— Пропажа! — вскрикнул Старообрядцев на весь кабинет. — Я тебя посажу!
— Ты выслушай для начала.
— Чего здесь выслушивать!? Свидетеля не защитил! Меня в курс дела не ввел! Еще и улику чуть не потерял!
— Так что с ножом?! — заволновался Феодор Афанасьевич.
— К твоему счастью, нашли.
— Что с отпечатками?
— Что с отпечатками?! — рассердился еще более Старообрядцев. — Значит ты мне о ходе своих расследований не сообщаешь, а от меня информации требуешь? Ага, щас разбежался… Частный детектив… пинок тебе под зад и никаких отпечатков!
Возникла минутная пауза.
— Так что, все-таки с отпечатками? — переспросил Пропажа.
— Что?! Что?! Хватит мне тут Штокать! —еще на взводе, но уже заметно спокойнее проговорил Старообрядцев. —Муть какая-то с отпечатками… перепроверять надо, на повторную экспертизу слать…
— Так кому они принадлежат?
— Некоему Нестеренко, —задумчиво произнес Андрей Георгиевич. —Многократно судимому рецидивисту…
— И в чем тогда муть? —удивился Пропажа.
— В том, что об этом Нестеренко мало что известно, кроме всех его шести сроков, в основном за разбои, но есть и за убийство. Последний так сказать его срок. Нет никаких фотографий и личное дело давным-давно пропало со всех архивов.
— Как это нет фотографий?
— А вот так! — воскликнул Пропажа. — Словно испарились. Самое интересное, точнее, как я сказал уже, мутное, в том, что Нестеренко этот двадцать лет назад сбежал из Тулунской тюрьмы. Лютой зимой, ушел прямо в тайгу. Считалось, что он тогда то ли замерз насмерть, то ли хищники сожрали. Даже нашли какое-то тело, разорванное волками, но так и не удалось выяснить кому конкретно оно принадлежало.
— Может все-таки он.
— Не может Федя, не может. Когда Нестеренко сбежал, ему уже было далеко за сорок. Двадцать лет с тех пор прошло. Или ты упустил старика?
— Под семьдесят говоришь… да нет, на лицо он был явно моложе, лет так на двадцать.
— Вот и свидетели тоже самое говорят.
— А про татуировку на шее, что они говорят?
— Ты на что намекаешь? —прищурился Старообрядцев.
— Кем бы этот бандюган ни был, одно ясно, что он один из Горынычей.
— Хм,—ухмыльнулся Георгий Андреевич.
— Так ты мне про них наконец-то расскажешь, про Горынычей?
— Эх,—вздохнул Старообрядцев.
— Опять рано? —начал наседать Феодор Афанасьевич.
— Да не в этом дело, —взялся за голову Старообрядцев. —Так за раз и не рассказать…
— А ты попробуй!
— Времени нету, Федот. Но…
— Что, но?
— Есть один старый следователь, —сказал Георгий Андреевич и начал записывать что-то на бумажке. —Он уже давно пенсионер и годков ему уже за девяносто. Иногда он странности говорит, но ты сделай скидку на возраст… В остальном он про Горынычей лучше всех знает. Встреться с ним поговори, скажи от Георгия, студента его лучшего… Сходи к нему Федя, а то мне работать надо, за тобой разгребать.
— Кстати, Бергер твой тоже убитым свидетелем интересовался, —сказал Пропажа забирая из рук Старообрядцева листок с координатами старого следователя.
— Когда интересовался?
— Когда тот еще жив был. Лично начальнику СИЗО звонил, хотел курьера в одиночку перевести.
— Ты только никому не говори, —засуетился Старообрядцев, затем встал со своего места и выглянул в коридор. Убедившись, что никто не подслушивает, он прикрыл дверь и тихо проговорил: —У меня кое-что есть на Бергера, одна серьезная зацепка. Никаких подробностей я пока не расскажу. Только ты в эти дела с Бергером вовсе не лезь и постарайся его совсем не упоминать, особенно в разговорах с Калининым, Проныркиным, ну и прочими… у которых язык развязной.
— Я тебя понял, — сказал Пропажа и вышел из кабинета, в глубине души надеясь, что может и впрямь если он не будет отвлекать Старообрядцева, тот ухватившись за каждую из зацепок, наконец-таки соберет доказательства и выведет всех на чистую воду. Но чем дальше он удалялся от следственного отдела, тем больше осознавал, какое, почти безнадежное расследование им предстоит…
Старый следователь жил в скромной квартирке предпоследнего этажа, не ремонтированного, дореволюционного, дома с видом на Обводный канал. Он был рад приходу Пропажи, было видно, что у пожилого человека давно не было гостей. Семен Петрович приготовил чаю и угостил частного детектива. За разговором Пропажа заметил, что старый следователь начал принимать его за дальнего родственника, а затем вдруг переключился и начал писать какую-то жалобу, будучи уверенным, что перед ним председатель местного жилищного объединения.
«Видимо старик уже помешался. Вряд ли, что путного про Горынычей выведаю… Ну Старообрядцев!» — подумал Пропажа. Но тут же хозяин квартиры переспросил:
— А вы от кого собственно будете?
— Семен Петрович, я пришел к вам от Георгия, вашего лучшего студента.
— Георгия?!—удивился старый следователь, но тут же улыбнулся и протянул: —Ах, Георгия! Он и впрямь был самым способным курсантом… Так чего хотели узнать?
— Про Горынычей, —осторожно спросил Пропажа, чтобы не разволновать старика.
— Значит про Горынычей, —произнес Семен Петрович, сжав свой кулак и будто испарился его девяностолетний возраст. Он стал говорить твердо, уверенно и даже немного жестко, но самое главное, без какой-либо забывчивости. —Нам вот все кажется есть какая-то банда, значит где-то найдется вожак, приведя которого к ответственности, удастся ослабить всех остальных. Конечно на его место встанет кто-то другой или может есть несколько главарей, но в конечном итоге мы все равно приведем всех к ответу. И вдруг, вместо этого, представьте себе, у вас есть огромное число уголовников не связанных никакими знакомствами, даже через посредников, но все они совершают свои преступления словно по щелчку пальцев, в пользу какой-то единой структуры. Это и есть Горынычи. Мне, знаете, было может лет девятнадцать, я учился в Куйбышевской школе НКВД. Тогда я впервые и услышал про треклятых Горынычей. Нашему преподавателю, что вел криминалистику, было в те годы уже за семьдесят. Он рассказывал нам про банды еще царского времени. Их было множество, но одну я запомнил больше других… Кто-то говорил, что Горынычи впервые упоминаются в ссыльных записях середины девятнадцатого века, где их описывают, как жестокую банду, состоящую из безжалостных душегубов, которые сбежали с многочисленных каторг Тобольской губернии. Но кто-то считает, что они появились еще раньше, в Иркутской губернии, а изначально ими руководили несколько ссыльных дворян из Петербурга. Как-бы то ни было, но к концу девятнадцатого века Горынычи стали грозной силой на каторгах, а также в темных переулках уездных и даже столичных городов. Хоть они и были относительно немногочисленны, в сравнение скажем с «Иванами», но с ними приходилось считаться даже высшим губернским чинам, ведь каждый из них знал, что от ножа Горынычей не уйти. Но все же к тысяча девятьсот десятому году сети Горынычей были распутаны несколькими выдающимися полицмейстерами и сотню отпетых бандитов приговорили к повешению. Это был костяк банды и тогда посчитали, что с ней покончено навеки. Но прошло двадцать лет, прошла революция, гражданская война, началась индустриализация и Горынычи начали возвращаться. Сперва они появлялись в лагерях и тюрьмах, заметно потеснив разного рода блатных. Но затем они стали угрозой намного большей. Среди них находились государственные расхитители, вредители и наконец-то даже шпионы. Самое известное дело было связано с расхищением при строительстве нескольких железнодорожных станций в Ленинградской и Московской областях. Снова поймали костяк банды, расстреляли около сотни отпетых рецидивистов и еще столько же причастных чиновников. Казалось от Горынычей удалось избавиться. Но они снова появились, как раз при моей службе…Я закончил школу НКВД в пятьдесят четвертом году. Меня, как весьма способного курсанта, распределили в Санкт-Петербург, в отдел по борьбе с бандитизмом. Моим начальником был очень опытный оперативник. Звали его Андрей, отчество к сожалению совсем позабыл. Ему было уже за пятьдесят, прошедший войну, жесткий и твердый человек. Мы все называли его Старым чекистом, а ведь действительно среди всех оперативников он был самым умудренным годами. Все его ровесники тогда уже выбились в большое начальство, но только не он. Старый чекист был непреклонен, принципиален и слишком упрям, для того чтобы попасть на большую руководящую должность. Так он и остался к своим пятидесяти годам заведовать небольшим оперативным отделом по борьбе с бандитизмом в городе Ленинграде. Формально, был еще областной отдел, но там не хватало людей, поэтому Старый чекист отвечал еще и за все пригороды. Он был одним из тех, кто поймал Горынычей в тридцатых, а в пятидесятых оказался первым, кто напал на след вернувшейся банды. Мы долго расследовали те дела. Там снова появились недостроенные железнодорожные станции, растраты при ремонте заводов, а также самый обычный бандитизм. К сожалению начальство не разделяло опасений Старого чекиста. Наверху посчитали, что в этих преступлениях фигурируют разные банды, а Горынычи дела давно минувших дней… но все же…
— Все же? —переспросил Пропажа, видя что Семен Петрович немного завис.
— О чем это мы?
— Про Старого чекиста.
— Да, — почесал подбородок Семен Петрович. —Его убили в пятьдесят шестом году при очень странных обстоятельствах… считали, что преступление бытовое, ссора на почве… не пойми чего… но я точно знаю, что до Старого чекиста добрались Горынычи…
— Семен Петрович, вы упоминали завод.
— Завод?—удивился старый следователь.
— Горынычи были связаны с каким-нибудь заводом в Сибири?
— В Сибири? —еще более удивился Семен Петрович. —Мы вообще-то в Ленинграде работали… но я кажется припоминаю, что у Андрея, начальника моего, была какая-то командировка в Сибирь… Знаете… про Сибирь я вам другое могу рассказать… я вел несколько дел в семидесятых годах… дел об исчезновение… они и позже продолжились…
— А эти исчезновения, как-то связаны с городком Ермаковское?
— Связаны,—медленно произнес старик, было видно, что он удивлен осведомленности своего гостя.—Все верно… Ермаковское… Сейчас я вам несколько папок с документами… моими расследованиями... принесу…
Старик вернулся из соседней комнаты через полчаса, еле удерживая в руках огромную кипу бумаг вперемешку с пыльными папками. Пропаже пришлось помочь старику, который чуть не уронил тяжелую ношу прямо на пол.
Уложив на стол кипу бумаг, Феодор Афанасьевич, с позволения старика, стал перебирать дело за делом, расследование за расследованием. Он просидел в гостях еще три часа, открывая одну папку за другой. Семен Петрович с самого начала семидесятых и до середины девяностых вел дела об исчезновениях людей в районе городка Ермаковское. Одно время он был на связи с Иркутскими следователями, постоянно ездил в командировки, в окрестности Ермаковского, но после распада СССР, начальство все меньше интересовали результаты тех расследований. Феодор Афанасьевич приметил ровно два дела. Одно из самых первых и одно из самых последних. Ни то, чтобы Пропажа окончательно сдался разного рода мистическим знакам, но эти два расследования и впрямь нагнали на него жути.
Одно из первых исчезновений произошло в семьдесят третьем году. В сотне километров к востоку от Ермаковского есть один горный перевал, который почему-то назвали Пустынным, несмотря на обилие тайги в той местности. Летом там еще можно ходить походами, только если не наткнешься на разъяренного медведя. А вот с ранней осени начинаются различные погодные аномалии, в одну из которых и угодила группа из пяти человек. Они собрались в поход ради своего товарища —заслуженного токаря СССР, мастера всех высших разрядов, которого с конца шестидесятых годов начал губить алкоголизм. Воробьев Арсений Павлович уже год был в завязке, но на самой грани. Его лучший друг решил организовать двухнедельный поход, чтобы так сказать не дать заслуженному токарю сорваться, а напротив закрепить успех. Они вылетели из Красноярска, где работали на двух смежных предприятиях, а в компанию вместе с собой взяли двух начинающих альпинисток и гида. Поход закончился весьма плачевно. Гид вместе с Воробьевым Арсением Павловичем исчезли, да не просто, а словно провалились сквозь землю. Его лучший друг и две альпинистки потеряли рассудок и были помещены в психиатрическую лечебницу. Семену Петровичу удалось посетить пациента в клинике в семьдесят четвертом году. На вопросы про Воробьева Арсения Павловича, тот лишь закатывал глаза и начинал шутковать какими-то странными матерными прибаутками: Дай зубило .….. ; Это разве чертеж? Как по мне так …… На что, психиатр ответил Семену Петровичу: таким образом пациент вспоминает слова своего лучшего друга, а в остальном, он и вовсе не понимает где находится.
Одно из последних исчезновений, расследуемых, Семеном Петровичем, произошло в девяносто пятом году. О том случае писали во многих газетах Красноярского края, Иркутской области, Ермаковского. Это событие также заняло главные полосы почти всех новостных изданий Приморья. В родном крае исчезнувшего заголовки были особенно броскими: «Куда пропал Саныч?» «Неужели известный авторитет из Приморья ушел в бега?» «Где закопали Саныча Иркутские авторитеты?» В общем расследование сводилось к тому, что известный криминальный авторитет из Приморья —Алексашин Александр Николаевич приехал на сходку в городок Ермаковское, по поводу дележки какого-то местного завода, на который у группировок Приморского края были свои виды, после чего Алексашин, более известный под кличкой «Саныч», исчез. В девяносто шестом один из его сподручных дал показания в Иркутском СИЗО, что он лично присутствовал при убийстве Саныча в тайге, где-то в полусотне километров от Ермаковского. Он утверждал, что их вывезли в лес какие-то местные бандиты, там была уже подготовлена яма, в которую сбросили тело Саныча, после трех выстрелов в спину. Его же отпустили, для того, чтобы он предупредил все Приморские группировки: не лезть в Ермаковское, так как, здесь, всем заправляет Граф. Сподручный Саныча после этого сбежал в Иркутск, где был пойман в девяносто шестом году за разбойное нападение. Он так и не успел дать показания по делу об исчезновение Саныча, будучи до смерти забитым в СИЗО.
Пропажа выходил от Семена Петровича со странным чувством. Он был твердо уверен, что необходимо самому съездить в Ермаковское и найти этот проклятый завод. В интернете по поводу районного центра было немного сведений. Городок Мальцево он и вовсе не нашел на картах. Он выяснил, что вокруг самого Ермаковского есть несколько старых советских заводов, большая часть из которых заброшена.
— Ехать в Ермаковское? — округлил глаза Проныркин, которого Феодор Афанасьевич уже ввел в курс дела по поводу всех исчезновений, которые когда-то расследовал Семен Петрович. — Я не позволю!
— Это почему же? —удивился Пропажа.
— Вдвоем?! — заволновался Проныркин. — Это сумасшествие! Туда, судя по этим рассказам… отряд ОМОНа нужно брать… а лучше… лучше передать дело Старообрядцеву.
— Если не хочешь со мной, я поеду один.
— Нет... постой, — вдруг забеспокоился Проныркин. — Я еду…только... мне... позвонить... нужно...
— Давай побыстрее! — поторапливал Пропажа. — Самолет через два часа!