Золотая цепочка

Глава шестая

Игорь Светов вышел из дому в самом радужном настроении. Правда, мать завела старую песню:

— Опять исчезнешь до утра? Двадцатый год парню, вымахал с коломенскую версту, а пользы, что от козла молока… Домой заявляешься только отсыпаться. Федоровна грозилась вчера, заявлю, говорит, как на этого, на тунеядца. Может, определишься куда? Разносчиком телеграмм или книжками торговать в метро? Там вон какие лбы торчат, а одеты, как на картинке…

Спорить с матерью, только время тратить напрасно. И ненадолго у нее трудовой энтузиазм. Еще когда в школе класс Игоря посылали на прополку, мать возмущалась: мой сын не трактор, чтобы работать на пашне.

Он молча оделся, юркнул в кладовушку, где у него фотолаборатория. Под ванночкой — вещица, завернутая в носовой платок.

В жизни выдаются дни, когда сама судьба идет тебе в руки. Неделю назад у Игоря был такой день. Судьба подошла к Игорю в образе чистенькой старушки, улыбнулась жеманно и спросила:

— Юноша, как проехать на проспект Вернадского?

— Спуститесь в метро, минут через пятнадцать будете на проспекте Вернадского, — сказал Игорь.

Но старушка нагнала его:

— Прошу прощения, а вы случайно не знаете, как покороче добраться до Вернадского семьдесят пять? Где лучше сойти — на станции «Университет» или проехать до «Юго-Западной?»

«Какого черта, — возмутился Игорь. — Знает Москву, а прикидывается. И выламывается не по годам…»

— Случайно не знаю, — буркнул он сердито, но вдруг перехватил взгляд старушки. Слегка сощурясь, она рассматривала его так испытующе и тревожно, точно встретила давнего знакомого и теперь силится, но не может припомнить его.

«Э, дело тут вовсе не в проспекте Вернадского», — сообразил Игорь и вопросительно взглянул на старушку. Она привстала на цыпочки, приблизила свое лицо к лицу Игоря и полушепотом задала вопрос, от которого у парня ноги приросли к асфальту…

Игорь покосился по сторонам, окинул старушку настороженным взглядом. Благолепная, сухонькая, она была явно не похожа на переодетого капитана милиции. И заплетающимся языком Игорь осведомился о количестве и цене товара. Услыхав от нее ответ, он не поверил своим ушам и подумал, что бабуся разыгрывает его, но уловил ее заискивающий взгляд и понял: она просто наивняк — новичок, не знает настоящей цены тому, чем, как семечками, торгует прямо на улице.

Игорь вошел в вестибюль гостиницы, жадно втянул в себя сладковатый, будто в оранжерее, воздух, прислушался к шелесту чужестранных слов и разулыбался блаженно. Но, окинув вестибюль взглядом, замер: нужный ему человек стоял, низко опустив голову. Его держали под руки двое здоровяков боксерского вида.

Игорь ринулся к двери. Но на его пути, точно из-под земли, вырос парень в сером костюме. Игорь приближался к парню, лихорадочно конструируя в уме английскую фразу: «Лэ-эд ми…а, черт, как дальше? Кажется… пас ю…» Важно, чтоб не дрогнул голос. Но тут рядом кто-то сказал негромко: «Привет, Светов!»

Игорь вздрогнул: по фамилии к нему обращались только работники милиции. И действительно, рядом с ним стоял его новый знакомый — старший лейтенант Федорин. Недели три назад они долго толковали о жизни. Игорь сделал вид, что растрогался и даже пообещал пойти на работу. Сейчас, увидав Федорина, он поморщился, но сразу растянул губы в улыбке:

— Салют, Эдуард Борисович! Тороплюсь вот…

Федорин почему-то вздохнул и сказал строго:

— Подожди, есть разговор.

«Неужели выбрасывать придется?» — подумал Игорь и почувствовал, как заныло под ложечкой. Но долговязый парень, который по-прежнему каланчей стоял на пути, будто стальной замок защелкнул, крепко сжал пальцами запястье правой руки Игоря, в ту же секунду на левом запястье сомкнулись пальцы Федорина.

Машина тронулась с места. Голова у Игоря кружилась, к горлу подкатывала тошнота, здания за боковыми стеклами то кренились в стороны, то сливались в серую полосу, и он не узнавал знакомых улиц.

Потом Игорь услыхал частое треньканье. Оказывается, это стучали о стакан его зубы. А сам он сидел на стуле посреди небольшой комнаты.

— Ну, спокойнее, Светов, спокойнее, — произнес знакомый голос. — Нельзя так паниковать.

Светов осмотрелся, узнал Федорина.

— Чего ежишься? — спросил Федорин. — Сам покажешь содержимое карманов или помочь?

Окно, письменные столы, зачем-то стоявший здесь старенький диван закружились в хороводе. Игорь прикрыл глаза, медленно протолкнул руку в карман, выложил на стол сверток и торопливо сказал:

— Прошу записать, я выдал добровольно.

— Куда уж добровольнее. — Федорин развернул сверток, присвистнул: — Ого! — подержал на ладони слиток, уверенно определил: — Граммов около двухсот.

— Я выдал добровольно, — плаксиво повторил Игорь.

— Хорошо, я запишу в протоколе: задержанный Светов выложил из кармана слиток металла желтого цвета весом… Сколько получилось, товарищи понятые? Сто девяносто два грамма. — Федорин вздохнул и спросил грустно: — Как же так, Светов? Когда ты заделался валютчиком?

Федорину было обидно за Светова, а того больше за себя. Еще в полдень, когда майор Коробов приказал Эдуарду установить за Световым наблюдение и, если тот появится в гостинице, задержать его, Федорин в глубине души надеялся, что Игорь либо вовсе не придет туда, либо придет туда пустым, и все подозрения против этого нескладного парня рассеются.

Федорин снова взял в руки слиток. Одна сторона как бы обожжена. Достал из стола лупу, явные следы травления кислотой.

— Допустим, Игорь, ты в первый раз. Но ведь в гостиницу ты шел к Игумнову.

— Кто такой Игумнов?

— Не делай удивленных глаз, Светов. У нас Игумнов Валентин. И ты видел его при задержании. Я знаю, хватка у него мертвая. Но сейчас ему собственную шкуру спасать надо.

«Вот тебе и Валька Игумнов. Кремень-парень. Кому же верить?» — ужаснулся Игорь и сказал с вызовом:

— Если знаете обо всем, тогда о чем речь?

— О том, где ты взял золото. Не вздумай доказывать, что нашел его в подъезде под лестницей.

Игорь долго молчал, тоскливо глядя на вялые облачка за окнами, заговорил, медленно, с хрипотцой выталкивая слова:

— Если бы нашел, не так было бы обидно. Слыхал я, что сильно опасное это дело, но зато и прибыльное. Ну, когда предложила мне старушка, думаю, дай попробую… Сухонькая такая бабка, вся в морщинах, самого интеллигентного вида. Шляпка с цветиком надвинута на лоб, брошка с кулак величиной. Подошла на улице: не возьмете ли, молодой человек, остатки фамильной роскоши? Паспорта мы не спрашивали друг у друга. Она мне — эту штуку. — Игорь страдальчески покосился на пустой сверток. — Я ей — деньги. И — привет.

— Подробнее описать не можешь?

— Была бы молодая, другое дело. А тут старушенция, глядеть не на что. Бизнес — и только.

— Колечко тоже купил у старушки? — спросил Федорин, указав на снятое с пальца Светлова узенькое кольцо. — Или сделал сам? Оно же без пробы.

— Все рассмотрели. Колечко продала мне Марийка Загоскина. Живет в соседнем подъезде.

Закончив телефонный разговор с Федориным, Зубцов ринулся в кабинет Орехова.

— Есть! Есть бодылинское золото!..

— О чем ты? Где ты обнаружил его?

— Не я обнаружил, Федорин. — Зубцов наполнил водою стакан, залпом осушил его и стал рассказывать про сообщение с Петровки. — Как видишь, Михаил Сергеевич, слиток с характерной печатью, и продавщица-старушка интеллигентного вида.

— Вообще-то, когда везет, как сейчас, надобно присмотреться: не подыгрывает ли кто нарочно. Поэтому слиток немедленно на экспертизу. Пусть срочно установят время и место добычи, способ обогащения металла. Для опознания печати пригласим профессора Каширина. Нашим товарищам в Краснокаменске я поручил сфотографировать воскресшую из мертвых Бодылину-Аксенову-Лебедеву, разумеется, как только она возвратится к себе. Снимки покажем Каширину и задержанному Федориным гражданину. Подремлет в камере, поразмыслит, пройдет у него послеарестный шок, станет, как говорят теперь, коммуникабельным. А сейчас он из упрямства повторит то же, что сказал Федорину.

Утром Анатолий был на Петровке. Светов вошел понурясь, напряженно стиснув за спиной руки, губы его кривились, жидкие усики казались наклеенными.

«Однако ты, братец, трусоват», — отметил Зубцов.

— Как спалось, Светов? — спросил Зубцов и, уловив брезгливую гримасу Игоря, продолжал: — Конечно, не на даче у друга. И комфорт не тот, и кормежка…

— Мне теперь выбирать не приходится… Засыпался — и все, амба! И не надо мне сострадать, — ершисто проговорил Светов, усаживаясь на стул против Зубцова, закинув ногу за ногу. Он изо всех сил старался казаться спокойным, даже ироничным. Однако пальцы все обшаривали, ощупывали колени. Зубцов заметил и синие тени вокруг запавших глаз и сказал ободряюще:

— Не надо, Игорь, так отчаиваться. Да и не все еще потеряно для тебя.

— А что это меняет? Валька Игумнов хоть повидал кое-что, пожил, как наследный принц. А я… В первый раз. И все. И мы с Игумновым под одной крышей. И судьба у нас одна — восемьдесят восьмая статья. Правильно мать твердит, что я невезучий.

Он говорил зло, но упоминание о матери прозвучало неожиданно жалобно. Зубцов, думая о том, что матери сейчас много горше, чем самому Игорю, спросил:

— Когда у матери деньги брал на свою покупку, небось не объяснял, зачем они тебе?

— Почему у матери? — растерянно спросил Светов.

— А у кого же?

— Свои нашлись.

— Свои так свои. Но мать мы все же спросим насчет денег. Она скажет правду ради тебя.

Губы Светова снова болезненно искривились.

— Ее-то хоть оставьте в покое. Занял я у соседей.

— Не у Загоскиной случайно? Много же ты ей задолжал. И за колечко, и за эту покупку.

Зубцов выдержал паузу. Понимая, что ошибка в его предположении сразу разрушит доверие Светова, все же поддаваясь внезапному озарению, спросил:

— Игорь, когда и где в последний раз ты встречал высокого черноволосого мужчину восточного типа, лет сорока? По-русски он говорит без акцента…

От взгляда Зубцова не ускользнуло, как дрогнули и опустились плечи Светова. «Он знает Мамедова», — с облегчением отметил Зубцов.

— Почему ты прикрываешь этого обер-валютчика?

Светов провел рукой по лицу и сказал;

— Ладно. Тогда слушайте, как было. Начистоту…

…Оставив старушку в сквере, Игорь отправился на поиски денег. Он решил попытать счастья в соседнем подъезде, у Марийки Загоскиной. Живет одна, весело, шумно. Судя по всему, денежный человек.

Услыхав просьбу соседа, Муся, как, заискивая, назвал ее Игорь, прищелкнула языком и сказала:

— Ничего себе пустячки!.. А зачем тебе столько?

— Да вот наметился мини-бизнес, — уклончиво ответил Игорь.

— Ничего себе мини… — Мария усмехнулась, зачем-то одернула свою укороченную до размеров мужской рубашки юбку, решительно встряхнула крашеной челкой. — Ладно, попробую помочь тебе, бизнесмен. У меня тут гость. По-русски он не силен, зато при деньгах. Я ему растолкую. Про бизнес он поймет и на пальцах.

Высокий мужчина с коричневато-смуглым лицом действительно все понял удивительно быстро. Лениво взмахнул рукой, остановил отчаянно жестикулирующую Марию, извлек из бумажника пачку сторублевок, помаячил пальцами перед лицом Марии. Она перевела:

— Он требует показать ему твои покупки.

— Непременно! — клятвенно заверил Игорь.

Но, едва заполучив от старушки товар, быстро двинулся по аллейке, решая, куда бы скрыться. И вдруг увидел впереди смуглолицего. Тот с понимающей усмешкой посмотрел на него и поманил пальцем. Когда Игорь подошел, смуглолицый, почти касаясь губами его уха, на чистейшем русском языке прошептал такие словечки, что у Игоря вспыхнули щеки и уши.

— Не вздумай ловчить. Выкладывай. — Смуглолицый выхватил из кармана обомлевшего Игоря сверток, развернул его. Вспыхнули на солнце обрубки золотого слитка и разрезанная вдоль цепочка. Он опустил себе в карман обрубок побольше, потом цепочку и объявил:

— Мы с тобой квиты. — Небрежно протянул Игорю два пальца и исчез, будто растворился в воздухе.

— Вот и все, начистоту, — Светов тяжело вздохнул.

— Спасибо, — отозвался Зубцов. — А как ты думаешь, Загоскина действительно считает его иностранцем или разыграла тебя?

— Чего не знаю, того не знаю.

— Ладно, спрошу у нее сам. А кредитора своего опиши подробнее. Рост, черты лица, цвет глаз и волос, манеру ходить, говорить, слушать. Это все важно. Да не изводи себя мрачными мыслями о восемьдесят восьмой статье. Статья статьей, вина виной… И если все, что ты рассказал, правда, буду ходатайствовать, чтоб до суда тебя отпустили под подписку о невыезде.

Когда Анатолий Зубцов вошел в комнату, где Федорин допрашивал Загоскину, Мария плакала. Она промокнула глаза и щеки скомканным носовым платочком, растянула губы в подобие улыбки и сказала умоляюще:

— Я говорю сущую правду. Золотое кольцо мне подарил Закир, иностранный коммерсант из восточной страны. В благодарность за… ну, за эти… как их… личные услуги ему… Подарил личную вещь, а была на кольце проба или нет, что мне за дело. Кольцо мне великовато. Я и продала.

Зубцов, скрывая раздражение, отвел взгляд от ее мокрого, испачканного тушью лица и сказал:

— Значит, вам он отрекомендовался Закиром?

— Он и есть Закир. Иностранец.

— И давно вы с ним повстречались?

— Дней десять, должно быть, прошло. Я не веду дневника своих знакомств. — Губы Марии медленно расклеились в улыбке.

— А за какие услуги он под ваше поручительство одолжил крупную сумму вашему соседу-мальчишке?

Глаза Марии широко раскрылись, на щеках проступили красные пятна.

— Он сделал это по моей просьбе. Ну, как вам объяснить, что я говорю правду.

— На пальцах, — жестко сказал Зубцов. — На пальцах, как вы объяснялись с… так называемым иностранцем в присутствии Светова.

— Как же объясняться, если он не говорит по-русски?

— Говорит. И даже без акцента. Спросите об этом у Светова. И не надо, гражданка Загоскина, изображать изумление. Вы скрываете правду потому, что являетесь сообщницей этого афериста. Эдуард Борисович, продолжайте допрос.

— Сказала тебе Загоскина что-нибудь важное? — спросил Зубцов Федорина, когда тот приехал к нему в управление.

— Похоже, она действительно не знала, говорит ли ее клиент по-русски. Дли их отношений вполне достаточно языка жестов. Я сделал вид, что поверил ее раскаянию и отпустил, но взял под наблюдение ее дом. Кстати, Загоскина приготовилась к отсидке. И в благодарность за то, что мы отпустили ее, рассказала: несколько дней назад Закир вместе с нею побывал у зубного техника Шпрингфельда и продал ему самодельные зубопротезные пластины. Этого Шпрингфельда мы в прошлом году засекли на частной практике, но не смогли доказать его вины. Теперь он признал, что действительно купил у человека, не говорившего по-русски, три самодельных золотых пластины для протезирования зубов. Общим весом около шестисот граммов.

Зубцов убрал в сейф бумаги и торопливо, точно вот сейчас, за углом, получит ответ на все свои вопросы, сбежал вниз по лестнице. С минуту постоял на верхней ступеньке высокого каменного крыльца, не то свыкаясь с грохотом улицы, не то прикидывая, в какую сторону направиться. Впрочем, ему было решительно все равно.

Анатолий уже не мог вспомнить, когда приобрел эту привычку: начиная новую операцию, выходил на улицу и шагал до тех, пор, пока не появлялось нечто похожее на решение или же не уставал от долгой ходьбы. Он возвращался домой. А утром снова шагал и отвергал, браковал казавшиеся такими убедительными версии.

Что-то загудело, застонало над головой. Зубцов осмотрелся. Оказывается, он шел под эстакадой Самотечной площади. Машины карабкались к низким облачкам. Фантастично!

Но разве менее фантастично то, чем живет Зубцов с того июньского утра, когда подполковник Орехов приказал ему найти бодылинский клад и преступников, нацеленных на него. Найти в четырехугольнике Москва — Баку — Краснокаменск — рудник Октябрьский. Как говорят математики: плюс, минус бесконечность…

Впрочем, теперь уже в треугольнике: Москва — Краснокаменск — рудник Октябрьский. После допроса Светова розыск в Баку лишен смысла.

На первый взгляд, все можно разрешить очень просто: объясниться начистоту с Агнией Климентьевной и Николаем Аксеновым. Но не опрометчиво ли вести такой разговор с людьми, которые, возможно, полвека таят фамильные ценности и едва ли откажутся от них добровольно? Как говорить об этом с женщиной, которая менее чем за год изловчилась официально умереть для всех и негласно воскреснуть под другой фамилией. Или с ее сыном, управляющим рудником, откуда утекает золото…

В то же время «кладоискатели» могут начать свой разговор с потомками Бодылина. Могут шантажировать их. А возможно, у преступников есть пароль от Афанасия Бодылина к наследникам сибирского купца. Намекал же Потапов на какой-то условный знак…

В боксе есть такой прием: бой с тенью — очень важный элемент в технической подготовке спортсмена. Зубцов уже неделю находится в положении человека, который сражается с тенями.

Правда, после допроса Светова стало понятным, как попало бодылинское золото к Мамедову. Мамедов для ювелира Никандрова, Закир для гостеприимной Загоскиной? Может быть, он действительно иностранец?

Иностранец, который знает о бодылинском золоте, и, едва заполучив малую толику его, сразу же идет к ювелиру Никандрову, чтобы удостовериться в своей догадке? В это трудно поверить.

Но ведь Афанасий Бодылин эмигрировал за границу. Он отлично знал старые связи отца, знал о бодылинском кладе. Мог же Афанасий Бодылин передать эти сведения верному человеку. Следовательно, нельзя исключить и появление иностранца.

Но как могли оказаться у иностранца самодельные зубопротезные пластинки, да еще из золота с того же рудника Октябрьского?

Зубцов замедлил шаг и повернул в обратный путь.

В кабинет Зубцова заглянула секретарша Орехова:

— Вам письмо, Анатолий Владимирович!

Обратного адреса не было, но на конверте Зубцов разглядел штамп: пос. Октябрьский…

«Глубокоуважаемый товарищ майор Зубцов Анатолий Владимирович! Считаю своим гражданским долгом заявить, что внук купца-толстосума Бодылина, Аксенов Николай Аристархович, обманом пробрался на пост управляющего рудником Октябрьским, бывший прииск своего деда, и систематически, с помощью своих приближенных, похищает государственное золото и сбывает в г. Москве в виде зубопротезных пластин и самодельных колец…»

О том, что начат розыск бодылинского золота, знали или могли догадываться из посторонних только профессор Каширин и сын бывшего компаньона Бодылина, Потапов.

Но, вот, оказывается, знает и кто-то еще. Сегодня этот кто-то сделал смелый шаг. Это ведь не просто анонимное письмо, которое придется зарегистрировать и тщательно проверять, тем более, что в сочетании с колечками и зубопротезными пластинками факты весьма правдоподобны. Это еще и объявление войны, предупреждение о том, что противник в курсе событий…