Поздняя осень. Холодно. Вечереет. Место действия — часть Кафедральной площади, иначе «Брехаловки», вблизи Койдановской улицы; вид напротив — башня с часами. На площади сколько-то облетевших деревьев, несколько садовых скамеек. Во время действия проходят по площали то туда, то сюда разного вида граждане и гражданки и играют то лира, то шарманка. Когда подымется занавес, первым проходит справа налево Лирник с лирой, а затем Шарманщик с шарманкой, Несколько бывших пани, стоя рядом, продают всякое барахло. Неподалеку от них такое же барахло продает Гануля.
Гануля — Микита
МИКИТА (в выцветшем чиновничьем осеннем пальто с поднятым воротником, с зонтиком входит справа; Гануле). Меджду протчим, мамаша, продали что-нибудь или нет?
ГАНУЛЯ. А ни на иголочку. Словно кто заколдовал. (Указывая на соседок). У этих таксама никто ничего не купил.
МИКИТА. Несчастливым для торговли и мне сегодняшний день выпал. Хоть бы смеха ради кто марок спросил. «Русские,— говорят — давай, а немецкие, говорят, меджду протчим, немцу продай. А где тут того немца споймаешь, когда — по слухам — чуть не все уже из города вышли. (К проходящему гражданину). На минуточку, пане мусье! Хочу вам кой-что предложить.
Гражданин задерживается.
Может, будет пан ласков купить у меня марки?
Гражданин иронически и с подозрением смерил его взглядом и пошел.
ГАНУЛЯ (проходящей гражданке). Панечка, купите у меня бусы, а может, дамский несессер, а может, вот это — все за полцены отдам, все за полцены. (Гражданка посмотрела-посмотрела и пошла восвояси. Гануля Миките). От так все они: поглядел и пошел, поглядел и пошел.
МИКИТА. Меджду протчим, мамаша, я вам не один уже раз говорил и еще говорю: у вас совсем нету торговой жилки, у вас не хватает даже сметки в торгово-промышленных делах, коей требуется от продавца определенный навык в познании душ купляючего и его гражданского и социального положения. И вот, например, меджду протчим, вы только что предлагали: «Купите, за полцены отдам, за полцены». Разумеется, каждый подумает, что у вас совсем никудышный товар, какой и за полцены лучше не куплять. Таксама между купляючими надо выделять ихние ранги и классы — обязательно; а вы, как, например, только что, не разглядевши толком, кто мимо вас проходит, кричите просто с моста: панечка, меджду протчим! А по-моему, совсем не панечка, а самое меньшае — мадама, а может, даже и мадам-синьора.
ГАНУЛЯ. Ды какая она там мадама? Просто нейкая... нейкая...
МИКИТА. А хоть бы даже, меджду протчим, и такая нейкая. Все равно. В торгово-промышленных отношениях мы должны делать вид, что она и не такая, и не нейкая. Для нас одно важно: чтоб товар купляли, чтоб товар не залеживался. (Пауза). Меджду протчим, мамаша вижу, что, окромя всего протчего, сегодня вдобавок нейкий исключительный день и вам никакой торговой сделки, похоже, провести уже не удастся. С той причины идите с товаром домой и готовьте ужин, а я остануся еще тут. Думаю, что мне повезет споймать, меджду протчим, какого немца и всучить ему его марки.
ГАНУЛЯ (собирая барахло). Только стерегися, сынок, чтоб он вздумал тягнуть тебя в полон и при отступлении, как тогда — при наступлении.
МИКИТА. Не журитеся, меджду протчим, мамаша,— я завсегда найду выход с наихужейшего критичного положения. Да и просил же я вас, мамаша, не напоминать мне об этой трагедии моей жизн,
Гануля собирается уходить.
Ага! Коли встретите профессора Спичини, то напомните ему, что я его жду на практическую лекцию по ораторскому искусству, вот только схожу на минутку на Койдановскую улицу послухать, как там стоит курс на валюту.
Гануля, а за ней Пани со своими манатками выходят. Вскоре входят Янка и Аленка.
Янка — Аленка
АЛЕНКА. Мы угаварыліся тут пачакаць майго татку?
ЯНКА. Ага, тутака. Пакуль прыдзе, можам мінуту пасядзець.
АЛЕНКА (присев на лавку, после паузы). Як вы заўсёды, дзядзька настаўнік, мудра гаворыце, ажно мяне страх бярэ! Вось, ідучы сюды сказалі, што мы павінны дабівацца, каб быць гаспадарамі не толькі над сабой, але і над сваёй воляй.
ЯНКА. А як іначай, Аленка? Якімі б раскошамі матэрыяльнымі нас ні надзялялі, ніколі яшчэ не будзем шчаслівы, пакуль чужая воля будзе гаспадаром над нашай воляй. Каб гэтага не было, мы павінны растаптаць, знічтожыць даўгавечную ману[13], якая вучыць, што мы і ёсць мы, што мы нейкае нешта, якое абы накарміў, як скаціну, дык і сіта будзе. Мы павінны душу нашу народную выявіць у сваім «я», сваёй самабытнасці і смела дабівацца свайго неадымнага права самім распараджацца гэтым сваім «я».
АЛЕНКА. Але цярністы шлях павінна прайсці душа народная пакуль збавіць тэта сваё «я» ад чужой няволі.
ЯНКА. Паглядзі, Аленка, на Менск! Тут калісь — як сказана нашай песні аб паходзе Ігара,— продкаў нашых галовы снапамі ў таку клаліся, душу ім ад цела веялі, а чырвоныя берагі Нямігі не зернем былі пасеяны, а касцямі гэных жа продкаў нашых. З гэтага бачым, што яны за нешта біліся, калі пад сценамі роднага гнязда косці свае пасеялі... А уміралі, відаць, са славай, бо ў песні іхняй ўміранне засталося вечна жыць. А ці ж увекавечыць песня змаганне[14] і ўміранне патомкаў? Не! Бо мы змагаемся і уміраем за чужое.
АЛЕНКА. Шмат[15] хто і з нас ужо змагаецца і умірае не за чужое, а за сваё, а песня пра іх ужо не забудзе.
ЯНКА. Тэта адзінкі, мілая Аленка. А душа агульнаграмадская яшчэ дрэмле.
АЛЕНКА. Скіне сваю дрымоту і душа. Абы толькі гэтыя адзінкі што ўжо змагаюцца, больш ясных паходняў[16] распалілі і асвяцілі сцежкі для паўстаючай грамады.
ЯНКА. Што ж, можа, і праўда твая, Аленка. Мы як бы пачынаем ужо раскрывать вочы і паўставаць проці той паганай маны, што мы не ёсць мы. Але яшчэ хістаемся то ўправа, то ўлева. Яшчэ ясна азначальнай мэты[17] не можам сабе ўявіць. А мэта ў нас адна: калісь амерыканцы, змагаючыся з Англіяй за сваю незалежнасць, напісалі на сваім сцягу несмяротныя словы: «Амерыка для амерыканцаў». I гэта памагло: сягоння Амерыка вольная. Павінны пайсці і мы па яе слядох і напісаць агністымі рунамі[18] на сваім сцягу: «Беларусь»...
Входит Микита.
Янка — Аленка — Микита
МИКИТА (Янке, подходя к нему при последней фразе и не узнавая его). Пане мусью, может, вам марки нужны? (Узнав.) Ах, это вы, меджду протчим, пане профэссор!
ЯНКА. Вот неожиданная встреча. Как поживаете, пане регистратор?
МИКИТА. Благодарствую, меджду протчим. Так себе. Ничего.
А что вы тут делаете?
АЛЕНКА. Мы прыехалі татку з палону вызваляць. Бачыце, немцы яго ў абоз пагналі, дык мы, баючыся, каб яго ў Няметчыну не загналі, паехалі ўслед на дапамогу. То ж у мяне адзін татка на цэлым свеце, павінна ратаваць!
МИКИТА. Да-да! Было б нехорошо, ежели б свезли куда-то последнего, меджду протчим, батьку.
ЯНКА. А что вы тут поделываете, пане регистратор: марки людям раздаете?
МИКИТА. Меджду протчим, не раздаю, а продаю, а это две большие разницы. Да, как я вижу, вы еще не знаете, что я для создания себе новой карьеры покинул чиновничество и перешел на свободную профэссию.
ЯНКА. Что ж это, по-вашему,— торговля на Койдановской бирже валютой — свободная профессия?
МИКИТА. А почему бы и нет? По-моему, совсем свободная. Вот хоть судить по тому, что, когда я перешел на нее, дак почувствовал себя вольной птицей. Меджду протчим, с малых лет меня тянуло к торговле и свободе.
ЯНКА. Разве что к свободе торговли совестью и честью. Микита. Меджду протчим, дядька белорус, вы меня обскорбляете!
ЯНКА. Извините, пане регистратор, может, я немного и ошибся. Микита. Меджду протчим, не немного, а очэнь. Но меня недоброжелательные разговоры завидушчых людей мало волнуют. Назло им вскорости перехожу еще на одну свободную профэссию.
ЯНКА. Интересно — на какую?
МИКИТА. Буду оратором.
ЯНКА. Вы — оратором? Ха-ха-ха? Ха-ха-ха!
МИКИТА. Меджду протчим, ничего тут смешного нету. Не сегодня-завтра приходит новая власть, а с нею такая политическая ситуация, при которой способный оратор сможет как сыр в масле кататься.
ЯНКА. Но вы, пане регистратор, рехнулись! Ваши дикие — скажу черносотенные — убеждения и новая политическая ситуация. Едва вы залезете на трибуну ораторствовать, вам эта новая ситуация такую взбучку задаст, что и своих не узнаете. О, нет! Эта свободная профессия не для вашего регистраторского светогляда.
МИКИТА. Не понимаю, при чем тут мой, меджду протчим, тогляд? Можно иметь светогляд один, думать другое, говорить третье, а делать четвертое, как учит мой герр профэссор Спичини. И я постановил в своей ораторской профэссии крепко держаться этой мудрости.
ЯНКА. Боюсь, что эта мудрость приведет вас к получению квитка на свободное место в Менском остроге.
МИКИТА. Меджду протчим, таких невеселых результатов и быть не может. Оратор, имея каждый раз напоготове отшлифованный практикой язык, завсегда умудрится выпутаться из беды.
АЛЕНКА. А чаму б вам, пане Нікіцій, замест коўзання[19] па слізкіх і небяспечных[20] для вашай асобы пуцявінах, не заняцца чым-небудзь болей рэальным і грунтоуным[21]? Напрыклад, вы болей прынеслі б для сябе і для грамадзянства карысці[22], каб узяліся... . хоць бы...
ЯНКА (перебивая). ...на Комаровке коз пасти? А почему б, в самом деле, и нет. Профессия чистая и, разумеется, свободная.
МИКИТА. Меджду протчим, мусье белорус, такая свободная профэссия не вяжется с моей рангой коллежского регистратора.
ЯНКА. А жаль, очень жаль. Лучше быть хорошим пастухом, чем недопеченным регистратором или оратором.
Входит Гарошка.
Янка — Аленка — Микита — Гарошка
ГАРОШКА (он попыхивает люлькой, в руках у него кнут). Добра, што застаў вас! Я ўжо ўсё сваё зрабіў, і можам ехаць дамоў. (Увидев Микиту.) I вы тут, ды яшчэ з парасонам[23]?
МИКИТА. Как видите! Меджду протчим, что вы тут, пане добродею, делаете с пугой: пасете кого?
ГАРОШКА. Ага! Збіраўся пасвіць тутэйшых чынадралаў, а не ўспеў,— прыйшлося выганяць з Менска абекубандаў.
АЛЕНКА. Не абскубанды, тата, але акупанты.
МИКИТА. И вы, видать, еще одно перепутали: сдается, немцы собирались вас выгоняць, прихватив с обозом...
ЯНКА. Дядька Гарошка ничего не перепутал. Все равно он прав: оккупанты дали драла, а он остался.
АЛЕНКА (глянув в сторону). А тэта што за такія пілігрымы брыдуць сюды?
МИКИТА (глянув). Это, сдается, мои бывшие именинные гости.
Входят гуськом с котомками за плечами и с посохами в руках: Дама, Поп, Исправник и Пан.
Те же — Дама — Поп — Исправник — Пан
МИКИТА (здоровается, с ужимками). Кого я вижу, меджду протчим!
чим. Какая милая, нежданная встреча! Не медведь ли в лесу сдох? Целую ручки, мадам-синьора! Отцу духовному моя сыновняя всепокорность! Вашеродие, примите смиренный привет! Мое нижайшее почтение, ясновельможный пане граф! Садитесь, коли ласка, садитесь!
Прибывшие садятся.
ПОП. Ох, делеса — чудеса! Прегрешения наши неисчислимы. Навождяху оне на себя возмездие необозримое.
МИКИТА. Куда ж это, позвольте спросить, мадам-синьора и мусьи, меджду протчим, свои персоны направили?
ИСПРАВНИК. Временно отступать пришлось. Эвакуируемся туда — на Запад, где сердцу уютней и груди вольготней дышится.
ДАМА. Временно переношу свою филантропийную деятельность на территорию...
МИКИТА (перебивая). ...бывших наших врагов — германов, мадам-синьора?
ДАМА. Мусье регистратор, вы догадались!
ГАРОШКА (Пану). Значыцца, паны, даецё лататы?
ПАН. Ага, приходится, только пускай там ваша вёска на мое добро не зарится, а то как вернусь...
МИКИТА (перебивая). И все это, меджду протчим, революция натворила.
ЯНКА. Что, кусается? Вы, видно, хотели бы и с печи свалиться и лоб не расшибить? Революция, мои паны, не тетка — по головке этаких своих приятелей не гладит.
ДАМА. Мусье белорус, вы, насколько я понимаю, наполнены веяниями нового времени и принадлежите, должно быть, к новой партии стоиков, которые не желают эвакуации и остаются на месте?
ЯНКА. Желает эвакуации в нынешнее время только тот, у кого либо совесть нечиста, либо он тут сбоку-припеку, ровно сорная трава на селянской грядке.
ДАМА (Миките). А вы, мусье регистратор, если принять во внимание доводы мусье белоруса, очевидно, не намерены здесь оставаться и пойдете нашим путем?
МИКИТА. Мадам-синьора, вы не сдогадались: я, меджду протчим, остаюся. Как истый русский патриот, я принужденный пока что стоять тут на страже своих ранговых и русско-истинных интересов. Хоть, может, рискую даже своей, меджду протчим, персоной, однак миссию свою должон стойко выполнять.
ЯНКА. Сдается мне, пане регистратор, вы так запутались в своих рангах, классах и свободных профессиях, что уже не способны к исполнению какой бы то ни было миссии — даже родной вашему сердцу истинно русской!
МИКИТА. Меджду протчим, не забывайте, пане белорус, что я наиспособнейший ученик академиков Скринченки и Солоневича. Окромя того, нас отец Пуришкевич, бывши тут, в Менске, заметил и, уезжаючи, на эту миссию благословил.
Пауза.
ГАРОШКА (Попу). А вы, бацюшка, таксама з імі (махнув кнутовищем) туды — у прочкі[24]?..
ПОП. Нет, чадо мое. Аки пастырь, я должен остаться при агнцах своих, я только провожаю сирых сих, дабы их напутствовать на путь неведомый.
ИСПРАВНИК. Однако ж, господа, нам уже пора в дорогу. Враг не дремлет и уже близко: может отрезать нам все пути к отступлению.
ГОЛОСА. Да-да! Правда! Время уже!
МИКИТА. Погостили б, мадам-синьора и мусьи, еще хоть минутку!..
Дама, Поп, Исправник и Пан встают, раскланиваются и гуськом выходят в сторону, противоположную той, откуда пришли.
ПОП (направляясь следом за уходящими, показывая на них Аки птицы небесныя, отлетающи на зимнее время в жаркия страны. Да хранит их в странствии матерь неопалимыя купины и матерь крупицкая!
Микита — Янка — Аленка — Гарошка
МИКИТА (когда «пилигримы» вышли). Ах, совсем из голов вылетело предложить им купить у меня марки! Наверно ж, с «царскими»[25] эвакуируются.
ЯНКА. Это точно. Они, как истинные патриоты, с «царскими» і расстаются.
МИКИТА. Вы, пане наставник, как мне сдается, что-то недолюбливаете нашу чистую интеллигенцию.
ЯНКА. Для вас, как для русского коллежского регистратор; она, может, и чистая, а для меня она — «Варшавский мусор, грязь Москвы», как сказал вещий Шевченко.
ГАРОШКА (указывая кнутовищем). А во яшчэ два дапатопы!
Входят Ученые — один справа, другой слева, разглядывая окружающее в свои подзорные трубы.
Те же — Восточный ученый — Западный ученый
ВОСТОЧНЫЙ УЧЕНЫЙ (столкнувшись с Западным). Черт подери!
ЗАПАДНЫЙ УЧЕНЫЙ. Пся крэв!
ВОСТОЧНЫЙ УЧЕНЫЙ. Извините, сударь!
ЗАПАДНЫЙ УЧЕНЫЙ. Пшепрашам пана!
ВОСТОЧНЫЙ УЧЕНЫЙ. И вы здесь?
ЗАПАДНЫЙ УЧЕНЫЙ. И пан ту?
Кланяются друг другу и остальным.
ВОСТОЧНЫЙ УЧЕНЫЙ (Янке). Очень кстати, что вы, господин белорус, здесь. Необходимо почерпнуть от вас сведения касательно территориальных данных области, именуемой вашим племенем — Беларусь.
ЯНКА. О, наша тэрыторыя, пане вучоны, вельмі вялікая — і вокам не дастаць! Уся менская Брахалка, на якой вы, як бачу, гэтай тэрыторыі шукаеце, ды яшчэ далей.
ЗАПАДНЫЙ УЧЕНЫЙ. А чи не можэте, пане бялорусин, поинформовать венцей щегулово о тэм вашем «далей»[26]?
ЯНКА. 3 гэтага нічога не выйдзе, пане вучоны. Бо абхапіць гэтае «далей» закораткі вашы пяты.
ВОСТОЧНЫЙ УЧЕНЫЙ. Так-так! (Записывает в блокнот.) При опросе аборигенов Северо-Западного края о протяжении занимаемой ими территории выяснилось, что таковая включает в себя всю область Минской Брехаловки да еще «далей»... На вопрос, как далеко распространяется оное «далей», мой собеседник из племени белорусов объяснил на местном общерусском говора) что для достижения сего «далей» у науки вообще и в частности у западной науки коротки пятки.
ЗАПАДНЫЙ УЧЕНЫЙ. Так, так! (Записывает в блокнот вперемежку с коллегой). Подчас баданя тубыльцув, осядлых на Всходних Крэсах польских, о розмярах замешкалэго пшез них тэрыторыуму зостало высветлёным, иж данэ тэрыторыум вхланя в себе цалкем провинциён Минскей Брэхалки и ешче далей... На запытанне, як сень далеко распостшеня овэ «далей», муй информатор, походзонцы од бялорусинув, ожэкл в огульнопольским мейсцовым нажэчу, іж для осёнгнентя онэго «далей» наука наогул, а в щегульности наука всход- ня посяда за крутке пенты.
ВОСТОЧНЫЙ УЧЕНЫЙ (окончив запись). Благодарю покорно!
ЗАПАДНЫЙ УЧЕНЫЙ (окончив запись). Дзенькуен упшейме!
Оба раскланиваются и выходят — каждый в сторону, противоположную той, откуда пришел.
Микита — Янка — Аленка — Гарошка
АЛЕНКА. На гэтых дык няма ніякага ўпынку[27]! Шныраць і шныраць, як свінні ў чужым агародзе.
МИКИТА. Мудрые люди — эти ученые. Я завсегда склоняю перед ними свою, меджду протчим, голову.
ЯНКА. Особливо перед этими вы должны склонять ее особенно низко.
МИКИТА. Это почему?
ЯНКА. Потому, что у таких вот ученых вы черпаете жизненные соки для поддержки своих регистраторских карьер в здешних краях.
АЛЕНКА. Ці не час[28] ужо, дзядзька настаўнік, пакінуць гамонку ды йсці ў заезд[29], а то, чаго добрага, Шая замкне браму?
ЯНКА. Ой, час, час! (Гарошке). А ці вы, дзядзька, пакупкі свае зрабілі?
ГАРОШКА. Дзе там! Дарма толькі вытаптаў з палову Менску — як у шабас, усе крамы пазачыняны[30]. Паеду без табакі.
АЛЕНКА (шутливо). Якое няшчасце! Гэта ж як у таткі пачнецца вялікі табачны пост, дык задасць ён нам усім табакі!
ГАРОШКА (добродушно). Табакі не табакі, а перцу калі-небудзь дастанеш ты ў мяне за свой доўгі язык.
ЯНКА. Толькі не пачніце біцца стары з малой за табаку. Павінен хутчэй вас адгэтуль весці. (Миките, прощаясь.) Бывайте здоровы, пане регистратор! Желаю вам в новой вашей ораторской профессии доораторствоваться до асессорского ранга.
МИКИТА. И вам того самого, пане белорус, в вашей, меджду протчим, белорусской профэссии.
Янка, Аленка и Гарошка выходят. Спустя минуту входит Спичини.
Спичини — Микита
СПИЧИНИ. Простите, мусье Сносилов, что заставил вас ждать. Но в последнее время у меня так много лекций по ораторскому искусству, что поспеть всюду без опозданий нет никакой возможно.
МИКИТА. Я отчень рад, что все ж таки, герр профэссор, вам удалося ко мне попасть. Ибо выступать, меджду протчим, с трибуны без практической лекции как-то ни то, ни се.
СПИЧИНИ. Теперь уже будете иметь возможность выступать хоть завтра. Можем начинать, мусье регистратор!
МИКИТА. Меджду протчим, я готов мусье, профэссор!
СПИЧИНИ. Влазьте на трибуну, мосье регистратор!
Микита становится на скамью.
Так! Так! Теперь примите позу. Немного иначе — прямей спину выше голову, глаза — вдаль. Левой рукой обопритесь на бедро. Так! Так! Правая рука остается свободной — для того, чтобы в соответствующие моменты вашей оратории, сжав пальцы в кулак, вы могли потрясать им над аудиторией. Теперь, когда вы приняли позу трибуна, начинайте речь. Начните очень-очень тихо, потом повышайте голос все громче и громче, а под конец прямо-таки громыхайте и потрясайте кулаком на чем свет стоит. Ну, начали! Тема оратории «Пролетариат и буржуазия».
МИКИТА. Отчень уважаемые, меджду протчим, мадамы, отчень уважаемые, меджду протчим, мусьи! До последнего времени пролетарьят эксплотировал буржуазию. Буржуазия с сил выбилася, чтоб сдобыть себе на черный день пригоршню золота или кусок владения, а пролетарьят, меджду протчим, в эту сторону и не глядел; всего занятия у него только и было, что, меджду протчим, трудился, да еще за этот мизэрный труд вытягивал кровавую копейку из бедной буржуазии. Буржуазия с каждым днем от недостачи толстела — как говорится — росла не ввысь, а впоперек, меджду протчим, что тот тот гарбуз, а пролетарьят с роскоши худел — как говорится — рос не впоперек, а ввысь, меджду протчим, что тебе та лозина. А потому (потрясает кулаком) — долой! Долой!
СПИЧИНИ. Остановитесь на минуточку. В своей оратории вы перепутали логические термины, и там, где должно стоять одно, у вас почему-то второе, а где второе — там у вас первое. Я уже объяснял вам, что теория ораторского искусства не терпит, чтоб вы изливали перед аудиторией то, что у вас в печенках сидит, можете думать все, что вам нравится, но говорить вы обязаны только то, что нравится слушателям. Лишь следуя этому правилу, вы можете сделать на своей ораторской профессии подобающую асессорскую карьеру. Попробуйте теперь произнести ораторию на тему: «Революционная самодисциплина».
МИКИТА. Уважа... Уваже... Ува... Нет, не так!.. Меджду протчим, мои вы панечки и мои вы паночки! Революционная самодисциплина... Революционная самодисциплина... это такая, меджду протчим, дисциплина, что имеет два конца — то она всех бьет, то ее все бьют, ибо контрреволюционная дисциплина не спит в шапку. С этой причины и революционная дисциплина не имеет права, меджду протчим, спать в шапку, бо иначе проспит все свое хозяйство. Потому (потрясает кулаками) — долой... Долой... Итак, меджду протчим..
СПИЧИНИ. Остановитесь. Это у вас вышло вроде бы лучше Теперь выслушайте два маленьких замечания: во-первых, когда подыметесь на трибуну, вы должны крепко держать в голове, при какой политической ситуации вы собираетесь ораторствовать. Во-вторых, ближайшая политическая ситуация, при которой впервые придется вам выступать публично, опирается на определенные платформы. Поэтому, прежде чем ораторствовать, вы должны выбрать себе стойкую платформу, и только одну, а не две или три, иначе можете поскользнуться и полететь со всех трех сразу.
МИКИТА. Меджду протчим, могу я уже, мусье профэссор, сойти с трибуны?
СПИЧИНИ. Можете уже сойти, мусье регистратор, с трибуны.
Микита слезает со скамьи.
Пожертвуем теперь пару минут на теоретическое освещение некоторых связанных с ораторством вопросов. Вот, например, как вы себе представляете, что такое митинг?
МИКИТА. Митинг, мусье профэссор, меджду протчим, это то, что выдумали английцы для тех, кто ничего не хочет делать, а только ходят и ворон стреляют. Митинг, меджду протчим, тоже самое, что переливать из пустого в порожнее. Митинг — это такой, с ушами, сход, где ораторить буду я, а слухать будут они, и кричать будут: виват, регистратор Сносилов! — когда я их по шерсти поглажу, и — долой, регистратор Сносилов! — когда поглажу их против шерсти, меджду протчим.
СПИЧИНИ. Все это вроде бы так и вроде бы не так. Но к этому мы еще вернемся. А пока ответьте мне на один вопрос, и на сегодня будет достаточно. Вы что-нибудь знаете о Советской власти? Микита. О-ей! Еще как знаю.
СПИЧИНИ. Об этом у вас должен быть ясный, очень ясный светогляд, одним словом — чтоб заподлицо.
МИКИТА. Советская власть... Советская власть, меджду протчим, Генрих Мотович... Советская власть... это... это такое красное половодье, такой, меджду протчим, паводок, какой не снился ни Фараону, ни Соломону... Советская власть это... это...
СПИЧИНИ (вскочив со скамьи). Пардон! У меня расходились нервы. Сюда марширует какой-то немец. А я страх как не люблю встречаться с неприятелем, когда он наступает и когда он отступает.
МИКИТА. Ага-ага! Особенно страшно с ним встречаться, меджду протчим, когда он наступает.
СПИЧИНИ. Честь имею кланяться! (Быстро выходит.)
Входят Наста и Немец.
Микита — Наста — Немец
МИКИТА. Наше нижайшее, меджду протчим, почтенье, мамзэль Наста!
НАСТА. Добрый вечер! Добрый вечер, мусье Никитий!
МИКИТА. Что ж это вы, мамзэль Наста, не одни, а с герром немцем, как с невинной жертвою вашего, меджду протчим, волшебного сердца?
НАСТА. Давно уже мое сердце — не мое, оно в западне у другого сердца... (Улыбаясь.) Чьего? Вы, мусье Никитий, определенно знаете. А немец? Как мне определенно известно из определенных источников, это последний из могикан, который, согласно условиям Брестского договора, покидает сегодня наши менские Палестины и устремляет свои шаги туда, откуда пришел.
МИКИТА. Но и пленных, как замечаю, по пути хватает. Или это, может, вы добровольно, меджду протчим?
НАСТА. О, немцам теперь не до чужих генералов. Они теперь заняты исключительно хватанием своих же собственных генералов. Потому что, как мне известно от определенных лиц, у них тоже революция. А вот этого — я соблаговолила проводить лишь до Брехаловки.
МИКИТА. А не знаете ли, мамзэль Наста, может, ему на дорогу марки нужны? У меня имеются на продажу.
НАСТА. Спросите.
МИКИТА (Немцу.) Меджду протчим, герр германиш, может, купите германские марки?
Немец показывает жестами, что не понимает, о чем речь. Микита достает портмоне, а из него деньги и жестами показывает Немцу, чтобы купил. Немец объясняет жестами, что ему деньги не нужны, отдает честь и выходит.
Микита — Наста
МИКИТА (кладет, забывшись, портмоне с деньгами на скамейку). Ну и немец, меджду протчим! Свои же немецкие марки не захотел покупать. Только что это — он немой, что ни слова не сказал мне на мой вопрос?
НАСТА. Не немой, а просто немец и по-нашему не понимает. Микита. Гм! Интересно! А почему ж тот, что собирался, меджду протчим, в плен меня взять, отчень даже шпрехал по-нашему? Наста. А это другое дело. У них, как мне известно из определенных источников, есть спецы по всяким языкам, ну вы и нарвались на такого спеца.
Пауза.
МИКИТА (в сторону). Ужасно, меджду протчим, подходячая минута, чтоб повторить мамзэль Насте свою пропозицию.
НАСТА. О чем вы задумались, мусье Никитий?
МИКИТА. Да все о том самом, меджду протчим, херувимская мамзэль Наста: об вас мои думы упали в глубокую задумливость.
НАСТА. И глупые эти ваши думы. Я ж вам уже нонче запретила думать обо мне, покуда не станете асессором! Значит, и думать не имеете права.
МИКИТА. Не могу стерпеть, серафимская, меджду протчим, мамзэль Наста, ну никак не могу стерпеть! (Становится на скамейку перед Настой на колени, загораживая от зрителей ее и себя зонтиком.) Мадонистая мамзэль Наста! Любовь моя, меджду протчим, вулканическая! Подарите ж мне, в конце концов, свою обнимальную руку и свое трепетное сердце. Асессором буду я, от увидите, что буду! Я уже стою на большой дороге к славе, к славе знаменитого меджду протчим, оратора. А там, как пить дать, получу асессорство. Меджду протчим, красным асессором буду! Только примите меня животворнокриничная мамзэль Наста, в покорные и вечные слуги вашего, меджду протчим, синьористого сердца.
НАСТА. Хапун вас не схватит, мусье Никитий, если еще немного обождете моей руки и моего сердца. Только тогда из этого кваса выйдет пиво, когда я из определенных источников определенно узнаю, что вы уже не регистратор, а асессор. А других ухаживаний и других Любовей мой организм не принимает. Будет вам стоять на коленях на скамейке, ждите на земле. Бывайте здоровы! Мне нужно сбегать посетить один определенный источник. (Выходит,)
МИКИТА (Продолжая стоять на коленях и протягивая вслед Насте раскрытый зонтик). О, класс мой асессорский, о, ранга моя бонтонная, беспардонная!
Микита — Оборванец
ОБОРВАНЕЦ (появившись с той стороны, куда удалиласьНаста, коленопреклоненному Миките, простирающему руки.) Пожертуйте, товарищ, безработному!
МИКИТА (сойдя со скамейки, в сторону). Начинается! Подуіаешь, товарищ! (Оборванцу.) Простите, я не товарищ, а, меджду протчим, буржуаз, а как вам должно быть известно — буржуазия не жертвует. (Сердито отворачивается.)
ОБОРВАНЕЦ (погрозив кулаком, в сторону.) Подожди! Завтра ты у меня иначе запоешь! Завтра ты у меня попросишь! (Хватает забытое на скамейке портмоне и уходит.)
Микита
МИКИТА (к проходящей мимо с красным знаменем группе граждан и гражданок). Может, уважаемые мадамы и мусьи, желаете купить марки? (Ощупывает карманы.) Новенькие... Совсем новенькие... Где же они? (Оглядывает скамейку, смотрит под ноги.)
Граждане и гражданки, прыснув со смеху, проходят.
Стащил кто-то! Последние копеечки стащил, меджду протчим, и русские, и немецкие. Завтра хоть ты зубы на полку положи. (Опускается на скамейку, вздыхает, свешивает голову и впадает в глубокую полусонную задумчивость.)
Пауза. Начинается танец Теней под музыку шарманки. Спустя несколько минут врываются бравурные звуки военной музыки, звучат церемониальный марш и крики: «Ура! Ура!» Танцующие Тени исчезают.
МИКИТА (вскакивает и в такт музыке топчется на одном месте, Затем быстро вынимает из кармана красный платочек, привязывает к зонтику, становится на скамейку и, по-прежнему маршируя на месте, размахивает зонтиком с платком и кричит.) Нехай живут свободные профессии! Нехай живут красные асессорские ранги!
Занавес