Золотая Орда. История в имперском контексте

«Новый Чингис-хан»: объединение Золотой Орды Токтамышем

Токтамыш являлся потомком Туга-Тимура, одного из младших сыновей Джучи. Его отец Туй-ходжа-оглан в свое время выступил против Урус-хана (тогда еще — правителя Синей Орды, не помышлявшего о захвате золотоордынского трона), за что был казнен, а его сын бежал и нашел убежище при дворе Амира Тимура, который в это время активно устанавливал свою власть в Чагатайском улусе.

Несомненно, за двадцать с лишним лет и население, и правящая элита Золотой Орды устали от междоусобицы. Только таким образом можно объяснить, почему хан Токтамыш, не имевший особых талантов правителя, военачальника и дипломата, в течение пятнадцати лет (1380–1395) оставался на троне Золотой Орды, а затем еще более десятилетия вел борьбу за него (1395–1406), продолжая находить сторонников для противостояния с конкурентами. Тем не менее, поначалу казалось, что новому хану суждено не только умиротворить и объединить сам Улус Джучи, но и возродить его былой авторитет.

Прекращению смуты и восстановлению единого государства Джучидов предшествовали годы борьбы Токтамыша за восточное крыло Золотой Орды — Синюю Орду, в которой активную поддержку ему оказал его чагатайский покровитель. В течение 1370-х гг. Токтамыш при поддержке Амира Тимура совершил четыре похода в Синюю Орду, три из которых закончились его поражениями, и лишь последний оказался успешным.

Некоторые современные авторы полагают, что Тамерлан оказал Токтамышу поддержку как представителю рода Чингизидов и, соответственно, законному претенденту на трон, помогать которому было «священным долгом и обязанностью» любого родоплеменного вождя из того или иного чингизидского государства.[268] Однако подобное мнение представляется нам некорректным: полагаем, последовательная поддержка Амиром Тимуром Токтамыша представляла собой один из эпизодов в борьбе за очередное восстановление Монгольской империи.

Если мы взглянем на политическую карту Евразии последней четверти XIV в., то увидим весьма существенное изменение ситуации по сравнению с первой половиной того же века. Монгольская империя в виде конфедерации четырех улусов (империя Юань, Золотая Орда, Чагатайский улус, государство ильханов в Иране) развалилась. Половина этих государств — Юань и Иран — вообще прекратила существование, распавшись на ряд независимых владений, часть которых даже возглавили не потомки Чингис-хана, а представители других аристократических семейств. В Золотой Орде же и Чагатайском улусе, также едва не распавшихся, шла длительная борьба за власть.

Тамерлан активно участвовал в этой борьбе и к началу 1370-х гг. сумел стать фактическим правителем Чагатайского улуса. Поскольку в других частях бывшей Монгольской империи продолжались междоусобицы, он решил, что подвластное ему государство, обстановка в котором стабилизировалась, может стать новым центром возрожденной Монгольской империи. Целый ряд действий Амира Тимура свидетельствует о таких его устремлениях.

Во-первых, далеко не случайным представляется тот факт, что он возводил на престол в Чагатайском улусе ханов Суйургатмыша и его сына Султан-Махмуда — прямых потомков Угедэя. Этот род, как мы помним, в свое время был незаконно лишен права занимать трон Монгольской империи, но, возводя на трон именно его представителей, Тамерлан как бы демонстрировал возврат к эпохе величия империи, которая пришлась как раз на правление Угедэя и его ближайших преемников. Во-вторых, действуя уже от имени «своих» ханов, он в 1380–1390-е гг. возводил на соседние троны Чингизидов, которые готовы были признавать его власть. В Могулистане (восточной части Чагатайского улуса, ставшей самостоятельным государством в 1340-е гг.) это были Кепек-Тимур, а затем — Хызр-ходжа. В Золотой Орде в 1390-е гг. он возвел на трон Тимур-Кутлуга, а затем — Койричака, в вассалитете которых по отношению к чагатайскому правителю никто не сомневался. По некоторым сведениям, под конец жизни Тамерлан планировал даже возвести своего ставленника на трон Монголии — некоего царевича Улджай-Тэмура (отдаленного потомка Хубилая), но не успел этого сделать. Да и другие действия Амира Тимура — покровительство строительству, наукам и искусствам, развитие торговли и сети транспортных путей — также в полной мере соответствуют созидательной деятельности монархов эпохи единства Монгольской империи. Также нельзя забывать, что, несмотря на приверженность к исламу, Амир Тимур являлся также и почитателем торе и Ясы Чингис-хана, что в глазах других мусульманских правителей делало его едва ли не язычником, но обеспечивало поддержку многочисленных кочевых тюрко-монгольских подданных.[269]

Подобные намерения чагатайского временщика позволяют более-менее рационально объяснить его интерес к Токтамышу и последовательную поддержку его, несмотря на то что ордынский царевич первыми же своими действиями продемонстрировал, что особыми талантами полководца и правителя не обладает. Подозреваем, что именно это и сделало его в глазах Тамерлана наиболее подходящим кандидатом на пост вассального правителя Золотой Орды в условиях воссоздания Монгольской империи. Соответственно, возведение Токтамыша на трон сначала Синей Орды в 1378 или 1379 г. и на трон Белой Орды в 1380 г. в полной мере вписывается в эту политическую линию Тамерлана и является очередным шагом на пути к воссозданию им Монгольской империи.

Как бы то ни было, в самом начале 1380-х гг. Токтамышу, пусть даже и как ставленнику иностранного правителя, удалось стать во главе объединенного государства Джучидов, и он активно принялся за наведение порядка внутри страны и восстановление ее отношений с другими государствами — как дипломатическими партнерами, так и бывшими вассалами.

Вскоре после прихода к власти, в 1381 г., Токтамыш выдал генуэзцам Кафы ярлык, которым возвращал им селения, конфискованные у них Мамаем.[270] Тем самым новый хан демонстрировал намерения восстановить мирные отношения с Генуей — естественно, в первую очередь, для оживления торговли Золотой Орды с Европой. Вероятно, именно с этого времени итальянские колонии в Крыму и Приазовье приобрели статус «двойного подданства», признавая власть и собственных метрополий, и золотоордынских ханов.[271]

А годом позже, зимой 1382 г., убедившись, что русские княжества по-прежнему не намерены давать в Орду «выход», как действовали в отношении Мамая с 1374 г., начал масштабный поход на Русь, завершившийся взятием и сожжением Москвы и восстановлением вассалитета Северо-Восточной Руси со всеми обязательствами по отношению к сюзерену.[272]

Наконец, в 1383 г. Токтамыш восстановил контроль Золотой Орды над Хорезмом, который с 1361 г. был объявлен своими правителями из династии Суфи независимым владением, а в 1379 г. был завоеван Тамерланом.[273] Любопытно, что последний поначалу никак не отреагировал на подобные, казалось бы, враждебные действия своего ставленника. Некоторые авторы склонны объяснять пассивность Амира Тимура тем, что он в это время все свои силы сосредоточил на иранском направлении. Однако, как представляется, в условиях воссоздания империи Тамерлану не было принципиально, в состав какого из имперских улусов будет входить тот или иной регион — ведь все улусные правители в конечном счете должны были подчиняться его ставленнику, хану-Угедэиду.

Кроме того, Токтамыш начал активно восстанавливать дипломатические связи Золотой Орды, в частности, в свою очередь, в 1384 г. отправил свое первое посольство в Мамлюкский султанат.[274]

Наконец, тогда же, в начале правления, Токтамыш провел очередную денежную реформу в Золотой Орде. Ее причиной стало резкое ухудшение качества монет в эпоху «замятии великой», когда каждый хан старался чеканить монеты с собственным именем, не слишком заботясь об их качестве и покупательной способности. Соответственно, доверие к золотоордынской валюте было подорвано, и объединитель Улуса Джучи попытался исправить ситуацию. Токтамыш (как и Токта в 1310–1311 гг.) предпринял попытку унификации денежного чекана, выпуская монеты, впрочем, другого веса, чем это делали его предшественники — вероятно, с целью постепенного изъятия некачественной монеты.[275]

Установление контроля над всей Золотой Ордой и внешнеполитические успехи, по-видимому, вскружили голову Токтамышу. А отсутствие реакции Амира Тимура на захват Хорезма он, вероятно, воспринял как проявление слабости со стороны своего покровителя. В результате к середине 1380-х гг. в политике Токтамыша происходит окончательный перелом: он начинает рассматривать самого себя как будущего правителя всей Монгольской империи, намереваясь, подобно Тамерлану, установить контроль над всеми ее прежними улусами. Об этом свидетельствует, в частности, относящаяся к этому времени пайзца Токтамыша, в которой он фигурирует под именем «Токтамыш-каана», т. е. «хана над ханами»: именно так в свое время именовались императоры Юань — номинальные верховные правители Монгольской империи в конце XIII — первой половине XIV в.[276] Создатели тюркского эпоса «Идегей» также приписывают Токтамышу сравнение самого себя с Чингис-ханом.[277]

Чтобы подчеркнуть свое преемство от прежних великих правителей Монгольской империи и Золотой Орды, Токтамыш также не обошел вниманием и традиционную сферу политики — покровительство наукам и искусствам. Подобно предшественникам (а также и Тамерлану), он стал принимать при своем дворе ученых и поэтов, причем порой обеспечивал их присутствие насильственными методами. Так, например, захватив в 1386 г. Тебриз (о чем речь пойдет ниже), он увез оттуда в Сарай богослова Камал ад-Дина ал-Худжанди.[278]

Впрочем, вряд ли стоит считать, что проявление имперских амбиций было единоличной инициативой самого хана. Несомненно, к этому его подтолкнули его собственные сторонники из числа золотоордынской знати.

Как оказалось, Токтамыш представлялся своим подданным подходящим ханом, пока вел активные завоевания. Как только он прекратил войны и попытался заняться мирной деятельностью, он тут же выказал свою несостоятельность. И уже в 1386 г. против него составился первый заговор, во главе которого оказалась Тулунбек — дочь Бердибека и вдова Мамая, на которой женился Токтамыш, вероятно, чтобы укрепить свою легитимность родством с династией Бату. Хан подавил заговор и казнил свою мятежную жену и часть ее сторонников (другим удалось бежать),[279] но сделал правильный вывод: чтобы продолжать пользоваться поддержкой знати, необходимо воевать. И выдвижение претензий на имперское наследие стало тем самым фактором консолидации золотоордынской элиты, который еще на некоторое время обеспечил хану ее поддержку.

Кроме того, нельзя не учитывать и еще одного обстоятельства: как раз в 1380-е гг. в политике Тамерлана начали проявляться его намерения закрепить власть в воссоздаваемой империи не за Чингизидами (пусть даже и его ставленниками), а за собственными прямыми потомками — сыновьями и внуками. Уже в этот период он назначает своих старших сыновей Омар-Шейха и Мираншаха правителями крупных владений в Иране, причем последнего видит прямым наследником ильханов-Хулагуидов.[280]

Естественно, такие действия эмира — влиятельного, но при этом не принадлежавшего к роду Чингис-хана, вызывали негативную реакцию со стороны многих соседних правителей, и Токтамыш не мог не знать об этом. Поэтому его противостояние с Амиром Тимуром не следует рассматривать как выступление «отважного одиночки»: напротив, он решился повернуть оружие против прежнего покровителя, лишь убедившись, что его поддержат многочисленные недруги чагатайского временщика.

Противостояние Токтамыша с Тимуром и его последствия

Восстановив контроль Золотой Орды над Хорезмом, Токтамыш обратил взор на еще один регион, издавна являвшийся сферой политических интересов Золотой Орды — Кавказ. Как мы помним, после того как Бердибек, узнав о болезни своего отца Джанибека, в 1357 г. оставил пост наместника Азербайджана, там началась анархия, борьба за власть представителей местной знати. В 1359 г. Азербайджан и Северный Иран захватили Музаффариды, правители Фарса, пленившие и казнившие эмира Ахиджука, которого Бердибек оставил своим заместителем. Вскоре эти владения отвоевали Джалаириды, правители Западного Ирана.[281] В результате завоеваний Амира Тимура эти территории вошли в сферу его политических интересов, и в 1385 г. он нанес поражение Ахмаду Джалаиру, фактически захватив Азербайджан.

Полагая несправедливым, что регион, в течение долгого времени составлявший предмет спора между Золотой Ордой и Ильханатом, подчинен постороннему правителю Чагатайского улуса, Токтамыш зимой 1386 г. двинулся на Ширван и подчинил это государство Золотой Орде. Амир Тимур, естественно, был возмущен неблагодарностью своего бывшего протеже и направил против хана войска под командованием своего сына Мираншаха, которого Токтамыш практически разгромил. Однако, услышав о приближении войск самого чагатайского правителя, золотоордынский хан на первый раз не рискнул вступать в открытую схватку с Железным Хромцом и предпочел отступить, с дороги отправив послание, в котором объяснял все случившееся недоразумением.[282]

Однако в следующем, 1387 г., убедившись, что Тимур не собирается мстить ему и по-прежнему продолжает завоевание Ирана, Токтамыш вместе со своими союзниками — эмирами Хорезма и некоторых среднеазиатских областей — вторгся непосредственно в пределы Чагатайского улуса, разгромил войска Омар-Шейха, сына Тамерлана, и, разоряя чагатайские владения, дошел до Самарканда — столицы Чагатайского улуса. Лишь спешное возвращение Амира Тимура заставило Токтамыша отступить, поскольку на сражение непосредственно со своим бывшим покровителем он вновь не решился. В отместку Железный Хромец в следующем, 1388-м, году подверг разгрому Хорезм и уже окончательно присоединил его к Чагатайскому улусу.[283]

Токтамыш сумел создать могущественную коалицию против Тамерлана: в нее вошли все недруги чагатайского правителя — иранский правитель Ахмад Джалаири, мамлюкский султан Баркук, правитель Могулистана Хызр-ходжа, кашгарский владетель Камар ад-Дин (враг Хызр-ходжи, но объединившийся с ним против Тимура), правитель киргизов Энке-тура. Понадеявшись на союзников, Токтамыш в 1388 г. вновь вторгся в Мавераннахр и на этот раз уже понес поражение от войск Амира Тимура, который к 1389 г. сумел расколоть коалицию, созданную Токтамышем, и со временем разгромил поодиночке большинство его союзников.

А в 1390 г. Амир Тимур сам перешел в наступление и годом позже нанес Токтамышу ряд поражений. Самое серьезное сражение состоялось на р. Кондурче в июне 1391 г., после чего Тамерлан фактически захватил Синюю Орду, власть над которой передал джучидскому царевичу Тимур-Кутлугу и его сподвижнику — эмиру Едигею; оба, подобно Токтамышу десятилетием раньше, признали вассалитет от Тамерлана и его хана.

Пользуясь ослаблением Токтамыша, в Крыму в том же 1391 г. провозгласил себя ханом царевич Бек-Пулад, и законному монарху не хватало сил для войны на два фронта. Поэтому, как только Тамерлан вернулся в свои владения, Токтамыш вступил в переговоры с новыми властителями Синей Орды и сумел заключить компромиссное соглашение: хан отказывался от прав на доходы с восточного крыла Улуса Джучи, не требовал от его правителей войск и т. д., а Едигей отказался поддерживать претензии Тимур-Кутлуга на ханский трон и обещал не выступать на стороне врагов Токтамыша. Такие отношения между ними продолжались до 1395 г.[284]

Столкнувшись с такими серьезными проблемами на востоке своих владений, «новый Чингис-хан» решил обеспечить себе безопасность хотя бы на западе, где все больше набирало силу Великое княжество Литовское. Спор по поводу ордынских владений, попавших под власть Литвы в результате Синеводской битвы 1362 г., до сих пор не был решен, и Токтамыш в начале 1390-х гг. нашел довольно удачный компромисс. В 1392 г. он направил литовскому великому князю Ягайло (ставшему с 1385 г. также и польским королем) ярлык, в котором соглашался признать захваченные земли частью Литвы, но при условии уплаты ему, хану, за них дани. В результате, с конца XIV в. и до середины XVII в. литовские князья (а с 1569 г. — короли Речи Посполитой) совершали ордынским монархам, а затем и их правопреемникам — крымским ханам — ежегодные выплаты, по сути, признавая себя в отношении южнорусских степных областей вассалами Джучидов![285]

Усилия Токтамыша позволили стабилизировать ситуацию в западных регионах, и, вероятно, именно это позволило ему подавить мятеж Бек-Пулада. Это произошло, вероятно, в том же 1392 г.[286]

В 1395 г. Амир Тимур начал второй поход против Токтамыша — на этот раз на Белую Орду, которая все еще признавала этого хана. В апреле 1395 г. на р. Терек состоялось крупнейшее сражение за эту кампанию, и Токтамыш в очередной раз был разбит и бежал. На этот раз Тамерлан не ограничился разгромом его войск: он ставил своей целью полный разгром Улуса Джучи, разорение его городской инфраструктуры, торговой системы и т. д. Чагатайские войска в 1395–1396 гг. опустошили Северный Кавказ, Поволжье, Крым, сожгли несколько пограничных русских городов, и, лишь убедившись, что Токтамыш окончательно разгромлен и лишен трона, Тамерлан вернулся в свои владения.[287] На трон в Сарае он возвел своего вассала — султана Койричака, а в Крыму в то же время предъявил претензии на трон царевич Таш-Тимур, до этого являвшийся наместником Токтамыша в этом регионе.[288] От полного уничтожения Золотую Орду до некоторой степени спасла, как ни парадоксально, очередная эпидемия чумы, начавшаяся в 1396 г.: некоторые исследователи полагают, что именно она заставила Тамерлана прекратить поход и спешно вернуться в свои владения.[289]

Так все завоевания Токтамыша, совершенные им в конце 1370-х — начале 1380-х гг., пошли прахом, Золотая Орда оказалась окончательно расколота, и ее восточное крыло отныне стало фактически независимым государством.

Амир Тимур, несомненно, хорошо знал об устремлениях Токтамыша и постарался в результате своих походов лишить его любой возможность переноса имперского центра в Золотую Орду. Базой любой «степной империи» служила, как ни странно, оседлая городская инфраструктура во главе со столичным центром: именно города были административными и торговыми центрами, монетными дворами и т. д. У Чингис-хана это был Каракорум, у Хубилая — Даду (Пекин), у Тамерлана — Самарканд. Таким центром для Токтамыша мог бы стать Сарай, удобно расположенный на Волге, на пересечении трансконтинентальных торговых путей. Неудивительно, что Амир Тимур решил нанести удар именно по этой развитой золотоордынской городской системе, разрушив крупнейшие административные центры государства Джучидов — Сарай, Булгар, Азак (Азов), Хаджи-Тархан и др.

Стремясь лишить Золотую Орду административной и экономической инфраструктуры, Амир Тимур нанес серию жестоких ударов и по золотоордынской внешней торговле. Во время своего похода 1395–1396 гг. он, разрушив Азак, разорил и местную венецианскую торговую факторию Тану, которая после этого утратила статус центра венецианских владений в Приазовье, превратившись в небольшое поселение. В то же время войска Тамерлана (или его ордынских союзников — противников Токтамыша) разгромили и крымские поселения, включая Кафу, центр генуэзских владений на полуострове.[290] По-видимому, неспособность Токтамыша защитить своих торговых партнеров, по замыслу Амира Тимура, должна была отрицательно сказаться на внешнеторговой политике Улуса Джучи.

В результате разгром Золотой Орды не свелся исключительно к военному поражению и в конечном счете смене одного хана другим. С разрушением городов практически сошла на нет вся золотоордынская административная система, пережившая первый кризис еще в эпоху «замятии великой». Тогда фактически была уничтожена система улусов и туменов, созданная в результате реформы хана Узбека, теперь же власть в отдельных регионах окончательно перешла к родоплеменным предводителям, которые сами решали, кого из претендентов на трон поддерживать. Любопытно, что сами административно-территориальные единицы сохранили свои названия — тюмен (регион, выставляющий формально до 10 000 воинов) и тысяча, однако они теперь закрепились в качестве родовых владений за представителями степной аристократии. В результате даже называться они стали не по географическому принципу, как раньше (крымский тумен, улус Хорезм и т. д.), а по именам своих владетелей, которые сами же и стали возглавлять войска, набранные из их собственных подданных, подчиняющихся, соответственно, только своим вождям. Неудивительно, что противоборствующие ханы в этот период полностью зависели от ордынской знати, которая по своему усмотрению могла поддержать того или иного претендента на престол и, соответственно, выступить на его стороне со своими войсками. Отсюда — большое число ханских ярлыков, жалующих льготы и привилегии тем или иным тюменам, пожалование суюргалов (владений, изначально освобожденных от налогов и повинностей) и пр.

Эти изменения непосредственно повлияли даже на систему высших органов власти. Как известно, высшим из них во всех чингизидских государствах считался курултай — съезд представителей родовой и служилой аристократии, принимавший важнейшие государственные решения и даже избиравший (а в отдельных случаях — и смещавший) ханов. На рубеже XIV–XV вв. фактические полномочия курултая перешли к новому органу власти, появление которого как раз и связано с ростом роли родоплеменной знати в Золотой Орде — совету карачи-беев. Карачи-беи (обычно их было четыре или пять) являлись предводителями наиболее могущественных родоплеменных образований и, соответственно, персональный состав совета постоянно менялся, поскольку одни роды или племена возвышались, тогда как другие утрачивали свое могущество.[291]

Упадок городов и рост влияния родоплеменной кочевой знати привели к фактическому исчезновению золотоордынского чиновничества, столь многочисленного в Улусе Джучи прежде. Соответственно, исчезла централизованная система управления и сбора налогов. Это стало очередным препятствием на пути к переносу центра империи в Золотую Орду, о котором грезил хан Токтамыш.

Пришел в упадок и еще один атрибут империи — развитая золотоордынская культура. Многие ученые и поэты стали покидать Улус Джучи, находившийся на грани уничтожения, и переезжать в более стабильные мусульманские государства. Правда, многие из них в течение какого-то времени еще пытались работать в Золотой Орде, и лишь все возрастающая опасность для жизни побуждала их искать спасения в эмиграции. Так, например, правовед и богослов Ибн ал-Баззази, уроженец Хорезма, много лет провел в Крыму, преподавая и ведя дискуссии с местными учеными, а затем уехал в Османскую империю, где и скончался в 1424 г.[292] Та же судьба постигла и Сайф-и Сарайи, одного из выдающихся золотоордынских поэтов конца XIV — начала XV в., автора целого ряда значительных произведений. Еще проживая в Золотой Орде, он создал поэму «Гулистан бит-тюрки», которая, что очевидно и из ее названия, была подражанием знаменитому «Гулистану» выдающегося персоязычного поэта Саади. Как и в оригинале, в этом произведении поднимаются фундаментальные вопросы познания и воспитания, осуждается погоня за сиюминутными удовольствиями. Также философским, но более приближенным к реалиям времени является другое произведение Сараи — «Дастан Бабахай», в котором повествуется о влюбленных, бросивших своей любовью вызов темным силам, но в результате погибших. Несмотря на то, что конкретные исторические события и деятели в этом произведении не фигурируют, исследователи считают его своего рода политическим памфлетом, поскольку в нем нет ни одного похвального слова правителям, отсутствует образ идеального монарха и пр. К числу же самых известных произведений Сайф-и Сараи относится еще один дастан — «Сухайль и Гульдурсун». Особенностью этого произведения является то, что оно посвящено реальным политическим событиям: начинается с нашествия Тамерлана на Золотую Орду и борьбы хана Токтамыша за свободу своей страны. Главный герой поэмы — полководец Сухайль, который попадает в плен к Амиру Тимуру. Впрочем, после этой завязки следует вполне типичный для восточной поэзии сюжет о любви к узнику дочери пленившего его правителя, их совместном бегстве и трагической гибели, т. е. и эта поэма в конечном счете посвящена вечным проблемам — любви, смерти и т. д.[293] Однако и Сайф-и Сарайи, обоснованно считающийся одним из самых выдающихся деятелей золотоордынской культуры, был вынужден покинуть родину и выехать в Османскую империю. Подобные отъезды представителей интеллектуальной элиты практически свели на нет возможности дальнейшего культурного развития Золотой Орды.

Токтамыш, дважды разгромленный Тамерланом и свергнутый с трона, не смирился с поражением и продолжал борьбу за власть вплоть до своей гибели в 1406 г., неизменно находя сторонников среди ордынской знати. Полагаем, это объясняется тем, что именно в условиях постоянной борьбы за власть этот хан имел возможность проявить свои способности и навыки, которые оказывались неэффективными в условиях мира и стабильности, когда требовалось что-то создавать и эффективно этим управлять. В условиях же политического кризиса, гражданской войны и иноземных нашествий эти качества Токтамыша вновь оказывались востребованными.

Однако его время подходило к концу, и новую попытку возродить Золотую Орду предпринял другой выдающийся государственный деятель — Идигу, вошедший в русские летописи как Едигей.

Едигей: объединитель Орды или сепаратист?

Деятельность эмира Едигея (Идигу) из племени мангытов представляется довольно противоречивой. С одной стороны, он старался восстановить и сохранить единство Золотой Орды — естественно, под своим контролем. Но с другой стороны именно он приложил немало усилий для того, чтобы создать собственный наследственный улус, который поначалу в историографии фигурировал как Мангытский юрт, а затем — как Ногайская Орда.

Однако прежде чем установить контроль над всей Золотой Ордой и стать новым ордынским «делателем королей», он сменил немало покровителей. Сначала, в 1370-е гг., он помогал Токтамышу занять трон Синей Орды и сам занял высокое положение при этом хане. Когда же под власть Токтамыша попала и Белая Орда, Едигея оттеснили сановники из западного крыла империи Джучидов. Недовольный своим положением, он принял участие в заговоре Тулунбек-хатун, а после его подавления бежал к Тамерлану, вместе с которым воевал против Токтамыша в 1390–1391 гг. После того как Синяя Орда ушла из-под власти Токтамыша, именно Едигей стал ее фактическим правителем, заключив с ханом вышеупомянутое соглашение о разделе сфер влияния.

Пока Токтамыш владел Белой Ордой, Едигей добросовестно соблюдал нейтралитет по отношению к нему, но, когда в результате нового похода Тамерлана в 1395–1396 гг. Токтамыш был свергнут, а в Сарае возведен на трон новый ставленник чагатайского правителя Койричак, Едигей решил, что его обязательства по отношению к хану, лишившемуся власти, уже не действуют. В 1397 г. он захватил Сарай, убил Койричака, возвел на престол царевича Тимур-Кутлуга (который приходился Койричаку племянником по отцовской линии, а самому Едигею — по материнской) и занял при нем вожделенный пост бекляри-бека. А когда Токтамыш решил попытаться вернуть трон, Едигей и его ставленник выступили против него и разгромили.[294]

В отчаянии Токтамыш пошел на союз с давним врагом Золотой Орды — Великим княжеством Литовским. Прибыв в Литву в 1398 г., он заключил союз с великим князем Витовтом — двоюродным братом и наместником польского короля Владислава II (Ягайло). Согласно русским летописям, он заключил с Витовтом договор о том, что в случае возвращения трона он уступит Литве все русские земли, до сих пор подвластные Орде — включая Новгород, Рязань и даже Москву.[295] В августе 1399 г. на р. Ворскла состоялось сражение, в котором Витовт и Токтамыш потерпели сокрушительное поражение, а Едигей, сражавшийся, в общем-то, за собственные интересы, стал невольным спасителем северо-восточных русских земель от власти католической Литвы.[296]

После этого в течение нескольких лет Едигей с переменным успехом боролся против Токтамыша, который пытался обосноваться то в одном, то в другом регионе Золотой Орды. Борьба шла до самой смерти Токтамыша. Под конец жизни свергнутый хан едва вновь не вступил в союз с Тамерланом для совместных действий против Едигея, но в феврале 1405 г. Амир Тимур умер, а годом позже сам Токтамыш погиб в бою. При этом разные источники сообщают, что он был убит то ли самим Едигеем, то ли его сыном Нур ад-Дином, то ли ханом Шадибеком — новым золотоордынским ханом, которого Едигей возвел на трон, расправившись с Тимур-Кутлугом вскоре после битвы на Ворскле, поскольку счел, что тот уже не так ему покорен, как прежде.

Вскоре после победы над Токтамышем Едигей сверг и Шадибека, решившего, что именно ему принадлежит заслуга в победе над давним врагом своего покровителя. Едигей задумал умертвить хана, однако тот бежал на Северный Кавказ. Ширваншах Ибрахим Дербенди предоставил убежище свергнутому монарху и продолжал чеканку монеты от его имени, пока Шадибек не умер (вероятно, был отравлен по приказу ордынского временщика).[297] Новым ставленником Едигея стал юный Пулад-оглан, сын Тимур-Кутлуга.[298]

После смерти Токтамыша в борьбу за трон вступили его многочисленные сыновья, одного из которых (предположительно, Карим-Берди) поддержал великий князь московский Василий, сын Дмитрия Донского. Едигей вознамерился наказать русских за поддержку врагов своего хана и в 1408 г. выступил в поход, дошел до Москвы, осадил ее, но взять не смог и отступил, разорив русские земли, по которым возвращался в Орду. Тем не менее, московский правитель не счел возможным открыто объявить о своей независимости от Орды, поэтому конфликт между ним и Едигеем был как бы забыт.

Постоянная борьба Едигея с многочисленными соперниками или даже собственными ставленниками, выходившими из-под его власти, мешала ему стабилизировать ситуацию в Улусе Джучи, хотя он и предпринимал некоторые действия в этом направлении. В частности, он пытался, насколько позволяли возможности, укрепить и золотоордынскую экономику. Так, известно, что его ставленники (Тимур-Кутлуг и Шадибек) организовывали монетные дворы в ряде ордынских городов, а в начале XV в. предприняли попытки очередной денежной реформы.[299] Однако последствия походов Тамерлана оказались слишком значительны, чтобы усилия Едигея увенчались значительными успехами. Не способствовало укреплению экономики и очередное обострение отношений с итальянскими торговыми колониями. Так, в 1398 или 1399 г. бекляри-бек осадил Кафу за то, что годом раньше они признали над собой власть Токтамыша.

Вместе с тем, борясь за единство Золотой Орды, Едигей, однако, использовал свою власть и высокий пост бекляри-бека для того, чтобы оставить своим потомкам могущественный собственный улус. Первоначально Мангытский юрт, практически не подчинявшийся золотоордынским ханам, располагался в Приуралье, затем его владения на территории Синей Орды стали все более расширяться. В результате Едигей и его потомки полностью контролировали обширные территории Восточного Дешт-и Кипчака, не подчиняясь хану Улуса Джучи, но при этом сами из поколения в поколение занимая пост бекляри-бека сначала при золотоордынских ханах, а затем и при ханах государств, возникших после распада Золотой Орды.[300] Создавая владение, фактически независимое от власти ханов-Джучидов, Едигей не мог не понимать, что его действия имеют характер едва ли не мятежа против законных монархов: не принадлежа к роду Чингис-хана, он не имел права на улус с таким статусом. И тогда временщик решил прибегнуть к иной форме легитимизации своего права на самостоятельное владение — возведя происхождение не к Чингис-хану, а к почитаемому ордынскими мусульманами святому Ходжа-Ахмаду (в степной традиции — Баба-Туклесу). А чтобы этот фактор легитимизации стал приемлемым и среди кочевников Золотой Орды, не слишком-то приверженных к мусульманской религии, Едигей инициировал следующий (уже третий после Берке и Узбека) этап исламизации Улуса Джучи.[301]

Таким образом, с одной стороны Едигей выступал как сепаратист, стремящийся создать собственное независимое государство (хотя по происхождению не имел права на ханский титул и, соответственно, на власть над ханством), с другой же — стремился поддерживать единство Улуса Джучи, поскольку именно в нем он был бекляри-беком и, соответственно, имел возможность собирать как можно больше налогов и как можно больше войск.

В 1411 г. Пулад-хан скончался, и Едигей возвел на престол своего четвертого (начиная с Тимур-Кутлуга) ставленника — Тимур-хана, старшего брата Пулада. Однако этот царевич оказался весьма властолюбивым и вскоре заставил своего покровителя самого бежать из Сарая в Хорезм. Впрочем, там Едигей пробыл недолго: в 1413 г. он вновь вступил в борьбу за власть, выпустив этот обширный регион из-под контроля, чем немедленно воспользовался Шахрух, сын Тамерлана, и захватил его, поставив в Хорезме своих наместников. После этого тимуридские правители стали распространять влияние и на Синюю Орду, захватывая то один, то другой ордынский город на Сырдарье. А Едигей, занятый защитой золотоордынских владений на западе и созданием собственного улуса на востоке, окончательно упустил из-под контроля южные владения Улуса Джучи.

Как раз в это время усилившийся Витовт, великий князь Литовский, стал одного за другим возводить на золотоордынский престол сыновей Токтамыша. С его помощью на короткое время провозглашали себя ханами Джалал ад-Дин (1411–1412), Кебек (1414), Джаббар-Берди (1416–1417).[302] В борьбе с первым из них, Джалал ад-Дином, Тимур-хан вскоре и погиб. Однако это не помогло Едигею вернуть власть над Золотой Ордой, поскольку «Токтамышевичи» также видели в нем врага и желали отомстить временщику за убийство отца. Спасло Едигея только то, что они чаще воевали между собой, чем с ним: в 1412 г. Джалал ад-Дин был убит сводным братом Карим-Берди (по некоторым сведениям — ставленником Москвы). Около 1414 г. Карим-Берди расправился также с другим братом, Кебеком, но в 1416 г. сам был убит еще одним — Джаббар-Берди.[303]

Едигей вернулся в Мангытский юрт и начал новый этап борьбы за власть оттуда, на этот раз решив начать с восстановления контроля над Синей Ордой. Одного за другим он возводил на престол своих ставленников — Чокре, Сай-ид-Ахмада, Дервиша, Бек-Суфи (причем на монетах двух последних ханов с одной стороны чеканились их собственные имена, а с другой — имя бекляри-бека Едигея![304]). Существенно менялась и география его деятельности: начав ее на Урале, к концу второго десятилетия XV в. он оказался Уже в Крыму, откуда в 1419 г. (подобно Токтамышу в конце XIV в.) вступил в переговоры с Витовтом, направив ему послание с предложением разделить сферы влияния в южно-русских степях. Однако великий князь литовский не отреагировал и продолжал поддерживать разных претендентов на золотоордынский трон в ущерб Едигею.[305]

В 1420 г. престарелый мангытский эмир погиб в бою с войсками хана Кадыр-Берди, последнего из оставшихся в живых сыновей Токтамыша (который, впрочем, вскоре тоже погиб). Несмотря на то что сыновья Едигея унаследовали и созданный ими обширный Мангытский юрт, и высокое положение при дворах сразу нескольких ханов, они уже не были способны осуществлять деятельность в тех же масштабах, что их отец, и, соответственно, не ставили целью сохранение Золотой Орды как наследника империи Чингизидов.

Едигей, несмотря на несомненные выдающиеся личные качества и харизму, все же не сумел восстановить былое величие Золотой Орды по целому ряду причин. Во-первых, он не принадлежал к Чингизидам, и, соответственно, его власть постоянно оспаривалась различными потомками ханского рода и менее знатными родоплеменными вождями. Во-вторых, он немало усилий сосредоточил на создании собственного обширного улуса (юрта), который намеревался закрепить за собственным родом — это, в конечном счете, завершило процесс превращения левого крыла Золотой Орды в фактически самостоятельное государство (начавшийся в результате первого похода Амира Тимура на Золотую Орду в 1390–1391 гг.), не говоря об очередной потере Хорезма. Наконец, в-третьих, он уже не мыслил имперскими категориями и стремился контролировать именно Улус Джучи — в качестве не столько единоличного правителя, сколько как предводитель подчинявшихся ему автономных улусных правителей.

Его же соперники, «Токтамышевичи», в отличие от своего отца, уже не являлись носителями имперской идеологии — как и другие представители их поколения.[306] Соответственно, они в своей деятельности не могли последовательно выстроить четкую систему принципов управления государством, правового регулирования отношений своих подданных, упорядочить экономическую сферу. Именно поэтому, не имея ни эффективных алгоритмов власти, ни даже цели (какая была у самого Токтамыша), они вступали в борьбу с Едигеем, его ставленниками и между собой.

В результате проиграли все, и это привело к тому, что Золотая Орда в первой четверти XV в. из некогда централизованного развитого государства превратилась в «вождество», т. е. фактически откатилась по уровню власти и управления к временам, предшествовавшим образованию империи Чингис-хана в начале XIII в.

Дальнейшие политические события лишь ускорили этот процесс.