Здесь вам не равнина...

Глава 6 Кто спорит, тот…

Снаружи ничего не видно. Темно, хоть глаза выколи. Только огромное бездонное небо, усыпанное звездами. Там, внизу такого никогда не увидишь.

Но сейчас меня волнует другое. Вовсе не красоты гор. Меня волнует кое-что иное. Кто это бродит вокруг нашей хижины?

И почему вдруг, кстати, ребята, когда я выходил, замолчали и как будто перестали даже дышать? Что это за чертовщина тут творится?

Я вышел из хижины и огляделся. Отходить далеко не стал, вдруг это действительно медведь и сейчас он набросился на меня из-за камней? Но нет, вокруг стояла тишина. И темнота. Вот справа валун мне до пояса, потом слева несколько других. Дальше утоптанная тропа, еще камни, множество камней. Кусты, потом другие.

Спрятаться можно вот здесь, справа. Потом вот здесь, слева. Где же еще? Я осторожно пошел вперед, готовый чуть что, сразу рвануть обратно. Кажется, там никого нет.

Или это мне только кажется? Будет очень забавно, если оттуда выскочит медведь и порвет меня на куски. Я оглянулся на хижину. На заманчиво приоткрытую дверь.

Очень хотелось бы вернуться назад. Скрыться в хижине, заткнуть уши, ничего не слышать. Лечь спать. Забыть обо всем. Но нет, я же неугомонный.

Подошел к камню, осмотрел его. Никого. Заглянул за другие. Тоже пусто. Никого и ничего. Тишина.

Я огляделся. Никакого движения, никаких звуков. Ветер завывает среди камней. Или это не ветер? Кто это там неподвижно стоит в темноте? Ах, елы-палы, это же просто камень причудливой формы.

Ну что же, никого нет. Можно со спокойной душой вернуться обратно. Я развернулся и отправился к хижине. Оказывается, я от нее далеко ушел.

На ходу я шаркал ногами по камням. Чуток сгорбился. Вдруг сейчас кто-то бросится на мою незащищенную спину из темноты? Хотелось побежать вперед, но я заставил себя идти спокойно.

Что за дела? Это ведь обычная хижина. Обычный вечер в горах. Чего бояться?

Я зашел в хижину и закрыл за собой дверь. Постоял, прислушался. Тишина. Только мои товарищи сопят, как ни в чем не бывало.

И снова шарканье снаружи. Неторопливое, неспешное. Что за чертовщина? На ум сразу пришли все россказни и байки про черных альпинистов и йети. Это что же, действительно случилось со мной?

Я снова рынком распахнул дверь. Высунулся, огляделся. Никого. Что за чертовщина?

Вышел, снова заглянул за камни. Никого. Да и вокруг снова тишина. Словно тот, неторопливый, испарился в воздухе. И ждет, пока я вернусь обратно в хижину.

Ну ладно. Посмотрим, кто кого. Я вернулся обратно в хижину и закрыл за собой дверь. Постоял, затаив дыхание. Помолчал. Вроде шаги прекратились.

А потом вместо звуков вдали послышался тихий переливчатый женский смех. Тихий, но отчетливый.

Что это могло быть? Жесть полная. Откуда здесь женщина снаружи? Галлюцинации, что ли? Или снаружи и в самом деле кто-то надо мной издевается?

Я ведь вырос в двадцать первом веке. Знаю все пранки с духами и привидениями. Это что же, кто-то надо мной шутит? Ну, держитесь, если поймаю шутников, уши оборву. Уничтожу. А эту девицу… Для нее есть отдельное наказание.

Снова рывком распахнул дверь. Огляделся. Опять тишина. Где же она, эта баба? Я побежал вперед от двери, вернее, сделал только пару шагов. И тут кто-то схватил меня за руку.

Оглянулся. Передо мной стоял хмурый Харазов. Он зевнул и спросил:

— Ты чего дверью хлопаешь? Чего не спишь? С ума сошел? Чего весь такой взъерошенный?

Я указал назад:

— Там кто-то ходит вокруг хижины. Женщина смеется. Но никого нет. Духи гор, что ли?

Харазов усмехнулся. Видимо, я напомнил ему необразованного дикаря. Тем более, я сейчас находился в СССР. В стране материалистов.

Здесь на законодательном уровне запрещено верить в бога. И в дьявола, соответственно. Запрещено линией партии. И плевать на все суеверия.

— Остынь, юноша, — продолжил Харазов. — Со мной тоже такое было. Чудилась всякая дьявольщина. Гоголь-моголь. Но потом здесь был один знакомый геолог. Он изучил местность.

Старший товарищ замолчал. Вытянул холодный воздух, зевнул. Мне показалось, он намеренно дразнит меня.

— И что? — напряженно спросил я.

Он указал на горы.

— Здесь разломы. Глубинные разломы. Из них выходит радон. Он создает галлюцинации. Так что остынь, юноша, говорю же тебе.

Хм, в этом есть смысл. У меня уже было такое на Белухе, в Алтае. Правда, тогда местные энтузиасты уверяли, что это действует аура горы.

— Вполне возможно, — я пожал плечами. — Надеюсь, к нам не ворвется черная рука. И не задушит нас во сне.

Но Харазов думал о другом. Из хижины снова послышался хрип Носкова. Потом противный стон. Словно его уже кто-то душил.

— Если так будет продолжаться, его придется эвакуировать, — озабоченно сказал он.

Это да. Обычно горнянка должна пройти на вторые, максимум, третьи сутки. Но если продолжается, то это уже серьезно. Хотя, если Носков опытный, его организм должен быстро адаптироваться. Или он всю зиму и весну лежал на диване? А может, у Носкова есть какое-то хроническое заболевание?

— Он ничем не болен? — спросил я. — Может, обострение?

Да, на высоте бывает всякое. На шести-семи тысячах над уровнем моря простой насморк или грипп способны уложить в могилу здорового человека. Хоть мы и не так высоко, но все равно высота влияет.

Харазов хмуро кивнул.

— У него бронхи. Пожалуй, ты прав, это бронхи. Придется Носка тащить вниз. Хотя я не знаю, откуда ты это узнал. И почему у тебя такой вид бывалого верхолаза. Ладно, иди спать. Я подежурю. Послежу за твоим черным альпинистом. Или за снежной бабой. Если что, позову. Хотя, скорее всего, сам разберусь.

Ну что же, разумное решение. Я устал и хотел спать. К черту всех ночных гостей.

Кивнул начальнику и отправился в хижину. Он остался снаружи. Я завернулся в спальник, как огромная шаурма и быстро уснул. Теперь никаких сновидений.

Наутро мы продолжили работу и вскоре завершили ремонт стены. Хижина бодро стояла между скал. Между прочим, я осмотрел камни вокруг и ничего не обнаружил.

Никаких следов. Видимо, действительно, привиделось. Хотя, непонятно, почему тогда радон не подействовал на остальных. Или они тоже видели ночью причудливые сновидения?

Я пытался расспросить Ворсина, но он отмахнулся от меня. Как от мухи. Они были заняты Носковым.

Тому так и не стало лучше. Лежал на спальнике, маялся. Тошнота, головная боль, звон в ушах, онемение конечностей. Плохо, очень плохо.

Остальным стало лучше, но тоже чувствовали себя неважно. Я, на зависть другим, ходил, как свежий огурчик.

Мы перекусили и отправились вниз. Стройматериалы, завезенные другой бригадой, оставили в хижине. Тут еще на несколько дней работы с внутренней отделкой.

— Надо бы как-то назвать хижину, — предложил я напоследок. — Также, как Приют Одиннадцати. Может, Лачуга четверых? Пристанище Снежной бабы?

Харазов мрачно посмотрел на меня. Все промолчали. Пошли обратно в Ошхамахо. Эх, какие у меня неразговорчивые спутники.

Дорога вниз выдалась тяжелой. Не для, для других. Я взвалил на себя рюкзак Носкова, хотя его вещи мы распределили среди нас всех. Мне досталась большая часть и сам его рюкзак. Припасы оставили в хижине.

Погода, в отличие от вчерашнего дня, стояла препаршивая. Низкие грозовые тучи, боковой ветер. Временами — мелкий дождь. Мы дошли до развилки и Носков сильно раскашлялся. Он скрючился от кашля и не мог идти дальше.

Пришлось устроить из крепких веток носилки и положить его на них. Привязали бедолагу, чтобы не свалился. Пошли вниз под накрапывающим дождем. Носков продолжал кашлять на носилках.

Через полчаса я сменил Ворсина. Потом тот сменил Харазова. Затем начальник группы хотел сменить меня, но я помотал головой.

— Смени лучше Ворсина, — я мотнул подбородком в другого носильщика. — Я еще в порядке.

Так мы и шли до самого лагеря. Я тащил носилки сзади. Ворсин и Харазов сменяли друг друга. Я не строил из себя доблестного рыцаря.

Нет, наоборот. Я и в самом деле не чувствовал усталости. Вернее, ощущал, но не так критично. Не так, будто руки сейчас отвалятся. Можно потерпеть. Поэтому чего бы не помочь другим?

В лагере мы сдали больного в трампункт рядом с домиком администрации. Носкову стало лучше. Скоро должен подъехать Уазик и забрать его вниз. В город.

— А ты действительно Лосяра! — Харазов хлопнул меня по плечу и крепко пожал ладонь. — Мы думали, ты тот еще болтун и неженка. А ты двужильный. Даже меня и Ворсина обошел.

Я и в самом деле чувствовал себя прекрасно. Тут же отправился на обед и съел две порции с добавкой. Потом вернулся на занятия. Одновременно думал над тем, как быть дальше.

Меньше всего на свете мне хотелось оставаться в лагере для занятий. Это же скука смертная. Все уже пройдено давно. Я восстановил правила в памяти. Теперь хотелось проверить свои возможности. На практике.

Здесь, в лагере тоже моросил дождик. Клубы белого тумана надвинулись с юга. Закрыли горы, заполнили все вокруг белой ватой.

Остальные ученики были на занятиях в гостевом домике. Самом большом. Там могли поместиться с полсотни человек. Я пошел туда со слабой надеждой вытащить Юлю, но не нашел девушку.

Вместо Чижова лекцию читал какой-то незнакомый парень. Он нахмурился при виде меня. Другие ученики, человек пятнадцать, посмотрели на меня.

— Вы тоже из группы? — спросил парень. — Где ходите?

Он меня принял за загулявшего ученика. И сразу решил проучить. Надо рассказать, кто я такой, пока не поздно.

— Я ходил в хижину, — объяснил я. — Вот, недавно вернулся.

И замолчал, считая, что этого достаточно. Но нет. Парень нахмурился еще больше. Он явно не в курсе дела. Нос у него был тонкий и острый, как у Юлия Цезаря на картинках. Карие глаза внимательно осмотрели меня.

— Это какую такую хижину? — спросил он. — В хижину дяди Тома?

Девушки прыснули. Крылов, а он тоже был здесь, усмехнулся. Конечно, как же без него.

— Лось у нас отшельник, — насмешливо добавил он. — Живет в хижине глубоко в горах. Питается корой и растениями. Спускается к людям раз в неделю. Вы видите его очередное явление народу, Вадим.

Парень прищурился. Хищно повел замечательным носом. Как собакен, почуявший добычу. Это и есть Вадим, стало быть.

— Значит, тоже тянется к знаниям, — заметил он. — А мы не будем мешать. Садитесь, Лось. Будем изучать перевальные переходы.

О нет, только не это. Я бы сейчас с удовольствием завалился спать. Но не сидеть на лекции.

— Не, ему не до перевалов! — это присоединился Тимофеев. — Он у нас все семитысячники собрался за неделю взять. Перевалы для него — это горки в песочнице.

Вот проклятье. Эти сволочи специально здесь собрались, чтобы зубоскалить? На меня накатила холодная злость.

Видимо, все-таки усталость взяла свое. И еще скопилась раздражительность. Я волком посмотрел на Тимофеева.

— Семитысячники, не семитысячники, но на Катын-тау забегу, — заявил я самоуверенно. — Сам, в одиночку.

И победоносно посмотрел на собравшихся вокруг учеников. Вот только ахов, вздохов и немого обожания я в их глазах не увидел. Наоборот, они смотрели на меня, как на умалишенного.

Еще бы, ведь Катын-тау — это довольно серьезная гора, категории сложности там — от троечки до пятерки. Восхождение на нее входит в «Золотую классику» Кавказа. Достойная добыча для любого альпиниста.

Да еще и в одиночку. В нашем двадцать первом веке там все изучено до последнего камешка. Всюду установлены маячки и маршрутные карты, можно ходить хоть с закрытыми глазами. А вот сейчас не уверен, что там протоптаны удобные дороги. Хорошо еще, что сейчас не зима, а лето.

— Но только не по троечке! — тут же вскинулся Крылов. — Это слишком легко для такого бугая, как ты. Только четверкой, только самой трудной тропой.

Вадим нахмурился и вскинул руку. Преподавателю явно не понравилось, как у нас обернулось дело. Негоже игнорировать классного руководителя. Чтобы запретить мне совершать любые телодвижения в сторону Катын-тау, у него имелась масса оснований.

Во-первых, весь спор случился в его присутствии. Если со мной что-нибудь случится, а это более чем вероятно, поскольку я собрался карабкаться по скалам в одиночку, то он первый понесет ответственность. Это его, Вадима, голова полетит с плахи. А он явно не хотел терять её, такую красивую тонконосую голову.

Во-вторых, соло восхождение противоречило духу советского альпинизма. Я уже говорил об этом. В стране коллективизма и всеобщей стандартизации отдельный человек не мог выбиваться из системы.

Винтик не может мыслить самостоятельно. Он должен делать это только в коллективе. В стае. Иначе его загрызут свои же или изгонят из прайда.

И это только главные причины. Не говоря уже о более мелких, таких, как недостаточная моя квалификация и откровенное игнорирование интересов преподавателя.

Короче говоря, Вадим научился и спросил, причем довольно заносчиво:

— С чего бы это ты вообще пойдешь туда? Кто тебя пустит?

Я посмотрел на него, а все остальные ученики приумолкли. Да, преподаватель прав. Для того, чтобы идти на гору, надо заполнить кучу документов и получить благословение от вышестоящих инстанций.

Все не так просто, как в следующем столетии. Наоборот, очень сложно. И если Вадим захочет, то может мне очень сильно помешать.

С другой стороны, кто меня сможет удержать? Закуют в кандалы и оставят здесь, лагере? Бросят в сырую темницу? Нет, конечно, альпинизм — это тоже определенная доля свободы. Глоток воздуха для бунтарей-одиночек.

— Я еще не обращался к начальству, но уверен, что оно сможет одобрить мое восхождение. Я не хочу ставить какие-то рекорды, это обычное восхождение по стандартному маршруту. Только сделанное в одиночку. Всю ответственность я буду нести сам, о чем готов дать соответствующее заявление. И подписать документы.

Некоторое время Вадим молчал. Думал, размышлял. Морщил лоб, а затем сказал:

— Обсуди это с Гущевым. Я уверен, что это самая бредовая идея, из всех, что я слышал, но может, тебе удастся ее осуществить. И не такое у нас случалось.

Я кивнул и вышел из домика. Снаружи продолжал моросить дождь. Надо же, зашел найти Юлю, а вышел с новым спором. Что же ты не держишь язык за зубами, балбес?

Я отправился к своему кемпингу и тут же столкнулся с Катей. Такое впечатление, что местная красавица подстерегла меня на пути.

— Ну, как сходил в горы, Ваня? — медовым голосом спросила девушка, лукаво посматривая на меня. — Вы все отремонтировали? У вас, кажется, кто-то пострадал? Его уже увезли в город, я видела.

Я кивнул, одновременно рассматривая девушку. Эх, Катя, всем ты хороша, да только чуток комплекцией не вышла. Вернее, для кого-то ты просто идеальная, но для меня надо было бы сбросить несколько килограммов.

Вот тогда было бы просто замечательно. Мне тогда Юля вообще не нужна была бы. Достаточно и этой красавицы.

— Как у тебя дела, Катенька? — спросил я. — Ты все также цветешь и пахнешь? Просто отлично выглядишь.

Девушка покраснела от удовольствия. Я же говорил, что они здесь просто не умеют обманывать и скрывать чувства. С одной стороны, это замечательно. Но с другой стороны, быстро утомляет.

— Спасибо, Ванечка, — проворковала она. — Какие приятные слова! Ты снова на обучение ходил?

Теперь настала моя очередь качать головой.

— Нет, договорился насчет скоростного восхождения, — улыбнулся я и потрепал девушку по щечке. — Скоро побегу на Катын-тау, Катенька.

Девушка удивилась:

— Как так? Разве ты не продолжишь обучение?

Я снова покачал головой. Твердо и бескомпромиссно, как и полагается лидеру.

— Никаких обучений, только горы, — сказал я и огляделся. Юли нигде нет. Эх, жаль. — Сейчас пойду к Гущеву, договариваться.

Катя подалась ко мне, почти вплотную.

— А можно вместе с тобой, Ванечка?