Зверские сказки

Невеста Мёрзлого Демона

— Пёска, милая, сколько мне тебя ждать? Иди сюда, время вычёсывать шерсть перед сном. Смотри, я уже взяла самую красивую пуходёрочку…

Няня Лемма, кругленькая, рыженькая, с большими добрыми щеками, беспомощно помахала в воздухе розовой пуходёркой со стразами.

— Не хочу вычёсывать шерсть! — заявила её подопечная Пёска. — Это скучно! Я пожалуюсь моему папе Песцу, что ты меня больно вычёсываешь и выдираешь мне клоки шерсти!

— Но разве я хоть раз выдрала хоть один клочок твоей шерсти? — уточнила Лемма.

— Вообще-то нет, но папе Песцу я скажу, что да. И он тогда тебя съест, а мне наймёт новую няню.

— И тебе совсем-совсем не будет меня жалко? — спросила няня.

— Одним леммингом больше, одним меньше, — неуверенно ответила Пёска.

— Что ж, тогда беги к папе и жалуйся. — Лемма отложила пуходёрку, уселась за стол и смиренно сложила лапки.

Пёска потупилась и не двинулась с места.

— Что же ты стоишь? А-а, наверное, ты хочешь, чтобы я положила тебе на блюдечко немного морошкового варенья, прежде чем твой папа Песец меня съест? Сейчас-сейчас, подожди минутку. — Няня Лемма засуетилась у буфета.

— Прости, Лемма, — пискнула Пёска. — Я не собиралась жаловаться папе. Ты моя любимая няня, и я не хочу, чтобы тебя кто-то съел. Я так сказала, чтобы ты испугалась и меня не вычёсывала.

— Я так и подумала, моя девочка, — улыбнулась няня, и усы задорно встопорщились на её круглых щеках. — Я знаю, что в душе ты очень добра. Но почему же ты так не хочешь вычёсываться?

— Потому что каждый раз после вычёсывания белой шерсти на мне становится всё меньше, а бурой — всё больше.

— Ну конечно, Пёска! Ты же песец. А у песцов сейчас весенняя линька: белый мех, оставшийся с зимы, выпадает, а новый, тёмный мех — вырастает. Это просто значит, что скоро лето.

— Не хочу лето, — насупилась Пёска. — Не хочу, чтобы у меня был бурый мех. Мне нравится белоснежная шубка, которая была у меня зимой, под цвет снега. Мне нравится всегда быть беленькой — и чтобы земля всегда была беленькой, это так красиво!

— Ты сама не знаешь, о чём говоришь, — нахмурилась вдруг няня Лемма. — Вечно белая шерсть песца и вечно белая шерсть земли означает вечную зиму.

— А что плохого в вечной зиме? — спросила Пёска.

— Мёрзлый Демон, — шёпотом ответила Лемма.

— Мёрзлый… Демон? — испуганно переспросила Пёска. — Кто это?

— Тот, кто однажды чуть не стал хозяином Дальних Сопок.

— А про этого демона есть какие-то сказки? — с надеждой спросила Пёска. Ей очень нравились сказки няни Леммы — они были страшные, но всегда хорошо кончались.

— Только одна, — ответила Лемма. — Она называется «Невеста Мёрзлого Демона». Иди сюда. Я буду вычёсывать твою прекрасную шёрстку и рассказывать сказку. Договорились?

— Договорились! — Пёска подошла к няне Лемме и сама подала ей розовую пуходёрку со стразами.

Давным-давно жили в Дальних Сопках муж и жена, состоятельные песцы. Год за годом они меняли свои бурые шубки на белые, а белые снова на бурые, и вот уже старость начала показывать свой острый нос из-за сопки, а у них всё не было недопёсков.

Тогда в полнолуние в начале весны пошли песцы к священному болоту. И муж привязал клочок белой шерсти к кусту морошки и взмолился:

— О великая Ундра! Почему ты не даёшь нам детей? Обещаю, если родится детёныш, я буду любить его больше жизни, стая леммингов будет прислуживать ему ежечасно, и ни в чём он не будет нуждаться, и даже зимой у него всегда будет вдоволь морошки.

А жена песца привязала к коряге клочок бурой шерсти и взмолилась:

— О великая Ундра! Мы с мужем — два старых, недостойных, облезлых песца, мы не способны даже продолжить наш род и дать потомство. Но твоё могущество безгранично, о Ундра-мать! Умоляю, дай нам дочь, похожую на тебя, и мы будем поклоняться ей, как тебе, и никогда не замарает она своих чистых лап.

И ответила им Ундра из-под земли утробным рычаньем:

— Так и быть, я дам вам дочь с пушистым и нежным мехом. Обращайтесь с ней, как с принцессой. Поклоняйтесь ей, как богине. Но если однажды зима не сменится летом, если белая шерсть земли не сменится бурой, вы нарядите вашу дочь в подвенечное платье, запряжёте в упряжку леммингов и отправите её прочь из дома. Вы согласны?

— Как же мы отправим собственного детёныша на мороз? — удивился песец.

— Она не пропадёт на морозе, — ответила Ундра. — Я дам ей мёрзлое сердце.

— Ерунда это всё! — шепнула ему в ухо жена. — Не бывает так, чтоб зима не сменялась летом, а белая шуба бурой. Говори, что мы соглашаемся!

— Мы согласны! — сказал песец.

Той же весной у песцов родилась девочка-недопёсок, и они дали ей имя Цеса.

И мать, и отец души не чаяли в Цесе и относились к ней как к принцессе. Она никогда не убирала нору, чтобы не замарать свою шелковистую шерсть и не травмировать нежные подушечки лапок. Двенадцать преданных леммингов выполняли все её прихоти. Она ни в чём не знала нужды, и у неё всегда была самая спелая и свежая морошка, от которой качество шерсти, когтей, зубов и усов постоянно улучшалось.

К зиме из девочки-недопёска Цеса превратилась в красивую юную самку на выданье, а бурый мех её сменился белым — и не просто белым, а самым белым во всех Дальних Сопках. Зимняя шубка Цесы была безукоризненно шелковистой, блестящей, ухоженной, белоснежной с чуть голубоватым отливом. Стаи самцов-женихов целыми днями обивали пороги песцовой норы: её лапы и сердца просили и песцы с соседних сопок, и горностаи, и даже полярные медведи. Но Цеса каждого спрашивала, есть ли в норе или берлоге штат слуг, желательно леммингов, которые будут удовлетворять каждый её каприз, готовить ей вкусную еду, вычёсывать перед сном и сдувать с неё пылинки. И каждый раз выяснялось, что слуг у жениха либо нет, либо есть всего один какой-нибудь завалящий пожилой лемминг, и что жених имеет наглость считать, что Цеса будет сама готовить и прибираться в норе.

— Недостойные! — гордо морщила свой красивый влажный нос Цеса. — Уходите все прочь! Я выйду замуж лишь за того, кто обеспечит мне условия лучше, чем в отчем доме. А в отчем доме я живу на всём готовом и ни в чём не знаю нужды.

Та первая зима в жизни Цесы оказалась снежной и затяжной. Шли дни, недели и месяцы, а белая шкура земли по-прежнему оставалась холодной и белой, и метели заметали кустарники, хотя снегу давно уже пора было вылинять потоками талых ручьёв и бурой шкуре земли давно пора было покрыться свежей травой, лишайниками и мхами.

Чем дольше продолжался период белой шкуры, тем больше страдали жители Дальних Сопок: у них заканчивались заготовленные на зиму пищевые припасы — сушёные грибы и ягоды, морошковое варенье и пастила, консервы из жуков и личинок. Их моховые подстилки скукожились, высохли и больше не давали тепла. Их мучил голод и холод, подушечки лап, носы и кончики хвостов стали нечувствительными из-за обморожений. Казалось, зима воцарилась в Дальних Сопках навечно.

И только Цесе нравилось, что зима не кончается.

— Зачем весна? — недоумевала она. — Мне нравится моя белоснежная шубка. Весной пришлось бы менять её на некрасивую, бурую. Подумаешь, холодно. Можно просто никуда не ходить. Сидеть в норе, пить травяной чай и есть морошковое варенье. А слуги-лемминги пусть ходят к проруби, ловят рыбку. Должна же у меня быть свежая рыбка к обеду. А потом пусть вычёсывают мне шерсть и всячески развлекают.

Поскольку с Цесой родители обращались как с настоящей принцессой, ей удавалось даже такой затяжной и безнадёжной зимой оставаться ухоженной и красивой. Но у её родителей, пожилых песцов, шерсть, хоть и белая, от недостатка витаминов выглядела ужасно: с проплешинами, свалявшаяся. Они могли бы для улучшения качества шерсти каждый день есть морошку — но решили экономить её для дочери. Если в начале зимы у песцов нора была полная чаша и им прислуживали двенадцать отборных леммингов, сейчас припасы стремительно подходили к концу, а лемминг остался только один: остальные не выжили из-за долгих морозов. Теперь песцы каждый день ходили за свежей рыбой к проруби сами, а единственного больного и слабого лемминга Лема оставляли в норе, чтобы тот развлекал и обслуживал их изнеженную красавицу дочь.

И вот настал день, когда даже в норе состоятельных и запасливых песцов закончился последний сушёный гриб и последняя ложка морошкового варенья, все моховые коврики сгнили, а пожилые песцы настолько замёрзли и оголодали, что не в силах были идти к проруби ловить рыбу.

— Что за безобразие происходит? — возмутилась их белоснежная дочь. — Почему в норе так холодно и неубранно? Почему на десерт мне не подали морошковое варенье? И почему мне так долго не накрывают обед? Я сегодня заказывала котлетки из щуки!

— Прости, дочка, — слабым голосом ответила Цесе мать. — К сожалению, мы не можем больше обслуживать тебя как принцессу. У нас нет сил, нам холодно, и мы голодны. Не могла бы ты сегодня сама сходить к проруби и наловить нам всем свежей рыбы?

— Что?! Ушам своим не верю! — возмутилась Цеса. — Если я пойду сама, я обморожу и замараю свои нежные лапки. И к тому же устану. Да ещё и буду вонять дохлой рыбой! Пусть наш лемминг Лем сходит!

— Но Лем — наш последний слуга, — возразил отец. — Он служил нам верой и правдой всю жизнь, а теперь он ужасно слаб. Если он отправится к проруби — едва ли найдёт силы вернуться.

— Что за бред! Пусть не ленится, быстрее шевелит лапами — и прекрасненько он вернётся.

И старый Лем отправился к проруби ловить рыбу. Он вернулся лишь следующим утром — еле живой и ни с чем.

— Больше не будет у нас свежей рыбы, — прошептал лемминг. — Из-за морозов прорубь заросла толстым слоем льда, и разломать этот лед не под силу никому в Дальних Сопках. Даже медведю — он тоже очень ослаб.

— И что же мне, голодать? — разозлилась Цеса. — Меня это не устраивает! Тогда я лучше выйду за кого-нибудь замуж, раз в этом доме не осталось больше еды!

— У всех в Дальних Сопках кончились припасы, — ответил Цесе отец-песец. — Не за кого тебя отдать замуж.

В этот момент над их норой пролетала белая полярная сова.

— Ух-ух, жители Дальних Сопок! — проухала сова. — Прослушайте срочное сообщение! Молодой, красивый и сильный песец Цесей, хозяин знаменитого Белого Лабиринта, овдовел и ищет себе невесту! Обязуется предоставить ей полноценное пятиразовое питание и морошковый мусс каждый день! Требования к внешности невесты: белоснежная, гладкая, густая, шелковистая, безупречная шерсть! Есть тут у вас в Дальних Сопках такие самки?

— Нет! — послышались печальные голоса зверей Дальних Сопок. — Наша шерсть от голода и холода свалялась, поредела и стала тусклой!

— Есть! — воскликнула Цеса. — Подожди, сова, я подхожу хозяину лабиринта! У меня белоснежная шерсть прекрасного качества!

— Ух ты! Выходи-ка, я посмотрю!

Цеса быстро накинула подвенечное платье, которое мать приготовила ей заранее, ещё когда она была недопёском, и выскочила на снег из норы.

— Ух, какая шерсть! — восхитилась сова. — Белее белого подвенечного платья! Белее белого снега! Ты подходишь Цесею, Цеса!

— Что ж, пока-пока, мама с папой! — обрадовалась Цеса. — Я ухожу в лабиринт, где у меня будет вдоволь еды и нормальный, достойный уход.

— Но, дочка, как же мы без тебя? — расстроился песец-отец.

— Уж как-нибудь! Если вы меня любите, вам будет только приятно, что у меня всё в порядке.

— Действительно, — согласился песец. — Пусть у тебя всё будет хорошо.

— Но, дочка, — заплакала мать, — я слышала много дурного про Белый Лабиринт. Я слышала, он ещё называется Лабиринтом Вечной Мерзлоты. Я слышала, там живёт демон, а вовсе не красавец песец!

— Поменьше слушай зверские сплетни! — презрительно ответила Цеса. — А даже если и демон. Не лучше ли выйти замуж за демона и жить богато и сыто, чем сдохнуть тут с вами с голоду?

— Наверное, лучше, — смутилась мать. — Ведь главное — твои красота и здоровье.

— Ух, всё, сколько можно! — Полярная сова взмыла в небо. — Пора отправляться! Беги за мной, я буду лететь и указывать тебе путь к лабиринту!

— Нельзя ей бежать за совой! — вмешался вдруг пожилой слуга-лемминг. — Она же сотрёт себе лапки! Запрягите меня в упряжку — я её отвезу.

— Но ты же совсем слабый и немощный, — возразил песец-отец. — Какую тебе упряжку?

— Я справлюсь, — ответил Лем. — Я призову на помощь шестерых своих родных братьев, живущих на соседних сопках.

— Вот именно, пусть меня везут на упряжке! — поддакнула Цеса. — А то я и правда обморожу и натру лапки.

В тот же миг слуга-лемминг тонко, пронзительно свистнул — и на свист его сбежались шестеро леммингов-братьев. Песец-отец запряг леммингов, посадил в повозку дочь в подвенечном платье — и упряжка рванула с места вслед за полярной совой.

— Всё как Ундра тогда сказала, — горестно пробормотал он. — Однажды зима не сменится летом, и белая шерсть земли не сменится бурой, и вы нарядите вашу дочь в подвенечное платье, запряжёте в упряжку леммингов и отправите её прочь из дома.

А жена его ничего не ответила, только горько заплакала и помахала лапкой вслед уносящейся прочь упряжке — но Цеса даже не оглянулась.

Хозяин Белого Лабиринта, прекрасный белый песец Цесей, встретил Цесу, как принц встречает свою принцессу. В честь её прибытия он распорядился дать салют из ледяной стружки. Когда повозка, запряжённая братьями-леммингами, подъехала к входу в лабиринт, Цесей лично вышел встретить невесту. Увидев её, он пал на передние лапы и провозгласил:

— О, прекрасная Цеса! Я пленён красотой и качеством твоего белоснежного меха! Стань моей, и ты ни в чём не будешь нуждаться. Кладовые мои ломятся от грибов, морошки и замороженной рыбы! Мои припасы не закончатся никогда, даже если эта зима будет вечной! А постель моя чиста, бела и пушиста, как только что выпавший снег! В ней ты будешь спать так сладко и крепко, как никогда раньше! Согласна ли ты стать моей любимой женой?

— Я согласна, — улыбнулась жениху Цеса, и тот протянул ей лапу.

— Тогда идём со мной, дорогая. Добро пожаловать в Белый Лабиринт! — И он повёл её в лабиринт, а леммингам презрительно кинул: — Свободны!

— Возвращайтесь на сопки! — прошептал Лем шестерым своим братьям, и они в тот же миг разбежались.

А лемминг-слуга просеменил за женихом и невестой к входу в Белый Лабиринт и воскликнул:

— О великий, славный Цесей! Возьми с собой и меня, верного слугу Цесы!

— У меня полно слуг, — нахмурился Цесей. — Мне прислуживают совы и белки, мыши и зайцы, вороны и горностаи. Зачем мне слабый, толстощёкий, усатый лемминг?

— А затем, что никто лучше меня не знает, как ухаживать за прекрасной Цесой, как готовить ей грибы и морошку, как вычёсывать её шерсть. Её мех станет гораздо белее и ярче, чем сейчас, если я за ней буду ухаживать. В дороге он потускнел, но я верну ему прежнюю красоту.

— Неужели её мех может быть ещё белей, чем сейчас? — задумался Цесей.

— Именно так, господин мой, — ответил Лем.

— Сколько времени тебе нужно, чтобы добиться максимального блеска и белизны?

— Мне нужны на это три дня, господин.

— Хорошо. Тогда следуй за нами, лемминг.

Белый Лабиринт оказался огромной, чистой, богатой норой со множеством коридоров, переходов и анфилад, с набитыми припасами кладовыми, с красиво убранными спальнями, с огромной столовой, украшенной ледяными зеркалами и изваяниями, с каморками для прислуги и с просторной, пропитанной ароматами еды и пряных трав кухней.

— Как красиво здесь! И как вкусно пахнет! — воскликнула Цеса. — А куда ведёт эта лестница? — И она указала холёной лапкой на неприметную винтовую лестницу, уходившую вниз, под пол, в дальнем углу столовой.

— Это лестница в подвал, но там нет ничего интересного, — отмахнулся песец Цесей. — Только снег и лёд. У меня пока лапы не дошли подвал обустроить.

— Может, я могу помочь? — предложил свои услуги лемминг Лем.

— Ты займись своим делом, лемминг, а не суй свой нос, куда не просят! — ответил Цесей. — Твоя задача — кормить мою невесту полезной пищей и вычёсывать её прекрасную шерсть.

— Слушаюсь, господин.

— Через три дня, когда мех Цесы станет идеальным, мы сыграем свадьбу, — заключил Цесей. — А пока что я удалюсь в свои покои и впаду в спячку.

— Ты проспишь три дня, дорогой? — удивилась Цеса.

— Да, любимая. Хочу набраться сил перед нашей свадьбой и долгой совместной жизнью.

И жених потёрся носом о нос невесты и ушёл спать.

— Какой холодный у него нос, — пробормотала Цеса. — Это значит, он очень здоров.

Весь первый день в Белом Лабиринте Цеса нежилась в белой постели и поглощала свои любимые блюда. Лем сварил для неё морошковое варенье, запёк щуку в морошковом соке и пряных травах, приготовил наваристый грибной супчик и паштет из личинок. Вечером в её покои с инспекцией явилась полярная сова:

— Пока мой хозяин спит, я должна проверить, не соврал ли твой лемминг, стал ли твой мех ещё белее и краше.

— Что ж, смотри. — Цеса лениво потянулась в кровати. — Я стала ещё прекрасней.

— Так и есть, — огорчилась сова. — Значит, сегодня я не заклюю лемминга.

На второй день слуга опять накормил Цесу её любимой едой, усадил перед ледяным зеркалом и принялся расчёсывать её белоснежную шерсть ароматным гребнем из можжевельника.

— Госпожа моя, — тихо произнёс лемминг, — завтра третий день. День твоей свадьбы. А сегодня я должен кое-что рассказать тебе по секрету. Что бы ты ни услышала, улыбайся и восклицай: «Как я рада, что завтра свадьба!»

И, продолжая вычёсывать Цесу гребнем, Лем склонился к самому её уху и прошептал:

— Рассказали мне слуги на кухне, что песец Цесей — не песец вовсе, а Мёрзлый Демон.

— Как я рада, что завтра свадьба! — громко воскликнула Цеса.

— Рассказали мне, что демон берёт себе невесту раз в полгода. Но не женится на ней, а снимает с неё белоснежную шкуру и сам её носит, потому что собственная его шкура давно сгнила, а чужие шкуры служат лишь до следующей линьки, а потом истлевают.

— Ух, о чём это вы тут шепчетесь? — послышался скрипучий голос полярной совы из-за ледяного изваяния песца Цесея. — Что за секреты?

— Как я рада, что завтра свадьба! — проговорила Цеса.

— Никаких секретов. Я всего лишь пожелал моей госпоже долгой жизни в счастливом браке.

Лем отвесил сове поклон.

— Рассказали мне… — снова зашептал лемминг Цесе, — что Мёрзлый Демон пленил божественную самку Ундру и отнял её бурую шубку. Оттого зима не кончается, а демон не прячется, как раньше, глубоко в землю на всю весну и всё лето. Теперь он хочет вечно властвовать вместо Ундры, раз в полгода снимая шкуру с очередной белоснежной невесты. Завтра, Цеса, настаёт твой черёд. Он хочет снять с тебя шкуру.

— Как я рада, что завтра свадьба! — с трудом выдавила из себя Цеса.

— Что ты ей опять нашептал? — подозрительно нахохлилась сова.

— Только лишь заклинание, чтобы шерсть росла лучше, — ответил лемминг.

— Заклинание? Ты что же, колдун? — встрепенулась сова.

— Да какой из меня колдун! — засмеялся Лем.

— Мех невесты уже достаточно белый и гладкий, — решила сова. — А ты, лемминг, подозрительный. Ты мне не нравишься. Я, пожалуй, заклюю тебя прямо сейчас. Всё равно ты больше не нужен.

И полярная сова налетела на лемминга и клюнула его в щёку. Но как только её клюв коснулся слуги, тот воскликнул:

— Я, лемминг Лем, бурый колдун Дальних Сопок, повелеваю тебе, сова, принять твой истинный облик!

В ту же секунду белые перья совы истлели, а сама она обратилась в птичий скелет с острым ледяным клювом. От удара о щёку лемминга клюв раскололся, и сова осыпалась на пол ледяными осколками.

Цеса хотела было закричать, но Лем зажал ей пасть лапой.

— Если хочешь остаться в живых, не кричи и не выдавай себя, — сказал он. — А спустись по лестнице вниз и найди выход из Белого Лабиринта — Мёрзлое Зеркало. Заодно тебе придётся спасти пленённую Ундру. Я сейчас уберу лапу, договорились? Ты, главное, не кричи.

— Не смей лапать меня своими грязными лапами! — прошептала Цеса, когда лемминг убрал с её пасти лапу. — И не надо идиотских советов! С какой стати я полезу в подвал искать какое-то зеркало и кого-то спасать, если я могу просто выбежать через самый обычный выход?

И Цеса ринулась к выходу из норы. Но там, где ещё вчера был выход, сегодня красовалась большая ледяная глыба.

— Раз ты, Лем, не просто лемминг, а бурый колдун, расколдуй выход!

— Это не в моих силах, — спокойно ответил лемминг. — Из Белого Лабиринта, который ещё называется Лабиринтом Вечной Мерзлоты, есть только один выход — через Мёрзлое Зеркало. Спускайся вниз и найди его.

— Ты мой слуга и к тому же бурый колдун! Давай-ка, сделай всё за меня! — приказала Цеса. — Спустись по лестнице, найди выход, расколдуй Ундру — и выведи меня на свободу.

— Только ты сама можешь это сделать, — ответил Лем. — Я лишь потому работал в вашей семье и обслуживал тебя, ленивую, капризную, избалованную и наглую самку, что великая Ундра нацарапала когтем в Книге Зверской Судьбы, что тебе полагается спасти Дальние Сопки от Мёрзлого Демона.

— Но я… замараю лапки! — прошептала Цеса.

— Девочка моя, ты предпочитаешь испачкать лапки — или чтобы с тебя заживо сняли шкуру?

— Лапки! — пискнула Цеса.

— Вот и хорошо. Я даю тебе с собой пригоршню заколдованных ягод морошки. Эти ягоды делают зверя сильнее, заживляют любую рану и даже воскрешают из мёртвых. Береги их и не смей расходовать понапрасну.

Лемминг вложил в лапу Цесе морошку.

— И ещё я даю тебе фонарик с солнечным зайчиком. Этот зайчик будет освещать и указывать тебе путь.

Лем вручил Цесе фонарик, одёрнул на ней подвенечное платье — и она направилась вниз по винтовой лестнице.

Всю ночь блуждала Цеса по самому нижнему этажу холодного и тёмного лабиринта, освещая себе дорогу солнечным зайчиком. Нежные подушечки её лап, непривычные к столь долгим прогулкам, покрылись мозолями. Шелковистая шерсть испачкалась, свалялась колтунами, а местами заледенела. Цеса устала, проголодалась и быстро потеряла ориентацию в лабиринте. В коридорах и тупиках не было ничего похожего на Мёрзлое Зеркало. Несколько раз она возвращалась в то место, с которого начинала. Солнечный зайчик тоже потускнел и устал. Он хотел, чтобы Цеса зашла в самый тёмный грот, и усиленно мигал, когда она проходила мимо, но Цеса не хотела туда поворачивать. Из этого грота пахло разложением, страхом и смертью.

— Если ты не зайдёшь в Чёрный Грот, ты навсегда останешься здесь, — пискнул из фонарика Солнечный Зайчик. — Не заставляй меня говорить, я трачу на это все силы и скоро погасну.

— Там плохо пахнет, — возразила Зайчику Цеса. — Я устала. Мне холодно. Я боюсь туда заходить.

— Преодолей свой страх, — прошептал Зайчик и потускнел ещё сильнее.

Цеса съела сразу несколько ягод, чтобы утолить голод и почувствовать себя сильным зверем.

— Скажи мне, что я справлюсь, Солнечный Зайчик! — Она встряхнула фонарик.

— Ты справишься! — прошептал из фонарика Зайчик, и фонарик погас.

— Эй, ты что мне не светишь?! — Цеса встряхнула фонарик. — А ну-ка включись!

Но он не включался. Тогда Цеса засунула в фонарик волшебную ягодку морошки — и Зайчик засиял снова.

Освещая себе путь фонариком, Цеса зашла в Чёрный Грот. На покрытом сугробом полу лежали освежёванные невесты Мёрзлого Демона с содранной шкурой. Цеса вскрикнула и зажала нос лапкой.

— Ты можешь их оживить, — предложил фонарик, — если вложишь каждой из них в пасть по ягодке морошки.

— Ещё чего не хватало, — фыркнула Цеса. — Марать лапки об их жуткие тушки и тратить драгоценные ягоды, которые мне самой пригодятся для подкрепления сил!.. Ладно, что мы о какой-то ерунде говорим. Где же выход? Где это дурацкое Мёрзлое Зеркало?

Цеса посветила фонариком на стены грота. Ничего похожего на зеркало не было.

— Ищи внизу, — прошептал фонарик.

Цеса посветила себе под лапы. Многослойный, утоптанный, плотный, покрытый ледяной коростой сугроб.

— Ты хочешь сказать, что выход — там, под сугробом?

Фонарик коротко мигнул.

И Цеса принялась рыть. Она рыла и рыла, пока не обломала все когти, пока не стёрла в кровь подушечки лап и даже кончик хвоста. Она съела несколько ягод морошки для подкрепления сил, она вырыла глубокую яму, но всё равно никак не могла добраться до дна.

«Мне нужна помощь, — подумала Цеса. — Одна я не справлюсь». Она огляделась.

— Кто ещё мне поможет отсюда выбраться, как не вы, подруги мои по несчастью?

И она вложила по заколдованной ягоде в оскаленную пасть каждой из освежёванных демоном невест. В тот же миг невесты зашевелились и обросли не слишком густым, но всё же каким-никаким зимним мехом. А у Цесы осталась одна-единственная волшебная ягода.

— Помогите мне, сёстры, докопаться до Мёрзлого Зеркала! — попросила Цеса оживших самок. — Только через него мы с вами сможем выйти из лабиринта.

— Конечно, мы поможем! — воскликнули самки. — Ведь ты спасла нас от смерти.

И они дружно принялись копать снег, и скоро докопались до дна, которое и было ледяным Мёрзлым Зеркалом.

В этом зеркале, вмёрзшая в лёд, сидела душа великой богини Ундры. А рядом с ней во льду застыла снятая с неё бурая летняя шкура.

— Я посвечу солнечным фонариком в центр Мёрзлого Зеркала, — сказала Цеса, — а вы все, сёстры, согревайте зеркало своим дыханием. Тогда лёд не выдержит и даст трещину.

И Цеса направила солнечного зайчика прямо в вечную мерзлоту, а невесты прислонили свои носы к ледяной поверхности и стали дружно дышать.

Спустя минуту Мёрзлое Зеркало со страшным звоном и грохотом пошло трещинами и взметнуло к потолку грота фонтаны ледяных искр.

Эти звуки разбудили впавшего в спячку Мёрзлого Демона. Цесей проснулся в своей опочивальне, наморщил нос и обнажил кривые острые зубы.

— Чую я, что мои невесты хотят меня бросить в день моей свадьбы!

Он приподнялся и отряхнулся, и на кровати остались клочья полуистлевшей шерсти.

— Вынимаем осколки льда, сёстры! — скомандовала Цеса. — Как угодно — зубами, хвостами, лапами! Под обломками зеркала — не только пленённая демоном Ундра. Там — наш путь на свободу, выход из Белого Лабиринта!

И невесты принялись разгребать осколки Мёрзлого Зеркала, и достали из-под завала Ундру и её бурую шубку. Они гладили Ундру, тормошили, тёрлись носами, пытались отогреть своим тёплым дыханием — но это не помогало. Богиня Ундра была неподвижна и бездыханна.

— Лапы прочь от моей истинной невесты, великой богини Ундры! — Мёрзлый Демон с рёвом ворвался в грот. — Лапы прочь от её летнего меха! Больше в Дальних Сопках не будет лета! Как вы посмели разбить моё Мёрзлое Зеркало?! Теперь мне придётся своим мёрзлым дыханием выдувать новое!

От ярости Мёрзлый Демон стал увеличиваться в размерах. Изношенная шерсть натянулась и потрескалась на боках, и под ней проступили ледяные, острые рёбра.

— А ты?! — Демон в бешенстве оглядел Цесу. — Как ты посмела привести шкуру в такое ужасное состояние? Ведь твою шкуру мне предстоит носить до следующей линьки! Теперь придётся её чистить и оттирать, после того как я тебя освежую!

Мёрзлый Демон прижал Цесу к осколкам льда своей огромной когтистой лапой, жадно обнюхал её — и рванул зубами белый мех на её спине. Цеса взвыла, кровь закапала на осколки Мёрзлого Зеркала. Тогда одна из спасённых Цесой самок схватила фонарик с солнечным зайчиком и направила демону прямо в глаза, а остальные запрыгнули на него и стали кусать. Солнечный свет ослепил демона, а укусы отвлекли. Он ослабил хватку, и Цеса вырвалась из-под его лапы, отскочила, юркнула в самую глубокую трещину Мёрзлого Зеркала, стала судорожно разгребать лапами ледяные осколки — и вдруг поняла, что трещина эта — не просто трещина, но полузаваленный обломками льда тоннель, ведущий наружу — к свежему воздуху и яркому солнцу. Она осторожно высунула голову из тоннеля и оглядела грот: взбешённый демон сбросил с себя слабых самок, загнал их в угол и раскрыл свою огромную пасть с ледяными клыками. Ещё секунда — и он проглотит их всех. Великая Ундра по-прежнему лежала посреди грота, не подавая признаков жизни. Её бурый мех валялся отдельно, тусклый и покрытый ледяной коркой.

«У меня есть последняя волшебная ягода морошки, — вспомнила Цеса. — Если я съем её, моя рана затянется, и я опять стану сильной. Я расчищу тоннель и выберусь из Белого Лабиринта».

— А они все останутся… — прошептал из фонарика Солнечный Зайчик. — Они навсегда здесь останутся… И лето никогда не настанет…

— Что мне до этого? — не слишком уверенно возразила Цеса. — Разве не главное — спасти свою собственную шкуру?

И Цеса положила ягоду в рот.

— Мне трудно говорить, — прошептал фонарик. — Я потратил почти все силы. Сейчас я погасну. Но напоследок я растоплю ещё один кусок мерзлоты. Я никогда бы не справился с таким крепким льдом, из которого сделано твоё сердце, — но, к счастью, оно уже и само подтаяло по краям.

Солнечный Зайчик направил свой тёплый луч прямо в сердце Цесы, судорожно мигнул и погас.

«Зачем мне выбираться отсюда в Дальние Сопки, если там никогда не настанет лето? Если мои мама и папа и все окрестные звери погибнут от голода и холода? Зачем мне жить в этих белых, заснеженных сопках совсем одной? И как я могу оставить на съедение демону моих сестёр по несчастью? И как я могу бросить здесь, в лабиринте, мать Дальних Сопок, великую Ундру?»

И Цеса вылезла из тоннеля обратно в грот, подбежала к бездыханной Ундре и выплюнула последнюю волшебную ягоду морошки из своей пасти прямо ей в пасть.

Богиня Ундра вздрогнула и открыла свои огромные зелёные глаза.

— Спасибо, Цеса, — улыбнулась она.

В ту же секунду с Мёрзлого Демона стаяли и стекли ручьями клочья чужого меха и чужой кожи, и остался лишь трясущийся от злости и страха ледяной скелет.

— Сгинь, мерзлота! — приказала Ундра.

И демон осыпался ледяным крошевом и смешался с обломками Мёрзлого Зеркала.

— Теперь наденьте на меня летнюю бурую шубку, мои недопёски! — попросила Ундра.

И Цеса вместе с другими самками надела на Ундру бурую шубку.

Тогда весь лёд, что был в гроте: и мелкое крошево, и крупные острые осколки, и ледяные стены, и потолок — всё превратилось в родниковую воду и потекло весенними ручьями по Дальним Сопкам. Белый Лабиринт исчез, и Ундра исчезла, а Цеса и её подруги оказались на прекрасной цветущей сопке, в зарослях можжевельника и морошки, а вокруг них скакал сияющий Солнечный Зайчик.

— Смотрите, сёстры! — воскликнула Цеса. — На нас теперь бурые шубки!

— Это летний мех, привыкайте, — пропыхтел совсем рядом знакомый голос.

— Лем! — обрадовалась Цеса. — Бурый волшебник!

Она обняла впряжённого в упряжку старого лемминга.

— Теперь я просто обычный лемминг, твой слуга. — Лем отвесил Цесе поклон. — Я отвезу тебя в отчую нору.

— Ещё чего, — поморщилась Цеса. — Я пойду сама.

— Но ты же натрёшь свои нежные лапы! — возразил лемминг. — И замараешь свой новый блестящий мех.

— Мои лапы теперь совсем не такие нежные, — улыбнулась Цеса. — После того, как я ими раскопала Мёрзлое Зеркало. А что до меха — пусть замарается… Чем лучше выглядит шкура, тем больше охотников её снять.

— А что было дальше, няня Лемма? — спросила Пёса.

— Ничего особенного. Цеса вернулась домой, к маме и папе. Мех богини Ундры, как и раньше, стал раз в полгода меняться с бурого на белый и обратно, а вместе с ним и мех всех песцов, её недопёсков. Посмотри. — Лемма показала Пёсе пуходёрку. — Мы вычесали всю белую шерсть. Теперь ты совсем бурая, моя девочка. Это значит, что пришло лето.

— Няня Лемма… А ты тоже колдунья? Как тот лемминг Лем?

— Ну какая же я колдунья! — Няня засмеялась, и у неё весело затряслись щёки. — Я просто обычный лемминг.