По нашему плану только Мэтьюз должен был сопровождать доктора Дулиттла на чердак. Бед-Окур остался караулить дверь. Чернокожего наследного принца было почти не видно в темноте. Мне велели ждать у лестницы, ведущей на чердак.
Джон Дулиттл сунул ключ в замок, дважды повернул его, и дверь открылась. Хорошо смазанные петли даже не скрипнули, но меня непонятно почему охватил страх.
Из-за двери высунулись две огромные головы страшных собак. Диана и Волк уже ждали нас и завиляли хвостами, приветствуя доктора.
В доме царила кромешная тьма, и я даже обрадовался, что мне не надо идти на чердак. Я уселся на ступеньки лестницы. Хорошо еще, что Полли осталась сидеть у меня на плече, с ней было хоть не намного, но все же спокойнее.
Джон Дулиттл и Мэтьюз Магг взяли за ошейник по собаке и бесшумно поднялись по устланной ковром лестнице. Собаки уверенно вели к тайнику.
Я сидел внизу, и мне казалось, что со времени их ухода прошла вечность. Я быстро убедился, что хорошего взломщика из меня не выйдет. Признаюсь, мне было страшно. Всякий раз, когда ветер раскачивал в саду ветки и они стучали в окно, мне казалось, что меня заметили, что кто-то целится в меня из пистолета или заносит над моей головой дубину. Мне ужасно хотелось открыть дверь и позвать Бед-Окура, но я знал, что этого делать нельзя.
Я все еще боролся со своими страхами, когда Полли шепнула мне на ухо:
— Не бойся. Доктор с собаками уже возвращаются. Я слышу их шаги.
Минуту спустя Диана ткнулась в мою щеку холодным и влажным носом. Какое счастье, что Полли предупредила меня, иначе я или умер бы от страха, или заорал благим матом. И кстати, неизвестно, что было бы хуже.
Смутные фигуры доктора и Мэтьюза проплыли мимо меня в сторону двери. За ними шел О’Скалли. Они все были похожи на привидения. Я встал и поспешил вслед за привидениями.
На улице Джон Дулиттл благодарно потрепал Диану и Волка за уши и, когда они скрылись в доме, запер дверь на ключ. Потом достал из кармана все ту же крысу — видимо, она присоединилась к ним на чердаке, — отдал ей ключ и попросил отнести его на прежнее место.
О’Скалли снова повел нас через огород к ограде. Я с трудом сдерживался, чтобы не спросить доктора, все ли сошло гладко. И только когда мы стояли под знакомым кленом, я отважился задать вопрос:
— Завещание у вас?
— Да, — шепотом ответил доктор, — оно у меня в кармане. Кажется, нам нечего тревожиться. Мы открыли, а затем снова закрыли тайник и при этом сумели не наследить. Конечно, завещание я еще не читал. Прочтем его дома. Где наша веревка?
Веревку нашли, спустили ее с толстой ветки на другую сторону ограды, и все мы по очереди выбрались из имения Уизлобли на дорогу. Последним перелезал через ограду Бед-Окур. Он отвязал веревку от ветки, сунул ее за пазуху и спрыгнул на землю. Я догадался, зачем он так сделал — чтобы утром сторож не заметил свисающую с клена веревку и ничего не заподозрил.
Похоже, мы и в самом деле не оставили следов. Тем временем О’Скалли и Клинг пролезли через лаз под воротами и догнали нас.
Вскоре мы были дома. Там мы сразу же направились в кабинет доктора, задернули шторы на окнах, зажгли свечи и собрались вокруг стола. Доктор вытащил из кармана аккуратно свернутый лист пергамента, положил его на стол и распрямил.
Я достал клочок пергамента, который принесла мне библиотечная мышь, и приложил его к завещанию. Сомнений не оставалось — клочок был отгрызен от завещания.
Доктор быстро пробежал глазами начало завещания, а вслух прочел только главное:
— «…ТАКЖЕ Я, ГРАФ РИЧАРД ДОРНТОН, В ПРИСУТСТВИИ НОТАРИУСА И ДРУГИХ ОЗНАЧЕННЫХ ВЫШЕ СВИДЕТЕЛЕЙ; ЗАВЕЩАЮ СТО ТЫСЯЧ ФУНТОВ ИЗ МОЕГО СОСТОЯНИЯ НА БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫЕ ЦЕЛИ ОБЩЕСТВА ЗАЩИТЫ ЖИВОТНЫХ. МОИ ДУШЕПРИКАЗЧИКИ САМИ ОПРЕДЕЛЯТ…»
Я не знал, кто такие душеприказчики, и знать в ту минуту не желал. Я не дал доктору дочитать до конца и закричал: «Ура!» Мэтьюз и Бед-Окур заплясали вокруг стола.
Когда мы наконец успокоились, доктор, радостно улыбаясь, сказал:
— Да сядьте же, друзья. Давайте посмотрим все завещание.
Мы сели. Доктор обвел нас глазами, и вдруг улыбка сползла с его лица. Я проследил за его взглядом и увидел, что доктор не отрываясь смотрит па что-то блестящее в руках Мэтьюза Магга. Я тоже присмотрелся, и у меня внутри все похолодело — Мэтьюз задумчиво вертел в пальцах запонку из сафьяновой коробочки графа Уизлобли.
— Откуда это у тебя, Мэтьюз? — сдавленно произнес доктор.
— О чем вы, господин доктор? — невинно улыбнулся Мэтьюз. — Ах это! Безделушка на память о посещении дворца графа Уизлобли. Она мне случайно попалась под руку.
Казалось, доктор потерял дар речи. Остальные тоже подавленно молчали.
— А что случилось? — оправдывался Мэтьюз. — Подумаешь, взял я у него блестящий камушек. Так ведь он все равно принадлежит не графу. Старик Дорнтон по завещанию отдал все свое состояние животным.
— Но когда же ты успел, Мэтьюз? — наконец вымолвил доктор. — Ты же не отходил от меня ни на шаг!
— Мы с вами шли по коридору мимо спальни графа. Дверь была приоткрыта, а эта штуковина блестела на комоде. Рука у меня сама подхватила ее.
Доктор закрыл лицо руками и простонал:
— Ох, Мэтьюз, Мэтьюз! Ты же обещал мне исправиться и оставить эту дурную привычку!
Белая мышь вскарабкалась по рукаву ко мне на плечи и тихонько спросила:
— Что случилось? Почему так расстроился доктор?
Я объяснил ей как мог, что Мэтьюз похитил из дворца бриллиантовую запонку, что утром граф Уизлобли заметит пропажу, догадается, чьих рук это Дело, и нас арестует полиция.
— А если эта такая дорогая пуговка снова окажется на месте? — спросила белая мышь. — Тогда вас не арестуют?
— Нет, — ответил я. — Но как она может оказаться на месте? Запонки по воздуху не летают.
— Зато мы, мыши, бегаем по земле. — Она спрыгнула с моего плеча на стол и подошла к Джону Дулиттлу. — Господин доктор, дайте мне эту пуговку, и я отнесу ее на место.
Лицо доктора осветилось надеждой.
— Ты и в самом деле можешь это сделать? — спросил доктор. — Солнце уже встало, во дворце небось давно заметили пропажу. Да и тебе до дворца быстро не добраться, путь туда не близкий.
И вдруг О’Скалли неожиданно предложил:
— Пусть садится на меня верхом, я в миг ее доставлю. А там уж она сама проскользнет под дверью и отнесет запонку в спальню графа.
Доктор согласно кивнул головой, взял из рук разочарованного Мэтьюза запонку и отдал ее белой мыши.
— Желаю тебе удачи, — сказал он.
Белая мышь зажала запонку зубами, вскарабкалась на спину О’Скалли и крепко уцепилась лапками за его густую шерсть. Пес выбежал из кабинета, выпрыгнул на улицу через распахнутое на кухне окно и помчался к калитке.
Когда белая мышь и О’Скалли исчезли из вида, в кабинете опять воцарилось неловкое молчание. Мне казалось, что я присутствую на похоронах.
— Я надеюсь, что вы, Стаббинс и Бед-Окур, сохраните в тайне то, что здесь произошло. Впрочем, будем надеяться на лучшее, — наконец сказал доктор.
Но по его голосу было ясно, что сам он на лучшее не надеется. Чернокожий принц и я согласно кивнули головами.
— А что касается тебя, Мэтьюз, — продолжал доктор, — то я предупреждаю тебя, что, если что-то подобное еще раз повторится, нам придется расстаться. Я знаю, что ты у меня никогда и ничего не взял, но я хочу, чтобы ты так же относился и к чужой собственности. Мы должны доверять друг другу. Ты меня понимаешь?
— Понимаю, — виновато пробасил Мэтьюз. — Я не подумал, что подведу вас. Давайте забудем об этом.
У Мэтьюза был вид повинившегося школьника, и доктор не удержался от улыбки.
— А ведь все не так страшно, как кажется, друзья, — сказал он. — Белая мышь и О’Скалли сумеют возвратить запонку на прежнее место. Даже если граф Уизлобли вызовет полицию, у них не будет доказательств, что именно мы побывали ночью во дворце. Мы не оставили им никаких следов, так что дело в шляпе…
И вдруг на его просветлевшем было лице проступил смертельный испуг. Он оглянулся, словно искал что-то, а затем простонал:
— Шляпа! Стаббинс, ты не видел, где мой цилиндр?
— Неужели вы снова забыли его во дворце Уизлобли? — вскричал я.