Александр Волков
Панорама центра Дубая в 2008–2009 годах
Наша природа заново творится из стали и бетона. Наши леса — каменные джунгли, которые давно уже покрывают, изумляя и потрясая воображение, не только остров Манхэттен, но и берега китайских рек, приморские пустоши Африки, побережья азиатских заливов. Все большая часть суши зарастает городами. До сих пор процесс урбанизации протекал в общем-то бесконтрольно. Последствия этого могут быть очень болезненны для человека и окружающей среды.
По данным ООН, численность городского населения во всем мире ежедневно возрастает на 300 тысяч человек. В таком случае уже к началу 2030-х годов в городах будет проживать примерно две трети мирового населения. Не удивительно, что бывший генеральный секретарь ООН Кофи Аннан заговорил о начале «тысячелетия городов».
Каких-нибудь 30 лет назад лишь в трех городах мира жили более десяти миллионов человек: в Мехико, Нью-Йорке и Токио. Теперь таких городов не менее 20–25. Лишь немногие из них расположены в промышленно развитых странах мира. Помимо упомянутых, можно назвать Москву, Лос-Анджелес и агломерацию Осака-Кобе-Киото.
Когда-то крупнейшие города были двигателем прогресса, залогом индустриального развития, важнейшими экономическими и политическими центрами. В наши дни большинство мегаполисов расположено в развивающихся странах и не может справиться с проблемами, вызванными перенаселением: нехваткой питьевой воды и электроэнергии, загрязнением окружающей среды и горами мусора, ежедневными пробками на дорогах и невозможностью наладить нормальную работу транспорта. Проблемы стремительно разрастаются — как и численность горожан.
Хороший пример тому — Лагос. В 1931 году в этом портовом городе на побережье Нигерии проживало 126 тысяч человек. Сейчас численность его жителей составляет, по разным оценкам, от 10 до 15 миллионов человек, а уже к 2015 году рост населения, по мнению экспертов, примет лавинообразный характер. В Лагосе будут жить (ютиться, тесниться, мучиться) 25 миллионов человек. Все системы жизнеобеспечения города одинаково не рассчитаны на такой прирост потребителей. Подобные мегаполисы растут, «как раковые опухоли, нет никакого контроля над этим практически неуправляемым процессом», отмечает индонезийский архитектор Урус Сиахаан.
Как следствие, беспросветная нищета становится обратной стороной урбанизации. Около миллиарда человек, по данным ООН, живут в трущобах — непременных спутниках больших городов. В Мумбаи (Бомбее), который вносит в индийскую казну свыше 40 процентов всех собираемых в стране налогов и, судя по этой цифре, мог бы казаться оплотом благополучия, 7 миллионов жителей из 19 обитают в трущобах, еще два миллиона ютятся на улице.
Но даже мегаполисы, вроде Лагоса, Карачи, Джакарты или Калькутты, тиражирующие нищету в невиданных прежде масштабах, кажутся «землей обетованной» для сельского населения своих стран, страдающего от засух, наводнений, непосильного труда и нескончаемой нищеты. Они сулят надежду миллионам людей, и тех ничто не может остановить. Переехать в город — значит сделать шаг навстречу удаче, пусть мечты, как правило, разбиваются, а несчастья преследуют чужака неотступно как тень. Город становится для него «светочем надежды», а затем «жестоким испытанием» — и чаще всего лишь «берегом утопий», на котором ему суждено коротать свою жизнь. Вместо трамплина для тех, кто «мечтает выбиться в люди», город превращается в последнее пристанище для тех, кто потерпел поражение, скатился на дно общества, лишился всего — жилья, налаженного домашнего хозяйства, семьи. Город становится «хосписом» для всех, кто — десятилетиями! — не хочет больше жить, работать, вести принятый в обществе образ жизни, кто коротает время подачками и воровством и умирает от лени и пьянства.
Еще никогда в истории столько людей не проживало в городах. Но верно и другое наблюдение: еще никогда столько людей не теснилось в трущобах. Сейчас их миллиард, скоро будет полтора миллиарда. Американский социолог Майк Дэвис переиначивает оптимистичное заявление Кофи Аннана, предупреждая, что мы будем жить на «планете трущоб».
В Европе пока имеются лишь два мегаполиса в современном понимании этого слова — два города, которые, словно громадные магниты, притягивают к себе население многочисленных городков и поселков своих стран, и их притягательность с каждым годом растет. Это — Москва и Стамбул. На пороге подобного превращения в подлинные «города-государства» находятся, по оценке экспертов, Лондон и Париж, а также крупные американские города: Даллас, Филадельфия, Чикаго.
Со временем эта тенденция, как обещают футурологи, приведет к созданию «мегаурбанистических регионов», в которых будут проживать до сотни миллионов человек. Два подобных региона возникнут в Китае: на берегах Янцзы, где соединятся Шанхай, Нанкин и Ханчжоу, а также в окрестности Пекина, который сольется с Тяньцзинем и Таншанем. На восточном побережье США в обозримом будущем появится более или менее компактное городское образование, охватывающее Вашингтон, Нью-Йорк и Бостон. Численность его населения составит около 50 миллионов человек.
Но даже для крупных городов в индустриальных странах справедливо следующее наблюдение: как только город достигает определенной величины, его эффективность снижается. Своего рода «точка бифуркации», по оценке экспертов, составляет 6 миллионов человек. После нее город начинает развиваться по другой схеме, что сопряжено с многочисленными проблемами.
И это открывает шансы для Second City, «городов второго ряда». Их положение весьма перспективно, поскольку в них сосредоточен так называемый «креативный класс» (термин британского социолога Чарлза Лэндри и его американского коллеги Ричарда Флориды; на русском языке вышли их книги — «Креативный город» Лэндри и «Креативный класс: люди, которые меняют будущее» Флориды). К этому классу принадлежат художники, писатели, ученые, журналисты — люди, отличающиеся богатством идей и изобретательностью.
В наше время экономическая роль этого класса растет. В ведущих индустриальных странах примерно около трети всех людей, занятых трудовой деятельностью, принадлежат к «креативному классу». Только в США почти половину всех выплачиваемых в стране зарплат получают люди этого класса.
Чем выше процент творческих людей, проживающих в городе, тем больше здесь может появиться научных центров, инновационных компаний, предприятий, основанных на новейших технологиях. Пример такого развития — Силиконовая долина в Калифорнии. Основу технологического триумфа там и в других подобных местах составили, по определению Ричарда Флориды, «три Т»: технология, талант, терпимость.
Под «технологией» имеется в виду наличие большого числа научно-исследовательских институтов и фирм, занятых интеллектуальной деятельностью. Под словом «талант» чаще всего — ради четкости оценки — подразумевается высшее образование, хотя и не обязательно законченное, как свидетельствует опыт Билла Гейтса. И наконец, терпимость, по словам Флориды, это «открытость, воля к интеграции, поощряемое разнообразие этносов, рас и стилей жизни».
В Европе, по оценке экспертов, наиболее перспективно положение Копенгагена (почти 63 процента всех работающих здесь заняты в науке, искусстве, СМИ или наукоемких производствах), Амстердама (47 процентов творческих личностей), Барселоны (44 процента), Вены (42 процента) и Дублина (36 процентов).
Комментируя этот прогноз, можно отметить, что Дания, как никакая другая европейская страна, сейчас делает ставку на развитие «креативной экономики». Эксперты не случайно называют Копенгаген «cool, cultural and creative». Каждый третий житель датской столицы (1,8 миллиона человек с пригородами) имеет высшее образование; две трети работающих — представители творческих, в том числе научных, профессий; более 80 процентов горожан говорят по-английски. Копенгаген опережает другие города ЕС по количеству заявок на патенты; этот город лидирует в Европе и в области биотехнологии. Так что успехи Ларса фон Триера в кино — далеко не единичное событие. Они лишь знаменуют общий, очень высокий креативный уровень Дании и, в частности, Копенгагена.
Пример датской столицы подтверждает слова эксперта. «Нам нужно заново изобретать города», — призывает немецкий социолог Вольфганг Новак, автор обширного исследования «The Endless City» («Бесконечный город»). Только тогда они останутся «движущей силой» экономического и социального развития, как когда-то Лондон или Нью-Йорк.
В том же Дубае всего сто лет назад пейзажи были поразительно унылы. Всюду, куда ни глянь, простирались вода и песок, пустыня и море. Все, что привлекает внимание туристов, создано буквально в последние полтора десятилетия. Искусственные острова в виде пальм. Начертанная прямо на воде карта мира, чей мозаичный облик сложен из отдельных островков. Широкие автострады, расчертившие просторы пустыни до самого горизонта. Целый лес небоскребов, принявших давно знакомые формы. Здесь без труда можно найти и Эмпайр-Стейт-билдинг, и серебристый Крайслер-билдинг. Кажется, подобную топографию придумал ребенок, начитавшийся книжек о чудесах света.
На самом деле свой вклад в облик этого города-сказки внесли многие именитые архитекторы современности. Еще на заре нефтяного бума здесь поработали Кэндзо Танге (см. «З-С», 11/06) и датский зодчий Йорн Утсон — автор Оперного театра в Сиднее, скончавшийся минувшей осенью. В наше время сюда едут строить японец Тадао Андо и американец Фрэнк Гери, автор Музея Гугенхайма в Бильбао, уроженка Ирака Заха Хадид и британец, сэр Норман Фостер, создатель Международного аэропорта в Гонконге и виадука Мийо во Франции (см. «З-С», 8/06).
Может быть, именно новый облик Дубая и других крупных городов, расположенных на берегу Персидского залива, даст ответ на вопрос, какой будет архитектура XXI века. Не здесь ли рождается «новый урбанизм», смесь эклектики и авангарда? Мегаполис без трущоб, город-памятник? Или мы имеем дело с нагромождением всякого рода банальностей, с манией «сделать нам красиво», подкрепленной сумасбродными тратами, с «зоопарком белых слонов», как насмешливо отозвался об облике того же Дубая обозреватель немецкого журнала Spiegel?
В Европе любят прислушиваться к подобным вердиктам; на Ближнем же Востоке к ним совершенно равнодушны. Спрос на недвижимость в Дубае все последние годы стремительно рос, независимо от того, что писали западные эссеисты об этих башнях, называли ли их грандиозными или безвкусными, фантастичными или пошлыми.
«Арабская башня» (высота — 321 метр), торжественно открытая десять лет назад, в 1999 году, — пожалуй, первый грандиозный проект, прославивший Дубай. Этот отель, напоминающий огромный парус, расположен на искусственном острове в Персидском заливе. Днем его фасад сверкает ослепительной белизной, а ночью переливается розовым, зеленым и желтым цветами. В Бурдж-эль-Араб нет обычных номеров. На всех шестидесяти этажах гостиницы можно снять лишь номера люкс. Эти комнаты поражают не только размерами, но и невероятной роскошью. Все внутри покрыто позолотой. В так называемых королевских апартаментах жилая площадь достигает 780, ну а в самых скромных номерах — 170 квадратных метров.
«Арабская башня»
В 2001 году власти Дубая приступили к сооружению целых островов, застроенных дорогой недвижимостью. Их топография напоминает стилизованное изображение финиковой пальмы. Всего в водах Залива «выращено» три Пальмовых острова. Позднее по той же технологии был сооружен целый архипелаг — миниатюрная копия нашей планеты из трех сотен островков, занимающих общую площадь около 30 квадратных километров. Все вместе они составляют карту земного шара, сложенную из этих клочков суши, словно громадный паззл.
Новое украшение Дубая — это Burj Dubai, «Дубайская башня», самое высокое здание мира (архитектор Эдриан Смит). Поразительно, но сооружалось оно в обстановке строжайшей секретности. Долгое время никто даже не поручился бы точно сказать, какой высоты будет башня (спрашивается, легко ли конкурентам превзойти «то, не знаю что» и ринуться возводить небоскреб выше «не знаю чего»?). Лишь недавно стало известно, что ее высота составила сказочные 818 метров (общая стоимость сооружения — 4,1 миллиарда долларов). Вопреки суровым будням кризиса, эта башня, как обещают ее строители, будет торжественно открыта в ближайшие месяцы — 09.09.09.
Но «Арабская башня» и «Дубайская башня» — лишь две жемчужины в «ожерелье», которое поражает множеством драгоценных камней. В Объединенных Арабских Эмиратах строительство небоскребов ведется с таким размахом, что странам Европы остается об этом только мечтать (по данным на октябрь 2008 года, в Дубае — 377 построенных небоскребов и 295 еще сооружаемых). Стоимость продолжающихся строительных проектов в Дубае к началу глобального финансового кризиса составляла около 100 миллиардов евро (по данным на I квартал 2009 года, 10 % строительных проектов в ОАЭ в связи с кризисом было приостановлено).
Любая страна могла бы гордиться «новыми чудесами света», пришедшими в нашу явь со сказочного Востока. Вот еще несколько названий. «Лувр» (Музей классического искусства) в Абу-Даби, который взялся сооружать Жан Нувель (ориентировочно он будет открыт в 2012 году). Три «танцующих небоскреба» Захи Хадид. Музей исламского искусства в Дохе (Катар), открывшийся в ноябре 2008 года: здание, составленное из кубов разной величины, возвел американский архитектор китайского происхождения Ио Минг Пей, автор Пирамиды в Лувре. Музей Гугенхайма в Абу-Даби по проекту Фрэнка Гери: предполагается, что это будет дикое нагромождение кубов, конусов и пирамид, еще более хаотичное, чем его же музей в Бильбао.
Некоторые замыслы, воплощенные здесь, уже вошли в историю современной архитектуры, прослыли подлинными символами этого региона, который стремится, как сто лет назад Нью-Йорк, стать одним из центров современной художественной жизни, а может быть, со временем — и средоточием мировой интеллектуальной и научной жизни. Во всяком случае, власти Абу-Даби не скрывают, что надеются на то, что их город в недалеком будущем станет главным центром арабского мира, как когда-то Багдад или Каир. Или, прибегая к другому образу, ОАЭ стремятся стать для арабского мира, страдающего от религиозного фундаментализма, тем же, чем были для Запада в конце 1930-х годов США — обществом либерального prosperity, «благоденствия» («ядром» будущих Соединенных Штатов Аравии, если те когда-либо возникнут?).
Сразу над несколькими проектами в странах Персидского залива работает архитектурное бюро нидерландца Рема Коолхааса (он возводил бизнесцентр в Лилле). Наиболее впечатляет проект города Уотерфронт-Сити, расположенного близ одного из Пальмовых островов и рассчитанного на 1,2 миллиона человек. Главная его черта — необычайная плотность застройки. «Мы привыкли к простору в городах, — отмечает помощник Коолхааса, Ренье де Грааф. — Широкие улицы, громадные территории, занятые парками и газонами. «Дом и сад» стали предельно утрированными символами индивидуального благополучия». В ХХ веке эти символы знаменовали освобождение от толчеи, тесноты, гнета. Однако теперь, по мнению ряда ведущих архитекторов мира, подобные знаки благополучия стали «бомбами замедленного действия», которые грозят взорвать пространство города. В Дубае и столицах других эмиратов это ощущается особенно остро, что и побудило предельно уплотнить план нового города.
«В средние века большое здание занимало площадь порядка 200 квадратных метров, в эпоху Возрождения оно могло занимать площадь примерно в 10 тысяч квадратных метров, в XIX веке — 40 тысяч. Теперь мы возводим комплексы площадью 500 тысяч квадратных метров. Этот количественный скачок приводит к целому ряду последствий. Одно из них заключается в том, что нам приходится сооружать многофункциональные здания, поскольку здание подобных размеров невозможно возвести лишь ради выполнения одной-единственной функции», — подчеркивает Рем Коолхаас в интервью журналу Spiegel.
В Дубае отвергают и другой традиционный принцип строительства. Обычно город расширяется потому, что растет его население, и приходится возводить все новые дома. Город является своего рода функцией демографической координаты. Здесь же «мы вычерчиваем планы, чтобы только привлечь население, для которого они создаются» (Р. Грааф). Как полагают, в ближайшие десять лет численность жителей Дубая возрастет в два с лишним раза. Ну а чем более необычно выглядят высотные здания, тем легче найти инвесторов, готовых связать свое имя с наиболее яркими образцами современной архитектуры.
В средние века любили говорить, что «городской воздух делает свободным». В наши дни эту пословицу можно было бы переиначить так: городской воздух делает больным. К числу самых грязных городов мира относятся Мехико и Джакарта. В столице Индонезии невообразимый смрад преследует на каждом шагу. После дождя все вокруг — окна и стены зданий, автомобили — покрывается мутной, липкой пленкой.
По оценке экологов, жители Объединенных Арабских Эмиратов тоже вовсю «коптят небо»: наносят в восемь раз больший ущерб окружающей среде, нежели среднестатистический житель планеты, что создает негативный образ этой страны. Не случайно именно в регионе Персидского залива, где энергия ценится несказанно дешево и нет недостатка в энергоресурсах, в последнее время возобладала новая тенденция: строительство «зеленых» — иными словами, экологически чистых — небоскребов. Эти высотные здания нового поколения потребляют несравненно меньше энергии, чем их предшественники, причем часть ее вырабатывают сами.
Самый яркий пример подобной архитектуры пока не реализован, но, как явствует из последних сообщений, вряд ли кризис помешает ему осуществиться. Это — Energy Tower, «Энергетическая башня», которую планируют возвести в столице Бахрейна-Манаме. Это здание высотой 322 метра (68 этажей), напоминающее зажженную свечу, по идее, должно обходиться без внешних источников энергии. Оно — само себе электростанция. На его крыше установят ветроэнергетическую турбину мощностью 500 киловатт (она похожа на язык пламени). Здание облицуют солнечными панелями общей площадью около 11 тысяч квадратных метров и оборудуют топливными элементами. Избыточный ток будет использован для производства водорода на специально оборудованной установке по его электролизу.
В Манаме столбик термометра поднимается летом до 50 градусов и выше. Благодаря новинке — вакуумным окнам — это здание представляет собой своего рода термос, а потому воздух в комнатах даже в жаркий день практически не будет разогреваться (в вакуумных окнах пространство между стеклами заполнено не инертным газом, а… пустотой — там создается вакуум; подобные окна пропускают вдвое меньше тепла, чем традиционные, и к тому же заметно легче их). В течение дня специальный защитный экран, опять же облицованный солярными элементами, будет медленно поворачиваться вокруг здания, ограждая комнаты от солнечных лучей. Подобные меры позволят снизить потребление энергии на 50–60 процентов по сравнению с традиционными показателями для высотных зданий. Тем более что сейчас, в пору кризиса, как никогда важна экономия — даже когда речь идет о грандиозных архитектурных объектах.
В том же Бахрейне уже сооружен «зеленый» небоскреб — World Trade Center, «Всемирный торговый центр» с башнями-близнецами высотой 240 метров. Между ними установлены три пропеллера диаметром 29 метров каждый. По расчетам, они должны вырабатывать 11–15 процентов энергии, потребляемой в здании. Впрочем, на этом примере архитекторы убедились, что ветряки в «городских джунглях» находятся в заведомо невыгодных условиях. Их расположение таково, что они не всегда могут поворачиваться вслед за ветром, а потому вырабатывают значительно меньше энергии, чем ожидалось.
Бахрейн. Всемирный торговый центр
«Зеленые» небоскребы входят в моду. Так, здание CIS-Tower, возведенное в английском Манчестере, до недавнего времени являлось крупнейшей в мире вертикальной фотоэлектрической установкой (теперь рекорд принадлежит «Дубайской башне»). Фасад этого здания высотой в 25 этажей облицован 7244 солнечными панелями.
Еще внушительнее небоскреб Pearl River Tower, сооружаемый в китайском Гуанчжоу (срок сдачи — середина 2009 года). Словно натянутый парус, он повернут к ветру. Воздушный поток всасывается в два горизонтальных шлица, разрезающих здание почти по всей ширине, и вращает лопасти установленных здесь ветроэнергетических турбин. В общей сложности, «Башня жемчужной реки», также облицованная солнечными панелями, будет получать больше энергии, чем ей требуется.
Самые высокие и необычные небоскребы возводят в последнее время в Азии. Их сооружают в Эмиратах и Китае, Малайзии и на Тайване, словно сигнализируя европейцам и американцам: «Мы умеем это делать лучше вас!» Одна из тенденций, которая наблюдается в последнее время в этих странах, — стремление строить круглые, асимметричные, криволинейные небоскребы. На фоне восточных изысков — причудливо очерченных башен — традиционные здания кажутся тяжеловесными, неуклюжими. Диковинные же азиатские постройки… разум отказывается верить, что они могут существовать. И все же они есть, и они поразительно устойчивы. Они выдерживают громы и молнии, тайфуны и шквалы, да и экономические кризисы им как будто нипочем.
Ведь вырос же их «двоюродный прадед» — Эмпайр-Стейт-билдинг — в 1929–1931 годах, в пору самого жестокого экономического кризиса ХХ века. Вырос и стал залогом будущего процветания Америки. А кризисы? На них история не кончается, как сказал в одном из недавних интервью Фрэнсис Фукуяма: «Это можно сравнить со своего рода маятником. Если мы вспомним историю, то капитализм постоянно переживал какие-то кризисы. Всякий раз мы либо лихорадочно вмешивались в экономику, либо полностью полагались на свободу рынка. При этом мы неизменно переусердствовали. Было бы здорово, если хотя бы этот кризис нас чему-то выучил, и в следующий раз мы стали бы смягчать удары маятника» (цитируется по журналу Esquire).
Небоскреб — это лучший бункер?
Архитекторы немецкого строительного концерна Hochtief разработали модель небоскреба, которому не страшны ни катастрофы, ни происки террористов. При проектировании здания был тщательно учтен опыт атаки на Всемирный торговый центр в Нью-Йорке в 2001 году. Эта модель небоскреба, получившая название SecupLex, выдержит даже лобовой удар самолета. Специальные амортизаторы, размещенные на фасаде здания, погасят возникающую при этом ударную волну. Основание небоскреба окружено защитной оболочкой метровой толщины; она уцелеет при взрыве автомобиля, начиненного динамитом. Посредине здания расположен бетонный «сердечник». По своей прочности он не уступит бункеру, в котором обычно укрываются высшие военные чины. Лифты, находящиеся внутри «сердечника», будут надежно работать и после катастрофы, обеспечивая быструю эвакуацию людей из здания.
Небоскреб — это лучшая птицеферма?
Сельское хозяйство перемещается… в небеса. Диксон Деспоммир из Колумбийского университета спроектировал ферму-небоскреб высотой 30 этажей. Она представляет собой цилиндрическое здание, облицованное стеклянными панелями и оборудованное вращающимся солнечным коллектором и ветряками. На первых этажах небоскреба расположатся бассейны для разведения рыбы а также птицефермы; вверху заколосятся поля. Для полива растений будет использована очищенная вода, поступающая из канализации. Подобный небоскреб мог бы снабжать продуктами питания 50 тысяч человек.
Лучший город мира построят в пустыне?
Власти Саудовской Аравии намерены возвести посреди пустыни самый современный город мира — King AbduLLah Economic City. Он вырастет на берегу Красного моря, между Меккой и Мединой. У нового экономического центра Саудовской Аравии два назначения. Он должен стать средоточием электронной и фармацевтической промышленности, что уменьшит зависимость королевства от торговли нефтью. Кроме того, Абдулла-Сити станет крупным туристическим центром, который со временем, может быть, затмит Дубай. В порту этого города построят самый современный терминал мира, где все погрузочно-разгрузочные работы будут выполняться в автоматическом режиме. Численность населения нового мегаполиса составит, предположительно, два миллиона человек; здесь будет создано около 500 тысяч рабочих мест. По прогнозу, новая «жемчужина Востока» засверкает в 2020 году.