2. Королевский путь. Завоевание Калифорнии

Вечер спустился в Ла-Рейна-де-Лос-Анхелес. В окнах зажегся свет, из печных труб показался дым. Воздух наполнился ароматами горящего дерева и жареного мяса.

Джонстон Маккалли. «Зорро в погоне за „шакалом“». 1933

Территория Калифорнии обширнее территории Германии, Италии или Японии. Калифорнийская экономика сильнее экономики России. Сейчас это самый населенный и один из самых богатых штатов самой развитой в мире страны. А всего двести лет назад Калифорния была дикой и практически неосвоенной европейцами страной на самом краю географии. Старый Свет жил наполеоновскими войнами, «североамериканский» Новый Свет — дебатами об отмене рабства, «латиноамериканский» — освободительными походами Симона Боливара и Франсиско де Миранды. В отдаленные районы вице-королевства Новая Испания даже важные новости доходили с большим опозданием. О том, что Испания в сентябре 1821 года потеряла контроль над Мексикой, в Калифорнии узнали только следующим летом, а до того лишь беспокоились, что корабли из южных портов Сан-Блас и Панама с зарплатой для солдат и святыми книгами для монахов задерживаются дольше обычного. Городов в этих краях еще не существовало, английская речь считалась диковинкой, трапперы с севера и востока забредали редко. Не было ни Голливуда с Аллеей звезд, ни Беверли-Хиллз с бульваром Сансет и улицей самых дорогих в мире бутиков — Родео-драйв, не было пляжей Малибу и рок-групп «Eagles» и «Beach Boys». Окруженная загонами для выпаса скота деревушка с парой десятков беленьких каменных зданий у недостроенной церковной колокольни, вокруг которой вырос четырехмиллионный теперь мегаполис, пышно именовалась El Pueblo de Nuestra Señora la Reina de los Ángeles sobre El Río Porciúncula — селение Девы Марии, царицы Ангелов, на реке Порсьюнкуле. Из соседних францисканских миссий Сан-Габриэль и Сан-Хуан-Капистрано сюда вела широкая по местным представлениям дорога, на которой всадник мог разминуться с повозкой. В Калифорнии той поры не зрели виноградники, не росли, как сейчас, персиковые сады и цитрусовые рощи. Но изменения происходили быстро. Всего-то через столетие большой город на берегу залива Санта-Моника за яркость и роскошь получил совсем не ангельское прозвище Большой Апельсин.

Американским штатом номер 31 Калифорния стала в 1850 году, до того пережив три столетия робких попыток испанской, английской, французской, даже русской колонизации. Первые закованные в латы конкистадоры ступили на калифорнийскую землю еще в начале XVI века, однако двести с лишним лет Мадрид мало занимался этой труднодоступной заморской территорией. Плодородную землю на тихоокеанском побережье первые миссионеры поэтически называли «испанская Аркадия», но на быстрое освоение этой новой Аркадии у Испании не хватало ни сил, ни средств, ни, похоже, энергии завоевания. Великая империя лишь коснулась Калифорнии острием своей колониальной шпаги.

К организации системы постоянных поселений на территории нынешнего американского штата Калифорния, и мексиканских штатов Нижняя Калифорния (Baja California), и Нижняя Южная Калифорния (Baja California Sur) испанцы приступили к концу XVII века. Носителями цивилизации и истинной веры выступали монахи. Первой зоной освоения стал юг Калифорнийского полуострова, системой поселений на этих землях руководили сначала иезуиты, потом доминиканцы. После того как в середине XVIII столетия Лондон, Париж, Санкт-Петербург организовали несколько тихоокеанских экспедиций, Мадрид обеспокоился судьбой самых своих отдаленных владений. С 1769 по 1791 год, закрепляя испанское влияние, отряды священников и солдат один за другим отправлялись в дальние походы вдоль побережья, на север. На пути от Сан-Диего до Сан-Франсиско возникла череда немноголюдных поселений, религиозных миссий, форпостов христианства, словно спица, пронзившая огромную территорию с юга на север. Белый человек нес туземцам не столько меч, сколько крест. Антропологи считают, что в ту пору Калифорнию населяли двести или двести пятьдесят тысяч индейцев десяти или двенадцати племенных групп. Пришельцев они встречали иногда враждебно, иногда — безразлично, но всегда — недоверчиво. Католический историк Мэйнард Гейгер писал: «Этот испанский порыв был имперским в своей основе, протекционистским по своей цели, однако преимущественно спиритуальным по методам исполнения». Колонизацию Верхней Калифорнии (California Alta) король Карлос III, потерявший доверие к иезуитам, поручил францисканской братии. Двух первых дикарей францисканцы Хуниперо Серра и Гаспар де Потрола обратили в христианство 22 июля 1769 года близ только что основанной ими миссии Сан-Диего-де-Алькала. Об этом событии теперь напоминает бронзовая статуя: отец Хуниперо напутствует под крестом мальчика из племени хуаненьо.

Каталонский монах-минорит Хуниперо Серра руководил планированием и строительством миссий, его и назначили первым настоятелем Верхней и Нижней Калифорнии. Миссионеры были людьми особого кроя, одержимыми и мужественными. За полвека в колонизации территорий к северу от Сан-Диего приняли участие полторы сотни францисканцев, в подавляющем своем большинстве — испанцев. Все они приезжали в Америку «в командировку» на десятилетний срок, но многие оставались здесь навсегда; около семидесяти монахов умерли, двое погибли от рук восставших индейцев как мученики. В муках после пятнадцати лет активного миссионерства скончался и отец Хуниперо: семидесятилетним стариком он умер от укуса змеи. За заслуги перед церковью Хуниперо Серра беатифицирован в 1988 году Римским Папой. Блаженный Хуниперо — почетный гражданин Америки, его скульптурное изображение в здании конгресса США символизирует Калифорнию. В самой Калифорнии имя Хуниперо Серры носят самый старый на территории штата храм и горная вершина в окрестностях Монтерея.

Система испанских поселений в Верхней Калифорнии в основном сформировалась в течение первой четверти века продвижения монахов и солдат на север. Она включала в себя двадцать одну миссию (последняя, Сан-Франсиско-Солана, основана в 1821 году), несколько pueblos (селений с секулярным управлением) и полдюжины asistensias («маленьких миссий», где по праздникам проводились службы, но не было постоянного священника). Миссии, получавшие названия по именам католических праведников, вереницей выстроились во славу монарха Карлоса III вдоль без малого тысячекилометрового Королевского пути. Такое название в испанских колониях получали все дороги, находившиеся под юрисдикцией монарха. Название избыточное: Королевский путь представлял собой тропу, по которой можно было двигаться на лошади или муле. Расстояние между миссиями составляло около 50 километров, дистанцию трехдневного пешего марша или однодневного путешествия на лошади. По традиции монахи засаживали окрестности миссий горчицей; первыми рукотворными полянами Калифорнии были не красно-зеленые земляничные, а желтые горчичные, обозначающие близость Дома Христова.

В 1912 году, уже совсем в другую эпоху, пришедшую в запустение дорогу начали асфальтировать. Сейчас значительная часть бывшего El Camino Real — это федеральный хайвей 101, по его маршруту проходят также городские улицы и проспекты, в том числе и знаменитый бульвар Сансет. Один участочек Королевского пути, у миссии Сан-Хуан-Батиста, сохранили в неприкосновенности. По всей бывшей монашеской тропе установлены колокола, напоминающие о том времени, когда Калифорния была не страной золотоискателей, не землей битников, не царством кинозвезд, а обителью подвижников.

Францисканский монах Хуниперо Серра. Почтовая открытка начала XX века.

(© Lake County Museum / CORBIS / РФГ.)


В каждой католической миссии проживали два монаха и отряд из пяти-восьми солдат под командованием капрала, обеспечивающий какой-никакой контроль над окрестностями. В Новом Свете францисканцы изменили своей европейской моде: они облачались не в коричневые, подпоясанные вервием рясы с капюшонами, а в серые одеяния и широкополые шляпы. Поселенцы привозили с собой неизвестные в Америке растения и животных, обучали индейцев ремеслам, испанскому языку и основам Писания. Номинально главной считалась, конечно, задача духовного обновления: к концу 1832 года францисканцы обратили в христианство около 90 тысяч местных жителей, благословили около 25 тысяч браков и зарегистрировали почти 65 тысяч смертей. После крещения индейцев привлекали для хозяйственных работ, разведения скота, строительства дорог и акведуков. Основой экономики миссий были сельское хозяйство и кустарное ремесленничество. Монахи вместе со своей паствой разводили европейские и азиатские фруктовые культуры, включая апельсины, виноград, яблоки, груши, оливки, персики. В 1783 году в миссии Сан-Хуан-Капистрано начали производить вино. Здесь разливали белые и красные, сухие и сладкие вина, выстаивали бренди и похожее на портвейн крепленое вино angelica, все из винограда сорта criollo. В 1804 году в миссии Сан-Габриэль-Арканхел разбили первый в Калифорнии апельсиновый сад. В пору расцвета Королевского пути в системе миссий было почти 250 тысяч голов крупного рогатого скота, 35 тысяч лошадей, 270 тысяч овец. Сельскохозяйственных животных на развод доставляли морским путем из южных областей Новой Испании.

Миссию Сан-Хуан-Капистрано-де-Сахавит (так называлось расположенное в этих местах индейское поселение) отец Хуниперо Серра основал седьмым звеном своей «католической цепочки» в 1776 году. Миссия носила имя итальянского теолога и реформатора францисканского ордена Джованни ди Капистрано, канонизированного Папой Александром VIII в 1690 году за неустанное распространение веры. Этот монах из селения Капистрано неподалеку от Абруццо в первой половине XV века прославился сначала гонениями на сектантов в Италии, а потом борьбой с гуситской ересью в Центральной Европе. В 1456 году Джованни ди Капистрано во главе шестидесятитысячной армии отправился «воевать турок» и даже разгромил войско покорителя Константинополя султана Мехмета II неподалеку от Белграда, после чего неожиданно помер от чумы.

К моменту провозглашения независимости Мексики миссия имени святого Джованни-Хуана была самой большой на Королевском пути. Именно поэтому, вероятнее всего, Джонстон Маккалли и назначил разбойника Зорро ее «проклятием». Сейчас об этой миссии, отреставрированной в конце XIX века после десятилетий запустения и превращенной в памятник национального значения, говорят так: «лучшая из францисканских руин». Здесь находится самое старое здание в Калифорнии — построенная в 1782 году церковь, она и известна как храм отца Серры. И если не обращать внимания на шум шоссе, а просто любоваться точеным силуэтом церковного портала с четырьмя подвешенными в окнах-проемах колоколами, то испанская Калифорния предстанет тем царством Божьей любви, о котором и мечтали францисканские монахи.

Селение Ла-Рейна-де-Лос-Анхелес, где разворачивается основное действие романа Маккалли, располагалось неподалеку от соседней миссии «номер восемь» Сан-Габриэль-Арканхел. На берегах протекавшей здесь реки Порсьюнкулы, названной в честь итальянского городка, где вершил службу Франциск Ассизский, стояли индейские хижины, поэтому монахи сочли это место подходящим опорным пунктом. Статуса миссии Лос-Анхелес не получил, оставшись гражданским поселением, жители которого пасли скот и занимались полевыми работами. Индейцы вскоре покинули окрестности Порсьюнкулы, обращать в христианство стало практически некого, даже строительство храма Божьего здесь закончили только в 1822 году, через полвека после основания поселения. Четырьмя годами ранее владелец ранчо La Brea дон Франсиско де Авила закончил возведение самого старого из сохранившихся до нашей поры зданий Лос-Анджелеса, особняка Adobe Avila. По тем временам дом был так хорош, что глазеть на него приходили едва ли не все 650 жителей местечка.

Вслед за монахами и солдатами в Калифорнии появлялись крупные землевладельцы. Испанские власти поощряли эмиграцию на малоосвоенные просторы Нового Света: кабальеро приезжали с королевскими дарственными грамотами на большие земельные наделы. Джонстон Маккалли упомянул об этом в рассказе «Зорро наперегонки со смертью»: дон Алехандро протестует против действий нового командира гарнизона, вознамерившегося отобрать у него собственность. Кабальеро уверял, что земли переданы семейству Вега королевским указом. Самое большое ранчо из тех, которые Карлос III пожаловал новым калифорнийским дворянам, переселившимся сюда из Испании или Мексики, принадлежало некоему Мануэлю Ньетосу. Он получил в 1784 году более тысячи квадратных километров пастбищ. Владения Ньетоса простирались от реки Санта-Ана до реки Сан-Габриэль, от горной гряды до побережья океана. Эти территории и мог описать Маккалли, рассказывая о поместье семейства Вега. К концу периода испанского правления число Californios, белых испаноязычных эмигрантов в Калифорнии, историки оценивают примерно в 10 тысяч человек. Люди благородного происхождения, около 800 «фамилий», концентрировались вокруг больших ранчо и жили в основном за счет сельского хозяйства.

Та Калифорния начала XIX века, которой восхищается автор «Проклятия Капистрано», кажется ему страной природной гармонии и чистых человеческих отношений. «В Калифорнии не было отелей, — пишет Маккалли. — Они и не требовались: все двери были открыты. Ночлег, свежая лошадь, даже деньги были к услугам гостей, все равно — друзей или незнакомцев». Монахи-миссионеры послужили для писателя примером отношения к жизни и долгу, их-то и защищал благородный Зорро от произвола жадного губернатора и его вороватых подчиненных, ради них ночной разбойник и выбрал свой Королевский путь. Монашеская калифорнийская жизнь и впрямь не была ни спокойной, ни благостной. Индейцев ружьем и молитвой держали в раболепном подчинении. За три века испанской колонизации из-за притеснений новых хозяев и эпидемий привезенных вместе с фруктами и овощами из Европы болезней, против которых у индейцев не было иммунитета, численность коренных жителей Калифорнии сократилась втрое. То-то теперь некоторые исследователи обвиняют просвещенных францисканцев в упадке традиционной индейской культуры! Когда Калифорния присоединилась к Соединенным Штатам Америки, ее население не составляло и ста тысяч человек.

Далеко не все индейцы добровольно желали превращаться в детей Христовых, а потом с утра до вечера работать в садах, мастерских и на плантациях. Католические миссии не раз и не два становились объектами нападений недружественных дикарей, восстания индейцев в испанской Калифорнии были явлением будничным. У поселенцев хватало и других врагов: в конце 1818 года, например, несколько миссий подверглись набегам пирата Иполито Бушара, француза, выходившего в море под флагом «объединенных провинций Рио-де-ла-Плата». Опорой королевского влияния и залогом консолидации окрестных земель под скипетром монарха были военные форты, presidios, в каждом из которых под прикрытием пары пушек упражнялся в практике карательных экспедиций гарнизон в несколько десятков штыков. Из этих деревянных крепостей и отправлялись в цивилизаторские миссии монахи-францисканцы. В военном отношении Верхняя Калифорния была разделена на четыре района с центрами в Сан-Диего, Санта-Барбаре, Сан-Карлосе и Сан-Франсиско. По мере того как сопротивление индейцев ослабевало, а европейцы осваивались на новых территориях, значение presidios уменьшалось, на их месте возникали гражданские поселения. Позже, в 1836 году, на дальнем калифорнийском севере, в Сономе, неподалеку от Форт-Росса, мексиканские власти основали крепость для предотвращения русской экспансии. На десятилетие Сонома стала штабом назначенного из Мехико «главнокомандующего на северной границе Верхней Калифорнии», другие presidios к тому времени уже были заброшены. Но, пока они существовали, снабжение гарнизонов продуктами и простенькой мануфактурой относилось к обязанностям миссий, и эти вопросы вызывали постоянные трения между военными и монахами, ведь миссионеры жили совсем небогато.

Испанские власти планировали (по опыту, применявшемуся в Мексике, Центральной Америке и Перу) в течение десяти лет передать все миссии в гражданское управление, а окрестные земли разделить между креолами и индейцами. Однако практика показала, что для колонизации далекой Верхней Калифорнии требовалось значительно больше времени. Ни одна из калифорнийских миссий не стала полностью самофинансируемой, вице-королю приходилось периодически прибегать к денежным — пусть и скромным — вливаниям. После начала в 1810 году войны за независимость Мексики эта помощь прекратилась, и поселенцы вынуждены были полагаться только на собственные силы. В 1819-м Испания приняла решение приостановить экспансию на север. Торговые контакты с англичанами и американцами, важные и прежде, приобрели для обитателей миссий жизненное значение.

Далекая Калифорния оказалась последней провинцией, присягнувшей на верность завоевавшему самостоятельность мексиканскому государству. Автор книги «История Калифорнии, испанский период» Чарльз Чэпмен свидетельствует: новая власть калифорнийцев скорее раздражала. Северная часть Калифорнии поначалу была настроена к Мехико лояльнее; между Сан-Франсиско и Монтереем на севере и Лос-Анхелесом и Сан-Диего на юге быстро началось соревнование за право стать столицей территории. В 1835 году мексиканский конгресс предоставил Лос-Анхелесу статус города и провозгласил его административным центром Верхней Калифорнии, но этот вердикт толком не успели претворить в жизнь. Лос-Анджелесу, кстати, так и не суждено было стать столицей, ведь главным городом штата в конце концов назначили Сакраменто. У этого решения имелась своя логика: американцы, в основном занимавшиеся охотой, старательством и торговлей, освоили север нового штата с его богатыми месторождениями золота быстрее и основательнее, чем преимущественно руральный испаноязычный юг. В Калифорнии, где и сейчас около трети жителей считают родным языком испанский, это разделение чувствуется до сих пор.

Мексиканская власть принесла в Калифорнию новые порядки и свои нравы. Назначенный правительством губернатор предоставил индейцам гражданство. В 1833 году в Мехико приняли решение о быстрой, в течение трех лет, секуляризации католических миссий. Половина их собственности распределялась между индейцами, другая подпадала под управление гражданской администрации. Среди новых администраторов, что бы там ни писал о добрых калифорнийских нравах Джонстон Маккалли, честных людей оказалось немного, многие бессовестно обогащались, а Зорро на них не нашлось. Индейцы не понимали значения частной собственности и не были подготовлены к независимому хозяйствованию. Они за бесценок продавали свои земли. Католическая братия покидала миссии, по возможности забирая с собой все ценное, а опустевшие здания местные жители обычно растаскивали на стройматериалы. Ни мексиканским, ни тем более сменившим их американским властям система католических миссий не понадобилась. В истории Калифорнии началось новое время, эпоха золотоискательства, железных дорог, промышленного бума, и смиренная братия с ее проповедями оказалась ни к чему.

Единственным оплотом францисканцев в Верхней Калифорнии, где присутствие монахов не прерывается до сих пор, осталась миссия Санта-Барбара. Здесь хранится католическая документация, здесь — самая старая библиотека в штате, и в наши дни остающаяся в ведении Церкви. «Католические руины» Калифорнии мало-помалу зарастали бурьяном. В 1875 году американский иллюстратор Генри Чэпмен Форд с красками и мольбертом проехал по всему бывшему Королевскому пути, остановился в каждой миссии и создал большую, в несколько сотен листов, серию офортов и картин. Поездка Форда и идиллические воспоминания о прошлом вызвали в Калифорнии на переломе XIX и XX веков даже архитектурную моду. Популярным стал mission revival style, «миссионерский стиль»: нарядные белые особнячки с плоскими крышами, тенистые дворики-патио, внешняя аскеза, дорогая скромность во всем. Не будь художника-аккуратиста Форда, вероятно, старые калифорнийские стены восстановить в точности было бы невозможно. Но — восстановили, превратили в музеи. В 2004 году президент Джордж Буш подписал акт о сохранении францисканских миссий в Калифорнии — документ «весом» в 50 миллионов долларов.

Мексиканская власть продержалась в Калифорнии всего четверть века. Огромное молодое государство с неустойчивой политической системой оказалось не в силах противостоять напористому порыву американцев на запад. В 1840 году глава французской научной экспедиции Эжен Дюфло де Морфэ оставил такую запись в путевом дневнике: «Очевидно, что Калифорния будет принадлежать той стране, которая первой пришлет сюда пару сотен солдат под командованием головореза порешительнее». В это время русские еще не свернули деятельность Форт-Росса. Мексиканский генерал Мариано Вальехо докладывал губернатору из Сономы о казавшихся ему бесспорными французских «интригах» и притязаниях на окрестные земли. Но Париж и Петербург не приобрели, а потеряли земли и влияние в Новом Свете. Западные территории Америки достались американцам.

Слухи о несметных богатствах Калифорнии оказались правдой: в январе 1848 года в окрестностях Сакраменто нашли золото. К этому моменту двухлетняя американо-мексиканская война, жертвами которой с обеих сторон стали почти сорок тысяч человек, уже подходила к концу. В Калифорнии военная кампания оказалась, по описаниям историков, бурной, но почти бескровной; американский экспедиционный корпус не насчитывал и семи сотен морских пехотинцев и драгун. Калифорния успела даже несколько недель побыть независимым государством, подняв в Сономе знамя с изображением бурого медведя, но этот миг остался в истории скорее забавным эпизодом. Мексика потерпела унизительное поражение в войне, лишившись почти половины своих территорий. Компенсация в 18 с лишним миллионов долларов, или в 15 миллионов песо, выплаченная Вашингтоном за получение огромных земель, от атлантического побережья до тихоокеанского, площадью почти в полтора миллиона квадратных километров, не позволила президенту Мануэлю де ла Пенье хоть как-то «сохранить лицо». Он подал в отставку.

После перехода Калифорнии к США индейцы потеряли права на собственность, гражданства на новой родине они не получили. Но и белые калифорнийцы оказались плохо подготовлены к политическим переменам: границы ранчо не были четко определены, отношения собственности не были четко урегулированы. Историки говорят, что в ту пору Калифорния жила «по старым мексиканским законам, новым американским принципам и правилам частной инициативы». В 1850 году власти ввели повышенные налоги и другие ограничения для золотоискателей, которые не были урожденными гражданами США. Начались столкновения между californios и Californians, представителями испаноязычной и англоязычной культур. Население штата стремительно увеличивалось; к 1855 году искать сокровища преимущественно на север Калифорнии приехали более 300 тысяч новых поселенцев. За первое пятилетие «золотой лихорадки» из калифорнийской земли извлекли 370 тонн золота.

Тех южных смельчаков (или негодяев?), которые решились на вооруженное противостояние экспансии янки, в Калифорнии назвали не нуждающимся в переводе на русский язык словом bandidos. Эти бродяги отчасти послужили моделью для образа Зорро, ведь в народе многие считали их заступниками. Изменению в общественном сознании образа испаноязычного калифорнийского поселенца, который из мирного ранчеро волею судьбы превратился в безжалостного мстителя, историк Джордж Форсайт посвятил труд «Разбойник с голубой кровью из Санта-Барбары».

Самым знаменитым калифорнийским bandido считается Хоакин Мурьета (Мурриета, Мурьетта), главарь «банды пяти Хоакинов», в начале 1850-х годов терроризировавшей область Калаверас. Одна из многочисленных вариаций легенды о Хоакине Мурьете гласит, что этот крупный землевладелец креольской крови, настрадавшись от дискриминации по отношению к настоящим Californios со стороны новых властей, вступил в борьбу за справедливость. Другой миф свидетельствует: Мурьета был не то чилийцем, не то мексиканцем, приехавшим в Калифорнию в толпе золотоискателей; оставшись без средств к существованию, он появился на большой дороге, чтобы грабить тех, кто оказался поудачливее его самого. Вместе с ним на лунный свет из ночной тени вышли друзья: Хоакин Ботельер, Хоакин Каррильо, Хоакин Окоморениа, Хоакин Валенсуэла, а также Мануэль Гарсиа по прозвищу Трехпалый Джек. За три с лишним года разбоя (по другой версии — всего за несколько месяцев) Хоакины и Мануэль угнали табуны лошадей, похитили старательского золота на сто тысяч долларов, ограбили несколько банков, а также, ранив десятки, убили девятнадцать человек, среди которых были и местный шериф, и китайские рабочие с золотодобывающих рудников. В Калифорнии Мурьету, не признававшего ни власти, ни флага, прозвали новым Робином Гудом. Одного из участников его банды застрелили; другого повесили. Однако Мурьета снова и снова появлялся по ночам в лагерях золотоискателей у предгорий Сьерра-Невады. Непонятно было, об одной банде шла речь или о нескольких. В конце концов, любой желающий мог назвать себя Хоакином.

В марте 1853 года газета города Стоктон писала: «Быстро набирает силу мнение, что единственный способ вернуть спокойствие в Калаверас — выселить отсюда всех мексиканцев. Тяжелая болезнь требует решительного лечения». Калифорнийский губернатор Джон Биглер сформировал по техасскому образцу специальное полицейское подразделение «калифорнийских рейнджеров». Командир рейнджеров капитан Гарри Лав получил приказ за вознаграждение в тысячу долларов поймать или убить Мурьету и его Хоакинов. Во главе отряда из двадцати всадников капитан денно и нощно в течение двух с половиной месяцев преследовал банду. Наконец, в конце июля 1853 года, в столкновении у ручья Кантуа, в 50 милях от Монтерея, бандиты были обнаружены и — почти все — убиты. Рейнджеры, чудесным образом не понесшие в перестрелке потерь, взяли в плен двоих преступников: один из них через пару дней якобы утонул в реке при попытке сбежать, а другого линчевала толпа мексиканцев, не желавших, чтобы он предстал перед судом. Отрезанную голову двадцатичетырехлетнего Хоакина Мурьеты и отрезанную руку Трехпалого Джека, сохраненные капитаном Лавом в бутылях с бренди, возили по окрестным селениям и предъявляли как свидетельство торжества закона (входной билет стоил доллар). Подвиг капитана, получившего награду за ликвидацию банды, понравился не всем; в смерть Мурьеты многие предпочитали не верить, а победу капитана Лава сочли типичным случаем распространенного на западных американских территориях «пограничного правосудия».

Бренные останки бандита-мученика в народе воспринимали чуть ли не как святыню. Молва утверждала, что рейнджеры пристрелили не Хоакина и его друзей, а безвинных и безвестных мексиканцев, но с наступлением ночи Мурьета появится вновь и восстановит справедливость. Вот что писала в те дни газета «Los Angeles Star», поддерживавшая противников губернатора Биглера: «Хорошо известно, что человек, убитый отрядом капитала Лава, не Хоакин Мурьета. Голова, которую демонстрировали в Стоктоне и Сан-Франциско, не имеет никакого отношения к знаменитому бандиту. Это подтвердили люди, своими глазами видевшие и живого Мурьету, и мертвую голову». Однако нашлись и другие свидетели: семнадцать человек, в их числе местный священник, поставили подписи под документом, в котором утверждалось, что отрубленная голова принадлежала знаменитому бандиту. В сентябре 1853 года губернатор Биглер победил на выборах.

Вопреки всем ожиданиям, Хоакин Мурьета не воскрес ни в окрестностях Монтерея, ни где-нибудь еще. Вымоченную в алкоголе голову потеряли во время землетрясения в Сан-Франциско в 1906 году. Имя Мурьеты в Калифорнии теперь носят водопад и горный каньон. В предгорьях Сьерра-Невады, где некогда орудовала «банда пяти Хоакинов», говорят, еще можно найти бар, салун или постоялый двор, которые Мурьета либо посетил, либо ограбил. А вот калифорнийский город Мурьета своим именем обязан не жестокому bandido, а мирному переселенцу-скотоводу дону Хуану Мурьете, который так любил своих овец, что купал их в минеральных источниках.

Исторические факты не так важны, как легенды. Роман о народном заступнике «Жизнь и приключения Хоакина Мурьеты: знаменитый бандит из Калифорнии», вышедший из-под пера Джона Роллина Риджа, увидел свет уже в 1854 году. Это первая книга, написанная в Калифорнии, и первая книга, написанная писателем-индейцем: в племени чероки Джон Ридж, сын индейского вождя и белой женщины, был известен как Желтая Птица. Фабула романа Риджа такова: молодой мексиканец приезжает в Калифорнию, чтобы попытать золотоискательского счастья. Однако все мечты Хоакина разбиваются, когда «белые американцы» насилуют его жену и вешают его брата за преступление, которого тот не совершал. Хоакин превращается в безжалостного народного мстителя.

Ридж работал редактором и репортером в калифорнийских газетах, одна из которых, «California Police Gazette», перепечатала несколько глав из его романа. Сорокалетняя жизнь этого писателя столь противоречива, что сама могла бы послужить сюжетной основой для увлекательной книги. Двенадцатилетним мальчиком Желтая Птица стал свидетелем смерти своих отца и деда от руки соплеменника; повзрослев, он получил юридическое образование в Арканзасе и Массачусетсе, где женился на белой женщине. Двадцати двух лет от роду адвокат Джон Роллин Ридж вернулся к чероки и убил человека, которого считал виновником смерти отца. Он бежал от правосудия в Калифорнию, где короткое время был золотоискателем, а затем занялся журналистикой и литературным творчеством. Автор осуждающего расовое неравенство романа, Ридж сам был рабовладельцем, а во время Гражданской войны симпатизировал конфедератам.

С ликвидацией «банды пяти Хоакинов» лихие калифорнийские bandidos никуда не исчезли. Еще много лет ночные налетчики беспокоили шерифов и старателей. Весной 1875 года в Сан-Хосе за совершение двух убийств и многочисленных грабежей повесили тридцатипятилетнего Тибурсио Васкеса, банда которого совершила не одно и не два дерзких преступления. Перед смертью выходец из семьи мексиканцев Васкес дал интервью газете «San Francisco Chronicle»: «Я боролся за права моих соотечественников. Власть незаконно отняла наши права». Губернатор в помиловании отказал.

Реставраторы и археологи до сих пор работают в руинах и зданиях католических миссий вдоль бывшего Королевского пути. Историки до сих пор дискутируют о том, действительно ли у ручья Кантуа убили именно Хоакина Мурьету. Литературоведы до сих пор обмениваются мнениями, в какой степени с биографией знаменитого bandido был знаком автор произведений о приключениях человека-лисицы Джонстон Маккалли. Университетские исследования и научные споры наверняка скорректируют представления об истории Калифорнии. Но это никак не скажется на биографии и репутации Зорро. Благородный разбойник был, есть и останется самой главной, самой загадочной, пусть и вопиюще антинаучной, калифорнийской легендой.

Фильмы о Зорро. Дуглас Фербенкс в картинах «Знак Зорро» и «Дон Q, сын Зорро»

«ЗНАК ЗОРРО»

THE MARK OF ZORRO. DOUGLAS FAIRBANKS PICTURES CORPORATION; 1920; 107 МИНУТ.

СЦЕНАРИЙ ДУГЛАСА ФЕРБЕНКСА (ЭЛТОН ТОМАС) И ЮДЖИНА МИЛЛЕРА ПО РОМАНУ ДЖОНСТОНА МАККАЛЛИ «ПРОКЛЯТИЕ КАПИСТРАНО». 
РЕЖИССЕР ФРЕД НИБЛО. 
В РОЛЯХ: ДУГЛАС ФЕРБЕНКС (ДОН ДИЕГО ВЕГА — СЕНЬОР ЗОРРО), МАРГЕРИТ ДЕ ЛА МОП (ЛОЛИТА ПУЛИДО), РОБЕРТ МАК-КИМ (КАПИТАН ХУАН РАМОН), СИДНЕЙ ДЕ ГРЕЙ (ДОН АЛЕХАНДРО ВЕГА), НОА БИРИ-СТАРШИЙ (СЕРЖАНТ ПЕДРО ГОНСАЛЕС), ЧАРЛЬЗ ХИЛЛ МАЙЛЗ (ДОН КАРЛОС ПУЛИДО), УОЛТ УИТМЕН (БРАТ ФЕЛИПЕ), ТОТ ДЮ КРОУ (БЕРНАРДО).

Сценаристы в деталях следуют сюжету романа «Проклятие Капистрано», однако героическую книгу превращают в комедию. Зритель уже на двадцатой минуте становится свидетелем преображения дона Диего в Зорро. Подлинное имя благородного разбойника остается тайной только для киножителей Калифорнии.

Зорро в этом фильме носит поверх широкой черной повязки-банданы узкую черную же маску, скрывающую верхнюю часть лица и не мешающую целоваться с Лолитой Пулидо.

В отличие от персонажа Маккалли, на голове у Зорро не сомбреро, а черная узкополая круглая шляпа по андалусийской моде; у него накладные тоненькие усы, которые однажды смеха ради он приклеивает немому слуге Бернардо. Зорро курит сигары, фехтует рапирой с широким клинком, в котором, как в зеркале, отражается кровавый росчерк в виде буквы Z, оставленный на шее противника. Вороного коня разбойник прячет в подвале; вход в его потайную комнату проделан в коробе стенных часов; ворота замаскированы густыми зарослями. Проникнув в сад асиенды Пулидо, Зорро сразу же, не боясь пощечин, начинает целовать Лолите руки и декламировать ей стихи: «Я сорву десять тысяч роз, чтобы они умерли от стыда перед вашей красотой». Получив поцелуй от Лолиты после победы над капитаном Рамоном, в ответ на ее предостережение об опасности Зорро говорит: «Мне нечего бояться. Мои враги соображают так же медленно, как орудуют клинком. Ваше оружие ранит куда сильнее, сеньорита». Освобождая Лолиту из тюрьмы, Зорро вопрошает: «Вы верите мне, сеньорита?» «Любить — значит верить», — откликается девушка.

Дон Диего выставлен ленивым увальнем. Подчеркивая карикатурность своего характера, он все время норовит показать дону Алехандро и Лолите Пулидо дурацкие фокусы с носовым платком. В заключительной сцене фильма этот платок становится трепещущим на ветру маленьким полотнищем, закрывающим от зрителя финальный поцелуй влюбленных. Ухаживания дона Диего, который носит шляпу на эластичной веревочке, вызывают у Лолиты тоску: «Это не мужчина — рыба какая-то!» На предложение молодого Веги прислать вместо себя под балкон сеньориты слугу-гитариста девушка остроумно отвечает: «Одна из моих служанок в восторге от музыки». Название местечка Ла-Рейна-де-Лос-Анхелес не используется в фильме вовсе, миссия Сан-Хуан-Капистрано в титрах упомянута пару раз. Союзником капитана Рамона с первых же кадров становится «алчный, распутный, надменный» губернатор Альварадо, прибывший «с севера провинции» для усмирения мятежа Зорро. Седовласый монах Фелипе играет эпизодическую роль и появляется в трех коротких сценах: в первой его осудили, во второй выпороли, в третьей он на короткое время спрятал Зорро в церкви, передав разбойнику свою рясу. Поединки сняты в быстром темпе и комическом ключе, особенно сцена погони солдат за Зорро на площади: разбойник движется, как гимнаст, ловко перепрыгивает через забор и карабкается по стенам, словно кошка.

Забавно поставлена сцена в доме дона Алехандро Веги (в титрах той копии фильма, которую мне довелось смотреть, этот персонаж назван Альваро): на предложение хозяина воспользоваться его гостеприимством преследующие Зорро кабальеро отвечают: «Мы никогда не позволяем нашим делам мешать нашим попойкам!» Вдохновленные горячей речью Зорро, его недавние преследователи образуют шатер из поднятых и скрещенных шпаг. Разбойник произносит пламенный политический манифест против тирании, завершая его восклицанием «Справедливость для всех!» Дон Диего, перевоплотившись в Зорро, постоянно говорит об угнетении и желании восстановить справедливость. Индейцы называют его «единственным другом».

Создатели фильма изменяют сюжетную линию романа лишь ближе к финалу, отдав больше инициативы капитану Рамону. Он похищает у одного из кабальеро записку от Зорро с известием о секретной встрече заговорщиков. Капитан в черной маске, под видом мятежного дворянина, участвует в освобождении семьи Пулидо из тюрьмы, а затем похищает Лолиту, которую Зорро приходится отбивать у соперника вторично.

Решающую схватку со злом в облике капитана проводит не Зорро, а дон Диего, которого Рамон узнает по манере фехтования, после того как противник оставляет у него на лбу фирменный Z-росчерк. Дон Диего заставляет перепуганного губернатора отказаться от власти и вместе с поверженным Рамоном изгоняет его из Калифорнии. Ставшую ненужной шпагу Зорро вонзает в деревянное перекрытие потолка, воскликнув: «Пока ты не понадобишься мне снова!»

«ДОН Q, СЫН ЗОРРО»

DON Q, SON OF ZORRO. DOUGLAS FAIRBANKS PICTURES CORPORATION; 1925; 111 МИНУТ.

СЦЕНАРИЙ ДЖЕКА КАННИНГЭМА И ЛОТЫ ВУДС. 
РЕЖИССЕР ДОНАЛЬД КРИСП. 
В РОЛЯХ: ДУГЛАС ФЕРБЕНКС (ДОН ДИЕГО ВЕГА — ДОН СЕСАР ВЕГА — СЕНЬОР ЗОРРО — ДОН Q), МЭРИ АСТОР (ДОЛОРЕС ДЕ МУРО), ДОНАЛЬД КРИСП (ДОН СЕБАСТИАН), СТЕЛЛА ДЕ ЛАНТИ (КОРОЛЕВА ИЗАБЕЛЛА), УОРНЕР ОЛАНД (ЭРЦГЕРЦОГ ПАУЛЬ), ЖАН ХЕРШОЛТ (ФАБРИКЕ БОРУСТА), АЛЬБЕРТ МАКУЭРРИ (ПОЛКОВНИК МАТСАДО), ЛОТТИ ПИКФОРД (СЛУЖАНКА ЛОЛА), ТОТ ДЮ КРОУ (БЕРНАРДО).

Мадрид середины XIX века. Похваляясь искусством владения хлыстом, молодой Сесар Вега случайно сбивает перо со шляпы командира дворцовой стражи дона Себастиана. Дуэль прерывает сбежавший бык, от рогов и копыт которого дона Себастиана спасает храбрость Сесара. За происходящим наблюдают королева Изабелла и ее гость и кузен, австрийский эрцгерцог Пауль.

Дон Сесар с первого взгляда влюбляется в красавицу Долорес, дочь генерала де Муро, старинного друга дона Диего Веги. Девушка отвечает кабальеро взаимностью. Однако на пути влюбленных стоит дон Себастиан, претендующий на руку Долорес и на состояние ее отца. Эрцгерцог Пауль понимает, что сердце Долорес принадлежит Сесару, а не Себастиану. На балу во дворце эрцгерцога Сесар и Себастиан ухаживают за Долорес. Когда сочувствующий Сесару эрцгерцог уводит Себастиана за карточный стол, молодой Вега на балконе заключает девушку в объятия. Свидетелем этой сцены становится проходимец Фабрике Боруста, сообщающий эрцгерцогу, что генерал якобы дал Сесару Веге согласие на помолвку. Обрадованный вельможа спешит поздравить Сесара, однако Вега разочаровывает эрцгерцога, а затем выпроваживает из особняка виновника неразберихи Борусту, ухватив его за нос.

Эрцгерцог пытается утешить дона Себастиана, однако тот в порыве гнева выхватывает шпагу и закалывает вельможу. Заметив, что шум схватки услышал дон Сесар, Себастиан прячется, а когда тот появляется в зале, оглушает Вегу ударом из-за спины и вкладывает ему в руку окровавленную шпагу, чтобы затем обвинить в убийстве австрийского дворянина. Однако ставший свидетелем подлости эрцгерцог еще жив; умирая, он оставляет запись на игральной карте: «Меня убил Себастиан». Карту обнаруживает Фабрике Боруста. Желая отомстить Сесару за унижение, он прячет записку, а затем пытается шантажировать дона Себастиана.

Сесар арестован. Несчастного ждет немедленная казнь — ведь иначе Испании не избежать международного скандала. Однако генерал де Муро передает узнику кинжал. Сесар инсценирует самоубийство и падение в ров с водой; ему удается бежать.

Проходит несколько месяцев. Сесар скрывается в развалинах замка. Он выдает себя за дона Q, размышляя над тем, как восстановить доброе имя и наказать подлецов. Сесар пишет отцу в Калифорнию письмо с просьбой о помощи. Дон Диего вспоминает молодость, тот эпизод, когда, победив капитана Рамона, он отбросил шпагу со словами: «Пока ты не понадобишься мне снова». Зорро готовится к поездке в Испанию.

Боруста по протекции дона Себастиана получает высокую должность при дворе. Долорес, которая считает возлюбленного мертвым, вынуждают согласиться на брак с доном Себастианом. Но в момент подписания брачного контракта в окне возникает дон Сесар. Королева отдает приказ одноглазому полковнику Матсадо арестовать беглеца. Однако Сесар оказывается хитрее: завладев одеждой Матсадо, он отправляется к Борусте. Похитив очки чиновника, Сесар убеждает Борусту в том, что перед ним — полковник Матсадо. Он полон решимости установить, что связывает Борусту и дона Себастиана.

Сесар Вега и его противники в конце концов встречаются на руинах замка. Из отчаянного положения дона Q вызволяет… дон Диего Вега в облике Зорро, явившийся на помощь сыну в компании верного слуги Бернардо. Зорро и дон Q вступают в схватку с солдатами, отыскивается карта с запиской эрцгерцога, Боруста вынужден сознаться в своей подлости, дон Себастиан повержен, генерал де Муро узнает старого друга, негодяев арестовывают, а Сесар и Долорес находят друг друга, чтобы больше не расставаться…

Загрузка...