Глава 22 Смертельная остановка

В кои-то веки мне приснился хороший сон.

Мне почудилось, будто я лежу на пляже. На тропическом острове, самом настоящем, с пальмами, кокосами, бананами и попугаями, а еще с ласковым солнцем, белым песком, почти не прилипающем к коже и прозрачной бирюзовыой водой. Если войти в воду и нырнуть в ее теплую толщу, то можно часами плавать недалеко от берега с аквалангом и разглядывать стайки разноцветных рыбок и диковинных медуз.

Что я, собственно говоря, и делал. В своем беззаботном, сумасшедшем и ярком сне. Плавал, загорал, отдыхал на солнце и ел устриц.

Вот только что-то солнце почему-то плохо грело. Вернее, даже наоборот. Когда я лег на песок, то быстро начал замерзать. Повернулся сначала одним боком, потом другим, потом заворочался и завертелся на песке, как бешеная юла, но ничего не помогало.

Мой правый бок, несмотря ни на что, все равно замерз, будто меня засунули в холодильник. Я побежал и нырнул в воду, хотя уже на самом деле вспомнил, что это просто чудесный сон, а на самом деле я лежу в другом, гораздо менее приятном месте. Ах да, точно, я же где-то в горах, поэтому мне так холодно.

Нет, только не это. Я не хочу туда возвращаться, я хочу побыть сейчас здесь, на этом райском тропическом острове. Кто знает, может быть, сейчас сюда приплывут на каноэ нежные смуглянки островитянки?

И тогда у меня получится раскрасить этот яркий сон еще более зажигательными красками. Незабываемыми красками.

Впрочем, холод никуда не делся, а вдобавок еще и усилился далеким шумом ветра. Только я сообразил, откуда ветер, как вдруг на меня опрокинулся огромный шмат снега. Это было такое же ощущение, будто на меня вылили ведро ледяной воды. Впрочем, снег это и есть ледяная вода.

Я чуть не заорал от неожиданности и тут же вскочил с постели. Это было проблематично, потому что я спал в спальнике, застегнутый на «молнию» до самого горла. Поэтому я тут же оказался недвижим, не мог пошевелить ни руками, ни ногами, туго спеленутый, как личинка шелковичного червя.

В итоге, я грохнулся назад, а снег, попавший в капюшон спальника, продолжил сыпаться мне за шиворот. Я завертелся на месте, как уж на раскаленной сковороде. Полез руками к «молнии», но никак не мог расстегнуть ее, а проклятый снег все сыпался и сыпался мне за спину.

Спал я в палатке, вокруг было темно. Но сейчас прямо надо мной в крыше палатки зияла огромная дыра, сквозь потому виднелось темное синее небо и внутрь палатки врывался лютый ветер со снегом.

Вот мерзкое дерьмо. Получается, палатка порвалась под тяжестью снега, завалившего ее и теперь внутрь влетели непогода и мороз.

— Эй, что такое? — раздались вокруг недовольные голоса. — Это что за чертовщина?

Кто-то стонал, а кто-то ругался и требовал немедленно закрыть дыру в палатке. Я оказался к ней ближе всех.

— Сохатый, ну сделай уже что-нибудь! — проворчал кто-то неподалеку и я узнал голос Долгачева. — Что ты там лежишь без дела и крутишь башкой?

Да, надо что-нибудь делать, если мы не хотим, чтобы наши кишки тут все свернулись от холода. Я наконец справился с «молнией», выбрался наружу, встал и осмотрел порез. В палатку навалило целую кучу снега и через дыру продолжал падать еще.

Что здесь можно сделать? Это ведь порвался брезент, чтобы зашить его, надо найти крепкую иглу и прочные нитки. Сделать это сейчас, ночью, вряд ли получится. Единственное, что я мог сделать, так это схватить оба конца дыры, поскольку порез произошел по шву палатки, и соединить их руками. Дыра закрылась, снег перестал валить в палатку.

— Накрылась палатка, — мрачно заметил Комиссаров. — Кто бы мог подумать? Что теперь делать?

— Другую надо устанавливать, — ответил я, продолжая держать дыру обеими руками. Я чувствовал, как крыша палатки содрогается под порывами ветра снаружи, а он бешено пытается прорваться внутрь. — У нас же есть еще две резервные.

Это правда. Как носильщик, я знал, что у нас есть еще две легких небольших палатки. Семь человек, как здесь, в них сразу не поместится, а вот по трое-четверо можно разместиться. Возиться и ремонтировать эту большую сейчас, посреди ночи, не вариант. Поэтому легче установить две новые.

Мы так и сделали. Пока я держал дыру руками, остальные мои спутники оделись и отправились устанавливать новые палатки. Потом мы перетащили туда вещи и спальники. И снова улеглись спать.

Время было еще раннее, два часа ночи. Можно подремать еще пару часов и потихоньку подниматься, идти дальше. Надо, по крайней мере, попробовать пересечь плато и добраться до его края, чтобы находиться наготове перед перевалом на ледник Бивачный.

Вот только я заснуть не мог. Меня со вчерашнего дня интересовал вопрос, смогут ли наши руководители разобраться, какой дорогой надо идти, если у них даже нет нормальных карт этой местности. Я видел карты, которые у них имелись, многих перевалов и маршрутов там не обозначено. По той причине, что их еще даже не прошли.

Ладно. Утро вечера мудренее. Постараюсь их убедить. Скажу, что слышал о верном пути от самого Вайнова. И поэтому знаю, как надо идти.

Я закрыл глаза, но сон уже не шел в голову. Некоторое время я ворочался на месте, но заснуть все равно не мог. Поэтому я не стал себя мучить, потому что еще с прошлой жизни знал, что в таких случаях бесполезно сопротивляться организму.

Вместо этого я вылез из спальника, оделся и выполз наружу из палатки. Остальные мои более старшие товарищи вроде бы спали без задних ног. Храпели, сопели и причмокивали во сне.

Снаружи палатки бушевала пурга. Диво дивное, на дворе лето, а я оказался прямо посреди снежного бурана. Прямо как зимой, в декабре месяце.

Ветер швырял в лицо крошки колючего и ледяного снега. Я поежился и посмотрел в ту сторону, где, по моим прикидкам, находился пик Коммунизма. Там сейчас мерзли и ждали помощи Вайнов и его команда.

Удастся ли нам спасти их? Опыт участия в моей предыдущей спасательной экспедиции указывал, что шансов в таких случаях очень мало. Особенно, когда мешает такая непогода.

— Что, тоже не спится? — спросил голос сзади. — Чего здесь мерзнешь?

Я оглянулся и увидел Комиссарова. Он стоял, завернувшись в пуховку, на голову натянул шапку и пытался зажечь спичку, но ветер не давал ему это сделать. Я подошел вплотную, сложил ладони ковшиком и помог было товарищу закурить, но он подумал и потушил сигарету.

Покачал головой и пробормотал:

— Нет, нельзя сейчас курить, поглядел на меня и объяснил: — Я на высоте не курю. Нельзя.

Он посмотрел по сторонам. Натянул на плечи пуховку, которая чуть было не сползла с него во время движения.

— Ну что думаешь, получится у нас вытащить их? — Комиссаров спрятал сигарету, потер плечи, стараясь согреться. — Я что-то крепко сомневаюсь, откровенно говоря.

Я тоже сомневался, но все равно проповедовал принцип позитивного мышления. Если действовать, не имея надежды на успех, то вряд ли выйдет что-нибудь путное. Нет, надо сразу настроиться на положительный исход дела.

— Все зависит от нас самих, — ответил я и посмотрел в глаза Комиссарова.

Утром оказалось, что двое членов нашего отряда еле передвигают ноги и не хотят вылезать из спальников. Их настигла горная болезнь. Они вылезли только для того, чтобы исторгнуть содержимое своих желудков за палатками.

Мы отправили их вниз вместе с проводником. Гущев хотел отправить вместе с ними и меня, но я отказался, а Комиссаров прикрыл меня и не дал в обиду.

— Парнишка чувствует себя лучше самых опытных скалолазов, — сказал он. — Да и таскает на себе больше всех, надо заметить. Так что пока пусть идет вместе с нами.

Я действительно чувствовал себя великолепно. Даже самому как-то неловко становилось. Остальные медленно и потихоньку отправились дальше в путь, несмотря на метель, а я чувствовал, что могу бежать, даже с большим грузом на спине.

Это тело оказалось просто превосходным. Настоящая суперспособность в преодолении горных препятствий. Никаких признаков горной болезни, невероятно развитые легкие, повышенная выносливость и сила. Отличное чувство равновесия и балансировка.

Руки и ноги буквально липнут к камням и скалам во время подъема. Разве что присосок на ладонях и пятках нет. Интересно, а насколько далеко я прыгаю? Надо бы потом, если когда-нибудь спущусь вниз, проверить свои силы в прыжках в длину. Это тоже немаловажное умение в горах. Иногда от хорошего прыжка тоже многое зависит.

Ну, и конечно же, надо окончательно разобраться со своими силовыми показателями. У меня в глубине души таилась интересная догадка, что мои нынешние богатырские умения — это далеко не предел. Если хорошенько постараться, то можно достичь еще больших успехов и стать настоящим супергероем. Горным супергероем.

Когда же я задавался вопросом, откуда у обычного парня из глубинки вдруг появились такие способности, то подсознательно понимал, что это комбинация фантастического везения и уникальных генетических данных.

Надо же было так случиться, что мне досталось тело именно этого парня. Возможно, что мое внедрение в это тело тоже послужило каким-то первоначальным толчком для запуска скрытых мощных резервов этого организма. Ну, а то, что я занимался альпинизмом, несомненно, сыграло свою роль и дало необходимый вектор развития.

В общем, ладно. Если долго размышлять обо всем этом, то можно мозги вывихнуть набекрень. Лучше уж воспринимать все свои уникальные способности, как данность, как подарок Вселенной и использовать их на всю катушку.

Например, для того, чтобы спасти Вайнова и его команду.

Впервые мысль об этом пришла мне в голову, когда я вытащил упавшего в трещину участника команды. Это был Гущев.

Это ведь как случилось. Я все также шел в середине отряда, а Гущев оказался позади меня. Так уж получилось еще с самого начала нашего пути и моему бывшему преподавателю это чертовски не понравилось.

Он то и дело ворчал, а потом вдруг решил взять и обойти меня. Все мы шли гуськом, один за другим и идти по непроторенной тропе вряд ли было хорошей идеей. Но Гущев все-таки решил рискнуть.

— Посторонись, щенок, ты мне мешаешь, — он прошел мимо меня, хотя при желании я мог бы ускориться и не дать ему обойти себя.

Но зачем мне это надо? Мне все равно, если хочет быть впереди, то пожалуйста. Мог бы, в конце концов, просто попросить меня и я бы с удовольствием уступил дорогу. Но нет, Гущев решил сделать все по своему.

— Вечно ты путаешься под ногами, — пробормотал он, обходя меня и тут у него под ногами образовалась пустота.

Мы шли по обширному заснеженному полю. Шел снег, ветер все время продолжал испытывать нас на прочность и старался скинуть с тропы. Наклон был не таким уж и большим, но идти с грузом все равно было тяжело. Каждый тащил на себе спальные принадлежности и припасы.

Видимость была далеко не идеальной, наоборот, гор вокруг нас вообще не было видно в белесом тумане и можно было только угадывать нужное направление по компасу. И вот теперь этот идиот провалился в трещину.

Хорошо, что у меня оказалась молниеносная реакция. Я мгновенно оценил обстановку, а мозг тут же отметил информацию, что трещина узкая, но глубокая. Снег, предательски укрывший ее, тут же провалился внутрь, а Гущев упал вниз, но, к счастью, успел зацепиться руками за край трещины.

Никто даже не успел ничего сказать, а я уже оказался возле Гущева спереди, схватил его за руки, упиравшиеся в край трещины, поднял вверх и толкнул на себя. Наверное, я сделал это слишком сильно и злополучный Гущев с криком вылетел из трещины, как пробка из бутылки.

Я схватил его и отбросил в сторону от трещины. Надеюсь, я не сломал ему чего-нибудь в спешке. Гущев упал прямо рядом с Долгачевым и чуть не сбил его с ног.

— Ты как там очутился? — спросил Долгачев, помогая подняться моему бывшему тренеру. — Забыл обо всех элементарных правилах безопасности и решил голову сложить, как баран? Мог бы предупредить сначала.

Я осторожно заглянул в трещину и не увидел в ней дна. Снег улетел куда-то далеко в темноту. Сейчас ветер швырял туда все новые и новые пригоршни снега. Я заметил, как он ложится на темные стенки трещины и небольшие ледяные мостики внизу.

Потом я вспомнил, как провалился в такую на Кавказе, совсем недавно и как еле выбрался оттуда и невольно содрогнулся от жутких воспоминаний. Вот уж никому не пожелаю оказаться на моем месте.

Гибель в трещине — одна из самых ужасных смертей на свете. В одиночестве, в холоде и темноте. Как будто бы оказался прямиком в ледяном аду.

— Да это чертов мальчишка меня туда толкнул, — проворчал Гущев вместо благодарности. — Чего вылупился на меня? Думаешь, я не видел, как ты меня специально отправил по этому маршруту?

Я подавил в себе желание почесать кулак об его рожу и пошел дальше.

К полудню мы прибыли к краю плато, откуда можно было выйти на перевал, ведущий к леднику Бивачный.

* * *

Что же делать, проклятая непогода не давала возможности и шевельнуться. Вайнов стоял возле палатки и смотрел в белую мглу, что окутала их. Напрасно он старался проникнуть взором сквозь снег и туман, бесполезно.

Они застряли тут надолго. Если не навечно. Во всяком случае, Куркин имеет серьезные шансы погибнуть здесь в самое ближайшее время.

От высоты и травмы руки у него постоянно кружилась голова и мучили боли в желудке. Сначала это была просто тошнота, но с каждым часом недуг стремительно развивался и превращался в сильные резкие боли в животе. Вайнов опасался, что это нечто более серьезное.

Помимо Куркова, у Хмелева тоже что-то частенько болела голова, а иногда он по полчаса сидел и глядел в стену палатки. Как йог, который медитирует для достижения нирваны.

До того, как радиостанция окончательно сдохла, они успели передать сообщение о своем бедственном положении, сообщили, где застряли, сколько их и кто пострадал. Ребята наверняка вызовут спасательную бригаду, но разве помощь сможет прийти быстро в такую жуткую непогоду?

Эх, надо было вернуться и переждать в базовом лагере, как и советовал Гайдуков. Теперь смерть Куркина, а если буря не уляжется в ближайшие сутки, он точно может окочуриться, теперь эта смерть точно окажется на совести Вайнова. И он этого вряд ли перенесет.

Вайнов досадливо сплюнул, потер замерзшие ладони и щеки, вернулся в палатку. Надо бы проверить, как там ребята. Сейчас в их положении не остается ничего другого, кроме как ждать, пока уляжется буря.

Он замерз. Его товарищи тоже замерзли.

Пришлось экономить топливо, поэтому они почти не обогревали палатку. Использовали примус только для приготовления пищи. Которой, кстати, становилось все меньше и меньше.

Если эта снежная, буря затянется на несколько дней, им всем кирдык. В горах невозможно долго выжить на высоте без пищи и обогрева. Холод и высота быстро доконают их, даже самых здоровых, с уцелевшими руками и ногами.

— Ты слышишь крик? — спросил Хмелев, повернувшись к Вайнову и подняв палец вверх. — Вы слышите? Помолчи, пожалуйста!

Последние слова адресовались Куркину, который сейчас забылся, лежал в спальнике и тихонько постанывал. Тот не обратил внимания и продолжил охать и ахать. Вайнов тоже прислушался, но ничего не услышал, кроме завывания ветра.

— Ты уверен? — спросил он. — Я ничего не слышу.

Да и кому бы здесь орать в такую непогоду, на огромной высоте, там, где даже горные козлы редко появляются?

— Нет, я точно уверен, кричал человек, — убежденно повторил Хмелев. — Вот, послушайте. Он кричит: «Люди-и-и!».

Гудаков приподнялся на локте, прислушался. Вайнов тоже вслушался хотя понимал, что Хмелев просто пытается скормить им свои дурацкие фантазии. Мохов спал, а Куркин все также постанывал. Нет, это ветер и ничего, кроме ветра.

Тем более, что Хмелев и до этого пытался подсунуть им дурацкую сказку о том, что слышит гул двигателей вертолета. Это было еще утром, а они были настолько тупые, что поверили ему. Только потом Вайнов понял, что Хмелев выдает желаемое за действительность.

— Ладно, отдохни, — сказал Вайнов Хмелеву. — Если это действительно кто-то заблудился, он все равно придет к нам.

— Вы не понимаете, придурки, — Хмелев вскочил с места. — Надо помочь ему! Быстро!

И как был, в рубашке и штанах, без шапки и куртки, выбежал наружу из палатки.

Загрузка...