Знание-сила, 2006 № 01 (943)

Журнал в моей жизни

Домик "Знание — силы" в Кожевниках очень симпатичен, но для меня журнал, вернее, его редакция ассоциируется, конечно же, с подвалом на Самотеке- Ему полагалось быть безобразным, да он таким и был, но в памяти осталось ощущение приподнятости настроения при каждом там появлении- Там была атмосфера Общей доброжелательности, в достаточной мере сдобренной иронией, чтобы не впадать уж в полную благость. Все началось с почти случайной статьи, и журнал опубликовал некое количество моих текстов, среди которых была пара таких, какие нельзя было напечатать более нигде. Тем не менее для меня журнал стал в первую очередь местом, где мне позволили за казенный счет удовлетворять свои амбиции в графическом дизайне, да еще и платили за это по тем временам вполне приличные деньги.

Между редакторами и художниками отношения всегда были слегка напряженные. Нет, стилистических претензий со стороны редакторов я не помню — проблемы были неизбежны по сугубо технологическим причинам. В ту, докомпьютерную пору расчет объема текста мог быть лишь приблизительным. Не выпуская из руки логарифмическую линейку (кто помнит этот инструмент?), я старался изо всех сил, а незабвенный Эстрин перепроверял на арифмометре (кто помнит старый добрый "Феликс"?), но сократить погрешность в три-пять процентов не удавалось. Эскиз макета утверждался еще до прихода гранок (кто помнит фанки?), и, разумеется, художник номера был готов драться за его структуру до (почти) последней капли крови. Но ведь были еще и авторы, иные из которых все норовили что-то еще добавить. И еще сами редакторы, из коих почти все правили статьи до последнего момента. Утаскиваешь домой фанки, расклеиваешь по разворотам — везде "хвосты". Придешь этак к Подольному, бочком протиснешься мимо стола Левитина и бодрым голосом скажешь: "Роман, с тебя 32 строки". Тут же развернешься к визави и: "А с тебя, Карл, всего 84" — и бегом прочь, пока не побили.

Некая добавочная сложность была в том, что, в отличие от художниц, которые оформляли номера попеременно со мной, я-то имел некую редакторскую квалификацию и мог доказывать, что без того или иного абзаца обойтись можно. Когда на меня уж очень рычали, приходилось сесть и самому выщипывать по словечку или по два, чтобы в сумме ужать концы абзацев. Надо отдать всем должное: в общем-то, меня все же терпели.

Так уж вышло, что вдохновленные Юрием Соболевым, мы с Витей Брелем пустились во все тяжкие, интенсивно печатая абстрактные композиции и выстраивая отечественный вариант символического поп-арта из подручных материалов. Долго не могли понять, каким образом "классовые враги" творили сложно наложенные изображения (о компьютерной верстке мы еще не слыхали), и Виктор изобрел-таки собственный трюк. Он догадался проецировать картинки на экран с двух проекторов и снимать результат своим роскошным "хассельбладом" — получалось не хуже. В самом первом своем макете мне приспичило, чтобы текст обтекал сложную кривую — видел такое в журнале "Vogue". Вот уж охота пуще неволи: пришлось нарезать строчки верстки лапшой и с помощью пинцета выклеивать их по одной — как сейчас помню, их было 82 штуки. Получилось.

Была какая-то добротная статья о криогенной технике, и Виктор вморозил шариковый подшипник в брусок прозрачного льда. К наполеоновскому пожару Москвы мы придумали подпалить старый ее план — на снимке вышло отлично. Подольный печатал в нескольких номерах "Закон для дракона". Хорошая была повесть, и хотелось найти ей крепкое графическое сопровождение. Не поленился, сделал пару линогравюр и распечатал одну из них в технике акватинты, подбирая цвет для каждого оттиска — кажется, тогда Подольный окончательно со мной смирился, хотя и не без злости вывел меня в одном из своих рассказов. Больше всего нравилось думать над иллюстрациями к статьям социологов, что шли по ведомству Ирины Прусс. Как-то к очень славной статье о крестьянском мире Бориса Миронова я и вовсе довел коэффициент полезного действия до минимума. Купил мячик в "Детском мире", сплошь расписал его мужиками, бабами и детьми — без промежутков (мы увлекшшсь тогда листами Эшера), вырезал несколько северных изб на линолеуме, напечатал их на куске холстины, а уж Брель все это сфотографировал. Эта композиция годами венчала шкаф в кабинете главного редактора Филипповой и даже перебралась в Кожевники, где выполняла ту же роль уже в кабинете Гриши Зеленко. Это одна из немногих вещей, которыми горжусь. Профессионал такого объема трудозатрат на недорогую картинку себе бы не позволил, но я, к счастью, так и остался любителем с профессиональными умениями.

Nec pius ultra — после этого моя работа в журнале постепенно сошла на нет: увлекся другими вещами, был крепко занят и в "Знание — силе", к сожалению, появлялся все реже.

Бывал редко, но в моей жизни были два долгих "клуба", которые вклеились в биографию намертво. Первым стал журнал "ДИ", который начал публиковать юнца в далеком 63-м году, и роман с ним длился десятилетиями. Вторым стал "Знание — сила", роман с которым начался десятью годами позже и не остыл по сей день.