре.

— А почему ты в центре? — нахмурился Севка.

Ему хотелось работать поближе к Оле.

— Потому, что так мне вас лучше видно, — улыбаясь, объяснил я. — А я по вам обоим очень соскучился.

Оставлять медальон в земле ещё на сутки я не рискнул. Мало ли, что может случиться! А грунт нужно было снимать сверху, ровными слоями.

Чтобы добраться до медальона сегодня, я работал без остановок. Счастье, что на таком удалении от камня находок стало существенно меньше. Но всё равно, приходилось тщательно очищать каждый черепок, каждую косточку и обрывок ткани.

Слой за слоем я снимал землю — не лопатой, а небольшим железным совком! Словно ребёнок, который заигрался в песочнице.

Оля и Севка, глядя на меня, тоже увлеклись работой. Севка даже ворчать перестал, сосредоточенно вглядываясь в землю.

Этим и привлекательна работа археолога — ты словно ищешь давно спрятанный клад. И иногда находишь.

Время уже подходило к обеду, когда я добрался до крошечного пятна в стене раскопа. Под этим незаметным пятном скрывалась ямка, в которую я спрятал медальон.

Ещё несколько осторожных движений, и совок задел твёрдое. Я отбросил его в сторону и взялся за кисточку.

— Кажется, тут что-то есть… Точно. Похоже на медальон!

Я запустил пальцы в рыхлую землю. Всё повторяется. И вот я снова держу на ладони перепачканное землёй янтарное солнце!