«Тунгус» приближался к форпосту Матусевича, дымя трубой и пуская время от времени протяжные гудки. Сазонов вёз с собою не только обещание вождя Нумару дружить с ангарским князем, ибо подчиняться кому-либо — не в природе народа айну, но и подтверждение оного. Старый айну отпустил со своим зятем своего младшего сына — Рамантэ. В устье Амура ангарцы оставили построенное зимовье, следить за которым согласились айны. Им же, помимо подаренной железной утвари, было оставлено пять винтовок и запас патронов. Для предупреждения возможного нездорового интереса к зимовью со стороны казаков, на воротах установили православный крест, а на избе — ангарский стяг. Остались с айнами и двое ангарцев, следившие за дуговой радиостанцией, собранной на втором этаже центральной избы зимовья. Нумару оказался весьма бодрым стариканом, живо интересующимся всеми новыми для него знаниями. Ему весьма понравились винтовки, обувь, дома и, особенно, корабль ангарцев. Он оказался так сильно впечатлён канонеркой, что провёл на ней несколько ночей и постоянно требовал устраивать речные прогулки. «Тунгус» по желанию Нумару при спокойном море даже дважды выходил в пролив между приморским берегом и Сахалином. Кроме этого Сазонов немало времени провёл в переговорах с вождём и его сыновьями. Поначалу безо всякого успеха, потому как ни о каком становлении государственности айны и слушать не желали, искренне не понимая, о чём их гости ведут речь. Ведь до сих пор власть вождя далее становища не простиралась, да и сам Нумару о таковом не задумывался. Ангарский майор же втолковывал ему о преимуществах государства перед родом.
— Вот у нас как, — говорил Алексей. — Если где человек нашего государства пострадает, то к нему всегда придут на помощь. Или же селение какое, коли подвергнется нападению, то воины из других селений дадут отпор.
— Так и у нас таковое бывает, — отвечал айну.
— Всегда ли? — возражал Сазонов. — А если у вас голодно, другие вам всегда помогут? А организованно, всеми силами дать отпор врагу?
— Что ты хочешь от нас? — удивлялись айны. — Нам не нужно объединяться с другими родами.
— Именно поэтому твои соплеменники, Нумару, отступают сейчас под натиском японцев, которые, обладая своим государством, опираются на него, — уверял тогда его ангарец. — Смотри сам, неужели мы смогли бы силами одного рода построить тот корабль, да изготовить сколько оружия?
— А вы не сможете? — прищурился Рамантэ.
— Нет, — рассмеялся майор. — Чтобы сделать такой корабль, надо сделать очень многое — нужно свалить и обработать много деревьев, вынуть множество руды из земли и выплавить железо, обработать его. Всё это очень сложно для небольшой группы людей. А ведь ещё надо обеспечить себя пищей и одеждой и защищаться от врагов.
— Рамантэ, ты должен увидеть своими глазами государство, где живёт твоя сестра, — приказал тогда своему младшему сына Нумару. — После этого ты вернёшься к нам и расскажешь всё, как есть.
— А мы решим, что нам следует делать! Верно, отец? — воскликнул Сисратока.
На этом вождь айну и остановился. И вот теперь «Тунгус» приближался к первому крупному поселению ангарцев. Канонерку уже встречали, на причале было полно народу.
Чтобы Рамантэ не отличался от остальных, его одели в обычную для ангарцев одежду: кафтан, штаны и кепи серо-зелёного цвета, рыжие сапоги, а так же им был получен кошмар новобранца — портянки. Выдали также ремень с двумя подсумками, штык-нож в ножнах, винтовку и средства ухода за ней. Вот теперь внешним видом он полностью походил на ангарцев. Разве что он был весьма неразговорчив и скуп на эмоции, да взгляд его зачастую был излишне суров. Евгения, его сестра, проводила с ним много времени, стараясь хоть немного научить братишку элементарным фразам русского языка. Алексей помогал ей в меру сил, он же решил звать Рамантэ для удобства Романом. Айну был не против.
Остановившись в Сунгарийске на несколько дней, потребных для мелкого ремонта машины и смазки её частей и вспомогательных механизмов, чистки котлов, Сазонов отправился в Албазин — к детям. Прошёл год, как он оставил их. А теперь и Алексей и Евгения опасались, что за год, прошедший с момента расставания дети могли их подзабыть. Но нет, четырёхлетний Федя первым соскочил с качелей в дворике детского сада Албазина и смешно переваливаясь, побежал к родителям, дважды шлёпнувшись по пути, запутавшись в траве. Потом в объятиях матери оказался и Кузёмка. Женя не смогла сдержать слёз и тут же обещала детям, что отныне не оставит их одних. Младший до самого вечера не слезал с рук отца, боясь отпустить его. Кузьма решительно не желал более оставаться с няньками-даурками.
В Албазине воевода Пётр Иванович Бекетов, после тёплой встречи, бани и замечательного ужина, ознакомил Алексея с новым назначением. Отныне, согласно указу только что созданного Ангарского Совета, в лице нескольких руководителей княжества и подписанному Соколовым, Алексей Сазонов вводился в члены Совета с пожизненным статусом. Эта новая структура должна была упрочить нынешнее положение дюжины управленцев ангарского социума и привести власть в Ангарии к чёткой системе. С этим нововведением пришлось согласиться всем, и тем, кто ратовал за пролонгацию действия военного коммунизма и тем, кто жаждал большего либерализма. Споры и сейчас не были закончены, но решения уже нужно было принимать сообща, исходя из того, насколько то или иное решение способствовало усилению ангарского государства. При этом номинальный глава княжества имел право решающего голоса при примерном равенстве голосов. Идти же против всеми одобренного вопроса Соколов уже не мог. Но, собственно говоря, ранее была точно такая же система. Только теперь она была облечена в структуру. Этот год вообще получался во многом определяющим, слишком многое решалось уже сейчас. Ещё впереди были столкновения русского царя и союзного ему датского короля с королём шведским, успокоение южных рубежей Ангарии на Селенге, замирение с гулящими казаками на северных рубежах, на Лене и Нижней Тунгуске, а так же на Амуре. И если на Западе ещё ничего не было ясно, то форты на Киренге и Лене, что должны будут прикрывать золотоносные районы Витима, уже планировались к постройке на этот и следующий год. Служить там должны будут выпускники военных школ под началом опытных офицеров. И Киренск и Ленск должны будут комплектоваться гарнизонами на основе полугодичных вахт. Вскоре ожидались и новые бои с маньчжурами, которые сейчас, в отсутствие императора, всеми силами старались захватить минскую столицу. Пока сунгарийцам удавалось легко отбивать атаки далеко не лучших войск государства Цин. Но недалёк тот день, когда маньчжуры смогут выставить против них часть войск, выведенных из-под Пекина и тогда людям Матусевича придётся гораздо труднее. А пока воевода Сунгарийска силами дауров и части своих артиллеристов и офицеров продолжал громить дючерские улусы, как наивернейших союзников маньчжур в регионе. Игорь руководствовался тем, что именно дючеры были проводниками вражеских отрядов, а также снабжали маньчжур продовольствием. Многие становища были насильно выселены за это и постепенно дючеры вытеснялись всё южнее, к цинским пределам. А оставленные ими селения занимали дауры и нанайцы, лояльные ангарцам.
Кроме того, Сазонов назначался воеводой огромного и практически пустого Приморского края. Границы которого простирались от правого берега Амура на севере, шли вдоль берега Уссури, а затем и по притоку Уссури — реке Мулин, до самого её истока. На юге воеводство ограничивалось течением реки Туманган, близ границы с Кореей. Ему же предстояло держать в своих руках дипломатическую связь с Кореей и остальными народами окрестных земель, в первую очередь, с народом айну. Так что новоиспечённый дипломат Сергей Ким переводился в подчинение к Алексею. Однако это было лишь на бумаге, острожек на реке Туманной не мог выполнять функций воеводского городка, посему Сазонов будет вынужден до поры оставаться с Матусевичем в Сунгарийске. Ну а пока он отдыхал с семьёй в Албазине.
После того, как шведский отряд убрался, Белов времени не терял. Опасаясь повторного вторжения соседа, он продолжал усилять гарнизон Эзеля. Поначалу были наняты солдаты и закуплены мушкеты в Курляндии. Не забыв насыпать звонкой монеты в руки герцогу, ангарский наместник получил возможность нанять и команду пушкарей, и они расположили имеющуюся на острове артиллерию на укреплениях вокруг замка Аренсбурга, да привели её в полный порядок. В целом, количество солдат, вместе с наёмниками, составляло уже около трёх тысяч человек, из которых две с половиной сотни составляли дружинники-рейтары. Это была немалая сила для острова. Немецкие каменщики устроили в бухте острова пару скрытых казематных батарей, в конце концов, поняв, что от них хочет наместник. Благодаря активно использующимся на Эзеле каменоломням, где добывали строительный известняк и доломит, сделать это было несложно. Да и местные вновь получили возможность заработать звонкую монету.
Кроме того, силами немцев Брайан провёл перепись населения острова. Работа была проведена весной и весьма успешно, переписчики не смогли учесть лишь глубинные районы Эзеля, где жили, в основном, эсты. Но они не волновали ангарца, потому как не представляли для его власти никакой опасности. Главной причиной переписи стало желание Белова сосчитать количество шведов на острове. Они-то и могли участвовать в любой провокации или стать пятой колонной врага. В итоге немцы насчитали чуть более двух тысяч лиц шведской национальности обоего пола. Хотя своей политикой наместник немало поспособствовал принятию его как правителя даже шведами. Дело в том, что Белов их не преследовал и запретил немцам и датчанам куражится над представителями вражеского для них королевства. Брайан сразу объявил о равенстве всех жителей острова перед законом и назначил себя верховным судьёй Эзеля. Отныне он подписывал все решения эзельского суда, он же отменил и телесные наказания. С тех пор наказанием были общественные работы и штрафы. Слава Богу, серьёзных преступлений на острове покуда не регистировали. Так же его решением была закрыта половина кабаков острова, которые представляли из себя сущие вертепы. Он же приказал принимать в оплату за алкоголь только монеты, ибо были случаи, когда пьяницами за кружку дурного пойла отдавалась последняя одежда или орудия труда. Брайан немного поднял и налог, берущийся с владельцев питейных заведений. В итоге оставшиеся четыре кабака были под постоянным контролем со стороны дружинников и приносили доход не только кабатчикам, но и казне. Чиновничий аппарат эзельской администрации был сокращён более чем наполовину, при этом оставшиеся курляндцы теперь были загружены работой.
— За такое жалованье грех работать спустя рукава! — говорил ангарец по этому поводу. Так же Белов решительно запрещал всем обращавшимся к чиновникам предлагать взятку. Он грозил наказанием тем шведам, кто соблазнял писарей горстью монет за то, что бы те записали их датчанами. А так же тем, кто сулил мзду гвардейцам Брайана, дабы они «не заметили» годного к строевой службе сынка.
Раз в три месяца в главном зале замка собирался и островной парламент, в совещаниях которого принимали участие депутаты от всех десяти волостей Эзеля, на которые он был поделен. В обсуждении различных вопросов, касавшихся жизни острова, участвовали даже эсты. Этим Белов вызвал недоумение даже у близких к нему немцев. Как, мол, можно давать право голоса этим вчерашним язычникам?
На что у Белова был свой ответ:
— Объявленное мною равенство всех граждан состоит в том, чтобы все были подвержены тем же законам. Эсты также являются гражданами, как и вы, друзья.
Большую часть шведского населения Белов уже запланировал переселить на берега Ангары, составив списки первой и второй очереди. На острове он оставлял лишь два десятка семейств, выходцев из славного шведского королевства, главы которых подписали личные клятвы верности ангарскому князю. Это были нужные Белову мастера, которые могли работать с деревом и металлом, семья обувщиков, пара лекарей и крепкие крестьяне. Помимо спокойной жизни на Эзеле они получили и немного золотых монет. То есть, по сути, они становились ренегатами. Хотя Брайан сомневался, что в этом лихом веке существовали понятия верности государству со стороны простого обывателя. Слишком многое решали деньги. А казна ангарского наместника потихоньку оскудевала. Оставалось немного больше половины того, что было оставлено Белову на развитие и упрочнение власти Ангарии в балтийском регионе. Но зато Брайан точно знал, что он не сделал ни копейки лишних трат, ни, тем более, не потратил ни монетки на свои личные нужды. Это стало очень неприятным сюрпризом для присланных из Курляндии чиновников. Те и вообразить себе не могли, что таковое возможно — ведь они и сами хотели нажиться на молодом для подобной должности человеке. А тут такой облом. И на себя не тратит и другим воровать не даёт. Очень странный наместник.
— А на что мне тратиться? — искренне удивлялся Брайан, смеясь лишь одними глазами, когда ему докладывали о разговорах среди курляндцев. — Девки доступные, добрые! За постой денег не берут, еда дешёвая. Благодать! А если кто воровать будет, так работы много вокруг! Есть, что предложить.
Четверо всадников не спеша ехали по идущей вдоль берега дороге, что тянулась от хутора до небольшой рыбацкой деревни эстов. Негромко переговариваясь, они направлялись в деревеньку. По приказу Белова отныне регулярно проводились рейды по побережью, с целью предупредить внезапную высадку шведов. Ибо уже не раз с берегов Эзеля были замечены шведские галеры. Генерал-губернатор Эстляндии Гюлленшерна пока никак не обозначил своих планов на остров, ставший курляндским владением. Молчание шведа тяготило Брайана, посему и были назначены регулярные караулы по утверждённым прибрежным маршрутам. Один из таких караулов и составляли четверо дружинников Белова. В ближайшей деревеньке они хотели немного остановиться, чтобы перекусить рыбацким супом и ещё раз перемыть косточки Белову за столь нелепое задание. Однако на дороге их остановил неприметный пожилой эст, который, волнуясь, принялся говорить с ними, сильно коверкая немецкие слова. Всадники непонимающе переглядывались, тщётно пытаясь понять, что им пытаются втолковать.
— Он говорит про какой-то корабль или лодку, — морщился один всадник. — Или о том и другом разом? Люди с корабля в лодке? — задал он вопрос мужику.
— Так что ты хочешь сказать, деревенщина? — прикрикнул на рыбака другой дружинник. — Говори по-немецки, свиная голова!
— Эй, Конрад! — рассмеялся второй воин. — Ты забыл, что требовал наместник? Относись к эстам повежливее, если не хочешь в каменоломню!
Трое всадников дружно грохнули со смеху. Конрад озадаченно поскрёб в затылке и уныло посмотрел на растерянного эста:
— Давай, проклятый язычник, выкладывай! Только помедленнее, я тебя ни черта не понимаю.
Спустя некоторое время тот эст уже нахлёстывал лошадёнку, что тянула телегу, в коей тряслись пятеро мужчин. Немцы, по указанию жителей деревеньки, поймали троих незнакомцев на ближайшем к поселению холму, а двоих — в одном из домишек. По-немецки никто из пленников не говорил, а другого языка дружинники не знали. Потому они от души наваляли незнакомцам. А теперь гостей везли в Аренсбург, чтобы показать наместнику.
Через пару часов, когда в замке Аренсбурга Белов вместе с Бруно Ренне и Йоргом Виллемсом обсуждали вопросы о возможности привлечения немецких переселенцев через польские земли, в дверь кабинета постучали. Караульный дружинник доложил о прибытии четверых рейтар со схваченными врагами.
— Герр Брайан! Мы поймали пятерых лазутчиков! — Конрад, один из лучших дружинников острова, пихнул в кабинет двоих мужчин. — Они высадились с корабля на западном побережье и прятались в рыбацкой деревне.
Те выглядели довольно жалко, они скованно озирались вокруг, показывая свою полную безобидность. Белов поднял одну бровь, глянув на Конрада и кивнул на их помятые физиономии.
— Пока они мямлили что-то в своё оправдание, у ребят не выдержали нервы, — пояснил немец.
Это объяснение полностью удовлетворило Белова и он благосклонно кивнул главе отряда дружинников. После чего Брайан приказал привести рыбака. Того немедленно стянули с телеги, всё ещё стоявшей во дворе и привели к наместнику. Испуганно озираясь, эст вошёл в кабинет, невесть чего ожидая. Ангарский наместник же, благостно улыбаясь и источая полную расположенность к простому народу своего острова, сам подошёл к рыбаку хлопнул того по плечу, отчего мужик едва не шлёпнулся в обморок.
— Как тебя зовут, гражданин? — спросил Брайан по-немецки.
— Калев, — отвечал мужик.
— Молодец, Калев, ты хороший гражданин, — пожал его ладонь наместник, после чего вложил ему в руку несколько монет. — Можешь идти домой, Калев.
Когда за эстом, вышедшим на негнущихся ногах, закрылись двери, ангарец посмотрел на немца:
— Конрад, ты же говорил, что лазутчиков пять?
— Трое — их слуги, герр Брайан, — отмахнулся дружинник. — Зачем они нужны? Я их хотел прирезать ещё в деревеньке.
— Конрад-Конрад, — покачал головой Белов. — Не быть тебе капитаном с таким отношением к работе. Скажи, чтобы их привели сюда, да поживее.
Посматривая на стоявших у стены пленников, Брайан вдруг понял, что одного из них, сейчас пытающемуся придать своему лицу простецкое выражение, он определённо уже где-то видел. Внимательнее приглядевшись, Белов ясно понял, кто это и где он с ним встречался до сего момента.
«Чёртов британец!» — едва не вырвалось у наместника.
Вот только его имя… Питер? Патрик! Белов сомневался, что англичанин, в свою очередь, признает и его. Теперь внешний вид ангарца отличала борода и усы. Костюм также претерпел изменения, на Эзеле Брайан щеголял в типичном немецком платье, уже позабыв привычное ангарское фельдграу.
— Они говорят по-немецки? — негромко проговорил Белов дружиннику, подозвав его поближе. — Или делают вид, что не говорят?
Конрад нахмурился, да беспомощно развёл в стороны сильные руки:
— Не могу знать, герр Брайан.
Ну да ладно…
— Патрик, подойдите ко мне, пожалуйста! — выкрикнул вдруг наместник по-английски.
Тот американизированный английский язык, на котором говорил Брайан, когда жил на своей Родине — в США, отличался от собственно английского, присущего Британии. Но даже такой язык англичанин семнадцатого века смог понять, достаточно было лишь отказаться от сленга и американизмов. Дойл вздрогнул, и оторвал взгляд от лепнины на потолке.
— Что? — вырвалось у него, и дурашливое выражение лица спало в миг. — Как вы узнали моё имя?
Тут же рассыпалась в прах легенда, месяцами разрабатываемая Томасом для своего молодого компаньона. Сказаться ли ему приказчиком Эстляндской торговой компании или перейти сразу к делу? Он вспомнил случай в Москве, тогда из-за дурацкой прихоти своих начальников, хотевших захватить представителя Ангарского княжества, в итоге получился совершеннейший конфуз. Он помнил и красное лицо Тассера, когда тот увидел-таки непонятный документ, составленный ангарским послом по факту беззакония англичан, куда было вписано и его, Патрика Дойла, имя. И вот, похоже, конфуз продолжается. Боже, с этими ангарцами и, правда, дела вести надо, словно с английским королём! Хорошо же Тассеру — сидит себе в Виндаве, в купеческой конторе и в ус не дует. Ждёт, покуда, Дойл всё устроит!
— Господин наместник знает моё имя? — с притворным удивлением проговорил Патрик, кланяясь и шаркая ножкой.
— Как и ваши методы, — ответил Белов. — В Москве вы были столь же бесцеремонны. Неужели сложно высадиться в гавани Аренсбурга и, представившись, изложить цель визита?
— Но, господин наместник, вы не понимаете…
— Я прекрасно разбираюсь в хороших манерах, Патрик! — хлопнул ладонью по столу Брайан. — Вам также следует их принять, как должное при общении с представителями других держав. Сейчас вас проводят в порт и посадят на корабль, идущий в Виндаву. Там вы оплатите поездку, а потом вернётесь к нам с официальным визитом. До скорого свидания!
— Господин наместник! — изумлённо воскликнул британец. — Быть может, вы всё же изволите выслушать меня сейчас?
— Конрад! Проследи, чтобы этих господ посадили на наш корабль и взяли плату за вояж до Виндавы и обратно.
Немец коротко поклонился своему господину и дружинники сноровисто вытолкали недоумевающих и растерянных англичан вон из кабинета.
— Герр Брайан, вы их знаете? — посмотрел на ангарца курляндский наместник Ренне. — Кто это?
— Англичане, дорогой друг Бруно, — вздохнул Белов. — И что им вечно неймётся? Не могут всё сделать по-хорошему. Интриги, интриги… Ну да ладно! Что у нас выходит по закупке скота? Нужно не менее пары сотен голов.
Через два дня в порт Аренсбурга вернулся эзельский шлюп «Адлер», с британцами на борту. Конрад также привёз Брайану последние новости из Митавы. Они касались идущей на Балтике войны, что вели между собою Швеция и Дания. Правда, что касалось хода военных действий, то тут информация была крайне скупой. Датчане всё так же безуспешно осаждали Гётеборг и готовились к тому, что находящаяся в Голштинии шведская армия Торстенсона может высадиться на датских островах. Если бы шведский военачальник сумел найти необходимое количество судов, он так бы и сделал. Но пока Бог хранил Данию. На море же главенствовали даны, их флот был сильнее шведского. В конце весны произошло сражение близ Листер-Тифе, где возглавляемые королём Кристианом датские корабли разгромили шведскую эскадру. А через несколько дней эти же корабли добили и её остатки. Этим новости о войне и ограничивались. Но гораздо интереснее были вести о том, что русский царь уже фактически обозначил своё скорое вступление в войну на стороне датчан. Его полки, собиравшиеся близ Новгорода, начали выдвижение по направлению к Неве и Приладожью. В связи с этим в Митаве судачили о том, что же будет делать польский король, ведь шведские посланники безвылазно находились при его дворе, склоняя Яна-Казимира к войне с Московией. Однако всё без толку. Говорили, что он тайно заключил сделку с царём Михаилом, который обещал ему унять буйствовавших в юго-восточных украйнах Польши казаков и более не подпитывать их деньгами и оружием.
— А за это Ян-Казимир обещал улучшить, насколько это будет возможно, положение православных христиан, — закончил свой отчёт Конрад Дильс.
— Отличный отчёт! — воскликнул Белов, искавший до этого возможность назначить немца капитаном дружинников. — Ну что же, в последнее время ты, Конрад, проявил себя с лучшей стороны. Отныне будешь получать капитанское жалование.
— Благодарю вас, — склонил голову засиявший, словно тульский самовар, Дильс. — Герр Брайан, а вы ведь христианин восточного обряда, присущего московитам? — осторожно осведомился он.
Белов немного растерялся, да и было отчего. Службу в местной кирхе он не посетил ни разу, лишь единожды зайдя туда с чисто ознакомительным визитом. Посему он кивнул в ответ на вопрос Конрада.
— Отчего вы не поставите свою церковь? Ведь у вас ещё дюжина московитов на острове, — пожал плечами Дильс.
— Спасибо, Конрад, за совет, — проговорил Брайан. — Я подумаю.
Вечером Брайан согласился принять англичан. На этот разговор Белов пригласил и своих товарищей — Ивана Микулича, да Тимофея Кузьмина. С самого начала весны они оба занимались обустройством ангарского торгового двора неподалёку от гавани Аренсбурга. Они же обследовали и небольшой островок Абрука, отстоявший на несколько километров от столицы острова и нашли его пригодным для строительства складских и жилых помещений иностранных купцов. Потому как на сам Эзель пускать иностранцев на постоянной основе Белов категорически не желал, справедливо опасаясь шпионажа.
— Днём пусть заключают сделки в городе, а вечером уходят на Абруку, — заключил в итоге наместник. — Знаю я этих прощелыг, в каждой торговой конторе шпион на шпионе сидит!
Кроме того, новгородец и москвич занимались общей документацией, проверяя правильность составления отчётности курляндских чиновников по совершённым сделкам. Сам Белов также регулярно занимался проверками — в итоге к концу первого года было заменено несколько курляндцев, схваченных на воровстве, а также возвращено в казну изрядное количество монет. В связи с этим, воровство резко снизилось, а вскоре и вовсе представляло собой вполне безобидные попытки нагреть руки лишь на мелочах, не проходящих по документам. Насчёт сего Белов безмерно удивлялся — ведь получая жалование, едва ли не втрое превышавшее средний заработок в той же Митаве, столице герцогства, чиновник продолжал воровать. Что это, как не дурость? Ибо потерять место на Эзеле — это целая трагедия для человека. Тот же Виллемс это прекрасно понимал и на службе проявлял себя с самой лучшей стороны. Что же заставляло остальных красть из кармана того, кто платит тебе отличные деньги? Как урождённый американец, Белов относился к этому очень щепетильно и каждый новый случай возмущал его до глубины души. Но всё же в целом он был доволен — ситуация с финансами была под самым строгим контролем.
Что до троицы морпехов, что оставались с Беловым, то каждый из них имел свой фронт работ — Николай отвечал за работу с наёмниками, Сергей был начальником арсенала, а Виталий, бывший прапорщик, возглавлял небольшой флот острова. На данный момент в его состав входили шлюп «Адлер», шхуна «Ангара», да несколько баркасов. Он же командовал обороной гавани. Негусто, скажем прямо, но флот — дело наживное. А андреевские стяги уже лежали в арсенале, ожидая своего часа.
Время назначенной встречи с британцами настало, к этому моменту все собрались в кабинете наместника Эзеля. К первой встрече с представителями иностранного государства за столом наместника, на стене, была закреплена плотная материя с гербом острова — на голубом фоне была изображена белая ладья с золотыми щитами по борту, плывущая по волнам. Особую пикантность композиции придавал герб Ангарии, находившийся на парусе ладьи.
— Герр Томас Уильям Тассер и Патрик Девис Дойл! Купцы Эстляндской торговой компании! — провозгласил немец, раскрывший перед британцами дверь. После чего их пригласили занять мягкие стулья напротив стола наместника. Как заметил Белов, Патрик сильно волновался, стараясь не показывать этого. А вот второй источал полнейшее спокойствие и даже некоторую вальяжность. Сев на стульчик, он заложил ногу на ногу и сложил руки, уставившись на наместника. У Дойла же глазки нервно бегали из стороны в сторону. Он оглядывал и дюжего немца, который совсем недавно вытолкал его из этого кабинета, и двух московитов, сидевших справа от сумасшедшего ангарца.
— Господа купцы, так что же вас интересует? — начал разговор наместник. — В данный момент наши склады совершенно пусты и никакой продукции пока что нет. Вряд ли мы можем предложить вам в скором времени хоть что-нибудь. Однако вы можете ознакомиться с каталогом нашей продукции.
С этими словами Кузьмин передал Тассеру альбом, над которым все шестеро ангарцев работали не один месяц. В нём была описана, а кое-где и приложена в качестве иллюстрации продукция невеликой пока ангарской промышленности. Томас, приподняв от удивления одну бровь, задумчиво листал альбом. Брайан, поднявшись из-за стола, пояснял на английском языке свойства того или иного товара. Сэр Томас, пролистав весь альбом до самого конца, так и не обнаружил там того, зачем он, собственно, появился на острове.
— Господин наместник, — начал он, подождав, пока Брайан сядет. — Давайте говорить начистоту. Мы знаем, что вы продали датскому королевству мушкеты отличного качества. Они превосходят лучшие голландские образцы. Нам так же хотелось бы получить их в значительном количестве.
— Сэр Томас, вот с этого и надо было начинать, — назидательным тоном проговорил Белов. — Вы же прикидываетесь купцами и дурите людям голову.
Тассер дипломатично промолчал, только лишь разведя руки в стороны.
— Какие у вас полномочия, сэр Томас?
— Я прибыл с ознакомительными целями, — уклончиво отвечал британец. — Я не обладаю посольским статусом. Но мои слова будут сказаны ближайшему помощнику короля Англии — сэру Эдварду Хайду, канцлеру казначейства Его Величества.
Белов удовлетворённо кивнул и, сделав продолжительную паузу, словно собираясь с мыслями, проговорил:
— Дело в том, сэр Томас, что с королём Кристианом, как и с русским царём, нас связывают дружеские отношения и взаимовыгодные интересы. К тому же взаимные интересы Москвы и Копенгагена прекрасно дополняют друг друга, никоим образом не конфликтуя.
— Надеюсь, мы так же сможем иметь дружеские отношения? — воскликнул вдруг Патрик Дойл, удостоившись благосклонного кивка головы старшего товарища вкупе с его недовольным взглядом.
— Возможно, — учтиво ответил Брайан. — Чьи интересы вы представляете, господа?
— Бога и короля! — вновь воскликнул Патрик, снова проявив свою нетактичность.
Тут уже и Белов с неудовольствием посмотрел на Дойла. Тассер немедленно, говоря лишь одними губами, приказал молодому компаньону впредь держать язык за зубами.
— Как сказал мой друг, мы представляем интересы короля Англии, — продолжил Томас. — Карла Стюарта, короля Англии, Шотландии, Ирландии и Островов.
— Насколько мне известно, в данный момент у Карла большие трудности? — сказал ангарец, внимательно наблюдая за британцем.
— Проблемы немалые, но наш король сможет призвать себе удачу. Поражения мы не потерпели, — спокойно отвечал Томас.
— В таком случае, вам следует беречь своего короля и не позволять ему рисковать собой. Ибо он — это то знамя, которое вы несёте. Попробуйте договориться с ирландцами, шотландцами.
— Так что насчёт ваших мушкетов? — Тассер впервые проявил нетерпение, чем выдал своё волнение.
— Касательно нашего оружия, — проговорил Белов. — Я напишу письмо моему князю, вполне возможно, что мы сможем начать поставлять вам мушкеты. Но для этого нам необходимо спокойствие на Балтике. А оно будет обеспечено после победы Дании над шведским королевством, — после чего ангарец замолчал и встал со стула, показывая этим, что время встречи истекло.
— Анна, мать нашего короля — датская принцесса, — вставая, проговорил Томас. — Король Карл вряд ли будет желать поражения отечеству своей уважаемой матери.
— Время покажет, дорогой друг Томас, — позволил себе некую снисходительность Брайан, провожая того до дверей. — Наше сотрудничество будет возможно только после установления мира на Балтике, — напомнил ангарец уже вышедшим из кабинета британцам.
Внешний двор замка был залит ярким солнечным светом, игравшего бликами на окошках низких домиков, стоявших там. Немногочисленные внутри укреплений деревья лениво шумели листвой в угоду мягкому ветерку, дующему с гавани время от времени. А вездесущие воробьи, стайками скачущие по вымощенной камнем мостовой, чирикали громко и весело. Уж им-то было не до человеческих проблем. Открыв окно, Брайан проводил взглядом англичан, сопровождаемых дружинниками до мостика над заполненным водою рвом, после чего он снова сел за стол. Взявшись за карандаш, Белов ещё раз прокрутил в уме весь разговор с британцами и, вздохнув, принялся писать отчёт о переговорах. Опираясь на него, Брайан планировал чуть позже написать в Ангарск более развёрнутое послание, присовокупив своё мнение по вопросу возможного сотрудничества с роялистами.
— И, пожалуй, теперь надо поскорее начать укрепление бастионов и устроить казематы для орудий вокруг замка, — обратился к своим товарищам ангарский наместник. — Бруно, нужен хороший инженер-фортификатор для организации работ. Найдёте в Курляндии такового?
— Отчего же не найти, герр Брайан? — ответил Ренне. — Найдём!
Молодой парень в форменном обмундировании, провожаемый семьёй, остановился у околицы. Обняв отца и мать, он взял на руки Андрейку, сына соседей, так же провожавших его сегодня. Малыш доверчиво прижался к нему личиком и цепко обхватил ручонками за шею, после чего немедленно захныкал.
— Ты иди, Сташко, — проговорила мать, забирая Андрейку на руки. — Что влагу разводить, да сердце изводить? Вона, пароход гудки даёт, а значит, ждут тебя.
— Ну бывай, сын! — ещё раз обнял сына Славков-старший. — Служи по чести. А за нас не беспокойся, всё будет хорошо. Ты главное опосля по рации в весточке обскажи всё как есть. Староста передаст.
— Хорошо, отец! — воскликнул Сташко и, придерживая рукой винтовку, припустил к пристани.
Он и ещё дюжина молодых жителей Ангарска отправлялись на верфи Албазина, где были заложены остовы двух кораблей-близнецов — корветов «Удалец» и «Забияка». Пароходу, что вёз работников до самого Читинского острога, оставалось забрать ещё небольшие группы людей в Усолье и Новоземельске. Судно, пыхтевшее чёрным дымом, тянуло за собой и баржу с машинами, узлами и механизмами для паровых корветов. Вскоре второй пароход должен будет туда же доставить с Ангары оставшиеся части машины, снасти и вооружение для корветов.
К своим неполным двадцати годам Сташко Славков окончил с отличием среднюю школу, прошёл курсы стрелков и последние два года обучался в Удинском военном училище на артиллериста. Пример Яна Вольского, переселенца из числа литвинов воодушевлял Славкова ещё в училище. Вчерашний сын часовщика из Орши сейчас был капитаном артиллерии в Сунгарийске — важнейшем форпосте всего княжества. Попутно с основным обучением он учился выполнять плотницкую и столярную работу, которая была нужна на верфях. Да и знание какого-либо ремесла — это необходимость для каждого ангарца. Ведь армейская жизнь — она такова, что сегодня ты стреляешь во врага, а завтра ты строишь, ремонтируешь, льёшь металл или водишь пароход. Так и в Албазине — сначала корабль надо было, что называется, сделать, а потом на нём служить. Датские и немецкие мастера-корабелы недолго обсуждали проект корветов группы капитана Сартинова. Как профессионалы своего дела, они поначалу сдержанно, а потом и восторженно оценили знания ангарцев, в том числе в вопросе решения проблемы поперечного изгиба балок. Под руководством бывших офицеров Северного флота мастера смогли научиться количественно определять напряженное состояние элементов корпусных конструкций и рангоута, заранее рассчитывать водоизмещение корабля, а табель корабельных пропорций стал для них сущим откровением. Многие работы офицеров европейцам и вовсе нельзя было показывать, ибо в этом случае их и вовсе не следовало бы отпускать домой. Ни к чему было заниматься прогрессорством европейского кораблестроения. От датчан сначала требовалось сработать на наклонном стапеле киль со штевнями, днище и борта судна по всей высоте со всем набором и обшивкой — то есть сделать эдакую водонепроницаемую скорлупу будущего корвета. Уже потом, на втором этапе, скорее всего на следующий год эту пустую скорлупу нужно было, освободив от распорок, спустить на воду. Ну а далее датчане должны будут показать своё искусство устройства облегчённого парусного вооружения — такелажа, рангоута и парусов.
Конечно, не стоило ожидать, что такая работа будет скорой, но она была необходима по нескольким причинам. Самая важная из них состояла в том, чтобы замкнуть цепь первой волны экспансии Ангарии. Сейчас, когда первоангарцы ещё были полны энергии, нужно было максимально прочно закрепиться на рубежах. Уже потом расширять эти рубежи предстояло их потомкам. И хотя Соколов думал о большем, многим казалось — вот он, край. Корветы должны были закрепить ангарское княжество на побережье Японского моря. Хотя почему Японского? Сейчас имя это было вакантно, у ангарцев имелась возможность назвать его на своё усмотрение. С помощью корветов ангарская власть планировала встать твёрдой ногой в заливе, который члены пропавшей экспедиции знали как залив Петра Великого. Там планировали основать Владивосток. В том же районе должны были расселиться все поморы. И туда же, на причудливо изрезанные скалами, заливами и бухточками, окаймлённые многочисленными островами берега планировали переселить всех айнов из устья Амура. Богатый самыми разнообразными дарами моря край с прекрасной природой и более мягким климатом, должен был стать непременным владением Ангарска. И уже оттуда можно было осуществлять сотрудничество со всеми странами и народами региона, а также отстаивать свои интересы, защищая Приморье от непрошеных чужаков.
Сидя на ящиках, покрытых непромокаемой тканью, Славков с грустью смотрел на проплывающие мимо зелёные берега. Родные берега? Он поймал себя на мысли, что действительно родная Белозерская земля с какого-то момента исчезла для него. Что она где-то там, в густоте белого тумана, в рассказах отца и старшего брата. Далёкая и недоступная, отчего-то холодная и недобрая. Он не понимал, почему так стало. Сташко не помнил ничего плохого, что бы с ним там случилось, но и ничего хорошего он не мог сказать о прошлом. Будто и не было его. Крепко задумавшись, он и не сразу заметил, что к нему кто-то обратился.
— Привет, ты чего нос повесил, братишка? — подошёл к Славкову широкий в плечах парень лет двадцати пяти. — Не грусти, домой успеешь ещё вернуться. Иль по девахе какой грустишь? Тогда да, оно дело такое, — стукнув прикладом винтовки о доску палубы, он присел рядом со Степаном и протянул тому руку. — Аким!
Славков пожал протянутую ладонь и произнёс в ответ:
— Сташко.
— Откуда будешь, дружище?
— C Ангарска, — ответил тот, после чего, подумав, добавил, — а вообще, с Белозёрья.
— А я с Мезени, с Беломорья, — широко улыбнулся Аким. — Вот так мы с тобой на Беловодье и оказались! А ты тоскуешь! Эх, Сташко, нет тут времени тосковать!
— Погодь, — буркнул Славков. — Нешто Беловодье тут?
— А то! — воскликнул помор, вскинув руки. — Скоро сам увидишь, как на Байкал-батюшку выйдем.
— Был я там, знаю, — кивнул головой Сташко.
— Ну вот, а ты я смотрю, в артиллеристах ходишь? — Аким указал на значок артиллериста второго класса, висевший на кителе его собеседника. — Доброе дело. А мне одна дорога — в моряки, иного не дано.
— Парни говорили, на следующий год уже на воду корветы спустим? — спросил Славков. — Сладим ли?
— Сладим! — воскликнул помор, хлопнув товарища по плечу. — Нешто мы сладить корабль не сможем? Вот умора будет! А через два года будем Владивосток с тобою, Степан, ставить! Чуешь?
— Владеть Востоком будем! — с готовностью ответил Сташко.
Пароход, тем временем, приближался к Усолью, чтобы забрать там ещё два десятка молодых ребят с горящими от гордости за себя глазами. Не каждому дано стать членом первых морских команд! Только лучшие этого достойны.