За день до…

Аид закончил говорить по телефону и положил трубку на консоль. Ему стало немного легче. Человек, с которым он только что разговаривал, занимал очень значительный пост в Федеральной службе безопасности, многое мог и был кое-чем обязан как организации в целом, так и Аиду в частности.

— Жнец? — спрашивал Значительный. — Нет. Никогда не слышал о таком. Кто это? Рэкетир какой-нибудь? Так вы скажите, мы его быстро к ногтю прижмем и раскрутим на всю катушку.

— Нет, — отвечал Аид. — Меня интересует только информация. Я хочу знать, известно ли что-нибудь вашему ведомству о человеке с таким прозвищем. Но мне нужны только проверенные факты. Никаких версий и домыслов. Исключительно подтвержденная информация.

— Сейчас поинтересуюсь. Но если он вам мешает, — басовито, на горле, гудел Значительный, — так вы только скажите. Мы его возьмем и все выясним. Когда родился, где крестился, женился. Всю подноготную на блюдечке принесем. Мне докладывают, что у нас на него ничего нет. А вы уверены, что этого парня называют именно Жнец? Уверены? Ну тогда я сам проверю. Но, сдается мне, вас кто-то пытается водить за нос. Хорошо, я посмотрю и перезвоню. Не беспокойтесь. Если такой человек существует в природе, через два часа вы будете знать о нем все.

Повесив трубку, Аид почувствовал некоторый душевный подъем и даже улыбнулся. Он уже не сомневался: Жнец — один из четверых «погибших» компаньонов. Во-первых, звонивший знал номер специального телефона, во-вторых, ему были известны кодовые имена людей, входивших в ядро организации. Ну и в-третьих, Жнец сумел открыть замки сейфового хранилища, не повредив их. Кстати, смерть — самое лучшее прикрытие. Впрочем, кем бы он ни был, ему удалось невозможное. Всего за одну ночь этот безумец уничтожил организацию практически полностью. Сломал все, что строилось с таким трудом. Мысли же этого человека наталкивали на ассоциацию с изъеденным термитами бревном. Только вместо бревна был его разум, а вместо термитов — паранойя.

Аид, конечно, подозревал, что в их защите есть уязвимые места, но он и подумать не мог, что обмануть системы безопасности настолько просто.

Теперь, даже если похитителя матрицы удастся найти, о дальнейшем осуществлении проекта не могло быть и речи. «Совершив ограбление именно сейчас, Жнец, сам того не желая, оказал нам своего рода услугу, — рассуждал мысленно Аид. — По крайней мере, у нас еще есть возможность что-то предпринять. Кто знает, чем обернулось бы дело в дальнейшем? Этот маньяк мог украсть матрицу, когда „внедрение“ уже закончилось бы. „Гекатомбу“ так или иначе следовало уничтожить. Только сделать это нужно было гораздо, гораздо раньше. И абсолютно необходимо предать историю огласке».

— Надо быть начеку, — пробормотал он негромко.

Положив пистолет на консоль, Аид потянулся за телефоном.

* * *

Пока они ехали в метро, девушка постоянно оглядывалась, изучая толпу за спиной. Случившееся в ГУМе показалось ей забавным происшествием. Слова отца о грозящей им опасности не воспринимались всерьез — взрослые вообще склонны к преувеличениям, а родители — особенно. А потом она заметила пистолет. Точнее, рукоять пистолета, «выглядывающую» из кармана плаща лысого. Лидка немного разбиралась в оружии, в основном благодаря спортивным увлечениям отца, и пистолеты ей доводилось видеть не только в кино. Выстрела она не слышала, а наличие у лысого оружия само по себе не могло встревожить или напугать девушку. Ну подумаешь, «пушка». У кого их сейчас нет? Напугало другое. Сработал классический «голливудский» стереотип: в карманах пистолеты таскают только плохие. Убийцы. Люди, которым приходится стрелять много и быстро. Как ни странно, но именно этот давно набивший оскомину и не имеющий ни малейшего отношения к истине шаблон вызвал у нее настоящее чувство тревоги.

Лидка занервничала. Ей стало не по себе. Девушка думала об отце, оставшемся в магазине, и практически совсем не думала о себе и о слепом. На Трубецкого Лидке вообще было наплевать. Он ей кто? Родственник?

— Не волнуйтесь, — сказал вдруг Трубецкой. — С ним ничего не случится. В магазине много народу, а за розыгрыши у нас дают пятнадцать суток максимум.

— А я и не волнуюсь. С чего это вы взяли?

— Конечно, волнуетесь. Все время волнуетесь. Оглядываетесь. Дышите неровно. Кстати, дети, как правило, беспокоятся за родителей куда больше, чем родители за них, только в силу возраста и социального статуса не говорят об этом вслух. Вы — наглядное тому подтверждение.

— А вы что, школьный психолог? — саркастически поинтересовалась девушка.

— Ничуть не бывало, — улыбнулся Трубецкой, не обращая на сарказм ни малейшего внимания. — Я — бывший спортсмен, а теперь — настройщик. У меня, кстати, абсолютный слух. Просто люблю наблюдать.

— Вы? — изумилась Лидка.

— Да. Когда люди понимают, что их собеседник — слепой, они ведут себя гораздо естественнее. Раскрепощеннее. Им и в голову не приходит, что слух вполне может заменить зрение. И потом, настройщик для многих — предмет обстановки. Нечто среднее между шкафом и пианино, которым он занимается. Через несколько минут о его присутствии забывают напрочь. Вот тогда-то и начинается самое интересное.

— И вы думаете, с отцом все будет в порядке? — спросила Лидка.

— Конечно, — кивнул Трубецкой. — ГУМ ведь — не пустырь. Магазин здоровенный, да и народу у фонтана собралось много.

В это время объявили «Павелецкую». Они вышли из вагона и направились к эскалатору.

— А кто были эти двое? — поинтересовалась девушка, пока «движущаяся лестница» поднимала их к дневному свету.

— Какие?

— Ну этот… «Лысенко» и второй, в плаще и черных очках. Лысый.

— Насчет очков ничего сказать не могу, так как не видел, а по поводу плаща… Там почти все были в плащах. Что же касается «Лысенко», так это наш приятель. Мы его просто разыгрывали.

— Неправда, — категорически сказала Лидка. Ей стало неприятно, что этот симпатичный мужчина пытается лгать. — У них в карманах было оружие. Я сама видела.

— Хм, — слепой озадаченно покачал головой. — Надо же, а я не видел. Ума не приложу, зачем это им понадобилось оружие? Наверное, муляжи для спектакля. У нас в ПТУ как раз спектакль делают. В театральном кружке.

— У вас в ПТУ? — переспросила девушка. — Вы же секунду назад говорили, что работаете настройщиком?

— Говорил, — не стал отпираться Трубецкой. — Я действительно работаю настройщиком, а по совместительству — аккомпаниатором в ПТУ.

— Только не говорите мне, что это очень опасный спектакль и поэтому отец отправляет меня в другой город.

— Но он действительно опасный, — пожал плечами слепой.

Они поднялись в здание вокзала. Здесь Трубецкой повернулся к Лидке:

— Сходи, пожалуйста, к кассе, посмотри, во сколько отходит ближайший нужный нам поезд. Я подожду тебя здесь.

— И ходить никуда не надо, — ответила девушка. — Через тридцать две минуты.

— У тебя хорошая память, — похвалил Трубецкой.

— Просто я уже ездила к бабушке этим летом, — объяснила Лидка. — Ненавижу маленькие города. Скучища смертная.

— Тебе кажется. — Слепой взял ее за руку. — Надо просто найти интересное занятие. Пошли, подождем на платформе. Там безопаснее.

— Безопаснее? — спросила девушка. — Значит, опасность все-таки есть?

Трубецкой отмолчался. Он смотрел куда-то вниз и вбок, шагал энергично и очень целеустремленно. Временами Лидке даже казалось, что не она ведет слепого, а, наоборот — он ее. Из вокзала парочка вылетела со скоростью метательного снаряда.

Дождя уже не было, но дул пронизывающе сильный, холодный ветер. Пассажиры сутулились, заворачивая озябшие тела в пальто, плащи и куртки. Мерзнущие проводницы приплясывали на месте, покачиваясь, словно матрешки, и поглядывая на отъезжающих как на личных врагов. Над крышами вагонов гудели провода и стелился клочьями седой дым. Пахло шпалами, углем и мазутом — особая, ни с чем не сравнимая вокзальная смесь. Привалившись к телегам, курили носильщики, похожие на попавших под дождь воробьев.

Трубецкой покрутил головой, втянул холодный воздух и поинтересовался:

— Ну? И где наш экипаж?

— Пойдемте, посмо… поищем, — кивнула девушка.

— Пойдемте, пойдемте, — усмехнулся слепой.

Они двинулись вдоль платформ. Лидка читала надписи на электронных указателях, а Трубецкой внимал объявлениям девушки-диспетчера, пугавшей пассажиров разными ужасами, начиная с опоздания ближайшего очень скорого поезда и заканчивая демонстрацией нового американского боевика в вокзальном видеосалоне.

Первой среагировала Лидка.

— Ага, — сказала она.

— Ага? — переспросил Трубецкой.

— Ага, — подтвердила девушка.

— Ага, — удовлетворенно кивнул слепой. — Ну, и где он?

— Вот! — Лидка мотнула головой. — На тринадцатом пути.

— Позволь тебе напомнить, что для меня понятия «вот» и «на тринадцатом пути» слишком расплывчаты. Итак, начнем сначала. Где он?

Девушка прикинула расстояние и пояснила:

— Примерно десять шагов влево и прямо.

— Отлично. Пошли. Как только увидишь симпатичную молодую проводницу, сразу дергай меня за рукав.

— Хорошо, дерну, — пообещала Лидка и тут же спросила, улыбаясь: — Вы будете ее обольщать?

— Во всяком случае, попытаюсь, — злодейски-серьезно ответил Трубецкой, зажимая трость под мышкой. — Я, конечно, не Казанова, но за неимением других вариантов… У тебя есть другие варианты?

— Нет, — честно призналась девушка. — Других вариантов у меня нет.

— Значит, за неимением других вариантов попробуем этот.

Они бодро зашагали по платформе к голове состава. Трубецкой шел с крайне независимым видом, гордо и высоко задрав подбородок. Лидка, державшая его под руку, улыбалась. На соседний путь прибыл тот самый очень «скорый», и началась толчея. Народ, словно очнувшись от спячки, отогревался, наминая друг другу бока. Над платформой висел монолитный носильщицкий крик: «Па-аберегись!» Однако даже сейчас слепой умудрялся сохранять прежний, чертовски бравый вид. Время от времени он поворачивался к девушке и недоуменно спрашивал: «Что, до сих пор ни одной симпатичной проводницы?» — и, услышав в ответ: «Нет», сокрушенно качал головой: «Что же такое случилось с МПСом, а? Ну, на ремонт путей у них денег не хватает, это еще можно как-то понять, но куда подевались симпатичные проводницы, скажите на милость? Вымерли, как доисторические рептилии? Да в жизни не поверю. Знать, что-то не так с этим министерством. Что-то очень и очень не так».

Наконец Лидка выбрала подходящую кандидатуру и дернула Трубецкого за рукав. Тот от неожиданности покачнулся и заговорщицки, разжимая только уголки губ, пробормотал:

— Я понимаю, ты предвкушаешь большое веселье, но постарайся хотя бы не выражать свою радость так открыто. Где она?

— У вось… Три шага направо и прямо.

— А номер вагона? — по-прежнему в нос прогундосил слепой.

— Восьмой.

— Брюнетка или блондинка?

— Блондинка. На вид лет двадцать пять.

— Хорошо. А то я брюнеток недолюбливаю. — Трубецкой откашлялся и пробормотал: — Ну-ка прорепетируем… — Он снова кашлянул и заблажил противным козлиным голосом: — Луды добжы, памажитэ, мы самы нэ мэсьные… — Лидка засмеялась. Слепой повернулся к ней: — Вроде бы неплохо получается, а?

— Отлично, — ответила девушка.

— Значит, стой тут, а я пошел.

Трубецкой ровным, неестественно прямым шагом направился к проводнице. Та поглядывала на приближавшегося мужчину с явным недоверием. А Лидка вдруг посерьезнела. Неожиданно она подумала о том, насколько, должно быть, тяжело этому человеку. Он оказался на вокзале, с чужим ребенком — ну уж и ребенок! — на руках. Теперь вот пытается устроить ее на поезд, всю дорогу развлекал, поднимая ей настроение, хотя у него и своей головной боли, наверное, выше крыши… Смешно, но девушке стало очень неловко за то, что она доставляет слепому столько неудобств.

Трубецкой тем временем нашептывал что-то проводнице, а та хохотала, совсем как давеча Лидка. Чего-чего, а уж обаяния слепому было не занимать. Он продолжал говорить и говорить, опутывая проводницу кружевами слов, заставляя ее размягчиться и почувствовать симпатию… Время от времени Трубецкой слегка поворачивал голову, словно пытался услышать, что делает его спутница, хотя не мог он слышать ее в таком-то гомоне.

Лидка вздохнула, обернулась и… почувствовала, как сердце проваливается в пятки, а тело наливается чугунной тяжестью.

Метрах в двадцати, у входа в подземный тоннель, стоял высокий парень в щеголеватом темно-зеленом рединготе. Тот самый, которого она видела в магазине. «Лысенко». Высокий озирался, явно выискивая кого-то в толпе. В левой руке он держал телефонную трубку, правая покоилась в кармане пальто.

Лидка торопливо отвернулась. Инстинкт жертвы — не смотреть в глаза. Глядя в глаза, привлекаешь внимание. Необъяснимо, но факт. Понимается исключительно подкоркой. Девушка посмотрела на слепого. Тот не мог видеть парня и продолжал спокойно любезничать с проводницей, щедро расточая комплименты и сияя, словно новенький двугривенный. Утешало лишь то, что между ними и высоким все еще сновали люди. И много. Но это не могло продолжаться вечно. Рано или поздно поток пассажиров спадет, и, если к этому моменту они со слепым не войдут в вагон, высокий их обнаружит. «Скорее всего, — подумала девушка, — он здесь не один, есть еще кто-то. В одиночку вокзал не обыскивают. Наверняка на соседней платформе стоит такой же парень с пистолетом в кармане. И на третьей. И на четвертой тоже. Они перетряхнут все, пройдут по составам, готовящимся к отправлению. И в результате найдут тех, кого ищут». Лидка начала проталкиваться к Трубецкому, изредка оглядываясь на высокого. Она все еще надеялась, что высокий уйдет. Но тот и не думал уходить. Стоял и смотрел в толпу, поверх голов, выискивая, высматривая, выбирая.

Лидка подошла к Трубецкому, как раз когда тот щебетал проводнице:

— Значит, договорились? Танечка, вы — чудо. Я вас уже обожаю. Уже. Обожаю. Сейчас позову сестренку.

— Я… — начала было Лидка, выдавливая насквозь фальшивую улыбку, но осеклась. Голос ее звучал неестественно и напряженно, и в нем слишком явно читался испуг.

Блаженное выражение меланхолии разом слетело с лица Трубецкого. Скулы его заострились, а губы сжались в тонкую полоску, больше похожую на бритвенный разрез.

— Что?

— Они здесь, — наклоняясь к нему, прошептала девушка.

— Опс, — вновь расплываясь в дурашливо-обаятельной улыбке, «пропел» слепой. — Проблемы. Танечка, нам срочно нужно зайти в купе. Очень срочно. Просто невообразимо срочно.

Танечка засмеялась, хотя Трубецкой не сказал ничего смешного. Очевидно, любая фраза, сказанная слепым, воспринималась проводницей как очередная хохма и вызывала безудержный приступ веселья.

— Проходите. — Она мотнула головой в сторону тамбура.

— Премного благодарен. — Трубецкой схватил Лидку за руку. — Пойдем. Нас приглашают на посадку.

Они вошли в вагон и потопали по узенькому коридорчику в сторону купе проводницы. На ходу слепой поинтересовался:

— А ты не ошиблась?

— Нет, — покачала головой девушка. — Это тот самый парень. Он стоит у перехода, метрах в двадцати от вагона, и разговаривает по сотовому телефону.

— Это плохо, — сообщил Трубецкой. — Это очень и очень плохо.

— Может быть, обойдется? — растерянно спросила Лидка. — Может, они уйдут?

— Уйдут? — переспросил слепой и усмехнулся натянуто. — Нет. Они не уйдут. Им известно, где ты. Не зря же они объявились именно здесь и именно сейчас. Долго объяснять, что произошло, но, поверь мне, эти люди знают, где ты. Им известно все о твоем отце, а значит, известно и то, куда он может отправить свою дочь. Тебя. Сделаем так. Ты заходишь в служебное купе, запираешься и сидишь там, не высовываясь, до самого отхода поезда. Не открывай никому, кроме Тани. Даже если тебе скажут, что твой отец лежит на перроне и умирает от сердечного приступа — не открывай. Ясно?

— Ясно. А вы? — спросила девушка.

Она подумала о том, каково ей будет остаться одной в купе, сидеть и терзаться неизвестностью. А еще она подумала о слепом, лишающемся поводыря.

— Я попытаюсь увести их, — ответил Трубецкой. — Это необходимо. Иначе они прочешут состав и найдут тебя.

— Нет, — вдруг решительно сказала девушка. — Я не могу бросить вас в такой момент.

— Ты значительно облегчишь мне жизнь, если закроешься на замок. Не забывай, я — слепой. Эти люди могут выстрелить в тебя, и, пока я буду выяснять, что с тобой случилось, они пристрелят и меня тоже. У них пистолеты с глушителями, так что толпа им — не помеха. А за меня не волнуйся. Я как-нибудь справлюсь. — Трубецкой вышел в коридор, и, не оборачиваясь, сказал: — Закрывайся.

Лидка закрыла дверь, повернула защелку замка. Трубецкой удовлетворенно кивнул и, постукивая палочкой по полу, направился в сторону тамбура. Проводница Танечка маячила в дверях, поджидая пассажиров. Кое-кто уже тащил по платформе чемоданы, выискивая свой вагон, каждую секунду сверяясь с билетом.

— Танечка, — позвал Трубецкой, останавливаясь в тамбуре.

Девушка обернулась, расплылась в улыбке, спросила громко:

— Все в порядке?

— В полном, — ответил слепой. — Сестра в вашем купе. Я сказал ей, чтобы она на всякий случай закрылась там. — Он полез в карман пиджака, достал бумажник и протянул девушке: — Вот, возьмите, как договаривались.

Танечка смутилась:

— Вы лучше сами, а то неловко как-то.

— Доставайте, — приободрил ее Трубецкой и добавил: — Вы помните? Если кто-нибудь спросит о нас, вы ответите…

— Что я вас не видела, — быстро закончила фразу проводница, вытягивая несколько купюр и возвращая бумажник слепому.

— Нет, давайте сделаем по-другому. Видите, справа, у перехода, стоит высокий парень в пальто?

Проводница приподнялась на цыпочках и даже приоткрыла рот от старания.

— Да, вижу, — наконец ответила она. — В темно-зеленом?

— Наверное, в темно-зеленом. Так вот, он подойдет и поинтересуется, не видели ли вы слепого и девушку лет семнадцати. А вы скажете ему, что видели. Еще бы, мол, таких не увидеть. Вся платформа оборачивалась. Мы подходили и к вам с просьбой взять без билета, но вы, как и положено, отказались. Тогда мы прошли дальше, однако довольно быстро вернулись и направились в сторону вокзала.

Говорил Трубецкой мягко, увещевающе, но девушка все-таки спросила:

— А вы, часом, ничего не натворили?

— Абсолютно ничего противозаконного, — покачал головой слепой. — Поверьте мне. Кстати, если этот парень станет слишком сильно вам досаждать, попросите его предъявить документы. Уверяю вас, он сразу уйдет.

— Значит, он не из милиции? — на всякий случай уточнила Танечка.

— Да Бог с вами. Я же говорил, он — рэкетир. Отказались платить и… вот что получилось.

— Хорошо, — решительно согласилась проводница. — Уж я ему скажу. Я ему такое скажу — на всю жизнь запомнит.

— Только не переусердствуйте, — предупредил Трубецкой. — Они — ребята резкие.

— Ничего. У нас в поездной бригаде тоже парни ничего. Любому накостыляют — мало не покажется, — многозначительно сообщила проводница.

— Хорошо. — Трубецкой кивнул и поинтересовался: — Вы можете открыть вторую дверь? — Он кивнул за спину.

— Конечно, — Танечка вытащила из кармана ключ. — Но там, на соседнем пути, стоит состав.

— Вот и хорошо. И чудно. Это-то мне и нужно.

Платформа опустела. Остались только редкие отъезжающие со своими чемоданами. Высокий медленно пошел вдоль поезда, заглядывая в окна вагонов, останавливаясь и расспрашивая проводниц, улыбаясь им ничуть не менее обаятельно, чем Трубецкой. Ему отвечали.

— Он идет, — встревоженно заметила Танечка.

— Откройте, пожалуйста, скорее дверь, — поторопил слепой.

Одна из проводниц, выслушав вопрос убийцы, кивнула утвердительно и указала на нужный вагон. Высокий чуть склонил голову в знак благодарности, подарил вскользь комплимент, и проводница зацвела, словно майская роза.

Танечка начала возиться с замком. Руки у нее тряслись от волнения. Наконец дверь открылась. Девушка быстро подняла страховочный мостик и помогла Трубецкому спуститься по крутым ступеням. Слепой спрыгнул на коричневый вокзальный гравий и сказал, улыбнувшись:

— Спасибо. Мы договорились?

— Конечно, — подтвердила проводница. — Все будет хорошо.

Слепой, пошатываясь и разбросав руки в стороны, побежал к голове состава. Проводница опустила мостик и закрыла дверь.


Зуммер сотового телефона прозвучал как раз в тот момент, когда Перс и Молчун выходили из подъезда. Перс достал трубку из кармана.

— Алло, — сказал он, забираясь в машину.

— Цербер. Что-нибудь новенькое есть?

Перс повернулся к напарнику и состроил страшную физиономию, давая понять: начальство.

— Мы получили данные на «грабителей». Они бывшие спортсмены, но ни одного из них нет дома. Мы позаимствовали из альбомов фотографии всех. Правда, у Трубецкого только старые снимки. Последний — тринадцатилетней давности. Там подписано. И еще вырезки газетные, но тоже старые. Да, хочешь хохму? Этот парень, оказывается, слепой, как крот! У него даже медицинская карта дома лежит.

Цербер усмехнулся:

— Забавно. Неудивительно, что он не любит фотографироваться. Что-нибудь еще нашли?

— Ничего. Кстати, следов обыска никаких. Вероятно, убийцы здесь пока не были. Может быть, засаду устроить?

— Если пока не были, значит, уже и не будут, — отрезал Цербер. — Им известно больше, чем нам. Что-то еще?

— Документы отсутствуют, — тоном примерного ученика продолжал Перс, — но вещи в порядке. Во всяком случае, следов поспешного бегства незаметно. Хотя стоило бы отправить наших людей на вокзалы.

— У нас практически нет свободных людей. Почти все заняты на охране Базы, — Цербер несколько секунд помолчал, очевидно обдумывая расстановку сил, затем хмыкнул: — Ладно, попробуем что-нибудь придумать. А вы, парни, пока выясните насчет синей «Вольво», номер… — Он назвал номер. — На левом заднем крыле вмятина. Вероятно, след аварии.

— Темно-синяя «Вольво» с помятым левым задним крылом? Где эти ребята еще «отметились»? — удивился Перс.

— На ней приезжал человек, убивший архитектора, — пояснил Цербер. — Убийцу практически не разглядели, а вот машину запомнили хорошо. Кстати, почему «еще»?

— Убийцы Жукута приезжали на этой машине! — ответил Перс.

— Странно, — хмыкнул начальник службы безопасности. — Почему они не убили архитектора раньше? Почему именно сейчас? У них ведь дел — невпроворот. Ладно, — вдруг энергично сказал он. — Займитесь машиной. Я пока отошлю людей на вокзалы и свяжусь с УВД. Нам понадобится их помощь.

— Зачем? — поинтересовался Перс.

— Поменьше вопросов задавай, — усмехнулся Цербер. — Работайте. Как только что-то выясните, сразу свяжитесь со мной.


Гектор выбежал из здания вокзала на платформы и огляделся. Трубецкой и Лидка должны быть где-то здесь, однако он их не видел. В груди, словно желе, колыхалась дурная тревога. «Их могли перехватить по дороге, — думал Гектор. — Например, в метро. Кто? Неизвестно кто. Неизвестно каким образом, но если их нет здесь, значит, они попались». Это было самое плохое, что он мог придумать. Лидку не отпустят живой. «Похитителю» не нужны не только знающие, но и догадывающиеся, и подозревающие… Вычислить бы, кто он, не пришлось бы бегать. Гектор достал бы ублюдка из-под земли. Впрочем, говорить всегда легко…

Он торопливо зашагал, почти побежал, к нужной платформе. Состав уже подали. Пассажиры кучковались у своих вагонов, занимая места. Занявшие курили на улице, поглядывая с чувством превосходства на только подходящих попутчиков. Гектор незаметно для себя перешел на бег. Он поступил точно так же, как и высокий, — принялся спрашивать у проводниц и пассажиров, не видели ли они здесь слепого с семнадцатилетней девушкой. Только, в отличие от убийцы, Гектор был слишком встревожен, чтобы улыбаться. Поэтому и отвечали ему неохотно, отмахиваясь.

— Слепой и девушка? Так про них уже спрашивали. Кто? Да вот только что подходил какой-то… Высокий, высокий. В пальто, да. Куда пошел? Да я как-то и не заметила. По-моему, во-он туда. К первым вагонам…

На бегу Гектор озирался, пытаясь отыскать какую-нибудь железяку, палку или еще что-то, способное послужить оружием. У высокого в кармане пистолет, а у него — хрен с прованским маслом. Будь он киногероем, скажем, крутым «новым коммандо», наверное, сумел бы задушить высокого плевком, испепелить взглядом или, на худой конец, наковырять серы из ушей и сделать гранату, но вот в реальности против пистолета с голыми руками не попрешь… Очередная безразличная проводница.

— Слепой и девушка? Проходили вроде… Спроси там, дальше.

— Спасибо.

Бегом, бегом… По ходу заглянуть в вагонное стекло. Никого. Купе еще открыты. Трубецкого и Лидки нет.

Следующий вагон. Добродушная толстуха в синей тужурке. Вид такой, словно неделю на бессменной вахте стояла. Уголь — вагонетками, картофель — мешками. Так нельзя, милая.

— Слепой и девушка? Во-он в тот вагон зашли. А вы им кто? — «Чертово любопытство». — Да, высокий, в зеленом пальто, тоже был. Он их родственник. Так волновался. Я ему сказала. А кто вы им?

— Дядя.

— Этот высокий тоже сказал, что он — дядя.

— Нас двое! — гаркнул Гектор, направляясь к нужному вагону.

— И оба дяди?

— Оба.

Проводницы в тамбуре не было. Пассажиры нерешительно мялись у двери, не зная, что им делать. То ли входить, навлекая на себя гнев хозяйки вагона, то ли подождать. Но на улице ветер, и хочется в тепло. Гектор потеснил молодого, отчаянно мерзнущего парня и позвал:

— Лида?

Молчание. Создавалось ощущение, что вагон пуст. Гектор торопливо пошел по коридору, заглядывая в купе. Никого. Он остановился у служебного купе и потянул за никелированную ручку. Заперто. Постучал. И снова молчание.

— Лида?

Воображение — самый страшный палач. Оно рисует картины куда более ужасающие, чем сама реальность. За секунду Гектор «увидел» забрызганные кровью стены, столик, оконное стекло, сырое и серое постельное белье с расплывшимися на нем алыми кляксами. А еще он представил мертвые тела на полу. Проводницы, Трубецкого и Лидки…

Гектор замолотил кулаком в дверь. Увешанный чемоданами и коробками молодой парень протиснулся в коридор, поинтересовался встревоженно:

— Случилось чего, командир?

Оставив вопрос без ответа, Гектор метнулся в тамбур, едва не сбив парня с ног, выскочил на платформу и огляделся. Проводница соседнего вагона рядом. Худая, бесцветная, с унылым лицом засыпающей рыбы, стоит, поглядывая в их сторону. Гектор подошел к ней, забормотал тихо:

— Слушай, подруга, открой служебное купе в соседнем вагоне.

— Зачем это? — базарно возмутилась та.

Первое впечатление оказалось ошибочным. Вишневская комиссарша, только калибром поменьше. Такую на понт не возьмешь. Такие сами берут. И коней останавливают, и в избы горящие, не моргнув глазом, входят.

— Открой. Я тебя прошу. Только тихо, ладно? Проводница смерила его взглядом из серии «тоже мне» и громко заявила:

— Иди, иди по-хорошему, пока милицию не позвала.

— Слушай, я тебя по-людски прошу, открой. Там, по-моему, с твоей товаркой что-то неладное.

— С Танюшкой? — ахнула та.

— Давай, подруга, времени нет удивляться… Проводница закрыла вагонную дверь, объявив непреклонно, тоном палача, зачитывающего смертный приговор:

— Минуточку, граждане.

Замерзшие «граждане» взроптали было, но под стальным взглядом «главного железнодорожного начальника» быстро умолкли. «Наведя порядок», женщина мощно и твердо, как ледокол «Ермак», двинулась к соседнему вагону. Гектор шагал следом.

У пустых дверей собралось уже человек двадцать. Кто-то поинтересовался робко: когда, мол, уже? Замерзли, мол. Ехать, мол, надо. Картечный взгляд проводницы прошил безумного навылет. Бунт был подавлен в зародыше. «Ей не проводницей работать, — подумал Гектор, — ей танковой бригадой командовать надо». Они вошли в вагон и, не сбавляя шага, тяжелой командирской поступью прошествовали к служебному купе. Здесь женщина достала из кармана ключ и открыла замок. Створка с грохотом и лязгом поползла в сторону. Лидки не было. Не было и слепого. Проводница сидела на нижней койке, уронив голову на грудь, и спала, тихонько посвистывая носом. Правда, окно было открыто и вроде бы слегка тянуло эфиром, но ведь это — не криминал. «Комиссарша» расстрельно взглянула на паникера.

Впрочем, тому было плевать. Гектор уже летел по коридору в сторону выхода. «Все видели, как слепой и девушка прошли в одну сторону, но никто не видел, как они возвращались, — рассуждал он. — Просто так Гомер не дался бы. Высокому пришлось бы стрелять, но крови в купе нет. Значит, Гомер и Лидка ушли сами. Скорее всего вылезли в окно и побежали к голове состава. В вокзал они бы не сунулись, слишком опасно». Гектор бежал что было сил. Он скатился по узеньким металлическим ступеням и осмотрелся. Рельсы, словно выводок серебристых змей, расползались в разные стороны, теряясь в голубовато-серой, пластающейся по земле дымке. Слева бесконечной стеной тянулся бетонный забор. Вдалеке высилась апельсиново-рыжая диспетчерская будка. Гектор пошел по шпалам, то и дело останавливаясь, прислушиваясь. Вроде бы кричал кто-то?… Нет? Показалось, значит.

Трубецкого он нашел довольно быстро. Тот сидел, привалившись спиной к забору и согнув колени. Гектор подбежал и опустился на корточки. Слепой не отреагировал. Вообще. Создавалось ощущение, что ему все равно, кто подошел. Он не был мертв — Гектор слышал дыхание. Влажное, со странным бульканьем, словно кто-то отжимал губку, а затем вновь впитывал ею воду. Однако Трубецкой не шевелился, и тогда Гектор, тронув его за плечо, позвал:

— Эй…

Слепой вздрогнул, поднял голову, и Гектор увидел, что рубашка на груди Трубецкого насквозь пропитана кровью. Она собиралась на животе, а затем быстрыми, тяжелыми, словно бомбы, каплями падала на рыже-бурый гравий.

— А-а-а… — вяло улыбнулся Трубецкой. — Хорошо, что ты пришел… Мы тебя ждали.

Слова давались ему с трудом. На губах слепого темнела бурая запекшаяся корка, подбородок вымазан в крови. В глазах плескалась серебристая дымчатая муть.

— Где Лидка? — спросил Гектор. — Что случилось?

— В вагоне… — Трубецкой закашлялся, отхаркивая черные, кровавые сгустки. — Восьмой вагон. В служебном купе. Только без проводницы… без проводницы она не откроет…

— В вагоне ее нет, — сказал Гектор. — Я только что там был.

Трубецкой попытался вздохнуть, но закашлялся снова, потом спросил без всякого выражения:

— Ты хочешь, чтобы я пошел и поискал твою дочь?… Извини, но боюсь, что сейчас никак не получится… Мне еще нужно сделать кучу дел… Умереть, например… — Он тяжело заперхал, «забухал» кровавым кашлем.

— Я сейчас позову кого-нибудь.

Гектор начал подниматься, но Трубецкой удержал его, схватил за рукав, оставив на ткани отпечаток пятерни.

— Постой… погоди. Они тебя ждут… Наверняка ждут… Знают, что ты будешь искать дочь… Уходи. Прямо сейчас. Перелезь через забор и… кха… и беги…

— Тогда они убьют Лидку, — возразил Гектор и торопливо добавил: — И умрешь ты.

— Я и так умру… А Лидку они не убьют… Им выгоднее держать ее… кха… заложницей. Пока ты жив, она тоже жива. Но… кха… как только ты умрешь, умрет и твоя дочь…

— А ты?

Трубецкой тяжело мотнул головой:

— Я уже умираю… Никогда не думал, что это… кха… что это можно почувствовать… Но я чувствую… Знаешь, я слышал… слышал шаги убийцы…

Не закончив фразы, слепой вдруг опустил голову на руки. Он еще дышал, но вдохи были слабыми и редкими. Трубецкой умирал за него, за его дочь. Гектор испытал странное двойственное чувство. По законам человеческой морали ему сейчас следовало бежать, искать кого-нибудь, чтобы слепого отвезли в больницу и там, конечно же, отправили в морг. Это был бы жест уважения к умершему. Но, с другой стороны, если Гомер прав и Гектора действительно поджидают, то вместо одного трупа в морг отвезут сразу три. И тогда смерть Трубецкого окажется совершенно напрасной. Ему просто повезло, что убийцы не ждали у вагона. Или ждали, но действуют слишком нерасторопно. Или ждут от него каких-то действий? Черт их знает. В любом случае в вокзал лучше не соваться.

Гектор огляделся. В сотне метров от того места, где сидел слепой, маячили оранжевые тужурки рабочих. А еще дальше маневрировал тепловоз. «Они должны заметить Гомера, когда пойдут к вокзалу, — подумал Гектор. — Не могут не заметить». Не колеблясь больше ни секунды, он потрусил через пути, мимо вокзала, к пригородным платформам. Раз уж ему повезло, следовало использовать случай с максимальной отдачей.


Аид еще раз набрал номер Цербера. В течение, как минимум, получаса он пытался дозвониться до начальника службы безопасности, но было занято, и занято, и занято… Это раздражало. В общем-то, у Аида не было причин жаловаться на Цербера, как в плане исполнительности, так и в плане профессионализма. Но в столь важный момент хотелось бы, чтобы тот «отмечался» почаще. На сей раз линия была свободна.

Вслушиваясь в длинные, нудные, словно зубная боль, гудки, старик вспомнил, как однажды, в самом начале их сотрудничества, он сделал Церберу замечание. Начальник службы безопасности имел привычку оставлять свой мобильный телефон в машине, отправляясь на переговоры. Лицо у Цербера мгновенно стало непроницаемо-каменным. Тоном, от которого могли бы замерзнуть даже ледяные глыбы в Антарктиде, он ответил, что ему, Церберу, лучше знать, когда брать телефон с собой, а когда предпочтительнее оставить в автомобиле. И что лично ему, Церберу, известны, по меньшей мере, два случая, когда прозвучавшие не вовремя зуммеры стоили жизни хорошим парням, профессионалам. Первый раз это был телефон, второй — пейджер. Что же касается его, Цербера, то он, Цербер, вовсе не горит желанием пополнить упомянутый список своей персоной.

— Для вас сотовый телефон — вещь абсолютно естественная. Он просто есть, и все, — объяснил начальник службы безопасности. — А для какого-нибудь молодого кретина писк зуммера, неожиданно прозвучавший в вашем кармане, может послужить сигналом к стрельбе. Парень просто обделается со страху, нажмет на курок — и все. Вы — труп. Такое случается. Не слишком часто, но все-таки бывает.

На шестом или седьмом сигнале Цербер наконец взял трубку:

— Алло?

— Это Аид, — сказал старик. — Я пытаюсь дозвониться до вас вот уже полчаса, но номер постоянно занят. Что-нибудь случилось?

— Многое, — ответил Цербер.

По тону Аид догадался: его звонок пришелся некстати.

— Что именно?

— Две вещи. Не знаю даже, которая из них более важна, — ответил быстро Цербер. — Во-первых, нам удалось установить марку и номер машины, которой пользуются убийцы. В данный момент ею занимаются Перс и Молчун. Во-вторых, я отправил людей на вокзалы…

— И что? — поторопил подчиненного Аид.

— Мы нашли одного из «грабителей». Он еще жив, но очень слаб. Мне нужно успеть туда раньше, чем появится группа с Петровки и бригада «Скорой помощи». Потом, боюсь, поговорить с ним уже не удастся.

— Так поезжайте скорее!

— Я как раз сейчас за рулем. Благо, Павелецкий совсем близко. Через пару минут буду там. Наш человек осмотрел раненого. Он говорит, что будет большой удачей, если парень протянет еще хотя бы четверть часа. Три пули в грудь, большая кровопотеря. Странно, что он вообще жив.

— Его надо срочно отвезти в больницу, — сказал старик, ощутив вдруг нахлынувшую волну сострадания. В его положении подобные эмоции были недопустимой роскошью, но он ничего не мог с собой поделать.

— Его надо срочно допросить, — жестко возразил Цербер. — Это сейчас куда важнее. Во-первых, парня все равно не спасти, во-вторых, если он умрет прежде, чем мы его допросим, уплывет прекрасный источник информации. Ни вы, ни я не имеем права на жалость. Нам нельзя упустить такой шанс.

— Это очень большая ответственность. Вы уверены, что раненый — один из «грабителей»? — спросил Аид.

— Я проверю. Во всяком случае, у него совпадают фамилия и основная примета.

— Какая же?

— Он слепой, — ответил Цербер. — А что касается ответственности… Она ничуть не больше той, которая уже лежит на нас. Мы обязаны найти похитителя «Гекатомбы». Если мы сможем сделать это, одна и даже несколько смертей не будут иметь никакого значения. Если нет, они тоже не будут иметь значения, но уже совсем по другой причине. Все, я подъезжаю. Как только появится свежая информация, сразу позвоню.

Аид молча положил трубку на консоль. Только что он приговорил к смерти человека. Возможно, если бы раненому оказали первую помощь, он бы выжил. А может быть, нет. Если бы он, Аид, запретил Церберу допрашивать этого человека, то…

«То что?» — спросил старик себя. Раненый все равно умер бы, но они ни на шаг не приблизились бы к разгадке. Имеют ли они на это право? А если Цербер врет? Вдруг раненого еще можно было спасти? Остановило бы сторожевого пса организации подобное соображение? Старик был вынужден признать, что вряд ли. Вряд ли. Сейчас Цербер доказывает, что он лучше похитителя. Умнее. Задето его профессиональное самолюбие. Он, словно тореадор, балансирует на тонком острие между жизнью и смертью. Противник должен быть повержен — вот что его волнует. В процессе корриды могут умирать неосторожные матадоры и пикадоры, но он идет к цели, не обращая внимания ни на что, кроме выбора момента для нанесения рокового удара.

Аиду стало страшно. Старик вдруг понял, что ситуация развивается неконтролируемо. От его взглядов и желаний ровным счетом ничего не зависит. Он оказался пассажиром чужого корабля, и теперь, когда разразился шторм, ему не остается ничего, кроме как молиться…

* * *

Гектор выбежал на привокзальную площадь и остановился, озираясь. Что можно предпринять в подобной ситуации? Необходимо отыскать похитителя диска, это понятно. Найдем его, найдем и Лидку. Но как это сделать? Гектор посмотрел в сторону вокзала и автостоянки. Эх, если бы в его пневмопистолете осталась хотя бы одна дитилиновая капсула. Какое-никакое, а оружие. Можно было бы отыскать убийцу, который караулит в здании, и взять за жабры. Но с пустыми руками нечего и думать. От того, выживет ли он, Гектор, зависит и то, выживет ли дочь.

Черт! Мысли словно застопорило. В голову, как назло, ничего не приходит. С чего же начать? Номера машин? Но их еще надо проверить, а в его теперешнем положении это абсолютно невозможно. Если только не поможет кто-нибудь. Вот только кто? Валька погиб… Черт, это надо же так, а? А больше у него подобных знакомых и нет. Значит, с номерами он в «пролете». Как фанера. Что еще? Адрес! Гектор едва не хлопнул себя ладонью по лбу. Как же он забыл? Суток ведь еще даже не прошло. Дыра в башке у него, что ли? «Паллада»! Дом на Гиляровского, где их пичкали информацией о коттедже и его владельцах. Где Гомер бил Модеста мордой о стол и где разрабатывался план ограбления. Точно, туда-то и стоит направиться.

Гектор надвинул пониже на глаза кепку, опустил голову, ссутулил плечи — мало ли, вдруг кто-нибудь из них наблюдает за площадью — и спокойно побрел к метро.

* * *

Притормозив на светофоре, Молчун покосился на напарника, разговаривающего по телефону. Точнее, говорил собеседник, а Перс с видом школьника-отличника вдумчиво слушал, кивал головой: «Так-так-так. Ага. Угу. Да-да-да-да. Нет, это тоже очень интересно. Вон как?» Время от времени он закатывал глаза, давая понять: «забодал», и изредка записывал что-то в блокнотик, а повесив трубку, с облегчением перевел дух, сообщив:

— Этому парню не фээсбэшником, а стукачом надо работать. Разговорчивый, как Петросян.

— Что он тебе рассказал? — поинтересовался Молчун, не обращая внимания на сетования.

Подыскивать себе в информаторы необычайно словоохотливых людей было настоящим даром напарника. Молчун не знал ни одного помощника Перса, который не любил бы поговорить. Однако, надо отдать им должное, информацию они добывали самую полную, делая это очень оперативно.

— Тэк-с, поглядим. — Перс полез в записи. — «Вольво-740», темно-синего цвета, номер… записан на фирму «Паллада». Адрес: улица Гиляровского.

— Чем эта фирма занимается, твой знакомый не сказал? — спросил Молчун.

— Ха! — Перс усмехнулся. — Он мне столько сказал… Торгуют компьютерным оборудованием. Сотрудников — человек десять. Небольшая такая фирмочка. «Продаем компьютеры! В цену входит устранение одного неугодного знакомого или двух предельно доставших родственников!» — пропел он. — Тэ-эк-с. Фирма зарегистрирована полгода назад. Адрес не меняла. Налоговых неприятностей не имела…

— Ну еще бы… — прокомментировал Молчун.

— С юридической точки зрения у них все чисто. Происшествий никаких. — Перс захлопнул блокнотик. — Мафия на них не наезжает, бухгалтер не ворует, сотрудники ни в чем предосудительном не замечены.

— «Истинные арийцы, характеры нордические, стойкие». Ну прям кладезь добродетелей, а не фирма, — засмеялся Молчун. — Сборище святых. Интересно, после смерти не в их филиал попадаешь? Приедем, табличку на дверях повешу: «Стерильно». — Он задумался на несколько секунд, а затем поинтересовался: — Наблевать им там, что ли? Как думаешь? Может, на нормальных людей станут похожи.

— Хорошо, — сказал Перс, убирая блокнот в карман.

— Чего хорошо-то?

— Эти ребята — именно те, кого мы ищем.

— С чего это ты взял?

— Ты хоть раз видел фирму, у которой все, ну абсолютно все, было бы в порядке?

Молчун прикинул что-то в уме, затем отрицательно покачал головой:

— Ни разу.

— Вот и я тоже. Вывод: этих ребят кто-то прикрывает. Серьезно прикрывает, по полной программе, не жалея денег. Кроме того, у них свой человек в ФСБ. Следит, чтобы не просачивалась информация.

«Девятка» свернула с Садового кольца на проспект Мира и тут же встала на светофоре.


В эту секунду Гектор вошел в красное кирпичное здание на улице Гиляровского. Ощущение было такое, словно он и не уходил никуда. Все так же работал крохотный телевизор на обшарпанном столике, все так же, силясь разлепить смыкающиеся веки, таращился в экранчик вахтенный капитан, подпирающий ладонью угловатый подбородок. Только вечером в здании было тихо. А сейчас разговаривали. Громко, по-деловому. Наверху кто-то цокал каблуками, и звук этот растекался по потолку, глуша хлипкий динамичек телевизора.

Милиционер, сонно покосившись на Гектора, кивнул, как старому знакомому. Примелькался за неделю. На всякий случай Гектор остановился и сказал:

— «Паллада».

— Я знаю, — почти не разжимая губ, ответил милиционер. — Поднимайтесь. Они у себя.

Гектор остановился, словно налетев на бетонный забор. Кто они? Он вдруг понял, что совершенно забыл о лжефээсбэшниках. А что, если как раз эта парочка и сидит наверху? Ему стало не по себе. Он находился явно в проигрышной ситуации. Или нет? Понадеяться на эффект неожиданности? А если не сработает? Впрочем…

Гектор подумал о том, что в здании слишком много народу. Вряд ли «фээсбэшники» станут убивать его здесь. Не выгодно. Проще вывезти куда-нибудь. За город, например. А он вполне успеет заорать, если что. Если что?…

— Те двое, с которыми мы приезжали раньше, они уже пришли? — спросил Гектор, принимая максимально беспечный вид.

— Лаврентий Викторович и Кирилл Амбросьевич?

— Да, кажется, — ответил Гектор, про себя подивившись «изысканности» имен-отчеств «старших наставников».

— Нет. Еще не было.

— Ага, спасибо.

— Не за что. — Вахтенный снова ткнулся носом в экран.

Гектор поднялся по лестнице на второй этаж и направился к нужным кабинетам. Лжефээсбэшников не было, значит, его не ждали. Во всяком случае, не ждали так рано. Он попытался с ходу вломиться в знакомую комнату, но дверь оказалась заперта на замок. Стукнувшись в нее еще раз, Гектор недоуменно потряс головой. Из-за двери не доносилось ни звука. В комнате, несомненно, никого не было. Но ведь милиционер сказал, что кто-то есть? Ошибся? Не заметил, как ушли? Гектор огляделся и увидел небольшую табличку на соседней двери: «Паллада». Раньше таблички не было. В этом Гектор мог поклясться кому угодно и чем угодно. Интересно только, ее вообще не было или снимали на время их прихода? «Наверное, все-таки снимали», — решил он, нажимая на тусклую, потертую ручку.

«Значит, так, — рассуждал он про себя, открывая дверь. — Они, конечно, запаникуют, начнут строить удивленные глаза. Надо врываться кавалерийской атакой и сразу брать быка за рога».

В кабинете находились двое. Один — бородатый очкарик в клетчатом пиджаке — сидел за небольшим столом, заваленным бумагами, какими-то графиками, расчетами, толстыми журналами и разной мелочью. Второй — худой, болезненного вида парень с воспаленными глазами — стоял вполоборота к двери и что-то запальчиво выговаривал очкарику, отчаянно рубя воздух взмахами руки. Клетчатопиджачный внимательно слушал и каждую секунду кивал, словно подтверждая справедливость утверждений говорящего.

Увидев Гектора, он махнул рукой: «проходите» и спокойно сказал:

— Володя, что я могу сделать? — И добавил, обращаясь к Гектору: — Проходите, присаживайтесь. Я сейчас закончу.

Кавалерийский наскок не удался. Атака захлебнулась, так и не начавшись. Володя, коротко глянув на Гектора, буркнул хмуро:

— Здрасьте. — И тут же вновь вернулся к «наболевшему»: — У этих «юзеров» в машинах старые платы, на три «ноги». С такими уже года два никто не работает. Это не наши платы, точно. У нас таких не было. И в «маме» кто-то ковырялся. Я им: «В машину лазили?» А они мне: «Нет». В результате у них «писюки глючат», а претензии идут нам.

— Ты сказал им, что они могут сдать машины? Мы вернем деньги.

— Конечно, сказал.

— Ну, а они?

— А у них «денег и так есть». Им больше не надо. Им надо машину.

— Значит, возьми у Саньки «оперативку», поменяй, — приказал очкарик. — И закроем эту тему. Отладишь машину, подумаем насчет расторжения договора. Все. — Он повернулся к Гектору, улыбнулся: — Добрый день. Чем могу быть полезен?

Гектор вдруг испытал странное чувство неловкости. Очкарик смотрел на него столь благожелательно и открыто, что он смутился. А смутившись, разозлился. На себя — за это самое смущение, на очкарика — за его доброжелательность, на лжефээсбэшников, на все.

— Чем можете быть полезны? — переспросил он. — Вы можете, например, подсказать мне, как найти двух ваших сотрудников.

— Позвольте уточнить, каких именно и чем же они провинились? — по-прежнему крайне доброжелательно уточнил очкарик. — Среди наших клиентов я вас не припомню. Должно быть, у вас веские причины для недовольства, раз вы нашли время, чтобы прийти лично.

— Еще какие веские, — усмехнулся криво Гектор. — Еще какие.

— Итак, в чем же дело?

— В том, что…

Он запнулся, сообразив вдруг, что не может сказать очкарику правду. В самом деле, как он должен объяснять причину своего появления? «Мы тут с корешами-подельщиками собрались одну хибарку „ковырнуть“, но ваши сотрудники-наводчики нас крепко подставили»? Так, что ли? А если благожелательный очкарик не в курсе дел? Что, если «фээсбэшники» действовали за его спиной? Как тогда? Не дай Бог, еще милицию вызовет. Только милиции сейчас и не хватало…

— Ну, ну?… — деликатно напомнил о себе клетчато-пиджачный бородач.

— Меня интересуют двое ваших сотрудников, — начал осторожно Гектор.

Он несколькими фразами описал обоих «фээсбэшников». Очкарик слушал внимательно и иногда кивал, совсем как в разговоре с крикливым Володей. Когда же Гектор закончил, бородач улыбнулся и отрицательно покачал головой:

— Весьма сожалею, но боюсь, что ничего не смогу сообщить вам об этих людях. Сотрудников, подходящих под ваше описание, в моей фирме нет.

— Как нет? — изумился Гектор. — Они приходили к вам. В «Палладу». Точнее, это теперь я знаю, что «Паллада» — название фирмы, а тогда считал, что это пароль.

— В здании, помимо основной организации, размещаются еще три фирмы. Одна туристическая и две торговые, — сообщил благожелательно очкарик. — Чтобы войти, достаточно сказать название какой-нибудь одной. Видимо, ваши знакомые разыграли вас, воспользовавшись этим путем. Хотя, честно говоря, не совсем понимаю, зачем им это понадобилось.

— Это не розыгрыш! — возразил запальчиво Гектор. — Дело обстоит очень серьезно.

Очкарик улыбнулся дежурно:

— Вероятно, вы что-то напутали.

— Я ничего не путаю! Мы разговаривали с ними в соседней комнате! — воскликнул Гектор.

— В которой?

— В той, что слева.

Очкарик тихо засмеялся:

— Вот видите. Конечно, путаете. Комната, в которой вы, по вашим словам, беседовали, уже неделю на ремонте.

— Это не так!

— Именно так! — возразил терпеливо очкарик. — Наша головная фирма, арендовавшая эти помещения, договорилась с администрацией о полном ремонте. Начали полторы недели назад и как раз с той комнаты. Желаете взглянуть?

— Желаю, — твердо заявил Гектор. — Действительно. Давайте посмотрим, и вы убедитесь в том, что я говорю правду. Там нет и следа ремонта.

— А я разве обвинял вас во лжи? — спросил клетчато-пиджачный, выбираясь из-за стола. — Мне просто кажется, что вы ошиблись.

Он оказался худым, длинным и несуразным, как столярный раскладной метр. Шагал бородач смешно, от колена. Руки постоянно держал в карманах брюк, локти странно торчали назад. Открыв крохотный сейфик, он вытащил из него стальное кольцо, на котором сиротливо болтались два ключа.

— Ну, пойдемте? — предложил очкарик и указал на дверь: — Прошу.

Они вышли в просторный холл, обогнули заваленный бумагами шкаф, остановились у соседней двери. Бородач поковырял ключом в замочной скважине, отпер, заглянул в комнату, словно сомневаясь, а вдруг там и правда что-то не то, затем с довольным видом шагнул в сторону:

— Ну-с, смотрите.

Гектор вошел и… застыл на пороге. Ему показалось, что он сходит с ума.

Несомненно, это была та самая комната. Только в ней не оказалось ни знакомого стола, ни стульев, ни фотокарты, ничего из того, что видел Гектор раньше. Посреди комнаты возвышалась стремянка, в углу валялось кучей замызганное тряпье — то ли спецодежда, то ли барахло на ветошь, — единственный колченогий стул застелен газетой. Под стремянкой стояло ведро, в котором отмокала гроздь малярных кистей. Оконные стекла забрызганы побелкой. Но Гектора поразило не это. Мебель можно вынести, чтобы заляпать окна, много времени не нужно. Стены! Вот что было главным. Ярко-голубые, свежепокрашенные масляной краской стены. В прошлый раз они были зелеными. Можно допустить, что бригада маляров и сумела бы сотворить такое за полночи. Ударно. Но то, что масляная краска — а краска была именно масляная — не успела бы высохнуть, сомнению не подлежало. И никакого запаха!

— Это невозможно, — прошептал Гектор. — Я точно знаю, что был в этой комнате не далее как вчера вечером. Но стены были зелеными.

— Они не могли быть зелеными, — мягко возразил очкарик. Таким тоном обычно разговаривают с буйнопомешанными. — Их покрасили в самом начале ремонта. Я сам видел.

— А раньше они были какого цвета? — спросил Гектор, все еще на что-то надеясь.

— Раньше? Они и раньше были голубыми, — ответил бородач. — Просто их решили подновить.

— Ясно. Спасибо.

Гектор, не прощаясь, вышел из комнаты и направился к лестнице. Он уже прошел половину лестничного пролета, как вдруг сообразил: милиционер помнил и его, и лжефээсбэшников. Значит, он все-таки не сошел с ума. Это не психопатия, как предполагал очкарик. Просто человек, организовавший всю эту аферу, умел каким-то образом менять цвет стен. Каким именно, Гектор не знал, но незнание еще не является признаком сумасшествия. Развернувшись, он снова побежал наверх.

Очкарик уже устраивался за столом, придвигая стопку пестрых журналов. Увидев стоящего в дверях взволнованного Гектора, он слегка занервничал. Лицо его вытянулось.

— Что-то не так? — спросил бородач осторожно.

— Как называется ваша фирма? — вопросом на вопрос ответил Гектор. — Та, которая арендовала помещение?

— «Хаос», — ответил очкарик. — А что такое?

— «Хаос», — выдохнул Гектор. — Ну конечно, «Хаос»! Кретин, как же я раньше не догадался!

— А в чем дело? — продолжал допытываться очкарик.

— Да нет, ни в чем. Просто странное название для компании.

— Нормальное, — пожал плечами бородач. — Из хаоса, между прочим, произошел мир.

— Я знаю, — усмехнулся недобро Гектор. — Мне об этом уже говорили недавно. А директора фирмы, конечно, зовут Валентин Аркадьевич Слепцов?

— Совершенно верно, — подтвердил собеседник. — Откуда вам это известно?

— Я — телепат, — буркнул Гектор. — Всего доброго.

— И вам всего хорошего, — недоуменно пробормотал ему в спину очкарик.

Гектор скатился на первый этаж, кивнул дежурному капитану. Тот на секунду проснулся, буркнул невнятно:

— Поговорили?

— Вдосталь, — ответил Гектор, выбегая на улицу.


В это время вишневая «девятка» свернула на улицу Дурова. Проехав мимо Дома моды Зайцева и длинного бетонного забора, Молчун припарковался в нескольких метрах от посольства Мозамбика. Дежурный у ворот посольства лениво глянул на «девятку» и так же лениво отвернулся. Плевать ему было и на машину, и на ее пассажиров.

— Глянь, — спокойно улыбнулся Молчун, глуша двигатель. — Хоть бы бровью повел, зараза. Лет пятнадцать назад к нам за такую парковку уже подошли бы. Кто, мол? С какой целью? А теперь? Да хоть к штатникам в ворота въезжай, начхать всем с высокой колокольни. Кроме разве что «морских пехотинцев» или кто уж там их посольство охраняет.

Они выбрались из машины. Перс достал из кармана блокнот, сверился с записью.

— Вот этот дом и есть. — Он кивнул на краснокирпичное двухэтажное здание. — Пошли?

Парочка перебежала через улицу в нескольких метрах перед неспешно тянущимся трамваем.

— Сюда, похоже, — Молчун кивнул на здоровые железные ворота.

В этот момент из двора вышел высокий мужчина лет тридцати восьми. Был он крайне возбужден, поглядывал встревоженно по сторонам, будто опасаясь, что сейчас его стукнут по голове.

— Точно, здесь! — уверенно констатировал Молчун и кивнул в спину удаляющемуся мужчине. — Ты зацепил физиономию? Как будто за ним вся милиция Москвы гоняется. Сразу видно — один из них.

— Пойдем, пойдем, — поторопил напарника Перс.

Во дворе он достал из кармана пистолет и проверил обойму. Они, морщась, обошли помойку, залежи мусора и направились к двери. Перс сплюнул сквозь зубы, продемонстрировав свое отношение к захламленному дворику, и вошел в здание. Сонный милиционер отреагировал на незнакомых соответственно. Всхрапнул, потянулся, звучно хрустя суставами, зевнул и поинтересовался:

— К кому?

— Фирма «Паллада». — Перс заинтересованно огляделся. — Есть тут у вас такая?

Держался он с толикой легкого пренебрежения, свойственного начальству средней руки, уже знающему себе цену. В твердой, разумеется, валюте. Ни крикливости, присущей начинающим, ни откровенного снисхождения, отличающего «старожилов» нелегкой начальственной деятельности. Только едва различимый флер заинтересованности инспектирующего. Понимающий заметит, поймет и оценит подобающе.

Постовой заметил, понял и оценил. А то, что не признал в лицо, так это ведь понятно и простительно. Сейчас начальства — завались! Выше крыши. На каждого рядового гражданина по два начальника. Нет, по четыре. Вытянулся в струнку, козырнул, как и подобает. На сонном лице мгновенно обозначилась печать глубокой задумчивости и озабоченности судьбами миллионов трудящихся.

— Телевизор, значит, на посту смотрим, братец? — полюбопытствовал Перс, заглядывая в длинный коридор. — И как наши? Выигрывают?

— Так точно, выигрывают, — отрапортовал постовой, косясь на экран, где как раз пошла реклама «О.В.» — Оʼкей.

— Это хорошо. А там у нас что? — «Инспектор» кивнул на коридор.

— Ну так… Туристическое бюро и магазин. Торгует пылесосами, — доложился постовой, подумал и уточнил: — Моющими.

— Ясно, — покивал Перс и, повернувшись к напарнику, спросил: — У вас, кажется, вопросы имеются?

Молчун залебезил с почтением, улыбаясь приторно:

— К фирме «Паллада». Я вам докладывал. Постоянно получаем жалобы от сотрудников госучреждения. Ходят какие-то подозрительные люди, ну и так далее…

— А? — Перс повернулся к капитану. — Что скажешь, братец? Ходят? Подозрительные-то?

— Никак нет, — ответил тот. — Никаких подозрительных. А в «Палладе» так вообще тишина. Нормальные ребята, то ли физики, то ли химики какие. Туристы или магазинщики… — он кивнул в сторону коридора, — иногда отмечают чего-нибудь, так и подзадержатся немного. Музыку бывает включают. Но без дебошей. А в остальном все как положено.

— А вот сейчас вышел? — продолжал допытываться Молчун. — Очень подозрительный тип. Из «Паллады» небось, а?

— А-а, — понимающе протянул капитан. — Эти… Ну так они неделю тут всего и были. По вечерам собирались, разговаривали. Но тоже без драк, без пьянства.

— По вечерам? И всю неделю, говоришь? А вчера? — насторожился Перс. — Вчера они были?

— Вечером, — кивнул постовой. — Часов в двенадцать только ушли. Обычно-то они часикам к десяти, к полодиннадцатого расходились, а вчера задержались. Так ведь последний день… Мне их главный так и сказал. Последний день, говорит.

— А что, братец, не было ли среди них… — Перс описал Жукута, Беленького и Ильина.

— Верно, — отчего-то улыбнулся капитан. — Были. Так это ваши, да?

— Да уж, — многозначительно буркнул Молчун. — Это «наши», точно.

— А сколько, говоришь, их всего было?

— Так раз ваши, вы ж знаете, наверное, — удивился такой неосведомленности постовой.

— Это я твою наблюдательность проверяю, братец, — нашелся Перс.

— Так старший, помощник его, да остальных шестеро. Всего, стало быть, восемь выходит.

Молчун хмыкнул. Перс стрельнул в него предупреждающим взглядом и, улыбнувшись милиционеру, достал из кармана фотографии:

— Посмотри, никого не узнаешь?

— Вот этот точно был. — Милиционер ткнул в карточку Руденко. — Этого, — он взял следующую фотографию, поднес к самому лицу, присмотрелся, — нет, не было. А этот… — Капитан покрутил в пальцах пожелтевший снимок Трубецкого. — Не. Таких молодых тоже не было. Точно. А этот, — он вновь вернулся к снимку Руденко, — был.

— Ну, а если этого состарить лет на десять? — продолжал настаивать Перс, подсовывая бдительному стражу порядка карточку слепого. — Мысленно.

— Мысленно-то? — присмурнел капитан. Очевидно, даже намек на подобное действо казался ему оскорбительным. Однако с начальством не поспоришь. Постовой откровенно нехотя взял старую, плотную фотографию, по которой, задевая лицо Трубецкого, уже бежала узкая трещинка, присмотрелся, хмурясь, потряс головой: — Даже и не знаю. Вроде бы он, а вроде бы и нет. Кто его разберет.

— Понятно. — Перс убрал фотографии в карман пиджака.

— А третьего, стало быть, точно не было?

— Нет, третьего не было.

— Так где, говоришь, «Паллада» располагается? — Выслушав казарменно-четкие пояснения, кивнул: — Вот мы, значит, сейчас поднимемся наверх, а ты нам пока описание старших составь. Подробное, во всех деталях. Уяснил?

— Так точно, — капитан улыбнулся с облегчением. Составить описание — это да. Понятно, четко, ясно. Не то что все эти новомодности. «Мысленно», «лет на десять»… Нашли мыслителя тоже. Родены.

— Ну, а раз уяснил — действуй.

Пара начала неторопливо подниматься на второй этаж. Как только постового скрыл лестничный марш, Молчун подался вперед и жарко зашептал:

— Понял? Все-таки шестеро. Я-то думал, что один телефон кого-нибудь из этих… убитых в Базе. И Трубецкого он не узнал. И Одинцова, сказал, среди грабителей не было.

— Не ори, — остановил его Перс. — Мог бы и раньше сообразить. А не мог, так спросил бы у меня. Я бы подсказал. Слепой-то в кадр не попал. Скорее всего его оставили где-нибудь у дороги, в качестве слухача. Это и ежу понятно. А вот с Одинцовым ситуация складывается очень интересная.

Пара прошла через холл и остановилась у двери с табличкой «Паллада».

— Надо выяснить, кто работал вместо этого Одинцова, — констатировал Перс. — Остальных мы знаем в лицо. Давай прикинем. Два трупа в счет не идут. Жукут мертв. Надеюсь, ты не допускаешь мысли, что похититель украл матрицу и на радостях покончил жизнь самоубийством? Нет? Молодец. Я тоже. Остаются трое. Трубецкой — слепой, как ни крути. В медицинской карте черным по белому написано. Фотографии и газетные вырезки. А что капитан его не узнал, так между двадцатью тремя и тридцатью шестью годами все-таки есть разница. Но на всякий случай надо отвезти кого-нибудь в морг на опознание. Родных или соседей, короче, кто под руку попадется. Фотография Руденко у нас тоже имеется. Он не из нашей пятерки. Что получается? А получается, что тот, кто работал «под Одинцова», и есть похититель. Иначе никак.

— А если это не он?

— Тогда, значит, в коттедже был кто-то еще. Других версий нет.

— Знаешь, что я думаю? — задумчиво спросил Молчун.

— Ну? Поделись?

— Я думаю: «Как все-таки здорово, что не я дежурил с Хароном этой ночью».

Перс прищелкнул языком:

— Неплохо, наверное. По-своему. — Он деликатно постучал и, не дожидаясь ответа, открыл дверь. — Вот так так!..

Восклицание вырвалось у Перса совершенно непроизвольно. Молчун, вытянув по-гусиному шею, из-за плеча напарника заглянул в кабинет.

Бородатый очкарик сидел, навалившись всем телом на спинку стула. Голова безжизненно свисала набок, остекленевшие глаза мертво разглядывали стопку пестрых журналов на столе. Стена за его спиной забрызгана кровью. Равно как и клетчатый пиджак. В груди и на переносице директора «Паллады» чернели пулевые дыры.

Разом посерьезневший Перс быстро вошел в комнату и, присев на корточки, заглянул под стол. Линолеум все еще был чист. Первая капля набухла на среднем пальце очкарика, округлилась и с едва слышным шлепком упала вниз.

— Его застрелили несколько минут назад, — констатировал Перс. — С близкого расстояния. Две пули: в сердце и в голову. Парень, сделавший это, — профессионал.

— Наш знакомец?

— Ну, а кто же еще? — Перс поднялся. — Догони его. И задержи. Станет упираться — прострели оба колена и уходи. Потом отыщем в больнице или в милиции. Никуда он не денется. Давай. А я пока пороюсь тут.

Молчун потрусил к лестнице. Перс быстро осмотрел комнату, заглянул в ящики стола, приоткрыл дверцу сейфа. Пусто. Странно. Он наклонился к трупу, ловко обшарил карманы. Никаких документов. Эти ребята в «Палладе» пропагандируют анархию, что ли? Ключи. Два, на толстом стальном обруче. Занятно.

Из правого бокового кармана пиджака Перс извлек сложенный вчетверо лист, развернул. Доверенность на вождение машины! Вот это здорово. На Георгия Георгиевича Сиро. Забавная фамилия. Сиро. Разберемся. Он сложил доверенность и сунул в карман. В это время в дверь постучали. Перс резко развернулся на сто восемьдесят градусов. В руке его, словно по волшебству, появился пистолет с глушителем.

— Георгий, — в комнату вошел болезненного вида парень с кипой бумаг в руках. — Слушай, с этими проце… — Он поднял взгляд и окаменел, приоткрыв рот.

— Заходи, — Перс качнул стволом пистолета. — И давай обойдемся без криков, хорошо?

Болезненный побледнел еще больше.

— Вы… — Парень посмотрел на мертвого Георгия. — Это сделали вы?

— Нет, — покачал головой Перс. — Но это не имеет значения. Рассказывай.

— Что рассказывать? — растерялся тот.

— Все. И побыстрее, у нас очень мало времени. Чем занимается ваша фирма?

— Компьютерной техникой. Мы собираем и отлаживаем компьютеры.

— Это — «крыша». А основное занятие? Только, чур, говорить правду. — Перс взвел курок пистолета. — Хорошенько подумай, прежде чем отвечать. Давай.

— Только компьютерами, клянусь вам.

Перса ответ не удовлетворил.

— Ладно. Не хотел по-плохому, по-хорошему будет хуже. Я сейчас прострелю тебе колено, — сообщил он деловито. — Если, конечно, раньше ты не скажешь мне правду. Жду пять секунд. Раз, два, три…

— Это и есть правда!

— Четыре…

— Мы занимаемся только компьютерами!

— Пять.

Пистолет фыркнул, выплюнув коротенький язычок огня. Болезненный с воем повалился на пол. Колено его превратилось в месиво из плоти и раздробленных костей. Он поджал ногу к груди и обхватил ее руками.

— Если ты сейчас же не замолчишь, я буду вынужден тебя пристрелить, — спокойно сказал Перс.

Раненый диким усилием воли проглотил крик.

— Итак, повторяю вопрос: чем занимается ваша фирма?

— Ком… компьютерами… — простонал парень.

— Ладно, поставим вопрос иначе. Кто сегодня ездил на вашей машине?

— Ка… какой машине?

— На темно-синей «Вольво»? Хорошенько подумай, прежде чем отвечать.

— Никто, — подвывая, выпалил раненый.

— Слушай, не стоит меня злить. Я ведь могу прострелить тебе и второе колено, — с ноткой укоризны сообщил Перс, взводя курок.

— Да говорю вам, никто! — в ужасе завопил парень. — Она стоит с самого утра! Спросите кого хотите. С нее ночью колеса сняли!

— Не кричи. Я не глухой, — усмехнулся Перс. — А ты не врешь?

— Клянусь вам! — корчась, простонал раненый.

— Смотри, если врешь, я вернусь и прострелю тебе не только колени, но и локти.

— Я говорю правду!!!

— Тогда тебе не о чем волноваться. С кем вы работаете?

— С частными лицами, с организациями…

— Кто ваши партнеры?

— Это только Георгий знал, — парень закусил от боли губу. — Но он никому не говорил…

— Почему?

— Считал, что организационные проблемы — головная боль руководителя.

— Резонно. Кто вел бухгалтерию?

— Он сам и вел…

— Его домашний адрес и телефон. Вспоминай быстро. — Раненый назвал адрес и телефон. — Хорошо, — похвалил Перс. — Где стоит «Вольво»?

— У банка. Георгий думал, что там она в безопасности…

— Он что, не ездил на ней домой?

— Нет. Говорил, что не настолько богат, чтобы тратиться на себя лично. — Парень неловко повернулся, сморщился, заскулил тихо.

Перс спрятал пистолет в наплечную кобуру, кивнул:

— Вызови «Скорую». Спросят, кто стрелял, говори — не успел разглядеть. Понял?

— Понял, — ответил тот.

— Умница! — Перс поднял ключи. — От чего эти ключи?

— От этой комнаты. И от… соседней. Там ремонт делают.

— Ясно. Спасибо за содержательную беседу. Да, вот еще что. Я тебя запру. Приедет «Скорая» — кричи. И, смотри, не затягивай с этим делом. Можешь без ноги остаться.

Раненый закивал торопливо, давая понять, что он уже согласен.

Перс вышел, прикрыл дверь и запер ее на замок. Парень не сможет поднять тревогу раньше, чем он успеет спокойно уйти. Спустившись на первый этаж, он ободряюще улыбнулся постовому, поинтересовался:

— Описание набросал?

— Так точно, — расплылся тот в ответ.

— Молодец, — похвалил Перс. — Ну-ка, посмотрим. — Взяв лист, испещренный мелкими, как крысиные зубки, буковками, пробежал написанное глазами, кивнул уважительно: — Дельно. Ладно, почитаю позже.

Он сунул описание в карман, где уже лежала доверенность, и направился было к двери, но, вспомнив что-то, остановился и, вновь повернувшись к капитану, поинтересовался:

— Скажи-ка, братец, а сколько человек приходило в «Палладу» за последние четверть часа?

— Так никто не приходил, — почти не раздумывая, ответил тот. — Вы да еще этот, — постовой кивнул на карман, — который в списке.

— А больше, значит, никого? — уточнил Перс.

— Никого, — подтвердил постовой.

— А этот, который приходил, он из старших или из команды?

— Так из команды же! — удивился еще большей неосведомленности постовой.

— Ага. Хорошо. Сообщу твоему начальству, чтобы поощрило. Ну, бывай, братец.

— До свидания.

Перс вышел на улицу и тут же ускорил шаг. Он миновал ворота и свернул налево, к банковской стоянке.

Как только за ним захлопнулась дверь, человек, стоявший на втором этаже и внимательно слушавший разговор, повернулся и бесшумно зашагал по коридору в другое крыло. Там он спустился по лестнице и оказался у магазинчика, торгующего пылесосами. Неторопливо, напевая модный мотивчик, человек совершил еще одно путешествие по коридору и, на секунду замешкавшись, кивнул церемонно постовому:

— Всего доброго.

— До свидания, — рассеянно ответил капитан покупателю. Он был занят своими мыслями.

Постовой вел бы себя совершенно иначе, если бы знал, что под дорогим пальто у высокого, атлетически сложенного незнакомца спрятан девятимиллиметровый «глок» с глушителем.


Строго говоря, стоянки-то и не было. Машины просто парковались рядком, перегораживая тротуар и треть проезжей части. Прохожие чертыхались и лезли в лужи, чтобы миновать сверкающую импортно-хвастливую колонну. Молчун топтался рядом с темно-синей «Вольво». Заметив Перса, кивнул:

— Видал?

Тот обогнул стальной, с серебристым отливом «Мерседес» и остановился. «Вольво» действительно стояла на четырех кирпичах. Колеса у нее отсутствовали. Но левое заднее крыло было помято, как и у той машины, что они видели у подъезда Жукута.

— Это не та машина, — сообщил Молчун напарнику. — Я проверил днище. Сухое, как лист.

— Знаю, — кивнул Перс. — Ты вот лучше скажи, где этот парень?

— Хрен его знает, — пожал плечами Молчун. — Как в воду канул. Я выбежал, а его нет. Ни у метро, нигде. Машина наверняка ждала.

— Поехали отсюда, — серьезно сказал Перс. — Через десять минут здесь будет столпотворение.

— Ты уже что-то просек, да? — поинтересовался партнер, пока они торопливо шли к «девятке». — Просек?

— Просек, — ответил Перс. — Несколько минут назад мы с тобой имели честь лицезреть лже-Одинцова. Он тоже не из нашей пятерки. Остался последний вариант: в момент ограбления помимо основной группы в коттедже находился кто-то еще. Кто-то, кто открыл дверь, сейф и забрал матрицу.

— Допустим. И что дальше?

— А дальше съездим к этому Георгию Георгиевичу, поговорим с домочадцами. Там видно будет.

Они забрались в машину, запустили двигатель. «Девятка» покатила в сторону «Олимпийского». Машина не успела проехать и сотни метров, когда с улицы Дурова на Гиляровского, завывая сиреной, свернул милицейский «рафик». Микроавтобус остановился прямо возле ворот. Из него выскочили несколько человек в штатском и двое в форме.

— Для моего подопечного что-то рановато, — протянул Перс, поглядывая в зеркальце заднего вида. — Не иначе как сам убийца вызвал. Молодец, мужик. Головастый. Если бы мы приехали на четверть часа позже, нам бы не дали даже в здание войти.

— Думаешь, это он? — усомнился Молчун.

— Он, он. Никаких сомнений.

— На хрена ему милицию-то вызывать?

— Два варианта, — объяснил Перс. — Скорее всего он заметил нас и рассчитывал, что милиция «повяжет убийц», то бишь, опять же, нас, прямо на «месте преступления». Много — не много, а часика четыре пришлось бы на Петровке проторчать. Он бы за это время успел за собой «прибрать». Мы бы вышли… а все «хвосты» уже обрублены. Ну, а если и не заметил, то просто подстраховался. На всякий пожарный. Этот Георгий Георгиевич — единственная ниточка, которая могла навести на след похитителя. Не зря же убийца все финансовые бумаги прихватил. Что-то в них, значит, было. Какая-то зацепочка. Да и опознать этот Георгий Георгиевич кого-нибудь мог.

— Не он, так капитан опознал бы, — хмыкнул Молчун. — Делов-то.

Перс внимательно посмотрел на него, усмехнулся:

— Знаешь, ты бы лучше пошел пострелял, а? Скажи честно, тебе бы в голову пришло, что грабители собирались здесь, в «Палладе»? А? Молчишь? А молчишь потому, что ответить нечего. Капитан сам случайно проболтался. Не столкнись мы с этим парнем в дверях, ни тебе, ни мне и в голову не пришло бы поинтересоваться: «А не тут ли эти ребятки теплое гнездышко себе свили?» Вероятность такого совпадения — фиг целых и столько же примерно десятых. Зачем же рисковать, еще одного жмурика на душу брать? Ты прав в одном: сама по себе «Паллада» никакой роли не играла. Их использовали в качестве прикрытия, щита. Это — подстава. Есть вторая машина. С такой же вмятиной и с такими же номерами. Очень удобно. Даже если и увидят, кто запомнит, какие именно вмятины-царапины на крыле? Никто. Они, кстати, наверняка вовсе и не одинаковые. Просто такие мелочи в памяти, как правило, не откладываются. Очкарика использовали втемную, пока в этом была насущная необходимость, а как только дело выгорело — прикончили как ненужного свидетеля. А теперь скажи, какие выводы ты делаешь из всего вышесказанного?

Молчун, крутя баранку, призадумался, пожал плечами.

— Какие, какие… разные. Хитер этот сукин сын, вот что я скажу.

— Ну, это само собой. А еще?

— А еще… — Молчун снова задумался. Неожиданно лицо его ожило. — Он «сворачивается»! Твою мать, точно! Он «сворачивается»! Этот урод уже знает, как достать документы, и уверен в том, что все получится. Потому-то и убирает помощников. Всех! Они ему больше не нужны. Этот парень чужими руками стирает собственные следы!

— Умница, — похвалил Перс. — Можешь ведь, когда захочешь. Скорее всего он намерен убрать всех, кто участвовал в деле. Сперва тех, что помельче, потом выше и выше, и так до тех пор, пока не останется вообще никого. Понимаешь?

— Ага, понимаю, — закивал необычайно оживленно Молчун. — Мы должны опередить его. Найти кого-нибудь из этих ребят прежде, чем он перестреляет всех.

— Верно. Потому-то мы и едем к покойному Георгию Георгиевичу домой. — Перс усмехнулся. — У нас все еще неплохие шансы, братец.

* * *

Руденко вышел из ГУМа и быстро зашагал к переходу, то и дело оглядываясь через плечо. Лысый держался чуть поодаль, шагах в пяти, выбирая момент для выстрела. Арбалетчик понимал это и старался лавировать в толпе, держаться так, чтобы между ним и убийцей все время кто-то был. Он полагал, что лысый не станет стрелять, не имея стопроцентной гарантии попадания. Все просто. Выстрел так или иначе породит сперва недоумение, а затем и панику. Пальба на улице, да еще в многочисленной толпе, — штука очень серьезная, даже по нынешним сумасшедшим временам. Начнется кутерьма, а лысый, как и его напарник, не станет рисковать понапрасну. У них ведь наверняка конкретное задание: убить того-то и того-то, а вовсе не кого попало. Значит, лысый постарается подобраться поближе. Вот этого и нельзя допускать.

Руденко ускорил шаг. Бателли сделал то же самое. Он плотно сжимал рукоять пистолета, прищуривался, оценивая возможность выстрела. Ближе к метро, у подземных магазинчиков, толпа совершала круговорот. Народу здесь было основательно много. Выпрашивали мелочь старушки с голодными собачьими глазами, готовые каждую секунду вцепиться друг в друга «за место» с отчаянием и злобой бультерьеров; «прикинутая» развязно пацанва младшего пионерского возраста гужевалась у «Денди»; те, которые постарше, ерундой не занимались, потягивали пивко и на просительное: «Сыночек, помоги на хлебушек», отвечали с залихватской молодецкой удалью: «Отва-али». Шустрили бомжи, скучали, поеживаясь на густом, словно мед, сквозняке, продавщицы витрин-киосков: народ хоть и шел, но покупать не торопился, приценивался. Прохаживался неспешно, помахивая дубинкой, одинокий милиционер. Гонял «чужих» и не обращал внимания на «здешних». Вне толпы суровый бог, способный покарать любого в своем «беспросветном» царстве.

Руденко торопливо оглянулся. Это был его шанс. Сдать лысого в милицию с «пушкой» в кармане — все равно что пристрелить. Он поискал глазами розовую, покрытую детским пушком лысину и… не нашел. Арбалетчик нахмурился. Куда же делся убийца? Неужели ушел? С чего бы? Странно, странно. Заметил милиционера? Наверняка. Это неплохо. Не сильно-то он, Руденко, расстроился. Плохо было другое: ситуация изменилась разом и кардинально. Неужели лысый самым натуральным образом потерял его? Не верится. Они не просчитали подобного варианта? Или не предусмотрели, что жертвы попытаются бежать? Конечно, и просчитали, и предусмотрели. В чем же тогда дело?

Арбалетчик неторопливо пошел вперед, к площади Революции. Он застывал у витрин, рассматривая толпу за спиной, оборачивался резко, вызывая возмущенный ропот у идущих следом, заходил в магазинчики и наблюдал за дверьми. Тщетно. Убийца исчез. Самое худшее в неизвестности то, что не знаешь, чего ждать. Руденко не знал и от этого нервничал. Он был растерян. На руках не осталось ни малейшей зацепки. Арбалетчик совершенно не знал, что делать, как действовать, куда пойти и что предпринять. Номера машин? Фук. Дым. Он так и не успел их узнать. А больше у него ничего и не было. Кроме, разумеется, назначенного места и времени встречи. Полночь, у «Детского мира». Так они договаривались сегодня утром, в лесу. Но до полуночи далеко. А к этому времени неплохо бы иметь какие-нибудь результаты и, самое главное, остаться в живых.

Арбалетчик скатился по крутой слякотной лестнице, обернулся в последний раз, но лысого убийцу так и не увидел. Свернув направо, он прошел мимо «Метрополя», нырнул в очередной переход и вынырнул уже на противоположной стороне Театрального проспекта.


Руденко не заметил идущего следом молодого парня в серой, с ярким рисунком куртке-толстовке, джинсах, кроссовках и черной шерстяной шапочке. На голове его темнели наушники «уокмена». Шею окольцовывал пухлый воротник, под которым скрывался небольшой мембранный микрофон. В наушниках звучал спокойный мужской голос.

Голос принадлежал Бателли. Убийца сидел за рулем «Москвича-2141», стоявшего у гостиницы «Москва». На заднем сиденье устроился стрелок. Коренастый, вечно небритый, индифферентный тип, носящий прозвище Улёт. На коленях стрелка лежала винтовка — австрийская «Stayer AUG», — оснащенная глушителем и оптическим прицелом. Когда дело касалось одиночных выстрелов на ближней дистанции, на сцене появлялся Улет со своей «Stayer AUG». В стрельбе мало кто мог потягаться с ним.

Бателли этого парня недолюбливал. Он привык работать с Корсаком, свыкся с болтовней напарника. Улет же слыл в группе едва ли не большим молчуном, чем сам Бателли. К тому же, по мнению большинства парней, Улет был коновалом, мясником. Приступая к очередной работе, он не выказывал никаких эмоций. Просто шел и делал. Да и творческим подходом не отличался. В нем напрочь отсутствовал кураж, необходимый профессионалу высокого класса. Улет ни с кем не контачил. Не принимал участия в общих посиделках. Единственным любимым существом для него была винтовка. Сейчас он ласково поглаживал ее ладонью, глядя прямо перед собой. Его безграничное, дегенеративное спокойствие раздражало Бателли. Молчаливость отталкивала.

— Объект у Малого театра, — сообщила рация. — Направляется к ЦУМу.

— Хорошо, — ответил водитель и повернул ключ в замке зажигания.

Машина сделала круг и выскочила на Театральный проспект. Проехав до Лубянки, развернулась и помчалась обратно, к Театральной площади. Здесь «Москвич» свернул на Большую Дмитровку и сбросил скорость. Сейчас убийцы и Руденко двигались по параллельным улицам. Парень в толстовке — в группе его называли Скорпион — неотступно следовал за объектом, сообщая маршрут экипажу машины.

Бателли все ждал, когда стрелок скажет что-нибудь вроде: «Нельзя было его в переходе завалить, что ли?» — но тот молчал. Лысый не выдержал первым. Не оборачиваясь, он поинтересовался:

— Готов? — Улет поймал взгляд Бателли в зеркальце заднего вида и усмехнулся. — Что, язык проглотил? — спросил Бателли не без сарказма.

— Прикуси свой, трепло, — насмешливо ответил тот.

— Это я-то «трепло»? — Стрелок промолчал. — Эй, ответь мне, — не унимался Бателли. — Кого ты назвал треплом, придурок?

— Пошел в ж…у, — лаконично посоветовал Улет.

Он устроился поудобнее, положил голову на спинку сиденья, закрыл глаза и утробно замычал какой-то варварский мотивчик.

— Твою мать! — выругался Бателли.

У него появилось непреодолимое желание остановить машину, достать пистолет и пустить Улету пулю в башку, но он все-таки сдержался. Совершить что-нибудь подобное означало поставить все дело под угрозу срыва и навлечь на себя гнев Жнеца. Подобных промахов Жнец не прощал. А Жнеца Бателли боялся больше чем кого бы то ни было. Больше Бога и Дьявола, больше вечных мук ада. Жнец и был Дьяволом и мог устроить муки ада любому немедленно. Здесь, на этом свете.

— Ладно, разберемся, — пообещал Бателли сухо.

Улет, не открывая глаз, только пожал плечами.

* * *

— Двигайтесь, парни. — Дверца «трешки» распахнулась, и оперативник нырнул на заднее сиденье.

Юра обернулся:

— Ну что? Какие дела?

— Все нормально. Их трое. В ГУМе их уже ждали. Корсак и Бателли. У обоих в карманах оружие, снабженное пэбээсками. — Оперативник наклонился вперед и посмотрел через лобовое стекло на площадь. — Во-он наш клиент, видишь? В плаще.

— Вижу, — кивнул Юра. — И «хвост» за ним тянется. Парень в толстовке.

— Я заметил. Бателли вышел на площадь и сел в машину. «Москвич-2141». Цвет мокрый асфальт. Номер… В салоне, на заднем сиденье, еще один человек. Опознать не смог, слишком далеко.

— А где Турчин?

— Он пошел за Корсаком. Сказал: при первой же возможности выйдет на связь.

Сергей поморщился. Его коллеги разговаривали о вещах им понятных, абсолютно не учитывая, что среди них двое новичков. Сам-то он парня в толстовке узнал — тот был в числе семерых охранников, подтверждавших алиби Корсака, — а вот Леня раньше его видеть не мог и поэтому крутил вихрастой головой, как голодный птенец. Сергей быстро обрисовал ему ситуацию. Стажер закивал старательно. Понял, мол, босс! Фишку секу!

Женя поднял рацию:

— Всем экипажам, объект движется мимо «Метрополя» к подземному переходу. «Десятому» и «Одиннадцатому» идти следом.

Из такси тут же выбрались двое ребят. Были они похожи на студентов-переростков. Оба волосатые, в джинсах, в китайских пуховиках. Тот, что постарше, с шотландской бородкой, молодой — с жиденькими, как общепитовский кисель, омерзительными усиками. Парочка, весело болтая, зашагала следом за Руденко и Скорпионом. По ходу дела остановились у палатки, купили орешков и двинулись дальше, активно перемалывая челюстями жареный арахис.

— Во жуки, — Женя вновь нажал клавишу «передача». — «Бета», следуйте за объектом по Неглинной, в сторону Пушкинской площади. «Вега», идете по Большой Дмитровке в том же направлении. Как поняли?

— Поняли тебя, «Альфа». Следуем за объектом.

— Ну, что-то будет…

Женя отчего-то засмеялся и потер ладони. Такси, рыкнув мотором, проползло мимо «Метрополя» и свернуло направо. «Москвич», наоборот, ушел влево, к Манежной площади.

— Мы тоже по Дмитровке? — вопросительно глядя на Юру, спросил Женя, словно и не отдавал только что сам приказания коллегам.

— Да, давай. Только слишком близко не прижимайся. Держи дистанцию. — Юра вновь повернулся к «дачнику». — Докладывай дальше.

— Похоже, Корсак и Бателли получили указание устранить этих троих, но не справились. Ребята находчивые оказались, вывернулись. Такое представление устроили — это надо было видеть.

«Трешка» заложила крутой вираж и, взвизгнув тормозами, ушла следом за «Москвичом» налево.

Оперативник в двух словах описал произошедшее в ГУМе. Рассказывал он хорошо, сочно, в лицах, Сергей, слушая, засмеялся. Леня тоже не удержался, закатился звонко, по-детски. Только Юра улыбался еле-еле, самыми уголками губ.

— Ты двоих других хорошо рассмотрел? — спросил он, когда веселье немного улеглось.

— Одного да. Ночью встречу — не ошибусь. Со вторым хуже. Мы стояли на балкончике второго этажа, а этот парень — в честь дождя, что ли, — шляпу напялил. Так что сверху не разобрать было. Поля лицо закрывали.

— Плохо, — сказал Юра и повторил: — Плохо.

— Ничего страшного, — возразил оперативник. — Прихватим этого Руденко — все расскажет. И кто, и как, и где.

— Хорошо бы, — вздохнул Юра, отворачиваясь. — Ну, поехали, — он взял передатчик, — Всем группам. За объектом следует машина: «Москвич-2141» серого цвета, номер… В ней двое преступников. Возможно, оба вооружены. Работаем схему номер три, ребята. Как поняли?

— Поняли, «Альфа», — тут же отозвались оба экипажа. — Схема номер три.

* * *

Значительный позвонил Аиду только на исходе второго часа. В отличие от прошлого раза голос его звучал напряженно и даже немного растерянно.

— Это я, — представился он.

— Да, слушаю, — сказал Аид. Он напрягся, подался вперед. От тех слов, что сейчас произнесет Значительный, зависело очень многое.

— С этим вашим Жнецом такая странная история…

— Да? — словно подстегивая собеседника, выпалил старик.

— У нас на него практически ничего нет. Никакой конкретной информации. Только слухи, слухи и еще раз слухи.

— Черт. — Аид сник. Он ожидал чего угодно, но только не этого. Минимума сведений, крох, крупиц, но только не полного отсутствия.

МВД, вопреки утверждениям профанов и горлопанов из бульварных газеток, контора очень и очень крепкая, состоятельная и профессиональная. И если уж у них ничего нет, то дело — дрянь.

— Я подумал было, что вас кто-то вводит в заблуждение, но почитал докладные… — Значительный замешкался, предупредил: — Только учтите, информация эта сугубо для служебного пользования. Строго говоря, она засекречена. Даже я не знал о происходящем, пока не стал копаться. Приблизительно год назад один из наших осведомителей обмолвился о человеке по прозвищу Жнец. Сказано это было приватно, не для рапорта, в беседе с «контролером». Вроде бы кто-то где-то что-то слышал, кому-то шепнул, ну и так далее. Так вот, по словам этого осведомителя, Жнец — настоящий подпольный воротила-психопат. Умный и хитрый. Эдакий Корейко, одержимый манией величия. Вы понимаете?

— Понимаю, — ответил Аид.

— И вот якобы этот «Корейко» решил подгрести под себя весь нелегальный бизнес, а заодно и весь криминал, который только можно придумать. У него своя группа высокопрофессиональных убийц. Он крайне, просто фантастически жесток и абсолютно безжалостен. Малейшая провинность карается смертью. Насаждает нечто вроде итальянской «Омерты», клятвы молчания под страхом смерти. Плюс к тому он вроде бы уже подмял под себя половину легальных предприятий. Но все через подставных лиц, так что не подкопаешься. Словом, жутко таинственная личность, которую никто в глаза не видел. Человек-тень. Постоянно за спиной. Все знает, все слышит. Вроде бы половина высокопоставленных лиц страны кормится с его ладони. Чиновников он скупает оптом, а тех, кто не продается, запугивает. Если и это не помогает — устраняет физически как наглядный пример остальным. Обставляет в основном как несчастные случаи, но, кому надо, тот поймет. Короче, заставляет работать на себя методом кнута и пряника. Жестко. Конечно, большинство выбирают пряник и молчат себе в тряпочку. Похоже на пьяный бред, верно? К слову сказать, происходило все на вечеринке, связанной с отъездом этого самого осведомителя на Украину, к родне. Отпуск, то да се, приняли хорошенько, вот и понесло. Наш сотрудник именно так и подумал. Особенно вникать не стал, мало ли что взбредет в голову подвыпившему. Захотелось набить себе цену, вот и «лепит». А на следующее утречко, на рассвете, протрезвев, этот осведомитель покончил с собой. Удавился в ванной, на крюке для душа. Поймите меня правильно, его никто не убивал. Он повесился сам. Предсмертная записка, все как положено. Короче, чистейшей воды суицид.

— «Омерта»? — сказал, почти прошептал Аид.

— Может быть, — согласился Значительный. — А может, просто похмельная депрессия. Честно говоря, тогда наши спецы подумали о втором. Через некоторое время в криминальном мире произошло некоторое странное затишье, — продолжал Значительный. — Доходила до сыскарей даже какая-то информация о переделе власти, но толком никто ничего понять не мог. Скажите мне, зачем делить уже поделенное?

— Появилось новое лицо, с которым, в силу ряда причин, вынуждены считаться, — ответил Аид.

— Вероятнее всего. Затем по стране — и не только в России, на Украине, в Молдове, в Белоруссии — прокатилась волна заказных убийств. Авторитетов отстреливали, как волков. Сошку помельче вывозили в уединенные местечки и там творили такое — в самом страшном сне не приснится. Записывали все на видеопленку и передавали другим, с лаконичным: «Помни о смерти». Семьи не желающих принять нового хозяина вырезались до третьего колена. Эти парни не жалели никого. Ни женщин, ни детей, ни стариков. Не было родни — убивали близких друзей. Криминалитет давили. И не только убийцы. Под видом усиления борьбы с организованной преступностью власти также развернули настоящий террор. Поговаривают, что в некоторых расправах участвовала местная милиция. А кое-кого так и вовсе замучили прямо в отделениях. Это можно было бы назвать войной, если бы на ум не приходило более подходящее сравнение: избиение. Варфоломеевская ночь. Кто-то демонстрировал свое могущество.

Проводилась сия «операция» в несколько этапов, но достаточно быстро. Жнец захватывал регион за регионом, волной. Последние уже даже не могли сопротивляться. Да и не хотели особенно, зная, чем это закончилось для остальных. — Значительный перевел дух, подумал и продолжил: — Схема выглядела так. Агенты Жнеца находили в группировке какого-нибудь головастого парнишку, стоящего где-то на второй или третьей ступеньке иерархической лестницы и имеющего достаточно сильный голос, и делали ему предложение, «от которого невозможно отказаться». Мол, а не хотел бы ты, друг ситный, сам стать паханом? Тот, понятное дело, соглашался. Лучше уж быть паханом, чем покойником. Тем более что взамен от него ничего и не требовалось. Пять процентов от дохода, разве это сумма? Предлагалась же полная официальная защита. В случае любых конфликтных ситуаций все заминается миром. Никаких покушений. Ни со стороны других групп, ни со стороны завистников из своих. Ну чем не рай? Затем вдруг все авторитеты, стоящие выше данного парнишечки, начинали скоропостижно умирать. Кто от пули, кто в петле, кто еще от чего. Кого случайно в отделении затоптали. Короче, становился наш паренек «главным». Оглядывался, и оказывалось, что, докуда хватает глаз, все работают так же, как и он. Все под одним и тем же хозяином. Жизнь в зонах стала — как на курорте. Все блага грузовиками через проходную завозились. И водка, и травка, и кое-что посерьезнее. И сидел наш «юниор», хвост не поднимал, поскольку и жаловаться-то особенно было не на что. Жизнь менялась в лучшую сторону. А если и думал поднять, то не успевал даже плюнуть в сторону Жнеца, а ему уже несли головы жены, детей, родителей, родителей жены, ну и так далее. И только потом голову снимали с него самого, а новому «назначенцу» наглядно демонстрировали, к чему приводит ослушание. И власти были довольны. Раскрываемость подпрыгнула процентов на пятьдесят. Преступление еще не успело совершиться, а они стукнули-звякнули-брякнули по условному телефончику кому надо — и через два часа им и преступник, и необходимые доказательства, и показания свидетелей, и собственноручное, и все, что только можно пожелать. Малина, одним словом. Чиновники сидят у него на окладе, который втрое превышает основной, по месту работы. Словом, за пару лет в жизни страны плавно произошли очень значительные перемены.

— И что, его никто не пытался убить? — поинтересовался Аид, барабаня пальцами по столу.

— Как убить тень? Несколько раз другие группы хватали его агентов. В течение суток Жнец умудрялся их освободить.

— Каким образом?

— Все тем же. В основном использовал систему с заложниками. Увозил семьи троих или четверых авторитетов из группы и выдвигал условие: либо его человека освобождают, либо он станет каждый час убивать по заложнику. Как правило, после первой жертвы «солдата» отпускали. По слухам, требование не было выполнено только дважды. Один его боевик погиб под пытками, но молчал до самой смерти. Жнец отыскал всех похитителей, но не стал убивать, а изуродовал так, что их даже людьми теперь назвать нельзя. Обрубки в инвалидных колясках. Без рук, без ног, со сломанными позвоночниками, слепые, глухие и с вырезанными языками. И совершенно никому не нужные. Семья же погибшего ежемесячно получает большую сумму и ни в чем не нуждается. Вдова на хорошем месте работает, сын в престижной школе учится.

Второй «солдат» не выдержал пыток и что-то рассказал. Что — никому не известно. Авторитеты передали свидетельство в УВД, совместно с «заказом» и предавшим бойцом, который дрожал от страха и умолял его спрятать. В течение суток показания бойца благополучно затерялись. Затем, в течение еще двух суток, Жнец убил всех членов группы, их родных и близких. А предатель «удавился» в камере-одиночке. Следствие, правда, умолчало о том, что у него странным образом оказались отрезанными язык, уши и нос, а на груди кровью было выведено: «Молчание — золото». Остальные получили урок: что бы ни случилось — молчи. Молчание дает тебе шанс на спасение. Открывая рот, ты не укорачиваешь страдания, а, наоборот, продлеваешь их. И уж если ты заговорил, страдать придется не только тебе, но и всем твоим близким.

Говорят, что еще трижды авторитеты нанимали убийц экстра-класса, чтобы те нашли Жнеца и расправились с ним. Результат, как вы понимаете, был нулевым. Убийц находили едва ли не нарезанными на кусочки, а заказчики ни с того ни с сего исчезали. Об их дальнейшей судьбе ходит много слухов. Но… это только легенды, больше похожие на вымысел, чем на реальные факты. Передел власти действительно состоялся, но никаких доказательств того, кто это сделал, нет. Что мы имеем? Перераспределение власти? Такое случается время от времени и без всяких Жнецов. Кто-то погиб, исчез, кого-то изуродовали. Так ведь быть «братком» не то же самое, что артистом балета, хотя и там можно ноги переломать. Что же осталось? Да ничего. Только звучное прозвище. Жнец.

— И вы ничего не пытались выяснить? — с сомнением спросил Аид. — Вас не заинтересовали эти, с позволения сказать, слухи?

— Заинтересовали, — ответил Значительный. — Мы предприняли собственное расследование. Ничего не нашли. Никаких зацепок, завязок, выходов. Одному из наших людей удалось подобраться к Жнецу. Не вплотную, конечно, но достаточно близко.

— И что же?

— Труп этого оперативника нашли в Москве-реке весной. — Значительный вздохнул: — Но такое тоже случалось раньше. К сожалению, все мы смертны, независимо от места работы и должности. С другой стороны, говорят же: половина всех чиновников кормится с ладони Жнеца. Он всегда и обо всем узнает первым. Мы задействовали самые разные структуры, подключили половину агентурной сети, но фактов, бесспорно доказывающих существование Жнеца, так и не получили. Хотя не получили и фактов, это существование отрицающих. Понимаете, основная сложность заключается в том, что никто не знает, какой приказ отдает Жнец, а какой — местный командир. Приходят-то они по одним и тем же каналам. Короче говоря, половина наших аналитиков считает, что его не существует в природе. Якобы Жнец — миф. Пугало. Страшило. Им пользуются все кому не лень. Понимаете? Какой-то умный парень выдумал его, чтобы нажать на кого-то из своих знакомых, нажал — и пошла писать губерния. Похожие прецеденты уже бывали. Даже в моей практике. Вторая половина экспертов уверена, что Жнец — реальное лицо, просто отменно законспирированное. И то, и другое недоказуемо. Пока. На том дело и кончилось. Расследование прекратили.

— А ты-то сам как полагаешь? — спросил Аид. — Жнец существует?

Значительный замолчал, подумал, шумно выдохнул и ответил, не очень, впрочем, решительно:

— Черт его знает. Сомнительно, чтобы один человек сумел провернуть такое. Захапать власть в принципе можно, а вот удержать ее… Для этого вторым Лениным надо быть. Так что нет, скорее всего нет. — Еще помолчал и добавил: — Но если уж он есть, то это самый хитрый, самый жестокий и самый опасный сукин сын из всех, о которых мне когда-либо приходилось слышать.

* * *

Гектор добрался до офиса Вальки Слепцова меньше чем за полчаса. Дверь, ведущая на этаж, была приоткрыта, но из-за нее не доносилось шума. Напротив, создавалось ощущение, что угодил в настоящее царство немых. Если кто-то и разговаривал, то приглушенно-стеснительно, вполголоса. За столом охраны маячила квадратная фигура дежурного. Того самого «любителя спорта», что признал Гектора в прошлый раз. Заметив вошедшего, он кивнул вяло, давая понять, что узнал и теперь можно пройти попрощаться «с кабинетом, где провел последние дни дорогой и всеми нами горячо любимый». Ну и так далее.

Гектор, пробормотав: «Добрый день», сунулся было в коридор, но замешкался, повернулся к охраннику:

— А как он погиб, если, конечно, не секрет?

— Почему секрет? — внезапно оживился охранник.

Гектор понял вдруг, что плевать этому «шкафу трехстворчатому» на погибшего Вальку, скучно ему до смерти, а что «мордой хлопочет», так это по долгу службы. Впрочем, он, Гектор, тоже переживал скоропостижную гибель приятеля без особой грусти. Особенно после того, что поведал ему бородатый очкарик в «Палладе».

— Взорвали его, — сообщил «любитель спорта». — Прям в «вольвухе» и взорвали. У дома. Охрана за ним заехала, спустились вниз, сели в тачку, ну и… Такие дела, короче… — закончил он варварским тоном. — Тачка эта невезучая, ему все говорили, — принялся развивать тему охранник.

— Почему? — поинтересовался для приличия Гектор.

— Ну, в аварию успел влететь, и вообще… То с движком чего-то, то колеса порезали. Беда, короче, а не тачка. Он на ней и недели, наверное, не накатал.

— А опознание уже проводили?

— Какое опознание, — махнул широченной ладонью «спортсмен». — Там, кроме груды металлолома, и не осталось ничего. Я-то, правда, сам не видел, но ребята сказали. Подъезд раскурочило, машину — в клочья, от людей одни только брызги и разлетелись. Говорят, там почти два кила тротила было.

— Значит, труп никто не видел? — удовлетворенно констатировал Гектор.

— Апостол Петр, может быть, — блеснул эрудицией охранник. — А ведь сегодня я должен был за Валентином ехать. Башка вот с самого утра разболелась, остался в офисе дежурить. Вместо меня другой парень поехал. Не повезло.

— Кому?

— Чего? А-а, ну ему, конечно.

Гектор механически кивнул:

— А машину где на ночь оставляют?

— На платной стоянке, недалеко от дома Валентина Аркадьевича. Но там «без мазы». Охранник сказал, что к машине никто не приближался. Врет, конечно, падло. Эти платные стоянки — те еще конторы, я вам скажу.

— Вот и Валька подумал о том же, — пробормотал себе под нос Гектор.

— Что? — не расслышал «спортсмен».

— Ничего. Это я так, о своем.

— Колонется, куда денется, — пообещал охранник. — Наша «крыша» к нему уже ездила. Раньше ментов, между прочим. Они дознаются, кто это сделал.

«Ничего нового смотритель стоянки вашей „крыше“ не скажет, — хотелось разочаровать „спортсмена“ Гектору. — Абсолютно ничего. Потому что ничего не видел. Бомбу подложили в багажник не ночью, а гораздо раньше. Скорее всего вечером. И взорвали как-нибудь хитро, при помощи дистанционного управления, например. Скажем так, машина подруливает к подъезду, дверца открывается — охранники собираются выходить. В эту секунду человек, наблюдающий за ней из окна, нажимает на кнопку. Взрыв! Тела изуродованы так, что мать родная не узнает. Огонь, обломки по всему двору. Позже он сделать этого не мог. Охрана не села бы в машину без него. С другой стороны, утро, время людное, кто-нибудь мог видеть, что эти гориллы широкоплечие даже из машины вылезти не успели? Неужели Валька пошел на такой риск?»

— А в какое время это произошло? — спросил он.

— В шесть, — ответил охранник.

— Так рано? — изумился Гектор.

— Ну да. Валентин сегодня собирался ехать в соседнюю область. Там что-то такое намечалось с телефонизацией района… И администрация области вроде бы собиралась передать подряд нашей фирме. А вообще-то, я точно не знаю. Но, по-моему, что-то такое. Это лучше у Ярослава спросить.

— У Ярослава?

— Ну да. Юриста нашего Ярослав зовут.

— Ах, да, — вспомнил Гектор. — Точно. Бородатый такой.

— Был бородатый, — засмеялся «спортсмен», уже совершенно забывший о былой скорби. — Пару дней назад заехал, в костюмчике, без бороды. Такой крутой…

— Слушай, — оживленно забормотал Гектор, — мне ведь как раз этот юрист и нужен. Мы тут с ним встречались в прошлый раз, он мне помочь обещал. Ты не дашь мне адресок или телефончик там?

— Да запросто. — «Спортсмен» повернулся к соседнему столу, на котором громоздился компьютер. — Сейчас поглядим. — Он неумело принялся набирать команды, тыча в клавиши узловатым пальцем и приговаривая: — Сейчас… сейчас… — Отыскав нужную директорию, браво защелкал клавишей «мышки». Гектор ждал. Выражение гордого идиотизма, свойственного новичкам, постепенно сползало с широкого лица «спортсмена», уступая место хмурой озабоченности. — Нету, — наконец сообщил он. — Затерли, видать.

— Кто затер?

— Да откуда ж мне знать? — простодушно удивился охранник. — Из наших кто-нибудь. Случайно небось.

— Значит, нету? — уточнил Гектор.

— Нету, — подтвердил «спортсмен» и тут же, без всякого перехода, добавил: — Вообще-то, сейчас еще посмотрю.

Он полез в стол, долго рылся в пыльных, пахнущих канцелярией и временем ящиках и наконец выудил пухлый потрепанный фолиант с дерматиновой жесткой обложкой и серыми от долгого употребления страницами.

— Вот, — вновь обрел прежний гордый вид охранник. — «Колдун». В нем, наверное, есть. Мордва завел.

— Кто?

— Мордва. Костька Мордвин. Он никак с компьютером освоиться не мог, вот и завел «колдуна». А че, нормально. Иногда вот электричество вырубится, чего тогда делать? А так, р-р-раз, в «колдуна» залез — и все. И телефончики тебе, и адреса. Сейчас посмотрю. Ага, вот. Записывайте.

* * *

Георгий Георгиевич проживал на самой окраине, в районе Преображенки. Дом — узкая, как ресторанная котлета, и такая же старая двенадцатиэтажка, покрытая грязно-серыми потеками дождя, — стоял глубоко во дворах, среди осклизлых «нищих» тополей. Подъезд — острая смесь катакомб и ночлежки — производил весьма удручающее впечатление. Сырой, с виноградными гроздьями плесени на стенах и загаженными лестницами. Лифт оказался под стать. Узенькая «канареечная клетка», в которую не то что диван, торшер и то не войдет. Перс и Молчун протиснулись в кабинку, дружно выдохнув. В углу темнела лужа. То ли собака не дотерпела, то ли хозяин не добежал. Перс брезгливо поморщился, прокомментировал вслух:

— Клоповник, прости Господи. Как они в таком ср…ни-ке живут?

Молчун от ответа воздержался, поскольку был занят. Дышал ртом. На нужном этаже он пулей вылетел из лифта и уж тогда сообщил все, что думает о доме, местном РЭУ и жильцах в частности.

— Я бы на их месте начальника домоуправления пристрелил, — мрачно заметил он, нажимая кнопку звонка.

За дверью послышались шаги, затем крохотный зрачок глазка заслонила чья-то тень, и наконец настороженный женский голос спросил:

— Кто?

— В кожаном пальто, — ответил одними губами Молчун и тут же расплылся в приветливой акульей улыбке. — Откройте, пожалуйста. Мы из уголовного розыска.

— Из уголовного розыска? — еще более опасливо переспросила женщина.

— Совершенно верно, — заявил Перс, глядя на дверь честными глазами. — У Георгия Георгиевича неприятности, и мы хотели бы побеседовать с членами его семьи.

— С Жорой? А что с ним?

— Видите ли, э-э-э… может быть, вы все-таки откроете? Не хотелось бы кричать на всю площадку. Соседи могут услышать.

— А документы у вас есть?

— Разумеется.

— Много и разные, — шепотом добавил Перс.

Зазвенела цепочка, клацнул замок. Опасливо так клацнул, нехотя.

Дверь приоткрылась, и в узкой щели появилось напуганное, но вполне миловидное лицо. Перс и Молчун увидели привлекательную девушку-переростка лет девятнадцати. Халатик и шлепанцы делали ее похожей на проспавшую занятия школьницу.

— Ага, — почему-то сказал Перс.

— Покажите документы, — потребовала «школьница».

— Пожалуйста. — Молчун выудил из кармана пиджака удостоверение, такое же фальшивое, как и его улыбка.

Несколько секунд девушка сличала фотографию с оригиналом, затем посмотрела на Перса:

— А ваше?

— Я — стажер. Мне еще не положено, — без тени смущения заявил тот. — Удостоверение выдают после официального зачисления.

— А мама твоя дома? — В этот момент Молчун был похож на Серого волка, выпытывающего у доверчивой кретинки в красной шапочке короткую дорогу к дому бабушки.

— Мама? — не поняла «школьница».

— Ну да. Жена Георгия Георгиевича, — на всякий случай уточнил тот.

— Я и есть жена Георгия Георгиевича, — сухо отрезала девушка.

— Серьезно? — вполне искренне изумился Молчун. Он хотел спросить: «А сколько же тебе лет, деточка?» — но передумал. Мумии вон по три тысячи лет лежат и ничего, как новенькие.

— Что с Жорой? — поинтересовалась «школьница» жестко.

Перс и Молчун переглянулись. Вообще-то собеседница не производила впечатления любительницы нервных приступов, но кто знает…

— Видите ли, на Георгия Георгиевича сегодня утром было совершено покушение, — сказал Молчун, наблюдая за реакцией «школьницы».

— На Жору? — Девушка заметно побледнела, однако в прострацию не впала и в обморок не грохнулась. — Вы, по-моему, что-то путаете. Кому понадобилось совершать на него покушение?

— Вот это мы и хотим узнать, — живо подхватил Перс. — Кому? Может быть, вы нам расскажете что-то интересное?

«Школьница» подумала несколько секунд, затем решительно сбросила цепочку:

— Входите.

Они вошли. Сняли в прихожей обувь. Перс почувствовал себя полным идиотом. Плащ, костюм, пистолет с глушителем и тапки-вьетнамки. Умереть можно. Прошли в гостиную. Нормальная такая оказалась гостиная, вполне обычная. Стенка «Декор», кресла. Телевизор, правда, дорогой, хороший, но это, по нынешним временам, не показатель. А в остальном и не скажешь, что у хозяина свое дело.

— Но Жора жив? С ним все в порядке? — спросила женщина в спину гостям.

— Да-да, — ответил Перс, неловко поглядывая через плечо. — Не беспокойтесь.

— Что за покушение?

Хозяйка остановилась у двери, ведущей в соседнюю комнату, кивнула на кресла. Присаживайтесь, мол. Молчун присел, а Перс остался стоять. Во-первых, проще вытащить оружие, если что, а во-вторых, субординация не позволяла. Стажер все-таки.

— Что за покушение? Что случилось? — повторила женщина категоричнее. — Можете не бояться, я не нервная и не сердечница.

Молчун хмыкнул:

— Никак не пойму, кто с кого показания снимает.

— Тебя же спрашивают, ответь человеку, — улыбнулся Перс.

— Покушение произошло сегодня утром. Георгий Георгиевич и еще один сотрудник были ранены. Сейчас, вероятно, они уже в больнице. В связи с этим у нас имеется к вам ряд вопросов. — Молчун подумал, затем уточнил: — Вы вообще-то в курсе дел мужа?

— Достаточно, — ответила «школьница». — Спрашивайте.

— Вопрос первый… — Молчун кашлянул и поинтересовался: — Сколько вам все-таки лет?

— Какое это имеет значение? — не без раздражения спросила девушка. — Вы работаете в МУРе или в брачном агентстве?

— Простите за бестактность, — пробормотал Перс.

— Двадцать девять.

— Здорово, — хмыкнул Молчун.

— Спасибо, — без тени улыбки ответила «школьница».

— Не за что. Пойдем дальше. С какими фирмами ваш муж поддерживал партнерские отношения?

— Фирма «Хаос», — не задумываясь, ответила девушка и тут же пояснила: — Только они здесь ни при чем. Вы зря потратите время.

— Почему? — быстро спросил Перс.

— Дело в том, что «Палладу» Жора открыл не сам. Ему позвонил институтский приятель и предложил место директора. Жора согласился. Ему это было интересно. Он получал удовольствие от работы. Самое смешное, что, кроме морального удовлетворения, фирма ничего не давала. На данном этапе, во всяком случае. Вся прибыль вновь запускалась в оборот. Жора обещал, что поднимет «Палладу», сделает ее одной из самых крупных фирм по сборке и отладке компьютеров. Так что директорату «Хаоса» не имело смысла устраивать на моего мужа какие-либо покушения.

— А на какие же средства Георгий Георгиевич приобрел машину? — поинтересовался Молчун.

— «Вольво»-то? Жоре ее подарили. Точнее, как бы продали в рассрочку. До лучших времен. — «Школьница» усмехнулась. — Честно говоря, мне это не понравилось. Подобные вещи просто так не дарят. И вообще, мне вся эта история не нравилась, — вдруг зло сказала она. — Я пыталась сказать Жоре, а он сразу на дыбы: «Дружба, дружба. Хороший человек, помогает». Идеалист. Несчастливая это машина была. Не успели выехать — попали в аварию. Не страшную, но вмятина приличная осталась. Целый день потеряли. ГАИ, протокол, ну и так далее… Формально виноват оказался второй водитель, но времени и нервов пришлось потратить… Жора был согласен уладить дело миром, денег-то на ремонт у него не было, но тот уперся: «Будем вызывать ГАИ». Не сдвинешь. Так и катаются до сих пор с вмятиной на крыле.

Перс и Молчун снова переглянулись.

— А машину ему, значит, продал все тот же институтский друг? — констатировал Перс. — Отличный друг. Щедрый.

— У него своя фирма. Большая. Он миллионами долларов ворочает, а может, и миллиардами, не знаю. В сущности, для него такой подарок — безделица, но я не знаю ни одного богатого человека, который стал бы швырять деньги на ветер. Для подобных презентов должен быть либо очень серьезный повод, либо они преследуют какую-то цель. Просто так ничего не бывает. Бесплатный сыр — в мышеловках.

— Это точно, — согласился Перс. — А как зовут этого дружка-приятеля, не помните?

— Почему же не помню? Помню. Валентин Аркадьевич Слепцов.

— Фотографии его у вас случайно нет? — вмешался в разговор Молчун.

— Случайно есть, — ответила «школьница». — Вы полагаете, он может быть причастен к покушению на Жору?

— А вы как полагаете? — подался вперед Перс. — Был ли повод у этого Валентина Аркадьевича желать смерти вашего мужа?

Девушка на несколько секунд задумалась, затем неопределенно пожала плечами:

— Не знаю. Правда, не знаю. Ума не приложу, кому вообще это было бы нужно. Жорка совершенно безобидный человек.

— Видимо, не такой уж безобидный, — рассудительно заметил Молчун.

«Школьница» кивнула:

— Подождите минуту. Я найду фотографии.

Она вышла в соседнюю комнату. Молчун наклонился поближе к Персу, зашептал торопливо:

— Просек фишку?

— Ну еще бы. Этот Валя Слепцов прикрылся однокашником Жорой, сдвинул на него все «стрелки», оставил четкие улики: место сбора группы, «меченая» машина, трали-вали, а потом завалил — и все шито-крыто. С этой стороны к нему на кривой козе не подъедешь. Плюнет в рожу. Скажет, мол, знать ничего не знаю и ведать ничего не ведаю. А что помогал институтскому приятелю «подняться», так это исключительно по доброте душевной. Кто ж знал, что все так обернется. Но криминала-то тут нет, как ни крути.

— Точно, — согласился Молчун. — Тогда и вмятина на крыле объясняется. И гаишный протокол. Все одно к одному.

— Вот… — «Школьница» вошла в комнату, держа в руках толстый альбом. Она подошла к Персу, встала так, чтобы тот видел фотографию: — Видите, во втором ряду, второй слева. Жора был очень удивлен, когда Валентин ему позвонил. Сказал, что они не были особенно дружны, но…

Перс хмыкнул:

— Любопытно, любопытно… А Георгий Георгиевич где?

— В нижнем ряду. Первый с противоположного края.

Молчун тоже поднялся со словами: «Который тут второй слева», заглянул через плечо, присвистнул:

— Это же…

— Та-ак, — перебил Перс, протягивая карточку хозяйке: — Спасибо. Вы нам очень помогли.

— Не за что.

— Прежде чем мы уйдем, позвольте дать один совет.

— Слушаю вас.

— Немедленно одевайтесь и уходите из дому.

— В смысле? — не поняла «школьница».

— В самом прямом. Уходите. Мы соврали. Вашего мужа не пытались убить. Его убили.

Глаза у «школьницы» округлились от ужаса. Она прикрыла рот ладонью, словно пытаясь удержать рвущийся наружу крик. Однако Перс продолжал:

— Его убили и похитили всю финансовую документацию. Сотрудники «Паллады» ничего не знают о деятельности фирмы, Георгий Георгиевич ничего никому не говорил. Вам известно больше всех. Таким образом, для убийцы вы представляете непосредственную опасность. Он попытается вас нейтрализовать. И сделает это в самое ближайшее время. На вашем месте я не стал бы его дожидаться.

— А вы?

— Что мы?

— Вы же из уголовного розыска!

— Мы из другой организации, — ответил серьезно Перс.

Девушка попятилась.

— Не волнуйтесь, — попытался успокоить ее Молчун. — Если бы нам понадобилось вас убить, вы были бы уже мертвы. Во всяком случае, мы не стали бы тут разговоры разговаривать.

— Что же мне делать? — растерянно проговорила девушка.

— Уходите, — повторил Перс. — И побыстрее. — Он повернулся к напарнику. — Пошли.

Они направились к двери.

— Может быть, проводить? — предложил Молчун, кивая за спину. — Убьют ведь.

— Ну и что? — пожал плечами Перс. — Тебе платят не за это. И не она.

— Жалко, — вздохнул Молчун без особой, впрочем, жалости.

— Пошли, — кивнул напарник.

Они вышли на лестничную площадку. Перс вновь сморщился.

— Фу, ну и вонища тут у них. Чем пахнет? Мочой, а еще чем? Псиной, что ли?

— Крысами, — спокойно ответил Молчун. — Обществом.

Временами он впадал в мрачно-философскую задумчивость и тогда начинал говорить аллегориями.

Выйдя из подъезда, партнеры огляделись. Все в порядке. Двор пуст. На всякий случай Перс внимательно осмотрел «девятку», заглянул под днище, сообщил:

— Чисто. Поехали.

Они забрались в салон. Пока Молчун запускал двигатель, Перс снял трубку, набрал номер. Цербер подошел сразу:

— Алло?

— Алло, Цербер? Это Перс. Мы тут наткнулись на одну очень интересную штуку.

— Выкладывай, что у вас?

— Грабители всю неделю собирались в помещении фирмы «Паллада» и обсуждали там свои планы. Директора «Паллады» убили час назад. Из «глока», как Жукута, двоих грабителей в коттедже, Харона и Эдо. А фирма «Паллада» является структурным подразделением корпорации «Хаос», хозяин которой…

— Орк, — закончил Цербер.

— Точно. Выходит, что он причастен к ограблению.

— В принципе, я думал о подобном варианте, — удовлетворенно хмыкнул Цербер.

— Почему?

— Способ убийства, — объяснил начальник службы безопасности. — Трупы Гадеса, Диса и Плутона можно опознать, а его — нет. Однако здесь возникает другой вопрос: почему похититель, убив остальных, пощадил Аида? Ведь пока старик жив, документы получить невозможно. Если этот парень планировал использовать Орка, то смерть Аида из разряда «приятной неожиданности» перерастает в насущную необходимость. Орк сможет забрать документы, лишь когда все остальные члены ядра организации умрут. Таково важнейшее условие, и банковским служащим оно известно. Если живы двое, одному бумаги не выдадут. Они должны прийти вместе.

— Может быть, Аид тоже?… — нерешительно спросил Перс.

— Нет. Если бы в заговоре участвовали трое, включая Харона, им незачем было бы ломать всю эту комедию с ограблением и розыском. Они просто использовали бы «Гекатомбу». Гадес, Плутон и Дис получили бы установку покончить жизнь самоубийством, мы — перестрелять друг друга или еще что-нибудь в том же духе. Скорее всего Аид ни при чем. Просто в схеме похитителя произошел какой-то сбой. Возможно, Орк не захотел умирать и сбежал. Тогда похититель был бы вынужден оставить Аида в живых. Или, например, убийцы сплоховали. Кто знает…

— М-да, — согласился Перс. — Вполне логично, если только Орка не подставляют.

— Это-то мы и должны проверить, — ответил Цербер. — Дальше. Я только что был на вокзале. Там нашли одного из грабителей. Слепого. Ему всадили три пули в грудь. Я успел поговорить с ним, до того как он умер. Так вот, слепой слышал шаги убийцы.

— Серьезно?

— Куда уж серьезнее. Но еще важнее то, что он узнал стрелявшего.

— И сказал тебе, кто это?

— Да.

— Одинцов?

— Откуда ты знаешь? — удивился Цербер.

— Милиционер в «Палладе» не опознал его по фотоснимку.

— Понятно, — хмыкнул Цербер. — Сделаем так: встретимся через полчаса у метро «Площадь Революции». Я возьму снимок Одинцова и заброшу нашим контактерам в МВД. Пусть проверят, кто на фотографии. А вы пока дожимайте этот трюк с «Вольво» и проверьте трупы Плутона и Диса. Я займусь Гадесом и постараюсь выяснить насчет Орка. Квартира, дача, друзья, знакомые, короче — все его возможные «норы».

— Допустим, трупы мы опознаем, а как быть с этой «сладкой парочкой»? Их ведь надо будет еще найти?

— Это не составит труда. Во-первых, надо поставить пост на Гиляровского. Тот, кто убил директора «Паллады», сделал это потому, что знал: рано или поздно напарник тоже сообразит прийти туда. Мы попытаемся его перехватить. Во-вторых, грабители — те, кто выживет, разумеется, — встречаются в полночь у «Детского мира». Об этом мне тоже сказал слепой. Ну и в-третьих, подлинный похититель «Гекатомбы», так или иначе, придет на встречу к «Детскому миру». Сумеет он к этому времени отыскать Орка или нет — не имеет значения. Ему все равно понадобится устранить свидетеля, способного его опознать. Так что при любом раскладе в полночь мы доподлинно узнаем, кто все это организовал. Вот так.

Загрузка...