Завтра утром, за чаем

– 14 -

Ночью мне приснился странный сон – не то занятный, не то неприятный – я так и не понял какой, не разобрался.

Будто в «Тропиках», в специальном павильоне появилось особое мороженое, ну совершенно особенное, такого в жизни еще никогда и не было: его можно было съесть сколько угодно, – страшно даже представить, потому что именно сколько угодно, – килограмм, тонну, целую гору; главное – вкусноты оно было невероятной, как в сказке. Я думаю, и идея этого феномена, и установка-изготовитель, и продукты из которых его делали, и специальные препараты – все изобрели люди феноменальной гениальности. А есть его можно было сколько угоднопотому, что оно не насыщало, и ни объесться, ни даже наесться было нельзя: при изготовлении в него вводили какие-то такие компоненты и химические регуляторы, что оно, попадая в организм, не заполняло пустой объем в желудке, не перерабатывалось в какие-нибудь там калории или витамины, не насыщало, оставляя при этом в организме какой-либо шлак, отходы, а просто с помощью этих химических регуляторов и некоторых ферментов желудочного сока превращалось через несколько секунд после его попадания в желудок в обычную воду, влагу, легко и незаметно выходившую наружу в условиях тропического климата. И еще второй сюрприз: температура мороженого была нормальной, вовсе не холодной, эффект замораживания осуществлялся особым, другим, чем обычно, способом, а чувство холода во рту вызывал какой-то препарат, отдаленно напоминающий мяту – иначе говоря, простудиться было невозможно. Вкуснотища необыкновенная, не насыщаешься, не переохлаждаешься – ешь сколько угодно, а потому, раз никаких противопоказаний нет, то и талонов-ограничителей никаких не надо. Никаких!Ур-ра!

Не знаю уж, сколько я наел этого мороженого за три часа, наверное, уйму, но потом перестал, нет, само собой, мне не надоело, куда там, просто мне вдруг захотелось уйти из павильона, найти Натку и вернуться с ней обратно, и это чувство было сильнее. Но выйти из павильона я никак не мог, дверь была закрыта, спрос на это мороженое был так велик, что очереди стояли огромные, и администрация решила, что каждую новую партию желающих будут запускать раз в пять часов; чтобы никто из очереди не пытался ворваться и не было бы беспорядка, никого раньше этого срока наружу не выпускали, да, честно говоря, и желающих уйти не было.

Наверное, я был единственным, кто сидел в павильоне и не ел, я бы ел, само собой, и времени в запасе было целых два часа – просто я сидел и ломал себе голову, как же все-таки поскорее отсюда выбраться и найти Натку.

Вдруг (я даже вздрогнул) к моему столику плавно подплыла и тут же села девочка в синем, похожем на специальную форму (и я не ошибся), костюмчике, с каким-то особым фирменным значком на пиджаке. Она – вот главное, от этого-то я и вздрогнул – как две капли, воды была похожа на Натку, и это меня взволновало необыкновенно (Натка, Холодкова, прохладное мороженое, я и она, вместе – все совпадало), но при этом я точно знал, что это была не она.

– Меня зовут Алиса (заметьте – Алиса, как бы сладкое, вкусное имя), Алиса, – повторила она, протягивая мне руку.

– Рыжкин, – сказал я, протягивая ей свою, но она, слава богу, и глазом не моргнула, не узнала – то ли газет не читала, то ли портрет мой не запомнила, то ли фамилию.

– Я ученица спецшколы общественного питания, – сказала она, – и на время практики являюсь представителем фирмы «Детский мир», которая выпускает новый сорт мороженого – «Восторг». По поручению фирмы я изучаю спрос на «Восторг» и потребление «Восторга». Я заметила, вы перестали есть, почему?! Может быть, вы были нездоровы – грипп, ангина – до того, как пришли в наш павильон? Или, может быть, вы вообще не поклонник мороженого?

Идиотский вопрос!

Я отрицательно покачал головой.

– Тогда я приступаю к выяснению вопросов спроса по другим причинным каналам. Значит, у вас существуют другие причинные каналы?

– Не знаю, – сказал я. Бог ты мой, как феноменально она была похожа на Натку, только голос другой, не теплый, а холодноватый, холодный даже.

– Вы пришли сюда сытый, голодный, средний? – спросила она, доставая из фигурного карманчика красивую авторучку и длинный листок с каким-то текстом. – Итак, сытый, голодный, средний? Назовите, а я подчеркну нужное.

– Средний, – сказал я.

– Та-ак, теперь задумайтесь, представьте – у вас то же, что и по приходе, состояние насыщения – меньше – больше? Не появилось ли чувства сытости?

– Нет, не появилось, – сказал я.

– Прекрасно, подчеркиваю – «не появилось».

– Что же здесь удивительного, – сказал я. – Ваш «Восторг» и не должен насыщать, если я верно понял рекламу.

– Это-то мы и изучаем, так ли оно на самом деле.

– А я, пожалуй, несколько даже голоднее в сравнении с тем, как я себя чувствовал, когда пришел сюда, – сказал я. Она, честно говоря, начала слегка раздражать меня.

– Как-ак? «Восторг» в худшем случае может все же насытить, но не увеличить чувство голода!

– Вам не сказали в вашей фирме, – заметил я, – что очень сытый человек через несколько часов после принятия пищи снова способен испытывать чувство голода? Так, знаете ли, бывает в жизни…

– Нет, не сказали, – ответила она. – Далее. Простуды после «Восторга» не чувствуете, горло не болит?

– Нет, не чувствую, не болит.

– Подчеркиваю, – сказала она.

– Пожирнее, – сказал я.

– Что?

– Ничего. Это шутка, – сказал я.

– Я на работе, – сказала она. – Не мешайте подчеркивать.

– Значит, на мне ваша фирма испытывает «Восторг»?

– Да.

– А я от вас испытываю восторг.

– Мой домашний телефон, – сказала Алиса, – двести шестьдесят два – сто сорок девять – четыреста двенадцать – сто пятьдесят девять восемь нулей сто, добавочный «один». Сосредоточьтесь, добавочный – «один». Запомнить легко – «один».

О, как меня злило, что она, абсолютно похожая на Натку, такая же длинноногая, гибкая, лицо – как две капли воды, совсем, совершенно, ну, абсолютно не Натка! А вдруг Натка, на самом деле, если приглядеться, тоже такая? Нет, нет, не верю!

– Звоните после шести. Все обсудим.

– Например, – сказал я, – что вы не понимаете шуток? Это?

– Можно и это, – сказала она. – А потом сходим в кино, на Дину Скарлатти. (Вдруг мне показалось, что голос ее слегка потеплел, чуть-чуть.) У меня прическа, как у Дины Скарлатти, правда, недурная? Нравится? Ну!

– Вот видите, Алиса, – сказал я. Черт возьми, а вдруг это все-таки Натка, Натка, которая ненадолго заблудилась в сумрачных дебрях фирмы «Детский мир» и просто временно привыкла к другому, фирменному имени. – Видишь, Алиса, – продолжал я. – Можно, хоть и немного, но и на работе поболтать.

– Итак, – сказала она. – Чувства насыщения у вас нет. Простуды нет. Попробуйте поесть «Восторга» еще.

– Мне не хочется, – сказал я вяло.

– Но ведь помех нет. Я подчеркнула, что нет.

– «Подчеркнула» – «не подчеркнула», какое это имеет значение?! – Опять я готов был взорваться. – Сказано – не хочу.

– Фирма не настаивает, но нужно попробовать еще.

– А я не хо-чу! Я – против!!! Что значит, нужно?! Вы понимаете, фирма, что это…

– Алиса, – поправила она.

– Алиса, вы…

– Все верно. Фирма не настаивает. Так. Что у нас дальше? Ах, да! Может быть, причинные каналы отказа – иного толка? Здесь перечислено: «общее недомогание до поглощения», «общее утомление до поглощения», «чрезмерная сытость», «постоянная склонность к задумчивости»…

– Да, – сказал я. – Постоянная склонность к задумчивости. – Но она не обратила внимания.

– «Постоянные идеи», «внезапно возникшая идея».

– Да, внезапно возникшая идея.

– «Врожденное отвращение к мороженому».

– Во! Во! Вот это! Она очнулась.

– Но ведь не отвращение к «Восторгу»? – сказала она, вдруг улыбнувшись, как на рекламном листке «Пейте морковный сок «Нега».

Напугать бы ее, подумал я, так бы и осталась с этой улыбкой.

– Трудно, что ли, повторить? – сказала она капризно и жутко симпатично: на секунду передо мной мелькнула Натка.

– Бог ты мой, – сказал я. – Неужели ваша фирма не понимает, что эти самые причины иного толка не важны, что причина отсутствия желания поглощения (ну и речь – работать бы мне в их фирме) не в перенасыщении и не в простуде; с другой стороны, если причины иного толка и влияют на падение или рост спроса, то фирма ни проконтролировать их как следует, ни тем более устранить не сможет! Понятно?

– Итак, я подчеркиваю причину.

Я испугался, что умру.

– Ладно, – сказал я, скрипнув зубами. – Ладно. Я назову. Придется вписать, она там не названа.

– Я впишу.

– Не боитесь, а? – спросил я тихо, голосом змеи. – Ну, так вот. С того момента, как я перестал поглощать «Восторг», я ужасно хочу, как бы это сказать… ну, пи-пи! Понятно?!

Я произнес это, уже чувствуя, как это дико стыдно – так говорить девчонке, но это ощущение тут же прошло, потому что она и глазом не моргнула, все, что я сказал, молча записала, после встала, вежливо поблагодарила меня за беседу и добавила:

– Пойдемте со мной на второй этаж, туалет там, возле кабинета директора.

Мы вместе поднялись наверх.

– Скажите, Алиса, – спросил я. – А можно отсюда попасть в парк? Я хочу уйти.

– Запросто, – сказала она. – Вон туалет, а вон лестница вниз, на выход. Прощаюсь. Звоните двести шестьдесят два – сто сорок девять – четыреста двенадцать – сто пятьдесят девять восемь нулей сто, добавочный «один».

То ли оттого, что она вдруг, на секундочку, улыбнулась опять человеческой, не морковной улыбкой, то ли оттого, что кошмар «Восторга» кончился и я был свободен, – я сам для себя неожиданно чмокнул ее в ухо и пулей вылетел в парк. Через секунду я был уже в своей «амфибии».

Я взмыл в небо и только тут увидел (откуда вдруг взялась?!) висящую между мной и стеклом переднего обзора маленькую, на резиночке (терпеть всего этого не могу: разных там рыбок, медвежат, куколок…), игрушку: Натка – не Натка, эта самая Алиса, потрясающе похожая, улыбающаяся, в фирменном детскомировском костюмчике со значком, на котором мелко-мелко было написано сверху: «Ешьте мороженое «Восторг» фирмы «Детский мир», а снизу: 26214941215900000000100 доб. 1. Целую, как ты меня только что. Твоя Алиса».

И пока я, доведя мою «амфибию» до дрожи, выжимая из нее последние силенки, мчался в темнеющем небе, а эта Алиса вертелась и раскачивалась у меня перед глазами, я с нарастающим ужасом и холодком в загривке все больше и больше приходил в панику оттого, что поцеловал ее в ухо.

Я проснулся весь в холодном поту, с мерзким чувством своей измены Натке.

Пока я приходил в себя, откуда-то (как она почувствовала, не знаю) вдруг появилась мама; она летала надо мной, порхала, то взмывая высоко вверх и открывая лившийся из окон холодный скучный осенний солнечный свет, то возвращаясь ко мне и закрывая его.

Она сняла с моего запястья (когда она надела – я не знал) раскаленный от моего тела браслет Горта; защелкали телефонные клавиши; температура такая-то, давление такое-то, состояние сердца такое-то, столько-то лейкоцитов в крови и т. д. и т. п. – она диктовала в поликлинику показания счетчиков браслета и все порхала над моим тридцатидевятиградусным жаром, пока их машина обрабатывала данные; шуршала по бумаге авторучка – мама записывала необходимые лекарства…

Оказалось – очень сильный грипп.