Здесь вам не равнина...

Глава 8 Иногда спускаться труднее, чем подниматься

Ох нет, только не это. Со времен последней моей смерти, как бы абсурдно это не звучало, я уже с опаской относился к подобным звукам. Само собой, ведь я погиб от лавины.

Сейчас я был наедине со смертельной опасностью. И это отнюдь не преувеличение. Скорее даже наоборот, преуменьшение.

Лавина покатилась слева от меня и как я успел заметить, сорвала перед собой огроменные камешки, величиной с конскую голову и тоже потащила вниз. Я сначала стоял и глядел на это, разинув рот.

Камни летели по склону, весело подпрыгивая, соревнуясь между собой, кто быстрее достигнет пропасти и нырнет в нее. Они с азартом приглашали меня принять участие в этом соревновании, но я вежливо отказался. Чур меня, давайте лучше в этот раз вы обойдетесь сами.

Вслед за камнями летели грязно-белые массы снега, шурша и елозя по склону. Как я успел заметить, центр этого белоснежного кулака все-таки пролетел мимо меня, но вот край вполне мог зацепить и утащить за собой.

В голове за доли секунды прокрутились подходящие варианты действий. Раз. Можно остаться здесь, стоять с открытым ртом, потом прижаться к камням, укрыться за ними, как страус, спрятав голову и надеяться, что меня минует сия чаша.

Но этим хрупким надеждам не суждено сбыться. Хоть я и пристегнут намертво к веревкам, но удар многотонной снежной массы вполне может закрутить меня, переломать, выжать досуха, словно моток белья в стиральной машинке. Травмы неизбежны.

Два. Можно рвануть в сторону изо всех сил, пытаясь уйти с линии падения лавины. Вот только я не человек-молния, чтобы преодолеть несколько десятков метров наискосок по склону за пару секунд. Но попытаться надо.

Была не была. Я скакнул в сторону гигантским прыжком, еще прежде чем успел осознать до конца, что делаю. Выше и сбоку хлопал снег и грохотали камни. Потом меня ударила волна воздуха, к счастью, не такая уж и сильная, потому что лавина была небольшая. Я чуть упал вниз, но удержался на ногах.

Побежал дальше и опомнился только тогда, когда обнаружил, что лавина уже прошла мимо меня. Задела совсем чуть-чуть, измазала ноги снегом, но пощадила, не тронув.

Я остановился, переводя дух. Потом поглядел на вершину Катын-тау. Облизал пересохшие губы и судорожно кивнул.

Все понятно. Это предупреждение от вершины, чтобы не зарывался. Чтобы не лез внахалку вперед. Чтобы соблюдал правила приличия и международного этикета.

Попросту говоря, Катын-тау погрозила мне белоснежным пальчиком.

Ладно, урок понят, освоен и выучен. Надо удвоить бдительность. Я несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, стараясь унять бешено колотящееся сердце. Потом пошел дальше по камням, постепенно набирая скорость.

Надо поскорее уйти с этого склона. Кто знает, не поползут ли сейчас и другие лавины, разбуженные своей сестренкой? Зачем снова рисковать. Второй раз я могу не успеть.

Через десять минут я оседлал склон, выйдя с каменистой покатой местности снова на покрытую снегом перемычку. Надо пройти ее и где-то там уже рукой подать до вершины.

И еще там сидят Тимофеев и Гаврилин. Замерзли уже, поди. Сидят, трут ладони друг о дружку, согревают дыханием, приплясывают на месте и матерят меня последними словами.

Мол, будь он трижды проклят, этот несносный Сохатый, решивший взобраться на спор на эту вершину. И себя тоже наверняка ругают. За то, что были остолопами и согласились участвовать в этом шоу. И теперь замерзли, как собаки.

Отстегнувшись от веревки, я ступил на рыхлый снег. Здесь, в отличие от темного склона, все было залито лучами утреннего солнца и лед предательски растаял. Я провалился несколько раз, но потом нащупал более-менее твердую поверхность и побежал через перемычку дальше.

Вон она, вершина.

«Кошки» цеплялись за фирн, я мчался дальше и дальше. С обеих сторон от меня обрывы. Склон круто уходил вниз. Одно лишнее неловкое движение и я полечу далеко-далеко, туда, где костей не соберешь.

Вот перемычка закончилась и тропу на склоне перегородил «жандарм», скала, отдельно стоящая на рельефе. Надо осторожно обойти ее и там уже можно считать себя поднявшимся на вершину.

Я осмотрелся и взял влево. Насколько я помню этот маршрут, надо идти именно в этом направлении. Веревок не было, зато здесь склон пологий и скалу можно пройти у подножия.

Хм, надежно ли лежат эти камни? И снег на них? Не слишком ли заманчиво он белеет на солнце? Слепит и манит, как магнит.

Я передохнул и внезапно ощутил, что зверски устал.

Да, так оно и есть. До этого момента мой организм представлял из себя безупречно работающую и отлаженную машину, не способную на сбои и поломки. А вот на тебе. Оказывается, и у меня есть предел возможностей.

Мышцы на ногах «забились» и превратились в тугие комки боли. Руки как будто залиты свинцом. В голове неумолчный звонкий гул, словно я нахожусь рядом с полосой аэропорта, с которого постоянно вылетают лайнеры.

Эх, лечь бы и передохнуть. И не вставать.

Я тряхнул головой, отгоняя усталость. Нельзя, Сохатый, нельзя. Потом отдохнешь. Из-за слишком быстрого подъема у меня, кажись, кислородное голодание. Небольшая эйфория и сонливость.

Спать в таких случаях запрещается категорически. Надо идти вперед, несмотря ни на что. Ну все, вперед и дальше. Невзирая на усталость.

Я пошел вперед, придерживаясь склона скалы руками. Веревок и в самом деле нет, сейчас я нарушил одну из самых базовых аксиом советского альпинизма, проходить опасные участки со страховкой. Но ведь если учитывать опыт моих многочисленных прохождения маршрутов так сказать, в стиле «фри-соло», то есть скалолазание без страховки, преодоление этого «жандарма» — это вовсе не такое уж большое нарушение.

Надо только действия максимально аккуратно и осторожно. Вопреки расхожему мнению, «фри-соло» — это вовсе не про отчаянных и отмороженных смельчаков, которым плевать на собственную безопасность и которые потеряли голову от избытка адреналина. Нет, как раз-таки наоборот.

Когда ты идешь без страховки, ты превращаешься в самого осторожного и осмотрительного скалолаза на свете. Ведь ты прекрасно понимаешь, что не имеешь права на ошибку.

Именно поэтому я сейчас походил на кота, который перебирается по крыше с одного здания на другое. Максимальная собранность и аккуратность. Расслабленность. Отсутствие паники.

Готовность посмотреть страху в глаза. Своему самому лютому страху. И конечно же, экономия времени.

Я цепляюсь за камни, иду вдоль скалы. Маршрут здесь несложный, но если мне сейчас прилетит по голове случайным камнем, то это будет очень неприятно. Наверное, на следующее восхождение надо идти без шлема, в скоростном стиле он частенько только мешает.

Ни одна рука не срывается, ни одна нога не оступается. Я быстро преодолеваю опасный участок, снова выхожу на заснеженную перемычку, иду дальше.

Прохожу около полсотни метров вверх по седловине и за камнями выныриваю на палатку. Рядом с ней никого нет. Пусто. Что такое, разве ребята не должны меня ждать? С ними все в порядке, черт подери?

Я бросился вперед, откинул полог, заглянул внутрь. Ого, какой сильный храп. Гаврилин и Тимофеев лежат в спальниках, спят, как младенцы. Надо же, какие молодцы, и это почти на 5000 км над уровнем моря. Здесь иногда просто вскипятить чайник проблема, а они заснули.

Бросился вперед, потряс их за руки.

— Эй, ребята, арбитры! С вами все в порядке?

Вполне возможно, что это не просто сон, а последствия кислородного голодания. Тогда их надо разбудить быстрее, здесь это смертельно опасно. Хотя все мы прошли акклиматизацию в альплагере Ошхамахо и слишком большого перекоса не должно быть. Разве что, у кого-нибудь из них тоже есть хроническое заболевание и он отрубился здесь под воздействием высоты. В что же тогда случилось с другим, тоже разлегся рядом за компанию?

— Вставайте, вы чего тут дрыхнете?

Вопреки моим опасениям, ребята тут же начинают шевелиться, открывают глаза, протирают их, видят меня. Тимофеев ошарашенно вскакивает.

— Ты что, уже пришел? Сколько мы так лежали? Весь день?

Гаврилин тоже поднимается. Он смотрит на меня, вздыхает, бурчит что-то под нос, задирает рукав на запястье, смотрит на часы. Потом трясет ими.

— Что за чертовщина? Сколько времени? Сейчас вечер уже, что ли?

Я качаю головой и начинаю чуток закипать. Мои результаты под угрозой. Эти балбесы вместо того, чтобы ждать меня, улеглись спать. Разве мы об этом договаривались?

— Какой вечер, сейчас утро! Вы чего завалились дрыхнуть, как сурки? Вставайте, давайте, пойдемте зафиксировать время прибытия.

Ворча и ругаясь, мы вылезаем из палатки. Ребята озираются и видят, что сейчас утро. Ничего не понимают.

— Подожди! — Тимофеев тоже очумело смотрит на часы. — Как так? Я что-то не понимаю. Ты что, пришел сюда за четыре часа? Ты во сколько стартовал, по оговоренному времени? Или намного раньше? Ты что, ушел вечером и всю ночь шел?

Я качаю головой.

— Нет, конечно. Стартовал, как и оговорено. Рано утром. Все присутствовали во время начала забега.

— Не может быть! — Гаврилин смотрит на меня, как на привидение. — Как так? Ты не мог забраться сюда за такое короткое время? Мы вчера шли весь день и прибыли только к вечеру. И то считали, что это очень быстро. Ты… Как ты это сделал, черт подери?

Я снова качаю головой и указываю на вершину.

— Ладно, потом разберемся. Пошли, зафиксируйте время прибытия. Не хотите верить, не надо, просто сделайте то, ради чего сюда пришли.

Мы идем на вершину, поднимаемся еще несколько десятков метров. Отсюда до вершины и в самом деле рукой подать. Я быстро пробегаю по заснеженной тропе, достигаю заснеженной каменистой возвышенности.

Смотрю вокруг. Какая красота!

Да, я сделал это. Ради этого и стоит жить. Невозможно описать ощущения от покорения очередной вершины. Наверное, меня может понять только спортсмен, который стоит на пьедестале, на самом первом, высоком месте и смотрит свысока на весь зал, а за ним развевается флаг его родной страны и звучит ее гимн. Или парень, который добился руки самой прекрасной девушки на свете. Или богач, заработавший очередной миллион.

Ведь все они достигли всего, к чему стремились и получили дозу эндорфинов прямиком в мозг. По сути говоря, покорение вершины в жизни и в альпинизме невероятно похожи. Там и там надо преодолеть сотни препятствий, проявить мужество и силу характера, рисковать и рассчитывать каждый свой шаг.

Пожалуй, правда, единственное отличие в том, что в альпинизме цена ошибки — это твоя жизнь. А там, в реальной жизни ты после ошибки еще можешь остаться в живых.

Тимофеев пожимает мне ладонь. За ним Гаврилин.

— Молодец, поздравляю, — говорит он. — Ты сделал это. Не знаю как, может взлетел сюда на метле, но ты забрался. Наши часы вроде не сломались и по приходу мы сверим их с другими. А пока что я должен зафиксировать рекорд восхождения. Причем, одиночного. Я уверен, так быстро на Катын-тау еще не поднимались.

Я еще раз посмотрел по сторонам. Вон пики других гор Безенгийской стены. Гестола, Джангитау, Шота Руставели и другие… Там, дальше, через долину и ледник, высится Коштан-тау. Остальные вершины застенчиво скрылись за облаками.

— Ну все, ребята, мне надо идти вниз. Меня ждет обратный путь. Ведь я прошел только его половину.

Тимофеев кивнул. Как и Крылов, он тоже превратился в моего товарища. Все-таки, горы действительно очищают все наносное, что есть в человеке, обнажают его истинную сущность. Срывают маску с подлеца, показывают нутро благородного и искреннего друга.

— Осторожно, давай. Ты уже сделал, что мог. Теперь уже не торопись. Мы тоже потихоньку пойдем вниз. Постараемся успеть до темноты.

Я кивнул им. Достал из рюкзака воды, выпил. Осталось немного, я уже все израсходовал по пути. Гаврилин протянул свою фляжку.

— Возьми, у нас там хватает запасов. И пошли, перекусишь бутербродом, а потом двинешь дальше.

Мы спустились вниз и я жадно съел бутерброд с сыром и сливочным маслом. Потом сжевал две карамельки и запил водой. Снова пожал ребятам руки и пошел обратно.

Да, как я и говорил, пройдено только пол-пути. Теперь надо идти вниз.

Едва я пошел вниз, как почувствовал, что все изменилось. Погода, настроение, горы… Все вокруг. Катын-тау вдруг опомнилась, что покорилась мне слишком быстро. Я сразу понял, что ее состояние стало другим.

Тем более, что когда спускаешься с горы, дорога и в самом деле превращается в другую. Словно попадаешь в иное измерение. Все вокруг совсем иное, не такое, как раньше.

Солнце спряталось за внезапно набежавшими облаками. Подул холодный ветер. Я прошел буквально минуту и снова очутился навытяжку перед хмурым и строгим «жандармом». Почти сразу же атаковал его, решив не терять времени.

Теперь я также ушел влево. Тимофеев сказал, что они огибали его с другой стороны.

— Ты обезьяна, а не человек, — сокрушался он в восхищении. — Как ты смог там пройти? Там же есть очень неудобный крутой спуск, можно улететь к чертям собачьим. Иди назад слева, мы там навесили «перила».

Веревки — это хорошо. Очень даже. Я безмерно обрадовался, когда увидел, что здесь и в самом деле есть за что подержаться. Прицепился к веревке карабином и шагнул вдоль скалы.

Осторожно, Лось, осторожно. Сбоку от меня пропасть, сорваться туда опасно для жизни и здоровья. Об этом не пишут на сигаретных пачках, но это и так понятно. С другой стороны — холодны каменный бок скалы.

Тихо, Сохатый, тихо. Не надо торопиться навстречу собственной гибели.

Я осторожно и потихоньку, по всем правилам, обхожу «жандарм». Да, надо же, а Тимофеев не соврал, здорово помог мне. Я обошел скалу, вылез на заснеженную тропу, отстегнул карабин и шумно отдышался.

Потом помчался дальше.

Ну как, помчался? Громко сказано, конечно же. Спускаться с горы кажется легко, но на самом деле это труднее.

И не в последнюю очередь из-за того, что кажется, будто все трудности уже позади. Даже если сознательно ты одергиваешь себя и говоришь, что расслабляться нельзя, организм все равно дает слабину. Поэтому процент несчастных случаев во время спуска гораздо больше, чем на подъеме.

Я сдерживаю себя, хотя кажется, что я могу бежать вниз семимильными шагами. Но нет, торопиться не надо. Важно вернуть обществу полноценного альпиниста. Тем более, вроде бы только что поставившего небольшой рекорд восхождения.

Я обогнул крутой склон горы и в бок ударил тугой ветер. Он и до этого был неслабенький, а здесь, почти на открытом пространстве, и вовсе разбушевался. Пытался скинуть меня в пропасть, зияющую всего в паре шагов от меня. Но я не поддался, упорно шел вниз, ускоряясь на ходу.

Несколько раз провалился под снег, но, к счастью, только одной ногой и тут же вытащил ее. Пришлось держаться чуточку в стороне от тропки, по которой поднимался всего час с лишним назад. Кстати, следы уже быстро запорошило мелким падающим снегом, почти незаметным.

Брр. Холодно и скользко.

Если я упаду в пропасть, то мои следы тоже очень быстро запорошит падающий снег. И ничего не останется, только слабое воспоминание о том, что здесь пробежал Ваня Сохатый. Родителям принесут печальную весть, Юля и Катя, наверное, всплакнут ненадолго. А что еще останется за мной? Ничего большего я сделать не успел. И уже не успею, если буду слишком торопиться.

Вскоре я достиг огромного скального плеча Катын-тау на середине маршрута. Он настолько крут и обрывист, что вечный снег не задерживается на камнях и падает вниз, накапливаясь на склонах.

Хорошо, что здесь навесили «перила». Когда я поднимался сюда несколько часов назад, то даже не обратил внимания, какие здесь крутые, почти вертикальные склоны. Только сейчас, на спуске, когда видишь бездонную пропасть под собой, понимаешь, что ты каждую секунду этого подъема рискуешь жизнью и от гибели тебя спасает только моток веревки и кусок карабина.

Впрочем, спуск происходит благополучно. Я одолеваю скалы, и вскоре оказываюсь внизу. Не скажу, что это было легко. Руки слегка трясутся от напряжения. Ноги превратились в раскаленные палки.

Теперь уже чуток легче. Надо идти дальше, вот только опять придется лезть по колено в снегу. Я снимаю каску, потому что она мешает обзору, а глаза заливают капли пота, струящиеся по лицу. Прохожу мимо небольшой скалы, которыми усеян склон и вдруг слышу стук. Поднимаю голову и вижу темное пятно камня, мелькающего в воздухе.

Бам! Удар по голове и все вокруг темнеет. Я пытаюсь отойти от края тропы, чтобы не свалиться в пропасть, но, кажется, не успеваю…