Время вечернее. Довольно просторная комната, бедноватая, обставлена в мелко-мещанском вкусе. С правой стороны — одна дверь, слева — две. Напротив два окна на улицу. Справа в надлежащем месте стол, в других местах пара небольших столиков, на одном из них граммофон; стулья венские и мягкие плюшевые кресла. В углу слева большое зеркало (трюмо). На стенах в рамах несколько расхожих, аляповатых работ — портреты высокопоставленных особ, а также балалайка, пожарная куртка и каска.
Гануля — Янка
ГАНУЛЯ (сидит и вяжет чулок; слышен стук в дверь, которая слева, подальше от рампы.) Кали ласка! Входите!
ЯНКА (входит). Извиняйте, теточка, что так часто надоедаю вам да, видите, как-то мотошно сделалось одному сидеть, вот и пришел к вам в гости.
ГАНУЛЯ. Да что за церемонии! Можете гостить хоть каждый день с утра до вечера — мне самой веселее, потому что, хоть вы у нас недавно заквартировали, я уже считаю вас своим человеком, Только не стучите по-пански в двери, а просто входите и все тут.
ЯНКА. Спасибо вам за сердечность и ласку, хоть и сам не знаю, чем я все это заслужил. (Пауза.) Где ж это хозяин ваш молодой?
ГАНУЛЯ. Помчался в город то-сё купить. Сегодня именины его, так, может, кто случайно заглянет.
ЯНКА. Жалко, что я раньше об этом не знал. А то надо бы о подарке подумать.
ГАНУЛЯ. Э, мой сынок! Какие ноне подарки? Эта война да безвластье, или, как там они говорят, революция, похоронили те мину ты, когда люди могли подумать и о подарках.
ЯНКА. А вот, однако ж, сын ваш не забыл об именинах?
ГАНУЛЯ. Не забыл, потому что молод еще и в голове пусто. Подумайте, упразднили чиновников, остался без службы и хоть бы что, ни на грош ума не прибавилось. Только одно в голове: как это снова вернутся какие-то там его ранги и классы и всякое добро само посыплется с неба.
ЯНКА. А что ж он, по-вашему, должен делать в это чиновничье безработье?
ГАНУЛЯ. Что? Взял бы, как другие, да подучился сапоги шить или хотя бы латать. Ну латал бы, и копейка живая была б в хате, а так... (Махнула рукой.)
ЯНКА. Трудно такому благородному паничу за этакую черную работу браться.
ГАНУЛЯ. Какой там он благородный! Я сама с евоным батькои- люди деревенские. Мой покойный хозяин жил при родителях на маленьком наделе. Один еще так-сяк умещался в семье, а как оженился, дак и не хватило обоим места. Тогда мы взяли и пошли сюда в Менск шукать службы. Сперва было вельми тяжко, а потом ничего. Я стирала людям белье, а он пристроился в окружном суде: был там при вешалке и курьером. А, известно, в суде: народу всякого приходит много, да пока там кто доберется до высшего начальства, начинать должен с самого низу. Потому нужды большой мы не знали, и даже хлопца своего через всякие там науки до чиновника довели Опосля мой помер, вечный ему покой, а я осталась одна со своим Микиткой. Так что, как видите, никакого благородства немашака Янка. А я сперва думал иначе. Он же — ого! Так всегда хочет себя подать, ну ровно губернатор.
ГАНУЛЯ. Это, видно, он насмотрелся, когда служил в губернаторской канцелярии регистратором
ЯНКА. Вот оно что! Ну, это не беда. Коль он родом, выходит, из селян, то никакой работы не должен чураться, особливо должно его потянуть туда, откуда вышел — на вёску, где столько поля нетронутого лежит. И сдается мне, что его туда потянет.
ГАНУЛЯ. Не тянет его и туда, мой соколик, ой, не тянет! Старик скопил было лишнюю сотню, намерился кусочек земли с хатой купить, да не успел. А ему, своему Микитке, сколько я ни вдалбливала, чтоб справдил батькову задумку,— не послухал. Теперь ни земельки с хатой, ни грошей... А у меня уже старость на носу. Как подумаю, что беда снова прижучит, что снова доведется людям белье стирать, дак аж руки вянут от горькой печали.
ЯНКА. Э, теточка! Не так уж все плохо, как вам кажется. Устроится ваш Микитка со временем, ума-разума наберется. Он же еще молод у вас.
ГАНУЛЯ. Да, известно, молод, совсем еще молод. Оно, видно, ни к чему, этакие нарекания от родной матери, но подчас, как подступит что-то такое, дак и говоришь, и говоришь; сперва полегчает на сердце, а потом и жалеешь. Он же мое родненькое дите, да один, как тот василек в жите.
ЯНКА (в сторону). О, таких одних-единственных у нас много, да только они не васильки, а проклятый сорняк на нашей бедной земле! (Расхаживает по комнате.)
Гануля — Янка — Микита
МИКИТА (входит с покупками). О, меджду протчим, и профэссор у нас! Здрасьте!
ЯНКА. Моему квартирному хозяину низко кланяюсь! Кроме того, позвольте, пане регистратор, поздравить вас с именинами. Желаю вам надеть петлицы коллежского асессора.
МИКИТА. Благодарствую, меджду протчим, благодарствую! Вель- ми меня тешит, что вы об этом не забыли. Я б хотел, чтоб и через год мы в этой квартире проздравлялись.
ЯНКА. Об этом трудно заранее договариваться, потому как вскорости я совсем выезжаю из Менска в деревню.
ГАНУЛЯ. Как же это, пане наставник? Мы уже так к вам привыкли, что мне сдавалося, никогда не разлучимся.
ЯНКА. Там, в деревне, я нужнее, чем тут, а к тому же — я не люблю город: очень тяжелый в нем воздух.
МИКИТА (Гануле). Меджду протчим, мамаша, соорудите закуску, это ж скоро и гости соберутся. (Ставит на стол поллитровку).
ЯНКА. Эге! И поллитровка. А говорят, невозможно достать.
МИКИТА. Все можно, только осторожно.
Гануля собирает покупки.
Вот тут селедцы, вот — лучок к ним, а вот сало... а тут... меджду протчим протчим — килечки... Пальчики гости оближут.
Гануля с покупками выходит.
Янка — Микита
ЯНКА. Знатный, я гляжу, бал у вас будет.
МИКИТА. Ну а как же! В нашем чиновницком состоянии иначе не можно. Как чуть в чем замелочился, дак и почнутся всякие суды да пересуды; один станет говорить, что по службе получил понижение, другой — что в карту продулся, а третий — что сквалыга, а это — хуже нет, и так пойдет писать губерния,— не оберешься. Положение, меджду протчим, пане мой, обязывает.
ЯНКА. А вы плюнули бы на то, кто что скажет, да и жили бы по своему разумению. Притом, какое тут к черту чиновницкое положение, когда оно уже и впрямь лежит, да как еще лежит — как трухлявая колода!
МИКИТА. Меджду протчим, это оно лежит так себе — до поры, а потом вздрогнет и подымется.
ЯНКА. Жди, бабка, Петра!.. Покуда это ваше положение восстановится, вас самих черви источат. Да и объясните мне, будьте добры, кому и зачем оно надобно, это ваше из мертвых вставание? И кому какую пользу вы приносили, когда еще стояли?
МИКИТА. Мы твердо стояли на страже святого российского самовластия и обороняли местную русскую народность от инородского засилья! Вот оно что, меджду протчим!
ЯНКА. Нечего сказать — обороняли! В лапти обували, по миру пускали да в сибирские каторги вывозили. Это называется — обороняли!
МИКИТА. А что вы, новоиспеченные республиканцы — хе-хе-хе! — белорусы или как вас там... что вы рветесь оборонять? И, меджду протчим, ничего еще покуда не оборонили!
ЯНКА. Мы обороняем самих себя от вашго нашествия.
МИКИТА. А, меджду протчим, ничего не выходит: ваши сходки или там съезды разгоняют, а самих на казенный хлеб сажают. Хе-хе-хе! Разгоняют — вот и все тут.
ЯНКА. Да, разгоняют, да! Тольки думы наши и сам люцифер не разгонит — потому что мы служим великой идее освобождения,
МИКИТА. Все это дурость. Меджду протчим, идея — вельми скупая пани: ни гроша своим слугам не платит — хочет, чтоб на нее задаром работали. А у меня — хе-хе-хе! — пане профэссор, душа реальная: кто мне лучше платит, тому и служу, и чхал я на всякие идеи. У меня линия жизни прямая.
ЯНКА. Ошибаетесь, пане регистратор. Ваша линия не прямая, а кривобокая,— темная у вас линия и уже ведет вас туда, откуда не воротиться.
МИКИТА (стучит кулаком по столу). Меджду протчим... меджду протчим... вы меня обскорбляете. Я не мракобес, пане... пане директор белорусской босоты!..
ЯНКА. Простите, я немного погорячился. (Выходит в свою комнату.)
Микита — Гануля
ГАНУЛЯ (входя при последних словах Микиты). Ты снова с ним поцапался?
МИКИТА. Меджду протчим, я с ним не поцапался, а только о политике поспорил.
ГАНУЛЯ (накрывает на стол). Этими своими спорами только кровь людям портишь.
МИКИТА. Портят и они мне. Не могу ж я, меджду протчим, мамаша, набрать в рот воды и молчать, когда они нападают на мои прынцыпы жизни. Меджду протчим, я обязанный показать этим новым заводилам ихнее надлежашчее место. Нехай знают, что и мы то-сё в политике кумекаем. Окромя того, сдается мне, что от нашего квартиранта большевицким духом несет, а у меня от этого духа в носу свербит.
ГАНУЛЯ. А коли большевик, дак что? Большевик таксами человек.
МИКИТА. Может, человек, а может, и нет, потому что с нашими рангами и классами обходится совсем не по-человечески. (Пауза.) Меджду протчим, мамаша, я попрошу вас... Мне так надо... Промеж других гостей будут у меня сегодня: одна мадам, поп, исправник и один пан. Вот когда кто из них обратится к вам с каким словом, то вы старайтесь отвечать в нос и поменьше употребляйте мужицких выражений. Когда с мадамой заговорите, то не называйте ее — панечка, а мадам-синьора, когда с попом, то — не батюшка, а отец духовный, когда с исправником, то — не пан исправник, а ваше родне, а когда с паном, то — не просто пане, а — ясны пане грабе: ясновельможный пан граф. Все это здешние грата-персоны, меджду протчим, люди одного со мной светогляду и почти что одних рангов, так что хочу я, чтоб они знали, что и родня моя не ниже стоит ихней родни.
ГАНУЛЯ. Ну и гости! Откудова ты их выкопал! Они ж прежде у нас не бывали.
МИКИТА. Не бывали... не бывали... Меджду протчим, прежде была другая политично-экономичная ситуация, при какой не всюду они могли побывать, а теперека, когда ранги и классы в общей куче малость обшлифовалися, вот они, эти мои гости, и приходят к нам первыми с визитом.
ГАНУЛЯ. А нехай бы лучше не приходили, а то выкаблучивайся тут перед ними!
МИКИТА. Вы только, меджду протчим, мамаша, отвечайте, как я вас научил, а за всякими там другими церемониями я сам догляжу. Ага, еще одно: когда будете здоровкаться, то одну ногу назад отставляйте — делайте реверанс. А главное — старайтесь как можно гуще в нос.
ГАНУЛЯ (махнув рукой). В нос дак в нос!
Входит Янка.
Микита — Гануля — Янка
ЯНКА (войдя к Гануле). Вот я вспомнил, теточка, одну свою заботу и хочу попросить вашей в этом помощи. Давеча я получил из деревни письмо от моей бывшей ученицы, в котором пишет она, что с родителями своими приедет ко мне в гости. А это может случиться даже сегодня. Все бы хорошо, да беда в том, что у них нету никаких других знакомых, так что негде будет...
ГАНУЛЯ. ...Переночевать? Ну, это не беда. Можно и у нас. Кроватий, правда, лишних нету, дак вот тут на полу что-нибудь постелим, и переспят ночку.
МИКИТА. Оно так, меджду протчим, да у меня сегодня важные гости. Так, может, вашим гостям это будет не по нутру?
ЯНКА. Я постараюсь, чтоб они вам и вашим важным гостям не мешали.
Микита — Гануля — Янка — Наста
НАСТА (просовывая голову в правую дверь). Можно к вам? Микита. Пожалуйста! Меджду протчим, просим, просим! Наста (входит). Добрый вечер! Как живы-здоровы?
МИКИТА. Дозвольте познакомить: мамзэль Наста Побегунская — учитель Янка Здольник, меджду протчим, тот самый... хе-хе-хе!.. белорус, о котором я вам уже рассказывал... хе-хе-хе! Не влюбитеся только!
НАСТА (Янке). Очень интересно с вами познакомиться! Нам бы побольше таких.
ЯНКА. Благодарю за честь! (В сторону.) А нам и не интересны и без надобности такие знакомства.
НАСТА. Не могу ли я от этих панов на минутку где-нибудь спрятаться? (Показывает жестами, что должна припудриться и поправить прическу.)
ГАНУЛЯ. Можно, можно! Пойдем со мной в ту комнату. (Выходят.)
Микита — Янка
ЯНКА. И впрямь Побегунская! Кто она такая?
МИКИТА. Да так, очень милая и симпатичная, меджду протчим мамзэль. Всюду водит широкие знакомства. Имеет всегда и про все; из определенных источников определенные сведения, любит всегда и всюду, где надо и где не надо, воткнуть свои три копейки. Меджду протчим, должен вам сказать, что она первая и, видать, последняя слабость моего сердца. Сколько разов уже делал ей намеки, чтоб, значицца, отдала мне свою руку? да что-то не клеится. Когда, говорит, станете асессором, тогда выйду, а за регистратора, говорит, не хочу. И хоть ты ей из пальца высоси то асессорство, а подавай, и все тут. Да я надежды не трачу. Переменятся политичные ситуации получу от начальства свою асессорскую рангу и мамзэль Наста будет моею, потому как особа, сами видите, бойкая.
ЯНКА. Бойкая, бойкая! Только как бы вам и при изменившихся ситуациях не вылететь со своим асессорством и этой мамзэлью в трубу. (Выходит в свою комнату.)
МИКИТА. Зависть его так и разбирает, меджду протчим. (Достает из ящика стола чиновничьи знаки различия и перед зеркалом примеряет их.)
Входят Наста и Гануля.
Микита — Наста — Гануля
НАСТА. О-ей, что я вижу? Безо всяких церемоний нашему девическому сословию конкуренцию делаете: как кокетка, флиртуете с зеркалом. А еще коллежский регистратор!
МИКИТА. Дак ведь и мамзэль Наста, меджду протчим, сегодня расфуфырилась, как на бал-машкерад в Белой зале.
НАСТА. Бал балом, а с гостями встречаться придется, так почему ж немного и не подфуфыриться?
МИКИТА. Да-да, конешне! На то сегодня мои именины.
НАСТА. Да я не об именинных гостях.
МИКИТА. А о каких же еще гостях, меджду протчим?
НАСТА. Какой же вы недогадливый!
МИКИТА. Ах, уже сдогадался — вы о немцах?!
НАСТА. О ком же еще. Я из определенных источников имею определенные сведенья, что они уже сегодня будут в Менске.
МИКИТА. От черт! Только б не ввалилися на именины, а то всю обедню спортят. А там, меджду протчим, нехай приходят, это мне на руку — буду снова заседать в губернаторской канцелярии.
НАСТА. Ого! Так сразу? А я слышала от определенной особы, что немцы как приходят, первым делом направо и налево хватают всех на работы — копать окопы, а это не губернаторская канцелярия.
МИКИТА. Хе-хе-хе! Я, меджду протчим, про это знаю и загодя забаррикадировался. Глядите! (Снимает со стены и надевает пожарную куртку и каску.)
НАСТА. И что это значит?
МИКИТА. А то, что немцы пожарников на работы не берут. Ну, вот я и подумал об этом загодя и записался в Менскую пожарную дружину.
Слева слышен звонок.
Ай, гости идут! Меджду протчим, мамаша, завесьте чем-нибудь окна, может — одеялами... А я побегу встречать. (Выбегает.)
Гануля занавешивает окна. Наста вертится у зеркала. Входят Гости в истрепанных верхних одеждах, которые принимает Микита и относит в другую комнату. Поп опускает подобранные полы рясы. После приветствий Гости рассаживаются и критически разглядывают квартиру.
Микита — Наста — Гануля — Дама — Поп — Исправник — Пан
МИКИТА (суетится вокруг гостей). Милости прошу, прошу покорно! Имею честь познакомить — меджду протчим, моя мамаша. А это — мамзэль Наста Побегунская.
ДАМА (внимательно разглядывая Микиту в лорнет). Что это у вас, мусье, за убор такой оригинальный? Напоминает форму а ля- сум пожарный.
МИКИТА (оглядев себя). Мадам-синьора, вы сдогадались. Это... Как оно... это... меджду протчим, принес мне мой придворный портной для примерки, а я так увлекся наисветлейшими гостями (гости кивают), что и забыл снять. Меджду протчим, я заказал себе этот вицмундир с известной целью... Приходят немцы, почнутся балы, рауты, машкерады, а у меня вот и готов машкерадный костюм. Однако ж, извините, наисветлейшие гости,— пойду уже скину, меджду протчим.
Выходит и возвращается в чиновничьей форме со всеми знаками различия.)
ДАМА (снова наводит лорнет на Микиту). Ах, мусье! Да вы форсун: у вас мундир с галунами!
МИКИТА. А это специально для моих, меджду протчим, наиславнейших гостей: хотел принять их, как прежде принимал разных достойных особ.
ИСПРАВНИК. Тогда дозвольте и я свой мундир удостою.
Достает из кармана погоны и пришпиливает. Дама помогает. Слышен звонок. Гануля выходит и приводит с собой Аленку и Гарошку, который, входя, выбивает о ноготь пепел из люльки.
Те же — Аленка — Гарошка
АЛЕНКА (вглядываясь в писульку). Ці тут жыве дзядзька... як яго? Дзядзька Мікіта Зносак?
МИКИТА. И не дядька, и не Микита, и не Зносак, а тут живет, меджду протчим, коллежский регистратор Никитий Сносилов.
АЛЕНКА. Я... я не ведаю...
МИКИТА. А не знаете, так чего лезете в чужой дом, меджду протчим?
АЛЕНКА. Бачыце, мы з таткам шукаем нашага настаўнiка Здольніка.
ГАНУЛЯ. Ах, так бы адразу і сказалі, дзеткі. Ен тут. Зараз паклічу. (Стучит в дверь к Янке.) Пане настаўнік! Да вас госці прыйшлі.
Те же — Янка
ЯНКА (входя и здороваясь). Вось мілыя, дарагія госцікі. А ўсё думаў, ці прыедзеце сягоння, ці не. (К Гануле). Это, теточка, те самые путешественники, о которых я вам говорил: моя самая способная ученица Аленка, а это батька ее, Лявон Гарошка — наилучший хозяин во всем селе.
ГАНУЛЯ (припоминая). Лявон Гарошка... Лявон Гарошка... Які жа тэта? Ці вы не з Дуброўкі?
ГАРОШКА. Ага, мая мілая, з Дуброўкі!
ГАНУЛЯ. Ну, цяпер успомніла! Тэта ж мы блізкія родзічы: твой дзед і мая бабуля былі родныя брат і сястра. Але чаго ж мы стаім Сядайце, мае даражэнькія! Пане настаўнік, папрасеце, каб селі.
Садятся в сторонке от других гостей.
МИКИТА (отходит от своих гостей, к Гануле, в сторону). Меджду протчим, мамаша, выехали вы с этими родственничками, ак с козами на торг! Перед моими гостями всю мне репутацию спортили. Не вздумайте хоть за стол их садить.
Сразу с двух сторон звонят. Гануля порывается пойти отворять, но озадачена тем, к каким дверям ей раньше направиться.
НАСТА (Подбежав к Гануле). Вы, мадам, идите отворять ту дверь, а я отворю эту.
Выходят.
МИКИТА. Кого еще там нелегкая принесла?!
Входят одновременно из обеих дверей Восточный ученый и Западный ученый, глядя один в подзорную трубу, другой — в бинокль. Не замечают сперва друг друга.
Те же — Восточный ученый — Западный ученый
МИКИТА (гостям, когда входят ученые). Это одни из моих добрых знакомых, меджду протчим — паны ученые. Встретил намедни на Губернаторской улице: искали подлинно белорусские типы. Я сказал, что один такой тип квартирует у меня,— вот, видать, и пришли поглядеть. Меджду протчим, один из них Восточный ученый, а другой — Западный.
ВОСТОЧНЫЙ УЧЕНЫЙ (столкнувшись с Западным). Черт подери!
ЗАПАДНЫЙ УЧЕНЫЙ. Пся крэв![1]
ВОСТОЧНЫЙ УЧЕНЫЙ. Извините, сударь!
ЗАПАДНЫЙ УЧЕНЫЙ. Пшепрашам пана!
ВОСТОЧНЫЙ УЧЕНЫЙ. И вы здесь?
ЗАПАДНЫЙ УЧЕНЫЙ. И пан ту?
Кланяются друг другу и присутствующим.
МИКИТА (здороваясь с учеными). Удачно попали, меджду протчим, паны ученые. Вон тот — хе-хе-хе! — белорус, о котором я вам говорил. (Янке) Пане учитель, это — паны ученые, которые весьма интересуются вашим — хе-хе-хе! — белорусским вопросом.
ВОСТОЧНЫЙ УЧЕНЫЙ. Так это и есть настоящий белорус?
ЯНКА. Ну да, пане ученый! Да не один. (Показывает на Аленку, Гарошку, Ганулю.) Вот еще один белорус и две белоруски.
ВОСТОЧНЫЙ УЧЕНЫЙ (указывая на остальных). А те тоже белорусы?
ЯНКА. Да-да! Вы угадали: именно тоже-белорусы, из породы ренегатов и дегенератов.
ЗАПАДНЫЙ УЧЕНЫЙ. Паньске имен и назвиско?
ЯНКА. Янка Здольник, пане ученый.
ЗАПАДНЫЙ УЧЕНЫЙ (записывая в блокнот, вслух). Януш Здольник. Незаводне тып Всходнё-Крэсовэго поляка з немалой дозой крви познаньско-гуральскей. Людность обэцне розкшевя сень на две галэнзи родовэ: племен бялорусинув и племен тэжбялорусинув з паходзэня рэнэгатув и дэгэнэратув. Мова ойчыста — огульно-польска, незвычайне удосканалёна, ено з велькон домешкон незрозумялых слув.
ВОСТОЧНЫЙ УЧЕНЫЙ (тоже записывая в блокнот, вперемежку с Западным ученым). Иоан Сдольников. Истинно русский тип Северо-Западной области и безусловно с примесью монгольско-финской крови. Народность ныне распадается на две родовые ветви: племя — белорусы и племя — тоже-белорусы, исходящее от ренегатов и дегенератов. Родной язык — общерусский, великолепно усовершенствованный, но с большой примесью непонятных слов.
ЗАПАДНЫЙ УЧЕНЫЙ. А тэраз пан бэндзе ласкавы поинфор- мовать, як на белоруским нажечу бжми назва ойчызны вашей?
ВОСТОЧНЫЙ УЧЕНЫЙ. А теперь, сударь, скажите, пожалуйста, как на белорусском наречии звучит название вашей отчизны?
ЯНКА. Беларусь, паны ученые.
ЗАПАДНЫЙ УЧЕНЫЙ (записывая). Пшы баданю бялорусина высветлёно надзвычайнон особливость, а мяновите: вбрэв гисторычным, еографичным, этнографичным, лингвистычным и дыплёматычным баданём и розправом вшэхпольским, ойчызнен свои бялорусини называён Бялорусь.
ВОСТОЧНЫЙ УЧЕНЫЙ (записывая вперемежку с Западным). При опросе белоруса выяснена необыкновенная особенность, а именно: вопреки историческим, географическим, этнографическим, лингвистическим и дипломатическим всероссийским исследованиям и трудам,— отечество свое белорусы почему-то называют Белоруссией.
Ученые прекращают писать одновременно, берутся один за подзорную трубу, другой за бинокль, оглядываются.
Пауза.
МИКИТА. Что, мусьи ученые, сеанс окончен, меджду протчим?
ВОСТОЧНЫЙ УЧЕНЫЙ. Весьма вам благодарен! Мои научные исследования на сегодняшний день окончены. Честь имею кланяться!
ЗАПАДНЫЙ УЧЕНЫЙ. Незмерне пану вдзеньчны естэм. Мое баданя навукове на дзень дзисейши сон закончонэ. Мам гонар пожегнать пана!
Ученые выходят, каждый в другую дверь. Микита, кланяясь, провожает их, далее — Гануля и Наста, которые тотчас возвращаются.
Те же (без ученых)
ЯНКА (проходящему мимо Миките). У вас сегодня, пане регистратор, настоящий аристократический бал, не забыли даже и об интермедии.
МИКИТА. А это, меджду протчим, что за блюдо?
ЯНКА. Не блюдо, мой пане, а такая маленькая комедия в большой трагикомедии.
МИКИТА. Не понимаю. (Идет к своим гостям.)
ЯНКА (Аленке и Гарошке). Ну, як вам гэтыя, не пры людзях будзь сказана, вучоныя?
АЛЕНКА. Мне — як мне, а татку — адно люлька звоніць аб зубы: ці то са страху, ці то з вялікай пашаны[2] да вучоных.
ГАРОШКА. Не пра мяне пісаны гэтыя вашы вучоныя - вось і ўсё тут!
ДАМА (Миките). Вы, мусье регистратор, преподнесли нам сегодня действительно приятный сюрприз этими двумя персонами, которые только что вышли. Здесь, в Менске, так трудно встретить настоящего ученого.
МИКИТА. Да-а-а, это важные ученые. Да мы не таких еще увидим, когда будет у нас в Менске, меджду протчим, университет
ПОП. Понеже есть в Менске духовная семинария, то воистину излишне обретать университет, где будет провозглашаться греховное светское учение.
ИСПРАВНИК. По-моему тоже, университет не нужен, потому что заведутся студенты, а с ними всегда столько хлопот у полиции
Пауза.
МИКИТА (Гануле). Меджду протчим, мамаша, может, дадите чего закусить — соловей одними песнями сыт не бывает.
Гануля подает закуски. Гости садятся за стол. Поп в центре.
ГАНУЛЯ (Подав закуску, обращается к Янке, Аленке и Гарошке). Калі ласка, прашу за стол.
ГАРОШКА (крестясь). Што вы, свацейка! Я — і такія важныя асобы... Яшчэ з лаўкі звалюся з перапуду. Не, не!
ЯНКА (Гануле). Мы перейдем в мою комнату, чтоб вам не мешать.
ГАНУЛЯ. О, не! Павінны сягоння тут сядзець. Як-ніяк Мікітавы імяніны. Калі не хочаце да ўсіх, то я вам сюды падам закуску.
ГАРОШКА. I гэтага, свацейка, не трэба. Калі дазволіш, то ў мяне ёсць сёе-тое ў торбе, вось мы і закусім.
ГАНУЛЯ. Рабіце, што хочаце, а толькі з хаты не пушчу! (Идет к гостям.)
ГАРОШКА достает из торбы свою закуску и раскладывает на столике.
МИКИТА (Гануле, в сторону). Меджду протчим, мамаша, я просил не приглашать их, а вы все по-своему перекручиваете. (Гостям.) Теперь, наисветлейшие гости, когда все мы уже уселися - можно и начинать. (Подымая чарку.) За здоровье достойных, меджду протчим, гостей!
ГОЛОСА. О, нет! Нет! За здоровье именинника! Виват! Ура!
МИКИТА. Благодарствую, покорно благодарствую! Только я должен у вас, меджду протчим, просить прощения за скромный' вельми скромный ужин. Теперешнее революционное завихренье, вызвавшее временный упадок рангов и классов, подкосило и экономичные подруба добробыту русской интеллигенции, так что если и скромен ужин, то не по моей персональной вине.
ДАМА. Не ужин скромный, а вы, мусье Сносилов, очень скромный. Теперь такую закуску можно увидеть только у весьма высокопоставленных особ.
ПОП. В нынешние времена даже его преосвященство воззавидовал бы сим блюдам.
ПАН. Ох, времена, времена! Веселей жили наши отцы.
ИСПРАВНИК. Да что отцы? Я сам как жил? Фю-фю!
ДАМА (допивая водку). А напиток ваш, мусье Сносилов, чудесный — просто амброзия.
МИКИТА. Мадам-синьора, вы сдогадались! Так оно и есть: самая натуральная амброзия знаменитой тутошней фирмы — а ля самогонка, доставленная мне с винных складов «Пилип и К°».
ГАНУЛЯ (Даме). Панечка... Мадама музей! Кали ласка, вот этот даликатный кусочек еще!..
ДАМА. Мерси, мерси, мадам!
МИКИТА (Гануле, в сторону). Меджду протчим, мамаша, не мадам музей, а мадам-синьора... Разве ж это трудно? Да в нос, в нос! (Гостям.) А теперь, высокочтимые гости, подымем тост за наших наймилейших мадамов и мамзэлей.
ГОСТИ. Виват! Пусть цветут наши цветы, наша радость! Виват! Ура!
ПОП. Разверзлися врата адовы, и сам антихрист со своим сонмом святой Русью завладоша, ежели созерцать все творимое ныне.
ИСПРАВНИК. Ни полиции, ни полицмейстеров!
ПАН. Ни имений, ни поместий!
ДАМА. Ни раутов, ни журфиксов!
МИКИТА. Ни рангов, ни классов, меджду протчим!
НАСТА. А по-моему, что-нибудь, да есть. Есть, например, свобода: что хочу, то и делаю. Взять хотя бы семечки: кто когда до революции в Менске лузгал семечки? Никто! А теперь все и всюду — и дома, и на улице, и даже в театре лузгай себе да лузгай, шапку на уши натянув...
ГАНУЛЯ (Попу). Батюшка духовой, святой угодник. Кали ласка, вот еще этот кусочек, потолще.
ПОП. Благодарствую, матушка, благодарствую!
Ми кит а (Гануле, в сторону). Меджду протчим, мамаша, не святой угодник, а отец духовный... (Гостям.) Теперь я, высокие гости, предлагаю тост...
НАСТА. Нет-нет! Я теперь тост предлагаю. За немцев. Да здравствуют немцы!
ГОЛОСА. Да здравствуют! Виват! Ура!
Неприятная пауза. Все переглядываются между собой.
ДАМА. Может, дорогие хозяева позволят нам встать?
ГАНУЛЯ. Коли ласка! Извиняйте тольки за недохватку в еде.
ГОЛОСА. Сыты!.. Весьма сыты!., спасибо! спасибо!..
Выходят из-за стола, рассаживаются.
ПОП. Не время ли подумать нам и о ложе в очаге домашнем.
МИКИТА. И совсем еще не время, меджду протчим, наисветлейшие гости, вот отодвинем стол и...
ДАМА. ...Потанцуем, мусье Сносилов?
МИКИТА. Мадам-синьора, вы сдогадались.
ДАМА. А вы, мусье регистратор, мою слабость угадали. Я умираю без танцев.
МИКИТА. Ах, как я рад! Мусьи, вы согласны?
ГОЛОСА. Согласны! Согласны!
ДАМА. А как с музыкой?
НАСТА. А граммофон на что?
МИКИТА. О, нет, нет! Только не граммофон. Очень он кричит, а я человек осторожный, меджду протчим.
ГАНУЛЯ. Дык на балалайке, сынок, сыграй: голос у ней тихий Микита. Я ж и сам хочу потанцевать! Может, попросим кого?
ГАНУЛЯ. Я попрошу нашего дядьку белоруса — он умеет. Наста. Нет, мадам, лучше я попрошу. Я из определенных источников знаю, что белорусы податливый народ. (Берет балалайку и подходит к Янке.) Сябра белорус, сыграйте нам.
ЯНКА. Охотно. Хоть раз попляшете и вы под мою дудку.
Играет вальс. Танцуют: Микита — с Дамой, Исправник — с Настой, Пан — с Ганулей. Поп, Гарошка и Аленка не танцуют. Вальс с фигурами, без шаржа, немного унылый.
ДАМА (по окончании танца, Миките). Вы, мусье регистратор настоящий артист в вальсе. Я очарована вашими виртуозными «па». Микита. Мадам-синьора, вы слишком ко мне милостивы. Если и выходит у меня такое-сякое «па», то должен быть благодарны^ нашему с Юровской вулицы танц-классисту Гречанину. У него я окончил курс этих наук.
ДАМА. Я заметила сразу, что вы прошли хорошую школу.
Пауза.
ИСПРАВНИК. Выражаясь современным языком, предоставляя себе слово и вношу пропозицию прекратить прения и без резолюций разойтись по домам.
МИКИТА. Я протестую, меджду протчим!
ДАМА. Мусье Сносилов, нас большинство.
МИКИТА. Сдаюсь, только не большинству, а вашему одному голосу, мадам-синьора.
Гости подымаются, надевают поданные Микитой пальто. Поп вновь подбирает полы рясы, чтобы казаться светским лицом.
МИКИТА. Мадамы и мусьи! Мы с мамашей, меджду протчим, вас немножко проводим. (Выходят).
Янка — Аленка — Гарошка
АЛЕНКА (прыснув со смеху). Ха-ха-ха! Ну і панскае ігрышча! Ха-ха-ха!
ГАРОШКА (вынув изо рта люльку). Цьфу! Няма на іх доугай пугі[3].
ЯНКА. А дзядзька здорава іх сваёй люлькай падкурываў! Аж насамі круцілі ды чыхалі.
ГАРОШКА. А як жа іначай з гэткімі? Выкурываць іх, выкурываць! Жаль толькі, што маці гэтага імянінніка ў гэтакую кампанію ўпуталася.
АЛЕНКА (с наигранным сожалением). Не ляжыць у таткі сэрца да іх, ой, не ляжыць!
ЯНКА. Цікава, да каго ж у цябе, Аленка, сэрца ляжыць?
АЛЕНКА. Вы ўжо аб гэтым павінны ведаць з майго пісьма.
ЯНКА. Ага-ага: да навукі і навучання.
АЛЕНКА. Да навукі і навучання! Вучыцца і навучаць, навучаць і вучыцца. Вось да чаго маё сэрца ляжыць.
ЯНКА. Не была б то мая найлепшая вучаніца!
АЛЕНКА. Ды яшчэ, як вамі было сказана, беларускага роду. Ха-а-ха! Перахваліце мяне, пане настаўнік. Ды ведаеце, што... як...
ЯНКА. Не, не ведаю.
АЛЕНКА. Няможна перабіваць, пане настаўнік, як хто іншы гаворыць.
ЯНКА. Ого! Мы такія сур’ёзныя сталі!..
АЛЕНКА. Дык вось што. Як паехалі вы з Дуброўкі, я ў шапку не спала і паехала ў Вільню!
ЯНКА. Аж у Вільню!
ГАРОШКА. А так, аж у Вільню, пане настаўнік.
АЛЕНКА. Там праслухала настаўніцкія курсы, і цяпер я — ваш таварыш: таксама настаўнік!
ЯНКА (шутливо). Вельмі рад пазнаёміцца з новым канкурэнтам маёй прафесіі.
АЛЕНКА. А цяпер я хачу вучыцца на курсістку, потым на доктара…
ЯНКА. А далей?
АЛЕНКА. Далей... не ведаю. Ды якраз для гэтага мяне татка і Менск да вас прытарабаніў.
ЯНКА. Адно трохі не ў час[4].
АЛЕНКА. Не ў час?
ЯНКА. Ага! Гэтыя новыя акупанты ды іншыя згрызоты[5] не дадуць табе спакойна работаць у Менску. На маю думку, найлепей гакуль што ехаць на вёску[6] і там прывучаць да навукі людзей і самой ад іх вучыцца. I я таксама выязджаю на вёску.
АЛЕНКА. I вы? Ну што ж, на вёску дык на вёску! Дажэ хоць у пекла, калі вы скажаце...
ЯНКА. О, у пекле вельмі горача! Значыцца, згода[7]?
Ален к а (подавая руку). Згода!
ЯНКА. Не адкладваючы справы ў доўгі мех, лахі пад пахі[8] ды шічэ заўтра — марш на свежы воздух!
АЛЕНКА. I кніжак з сабой набяром?
ЯНКА. Набяром!
АЛЕНКА (как бы стесняясь, опустив глаза, тихо). Але толькі — беларускіх, дзядзька настаўнік!
ЯНКА. Аб іншых і гаворкі быць не можа.
Короткая пауза.
ГАРОШКА (Аленке). А ты, сарока, калі ўжо адсакатала сваё, аддала б пану настаўніку тое, што прывезла.
АЛЕНКА. Я стыдаюся...
ЯНКА. Мабыць, нешта надта брыдкое[9]?
АЛЕНКА. I зусім не брыдкое, а дажа, як цётка Агата сказала, дужа прыгожае. Самі тэта скажаце. (Достает из мешка красиво вышитую рубаху и самотканый узорчатый пояс и подает Янке, говорит серьезно). Прыміце, калі ласка, дзядзька настаўнік, тэту драбніцу[10] ад сваёй шчыра вам удзячнай і адданай вучаніцы. З нашага лёну тэта рубаха і з нашай воўны[11] гэты пояс. А сама я сваімі рукам! ад шчырага сэрца для вас выткала і вышыла.
ГАРОШКА (подавая новую, деревянную, с большим искусством сделанную ложку). А ад мяне прыміце вось гэта... 3 сваёй яблыні і сваімі рукамі зрабіў.
ЯНКА (растроганно). Дзякую, ад усёй душы дзякую! Не ведаю, чым і заслужыў гэткую ласку?
Входят Микита и Гануля.
Те же — Микита — Гануля
МИКИТА (веселый, насвистывает и напевает). Радуйся, вселенная! Объявляю всем, всем, всем: немцы оккупировали, меджду чим, Менск!
ЯНКА. Ну и черт с ними!
МИКИТА. И совсем не черт, пане — хе-хе-хе! — белорус. (Напевает.)
Немцы едут, наши йдут,
Немцы наших подвезут.
(Увидев подарки.) Меджду протчим, что это у вас, пане профэссор Янка. Настоящая рубашка, настоящий пояс и настоящая ложка. Гануля. Якія ж прыгожыя!
МИКИТА. Это, получается, и вы сегодня именинник?
ЯНКА. А и правда, именинник, только с другой планеты.
Звонок. Гануля выходит и возвращается со Спичини.
Те же — Спичини
МИКИТА (почтительно кланяясь). Мое нижайшее почтение, мусь профэссор! А я думал, что вы сегодня уже не придете.
СПИЧИНИ. Дела задержали. Зато мы сегодня попозже позани маемся.
ЯНКА (Гануле, в сторону). А это что еще за поздний гость?
ГАНУЛЯ. Это не гость, а нейкий важный даректар[12]. Учит Микитку по-немецки гергетать. Кто он родом — толком не знаю. Но сам он говорит, что немец, люди говорят, что итальянец, а мне сдается что он просто, как и мы, тутэйший.
МИКИТА (Гануле). Меджду протчим, мамаша, опорожните стол — нам надо поскорей за «уроки».
Гануля убирает со стола, затем стелит Гарошкам постель на полу. Выходит в другие комнаты.
ЯНКА (Алеше и Гарошке). А мы, пакуль яны будуць вучыці свае «урокі», пойдзем у мой пакой.
Выходят.
Микита — Спичини — Гануля
МИКИТА (разложив на столе толстые словари). Меджду протчим» я готов, мусье профэссор.
СПИЧИНИ. Можем приступать, мусье регистратор. Вчера мы слегка прошли отдел приветствий, сегодня должны их повторить более основательно. Как вы поздороваетесь, встретив немца?
МИКИТА. Гута морген, герр германиш!
СПИЧИНИ. Хорошо! А теперь, как вы поздороваетесь, встреть немку?
МИКИТА. Гута тахт, балабоста прусиш!
СПИЧИНИ. И совсем не балабоста, а фрау... Повторите: фрау, фрау, фрау!
МИКИТА. Фраву, фраву, фраву, фру, фруву... Фраву-ву...
СПИЧИНИ. Хорошо! А как вы поздороваетесь, встретив вот такую... (показывает) маленькую немчуру?
МИКИТА. Шабас гут, герр киндер фатерлянд, меджду протчим!
СПИЧИНИ. Ой, куда вы заехали, куда вы заехали?! Только не шабес, а... (Далекий стук в дверь слева. Спичини, вскочив.) Кто-то или что-то, кажется, где-то вроде бы стучит?
МИКИТА. А правда, меджду протчим, стучит. Может, это уже герр германиш?
СПИЧИНИ. Всякий стук меня нервирует; не могу спокойно вести лекцию. Пока что честь имею кланяться. Завтра мы изучим приветствия наоборот. (Хватает шапку и исчезает в дверях справа.)
МИКИТА (вслед Спичини). До приятной встречи. (Гануле.) Меджду протчим, мамаша, сдается, и взаправду немец стучится, потому как дуже деликатно. Идите откройте двери и немного придержите его, покуда я переоденусь, а то, чего доброго, пришел на работу гнать.
Выходят оба. Пауза.
МИКИТА (возвращается переодетый в пожарника, в каске, с топором у пояса и всякими железяками для лазания по столбам. Становится в позу и напевает.)
Гусар, на саблю опираясь,
В глубокой горести стоял...
Входят Гануля и Немец в военной форме.
Микита — Немец — Гануля
МИКИТА (берет под козырек и низко кланяется). Гута морген, герр германиш. (В сторону.) Глянь, и немцы одеваются в форму а ля пожарник, это — чтоб не хватали, видно, их самих на работы.
НЕМЕЦ. Нельзя ли у вас попросить в эту манерку немного воды?
МИКИТА (в сторону). Какой же холеры ради я столько потел над шпрехендойчем, когда они лучше нас самих шпрехают?! Да, видать, это мне мерещится или он прикидывается, что умеет по-нашему. (Немцу.) Зихензиш... Минутку... зиш... (В сторону.) Гляну в словари, как ему отвечать. (Листает словари.) Можно... можно... сколько хочете... хочете... хочете... воды... воды... Нету этого! Чтоб их перун спалил — такие словари! (Немцу.) Киндер фравуву, меджду протчим, фатерлянд, герр германиш. (Показывает жестами, что нальет ему воды).
НЕМЕЦ (подойдя вплотную к Миките и приглядываясь к его форме.) О-о! Что я вижу? Рихтиг русский генэраль? (В сторону.) А дурня из себя строит, чтоб от плена отвертеться. (Берет под козырек.) Ваше превосходительство! Я должен как верный немецкий солдат взять вас в плен, потому что вы есть русский генерал.
МИКИТА (перепуганный). А-я-яй! О-ей! Куды ж мне деваться? Во, меджду протчим, попался, что тебе тот паршивый пес в колодец. Как же ему втемяшить, что я не генерал, а коллежский регистратор? Пошукаю еще спасенья в словарях. (Листает словарь). Генерал... генерал... пожарная команда... О-ей! Моя ты босая команда!.. Нету в словаре. Где этот Спичини? Какая нечистая сила его унесла в такую опасную для меня минуту? О-ей! А-я-яй! Под монастырь подвел со своей наукой, этот герр профэссор! О-ей! О-ей!
НЕМЕЦ. Я жду, ваше превосходительство.
МИКИТА. Рихтик, рэхт, меджду протчим, шабас гут, фрау фатерлянд... Сейчас, сейчас! А-я-яй! А-я-яй! А спасенья ни от кого, избавленья ни от кого! Заберет в плен, в немецкий плен, и живи ты как хочешь!
ГАНУЛЯ (в отчаянии, Немцу), А мой же паночек, а мой же немчик! Не забирай у меня последнего Микитку.
МИКИТА. О-ей! О-ей! Что будет, то будет, поспробую заговорить с ним по-нашему, может, поймет. Мусье немец. Ясновельможный немец! Я не генэрал, а только пожарная команда... Пожарник Менской меджду протчим, пожарной дружины — докумэнт имеется на это с печатью. Видите, я только пожарник. Чтоб мне с этого места не сойти, если я генерал!
НЕМЕЦ. Не могу поверить, ваше превосходительство! Всегда генералы говорят, что они не генералы, если ихнее генеральство начинает им самим боком вылазить. А потому — прошу в плен!
МИКИТА. О-ей! О-ей! И понял, и не поверил. Силком делают, генералом! Чтоб тебе к черту в пекло провалиться, моя ты пожарная команда! А-я-яй. А-я-яй!
ГАНУЛЯ (мечется по комнате, заламывая руки). Матачкі мае родныя, бацечкі мае хрышчоныя! Што тэта робіцца? Садом і Гамор: (Стучит в дверь к Янке). Пане настаўнік! Дзядька беларус! Ратуйце! Немец Мікітку ў палон цягне!
Входят Янка, Аленка, Гарошка.
Те же — Янка — Аленка — Гарошка
МИКИТА (став перед Немцем на колени). О-ей! Гер германец киндер фатерлянд, балабосточка мой ненаглядный! Не губи моей же лодости — не бери в плен! Больше никогда не буду генералом!
ЯНКА (услышав эти мольбы). В чем дело?
МИКИТА. О-ей! О-ей! Мусье немец сделал меня, меджду протчим генералом и хочет взять в плен, а я не хочу быть генералом и не хочу в плен идти. О-ей! О-ей! Пане учитель, батька белорус, вызволяй от египетской неволи!
ЯНКА (отводя Микиту в сторону). Дайте ему три рубля —он отвяжется.
МИКИТА. Дам десять, только ратуйте, меджду протчим! (Ощупывает карманы.) Ой, деньги осталися в регистраторских «меджду протчим». Одолжите мне до завтра. (Янка дает ему деньги, Микита подходит к Немцу, становится на одно колено и протягивает ассигнацию), Вот вам, ясновельможный мусье немец, гер германиш, пока что контрибуция, завтра отдам аннексию, а там, когда не хватит, женок, детей заложу, меджду протчим, мамашу, тольки дайте передышку, не тяните в плен!
НЕМЕЦ (пряча деньги). Заговорили бы сразу таким языком, ваше превосходительство... (Отдает честь и выходит).
Те же, без Немца
МИКИТА (срывая с себя и бросая поочередно на пол пожарные атрибуты). К черту пожарную команду! К черту пожарную карьеру! (Швыряет на пол словари). И немецкое шпрехен к черту! И немецкая губернаторская канцелярия к черту! С завтрашнего дня займуся свободной профессией — буду на Койдановской вулице торговать немецкими рублями!
Гануля подбирает с пола разбросанное. Аленка то и дело прыскает со смеху. Янка насмешливо качает головой. Гарошка попыхивает люлькой и сплевывает.
Занавес