Знание-сила, 2004 № 11 (929)

Тень фюрера, которой не будет дано прощение

"Чтобы узнать, о чем думает Адольф, нужно послушать, что говорит Рудольф". Пуци — так прозвали шутники-коллеги Эрнста Ганфштенгла — сам был, как известно, штатным шутником из окружения Гитлера. Но о том же самом в 1938 году пишет и английский посол в Германии Гендерсон, которому в то время было совсем не до шуток: "Тщательно скрытые мысли германского фюрера порою прорываются в неофициальных речах его заместителя, как это имело место в прошлый вторник в Университете Мюнхена. Таково мнение посвященных. Сколько в том спонтанности, а сколько расчета — не скажу, однако, очевидно, что Гитлер и Гесс по-прежнему необычайно близки".

До 10 мая 1941 года (дата полета Гесса на мирные переговоры в Англию) Гитлер и Гесс почти не расставались. "Чтобы найти одного, следует поискать другого" — такое свидетельство особенно полезно для историка тем, что Гесс, личность среди нацистов самая закрытая и подчас плохо уловимая, поддается изучению именно как alter ego Гитлера, чья фигура на историческом небосклоне двадпатых- тридцатых-сороковых видна повсеместно и отчетливо. В сущности, Гесс- политик — это и есть Гитлер (безусловно, и наоборот), а также — и вся стратегия и тактика германского национал-социализма, то есть то преступление против человечества, за которое Гесс и получил свой пожизненный срок. Таким образом, фигура Рудольфа lecca может сделаться гораздо более прозрачной, чем это принято считать.

Последнее свидетельство важно еще и тем, что позволяет лучше узнать личную жизнь Гесса, на которой висит гораздо больше "амбарных замков", нежели на личной жизни самого Гитлера.

Вот, к примеру, отрывок из письма Эльзы Гесс (жены Рудольфа Гесса) к ее подруге Ангелике Раубаль (двоюродной племяннице и возлюбленной Гитлера). В нем Эльза описывает свое первое впечатление от речи Гитлера в 1921 году: "...и — о, боже, в какую дыру мы отправились! Самая что ни на есть жуткая пивнушка, какими бонны пугают маленьких непослушных девочек. Накурено так, что шиплет глаза; повсюду грязные кружки с налипшей пеной, злые лица, хриплые голоса. Я робко спросила Рудольфа, что мы здесь будем делать. "Слушать" — резко бросил он. В это время компания у стены горланила похабную песню, а на небольшом возвышении в конце зала кто-то что-то выкрикивал. "Его?" — глазами показала я. "Нет. Я скажу, кого" — был ответ. Когда наконец он указал мне на очередного оратора, я, разогнав платочком дым перед собой, добросовестно всмотрелась, но ничего не поняла. Стоял некто худенький, с мокрым лбом и странно неподвижными серо-голубыми глазами. Он стоял и молчал, но в пивной становилось все тише и тише и наконец стихло совсем. Тогда он произнес первые фразы. Сначала вполголоса и так, точно просил о чем-то. Потом — чуть громче, сильней нажимая на отдельные слова.

Внезапно его голос сорвался на хриплый крик, от которого сидящие за столиками начали медленно подниматься, и вскоре это был уже какой-то животный рев и вой, причем казалось, что зверей там хрипит несколько. Под конец выкрикнув что-то два раза подряд, он смолк, а пивная поднялась на дыбы. Все орали, гремели стульями, в воздух вздымались кружки, развешивая по плечам кружевную пену. Я стояла, открыв рот... Рудольф тяжело дышал, уставившись в пол. Потом он резко взял меня за руку и вывел на улицу. Рядом в переулке нас ждала машина, но он молча шел, крепко держа мою руку так, что я за ним едва поспевала. Внезапно он остановился и посмотрел мне в глаза. "Ты поняла?" — был его вопрос. Я ничего не поняла и не знала, что ответить, но сердцем угадала: если отвечу не так, могу потерять любимого. "Он говорил о Германии?" — спросила я. Рудольф просиял. "Да, он говорил о Германии! О нашем позоре. О предателях. О величии. О нашей чести". Мы снова зашагали по темной улице. Рудольфу как будто не хватало воздуху. Я сейчас не помню, сколько мы бродили по ночному Мюнхену, но точно знаю: именно эта ночь нас соединила".

Описаний манеры Гитлера произносить свои речи в пивных Мюнхена осталось немало, но это единственное достоверное свидетельство того, как слушал и воспринимал своего будущего кумира совсем еще молодой тогда Рудольф Гесс.

Внезапно его голос сорвался на хриплый крик, от которого сидящие за столиками начали медленно подниматься, и вскоре это был уже какой-то животный рев и вой, причем казалось, что зверей там хрипит несколько. Под конец, выкрикнув что-то два раза подряд, он смолк, а пивная поднялась на дыбы.

Безусловно, все они, солдаты Первой мировой, вышли из нее с раной в сердце, с горечью поражения и позора, с жаждой реванша. Они ставили своей целью возрождение поверженной родины — цель, достойная любой партии или политика! Но с чего они предполагали начать? Вокруг них была обескроапенная нищая страна, отчаявшиеся, потерявшие надежду люди... Где, в чем увидел Гитлер источник сил для возрождения, для веры, для борьбы?

"Мы должны отомстить. Именно отомстить, а не только восстановить справедливость, — озвучивал Гесс мысли Гитлера в 1925 году на одной из партийных конференций. — Мы начнем с мести. Месть — вот источник наших сил". Дальше он перечисляет, на кого должен будет опуститься "карающий меч национал-социализма": "...на неполноценных, тянущих нацию назад в пропасть, на предателей, нанесших германской армии удар в спину, на коммунистов с их интернационализмом, на международные державы (метрополии. —Авт.) с их отрыжкой от вырванных у Германии и проглоченных кусков (колоний. — Авт.)..." А также и на Россию, эту "собаку на сене". Под "сеном" подразумеваются территории — "хорошая земля, плохо или неумело используемая". С годами список будет пополняться.

В сущности, так они и начали, затем растянув "сладостный акт воздаяния" (Геббельс) на весь период своего правления, сделав его своей религией и порою превращая в самоцель. НСДАП безусловно и справедливо называют "партией войны", но это в не меньшей степени также и "партия мести".

В иных случаях "второе я" или "тень" фюрера движется даже впереди своего носителя.

"Европа — женщина, которая после Наполеона не знала настоящего господина. Теперь этот господин я!" — заявляет Гитлер в 1940 году. "Но прежде чем я ее... (в подлиннике то самое слово. — Авт.), я хорошенько отхлопаю ее по щекам. Впрочем, есть много способов отомстить. Я их все знаю".

"Чтобы отомстить женщине, достаточно снять и перекроить хорошо сидящее на ней платье, а затем снова заставить надеть, — откровенно разъясняет Гесс. — Мы так и поступаем".

И действительно: Рейн, Австрия, Судеты, Чехословакия, Франция, Польша... На очереди Россия, Британия... Европа становится тесной! Гитлер уже поглядывает за океан.

Многие отмечали, что при упоминании Соединенных Штатов или американцев Гитлер всегда моршился. Гесс же, озвучивая гримасы вождя словами "европейская помойка" и "недонация", пишет, что месть жирующей Америке станет одновременно и местью тем евреям, которые думают, что спаслись за океаном путем "замешивания еврейской крови с долларами".

Впрочем, как и другие "партийные эстеты" — Геббельс или Лей, Гесс очень любил слова "очищение", "дезинфекция", "стерилизация" и т.д. Гесс, которого за глаза звали "белоперчаточником" и "чистюлей", пожалуй, и был им в действительности, о чем мы опять же узнаем от Гитлера и через него. В Бергхофе, например, во время пребывания там Гесса, фюрер приказывал своему камердинеру Гейнцу Л инге убирать у себя в личных комнатах (даже если он там в это время работал) каждые полчаса, чтобы "мой Руди не видел моего свинарника". Когда же Гесса в Бергхофе не было, Линге убирался в спальне и рабочем кабинете Гитлера раз в три дня, а то и реже, поскольку в отсутствие Гесса "свинарник" именовался "художественным беспорядком" и создавал вождю "рабочую атмосферу".

Безусловно, Рудольф Гесс был не простым в общении человеком, если не сказать тяжелым. Гитлер начал ощущать это на себе еще в тюрьме Ландсберг, где они с Гессом жили в соседних камерах. (И выше, и в дальнейшем я буду описывать лишь те сцены и приводить в пример те эпизоды, от которых осталось не меньше трех свидетельств. — Авт.). Каждое утро Гecc являлся в комнату к Гитлеру, будил его, следил за тем, чтобы тот не курил в постели, заставлял делать зарядку, а после завтрака организовывал ему "рабочий процесс": выгонял посетителей и, по его же собственному выражению (см. письмо жене из Шпандау от 9.3.1971 года), "блокировал Адольфу отходы от письменного стола".

Гитлер и Гесс почти не расставались. "Чтобы найти одного, следует поискать другого" — такое свидетельство особенно полезно для историка тем, что Гесс — личность среди нацистов самая закрытая.

Гесс не только и не столько записывал за Гитлером (чаще это делал шофер и телохранитель Эмиль Морис), сколько инициировал сам процесс сочинения "Майн кампф", подавал идеи, а также редактировал рукопись. Если Гитлер, не привыкший к планомерному труду, начинал бунтовать, ругался, называя Гесса "плантатором", а себя — "негром умственного труда", то Гесс пугал его визитом Карла Хаусхофера, перед которым Гитлер благоговел, и таким образом часто продлевал работу над рукописью.

В середине 20-х годов, почти сразу после досрочного освобождения, Гесс начал осуществлять свою программу "фараонизапии" лидера партии, то есть возведения фюрер-принципа в руководстве в абсолют. Это потребовало от Гитлера, особенно поначалу, большого психического и даже физического напряжения. Гитлеру запрещалось пить спиртное, танцевать, громко смеяться, гримасничать, рассказывая что-то, рисовать дружеские шаржи (что он очень любил и неплохо делал), допускать, чтобы его перебивали... Но это было только начало. Гесс так обставлял все "выходы" фюрера куда-либо "на люди", что тот чувствовал себя, по его же признанию, как "прыщ на ладони" или "мокрой курицей с павлиньим хвостом". Однако со временем он начал все легче влезать в эту оболочку, которая приросла к нему, превратив в того Гитлера-монумент, каким его и знача нация.

Любопытно, что весь этот крайне тяжелый для самого lecca период — середину и конец 20-х годов — он сам еще не окончательно порвал с академической средой, еще пытался заниматься наукой и работать с Карлом Хаусхофером в Мюнхенском университете. Он заканчивал свою диссертацию по политэкономии, участвовал в нескольких международных научных конференциях. Последний "рецидив" случился у него в 29 году, когда он должен был поехать в Мюнхен на защиту своей диссертации. Но Гитлер, как это уже бывало, устроил спектакль с игрой в "растерянность и неспособность обойтись без своего Руди" (мемуары Эрнста Ганфштенгпя (Пуци), воспоминания Эльзы Гесс), и Гесс не поехал.

"Я никогда не мог понять, — писал еще в 27 году Карл Хаусхофер, — почему сильный ум Рудольфа почти не сопротивляется... умственному возбуждению недоучки (Гитлера. — Авт.)?!"

Все это "несопротивленье", конечно, не могло пройти даром ни для характера Рудольфа Гесса, ни для его интеллекта. Его жена Эльза, человек любящий, но трезвый и критический, с грустью отмечала, как потускнела, съежилась с годами личность ее мужа, как прочно маска "тени фюрера" приросла к его собственной прежде неповторимой и выразительной физиономии. Эльза Гесс делает следующее предположение: может быть, поэтому "он так и цепляется за своих астрологов и всю эту "чушь" (выражение Гитлера), что это остается та последняя область, куда Адольф еще не сделал попыток вторгнуться" (из письма Эльзы Гесс его сестре Маргарите от 5.3.1938 года).

"Немец, рожденный вне Германии, — немец только наполовину" — однажды изрек Гитлер (изречение тут же попало в блокнот к Борману) и, говорят, сам хмыкнул, по-видимому, вспомнив собственное австрийское происхождение.

В еще большей степени подобную "половинчатость" можно отнести к Рудольфу Гессу, имевшему во времена Третьего рейха громкое, "поднебесное" звание заместитель фюрера.

Гесс родился в Александрии, в семье владельца крупней торгово- экспортной фирмы, и только в четырнадцать лет окончательно покинул Египет для учебы в знаменитой Высшей коммерческой школе в Швейцарии, куда и в наши дни богатые отцы отправляют учиться своих старших сыноеей-наследниксв.

Накануне Первой мировой войны восемнадцатилетний Гесс проходил стажировку в Гамбурге; заодно изучал и морское дело, мечтал о дальних плаваниях и проникался любовью к "владычице морей" Британии. Эта влюбленность позже окажет влияние на его судьбу.

Воевал Гесс храбро: сначала в пехоте командовал взводом, затем в авиации, в знаменитой эскадрилье "Рихтгофен", командиром которой в конце войны стал Герман Геринг; был дважды ранен, получил два Железных креста lull степени. Войну он закончил лейтенантом. И сразу вступил в Добровольческий корпус, состоявший из националистически настроенных солдат и офицеров и созданный для борьбы с "изменниками отечества", в первую очередь с "коммунистами, социал-демократами и евреями". Предполагаемая коммерческая деятельность на посту главы фирмы молодого офицера не привлекала, и он получил согласие родителей на продолжение учебы в Мюнхенском университете, на факультете экономики, где его наставником сделался бывший генерал рейхсвера, авто время профессор Карл Хаусхсфер, будущий основатель немецкой школы геополитики.

Фактически Хаусхофер, человек энциклопедических знаний и широкого кругозора, и толкнул Рудольфа Гесса на тот узконационалистический путь, который так претил ему самому; ведь именно Хаусхофер и привел своего ученика в "Общество Туле", главную идеологическую предтечу будущей НСДАП.

В это время партия уже формировалась. Уже вышел из небытия Гитлер и шумел по пивным, "шутовал", как тогда с нем писали в баварских газетах. Респектабельные друзья Рудольфа Гесса над такими ораторами из пивных только смеялись.

Несмотря на мучительную неудовлетворенность и постоянные тяжелые мысли с судьбе опозоренной поражением Германии, молодой Гесс вел тогда довольно обычный для его круга образ жизни: учился, занимался спортивной авиацией и альпинизмом, влюбился в красивую девушку, свою будущую жену. Нс однажды его размышления вылились у него в эссе, названное ток: "Каким я вижу человека, которому предстоит вернуть Германии ее прошлое величие". Сын Хаусхсфера и лучший на всю оставшуюся жизнь друг Гесса Альбрехт, которому очень не понравился сконструированный Рудольфам образ, отчасти в шутку, отчасти желая доказать другу его несостоятельность, сказал, что знает такого человека. И рассказал о "шуте из пивной". А дальше...

"Европа — женщина, которая после Наполеона не знала настоящего господина. Теперь этот господин я!" — заявляет Гитлер в 1940 году.

Однако это "оскудение" личности Гесса и для Гитлера имело неприятные последствия. Гесс уходил не только от самого себя, он непроизвольно отдалялся и от самого Гитлера, ударяясь в мистику, в парамедицину. Именно это отдаление и вызвало к жизни версии о том, что заместитель фюрера со временем начал утрачивать свои позиции при фюрере и что его неожиданный для большинства полет в Англию был вызван именно стремлением вернуть прежнее положение. Это версия о спонтанности принятого Гессом решения лететь на мирные переговоры, о якобы "нервном срыве" и даже сумасшествии — плод также и той пропагандистской кампании, которую сам же Гесс и разработал вместе с Гитлером и Геббельсом на случай своего провала.

"Если моя миссия не удастся, просто считайте меня сумасшедшим" — наказывал он, что и было осторожно запушено в пропагандистский оборот.

Для меня удивительно, как сейчас кто-то еще продолжает верить в этот блеф, если уже тогда же, в мае 1941 года, в Германии в него по-настоящему никто не поверил!

В архивах Трудового Фронта я обнаружила прямое тому доказательство. Один из активистов-пропагандистов, членов Трудового Фронта, спрашивает инструктора отдела пропаганды, как ему' объяснять людям тот факт, что самолет заместителя фюрера спокойно прошел в родном германском небе и не был ни опознан, ни сбит, тогда как Геринг постоянно повторяет, что "без его (Геринга) ведома в небо Европы не смеет подняться ни один самолет, даже спортивный"?!

Действительно, как?! И что делал в воздухе все время полета Гесса над территорией Германии и Северным морем Рейнхард Гейдрих? Шесть самолетов Гейдриха встретились над побережьем Британии в районе между Чаттоном и Амблтоном с семью английскими "Спитфайрами" и тут же мирно повернули назад. Для чего, если не для того, чтобы передать "из рук в руки" загадочный ME-ПО?! Наконец, почему с 9 мая на неделю были прекращены все бомбардировки британских территорий?!

Очень и очень многое, связанное с миссией Гесса и его пребыванием в Англии, останется тайной до 2017 года, когда англичане обещают открыть его досье (обманут!), но одно очевидно: Гесс всегда, до самой смерти в 1987 году в возрасте 93-х лет, находился в здравом уме и твердой памяти, хотя и разыгрывал эффектные спектакли с амнезией (частичной и полной), как он сам потом объяснял, "по тактическим соображениям".

Находясь много лет в изоляции, теряя ошушение реальности, Рудольф Гесс слишком боялся сболтнуть лишнее и как-то непроизвольно выдать какую-либо информацию и потому применял эту тактику, водя за нос даже опытных психиатров.

Поразительно другое. Прожив очень долгую жизнь, имея возможность осмыслить все задуманное и содеянное его партией, его кумиром и им самим, этот человек ни разу не выказал и тени раскаянья. Вот его последние слова на Нюрнбергском процессе: "Много лет своей жизни я проработал под началом величайшего сына моего народа, рожденного впервые за тысячи лет его истории. Даже если бы это было в моей власти, я бы не хотел вычеркнуть этот период из своей памяти. Я счастлив, что выполнил свой долг перед народом — свой долг немца, национал-социалиста, верного последователя фюрера. Я ни о чем не жалею".

А вот что он написал своему сыну почти три десятилетия спустя из берлинской тюрьмы Шпандау, в которой отбывал пожизненный срок: "Ты должен знать, мой дорогой, и я снова повторю тебе это, что в жизни есть высшие, определяющие судьбу силы, которые мы называем, когда хотим дать им определение, Божественными. Они начинают вмешиваться в судьбы, если нужно, во время великих событий. Я должен был встретить Его (Гитлера. — Авт.) и пройти с Ним весь тот путь, вдохновляясь Его волей. Я должен был прибыть в Англию, чтобы говорить о понимании и мире. Я должен и теперь нести свой крест со смирением и достоинством. А ты, ты должен знать, что я ни о чем не жалею".

Думал ли он когда-нибудь о смысле прожитой им жизни?

Помогая фюреру подготовить и развязать мировую бойню, он затем сделал попытку, как он сам выразился, достичь понимания и мира!

Создавая партию, он легко отдал ее бюрократу и функционеру Борману, который превратил ее в орудие собственного влияния, в инструмент укрепления своей бормановской власти, грозившей перерасти в абсолют, в "Хайль Борман!"

Желая своему единственному сыну "служения чему-либо большому, истинному и высокому", он, по сути, выхолостил, спрямил его судьбу до простого служения его, геесовскому имиджу борца за "мир и понимание между народами". (Чего стоит только предложение дать Гессу Нобелевскую премию за "укрепление мира".)

Так где же, в чем был смысл его жизни?

Впрочем,., возможно, не будь этих парадоксов и противоречий, убийственных для конкретной человеческой судьбы, Рудольф Гесс так и остался бы одним из тех примитивов, которыми в общем-то и являются все апологеты человеконенавистнических идей.

Надгробная надпись на могильном камне Рудольфа Гесса в его родовом имении в Вундзидель гласит:

"Рудольф Гесс.

26.4.1894 - 17.8.1987.

Я ПОШЕЛ НА РИСК".

Есть основания считать, что такую надпись предложила его сестра. "Молясь о твоей душе перед Всевышним, я не устаю напоминать ему, что ты рискнул сделать к нему шаг.... И это так бесценно для нас. тебя любящих и готовящихся встретиться с тобой там, где все мы не будем прошены", — писала Маргарита, возможно, отчасти проясняя заложенный ею смысл в эту короткую надпись на могиле брата.

"...где все мы не будем прощены..."

А вот выдержки из письма Рудольфа Гесса в ответ на письма сестры от 1938 года (они были опубликованы в "Знание — сила" N9 6, в статье "Вожди Третьего рейха: за и против войны").

"23 июля 1938.

Берлин.

Помнишь, я однажды прямо спросил — что у тебя плохо ? А ты ответила, что счастлива. С этого я и начну ответ на твое письмо.

Всего за несколько дней ты увидела столько счастливых немцев — счастливых на фоне общегерманского, как ты полагаешь, зла?

Но давай по порядку. Дети ходят с флажками, берлинцы украшают город...

пирожки, карточки, "трудфронтовский" социализм.., тебя не пустили в кино? По-моему, в тот день ты cam оказалась под обаянием увиденного, во всяком случае я не почувствовал ни тени иронии в этой части твоих впечатлений.

Первое мая — также и день рейхсвера? Так что же?Солдаты в основной массе — бывшие рабочие; все немецкие рабочие — будущие солдаты. Это реальность, хотя и неприятная для женщины.

(...)

В своем детстве ты видела в галереях Цвингера совсем других немцев? Те же, что отдыхали на его внутреннем дворе, как ты выразилась — "в дешевом балагане", прежде даже названия такого не слышали. Грета, подумай: во времена твоего детства и моей молодости услышать "глюкауф" возле "купальни нимф"?!

А куда все-таки подевались те "наши", "рантье", которых ты девочкой здесь встречала? Я тебе отвечу — никуда. Просто они стали теперь работать.

(...)

Я рад, что ты занимаешься сейчас реальным делом. С реальным делом удобнее жить в реальности, так же, как с флажками ходить по твердому.

И последнее. Мне кажется, даже на долгую человеческую жизнь выпадет всего несколько пет (а то и дней) покоя и радости. Однако на долю каждого ли поколения выпадают такие годы, какие переживает сейчас вся наша нация?! И каждый ли народ, заглушая голоса недовольных, может воскликнуть голосом фрау Миллер: "Мы никогда так не жили!"

Ты спросишь — а что потом? Возможно, и ничего хорошего. Но ведь это не новость для миллионов таких фрау. Ничего хорошего не было в их жизни тысячелетья. Но мы должны были отважиться на попытку. Мы должны были рискнуть.

Твой брат Рудольф".

Говоря о том, что сестра "занимается реальным делом", Гесс не все знал. Он думал, что она всего лишь работает над новыми учебными программами в министерстве по делам науки, образования и культуры, а также с несколькими сотрудниками министерства пропаганды Геббельса ездит по психиатрическим лечебницам, собирая работы пациентов для предполагаемой выставки. Маргарита задумала ее как напоминание властям рейха о положении этих людей; она искренне стремилась привлечь к ним внимание общественности. Однако, воспитанная в демократическом обществе, сестра Гесса забыла, что в этой Германии "общественности" больше нет. Геббельс потом использует собранные ею работы инвалидов и умалишенных для реализации собственного замысла — выставки "Дегенеративного искусства", в которой разместит эти "опусы" вперемежку с работами современных художников- сюрреалистов для дискредитации последних.

Но это еще было бы ничего! Гесс не знал, что в поездках по клиникам Маргариту сопровождает энергичный рейхсдоктор Леонардо Конти, глава министерства имперского здравоохранения, отвечающий по личному распоряжению Гитлера за программу "эвтаназии" или "легкой смерти", по которой нацистское государство следовало избавить от обременительного груза содержания неполноценных, неработоспособных людей.

Конти тогда сказал Маргарите, что ее поездка по сумасшедшим домам "очень своевременна". И он подробно рассказал ей все о готовящихся "медицинских проектах", предполагаемых опытах на людях и прочем, отнюдь не считая нужным скрывать что-либо от сестры и жены (Роберта Лея. — Авт.) верховных нацистских вождей.

Так Гесс и не узнал, что его сестра уже в 38 году заглянет на адскую кухню гитлеровского режима.

Оттого, быть может, и появится в приведенном выше отрывке одного из ее последних писем брату это немыслимое для верующего человека — "где все мы не будем прощены".