Новая клиника Хэйверса располагалась на другом берегу, в центре леса, растянувшегося примерно на четыреста акров, незаселенного, не считая старого фермерского дома и трех-четырех новых будок для входа в подземное строение. Мэри ехала по последнему отрезку двадцатиминутной дороги на своем Вольво XC70, постоянно поглядывая в зеркало заднего вида на Битти.
Девочка сидела на заднем сидении и смотрела в затемненное стекло, словно это был экран телевизора, на котором показывали захватывающее шоу.
Каждый раз возвращая взгляд к дороге впереди себя, Мэри сильнее стискивала руль. И снижала скорость.
— Почти приехали, — сказала она. В который раз.
Битти никак не отреагировала на фразу, которой полагалось быть ободряющей, и Мэри понимала, что пыталась успокоить не ее, а себя. Мысль, что они могут не успеть, была гипотетической ношей, которую она пыталась примерить на себя… и, блин, корсет из глубокого стыда не давал ей вздохнуть.
— Здесь поворот.
Мэри включила поворотник и свернула направо, на однополосную неровную дорогу, абсолютно мешавшую ее внутренней спешке.
С другой стороны, она могла ехать по идеальному автобану, а ее сердце все равно бы подскакивало в груди.
Медсанчасть расы вампиров была расположена таким образом, чтобы избежать внимания людей и беспощадного влияния солнечного света, и когда ты привозил кого-то или приезжал сам в поисках лечения, тебя направляли к одному из нескольких входов. Когда позвонила медсестра, чтобы сообщить печальные новости, Мэри сказали проехать напрямую к фермерскому дому и припарковаться там. Так она и поступила, встав между новеньким пикапом и стареньким седаном от Ниссана.
— Готова? — спросила она, заглушив двигатель и посмотрев в зеркало заднего вида.
Не дождавшись ответа, Мэри вышла из машины и подошла к двери Битти. Девочка, казалось, сильно удивилась тому, что они приехали, и маленькие ручки расстегнули ремень безопасности.
— Нужна помощь?
— Нет, спасибо.
Битти собралась самостоятельно вылезти из автомобиля, даже если на это уйдет больше времени. И отсрочка вполне могла быть намеренной. Невыносимо думать о том, что будет после смерти. Без семьи. Денег. Образования.
Мэри указала на сарай за домом.
— Нам туда.
Пять минут спустя они миновали несколько пропускных пунктов и спустились на лифте вниз, где вышли в кристально-чистую, хорошо освещенную зону для пациентов. Здесь пахло, как и во всех человеческих больницах: искусственный аромат лимона, остатки парфюма, едва ощутимый запах чьего-то ужина.
Павлов[13] был прав, подумала Мери, подойдя к стойке администратора. Комбинации антисептика и спертого воздуха было достаточно, чтобы она мяслями снова вернулась на больничную койку, вспоминая трубки, вставленные в ее тело, лекарства, которыми они пытались убить рак, и от которых она в лучшем случае чувствовала себя как больная гриппом, а в худшем — словно умрет с минуты на минуту.
Веселые были времена.
Когда сидевшая за столом светловолосая женщина в униформе подняла взгляд от монитора, Мэри сказала:
— Привет, я…
— Прошу, сюда, — поспешно сказала женщина. — Через двойные двери. Я открою вам. Стойка медсестры будет прямо перед вами. Они сразу ее проведут.
Мэри, не став тратить время на «спасибо», схватила руку Битти и бросилась вперед по сияющему, отполированному полу, и толкнула металлические панели сразу, как услышала лязг открывающегося замка.
По другу сторону от зоны, заполненной уютными креслами и замусоленными журналами, располагалась «кухня» клиники, народ в униформе и традиционных белых халатах носился туда-сюда с подносами, планшетами и стетоскопами.
— Вам сюда, — позвал их кто-то.
У этой медсестры были коротко стриженные черные волосы, голубые глаза в цвет униформы и лицо Паломы Пикассо[14].
— Я провожу вас.
Мэри шла за Битти, положив руки на ее плечи и направляя ее по одному коридору и в другой, который, очевидно, вел к палатам интенсивной терапии: в нормальных палатах не было стеклянных стен с внутренними шторами. Персонала намного меньше. Не было информационных панелей над стойкой медсестры.
Когда медсестра остановилась и открыла одну из панелей, донесся тревожный вой сирен медицинского оборудования, всевозможные беспорядочное пиканье и скрипы предполагали, что компьютеры беспокоились о том, что происходило с пациентом.
Женщина отодвинула шторку.
— Вы можете войти.
Когда Битти помедлила, Мэри наклонилась к ней:
— Я тебя не оставлю.
И, опять же, эту фразу Мэри адресовала себе. Казалось, девочке было все равно, кто из персонала Убежища находился с ней рядом.
Когда Битти не шелохнулась, Мэри подняла взгляд. Две медсестры проверяли показатели Анналай, каждая со своей стороны койки, и Хэйверс тоже был в палате, он вводил какое-то лекарство в капельницу, которая соединялась с шокирующе тоненькой рукой.
Драма произошла на глазах. У фигуры на кровати были тонкие темные волосы и серая кожа, глаза были закрыты, а губы расслаблены… и в первое мгновение, Мэри, смотря на умирающую женщину, не могла понять, кого видит на той ослепительно-белой подушке — маму Битти или саму себя.
Я не смогу, подумала Мери.
— Битти, пошли, — позвала она хрипло. — Давай возьмем ее за руку. Она захочет узнать, что ты рядом.
Когда Мэри завела девочку, Хэйверс и его персонал растворился на втором плане, поспешно расступаясь, чертовски хорошо зная, что они никак не могут остановить неизбежное, поэтому было жизненно важно дать Битти возможность попрощаться.
Оказавшись у койки, Мэри не убирала руки с плеча девочки.
— Все нормально, ты можешь прикоснуться к ней. Вот так.
Мери подалась вперед и взяла мягкую холодную руку.
— Анналай, привет. Битти пришла проведать тебя.
Посмотрев на девочку, она ободряюще кивнула… и Битти нахмурилась.
— Она уже умерла? — прошептала девочка.
Мэри заморгала.
— О, нет, милая. Она не умерла. И она может слышать тебя.
— Как?
— Просто может. Давай же. Я знаю, она хочет услышать твой голос.
— Мамен? — позвала Битти.
— Возьми ее руку. Все нормально.
Когда Мэри чуть отстранилась, Битти протянула руку… и, прикоснувшись к руке матери, девочка снова нахмурилась.
— Мамен?
Внезапно все сигналы тревоги снова затрубили в панике, резкие звуки разорвали хрупкую связь между матерью и дочкой, заставляя медперсонал в спешке обступить койку.
— Мамен! — Битти вцепилась в нее обеими руками. — Мамен! Не уходи!
Мэри пришлось оттащить Битти в сторону, когда Хэйверс начал криком раздавать указания. Девочка сопротивлялась ее хватке, но потом обмякла и закричала, руки тянулись к ее маме, волосы спутались.
Мэри прижимала к себе метавшееся тельце.
— Битти, о Боже…
Хэйверс встал у кровати и начал делать массаж сердца, в это время подкатили реанимационную тележку.
— Мы должны выйти, — сказала Мэри, увлекая Битти к двери. — Подождем снаружи…
— Я убила ее! Я убила ее!
***
Подлетев к Рейджу, Вишес рухнул на колени и потянулся к куртке брата, а затем футболке, раздирая слои, открывая…
— О… твою мать …
Пуля вошла справа от центра, там, где за клеткой из костей располагалось шестикамерное сердце вампира. И пока Рейдж хватал ртом воздух, сплевывая кровь, Ви оглянулся по сторонам в панике. Повсюду сражения. Спрятаться негде. Время… на исходе…
Бутч уже бежал к ним, поджав голову, отстреливаясь сороковыми в ближайших лессеров, чтобы самому не словить свинца. Когда бывший коп пришел на базу[15], его торс и бульдожьи ноги пропахали борозду в густой коричневой траве в попытке остановиться.
— Нужно вывозить его, — раздался бостонский акцент.
Рот Рейджа был широко раскрыт, и донесшийся выдох своим дребезжанием напоминал грохот в коробке, полной камней.
В обычное время мозг Ви работал без сучка, без задоринки, внушительный ум был как личной характеристикой, так и даром, определявшим всю его жизнь. Он всегда был рациональным, логичным, циничным сукиным сыном, который никогда не ошибался.
И, тем не менее, серое вещество застопорилось на месте.
Годы медицинской практики на поле боя сказали ему, что брат умрет через пару минут, если сердечная мускула действительно была порвана или продырявлена; одна или даже больше чем одна камера сердца выливала кровь в грудную полость.
Что отключит сердечную функцию, а также зальет кровью брюшную полость, смертельным образом влияя на кровяное давление.
Это ранение требовало немедленной медицинской помощи… и даже при наличии необходимых технологий и оборудования в стерильных больничных условиях, успех еще не был гарантирован.
— Ви! Мы должны увезти…
Мимо просвистели пули, и они припали к земле. И с ужасным мысленным пересчетом, процессор Ви пришел к неприемлемому заключению: жизнь Рейджа или их двоих.
К черту. Я сделал это с ним, подумал Ви.
Если бы он не сказал брату о видении, Рейдж бы не выбежал раньше времени и сохранил бы контроль в бою…
Вишес вскинул пистолеты, снимая трех лессеров, подступавших к ним, в это время Бутч извернулся на земле и сделал то же самое, но с другой стороны.
— Рейдж, оставайся с нами, — прохрипел Ви, выпуская пустые обоймы и заменяя их свежими. — Рейдж, ты должен… дерьмо!
Опять стрельба. И его ранили в гребаную руку.
Он проигнорировал собственную кровь, его мозг снова пытался найти решение, которое избавило бы Рейджа от долбаного погребального костра. Он мог вызвать свою Джейн, потому что ее нельзя убить. Но она не сможет провести здесь операцию на открытом сердце, ради всего святого. Что если…
Вспышка света была настолько яркой и внезапной, что Ви задумался, кто, черт подери, тратит время на то, чтобы отправить лессера назад к Омеге…
Вторая вспышка заставила его повернуть голову и опустить взгляд на Рейджа. Вот… срань. Два столба ослепительного света сочились из глазниц брата, выстреливая в небо двумя параллельными лучами, которые вполне могли пронзить луну.
— Дерьмо!
Кардинальная смена плана. Кардинальная, черт подери.
Ви поспешил к Бутчу, оттаскивая его от Рейджа.
— Валим!
— Что ты делаешь… Дева Мария, Матерь Божья!
Они побежали на карачках, пригибая головы, перепрыгивая через извивающихся лессеров, огибая их трупы, превращая себя в трудные мишени. Когда они добрались до ближайшего заброшенного здания с учебными аудиториями, то один за другим завернули за угол и зашли за укрытие, Ви первым, Бутч прикрывал.
Грудь бешено вздымалась, и Ви выглянул из укрытия. В центре открытой площадки тело Рейджа скрючивалось от превращения, его руки и ноги извивались, торс взмывал вверх, выгибаясь. Зверь вырывался наружу из тела мужчины, огромный дракон высвобождался из ДНК, в которой ему приходилось жить.
Если Рейдж еще не умер, то это точно убьет его.
Но не было возможности остановить превращение. Дева-Летописеца прошила проклятьем каждую клеточку его тела, и когда он выбирался наружу, то процесс был подобен поезду, который уже не остановить.
Смерть позаботится о проблеме.
Смерть Рейджа… остановит все это.
Ви закрыл глаза, мысленно крича.
Секунду спустя он раскрыл веки с мыслью «ни за что, черт подери». Ни за что он не позволит этому случиться.
— Бутч, — рявкнул он. — Я должен уйти.
— Что? Куда ты…
Это стало последним, что он услышал, прежде чем исчезнуть.