Зверь

Глава 50

С приходом ночи Лейлу охватило сильное замешательство. Один из недостатков проживания в учебном центре — невозможность подстроить внутренние часы к ритмам луны и солнца. Время стало всего лишь цифрами на циферблате часов, трапезы приносили по графику, посетители и случайный народ заглядывали к ней всегда в разное время, вне зависимости от дня или ночи.

У нее установился ритм из шести часов бодрствования, за которыми следовало три часа прерывистого сна. Повтор, добавить тошноту.

Как правило.

Но этим вечером, когда электронные часы показали красную сияющую цифру «8» и через две точки «16», Лейла закрыла глаза, отнюдь не собираясь засыпать.

Она мучилась этой мыслью еще с самого УЗИ. Перебирала «за» и «против» в своей голове почти до сумасшествия.

В итоге она решилась, на радость или на беду.

Скорее к худшему. Ведь с Кором не могло быть иначе.

Сделав глубокий вдох, она обнаружила, что ее раздражало решительно все. От простыней чесалась кожа. Подушка лежала под ее головой неудобно, и у нее не получалось ее поправить удачным образом. Тяжесть живота казалась невыносимой, буквально отдельной сущностью. Ноги подрагивали так, будто кто-то щекотал их перышком. Легкие, казалось, наполнялись воздухом лишь наполовину.

Вычеркните «казалось», так и было.

А темнота в комнате все сгущалась.

Выругавшись, Лейла обнаружила, что глаза открылись сами по себе. Жаль, что под рукой не было скотча, чтобы заклеить веки.

Концентрируясь, она заставила себя дышать медленно и глубоко. Расслабляя напряжение в теле, начиная с кончиков пальцев и до мочек ушей. Успокоила разум.

Сон накрыл ее мягкой волной, уводя в забытье, освобождая от болей, беспокойство и страхов.

Вины.

Она позволила себе насладиться мгновеньем невесомого парения. А потом послала свою сущность, свою душу, тот волшебный свет, что оживлял ее тело, не просто прочь с больничной койки и из палаты, но вдоль коридора и за пределы учебного центра… за пределы земной реальности.

В Святилище.

Учитывая ее беременность было небезопасно путешествовать на Другую Сторону в ее физической оболочке. Но так она легко и без проблем переместилась туда… к тому же, даже покинув тело, Лейла чувствовала свою плоть под простынями, таким образом, могла постоянно следить за состоянием физического воплощения. Если что-то случится, она сможет вернуться в мгновение ока.

Секунды спустя она стояла на сочной зеленой траве. Молочные облака над головой дарили свет без видимого источника, а всю территорию окружал лес, устанавливавший границы священных земель. Белые мраморные храмы сияли первозданной чистотой, как в ночь их создания Девой-Летописецей миллионы лет назад, а яркие тюльпаны и бледно-желтые нарциссы были подобно драгоценным камням, рассыпанным из сокровищницы.

Вдыхая приятный воздух, Лейла почувствовала, словно наполняется энергией, и это напомнило ей о веках, проведенных в служении Матери Всей Расы. В то время все было белым, никаких оттенков и цветов, не было даже теней. Но нынешний Праймэйл, Фьюри, все изменил, освободив ее и ее сестер, разрешив им жить на Земле, познавать мир и свою личность, а не существовать как неприметная песчинка в однородной пустыне.

Она бессознательно положила руки на живот… и ее обуял ужас. Живот был плоским, и она запаниковала… но потом ощутила свое тело на Земле. Да, подумала она. Малыши были в ее чреве, но не в душе. Ее облик — двигающийся мираж, существует и не существует одновременно.

Лейла сгребла складки церемониальной мантии и, минуя личные покои Праймэйла, где осуществлялись зачатия, направилась ко входу в Храм Изолированных Летописец.

Она быстро изучила местность, убеждаясь в том, что было справедливо не только в момент ее появления, но долгое время, с тех пор, как Праймейл даровал им свободу: каким бы прекрасным не было Святилище, сколько бы покоя и сил оно ни придавало, сейчас оно было пустым, как заброшенная фабрика. Выработанные золотые прииски. Кухня с пустыми шкафами.

Но ей это было на руку.

В своем сердце Лейла чувствовала сладкую горечь. Свобода вела к тому, что они оставили свои обязанности, бросили долг, положили конец устоявшимся традициям.

Но перемены были свойственны судьбе как ничто другое. И это несло много хорошего… но, наверное, не для Девы-Летописецы. Но, кто знает, как она себя чувствовала, ведь ее давно никто не видел. Сколько уже?

С молитвой в мыслях Лейла вошла в Храм летописиц и окинула взглядом белые столы с чашами всевидящих вод, чернильницами, свитками пергамента. В воздухе высокого пространства не было видно ни пылинки, спускавшейся с стропил, ничто не покрывало всевидящие воды или мебель… и все же казалось что наблюдение за историей расы — когда-то священная обязанность — сейчас было заброшено и вряд ли кто-то вернется к этому.

И казалось, что храм в каком-то смысле пришел в упадок.

Воистину, было сложно не вспомнить огромную библиотеку, что располагалась неподалеку, и представить полки, заставленные томами аккуратно записанных свитков, священные символы Древнего Языка помещались на пергаменты, когда писцы следили за событиями в истории расы через чаши с водами. И здесь были другие записи: Братства Черного Кинжала и их потомков, наказы Девы-Летописецы, решения Королей, описания празднеств, традиции Глимеры и почести, оказываемые Деве-Летописеце.

Отсутствие документации дальнейшей истории казалось в каком-то смысле смертью расы.

А также возрождением. Произошло столько положительных изменений: были признаны права женщин, устранено рабство крови, дарована свобода Избранным.

Но Дева-Летописеца исчезла в духовном вакууме, словно в былые времена почитание со стороны ее созданий поддерживало в ней жизнь, и сейчас, когда все ушло, она лишилась своих сил. И да, Лейла скучала по некоторым традициям и беспокоилась об отсутствии духовного наставника в столь неспокойные времена… но судьба главенствовала не только над Лейлой, но и над всей расой.

И над их создательницей.

Пройдя вперед, она подошла к одному из столов и выдвинула белый стул. Сев, она поправила свою мантию и взмолилась, чтобы ее действия были только во благо.

Хоть кому-нибудь.

О, Боже. Было сложно отрицать, что ее действия не были продиктованы личными интересами.

Склонив голову, Лейла благоговейно положила руки на чашу. С максимальной ясностью, на какую была способна, она представила лицо Кора, его прищуренный взгляд и деформированную верхнюю губу, коротко стриженные волосы и толстую шею. Она представила его запах в своем носу, его физическое тело перед собой. Представила его предплечья, испещренные венами, и грубые, покрытые мозолями руки, массивную грудь и мощные ноги.

Воскресила в мыслях его голос. Увидела его движения. Поймала его взгляд, удерживая.

Поверхность воды пошла рябью, формируя круги в такт ее сердцебиению. И потом возникла воронка.

На кристально-чистой воде появилась картинка, из самых глубин.

Лейла нахмурилась с мыслью, что это странно.

Чаша показывала ей полки, бесконечные ряды полок, заставленных… какими-то сосудами. Было видно подрагивающее пламя факелов, оранжевый свет освещал на вид пыльный подвал.

— Кор..? — выдохнула она. — О… дражайшая Дева-Летописеца.

Образ был таким четким, словно она стояла над его лежащим телом. Он лежал под белыми простынями на каталке в центре коридора с полками, его глаза были закрыты, кожа бледна, руки и ноги неподвижны. Рядом с ним стояла мерно гудевшая аппаратура, такую она видела в своей собственной палате, в клинике. Джон Мэтью и Блэй сидели на каменном полу рядом с ним, руки Джона шевелились, словно он говорил что-то.

Блэй просто кивнул.

Лейла повелела картинке смениться, чтобы увидеть, что располагалось впереди и позади того места, где лежал Кор. Углубляясь в, казалось бы, пещеру, она, в конце концов, вышла в просторный церемониальный зал…

Гробница.

Кор был в холле перед Гробницей.

Лейла пожелала, чтобы изображение вернулось к Джону и Блэю, и услышала слова Блэя:

— … давление падает. Так что без операции. Но не похоже, что он очнется в ближайшем будущем.

Джон что-то показал.

— Я знаю. Но какие у нас варианты?

Лейла попросила чашу показать ей выход, и изображение устремилось в обратном направлении, пока не показались последние ворота со стальной сеткой поверх прутьев… как и замок, казавшийся достаточно прочным, чтобы удержать снаружи незваных гостей. В глубине пещеры каменные стены были вытесаны природой и рукой, а, возможно, и тем и другим.

В конечном итоге она вышла в сосновый лес.

Она уменьшала масштаб… пока не увидела сияние особняка.

Значит, он все еще где-то на территории. Неподалеку.

Отпуская края чаши, она наблюдала, как изображение исчезло, будто никогда и не было, поверхность воды очистилась.

Откинувшись на спинку кресла, какое-то время она сидела без мыслей.

Потом она поднялась на ноги и покинула Храм Летописиц.

Но она не вернулась на Землю. Не сразу.

***

— Такое ощущение, что мы затеваем что-то пакостное.

Сев рядом с Рейджем в библиотеке особняка, Мэри похлопала его по колену.

— Ты знаешь, что это не так.

— Как я выгляжу?

Откинувшись на спинку дивана, Мэри окинула взглядом своего супруга.

— Красив до безобразия.

— Это нам на руку?

— Разве может быть иначе? — Она поцеловала его щеку. — Просто не флиртуй с ней. Она — жена твоего лучшего друга.

— Ну, точно. Она может быть симпатичной на вид, но то же самое можно сказать про всю технику на кухне Фритца, и у меня нет никакого желания подкатывать к чайнику.

Рассмеявшись, Мэри сжала его ногу. Но потом снова ощутила, что голова вот-вот взорвется.

— Так… что ж… знаешь, я раньше никогда не присматривалась к этой комнате. Здесь мило.

Когда Рейдж пробурчал в ответ «хмммм», она окинула взглядом полки, горящий огонь в камине, сочные цвета ковров, штор и диванных подушек. Здесь также был письменный стол. Диваны, на которых можно было вытянуться с подлинником… или с электронной книгой, в зависимости от предпочтений. Несколько картин маслом. И всевозможные безделушки, которые Дариус коллекционировал при жизни, от красивых ракушек до редких камней и окаменелостей.

— Я не могу дышать.

Когда Рейдж зажал голову между колен, она помассировала его плечи, успокаивая его и себя тоже. Она вряд ли поможет Рейджу, сказав, что ей тоже нечем дышать. И что ее тошнит.

Марисса влетела в помещение десять минут спустя.

— Прости! Прости… о, Рейдж, привет.

— Привет, — Рейдж прокашлялся, поднимая ладонь. — Э-э… да. Привет.

Марисса переводила взгляд между ними. Потом, казалось, взяла себя в руки и закрыла двери.

— Я удивилась твоей просьбе встретиться здесь. Сейчас стало понятно.

— Да, — ответил Рейдж. — Я не могу… ну, ты знаешь. Приехать в Убежище. Ведь ты там… ну, главная. И да, мне же лучше закрыть рот.

Марисса подошла к огню, ее невероятная красота, казалось, притягивала к себе свет и тепло очага. Сев в кресло, она скрестила ноги как настоящая леди.

Ее лицо было отстраненным, но не холодным. Казалось, она подбирала слова.

Ничего не выйдет, с ужасом подумала Мэри.

— Что ж… спасибо, что согласилась встретиться с нами. — Мэри взяла руку Рейджа. — Не стану ходить вокруг да около. Мы с Рейджем обсуждали это, и мы бы хотели попробовать удочерить Битти, или, хотя бы, стать ее опекунами. Прежде чем ты скажешь «нет», я бы хотела напомнить о своем врачебном опыте в…

— Подожди, — Марисса вскинула руки. — Подожди, дело не в… ты не хочешь уволиться?

— Что?!

Марисса положила руку поверх сердца, откидываясь на спинку кресла.

— То есть ты не увольняешься.

— Боже, нет! С чего ты взяла?

— Я подумала, что могла оскорбить тебя во время последнего разговора перед Трапезой. Я решила, что перегнула палку… я просто пыталась думать в интересах Битти, и я… — Марисса замолкла. Встряхнулась. — Ты сказала про удочерение?

Мэри сделала глубокий вдох. И, блин, снова сжала руку хеллрена.

— Мы с Рейджем говорили об этом. Мы хотим стать родителями, дать Битти любящую семью, дом, место, которое она сможет назвать своим, поддержку семьи, а не только профессиональную. Ты знаешь, я не могу иметь детей… и Битти круглая сирота. Даже Вишес не смог отыскать ее дядю.

Марисса моргнула пару раз. Снова перевела взгляд с Рейджа на Мэри.

— Это… невероятно.

Рейдж подался вперед.

— Это хорошо или плохо?

— Хорошо. В смысле… — Марисса выпрямилась и уставилась на огонь. — Это потрясающе… изумительно. Но я не знаю, что мы должны сделать.

Минутку, это значит «да»? — подумала Мэри, когда сердце подпрыгнуло в груди.

— Битти должна высказать свое мнение, — сказала она, пытаясь сильно не радоваться. — Она уже достаточно взрослая, чтобы решать за себя. И, знаешь, легко не будет… удочерение или оформление приемной семьи. Рейдж тоже понимает. И, кажется… что все начнется с тебя?

Без предупреждения Марисса вскочила с места и сжала сначала Мэри в объятиях, потом Рейджа. Снова сев, она стерла слезы, подступившие к глазам.

— Я думаю, что это на самом деле прекрасная идея!

Так, Мэри почувствовала, как слезы заволокли глаза. И она не могла посмотреть на Рейджа… потому что если он тоже плакал — а она была уверена, что так и было — тогда все, финишная черта.

— Я, правда, рада, что ты поддержала нас, — сказала Мэри хрипло. — Хотя я не знаю, подходим ли мы…

Изящная ручка Мариссы вспорола воздух.

— Я совсем не беспокоюсь о том, будете ли вы хорошими родителями. И, прошу, ни коем случае не думайте, что я вас не поддерживаю. Я просто никогда не делала ничего подобного.

Рейдж заговорил:

— Сэкстон в курсе судопроизводства. Он достал нам все бумаги. Думаю, я должен запросить аудиенцию у Короля в присутствии кого-нибудь из аристократии…

Мэри вскинула руки, вся такая «вау, стоп».

— Сначала нам обоим нужно получить формальное одобрение. И мы должны провести еще более тщательный поиск со стороны ее матери… и отца. И нужно спросить, хочет ли Битти этого. Со смерти ее мамэн прошло очень мало времени. Я не хочу, чтобы она думала, что мы отстраняем ее от родной семьи или пытаемся заменить кого-то, кого заменить нельзя. Нам нужно двигаться медленно, быть максимально гибкими и сохранять спокойствие. Есть также одна проблема в перспективе.

— Какая? — спросила Марисса.

Когда Мэри перевела взгляд на Рейджа, он прокашлялся.

— Я ем людей. В смысле… не я, зверь. Ну, знаешь, он ест что попало. Что есть нельзя.

— Он никогда не представлял опасность для меня, — вмешалась Мэри. — Но мы не можем притворяться, что дракон не является существенным фактором. Кто бы ни решал вопрос нашего физического состояния, ты, Роф или кто-то еще, он должен знать, что мы можем в любой момент иметь дело с трехэтажным, фиолетовым чешуйчатым монстром, который щелкает лессеров как орешки.

Рейдж поднял руку, словно сидел в классе и просил разрешения высказаться. Когда они обе посмотрели на него, он неловко опустил руку.

— Эм, на самом деле, он никогда не ел никого кроме лессеров. Хотя, кажется, он пытался слопать Вишеса. — Ее хеллрен поморщился. — Ладно, мне сказали, что он загнал Вишеса и Эссейла в хибару, с которой вроде как сорвал крышу и пытался съесть их… но не съел же.

— Благодаря мне, — добавила Мэри.

— Он слушает Мэри. Оно. В смысле. — Повисла пауза. — Дерьмо.

Мэри пожала плечами.

— Так или иначе, мы понимаем, что не являемся самыми идеальными кандидатами в родители. Но я обещаю тебе… если нам дадут шанс, мы будем любить малышку всем сердцем.

— Точно, — сказал Рейдж. — Клянемся.

Марисса тихо рассмеялась.

— Ииииииииии, именно поэтому я не беспокоюсь о том, что вы хотите удочерить кого-то, будь то собака или ребенок из Убежища.

Мэри облегченно выдохнула.

Рейдж тем временем взял страницу из книги Мариссы и начал обмахивать себя. Потом оперся рукой о кофейный столик, будто боялся, что сейчас лишиться сознания.

— Здесь так жарко? Кажется, что очень… Кажется, что я сейчас…

Мэри подпрыгнула и бросилась к французским дверям. Распахнув двери, она сказала:

— Иногда у него кружится голова. Знаешь, когда он чувствует облегчение? Дорогой, дыши со мной. Дыши со мной.

Марисса села рядом с Рейджем. Взяв диванную подушку, она начала обмахивать его красивое, но раскрасневшееся лицо со смехом.

— Мы все решим. Как-нибудь мы найдем выход, хорошо? И, надеюсь, в итоге Битти приедет домой вместе с вами.

Когда Мэри взяла другую подушку и присоединилась к Мариссе, и, заглянув в глаза любимого… попыталась увидеть будущее в его лице.

— Я надеюсь. Боже, как я на это надеюсь.