Знание-сила, 2004 № 02 (920)

Понемногу о многом

При раскопках на острове Родос были обнаружены останки колосса Родосского. Эта гигантская статуя — одно из семи чудес света — еще в древности была разрушена землетрясением. Ученые установили, что часть найденных обломков при определенных условиях испускает сильное голубое сияние, поскольку отлита статуя из некоего неизвестного сплава, который обладает свойством светиться. Между прочим, античные авторы также упоминали об этом поразительном явлении.

Гигантская статуя Гелиоса, бога Солнца, воздвигнутая на острове Родос, была действительно "колоссальной": до нас дошли в виде рисунков две ее предположительные конструкции — одна XVII, другая XVIII века. Стоит их сравнить и вдуматься. Сопоставим хотя бы размеры колосса и технические возможности древности. Колосс достигал в высоту 32 метров (по данным свидетелей), а если иметь в виду ширину порта около 100 метров, то он должен быть в несколько раз выше. Крупнейший мастер австрийского архитектурного барокко Фишер фон Эрлах на основе работы немецкого живописца Альбрехта Дюрера о пропорциях человеческого тела делает вывод, что величина колосса оценена верно, то есть статуя имела высоту 35 — 40 метров.

Эрлах предположил, что тогда она стояла не у входа в гавань, а, по-видимому, у маленькой бухты для галер, и под раздвинутыми ногами колосса корабли того времени могли пройти с поднятыми парусами. Известный римский писатель Плиний Младший оценивает высоту статуи в 70 локтей и замечает, что только человек с длинными руками мог обхватить мизинец колосса Родосского.

Первый рисунок статуи принадлежал Атанасиусу Кирхеру, немецкому иезуиту и энциклопедисту, жившему в XVII веке. Второй рисунок колосса Родосского появился в капитальном труде Эрлаха "Набросок одного архитектора". Он отмечает, что на Родосе некогда пользовалась известностью скульптурная школа, одним из первых и наиболее знаменитых творений рой был колосс, у вленный в гавани.

В отличие от остальных чудес света, никто не знает, как выглядела статуя. Разумеется, кроме торговцев сувенирами. Они изображали Гелиоса в виде юноши с луком через плечо и с высоко поднятой рукой, в которой он держал чашу с горящим пламенем. Голова бога Солнца была опоясана обручем в виде лучей. Однако специалисты считают, что настоящая античная фигура выглядела иначе.

По мнению Эрлаха, эта статуя была установлена в 285 году до новой эры. Она была отлита придворным скульптором Александра Македонского Харетом из Линдоса. Где точно стоял колосс, никто не знает. Известно лишь, что статуя возвышалась у входа в порт Родос и служила маяком. Есть и другое мнение. Статуя располагалась на холме, где сегодня стоит замок. Возможно, что его фундамент и покоится на основании колосса.

Однако жизнь статуи оказалась кратковременной: это чудо света простояло всего 56 лет. Колосс Родосский обрушился во время землетрясения, которое произошло в 227 году д о новой эры. Тогда же и появилось в Афинах выражение "колосс на глиняных ногах".

Многие годы обломки статуи приводили в изумление путешественников, пока в VII веке Родос не захватили сарацины и не увезли по приказу султана Маубия остатки колосса, валявшиеся на берегу моря, на девятистах верблюдах. Увы, караван бесследно исчез в песках пустыни. Осталась лишь легенда.

В марте 1967 года в итальянском журнале "Скала" появилось интересное сообщение: "Греческие специалисты предложили план, согласно которому уже в 1968 году колосс снова будет возвышаться в гавани Родоса. Внутри статуи оборудуют музей, ресторан и бар". С тех пор в Греции произошло немало важных событий, однако о восстановлении колосса Родосского пока ничего не известно...

Есть в мире города, где можно соприкоснуться не только с красотой, но и с вечностью. Один из таких современных городов — Салоники — сердце Македонии, духовный и экономический центр Балканского полуострова. Город был основан царем Македонии Кассандром в 315 году до новой эры, спустя некоторое время после смерти Александра Великого в Вавилоне и назван Кассандром в честь его жены, сводной сестры Александра Великого — Фессалоники. Это название сохранилось до Средних веков. Новый город объединил шесть маленьких поселений, существовавших в то время вдоль берегов Термического залива. После того как город был построен, он на целых 150 лет попал под иго римлян, как и вся Греция, и стал столицей второй части Римской империи. С первых веков своего существования Фессалоники был интернациональным городом, что со временем стало еще заметнее. Под покровительством римлян жители Фессалоник отражают нападения северных народов, которые часто достигают городских стен столицы.

За 58 лет до рождения Христа в Фессалониках жил римский оратор Цицерон. Впервые именно здесь апостол Павел проповедовал христианство в 50 году новой эры. Фессалоники он посетил дважды, основал здесь церковь и посвятил два своих послания жителям города. С 305 года новой эры город становится резиденцией Кесаря и Августа Галерия, который украсил город знаменитыми зданиями: Триумфальной аркой "Камара", Дворцом в районе ипподрома, Круглым мавзолеем и Ротондой, которая позднее стала христианским храмом.

Вскоре Римская империя начала распадаться. Образовались два противоборствующих войска: одно на западе с императором Константином, другое — на востоке с Лицинием. В этой борьбе вновь важная роль была отведена Фессалоникам. Победа над Лицинием сделала Константина самодержцем, и христианство стало при нем официальной религией. В последующие годы (VI и VII века) Фессалоники подвергались жестоким набегам сербов, арабов, венецианцев, персов, готов и турков. Фессалоники спасли их стены. Позже город был под игом каталонцев, но с 1300 года новой эры начался золотой век города. Население росло, экономика укреплялась. Однако больше всего Фессалоники стали известны как обитель знаний и искусств. Известные ученые, ораторы, философы, теологи, историки и юристы, а также иконописцы развивали свое творчество именно в этом городе.

Но в 1430 году новой эры Фессалоники попадают в руки к туркам, а в середине XV века свои поселения организуют и беженцы-евреи, которые оседали здесь тысячами. Больше четырех веков город живет под игом Османской империи. В конце XIX века железная дорога соединила Салоники с Европой. Появляются первые трамваи, запряженные лошадьми, первые промышленные предприятия, газовые фонари. Создается архитектурное многообразие с характерными чертами современности, чувствуется влияние Европы, город украшается прекрасными зданиями, многие из которых сохранились до наших дней. Греки теперь составляют постоянное большинство населения. 26 октября 1912 года, в день чествования покровителя Салоник святого Димитрия, город стал наконец свободным и соединился со всей Грецией.

Я познакомился с Георгием Петровичем в мае 1978 года в Киеве, на пленарном заседании Всесоюзной конференции по проблемам искусственного интеллекта. Это было регулярное помпезное мероприятие с участием академической номенклатуры. Слушал доклад Георгия Петровича. Несмотря на полную темноту в вопросах лингвистики, я все понимал, а увлеченность докладчика темой была просто заразительной. Постепенно жесткие и точные тезисы докладчика стали вызывать в зале волны возмущения и протеста, переходящие в выкрики и вопли. Я тогда, конечно, не понимал, что логика и суждения Георгия Петровича прямо противоречили догмам, ученым степеням и званиям, кафедрам, лабораториям, социальному статусу, мафиозным присоскам подавляющего большинства "ученых". Багровые лица, жирные затылки, ерзающие ножки, шум, возня и над всем этим ставшая чуть более громкой и артикулированной речь Георгия Петровича, рассказывающего про эксперименты Швачкика и его детей, говоривших "гок", "бок" и "гок-бок".

Концовка доклада по драматургии очень напоминала скандал. Шел живой обмен оскорблениями между докладчиком и залом.

Конечно же, "ученое сообщество", за редким исключением, ненавидело Георгия Петровича.

А. Зинченко (Киев)

То, что говорил Г. П., отвечало моим желаниям делать любое дело правильно, культуросообразно, осмысленно с точки зрения целого. В интересах дела. И еще: оказалось, что можно что-то сделать, не предавая себя.

Среди научной (про другую не знаю) интеллигенции в 70-х— начале 80-х годов была очень распространена этика такого рода: "Если гнусности совершаются, и я этому помешать не могу, то пусть хоть они происходят не через меня". "Ohne uns", "без нас" — говорили мои друзья, родители и коллеги, уходя в свое дело: математику, физику, компьютерщину. С детства для меня это была единственная позиция делавшая жизнь осмысленной и сохраняющая возможность и честной работы, и гамбургского счета. Но стоило мне познакомиться с тем, что делает Георгий Петрович и как он строит жизнь вокруг себя, как этика неучастия стала не нужна: осмысленность забила через край!

Тот кружок, куда я постепенно ходил, давал возможность вытравить из себя советского человека с его халтуртрегерством, завистью и карьеризмом, склонностью к интригам, к безнаказанным пакостям ближнему, к фиктивным действиям и к сокрытию своих оснований и побуждений. В кружке все делалось открыто и на пределе возможностей — так, как делаются ходы в шахматах, где лишь от игрока зависит, сможет ли он понять и выявить замысел и интригу противника; при этом доска — перед тобой.

Г. Копылов (Москве)

К тому времени я давно уже был доктором, завлабом и чувствовал себя в профессиональной среде спокойно и уверенно: в содержательном плане у меня просто не было серьезных оппонентов...

При обсуждении доклада на семинаре произошло неожиданное. Некто неизвестный начал задавать мне вопроси на которые я не мог ответить^ а такого со мной много лет не бывало. Вопросы-то были понятные, ставились в очень симпатичной мне форме — жестко и точно, но поворачивали мою старую схему каким-то таким образом, что она едва ли не обессмысливалась. И точно так же мои попытки ответить наталкивались на реплики, демонстрировавшие несостоятельность ответов. Ощущение было такое, что в привычной студенистой аудитории, откуда ни возьмись, появилась какая- то твердая точка опоры (и отпора). Так мы познакомились с Георгием Петровичем.

М. Рсц (Москва)

Я пошел на философский факультет Московского университета, чтобы узнать, где и каким образом исказили Маркса, строя советский вариант социализма. Здесь в конце первого курса встретил ГП, который сказал, что бить стекла — пустое занятие. "Любая социальная революция начинается с революции в мышлении. Мы, логики и методологи, готовим ее". Эта фраза перевернула мою жизнь и определила ее ход.

Б. Сезонов (Москва)

Сложился поразительный феномен саморазвивающегося организма, активно ассимилирующего свою собственную историю и свою среду. Богатство материала — идей, ходов, проработок громадно. Дело историков и аналитиков освоить его и включить в оборот. И состоявшийся факт истории: что движение этого организма в своих проявленных сколках оказало многообразное влияние на судьбу российского общества. Никак не касаясь содержательной стороны, повторю лишь то, что в свое время отметил один из старейшин ММК — Никита Алексеев. Наверное, мы были самым свободным сообществом, легально существующим в СССР с начала 50-х годов по конец 80-х. Более свободным, чем диссидентские круги. (Что не исключало взаимных контактов: тот же ГП был исключен из КПСС в конце 60-х годов за подписание очередного письма протеста.) Мы не боролись с советским строем, что вольно или невольно вынуждало бы нас становиться с ним на одну плоскость. Мы де-факто относились к нему как к уходящему объекту критики или как к преодоленному и преодолеваемому прошлому и выходили на будущее, простраивая его мыслительные и деятельностные средства.

Б. Сазонов (Москва)

Мне кажется, настанет время, когда мышление вернется в Россию как нечто необходимое, а новые поколения смогут пережить ту радость "мыследеятельностного бытия", что переживали мы. Они сделают это сами и по-новому, но, надеюсь, соотнесутся с нашим опытом, поместив его в удивительную человеческую конструкцию — культурно-историческое воспроизводство.

Б. Сазонов (Москва)

Я имел как счастье общения с гигантом мысли, так и досаду от его любви к преувеличениям, от игры в критику безотносительно к полноте ситуации и особенностям личности критикуемого. При этом он, как рыцарь, предупреждал, что "бить будет больно, иначе не вытрясет из меня пыль". Щепетильность же он относил к интеллектуальным атавизмам. Было ощущение огромного напряжения мысли, некоей машины, в движение которой жестко вовлекались многие. Настроение безальтернативности, непоколебимости мыслительной работы и поиска сопровождали все первые годы пребывания в ММК и сохранялись в подсознании в дальнейшем, даже в период автономного движения уже в своем семинаре.

О. Анисимов (Москва)

У него манера такая была: выпихивать людей в самостоятельность. Мы стоим на плечах своих учителей и кичимся короткостью нашего знакомства, а потом удивляемся бесцеремонности или забывчивости своих учеников, обижаемся... Он же не делал трагедий из потерь, находил новых учеников и спешил, спешил, спешил ухватить как можно больше разных недоумков с просветами.

А. Левинтов (Москва)

Что привлекло лично меня — так это способность Георгия Петровича сложные проблемы превращать в схемы, теоретические картинки, схватывающие самую суть дела. Я, как и многие аспиранты физтеха, испытывал тогда большую тягу к знаниям о человеке, обществе, о философских проблемах. Но при этом никакого доверия к преподавателям общественных наук мы не испытывали, разделяя общее мнение, что вся эта философия — болтовня по указанию очередных съездов. На этом фоне Георгий Петрович задел очень глубокие струны во многих душах знаний — это быстро отметили. Он вел за собой в мир мысли.

С. Попов (Москва)

Игорь Яковенко