Знание-сила, 2005 № 07 (937)

Новый палимпсест или краткий словарь иностранных слов по граффити

Мне важно было своими фотографиями, выставкой «Граффомания», которая уместно прошла в Музее архитектуры, привлечь внимание к феномену граффити, чтобы можно было его проанализировать и осознать близко к его содержанию.

Илья Викторов Из телевизионного интервью

Граффити есть реальность, есть социально-культурная данность особого рода, имеющая как минимум полувековую историю, если отсчитывать ее от движения панков и хиппи, от фестиваля в Вудстоке, от рок-фестивалей разных направлений, от андеграундного мышления и стиля жизни.

Граффити есть и его вроде бы нет, поскольку будучи невыговоренным явлением, оно как бы и не существует. Искусствоведы не опускаются до того, чтобы чересчур всерьез говорить об этом, хотя рисование на стенах домов, заборах и станциях метро для немногих стало профессией, для многих — имитацией и сублимацией творчества. Да и те, кто занимается граффити, исходя из своих принципов и своеобразия собственного творчества, не стремятся выходить из тени, где спокойнее и приемлемее им находиться. Любая попытка формализации чего бы то ни было в этой деятельности — за пределами интересов авторов граффити, поскольку они по сути своего творчества хотят быть как будто бы вне общества.

Необходим значительный кураж, чтобы не только быть в граффити самим собой, но и изучать граффити с разных точек зрения. Нужна дистанция, умение абстрагироваться от любования этими закорючками и цветовыми извивами и независимость от предубеждения и наукообразия при наличии любви к тому, что захочется изучать. А это может стать поводом для академического экскурса. Вот и возникает парадокс: одно и то же есть, и его нет.

Вспомним, что в одной из серий «Матрицы» герои выходят в далеком будущем или в отдаленном настоящем на улицу, проходя мимо граффити. (А вы думали, что это когда-нибудь может исчезнуть? Вот именно, не дождетесь.) Значит, есть не только ретроспектива, но и перспектива того, что всегда будет, другое дело — как и насколько оригинально. Вот и пришлось выстроить вокруг граффити некую площадку формулировок и комментариев, создав что-то похожее на компендиум и разговорник под одной обложкой.

Само слово «граффити» еще недостаточно прижилось в русском языке, если его, например, сравнить со словом «конфетти», которое звучит похоже, но понятно чуть ли не большинству говорящих по-русски. И дело не в том, что с ним связано ощущение праздника, что-то милое и детское. Для кого-то и создание граффити тоже есть эквивалент праздника, но он рассчитан на немногих, хотя адресован вроде бы всем и каждому. Просто «граффити» звучит еще резко и грубовато для уха, есть в нем, в этом итальянском слове, нечто острое, раздражающее, агрессивное. Для российского опыта оно еще в новинку: то, что уже пройдено Западом, только переживается, осмысливается в России.

Приходится приспосабливать иностранное слово к его российскому бытованию; возникло некое квазиправильное новообразование — графитчик. Похожее на слово «гранитчик» или «гладильщик», оно обозначает человека, который занимается подобным делом профессионально: и зарабатывает благодаря приобретенному навыку деньги, и выполняет чисто мужскую работу.

На самом деле профессионалов, для которых граффити — основной источник существования, единицы, для большинства же граффити — хобби, способ экстремального проведения досуга. В желании выдать увлечение за принимаемую обществом работу есть некоторая инфантильность.

И тем, кто рисует граффити, и тем, кто пишет о них, приходится ссылаться на зарубежные термины, одновременно придумывая некоторые слова, чтобы как-то вписать эту художественную практику в движущуюся языковую стихию. Впрочем, сами любители граффити не всегда владеют словом настолько, чтобы описать процесс рисования и особенности его, или не считают это полезным. А те, кто пишет про граффити, воспринимают его в силу возраста или иного художественного опыта чуть отстранение. То есть для одних граффити слишком дорого, чтобы опускаться в рассказе о нем до суеты и саморекламы, а для других еще чересчур ново.

Во время подготовки экспозиции я наконец разобрался в том, какое граффити я фотографировал.

Илья Викторов Фрагмент выступления на вернисаже выставки «Граффомания»

У тех, кто профессионально или самодеятельно занимается граффити, одна и та же творческая задача — заполнить часть городского пространства результатами своих художественных изысков и поисков. И все же это два взаимосвязанных, но разных направления. Одно из них называется райт (рейтинг), другое — бомбинг.

Для последователей райта, коих немного и которые считают себя настоящими художниками, продолжателями мировой традиции в этом виде городского искусства, главное — качество изображения. На рисунок они могут потратить не один день и именно в рисунке обнародуют свои изобразительные принципы. Чаще всего это громадная фреска или серия больших панно на одну и ту же тему: городские пейзажи, фантазии в духе Хичкока или, может быть, Пикассо, о чем авторы произведений могут и не подозревать. Рисунки райтеров часто выполняются на заказ, оплачиваются по устоявшимся расценкам (до 50 долларов США за квадратный метр разрисованной в стиле граффити поверхности), участвуют в международных фестивалях, становятся частью клубной деятельности для знатоков и ценителей граффити.

Основная цель райтеров — именно украшение города. Но при одном условии: сохраняется определенная степень творческой свободы. Как это уживается с вольнолюбием последователей граффити, подпольностью мышления его адептов, противопостаазением граффити официозу во всем, остается на совести тех, кто для себя решил сделать данное творчество профессией. Причем со всеми ее атрибутами: портфолио, каталогами красок, эскизами и тому подобным.

Райтеры — элита тех, кто рисует граффити; во всяком случае, им такими хочется себя считать, хотя и среди тех, кто остался на уровне бомбинга, есть достаточно талантливые молодые люди, которые в написании одних и тех же слов порой достигают совершенства и даже мастерства. И все же первое отличие тех, кто рисует райт, от тех, кто рисует бомби нг, в том, что их изобразительные навыки изощреннее, а рисунки близки к искусству. Во- вторых, в одном случае перед нами — рисунки, в другом — тексты. Правда, особенность столичных граффити в том, что это рисунки-тексты или тексты-рисунки, когда в одно целое порой вполне изобретательно и выразительно соединяются как рисунок, так и каллиграфия. Нет четкой границы между ними, и те, и другие нередко используют одни и те же английские слова (а если пишут что-то по-русски, то шрифт букв напоминает латинский, а не русский алфавит. Райт в некотором роде ближе к фотообоям, а бомбинг — к давним надписям разного рода.

В принципе одинаков и метод рисования — использование баллончиков с красками. Часто сначала намечается контур надписи, а потом он быстро и просто заполняется краской. Конечно, райтерам требуется больше времени, чтобы сделать качественный рисунок. Приверженцев бомбинга волнует совсем другое. Для многочисленных бомберов важнее убить, то есть разрисовать, пометить, обозначив свое присутствие, как можно больше подходящего для этих целей пространства. Художественная задача здесь минимальна, эффект проявляется не в качестве, а в многочисленности изображенного. И следы увлечения бомбингом действительно повсеместны. Здесь заметнее банальное следование образцу, ремесленничество, примитив.

Но и тут бывают исключения: немногочисленные рисунки выполнены с предельной мерой старательности или «автографы-почеркушки», в которых заметно не только волевое, но и авторское начало, индивидуальность, когда заметна рука пишущего, его представление о прекрасном и уместном в данном случае.

Чаще всего бомбинг, располагаясь вдоль городских трасс и железных дорог, метропутей, размещаясь на заборах, близок к лозунгам разного рода, Очевидно, что это занятие требует завидной смелости, поскольку надписи возникают в неприспособленных для этого местах, в ограниченном пространстве технического назначения. Рисуют быстро, реальна опасность оказаться в отделении милиции, если такого художника застанут за его работой. Кстати, и те, и другие называют сбои занятия именно работой, правда, в первом случае это ближе к западному значению этого слова, а во втором — к тому, что есть приключение.

Произведения бомберов массовы, но потому и эфемерны, существуют до очередной кампании по благоустройству города. Здесь важно прежде всего участие, оно и означает победу над своими страхами, над общепринятой нормой, над медленностью течения времени. Возможно, само рисование ночью (так спокойнее и безопаснее) есть победа над фобиями разного рода, взрослением, расставанием с детством. Бомбинг важен не как искусство, а как досуг, игра и развлечение.

Бомберы работают за идею, а не за деньги, хотя приобретение баллончиков с краской — дорогое удовольствие; оно ложится бременем на родителей, отнимая большую часть семейного бюджета. Райтеры сами зарабатывают себе на краски, как и на все остальное. Правда, не всегда.

Граффити напоминает капитальное письмо, исполненное шрифтом, напоминающим уроки черчения: исключительно прописными буквами и без знаков препинания.

В последнее время появилось новое направление — трафарет в граффити. Здесь уже нет никакого авторского начала, если не считать выбор места и количество трафаретов на единицу площади. Трафареты различны: здесь лозунги и обращения соседствуют с портретами (например, Мерилин Монро), детскими, почти сказочными сюжетами вроде солдата и девочки с косичками, а также анималистические казусы, возведенные в степень гротеска и тайны. Трафареты подчас соседствуют с обычными граффити. Райтеры четко представляют себе идею и композицию своего произведения, и если даже его рисуют несколько человек, сохраняется преемственность и единство стиля. Для бомберов рисунок заканчивается только тогда, когда он закрашен, уничтожен; до тех пор они «улучшают» его, как только могут, не думая об общем впечатлении. Авторы все никак не могут угомониться, им хочется что-то постоянно досказывать, доказывать и именно тут, рядом с чьим-то чужим текстом, а не на свободном пространстве. Их главная и единственная цель — обратить на себя внимание.

Граффити по своей традиции пока анонимно. Это и выбор другого языка, и уход от авторства в выборе сюжета, когда личные интересы подчиняются идеологии данной группы, и псевдоним. Но псевдоним всегда пишется по-английски, в чем наряду с анонимностью есть и претензия на западный уровень, приобщение через чужой язык к другой культуре, вписывание себя в некоторую традицию. Анонимность здесь и кредо, и стиль жизни. Очевидны здесь и амбиция, претензия на значительность, попытка обратить па себя внимание многих, если не всех. Псевдоискусство выдается за подлинное искусство; то, чему место на задворках, запечатляется на самых видных местах, чтобы на данное художество обратили внимание как можно больше людей, проезжих или пешеходов. Трудно сказать, хорошо это или плохо, ответ зависит оттого, в каком контексте анализировать граффити: в нем можно найти отзвуки искусства дизайна, наивного творчества, лубка, пропаганды. Пока правильнее говорить о претензии на искусство, чем об искусстве. Граффити — немного образ жизни, немного попытка своей творческой реализации, немного хулиганство при заметном риске для здоровья и даже жизни (например, рисование в ночное время нарушает сон и портит зрение как минимум, не говоря о том, что нередко граффити рисуют в измененном сознании, год действием алкоголя или наркотиков, о чем можно судить по ряду рисунков, похожих на глюки).

Граффити скорее всего рисуют до определенного возраста, а потом начинается взросление: или занимаются чем-то другим, более взрослым, или продолжают опыты в том же роде, что выглядит смешно и чересчур пафосно.

Илья Викторов Из телевизионного интервью

В граффити как социокультурном явлении на первый план выходит не молодежный протест, не политическая ангажированность (точнее, принципиальная неангажированность), а то, что можно определить как инициацию. Само участие в группе, которая периодически, изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год рисует граффити, есть определенный выбор, вступление в узкий круг, подобно участию в секте, в клубе, в команде. Команда имеет, без сомнения, свой возрастной ценз от тринадцати до восемнадцати — двадцати лет, если говорить о бомберах, хотя и здесь есть исключения. Каждый как бы сдает экзамен на право быть в этой команде. Именно поэтому уже не так важно, что и где пишется или рисуется. Гораздо важнее, что молодой человек (девушки здесь редки) может презреть нормы, не думать об опасностях. Конечно, рисовать надо не абы что, а нечто приемлемое для данной команды, и не абы как, а в том стиле, в каком делаются и другие надписи этой группы.

В рамках мегаполиса граффити есть бесплатная, почти постоянно действующая (с перерывами на благоустройство города) выставка под открытым небом. Сам процесс рисования есть одновременно и открытие выставки, и закрытие ее: и в том, и в другом случае есть зрители, есть некая среда, где происходит не объявленное в прессе, не афишируемое специально художественное событие. Здесь, как в любом перформансе, все продумано и отточено до автоматизма, все работает на основную задачу — поразить публику, удивить ее, мистифицировать и довести до некоторого экстаза. Конечно, элемент мистификации тут более чем очевиден, поскольку граффити есть прежде всего антиискусство, если под последним понимать нечто, сугубо связанное с обслуживанием общественных запросов. Игровой момент, пародийность, приземление здесь значимы, знаковы. Здесь сочетаются цинизм и некоторая вера, подвижничество и четкие приоритеты, образцы поведения и творчества. Это, конечно же, и флэш моб, поскольку есть элемент неопределенности, есть некая свобода быть так или иначе реализованным, желание потратить время и запас краски в баллончиках. Состав команды время от времени пополняется новыми участниками, которые мечтают попробовать себя в деле рисования на стенах и заборах, иногда состав сокращается.

Граффити — мужская работа, юношеская деятельность по сути и подтексту. Девушек даже не берут с собой, ведь надо перелезать через заборы, подниматься на лестницы и крыши домов, иногда быстро бегать, прятаться, то есть это явно молодеческая забава. Потом можно пройти по следам ночных подвигов и показать, что совсем недавно, несколько часов или дней назад удалось сделать. Вот для этого девушки вполне подходят, а так — сугубо мужское барство, где нет лишних, и если свой, то свой до конца.

Важное отличие от флэш моба состоит в том, что видят акцию, как правило, немногие. И в сводки новостей она не попадает, как и в объективы телекамер. — правда, в связи с выставкой «Граффомания» в Музее архитектуры имени Щусева и на других приличных выставочных ллошалках вдруг возник интерес к граффити, так что его создатели как бы выходят из своего осознанного духовного подполья. И все же не совсем одно и то же — рисовать перед камерой или вдали от суеты и ненужного внимания.

Интерес к граффити есть и у политиков: во время очередных выборов рисунки в стиле фаффити напоминают о политической дифференциации общества. Но им явно далеко до агитационных колоссов латиноамериканских художников вроде Сикейроса. Да и выглядят они убого, конформистски, ведь граффити в принципе оппозиционно, в этом его искус и соблазн, в этом есть выражение свободомыслия и в этом есть не что иное, как андеграунд.