Золотая Орда. История в имперском контексте

От единого ханства — к многим вождествам

На первый взгляд, обстановка в Золотой Орде, сложившаяся после гибели Едигея, напоминала события «замятии великой»: также одновременно на ханский трон претендовали несколько представителей разных ветвей рода Джучидов, также они сражались между собой. Однако при более подробном изучении можно убедиться, что на самом деле ситуация была принципиально иной.

Во-первых, во время «замятии» каждый претендент на трон считал себя ханом именно единой Золотой Орды и видел конечной целью своих действий захват столицы и установление контроля над всеми регионами империи Джучидов. В 1420-е гг. различные претенденты на трон довольствовались теми регионами, над которыми имели реальный контроль, и не претендовали на имперский статус, свойственный ханам эпохи расцвета Золотой Орды. Начало этому процессу было положено еще на рубеже XIV–XV вв., когда в Белой и Синей Ордах появились ханы, не пытавшиеся установить контроль над другим крылом Улуса Джучи. А в 1420-е гг. оба крыла, в свою очередь, распались на несколько уделов, в каждом из которых правил тот или иной Джучид — преимущественно из потомков Шибана и Туга-Тимура, сыновей Джучи, при этом, как отмечалось выше, ни один не являлся уже носителем имперской идеологии.

Во-вторых, в годы «замятии великой» претенденты на трон опирались преимущественно на своих сторонников в самой Орде, случаи обращения к иностранным правителям были скорее исключением.[307] Безусловно, дело было не в «патриотизме» Джучидов (хотя вполне можно допустить, что они и принципиально старались не вмешивать иностранные силы в свои внутренние междоусобицы), а в том, что соседние государства сами находились в состоянии смуты и не могли активно участвовать в золотоордынских делах. Теперь же ситуация коренным образом изменилась и на границах Улуса Джучи возникли могущественные государства, которые с готовностью вмешались в дела слабеющей Золотой Орды. В результате на протяжении 1420–1450-х гг. в борьбе за различные территории Белой Орды сходились ставленники великих князей литовских и великих князей московских, в Синей Орде до конца 1420-х гг. правили ханы, признававшие зависимость от чагатайских правителей — Шахруха (сына Тамерлана) и его сына Улугбека.

Думаем, в немалой степени подобная политическая ситуация объясняется отсутствием у ханов-Джучидов ориентира в виде общеимперского центра: после смерти Амира Тимура его потомки не сумели продолжить его деятельность по воссозданию империи, начав борьбу за власть в одном только Чагатайском улусе. Казалось бы, эта обстановка благоприятствовала золотоордынским ханам в борьбе за перенос имперского центра, однако это было невозможным из-за вышеописанных походов Тамерлана, в результате которых была уничтожена инфраструктура, способная обеспечить управление империей. Соответственно, многочисленные потомки Джучи просто-напросто лишились цели в своей политической деятельности и, подобно потомкам Амира Тимура, сосредоточили все усилия на сохранении власти над теми улусами, которые к этому времени находились в их распоряжении.

В результате приблизительно в 1430–1440-е гг. сложилось несколько основных крупных уделов, в которых правили Джучиды, носившие ханские титулы и признававшиеся в качестве таковых соседними государями. В южнорусских степях правил Сайид-Ахмад, внук Токтамыша, в Астрахани — Кучук-Мухаммад, сын Тимур-хана (бывшего ставленника Едигея), в Среднем Поволжье со столицей в Сарае — Улуг-Мухаммад, в Крыму — Хаджи-Гирей, основатель крымской династии Гиреев, в Западной Сибири — Абу-л-Хайр, потомок Шибана, в степях Западного Казахстана — Джанибек и Гирей, потомки Уруса, хана Синей Орды.

При этом Хаджи-Мухаммад был ставленником нескольких сыновей Едигея, Абу-л-Хайр — местных родоплеменных вождей, Улуг-Мухаммад и Девлет-Берди — креатурами литовского великого князя Витовта, Борак (внук Урус-хана) — ставленником вышеупомянутых Шахруха и Улугбека. Одни из этих правителей признавали друг друга, другие считали остальных узурпаторами.

Противоречивую, на первый взгляд, политику проводили литовские князья, которые получили шанс едва ли не установить собственный сюзеренитет над остатками когда-то грозной Золотой Орды. Так, если Витовт в свое время поддержал в качестве претендента Улуг-Мухаммада, то его преемник Свидригайло (родной брат Ягайло) провозгласил в 1432 г. ханом своего ставленника — Сайид-Ахмада, сына Бек-Суфи,[308] который выступил конкурентом Улуг-Мухаммаду. Это противоречие, впрочем, оказывается мнимым: несомненно, литовские князья не хотели восстановления единства Улуса Джучи и потому охотно поддерживали разных претендентов на трон, тем более что их ставленники-ханы порой, усиливаясь, сами вновь старались укрепить свой авторитет на международной арене, в т. ч. и путем вмешательства в дела самого Великого княжества Литовского.

Так, например, тот же Сайид-Ахмад, продержавшийся у власти, в отличие от кратковременного правления многих своих предшественников, более двух десятилетий, счел себя достаточно сильным и, в свою очередь, решил принять участие в литовских междоусобицах. В 1447 г. он поддержал в борьбе за литовский трон князя Михаила Сигизмундовича (родного племянника Витовта), который выступил против польского короля Казимира IV (сына Ягайло), задумавшего объединить в своих руках Польшу и Литву. В 1448 г. хан Сайид-Ахмад и князь Михаил были разгромлены и вытеснены из Литвы. А победитель Казимир IV в 1449 г. провозгласил новым ханом Хаджи-Гирея, который укрепился в Крыму и начал борьбу за золотоордынский трон.[309]

Некоторые другие ханы также пытались вернуть Золотую Орду и на международную арену. Так, в 1420 г. Улуг-Мухаммад направил послание султану Мураду II, сделавшему то же самое в Османской империи.[310] Это было довольно стандартное предложение установления дипломатических и экономических связей, целью которого было показать восстановление порядка в Улусе Джучи и возвращение его к активной внешнеполитической деятельности. Однако в 1422 г. умер султан Мурад, а парой лет позже Улуг-Мухаммеду вновь пришлось бороться за власть с целым рядом своих родственников, и из возможного союза вновь ничего не вышло. В 1427 г. Девлет-Берди, воцарившийся в Крыму при поддержке Витовта, направил посольство в мамлюкский Египет.[311] Эти послания, остававшиеся без ответа, представляли собой «остаточные явления» бурной политической деятельности прежних ханов Золотой Орды, которая тогда являлась частью монгольского имперского мира и в качестве таковой представляла интерес для зарубежных партнеров. Теперь же ее монархи стремились лишь напомнить адресатам о ее былом величии, что последние прекрасно понимали. Соответственно, инициативы Джучидов не вызывали бурной ответной реакции от султанов Египта или Османской империи.

Правители бывшего восточного крыла Золотой Орды (в источниках и историографии нередко фигурирующего под названием «Тюменский юрт»), некогда находившиеся под контролем потомков Амира Тимура, теперь сами попытались воспользоваться очередной смутой в Чагатайском улусе и вмешаться в его внутренние дела. Так, если Борак, пришедший к власти при поддержке Шахруха, впоследствии всего лишь отказался признавать его сюзеренитет и разгромил направленные против него войска под командованием Улугбека,[312] то Абу-л-Хайр в 1430-е гг. уже предпринял попытку вернуть Хорезм, а в начале 1450-х гг. сам оказывал поддержку Абу Саиду, правнуку Тамерлана, в борьбе за власть в Чагатайском улусе.[313]

В сложной ситуации оказывались вассалы Золотой Орды, в частности, русские князья: они не всегда имели возможность понять, в отношении кого следует выполнять свои обязательства. В результате, например, в 1433 г. московский великий князь Василий II решил отправить «выход» сразу трем ханам — Сайид-Ахмаду, Улуг-Мухаммаду и Кучук-Мухаммаду.[314] Причиной тому, несомненно, стало то, что само Московское великое княжество в это время также постепенно погружалось в смуту из-за соперничества за великий стол двух ветвей правящей династии — Василия II, сына Василия I, и его дяди Юрия Звенигородского (сына Дмитрия Донского). Последствием стало временное укрепление влияния Золотой Орды на русские дела. Так, в русских летописях под 1432 г. упоминается «московский даруга» Мин-Булат, который, однако, как следует из текста, пребывал не в Москве, а при дворе золотоордынского хана Улуг-Мухаммада, являясь не столько ханским представителем в вассальном государстве (как было в XIII — начале XIV в.), сколько своего рода «экспертом» по «русским делам».[315]

А в 1433 г. состоялся знаменитый ханский суд, поставивший точку в споре между Василием II и Юрием Звенигородским за великое княжение. Весьма характерно, что при этом Юрий апеллировал к «мертвой грамоте отца своего», т. е. завещанию Дмитрия Донского, тогда как его племянник претендовал на великокняжеский стол «по… цареву жалованию»,[316] т. е. ярлыку самого Улуг-Мухаммада! И хан, который, и в самом деле, в 1425 г., после смерти Василия I Дмитриевича, утвердил его сына Василия II в качестве великого князя,[317] решил спор в его пользу. При этом нельзя не обратить внимания, что Василий II предпочел апеллировать непосредственно к ханской воле в тот период времени, когда контроль Золотой Орды над русскими землями существенно ослабел и ханы уже не могли в полной мере обеспечивать свой сюзеренитет над Русью. Рискнем предположить, что сын Василия I (и в дальнейшем проявивший себя как весьма коварный и вероломный деятель) прибегнул к ханскому суду в надежде на то, что при неблагоприятном для него решении волю хана можно будет просто-напросто не исполнять.

Непрекращающиеся междоусобицы Джучидов, отсутствие единой последовательной политики внутри государства и на внешнеполитической арене (зачастую — из-за кратковременности правления того или иного хана) привели к тому, что каждый владетельный Чингизид уже не стремился установить контроль над всем Улусом Джучи или даже какой-то его значительной частью. Большинство претендентов на трон видели своей целью сохранение независимости собственных владений и боролись исключительно с теми, кто посягал на них.

Результатом такого многовластия стало формирование нескольких ханств, в историографии получивших название постордынских (или «позднезолотоордынских») государств: еще в 1410-е гг. — Тюменского юрта (с XVI в. — Сибирское ханство), в 1430-е гг. — Крымского, в 1440-е — Казанского, в 1470-е — Казахского, в 1480-е — Астраханского. Правитель, имевший резиденцию в Сарае, номинально признавался вышестоящим по отношению к остальным, его ханство именовалось «Тахт эли» («Престольное владение»), а в историографии — «Большой Ордой».[318] Однако фактически статус Сарая уже мало отличался от статуса других ордынских городов. После многолетних междоусобиц, разорительных набегов Тимура и последовавших многократных переходов из рук в руки некогда большой город с развитой инфраструктурой превратился в небольшое поселение, мало интересовавшее ордынских правителей, все более и более переходивших к полностью кочевому образу жизни.

Более того, в разное время на гегемонию в Улусе Джучи претендовали отдельные ханы, вовсе не стремившиеся воцариться именно в Сарае. Так, например, в начале 1430-х гг. власть над Поволжьем на короткое время попала в руки вышеупомянутого Абу-л-Хайра, правителя Тюменского юрта.[319] В 1430-е — начале 1440-х гг. самым могущественным ханом считался Сайид-Ахмад б. Бек-Суфи, кочевавший в южнорусских степях. А сменил его Кучук-Мухаммад, центром владений которого был Хаджи-Тархан (Астрахань).[320]

Таким образом, Золотая Орда из развитого и могущественного государства к середине XV в. превратилась в конгломерат вождеств, главы которых окончательно утратили претензии на имперское наследие и претендовали максимум на номинальное верховенство над рядом других таких же улусных правителей. Время от времени некоторым из них удавалось добиться несколько более значительных успехов и установить контроль над значительной частью золотоордынских улусов, что отражалось и на международном положении Улуса Джучи. Наиболее удачная такая попытка была предпринята ханом Ахмадом в 1460–1470-е гг.

Хан Ахмад и последняя попытка возрождения Золотой Орды

Ахмад, сын вышеупомянутого Кучук-Мухаммада, в 1460-х гг. делил власть со своим старшим братом Махмудом, который правил в Астрахани и контролировал Поволжье, тогда как Ахмад, по-видимому, имел владения в Приуралье. Соответственно, старший брат решал стратегические задачи на западе, а младший — на востоке, что подтверждается некоторыми эпизодами из истории их совместного правления. Так, около 1465 г. Махмуд противостоял крымскому хану Хаджи-Гирею и был разгромлен им, после чего последний даже на короткое время провозгласил себя ханом Золотой Орды. Что касается Ахмада, то он в конце 1460-х гг. попытался восстановить контроль Золотой Орды над Хорезмом, по-прежнему пребывавшим под властью Тимуридов. Ради этого он вмешался в борьбу Джучидов Синей Орды и, отказавшись от союза с ханом Шах-Хайдаром (сыном Абу-л-Хайра), допустил его разгром и убийство соперниками, которые и пообещали ему Хорезм. Однако с подобной ситуацией не смирились Тимуриды, наместники которых по-прежнему пребывали в этом регионе. Кроме того, смерть его брата Махмуда заставила Ахмада отвлечься от восточных границ и сосредоточиться на укреплении своего положения в тех владениях, которые уже находились под контролем его семейства.[321]

Ахмад стал номинальным главой Джучидов, правителем «Престольного владения» и стал предпринимать активные действия по восстановлению контроля над другими уделами бывшей Золотой Орды. В Астрахани после смерти Махмуда[322] на престол вступил его сын Касим, который признавал верховенство дяди. А в 1476 г., воспользовавшись смутой между сыновьями крымского хана Хаджи-Гирея, Ахмад захватил полуостров и сделал местным правителем своего племянника Джанибека б. Махмуда, который также подчинялся хану «Престольного владения».[323] Столь существенное укрепление позиций Ахмада в Золотой Орде не могло не привлечь к нему внимания на международной арене.

На рубеже 1460–1470-х гг. Венеция стала искать союзников в борьбе против Османской империи, и как раз в это время в город прибыл авантюрист Антонио Джисларди, который со слов своего дяди Джанбаттисты делла Вольпе, много лет прожившего «среди татар», рассказал венецианскому сенату о могуществе золотоордынского хана и готовности его выступить против османского султана. По решению сената в 1471 г. в Орду отправился дипломат Джанбаттиста Тревизано, которого, впрочем, надолго задержали в Москве, позволив продолжать путь лишь в 1474 г. Вернулся он обратно в Венецию в 1476 г. с двумя ханскими послами, подтвердившими, что 200 тыс. татарских воинов готовы выступить против султана. Воодушевленные новостями, венецианцы тут же отправили Тревизано обратно, но на этот раз, как отмечалось выше, против союза выступили поляки, и Венеции пришлось отозвать дипломата, который успел добраться как раз до польских владений. Так, переговоры о союзе закончились ничем. Хан Ахмад обвинил венецианцев в обмане, и, когда через его владения проезжал венецианский посол Амброджо Контарини, совершавший миссию в Иран, к султану Узун-Хасану Ак-Коюнлу, ханские подданные его схватили и намеревались превратить в раба, продав далее на Восток. На основании этих сведений венецианцы сделали вывод, что теперь хан намерен пойти на союз с Османской империей, и более с Золотой Ордой в контакты не вступали.[324]

Итальянцы, однако, ошиблись насчет намерений Ахмада: «венецианский проект» привел к значительному ухудшению отношений Золотой Орды с Османской империей, с которой ханы-Джучиды только-только начали налаживать отношения. Так, еще Махмуд, брат Ахмада, в 1466 г. направил послание султану Мехмеду II (завоевателю Константинополя), близкое по содержанию к письму Улуг-Мухаммада: он напоминал о прежних связях между Улусом Джучи и Османской империей, сетовал на то, что смутные времена не позволяли им восстановить связи ранее, и вновь предлагал обмен посольствами и торговыми караванами.[325] Когда же в переписку с тем же Мехмедом II вступил Ахмад, политическая обстановка существенно изменилась: в 1475 г. османский султан разгромил итальянские колонии на южном берегу Крыма и в Приазовье и сделал эти территории владением Османской империи, направив довольно высокомерное сообщение о своих деяниях золотоордынскому хану.

Естественно, считать это дружественным шагом по отношению к Золотой Орде (номинально считавшейся сюзереном венецианских и генуэзских факторий) Ахмад не мог и именно поэтому с готовностью вступил в переговоры с Венецией о союзе с европейскими державами в борьбе против Османской империи. Установив контроль над Крымом и готовясь вместе с потенциальными союзниками выступить против султана, Ахмад впал в своеобразное состояние эйфории после своих успехов и отправил в 881 г. х. (апрель 1476 — март 1477 гг.) послание Мехмеду II, в котором вроде бы следовал примеру своих предшественников: напоминая о прежних дружеских отношениях, предлагал дружбу. Однако тон послания носил покровительственный характер, да и называлось оно ярлыком, т. е. указом вышестоящего правителя нижестоящему.[326]

Уже годом позже ситуация изменилась: весной 1477 г. Джанибек был вытеснен из Крыма Нур-Девлетом б. Хаджи-Гиреем, а из союза с Венецией и другими европейскими державами ничего не вышло. В результате в конце мая — начале июня 1477 г. Ахмад направляет новое послание Мехмеду, разительно отличавшееся по тону от предыдущего: на этот раз он именует султана «великим государем», интересуется состоянием его здоровья, выражает радость по поводу военных успехов султана и даже намекает на возможность союза с ним в дальнейших завоеваниях: «А также, в какую сторону Вы направитесь и походом пойдете, мы тоже с этой стороны готовы поддержать Вас».[327] Казалось, отношения между двумя государствами стали налаживаться, но теперь мир и союз с Золотой Ордой не был нужен самому султану: он сделал выбор в 1478 г., признав своим вассалом крымского хана Менгли-Гирея I.

В результате Ахмаду пришлось искать новых союзников, и он обратил взор на державу, которая в последнее время играла все большую роль в золотоордынской политике — Польско-Литовское государство. Надо сказать, что совсем недавно поляки резко выступили против «венецианского проекта»: для соединения с европейскими союзниками ордынцам предстояло пройти через польско-литовские владения, которые они, несомненно, разграбили бы. Кроме того, в случае поражения союзников, османы, в свою очередь, вторглись бы в польско-литовские земли в отместку за содействие их врагам.[328] Тем не менее, этот эпизод послужил основанием для последующих переговоров — на этот раз уже непосредственно между ханом Ахматом и королем Казимиром IV, результатом которых стало заключение союза в борьбе против Московского государства.

Наряду с «собиранием» золотоордынских земель под своим контролем Ахмад стремился восстановить и систему отношений с прежними вассалами Улуса Джучи. В связи с этим на рубеже 1470–1480-х гг. главной его заботой стало укрепление власти над Московской Русью, которая как раз в это время в очередной раз отказалась от выплаты ордынского «выхода». Надо сказать, что в период совместного правления Махмуда и Ахмада никаких проблем у Орды с Москвой не было: в 1466 или 1467 г. великий князь Иван III даже купил у ханов ярлык на богатое Ярославское княжество, покончив с его независимостью.[329] Вероятно, московский правитель отказался выплачивать «выход» после смерти Махмуда.[330]

Чтобы наказать дерзкого вассала, в 1472 г. Ахмад совершил карательный поход на пограничные владения Руси, завершившийся взятием и разорением города Алексина.[331] Однако тот факт, что хану хватило сил лишь на разорение небольшого пограничного города, лишь укрепил Ивана III в намерении и дальше не выплачивать в Орду «выход» и вообще не признавать хана своим сюзереном.

Несколько лет спустя, в 1476 г., Ахмад отправил к Ивану III посольство с грозным повелением о выплате дани. Поскольку в это время хан захватил Крым, тогда как Иван III имел проблемы с Польско-Литовским государством и одновременно готовился к окончательному покорению Новгорода, великий князь принял посла со всеми почестями и, по некоторым сведениям, даже согласился вновь выплачивать «выход».[332] Однако когда пару лет спустя все проблемы Московского великого княжества были успешно решены, Иван III вновь отказался признавать ордынский сюзеренитет. И когда к нему прибыло новое посольство от хана Ахмада, он, согласно историографической традиции, встретил послов весьма дерзко, присланный ханом указ-ярлык разорвал, печать-пайзцу (в русской традиции — «басму») сломал и истоптал ногами, а хану велел передать «ругательный» ответ.[333] После такой реакции стало очевидным, что остался только военный способ разрешения противоречий между Ордой и Москвой.

Весной 1480 г. Ахмад выступил в поход, одновременно заручившись поддержкой польского короля Казимира IV, который должен был одновременно с ханом напасть на западные рубежи Московского государства. Однако и у Ивана III был союзник — крымский хан Менгли-Гирей, который сам напал на поляков, тем самым отвлекая их от похода на Русь.[334] Войска Ахмада были остановлены московскими дружинами на пограничной реке Угре, где они простояли все лето и почти всю осень. В октябре-ноябре до хана дошли слухи, что южнорусские князья, формально находившиеся в подданстве его союзника польского короля, подняли восстание против своего сюзерена и вполне могут напасть не только на него, но и на войска Ахмада с тыла. Это заставило хана 11 ноября 1480 г. сняться с лагеря на Угре и поспешить в свои владения. Эту дату в российской историографии принято считать окончанием ордынского ига над Русью.[335]

Не потерпев прямого поражения в бою, Ахмад, тем не менее, оказался в проигрыше. Не получив обещанной добычи, его утомленное войско разошлось по домам, и хан остался в своей ставке лишь с небольшим отрядом телохранителей. Этим воспользовался тюменский хан Ибак (Ибрахим), который в январе 1481 г. вместе со своими союзниками, ногайскими мурзами Мусой и Ямгурчи (потомками Едигея), напал на ставку Ахмада и убил его.[336] Так сошел с политической сцены последний золотоордынский хан, предпринявший небезуспешную попытку восстановить государственность и международное положение Улуса Джучи.

Падение Золотой Орды

У Ахмада было немало сыновей, которые не собирались уступать власть друг другу, в результате даже те не слишком обширные владения, которые контролировал этот хан, оказались разделены между тремя его сыновьями — Шейх-Ахмадом, Муртазой и Сайид-Ахмадом — и племянником Абд ал-Керимом, правителем Астрахани, который уже не признавал власти двоюродных братьев, хотя и готов был участвовать в их военных кампаниях как союзник. Даже если у кого-то из сыновей Ахмада и имелись планы продолжить дело отца, их конфликты между собой не позволяли сделать это — в результате каждый был озабочен тем, чтобы сохранить целостность собственного удела и собственных приверженцев.

Ситуация усугублялась тем, что тюменский хан Ибак, убив Ахмада, счел, что этот «подвиг» дает ему право претендовать на освободившееся место главы «Престольного владения». В качестве такового он вскоре начал выстраивать отношения и с другими осколками Золотой Орды, и с соседними государствами. Примечательно, что московские государи были готовы признавать его верховным золотоордынским правителем в течение 1480–1490-х гг.[337] — вероятно, не из-за его могущества, а в пику прямым потомкам покойного Ахмада. В 1493 г. Ибак в очередной раз сумел установить контроль над Поволжьем, свергнув Шейх-Ахмада, обосновавшегося в Сарае. Однако, уделяя слишком много внимания делам на западе, он выпустил из-под контроля ситуацию в собственном Тюменском юрте, чем немедленно воспользовались представители местной знати. Вскоре по возвращении, около 1495 г., Ибак был убит своими вассалами — членами сибирского аристократического семейства Тайбугидов, и «Ахматовы дети» лишились одного из самых опасных своих соперников.[338]

Между тем каждый из сыновей Ахмада старался найти могущественных союзников. Так, Муртаза поначалу ориентировался на сотрудничество с крымским ханом Менгли-Гиреем, но потом понял, что тот и сам претендует на общеордынское наследство, и решил, подобно отцу, пойти на союз с польским королем. Здесь его интересы столкнулись с интересами его брата Шейх-Ахмада, который тоже вел переговоры с правителем Польши, надеясь на его поддержку в борьбе с Крымом.[339]

Шейх-Ахмад попытался возобновить отцовский союз с Литвой в 1496 г., когда предложил литовскому великому князю Александру Ягеллону совместные действия против Москвы и Крыма, и его предложение было с готовностью принято. Впрочем, до реализации соглашения дело не дошло: в 1498 г. аналогичные переговоры с Литвой стал вести Муртаза, фактически выступивший соперником брата. В результате, формально не разрывая союз с литовским государем, Шейх-Ахмед предпринял против него ряд недружественных действий: в 1501 г. он внезапно захватил и разграбил города Рыльск и Новгород-Северский, а вскоре потребовал от князя передать под его власть Киев. При этом он предложил великому князю Александру компромисс в отношении этого города, намереваясь посадить здесь наместниками князей Глинских — литовских подданных, но при этом прямых потомков Мамая.[340] В результате, когда в 1502 г. крымский хан Менгли-Гирей активизировал боевые действия против ордынского хана, поляки и литовцы не поддержали его, что, в конечном счете, привело к поражению Шейх-Ахмада и крушению Золотой Орды.

Дипломатические игры продолжались в течение всех 1490-х гг., пока против наследников Ахмада не выступил весьма могущественный враг — природные бедствия. К 1500 г. степи, по которым кочевали сыновья Ахмада, постигла засуха и, как следствие, голод.[341] Шейх-Ахмад в поисках новых пастбищ для скота решил перекочевать в пределы Крымского ханства, а это означало войну с Менгли-Гиреем. Он предложил братьям и астраханскому правителю Абд ал-Кериму объединиться, но к нему присоединился только Сайид-Ахмад, который еще по пути в Крым рассорился со старшим братом и отправился в астраханские пределы. Шейх-Ахмад обратился за помощью к правителям Ногайской Орды, и те с удовольствием приняли предложение совершить поход на богатый Крым, прислав хану войска.

Однако по пути Шейх-Ахмад позволил своим воинам пограбить населенные пункты в южнорусской степи, по которой они проходили, а принадлежали эти селения Польско-Литовскому государству, король которого являлся едва ли не единственным потенциальным союзником хана Золотой Орды. Правда, узнав о его враждебных действиях в литовских владениях, московский князь Иван III немедленно отправил Шейх-Ахмаду послание, в котором предлагал прислать войска для борьбы с Литвой и даже сулил ежегодные выплаты (больше, чем требовал Ахмад в 1480 г.!), если Шейх-Ахмад воздержится от набегов на его владения. Все эти события едва не заставили хана забыть о цели своего похода, и только новая засуха 1501–1502 гг. вновь побудила его двинуться на Крым. Однако за время простоя на литовских землях немногочисленные запасы продовольствия и фуража были почти полностью израсходованы, и войска, а за ними и ордынские сановники (и даже некоторые жены самого хана) стали разбегаться, причем бежали преимущественно под власть крымского монарха.[342]

В результате в мае 1502 г. Менгли-Гирей сам выступил против Шейх-Ахмада, легко разгромил его ослабевшее и уменьшившееся войско и двинулся вглубь его владений, завершив поход символическим актом — сожжением Сарая, золотоордынской столицы. Это деяние должно было означать, что отныне главным наследником Золотой Орды является уже не эфемерное «Престольное владение», а Крымское ханство, и центр его переносится в его столицу — Бахчисарай.[343]

Шейх-Ахмаду пришлось бежать из собственных владений и искать убежища в соседних государствах. Он сделал выбор в пользу Османской империи, с которой за время своего пребывания на троне (а точнее, во время непрекращающейся борьбы за власть в Орде!) ни в какие конфликты не вступал. Однако неприязненное отношение к османским султанам его отца Ахмада сыграло важную и даже трагическую роль в судьбе сына. Когда в 1504 г. Шейх-Ахмад оказался в районе Белгорода-Днестровского — города, в котором сидели наместники турецкого султана, он направил послание султану Баязиду II, сыну Мехмеда II, прося предоставить ему убежище. Однако султан ответил ему, что враг его «друга и брата» Менгли-Гирея является также и его врагом, и потребовал немедленно оставить его владения.[344] Беглому хану пришлось отправиться в литовские владения, где он вскоре был схвачен и в течение длительного времени находился в заточении в замке Ковно.

С этого времени крымские ханы официально приняли титул «повелителей Дешт-и Кипчака»: именно так в тюркской историографической традиции именовалась Золотая Орда. Не ограничиваясь только титулом, они стали претендовать на наследие Джучидов — на получение «выхода» из Московского царства, контроль над Поволжьем и Ногайской степью и т. д. Однако они не были одиноки в этом. Определенные претензии предъявлялись также и астраханскими ханами, несколько попыток восстановления Золотой Орды было предпринято уже в первой половине XVI в. В конце 1500-х гг. такую попытку предпринял Мухаммад Шайбани — потомок тюменских Шибанидов и основатель Бухарского ханства, а в начале 1520-х гг. — крымский хан Мухаммад-Гирей, едва не объединивший под своей властью Крым, Казань, Астрахань и Ногайскую Орду. Однако оба эти монарха погибли, находясь на пике своего могущества, и созданные ими обширные образования сразу же распались.[345]

Ногайские правители в 1514 г. провозгласили ханом Хаджи-Мухаммада (Хаджике) — одного из младших сыновей Ахмада. Однако он в течение длительного времени был сподвижником своего старшего брата Шейх-Ахмада и так и не сумел стать самостоятельной политической фигурой. В 1519 г. его покровитель, ногайский мирза Шейх-Мухаммад погиб в бою с астраханским ханом Джанибеком (бывшим крымским правителем — вассалом Ахмада), и ханствование Хаджике подошло к концу.[346]

А в конце 1520-х гг., после длительных переговоров с польско-литовскими властями ногайские правители добились освобождения из более чем 20-летнего заточения бывшего хана Шейх-Ахмада, который в 1527 г., наконец, был отпущен в родные степи и вскоре по прибытии вновь провозглашен ханом Золотой Орды. Естественно, этот акт вызвал резко негативную реакцию со стороны как Московского великого княжества, так и Крымского ханства, отправивших гневные послания в Польшу. Однако, как оказалось, беспокойство Москвы и Бахчисарая было преждевременным: в 1528 г. престарелый хан не то умер, не то был убит самими же ногайцами.[347]

В конце 1540-х — середине 1550-х гг. правители Ногайской Орды также попытались провозгласить восстановление Золотой Орды, возведя на трон нескольких потомков ханского рода. В 1549 г. ногайский бий Юсуф возвел в ханы некоего царевича «Яная»: вполне возможно, что это был Джанай, один из сыновей Шейх-Ахмада.[348] А в 1555 г. брат и преемник Юсуфа, бий Исмаил, решил последовать его примеру и возвел на престол некоего Ибишея, чье происхождение вообще не установлено. Но обе эти попытки носили чисто формальный характер: возводя марионеточных ханов, ногайские правители намеревались получить от них статус бекляри-беков, который должен был закрепить их положение в глазах соседних правителей.[349]

Таким образом, фактически Золотая Орда пала все же в 1502 г., и действия по ее возрождению носили преимущественно «ностальгический» характер, поскольку величие и могущество этого государства были утрачены безвозвратно еще в первой половине XV в. А многие влиятельные политические силы как на постордынском пространстве, так и за рубежом были заинтересованы в том, чтобы она впредь не возрождалась.