— Это произошло в первый раз накануне моего пятнадцатилетия, — всё ещё хриплым голосом начала Мирослава, а затем прокашлялась. — В полнолуние я встала с постели и в ночной рубашке отправилась к реке, чтобы обратиться, затем очнулась в воде, чуть не утонула, еле добралась до приюта, а потом чуть не умерла уже от болезни. В ужасе, что меня сочтут проклятой, я покинула приют и скиталась некоторое время. Но я сумела выжить, несмотря ни на что, — без бахвальства, лишь констатируя факт, заключила она, укоротив свой некогда самый страшный кошмар до такой степени, что впервые ей было не страшно.
Мирослава не задавала вопросов — за столько лет она уже не надеялась получить ответы, поэтому она молчала, но всё равно ожидала ответов. Материнский взор окончательно утратил свирепость — её глаза теперь заволокла бледная дымка сожаления.
— Оборот происходит, когда у ребёнка начинается новый этап взросления — твой наступил так поздно, наверное, из-за лишений в приюте. — Мать судорожно вздохнула, устремляя взор на реку. — А что по поводу воды… Тебя тянуло к родной стихии, — с печалью пояснила она, вновь начав поглаживать волосы Мирославы. — Все оборотни связаны с лесом, так или иначе как человек с землёй, даже тогда, когда она ему неродная. У тебя, помимо этого, есть связь с реками. Во время первого оборота ты не смогла сопротивляться зову воды, а она была рада поглотить тебя, но не со зла, а из-за того, что она так же страстно, как и ты её, хотела заполучить. Ей неведома злость, но она игривая, жадная и охочая до того, что ей полюбилось. Ты должна была стать сильнее неё, взять под контроль, а не прятаться.
Мирослава тоже повернула голову к воде, которая, словно почувствовав, что речь идёт о ней, заволновалась и волнами потянулась к находящимся на берегу женщинам. Мирослава слишком устала, и возникшее притяжение ей было очень просто игнорировать — впервые она его не испугалась, благодаря словам матери, а строго, насколько ей позвонили силы, отдёрнула, и оно, как нашкодивший щенок, вернулось в свой угол, в верном ожидании предстоящей игры.
— Я не обладаю теми же знаниями, что и глава общины, — внезапно призналась мать, возвращая к себе пристальное внимание. — Он и ему подобные с годами стали лучше разбираться в оборотничестве. Ты должны попросить их о помощи.
Мирослава нахмурилась и ничего не ответила.
— Ты упрямо поджала губы, — заметила хозяйка озера. — Чем они тебе не угодили? Или только глава отличился? Он редкий упрямец.
В ответ Мирослава дёрнула головой.
— Ничего такого.
— Никогда не смей врать матери! — сурово припечатала, собственно, её мама, а после того как получила послушный кивок, неожиданно заискивающе и мило полюбопытствовала. — Неужели глава люб тебе?
— Нет, конечно! — тут же возмущённо воскликнула Мирослава в ответ, резко садясь и откидывая платья на песок. — Что ты такое вообще говоришь?
С поспешной суетой пытаясь подняться на ноги, она, конечно, позабыла о недавнем обороте, и, пробежавшие колючей болью по всему телу иголки, вынудили её зашипеть и плюхнуться обратно на песок.
Послышался весёлый смешок, в ответ Мирослава со всей возможной надменностью фыркнула, а затем осторожно, без лишних движений поднялась на ноги, игнорируя ноющую боль в мышцах.
Занятая тщательным отряхиванием песка с кожи, она была слишком сосредоточена, чтобы обратить внимание на приближающиеся быстрые шаги, в отличие от её матери, которая с предвкушением протянула:
— Что сейчас будет.
Но потом она посерьёзнела и, внимательно глядя на Мирославу, произнесла:
— Я знаю, какие вопросы ты хотела задать — те же, что глава пару дней назад моему мужу. Но он бы не ответил, потому что не любит связываться с утопленниками. Ими занимался не он. Я вытаскивала тела и переносила их на территорию хозяина леса, как он и велел. Ему было неинтересно, зачем колдун это делает, а я, подражая Николаю, полюбопытствовала. Колдун ночью открывал врата между миром живых и мёртвых, отправляя по тонкой светящейся нити своих жертв туда. Я думаю, что ему что-то понадобилась по ту сторону.
Мирослава застыла с приоткрытым ртом, пытаясь осознать сказанное.
В это же мгновение хозяйка озера, красиво покачивая обнажёнными бёдрами, поднялась на ноги, сделала пару плавных шагов к реке, а затем с силой оттолкнулась, чтобы легко преодолеть расстояние до глубины, нырнуть с головой и исчезнуть, оставив после себя эхо всплеска и, расходящиеся в разные стороны, круги на воде.
Мирослава проводила её взглядом, ёжась на ветру.
— Куда ты? — запоздало вопросила она, но потом отвлеклась на шум, исходящий из леса.
Оттуда тут же выбежал Вяземский, который резко, на пятках, создавая неглубокую ямку, затормозил, чуть не упав носом в землю. Он быстро выпрямился и остолбенел, во все глаза уставившись на Мирославу, которая предстала перед ним абсолютно обнажённая — сорочку во время оборота она порвала, и единственным предметом туалета у неё оставалось платье, которое мирно покоилось рядом с ней на холодном песке.
Слишком уставшая физически и морально, Мирослава даже не нашла бы в себе сил смутиться такой неловкой ситуации, если бы Мстислав не продолжал на неё безотрывно таращиться.
— Может быть, ты отвернёшься? — уточнила она с совсем немного покрасневшими скулами.
— Что? — прохрипел он.
— Мстислав, я обнажена.
— Вижу, — низким, рокочущим голосом протянул он, продолжая пялиться.
— Мстислав, я абсолютно голая! Отвернись! — не выдержав, рявкнула она.
Тот, наконец, опомнился, встретился с ней взглядом и кивнул, поворачиваясь спиной. Мирослава быстро отряхнулась от оставшегося на коже песка и стала натягивать платье, но этот процесс был более медлительным, чем снятие — вдобавок она действовала нервно и суетливо, оттого получалось ещё хуже.
— Я прошу прощения. — Послышалось глухое бормотание.
— Ничего не говори, — попросила она, дрожащими пальцами застегивая пуговицы на груди.
— Прости… У меня не было цели тебя оскорбить или проявить неуважение…
Мирослава с силой зажмурилась, из пальцев у неё выскользнула пуговица, державшаяся на одной ниточке.
— Мстислав, прошу тебя, замолчи! — взмолилась она. — Сделаем вид, что ничего не было, хорошо? Пощади моё достоинство.
— Как скажешь, — ещё более глухо отозвался он.
— Спасибо, — с чувством произнесла Мирослава, справившись, наконец, с последней пуговицей и одёргивая платье. — А теперь можешь повернуться и рассказать мне, зачем ты сюда пришёл.
— Тебя не было больше часа… — привычным спокойным тоном начал он, разворачиваясь к ней, но затем осёкся, пробежался взглядом по фигуре и ещё более спокойно изрёк. — Я не смогу сделать вид, что ничего не было.
Мирослава смутилась и тут же мысленно обругала саму себя. Стоило смущаться тогда, когда представала перед чужим мужчиной голой, а не тогда, когда он смотрел на уже одетую, пусть и таким пронзительным и тяжёлым взглядом, вызывающим мурашки.
Молчание затягивалось.
Мирослава, чтобы не отвечать, стала отряхивать от пыли свой пиджак, заодно проверила наличие портсигара и тубы с мундштуком, затем очень медленно стала натягивать его на себя. Она понятия не имела, как реагировать на слова Мстислава. Да она даже взглядом с ним встретиться не могла!
— Тебя не было больше часа, я пошёл искать, а потом услышал твой крик, — как ни в чем не бывало заговорил он.
Мирослава поспешно кивнула, принимая объяснения, и пошла в сторону лесу. По пути она, не глядя, бросила Вяземскому, который продолжал прожигать её взглядом:
— Я знаю, что нам нужно делать.
Тревога нарастала. В воздухе пахло приближающейся грозой. Чем более нервными становились мужчины, тем спокойнее было Мирославе. Когда другие начинали паниковать, её всегда в противовес настигало умиротворение. При осторожных взглядах в сторону Мстислава, она приходила к выводу, что и его тоже.
Они расположились в участке, который всё ещё пустовал — ни один из работников после собрания общины не вернулся, и теперь это было их место сбора. По пути сюда Мирослава и Вяземский успели захватить Эрно, а затем Линнеля, который продолжал старательно допрашивать девиц Петра — времени было немного, девушки были испуганы и смущены присутствием во время беседы родителей, поэтому толку от этого, несмотря на всё его обаяние и красоту, не было. Он сообщил им об этом сразу с нескрываемым сожалением, но Мстислав принял эту новость спокойно, словно этого и ждал.
Когда они вчетвером возвратились в участок меньше, чем за полчаса, так как очень спешили, там уже их дожидались Ииро со сдвинутыми столами, на которых стоял чайник, кружки и лежащие на полотенцах овощи, крупные куски хлеба, жёлтый сыр и румяные пирожки.
— Марта позаботилась, — объяснил Ииро, приглашающим жестом указывая на табуретки.
Первой уселась Мирослава, не сдержав облечённого стона. Мышцы всё ещё тянуло от боли, но это было даже немного приятно — как напоминание одновременно о матери и о первом обороте, который пусть и был привычно не совсем добровольный, но первым, во время которого она была в сознании и помнила почти все события. Тем не менее она чувствовала усталость, к этому прибавилась слабость в ногах от быстрой ходьбы. Помочь выбраться из этого состояния ей могла только еда. Много еды!
— Обожаю Марту! — искренне призналась она, хватаясь за всё, что попадалось на глаза, и отправляя в рот.
Сначала она почти не чувствовала вкуса, но затем стала жевать и замычала от удовольствия — пирожки были сочными, а тесто таяло во рту! В ответ на её восторг послышались понимающие ухмылки и смешки.
Они постарались оперативно прикончить имеющуюся еду, не задевая серьёзных тем, да и почти вообще не разговаривая.
— Дождёмся Раймо и тогда всё обсудим, — сказал Вяземский перед тем, как приступить к ужину.
Но вот даже крошек уже не осталось, а его всё не было. Тогда-то парни и начали нервничать.
— Потом его просто введём в курс дела, — предложил Эрно, вглядываясь в невозмутимое лицо шефа.
Тот покосился на дверь, но всё же кивнул.
— У Мирославы есть план. Ей дадим слово первой, — спокойно сказал он, переводя взгляд на нее.
Остальные тоже выжидательно на неё уставились. В горле возник ком от вспыхнувшего волнения, но она сглотнула, подавила неуверенность и скрестила руки на груди, жалея, что у табуретак не было спинки, на которую можно было бы откинуться.
— Строго говоря, это только набросок плана, — ответила она Мстиславу, встречаясь с ним прямым взглядом впервые с того момента, как они покинули берег.
Тот тоже скрестил руки на груди.
— Мы всё равно слушаем.
Линнель, который ранее обратил внимание на странное молчание между ними, переводил заинтересованный взгляд с одного на другого.
— Мне удалось кое-что узнать от хозяйки озера, — заговорила Мирослава. — Это именно она подкидывала трупы хозяину лесу, а не её муж, хоть и действовала она по его приказу. Так вот, ей удалось кое-что заметить. Все же слышали о легенде, что вода — это мост между миром живых и мёртвых? — обвела она всех серьёзным взглядом, который должен был им показать, что её вопрос не шутки.
Она помнила, что в первый её день здесь говорил Мстислав, но решила убедиться. Вопреки её беспокойству, никто и не подумал смеяться.
— Конечно. Из-за этого в том числе запрещено совершать самоубийство в воде, — кивнул Линнель. — Считается, что так можно потревожить умерших, поэтому никто и не рискует — желающих навлечь недовольство мёртвых нет, да и мы слишком уважаем смерть. У нас об этом всем известно.
Мирослава закивала, подаваясь вперёд и чувствуя, как её захлёстывает азарт.
— Но при этом вы оставляете ленточки возле могил близких, чтобы не потерять с ними связь? Оставить их душам возможность возвратиться?
— Это всего лишь традиция.
— Спросила я это не просто так. Хозяйка озера рассказала, что колдун открывал врата между миром живых и мёртвых. Согласно прочитанным мною легендам, их соединяет тонкая светящаяся нить, которая на своём конце имеет вход в другой мир. По нему могут перемещаться только мёртвые. Хотя легенды гласят, что живые тоже попадали в мёртвый мир, но, может, с того момента охрана на том конце стала внимательнее? Или колдун со своим сообщником просто не стали рисковать и использовали души мёртвых с помощью этих ленточек? Я уверена, что убийце нужен кто-то на той стороне. У него нет мотива, какой бывает обычно у сумасшедших, убитые — не его жертвы, а инструмент на пути к истинной цели.
Мирослава замолчала, ожидая реакции. Все, кроме задумчивого Мстислава, согласно кивали и хмурились во время её речи.
— Мне кажется, что если он добьётся намеченного — сможет проникнуть и вытащить из другого мира чью-то душу, то мёртвые не обрадуются. Чтобы я ни читала, везде пишут одно — нельзя нарушать равновесие между мирами. Да и самим несложно догадаться о том, что мёртвых оживить нельзя, а вот натворить чёрной магией бед — запросто.
— Потому колдуном и назначают мудрого человека, — отозвался Ииро. — Ингрид — идеальная кандидатура, в отличие от того, кто всё это затеял непонятно зачем.
У Мирославы было предположение, потому что иных причин она не видела.
— Наверное, сообщник задурил ему мозги, и тот тоже возжелал достать из загробного мира чью-то душу, — вслух высказала она свою мысль с нескрываемым сожалением.
— У колдуна был сын, который не пережил оборота, — вдруг произнёс Эрно. — С тех пор он недолюбливал Мстислава. Обращение — процесс непростой и летальный исход до сих пор иногда происходит — особенно когда ребёнок, не слушая предостережений, сам пытается обращаться.
Мирослава почувствовала, как сердце болезненно ёкнуло. До такого пути колдуна довела самая настоящая трагедия, способная и сильнейшего человека сломить.
— Мирослава, как так вышло, что хозяйка озера охотно поделилась с тобой этой информацией?
Вопрос Вяземского немного её взволновал, но вопреки здравому смыслу и правде, которой она всё равно собиралась с ними поделиться, ответом её было гордое:
— Потому что, будучи женщиной, тоже возможно получить информацию. — Вскинула она подбородок.
— С недавних пор я и так в этом не сомневался, но спасибо, что вновь убедила меня в этом, — с непробиваемым спокойствием кивнул он.
Мирослава сделала паузу, ожидая, что он что-нибудь добавит, но вместо нужного, он произнёс:
— Продолжай.
Она внезапно почувствовала себя неловко из-за этой ребяческой попытки что-то доказать.
— Благодаря тому, что удалось выяснить к сегодняшнему дню, я могу сделать вывод, что убийца маниакально стремится достичь желаемого. В доме у колдуна он мог забрать необходимые для одурманивания травы, ленты, но туристы уже покинули село, значит, его жертвой будет кто-то из местных, а это очень плохо — мы не можем точно знать, кого он выберет, — мрачно резюмировала Мирослава, сплетая и расплетая пальцы рук на коленях под столом.
— Почему ты решила, что убийца обязательно мужчина? — заинтересовался Ииро. — Если приезжие убивали себя сами, то тут даже не нужна никакая физическая сила, поэтому вполне возможно, что убийца — женщина. С твоего появления мы как-то совсем отбросили нашу первую версию.
— Какую? — уточнила она, игнорируя его первый вопрос.
Это знание было интуитивным, почему-то Мирослава верила, что будь виновна женщина, то она бы либо уже добилась своего, либо действовала куда более тихо.
Вместо Ииро на её вопрос ответил Мстислав:
— Мы подозревали, что убийца — женщина. Её нередко можно было увидеть гуляющей ночью по лесу, поэтому сначала мы думали на неё.
— А как её зовут? — с нехорошим предчувствием спросила Мирослава.
Вяземский смерил её любопытным взглядом.
— Александра. Она живёт недалеко от кладбища. Ты её откуда-то знаешь?
Ощутив дурноту, она слабым голосом призналась:
— Помнишь моего свидетеля, который указал на Чацкого?
— Только не говори…
— Так вот, это она.
— И ты молчала? — возмутился он, резко поднимаясь на ноги.
— Откуда же я знала, что вы её подозреваете? — возмутилась она в ответ, вскакивая следом. — Ты ведь не делился со мной своими заключениями!
— Ты тоже не спешила делиться своими истинными мотивами приезда сюда! — многозначительно подчеркнул он, отворачивая голову.
Мирослава не поверила своим ушам и почти увидела со стороны, как побледнела. Пусть она и не планировала скрывать правду о себе, но услышать об этом так неожиданно и прямо тоже не была готова.
Она сумела возвратить себе внимание его глаз и только после этого с волнением спросила:
— Ты догадался?