Звезда дураков

Ко всей этой железной бижутерии я даже в пехоте без священного трепета относился. У колдунов любой школы полным-полно всяких примочек именно для таких вот парней — не очень быстрых, не очень гибких, не особо сообразительных, но полагающих, что они хорошо защищены. Видал я таких, когда из этих кастрюль доставали то, что от них оставалось.

А вот что меня поразило, так это луки и арбалеты. Обычных тут вполне хватало. Некоторые были хуже, некоторые лучше наших. Но были тут и такие… Не знаю даже, как объяснить. Абсолютно запредельные штуки. Мне самому арбалет на заказ делали гномы. Он маленький был, меньше обычных. Не особо мощный, но кольчугу со ста метров пробивал. Мне он нравился из-за того, что у него был очень удобный ворот, а с эскадроном рыцарей я сражаться не собирался. Так здесь были арбалеты еще меньше! А вот по убойной силе они мой, наверняка, превосходили. И легкие были, зараза! Очень легкие! Я так и не понял, из чего их сделали. Да уж… мир полон чудес. Так бы мне сказала моя бабушка… или дедушка… если б я их когда-нибудь видел.

В конце концов, я засунул остатки своей гордости и самоуважения в темный уголок поглубже, прибил гвоздями, прикрыл ветошью и отправился к Карелла. Как ни крути, но его образование и эрудиция были все же повыше моих. Конечно, Королевская школа боевых искусств — не самая последняя дыра, но образование она давала… несколько однобокое. Не самое плохое, но однобокое. Вообще, что в Федерации, что в королевствах, среди людей неграмотных почти нет. Среди полукровок — есть. Среди орков, возможно, тоже есть. Насчет гоблинов, троллей и прочих лесных обитателей я не знаю. Да и наплевать мне на них, пока сами ко мне не лезут. Грамотность важна. Это понимают даже в трущобах. В Центре любого города богатые ходят в частные школы. Или нанимают учителей. В Средних городах тоже есть частные школы, но их мало и почти все они расположены ближе к Центру. Прочие школы финансируют муниципалитеты. Учителя там, как правило, не ахти. Чем ближе к Нижнему городу, тем больше не ахти. Но чему-то все же учат. А вот в Нижних городах нет и такого. Там есть рабочие или, как их еще называют, ремесленные школы. По сути, это — те же частные школы, только с той существенной разницей, что расположены они не в Центре. Иногда там даже работают действительно учителя. В смысле — образованные люди. Просто этим людям в свое время не повезло с работой или не повезло по жизни. Они постепенно спивались, жрали ведьмин корень, грибы-паутинки, курили опиум и спускались все ниже, пока не очутились, там, где очутились. Но, как я уже сказал, нечасто такое бывало. Обычно на роль учителя нанимали любого. Главное, чтобы умел читать, мог изобразить печатные буквы и досчитать хотя бы до десяти. За «образование» родители, если таковые существовали, не платили. Детишки отрабатывали свое «обучение» сами. И хорошо, если хозяин такой школы имел какую-нибудь захудалую мастерскую по производству хоть чего-нибудь. Или знакомого в Среднем городе, который имел такую мастерскую. Тогда у ребят был призрачный шанс получить основы профессии. Но чаще закладыванием таких основ занимались представители Семьи — карманные кражи, шулерство, взломы… В этой сфере бизнеса было много специальностей. И совсем уж часто жизнь ребятишек заканчивалась в низкопробном публичном доме. Видимо Полина прошла именно такой путь. И ей очень повезло, что она смогла вырваться оттуда.

Мне, в общем-то, тоже повезло. По сравнению с подавляющим большинством жителей Федерации, мое образование было просто блестящим. Не настолько блестящим, как у цвергов, эльфов или гномов, но, полагаю, что у них тоже не всякий звезды с неба хватает. Только вот в моем обучении упор делался на человеческое героическое прошлое, армейские уставы и тысячи способов убивать всех, кто не согласен с нашим правительством. Убивать оптом и в розницу. Желательно — оптом. В Академии это называли стратегией. Уверен, что Виктора учили гораздо лучше, да и о Терре он читал немало. Так что надо было у него поспрошать — может и подскажет чего.

— Даже представить себе не мог, что вы в каком-то оружии разобраться не можете.

Тон у Карелла был едким, а настроение — плохим. Решил отыграться на мне за те пару раз, когда я припоминал ему фразу о нескольких образованиях и умении проектировать корабли. Плохое настроение указывало на то, что корабль он открыть не смог и идей, как это сделать, у него нет. Ничего особенного, конечно, Виктор не сказал. Мы постоянно пикировались, но эта фраза меня почему-то зацепила. Значит, что и у меня настроение тоже было не особо хорошим.

— Не каждому удается получить НЕСКОЛЬКО образований и научиться проектированию.

— В школе надо было лучше учиться.

— А я другим вещам там учился.

— А надо было учиться нужным вещам.

А вот тут я разозлился уже всерьез. Виктор никогда и ничем не походил на тех богатеев, с которыми я сталкивался до этого. Он настолько на них не походил, что я просто начал забывать о его статусе. Жаль, что он на фронте не был. Виктору не помешало бы пообщаться с обычными людьми. Не с теми, кто по праву рождения состоит в закрытом клубе денежных тузов и вельможных негодяев. Навряд ли бы его на передовую послали, хотя…

Я сплюнул на землю и вкрадчиво спросил:

— А вам, Карелла не доводилось на передовой бывать? Может какие дела поблизости были и решили заглянуть мимоходом… Полюбопытствовать. У вас ведь разносторонние интересы.

— Нет. — Виктор заметно смутился. — Но я все сводки читал, газеты, разговаривал с теми, кто был на передовой…

— Ага. Сводки, значит, и газеты. Готов держать пари, что у ваших собеседников были в наличии все руки и ноги. А также за собой они водили ослика, который возил сундук с наградами. И, наверняка, они принадлежали к вашему кругу элитных подонков. Так ведь?

— Ну… да.

— Так вот, Карелла, ничего из того, что вы читали, или вам рассказывали, там НЕ БЫЛО. Ничего. Ни черта подобного! Там была кровь, кровь и еще раз кровь! А еще грязь, дерьмо, рвота, отрубленные руки-ноги и обугленные тела. Море дешевой выпивки и наркоты, потому что без этого люди просто сходили с ума. А ваши долбаные приятели находились обычно далековато от передовой. На передовой, знаете ли, запах… и грязно очень. Но если вдруг, по какому-то непонятному стечению звезд, они оказывались в горячем месте, то сдавались. Если имеешь солидный счет, то и в плену живется неплохо. Рассказать, как я в разведку попал? Хотя… какая, к черту, разница. Сводки — вранье, а газетчики… Кто-то, может, и знал. Они, вроде как, обычные люди. Должны были с кем-нибудь общаться, что-нибудь слышать. Только никто не дал бы им написать правду. Ни при каких обстоятельствах. Отсюда и все рассказки о силе духа наших воинов, их благородстве и уверенности в победе. А я вам скажу, что легко быть уверенным в себе, сильным и благородным, когда за спиной находится внушительная армия из кавалерии, пехоты и колдунов. А вот когда эта сила перед тобой и против тебя, а за спиной нет никого… тогда быть благородным намного сложнее.

Карелла помолчал, а потом глухо сказал:

— Извините, Питер, не надо было мне…

Он махнул рукой, снова замолк, а потом внезапно спросил:

— Там действительно так плохо было?

Там был ад. Как можно словами объяснить, что такое ад, человеку, который в аду никогда не был?

— Только первые несколько лет. Потом на карте и в головах перемешалось все, и тогда наступил… если я скажу «ад» — вам будет понятно? Кипящий котел из преисподней. Там не было понятий «хорошо» или «плохо». Были понятия «жив» и «мертв». Не было «хороших» или «плохих» людей. Нет, «хорошие», в вашем понимании слова, были… наверное. Просто их или сразу убивали, или они становились «плохими». Плохих, впрочем, убивали тоже. Там были только «свои» и «чужие». И свои, зачастую, были гораздо хуже чужих, так как, что творят свои, ты видел, а из того, что натворили чужие, был виден только итог. Забыть это невозможно. Примириться — тоже. По крайней мере, до тех пор, пока хочешь оставаться человеком. Просто надо заново учиться жить. Уже с этим.

— И как вы с этим живете? Что делаете?

— Чай с мятой пью.

— И что, помогает?

— Не вредит, по крайне мере. А чай с мятой мне вообще нравится. Скотина вы, Виктор. Вы меня сейчас в прошлое окунули. С головой, да в старые времена. Не скажу «добрые», потому что добрыми они никогда не были. Вы идете оружие смотреть?

— Иду, конечно.

Уже по пути я спросил, не сумев-таки до конца успокоиться:

— А вы, Карелла, всерьез полагаете, что каждый пацан в этом паскудном государстве имеет богатого папашу, который обеспечит ему любое образование?

— Нет, конечно. Настроение просто паршивое.

— Хорошо, хоть «нет». А то вы — парнишка с придурью и трудно предсказать, какие мысли в вашем котелке бродят. А насчет нашего разговора… Вы учились одному, а я — другому. Вот и давайте заниматься тем, чему учились. А нет — ищите себе союзника с другим образованием. Тем, которое вам надо. А я сяду на кораблик и уплыву в прекрасное далеко — на Лимбу.

— Да хватит вам уже, Питер. Это в вас хозяин бара говорит, а не тот Питер, которого я знал. Я вот, между прочим, за время знакомства с вами больше ран получил, чем за всю предыдущую жизнь и не жалуюсь.

— А я вам дружить семьями не предлагал. Сами нарвались — у меня карма плохая.

— Бросьте! Вы — счастливчик. Вам везет, и вы всегда побеждаете.

— Это смотря что называть победой. Не стал бы я на себя крупные суммы ставить, Виктор.

— Называйте победой то, что вы до сих пор живы. В вашей игре всегда очень высокие ставки. По крупному играете.

— Я жив, а большинство из людей, которые хоть что-то для меня значили — мертвы. Или их отношение ко мне оставляет желать лучшего. Излагая проще — они бы просто меня прибили, имей такую возможность. Говенные какие-то победы у меня получаются, Виктор.

— Да пора бы уж привыкнуть. Куда сворачивать?

— Налево. Почти пришли.

После осмотра оружейной, образ Карелла, как доктора Всезнайки и записного интеллектуала, в моих глазах померк, зачах и сдулся. Он даже опознать оружие не смог. Нет, чудо-арбалеты и луки он узнал сразу. Похватал их руками, восхищенно поцокал языком, издал подходящие к случаю возгласы удивления, но не более того.

А вот к прочему отнесся с прохладцей. Я-то эти машины для убийства просто ощущал. Аж зуд в руках начинался только при одном их виде. Виктор спокойно взял одну из этих штук в руки, повертел, взвесил на ладонях, засунул куда-то свой любопытный палец… Тут нервы у меня не выдержали. Я отобрал вещицу у своего партнера и зло сказал:

— Валите отсюда, Виктор, покуда все ваши пальцы целы и находятся на тех местах к которым вы привыкли. Если эта фиговина вам их не поотрезает, то я лично поотрываю и вставлю в некое интимное место. Один за другим. Это оружие и ни вы, ни я понятия не имеем, как оно действует. С ним так обращаться нельзя, если хотите прожить долгую жизнь, завести жену, кучу детишек и домашнюю собачку. Просто идите подальше отсюда. Можете ничего не говорить — я и так все понял. Ступайте, и не суйте пальцы куда попало, если они вам дороги, как память о безмятежной юности. Если неймется — учитесь в носу ковыряться. Максимум, что случится — палец сломаете.

Карелла пожал плечами и ушел, а я сел и пригорюнился. Нельзя сказать, что я сильно на него надеялся, но уже успел себя уверить, что он хоть что-то знает, читал, просто предполагает… Хреново. У меня на руках находилось какое-то абсолютно уникальное оружие, я, можно сказать, являлся его эксклюзивным обладателем… И ничего не мог сделать.

Потом поднялся и, ведомый крошечной надеждой, отправился в библиотеку. Сам я там не бывал, но где находится место, в котором Виктор проводит львиную часть времени, знал.

Моя крошечная надежда сдохла, не успев достигнуть совершеннолетия, едва я включил свет в этом огромном помещении. Там была масса непонятных вещей, но и книг было столько, что я бы их не прочитал и за всю оставшуюся жизнь, будь эта самая жизнь очень долгой. Все же я достал некоторые с полок и просмотрел, просто потому что должен был хоть что-то сделать. Ко всему прочему, они были на разных языках. Буквы, вроде, и знакомые, но многие какие-то не такие и в слова никак не складываются. А были буквы и вовсе на буквы не похожие. Короче, понятно лишь то, что ничего непонятно. Опять стрела «в молоко». Я расстроился. Ничего искать больше не хотелось. Не хотелось даже испробовать эти новые арбалеты в деле. Как-то душа к этому не лежала. Потому я пошел на кухню.

Не знаю, как это называлось на самом деле, но тут была масса кухонной утвари, непонятных приборов, несколько печей, столов… Как по мне — кухня и есть. Пока мы не нашли это помещение, приходилось каждый день таскаться на свежий воздух, чтобы развести костер и приготовить какую-нибудь жратву. Я начинал беспокоиться, что мы слишком быстро поглощаем наши припасы. Ежи, конечно, съедобны, но мелковаты и, чтобы наесться, надо много наловить. Другой живности здесь не было. Я всерьез задумывал экспедицию в буреломы. Сомневаюсь, что она принесла бы хоть какой-то результат, но попытаться все равно надо было. И тут мы нашли кухню. Вернее, нашел ее Виктор, и у меня сложилось такое впечатление, будто он знал, что мы ее найдем. Не удивился особо. Обрадовался — да, но не удивился. Тем не менее, я бы и после этого продолжал таскаться в ущелье. Мысль разложить посреди этой комнаты костер не казалась кощунственной, но была нездоровой в своей основе. Лично мне так казалось. Однако Виктор несказанно удивил меня, заявив, что эти черные шкафы, больше похожие на сейфы, на самом деле — печи. Более того — на Лимбе такие тоже существуют. Не таких размеров, конечно, и только у очень богатых. В Центре тех городов, где есть электричество. В Лиа Фаль то есть. В некоторых городах, даже не самых крупных, электричество тоже есть, но там нет очень богатых. Не приживаются как-то. Тянет всю эту сволоту в Лиа Фаль, будто у них там отстойник какой. Место для шабаша и принесения человеческих жертв на алтарь золотого тельца. Таких жертв уже насчитывалось немало. Некоторых я знал лично.

Виктор потратил два дня, и только что не обнюхивал эту коробку. Но он разобрался, как должна работать эта штука.

И это была печь.

А вот это меня поразило. Вся эта база, непонятные вещи, летательные аппараты (как бы летательные!)… Это было нереальным. Не из этой жизни. Не из моей. Не из нашей. Одежда, конечно, была странновата, но это всего-навсего одежда. Да и не такая уж странная, если на то пошло. Особенно если учесть, что гоблины носят!

А вот печь… Это ведь просто печь. На ней еду готовят. Суп, там, или кашу какую. Обычная штука. Каждый видел печи. Но в том-то и дело, что эта печь была необычной штукой! В том-то и дело!

Я должен был… Не знаю… Удивиться, восхититься. В душе я это и сделал, но где-то глубоко внутри прозвенел первый тревожный колокольчик.

— Скажите, Карелла, это вы от рождения такой умный, или мозгов где-то по случаю заняли?

— Поносить дали, — осклабился Виктор.

Со стороны мы должны были выглядеть, как пара пациентов лечебницы святой Розы. В обществе Карелла, в его мире, я должен был пасть ниц, выразить свое восхищение гением и прозорливостью Виктора. Потом принести Клятву Вечного Служения и тут же умереть ради вящей славы своего господина.

Карелла, соответственно, должен был покровительственно похлопать меня по плечу, поднять с колен, а потом, уже на моей могиле, поклясться отомстить всем за все и посвятить меня в… Куда-нибудь посвятить, короче. Звание дать.

Просто у нас как-то исподволь уже сложился такой стиль общения. Может и не самый лучший, но Виктор, по-моему, получал от него откровенный кайф. Сомневаюсь, что с ним еще хоть кто-то так разговаривал. Эрлик был молчаливым парнем, а Полина, хоть и страдала вспышками гнева, но была женщиной и была влюблена в Виктора.

Что касается меня, то я был изумлен. Весьма изумлен. До чертиков как весьма изумлен! Не знаю уж, чем больше — то ли самой печью, то ли тем, то Виктор смог заставить ее работать. Но и после этого я не собирался осыпать его лепестками роз и петь осанну. Не то, чтобы у меня были какие-то проблемы с проявлениями чувств, просто особого смысла в этом я не видел. Да и не думаю, что Карелла от меня этих лепестков ожидал. Он был, конечно, немного свихнувшимся богатеем, но понимал меня правильно.

Преимущественно правильно. В определенном смысле слова, мы были неплохой командой.

Одними печами приятные сюрпризы не закончились. Логичным было бы предположить, что рядом с кухней должен был находиться какой-нибудь склад с харчами. Мне такая мысль даже в голову не приходила. Да какие, на хрен, харчи! Времени столько прошло, что даже отличный меч должен был заржаветь, рассыпаться в труху, из него вырос бы дуб, а из дуба сделали бы винные бочки. И это было бы уже очень старое вино.

Я как-то не подумал, что все вещи, которые мы нашли здесь, выглядели так, будто их сделали только вчера. Карелла об этом подумал. И нашел склад. И еды там было столько, что всю Федерацию можно год кормить. А объедки продавать в королевства. Карелла взахлеб уверял меня, что это съедобно, и он знает, как превратить булыжник в нечто, весьма питательное. Я отказался сразу, а Виктор втайне от меня попробовал. На следующий день рассказал. Я выругался, но не поверил. А потом он накормил меня каким-то сытным ужином… Однажды я уже имел весьма сомнительное удовольствие испробовать стряпню Виктора… Ее можно было даже не есть. Это уже было говно. В отличии от этого раза. Я ехидно поинтересовался, когда это он успел на повара выучиться и что это за блюдо вообще. Карелла изобразил из себя невинного деревенского дурачка и сообщил, что это продукты со склада и он их не готовил. А что это такое он не знает. А вот тут я поверил ему сразу и безоговорочно. Когда Виктор начинал изображать из себя идиота, то дело было явно нечисто. Вначале я хотел избавиться от содержимого желудка старым дедовским способом, но потом подумал, что если не помер сразу, то, наверное, и дальше выживу. Кроме того, еда была не то чтобы особо вкусной, но действительно сытной. Я чувствовал себя основательно наевшимся. Потому просто ограничился длинной тирадой, которая в основном состояла из слов, которые не употребляются в кругу общения Карелла. Ничего. Поскольку он сейчас общается со мной, то пусть привыкает.

На следующий день ничего страшного не произошло. Тут уж я развил бурную поисковую деятельность. В результате мы стали единоличными обладателями огромного количества продуктов. Сомневаюсь, что предыдущие обладатели собирались все это сожрать. Еды было многовато даже для воскресного пикника. Возможно это предназначалось к отправке куда-нибудь — кто теперь скажет? И все было необъяснимо свежим. Понять такого я не мог. Поэтому просто перестал думать на эту тему. Зато начал думать на другую. По поводу нашей громадной ошибки, о которой упоминал Виктор. Что за люди могли такое сделать? Где предел их возможностей и есть ли этот предел? Ну да, вроде бы они перебили друг друга… Но Блок говорил, что кое-кто и остался. Сомневаюсь, что выжили самые дружелюбные. Я всегда втайне гордился своим мечом, но, похоже, что я с мечом буду выглядеть на Терре, как подпасок с хворостиной в гуще Броккенской битвы. Абсолютно мертвым дебилом.

Потому, когда я нашел этот оружейный склад, то подумал, что у меня появился какой-то дополнительный шанс, козырь. Понятное дело — даже вдвоем мы не смогли бы противостоять абсолютно новому и пока негостеприимному миру. Мы даже не знали, чего там ждать. Просто с оружием мне было бы спокойнее. Я не сомневался, что смогу с ним управиться. Не боги горшки обжигают. Предыдущие хозяева управлялись, значит и я смогу. Знать бы только — как. А мы не знали. Обидно. Находка оказалась не козырем, не шансом, а ничем. Мыльным пузырем. Разочарование было жестоким.

И самое главное — у неведомых обитателей Терры наверняка было такое оружие. И они наверняка могли им управляться.

Тревожные колокольчики в моей голове звенели не переставая.

На кухне, прямо посреди стола, стоял термос. Термос был еще одной моей тайной гордостью — его нашел я и я догадался, что это термос. Даже Карелла не смог. Если честно, то, думаю, что он даже не задумывался над этим. Масштаб тайны был для него мелковат в этом Королевстве Очень Интересных Вещей. А мне он это сказал… вроде как ребенку конфетку подарил. И недорого и самооценку повысить помогает. Ну и ладно. Переживу. Этот термос не походил на те термоса, которые делали стеклодувы на Лимбе. Он был небольшим (можно взять одной рукой), удобным, легким, с крышкой, которую можно было использовать, как кружку и самое главное — он был из металла. То есть из того материала, который заменял здешним обитателям металл.

Я открыл термос. Повалил пар. Кипяток я налил в него четыре дня назад и пока, похоже, он остывать и не думал. При этом сам термос хранил нормальную, комнатную температуру. Я снова запечатал его, сварил кофе, залил его в другой термос — уже побольше объемом и побрел на улицу.

Снаружи дул ветер и было довольно холодно. Я подумал, что надо бы одеть куртку потеплее, но возвращаться было лень. У самого входа в горло ущелья, там, где начинался бурелом, ветер был, похоже, слабее. Но на этой огромной поляне, где росли только мелкие кустики у самых скал, он просто пронизывал насквозь. Мясо с костей срывал. Пока я добрался до Виктора, то успел раз сорок пожалеть, что не оделся теплее. Но Карелла было еще хуже. Похоже, он уже не чувствовал холода и был нежно-синего цвета.

— Виктор, вы на гоблина смахиваете. Пошли на базу, а то если снег пойдет, я вас только весной откопать смогу.

— Что там у вас?

— Кофе. Горячий.

— Давайте внутрь залезем, выпьем горячего кофе и пойдем. Иначе я просто сдохну. Вы-то чего теплее не оделись?

— А вы?

— Возвращаться лень было.

— Аналогично.

Внутри было тоже холодно и ветрено, но, по крайней мере, не так ветрено, как за бортом. А еще внутри было очень мало места.

— Слушайте, Карелла, а что за головоломку вы тут собираете? Что это за лабиринты и почему так мало места? Виктор проглотил еще порцию обжигающе горячего напитка, затянулся сигаретой и сказал:

— Это на тот случай, если ветра не будет. Придумывал не я и не Ашун. На кораблях пустыни такие же механизмы есть. Просто мы его немного усовершенствовали и облегчили.

— Можете объяснить, так, чтобы я понял?

— Чтоб вы поняли? Это сложно. Во! Придумал. Он поедет по волшебству. Устраивает?

— Ладно. Нормальное объяснение.

— Только к этому волшебству надо будет мускульную силу прикладывать. В основном — вашу.

— Хреновое какое-то волшебство у вас получается.

— Какое уж есть, — огрызнулся Карелла. — На самом деле ничего там сложного и тяжелого нет. В Вейонесе проверяли. На песке. Даже в пустыне заставить двигаться такой корабль…

— Заткнитесь, Виктор. Мне начхать, что там в пустыне творится. Пошли отсюда, иначе мы погибнем и наши хладные тела будут обгладывать ежи.

— Пошли. У меня уже пальцы не гнутся.

Пока мы брели ко входу, сгибаясь под порывами ветра, я сказал:

— Все, Карелла. С «Отчаяным» надо заканчивать, если, конечно у вас нет намерения зимовать здесь. Скажу сразу — я не против такого варианта. Еды, воды и выпивки — более чем. Сигарет на зиму не хватит, но может тут и они есть где-нибудь. Еще можно выбраться к цивилизации. На равнинах, небось, только картошку начали копать, а тут того и гляди снег пойдет. Нас просто засыпать может.

— Нет, — отрешенно сказал Виктор. — Не засыплет. Бурелом может и занесет, а эту полянку — нет. Не пойму, почему здесь ничего не растет.

Судя по его тону, вопрос об урожайности поляны занимал его в последнюю очередь. Я все рассчитал правильно — желания Виктора рвали его на части. На три части. Случись такое, Карелла отправил бы одну из своих частей в библиотеку — копаться в грудах неизвестных книг; вторая часть бродила бы по базе, осматривая все, что под руку попадет; ну а третья часть, самая большая, конечно, отправилась бы на Терру. Некоторое время я искоса наблюдал за борьбой этой троицы, но Виктор меня не подвел.

— Да. Надо скорее убираться отсюда. Не на Лимбу, как вы уже, наверное, поняли.

— Сколько еще времени надо для сборки?

— Не знаю. Самое основное я сделал и проверил. Все работает. Мелочи остались. Тяжелые и громоздкие мелочи. Зато простые.

— Давайте я завтра…

— Нет.

— Послушайте, Карелла, я не идиот и гвозди забивать могу. По крайней мере.

— Послушайте, Питер, — передразнил меня Карелла, — вы идиот и гвозди здесь забивать не надо. Если очень уж хочется, то я вам кусок алюминия завтра принесу — забивайте сколько влезет.

— Если не гвозди, то…

— Нет.

— Тогда давайте…

— Вот объясните мне, Питер, какое слово из того единственного слова, что я сказал, вы не поняли? Я, в общем-то, догадываюсь, но хотелось бы от вас услышать. Сами же говорили — давайте заниматься тем, чему учились.

— Как скажете, Виктор. Как скажете.

Выбраться с базы мы смогли только через две недели, Смогли бы, конечно и немного раньше, но тут уж я уперся, заявив, что до тех пор, пока мы не опробуем все, как следует, не обкатаем корабль, то ни на какую Терру мы не поедем. Так что пока будем гулять только возле дома. Карелла орал, ругался, вначале пытался меня подкупить, а потом шантажировать… Я сказал, что он лично может отправляться, куда его безумной душеньке заблагорассудится. Может крутить штурвал, поднимать паруса, свистать всех наверх и устраивать полундру… Может даже завести себе попугая. Я, со своей стороны, обещаю ему только отрезать ногу и выстругать вместо нее деревяшку. Могу еще и глаз выбить, если сильно попросит. Карелла успокоился и неделю мы катались на «Отчаяном», не удаляясь от прохода.

Кораблик получился, что надо. Я-то в пустыне эти корабли видел неоднократно, но наш «Отчаяный» походил на них только в общих чертах. Это было нечто… не из этого мира. Эльфийское. Сверкающий алюминий добавлял нереальности в общую картину. Будто огромные пауки из паутины сплели что-то такое… непонятное, но красивое.

Наконец-то мы загрузили все необходимое и стояли возле «Отчаяного», глядя на восходящее солнце. Было жарко. Не так нестерпимо жарко, как здесь бывало обычно, но очень жарко.

— Ну что, отправляемся?

— Виктор, а вы твердо уверены, что хотите этого?

— Да. А вы?

— Я — нет. У меня из головы все не идет это непонятное оружие. Если вы правы, то в этих песках должны быть люди, у которых такое же есть. И они могут с ним управляться. И меня это сильно беспокоит.

— С собой его не захватили?

— Нет.

— Почему?

— Виктор, никогда не таскайте с собой меч, если не умеете им владеть. Да, большинство прохожих не рискнут связываться с вооруженным человеком. Но рано или поздно вы встретитесь с парнем, который разбирается в оружии. Он заберет вашу цацку, а вас накажет. Проще говоря — убьет. Лучше уж ходите без оружия. Об этом вы будете помнить даже во сне. И вести себя будете соответственно — осмотрительно и осторожно. Так что и мы себя будем вести осмотрительно и осторожно. Понятно? Осмотрительно и осторожно. Я достаточно ясно выражаюсь?

— Да понял я.

— Вы себе даже не представляете, как я в этом сомневаюсь. Я тот чудо-арбалет тоже не взял, а он скорострельнее, легче и убойная сила у него выше.

— Его-то почему?

— Потому что мой арбалет у меня восемь лет, и я знаю, чего от него ждать и как с ним управиться. С новым арбалетом я знаком меньше месяца. Не хотелось бы узнать о его плохих качествах в самый ответственный момент.

— Вы никак на войну собираетесь?

— Навроде того. И вам советую вести себя так же. Ни вы, ни я понятия не имеем, что там находится. Потому будем исходить из того, что там живу наши враги. Они жестоки, опасны и постоянно начеку.

Карелла зло плюнул на песок:

— Вы с ума сошли.

— Ну, один из нас точно сошел с ума, а поскольку вы у нас, вроде как, главный, то искренне надеюсь, что с ума сошел я.

— Просто поразительно, Питер, насколько вы можете изгадить хорошее начинание, если беретесь за дело с душой.

— Не поверите, Виктор, — сам не перестаю удивляться.

— Ладно, — Карелла махнул рукой. — Поехали. Надеюсь, что все будет хорошо. А если… если не будет хорошо, то нам хотя бы на том свете воздастся.

Теперь на песок плюнул я:

— Свинца б вам расплавленного в глотку, Виктор. Да я даже предположить боюсь, КАК мне на том свете за все воздаваться будет

И мы отправились.

Путешествие было далеко не из приятных. Я это предполагал и не ждал каких-то пряников, но действительность была просто изматывающе-отвратительной. Здесь даже небо было голубым только по ранним утрам, когда солнце только-только начинало показываться. Затем оно просто переставало существовать, превращалось в раскаленную добела пластину, которая прижимала двух несчастных людишек к другой раскаленной пластине, вгоняя их по уши в буро-желто-грязную пыль. Песка было много, но распределялся он как-то крайне неравномерно. Наверное из-за ветра. В основном под днищем нашего корабля была… видимо, земля. Только она была неживая. Мертвая земля. Чтобы определить это, даже крестьянином не надо быть. Из такой земли ничего и никогда не вырастет.

Самыми тяжелыми были первые два дня. Мы считали, что решили проблему с солнцем — на базе Виктор нашел очки. Ничем другим, кроме очков, это быть не могло. Они очень плотно охватывали голову и со всех сторон закрывали глаза. На Лимбе такие носить было бы невозможно — они были настолько темными, что сквозь них просто ничего не было видно. Так, движение какое-то угадывалось. А вот для тутошнего климата они были в самый раз. Скорее всего у местных ребят уже давно были проблемы с освещением. Очки предохраняли глаза и от солнца и от пыли. Минут через двадцать после начала нашего путешествия, я разодрал одну из своих рубашек и плотно обмотал нижнюю часть лица куском материи. Так же поступил и Карелла. Но это было только начало.

Нагреваться «Отчаяный» стал практически сразу. Через два часа он раскалился как сковорода. А мы с Виктором были, соответственно, двумя карасями на этой сковороде. Предусмотрительный Карелла прихватил с базы пару десятков пар перчаток, но это, конечно, не могло спасти положения, а просто предохраняло от ожогов. Мы забрались под какое-то подобие навеса в носовой части.

— Похоже, мы тут сдохнем молодыми и красивыми.

— Похоже на то.

— Надо возвращаться, пока еще не поздно.

Карелла угрюмо промолчал.

— Виктор, если у нас что-нибудь сломается, порвется парус, застрянем в каком-нибудь бархане, то нам просто конец. Пешим ходом мы не дойдем.

— Согласен. Вот черт! Моя вина…

— Да бросьте, причем тут вы?

— Я должен был предусмотреть…

— Все предусмотреть нельзя. Обязательно найдется какая-нибудь гадость, о которой все забыли. А в наших обстоятельствах предусмотреть все просто невозможно, потому что неизвестно, что именно надо предусматривать. Так что давайте возвращаться, пока живы. Пошляетесь по базе, может чего найдете полезного или придумаете, как обустроить следующий поход.

— Ладно. Вы правы.

Он помолчал.

— Слушайте, Питер… только… давайте завтра повернем назад. А пока все-таки посмотрим, что там впереди. Может, мы почти добрались? Может через пару часов уже будет город?

— Наша песня хороша — начинай сначала. Еще через пару часов у нас мясо от костей отвалится.

— Давайте попробуем все же. Вы про паруса сказали… У нас есть парусина — вон тюк стоит. Давайте попробуем накрыть «Отчаяный» через борт. Вроде палубного настила. Должно стать прохладнее. По крайней мере, от этого суховея можно будет укрыться.

— Шут с вами, давайте попробуем, но если через час станет хуже, то мы поворачиваем назад. Не завтра, а через час.

— Идет.

Когда мы распечатали тюк, я просто выпал в осадок. Подумал, что у меня от жары галлюцинации начались. Так называемая «парусина» стоила, ну, пусть не как бриг, но как яхта, это точно.

— Виктор, скажите, у меня мозг вскипел, или это действительно ткань из эльфьих ателье?

— Да.

— Что за черт! Где вы ее взяли?

— Купил, — Карелла равнодушно пожал плечами.

— Они что, ее продают?

— Они костюмы продают, платья, плащи… любую одежду. Естественно они и ткань продают.

Да уж. Виктор вообще-то был прав. Мне такое и в голову не приходило. Не думал просто никогда над этим вопросом.

— Я даже не спрашиваю, во сколько это вам обошлось.

— Не спрашивайте. Но, кстати, дешевле, чем я думал — мне ведь просто ткань нужна была без всех этих узоров, цветов, единорогов… А что вы так завелись-то? Этот материал намного прочнее парусины и гораздо легче.

— И почему ж это никому, кроме вас, в голову не пришло из эльфьего материала паруса шить?

— Оставьте свой сарказм, Питер. Я мог себе это позволить и позволил. Не надо искать в моих поступках двойное дно.

— Да я и не ищу. Просто пытаюсь мысли до кучи собрать. У вас эльфьи костюмы были?

— Нет. Они даже пончо сошьют с максимально возможной вычурностью и помпезностью. Кроме того, они настолько неприкрыто презирают людей, что я не могу избавиться от навязчивой мысли, что пока костюм шьется, они на него мочатся. По очереди.

— Не исключаю такой вариант. А вы никогда не задавали себе вопрос — почему они и зимой и летом, носят одно и то же. Не, ну вещи меняются, конечно. Но стиль один — штаны, рубашка, пиджак или куртка. В северных городах зимой одевают плащи. Легкие плащи.

— Да я как-то даже внимания на это не обращал.

— А зря. В противном случае вы бы из этого паруса нам какую-нибудь одежду заказали. Навроде комбинезонов.

— Объясните-ка подробнее.

— А обьяснить внятно я не смогу. У нас служил один парень, не помню уже, как его звали, но до того, как попасть к нам, он ходил в школу при гильдии колдунов. Магиком должен был стать, но что-то там не срослось… способности утратил… запутанная история, но не в ней суть. В школе он успел чего-то нахвататься, так рассказывал. Колдовства в эльфьих шмотках нет, а вот ткань необычная. Все заинтересованные лица знают из чего и как ее ткут. Только соткать никто не может. Эльфы могут, остальные — нет. Пробовали даже полуэльфов к этому делу привлечь. Все равно не выходит.

— А на кой ляд мне знать эту бесполезную историю? В ней что, заключена какая-то вековая мудрость предков?

— Эта ткань… Она не то, чтобы хранит температуру… Она ее вроде как создает.

— Не понял.

— Да я и сам не понимаю. Просто воспримите это, как данность.

— И что вы предлагаете? Вернуться на Лимбу и сшить себе по смокингу?

— Может быть. И тогда уж сделать корабль из дерева с минимумом металла. Деревянный не будет настолько раскаляться.

Мысль о возвращении на Лимбу Виктору крайне не понравилась. Однако он сдержался и только буркнул:

— Посмотрим. Давайте пока завесим нос корабля до мачты.

— А вы знаете, Карелла, под этим балдахином все-таки прохладнее, — я заполз под импровизированный навес и потрогал ладонью борт. — И металл, вроде остывает.

— Ага. Как же. Это у вас просто начинаются галлюцинации от этой жары. Кровь скоро закипит.

— А вы на солнышко выползите, а потом сюда вернитесь. Разницу почувствуете сразу.

Когда Виктор вернулся, то некоторое время он озадаченно молчал и внимательно смотрел на меня.

— Похоже, вы правы. Так что, покатим дальше?

— Дудки. Еще немного — и разворачиваемся. Теперь-то мы знаем уже немного больше, так что и обустроить средство передвижения сможем лучше. Не дергайтесь, Карелла. Курочка по зернышку клюет.

— Хорошо. Но давайте все-таки двигаться до ночи. Переночуем здесь, а завтра — обратно.

То ли у меня настроение было чересчур благодушное, то ли подумал, что ночь в этих песках добавит нам опыта, но я согласился.

Я протянул руку вбок и коснулся плеча Виктора.

— Слышите?

— Да.

Карелла тоже не спал. Заснуть после такой жары было просто невозможно, как бы сильно ты не устал. Сейчас стало значительно прохладнее, но организм еще не успел перестроиться. Минут через тридцать мы бы уснули, а пока бодрствовали. А за бортом нашего корабля что-то происходило. И это было жутковато, потому что там ничего происходить не могло. Там нечему было происходить. За весь очень долгий день я даже ни одной птицы не увидел. А сейчас снаружи доносились какие-то звуки. Это был не ветер, который уже успел стать для нас общим звуковым фоном. Я вытащил меч и пожалел, что еще засветло не снарядил арбалет. Не то, чтобы забыл, просто здесь было тесновато, и я побоялся, чтобы он не разрядился в кого-нибудь из нас от неловкого движения.

— Есть идеи, что это может быть? — шепотом спросил я. — Или кто?

— Ни одной. Может песок остывает? Земля? Камни?

— Что-то чересчур громко остывает… Дрожь чувствуете?

— Чувствую.

Это была даже не дрожь. Рябь… Волнение… Дыхание? Создавалось ощущение, что под «Отчаянным» роет землю крот. Очень, о-чень большой крот.

— Надо глянуть.

Не представляю, что там можно было увидеть. Темень стояла такая, что о своих пальцах на вытянутой руке, я скорее догадывался, чем видел их. Но просто лежать и гадать, что ж это такое шумит там, было невыносимо. Потому я выполз из-под навеса, стараясь ничего не задеть. Задел таки. Звук был негромкий, но мне показалось, что пехотная дивизия бросилась в атаку, топоча ногами и разрывая глотки в крике. Я ощутил, как тело покрывается коркой льда и замер, забыв о необходимости дышать. А вот снаружи ничего не произошло. Вернее, там постоянно происходило что-то, но шорох и шуршание не прекратились и даже не прервались. Очень хорошо. Значит там не «кто-то», а «что-то». Мне значительно полегчало и поэтому, перегнувшись через борт, я уже не испытывал такой звенящей тревоги. Здесь звук был громче. И было светлее. Не светло, а просто светлее. Я напряженно вглядывался в место, откуда исходил звук. Виктор подошел и стал рядом. Наконец мне почудилось какое-то шевеление. В первую секунду я подумал, что это просто глаза устали и на самом деле шевеление происходит только в моей голове, но Карелла внезапно вздрогнул. Он тоже увидел. Спрашивать «что это?» было бессмысленно. Виктор знал не больше моего.

— Зажгите фонарь и принесите сюда.

С Лимбы Карелла прихватил несколько масляных фонарей. Я считал, что они не нужны, но, видимо, ошибался. Силуэт Виктора растворился и под покрывалом зажегся свет. Лампа была маленькая, хреновенькая и тусклая, но тут она сияла, как карманное солнце. Я перегнулся через борт, пытаясь разглядеть, что творится внизу. Но туда свет не достигал. Я видел только общее колыхание. Создавалось впечатление, что или мы движемся или колышется вся земля, а наш корабль застыл, будто пришпиленный к пространству.

Появился Карелла с фонарем. Я забрал у него светильник и снова перегнулся через борт. Что сказать? Я видел много отвратительного. Война на газетных картинках и война в реальной жизни — две абсолютно разные вещи. Они вообще никак между собой не соприкасаются. А если в этом еще и участие принимаешь… Но вот такого отвращения я не испытывал никогда. Вначале мне показалось, что это змеи. Однако я еще мысль до конца не успел додумать, как понял, что ошибаюсь. Это были черви. Много червей. Десятки. Сотни. Тысячи. Самых разных размеров: от маленьких, полуметровых, диаметром с толстый прут, и до огромных — метров по десять, толщиной с двухлетнее дерево. Все они шевелились, извивались, ползали и производили то шуршание, которое не дало нам уснуть. Казалось бы — что тут такого? Черви и черви. Все видели червей. Многие и рыбу на них ловили. А эти… Ну, большие… Ну, черного цвета… Ну, покрыты какими-то ворсинками… По отдельности — ничего особенного. Да и в комплексе — тоже. Но это было какое-то настолько невыносимо-мерзкое зрелище, что меня даже стало подташнивать. Искоса взглянув на Карелла, я понял, что его не просто подташнивает — он изо всех сил борется с желанием расстаться со своим ужином. А он ведь тоже не был брезгливым парнем.

Как бы там ни было, но эту дрянь надо было рассмотреть получше. Отвращение — отвращением, но есть меня не собирались. Может, и собирались, конечно, но забраться сюда они не смогут, а спускаться вниз мне и до этого не хотелось. Я рассматривал копошащуюся массу. Хитинового покрытия не было. Похоже, что такого червяка можно даже палкой проткнуть, или раздавить сапогом, если очень мелкий. И червей был не один слой — уж больно высоко они забрались. Может собираются сюда и строят живую лестницу, чтобы потом насыпаться внутрь? Я перегнулся еще сильнее и вытянул руку с фонарем как можно ближе к этому черному желе. Эта дрянь стала тянуться к свету, будто из черной земли прорастают черные колышущиеся, пульсирующие ростки. Отвращение усилилось. Я отклонился назад и тут…

Раздался глухой удар, и вся эта масса взлетела вверх. Маленькие черви, очень маленькие, средние, большие, огромные… Куски… мне показалось, что это куски червей или просто черви, которые свернулись в клубок. Нет. Это были камни и комья того, что у нас называлось землей, а здесь было просто почвой. Один ком ударил меня в плечо и рассыпался пылью, осев на зубах. Фонарь я не выронил только потому, что от неожиданности вцепился в него намертво. И это все в тишине. Даже раздражающий шелест почти стих.

И поднялся ОН. Я просто не понял, что произошло. Я такого никогда не видел и не слышал о подобных вещах. Из колышущейся черной массы, матово поблескивающей в свете фонаря, начало расти дерево. Чтобы его обхватить потребовалось бы как минимум трое взрослых мужчин. Оно извивалось и тянулось к свету. Ко мне. И у него были руки. Не эти долбаные ворсинки, а руки! Реальные руки с пятью пальцами. Пальцы беспорядочно шевелились, а руки были огромными, хоть на этом необъятном бревне и смотрелись, как если бы человеку приделать ручонки от детской деревянной куклы. Да и на руки они походили только условно — их было две и на каждой было по пять пальцев. Вначале руки были короткие и толстые, но прямо на моих глазах стали истончаться, удлиняться и тоже тянуться ко мне. И кроме тихого шелеста ничто не нарушало тишины. Все было настолько дико и нереально, что я просто застыл, глядя, как эти жуткие щупальца приближаются к моему фонарю. И тогда тварь открыла свою пасть. Я догадался, что это пасть, потому что там были зубы. Не такие, как у волка, змеи или дракона. Это были короткие, широкие и толстые пластины, которые бесконечными рядами уходили вглубь глотки. Наверное я ожидал какого-нибудь дикого рева — даже рот приоткрыл, чтоб барабанные перепонки не лопнули.

Не прозвучало ни звука.

Но отвращение пропало, а ему на смену пришла паника. Такой беспощадной и всеохватывающей паники я не испытывал даже в Пиковых болотах. Я просто готов был сигануть через борт и бежать, куда глаза глядят. А потом пришла ярость. Неукротимая, лютая, раскаленная добела ярость. Я захлебывался жидким металлом, клокочущим в моем горле.

Но и паника никуда не делась. Дикая паника и всепоглощающая ярость. Такое вот немыслимое сочетание. Сочетание, которого просто не могло быть. Это новое и непонятное ощущение едва меня не погубило. Я просто растерялся и застыл. А черные пальцы и раскрытая пасть были уже совсем рядом.

Когда меня захлестнуло новой волной свирепой и неукротимой ярости, то я зарычал… или заорал… или завыл… не помню. Сдерживать это в себе уже не было никакой возможности. Я швырнул фонарь, который до сих пор сжимал в правой руке в раскрытую пасть этого чуда-юда. Не знаю, зачем я так сделал. Надо было что-то сделать, а реально соображать я уже просто не мог. В пасть не попал — это нечто постоянно двигалось, извивалось, а я-то даже не целился. Фонарь стукнулся о край ствола, и отлетел куда-то вбок, откуда полыхнуло пламенем. Чуть горящего масла выплеснулось и на этого короля червей. Его движения стали быстрее, а я внезапно успокоился. Исчезло все. Исчезла паника. Исчезла ярость. Остался только холодный расчет. Горящее бревно неслось в мою сторону. Если оно весит хотя бы вполовину того, сколько должно, то меня просто зашвырнет в пески и зашвырнет очень далеко. А приземлюсь я уже мертвым. Я прыгнул навстречу несущейся смерти, стараясь извернуться в воздухе и рубануть мечом эту необъятную тушу. Удалось только наполовину. То есть я проскочил между остатками палубы и надвигающейся на меня черной стеной. Но не сумел извернуться, не успел ни за что зацепиться и рухнул вниз.

Палуба закончилась.

Там было высоко. Не настолько высоко, чтобы разбиться, но достаточно высоко. Кроме того, на самом дне валялись все наши ящики, бочонки, тюка, которые за день тряски успели сбиться в большую кучу хлама. Я рухнул на эту кучу, но за секунду до того успел понять, что меня ждет, и успел хоть как-то сгруппироваться. И само главное — я успел зацепить эту тварь. Не так хорошо, как хотелось бы, но когда меч, не встретив ни малейшего сопротивления, прошел сквозь черное тело, на меня хлынул поток… крови, наверное. Сейчас я валялся в неестественной позе на груде ящиков, у меня болела каждая косточка и …

— КАРЕЛЛА!!!

Я думал, что проору это, но получился какой-то предсмертный хрип.

Вот черт! Черт! ЧЕРТ!!! Если Виктор слетел за борт, то мне каюк, даже если я перебью всех этих тварей. Я отсюда просто не выберусь. Застонав, я сбросил свое тело с ящиков вниз и только сейчас заметил, что до сих пор сжимаю в левой руке меч. Я уже был готов сам прыгать за борт и спасать свой обратный билет, когда в отблесках далекого огня увидел силуэт, притаившийся на самом носу корабля, между двумя боковыми палубными настилами. Навес в виде куска дорогущей эльфской материи отсутствовал. Я доковылял до фигуры. Это был Карелла. Он сидел, скукожившись, сжавшись в комок и привалившись к борту. Кроме того, он зажимал уши. Я толкнул его ногой. Виктор повернул голову, опустил руки и вскочил. Первое время он только тряс головой и ошалело оглядывался, потом взгляд сфокусировался на мне и начал приобретать осмысленное выражение.

— Живы?

— Вроде. Убираемся отсюда.

— Куда?

— Да куда-нибудь, пес вас дери! Куда-нибудь подальше отсюда. И быстро! Очень быстро! Очень-очень быстро! Быстрее, чем очень-очень быстро! Чуть быстрее, чем это вообще возможно!

Мы выползли наверх, захватив еще пару фонарей. Один Виктор повесил на крюк и начал расправлять парус. Со вторым я перегнулся через борт и заглянул вниз. Они еще были там. Масло почти догорело — так, отдельные всполохи местами. А вот их главаря не было. Хорошо. Я уже начал догадываться кое о чем и вновь испытать такую панику и такую ярость мне крайне не хотелось. Если бы был день, то можно было бы посмотреть, откуда явилась эта ползучая братия, но дожидаться дня я бы не стал, даже будь у меня в распоряжении рота разведчиков. Отсюда нужно было сливаться на повышенной скорости. Я пошел вдоль борта к корме, поглядывая по сторонам. Повреждений не было никаких. А на корме я нашел Его.

Тварь издохла. У нее просто голова оторвалась. Ну, не совсем оторвалась — висела на лохмотьях чего-то, что у обычного животного могло бы считаться мышцами или мясом. Отвращения не было. Я согнулся и при помощи фонаря осмотрел края раны, стараясь не прикасаться к ней руками. Глупо. Я был весь заляпан его кровью. Скорее всего это была именно кровь — хоть и чересчур темная даже для венозной, но все же красного цвета. Она еще стекала по борту, пульсирующими толчками выплескиваясь из разодранной… шеи? Да какой там шеи! Эта тварь сама была сплошной шеей.

Большая часть этой шеи была разрезана моим мечом. Места, где она отрывалась, были видны сразу — неровные края, торчащие волоконца. А края раны, нанесенной мечом были идеально ровными. Но я просто не мог нанести такую огромную рану. Такую рану и двуручным мечом не нанесешь. Я еще раз осмотрел все. «Мой» разрез шел чуть наискось. Если завершить круг, то получится спираль. Значит эта гадина вращалась, как волчок? Так что ли? Я ведь зацепил ее совсем немного — ладони на полторы в глубину. При ее размерах это как котенок поцарапал. А поскольку она вращалась, то и резьбу нарезала уже самостоятельно. Видимо, получается так. Я перерезал остатки волокон, и этот обрубок скатился вниз. Надо было перекинуть его за борт, но здоровая штука была… тяжелая, наверное. Короче, мне просто противно было к ней прикасаться. Потом как-нибудь. Завтра.

— Все, Виктор. Послезавтра — последняя ночь. Потом поворачиваем.

— Но…

— Нет. Вы уже изложили все сои доводы. И излагали их неоднократно. Каждый день. Я вам их на память процитирую. Если хотите — начну с конца. Послезавтра последняя ночь. Иначе у нас не хватит воды на обратный путь.

— Вы на обратный путь больше бочонков отложили.

— Да. Если ничего не случится, ничего не сломается, не порвется парус, не увязнем в песке, то я лично вам в глотку эту воду волью. Три недели, Карелла! Три бесконечно длинных, поганых, жарких недели! Вы сами-то еще верите, что здесь может жить хоть кто-нибудь? Хоть что-нибудь? Что здесь может хоть что-нибудь вырасти? Какой-нибудь репейник или кактус?

— Да заткнитесь уже, Питер, надоели. Черви, вон, живут.

— Черви под землей живут. Вернемся на Лимбу — возьмете у гномов в аренду какую-нибудь их машинку. Приедем сюда снова — будем землю копать. Может найдем чего.

После того ночного нападения мы настолько быстро убегали, что никому даже в голову не пришло разворачиваться. Просто подняли парус и дернули оттуда на всех парах. Только с восходом солнца стало ясно, что мы продолжаем удаляться от места своей отправки. Я хотел тут же развернуться на сто восемьдесят градусов, но Карелла убедил меня держаться того же направления. Понятия не имею, как ему это удалось. Видимо я не в форме был. С той поры мы и продолжали двигаться на север. На север по нашему компасу, конечно. Но какая, собственно говоря, разница. Сторона откуда восходит солнце — восток. Куда заходит — запад. Между ними север и юг. Все. Нападений больше не было. Скорее всего, потому, что мы двигались по ночам, которые были не такими уж и темными. В ту, первую, ночь нам просто не повезло. Червей видели неоднократно, но не в таких диких количествах. И таких огромных тоже не было. Кстати, голова этого жуткого посетителя торчала возле носа «Отчаянного», наколотая на копье. Именно из-за нее мы с Виктором разругались в хлам в первый раз. Я хотел избавиться от нее как можно скорее, а Карелла настаивал на том, что голову надо сохранить. На хрена она ему сдалась — загадка. Не тот, знаете ли, экземпляр, который приколачивают к стенам охотники. Я заявил, что если эта дрянь будет находиться на корабле, то выкину ее, когда Виктор будет спать. После этого Карелла наколол трофей на копье и установил его за бортом. Вроде как на кораблях некоторых королевств. Только там фигурки из дерева делают. Червяк усох больше, чем наполовину, но выглядел все равно очень внушительно. Червей мы больше не боялись… Привыкли, наверное. Человек ко всему привыкнуть может. Да и не давали они повода к беспокойству. Однако по ночам мы не останавливались

Карелла рассказал мне, что произошло той ночью. Он стоял рядом со мной, когда это чудовище стало подниматься. Вначале он тоже испытал дичайшую панику, а вот потом… он сам определил это, как «спокойствие и безоговорочное доверие». Как к отцу, старшему брату или закадычному другу. Это тоже его определение, хотя, по-моему, чего-то темнил Карелла. Недоговаривал.

— Понимаете, Питер, — сказал он мне, — еще бы пара секунд и я бы сам в пасть полез. Жуть просто. Меня спасла только эта паника. Я вниз упал и так башкой звезданулся, что небо в алмазах увидел. Не до паники и не до доверия стало. А уши зажал… не знаю… показалось, что так надо.

Виктор считал, что эта тварь способна каким-то образом внушать своей жертве (ни я, ни Карелла не сомневались, что чуть не стали легким завтраком) определенные эмоции.

— Колдовство? — с любопытством спросил я.

— Да что вы! Какое там колдовство?! Сомневаюсь, что животинка умнее обычного червяка. Что-то вроде гипноза.

— Да? А чего ж ваша животина вам доверие внушила, а мне только ярость досталась? Что, у нее спокойствия для меня не хватило? Закончилось?

— Заканчивайте ерничать. Не знаю я. Не понравились, может, вы ей.

— Я тоже от нее не в восторге был, знаете ли. А вот вы, я так понимаю, приглянулись червячку. Посмотрел на вас и младшего братика вспомнил. Которого третьего дня сожрал.

Карелла злобно посмотрел на меня, но смолчал. Больше о червях мы не говорили. Я не особо проникся идеей Виктора, хотя какое-то рациональное зерно там было. У меня самого лучшего объяснения не было, так что и такое сойдет.

Мы валялись под навесом и вяло переругивались. Скорее по привычке, чем принципиально. Виктор знал, что я прав, я знал, что Виктор это знает, а Карелла знал, что я знаю, что он знает. И так до бесконечности. Значит, будем возвращаться. За три недели я и Карелла ругались несчетное количество раз. Три раза — абсолютно в хлам. Но ни у него, ни у меня другой компании не было. Так что разругавшись в очередной раз, я просто выкидывал все из головы и начинал жить заново. А чего там думал Виктор — не знаю.

— Хватит, Карелла, давайте попробуем поночевать немного. Кто первый дежурить будет?

— Давайте — я. Бинокль дайте — пойду гляну, чего там показывают.

— Вон. На тюке с запасным парусом валяется. Вы его сами туда и кинули.

— Приятных сновидений.

— Да идите уже, а то братишка скучает.

Виктор, прихватив бинокль, полез наверх, а я закрыл глаза, приготовившись провалиться в черную, раскаленную пустоту, которая тут заменяла сон.

— Питер…

Я очутился возле Виктора еще до того, как в воздухе стих последний звук. Он не кричал, просто позвал меня обычным тоном. Однако в этом тоне проскользнула какая-то нотка, которая мне крайне не понравилась.

— Гляньте, — Карелла протянул мне бинокль. — А меч вы зачем схватили?

— Это мой меч. Мы не расстаемся. В горе и радости, в бедности и богатстве, покуда не разлучит нас смерть…

Куда нужно смотреть, я уже определил. Забрав бинокль, я минуты две изучал картинку, а потом повернулся к Виктору:

— Знаете, что это?

— Представления не имею. Откуда бы я это узнал.

Я пожал плечами:

— Может читали что-то, слышали, во сне видели…

— Нет. На ветряные мельницы похоже.

— Похоже. Но… Не верю я, короче, что это мельницы.

— Ваше право. Что делать будем?

— Поди знай. А чего это вы у меня спрашиваете?

— А это уже ваша сфера деятельности.

— А-а-а… Если я предложу развернуться и убраться отсюда как можно скорее, вы меня послушаете?

— Возможно, хотя это не совсем то, чего я ожидаю. Как вы вообще героем войны ухитрились стать?

— Героев там было выше крыши. Вот живых героев маловато осталось. А я выжил потому, что всеми силами старался избегать подобных мест. Помолчите. Никуда мы, конечно, бежать не будем. Пока не будем. Я так понимаю, что мы три недели ЭТО искали?

— Может быть.

— Не думаю, что эти штуковины в пустыне сами по себе выросли. Хотя после червей я бы этому не сильно удивился. Идите вооружитесь, притащите мой арбалет и болты и займитесь кораблем. Будьте готовы… черт его знает, к чему. Ко всему будьте готовы. Надо ближе подобраться, чтобы разглядеть, что это такое вообще.

— Дайте глянуть!

— Фиг вам. Надо было не одеяла, а бинокль брать.

— Ну, тогда хоть говорите, что там видно?

— Ничего из того, что вы не видели. Черт! Хоть бы кто показался!

— Кто, к примеру?

— Да не знаю! Хоть кто-нибудь.

— Может там нет никого?

— Есть, — твердо сказал я. — Кто-то там точно есть. Я это чую. Вот только знать бы — кто.

— Люди?

— А вот в этом я не уверен. Блок говорил, что здесь не только люди живут. Я бы поставил

на гномов.

— Почему?

— Они всякие такие технические штуки любят даже больше цвергов.

— А летающие корабли?

— А они что, взлетали? Это только по вашим словам они могут летать, а я в этом сильно сомневаюсь. Нет, ну если с высокой скалы столкнуть, то полетит, конечно. Но только вниз. Кроме того, даже если они летают, то никто не мешает летать на них гномам. Или цвергам. Или эльфам. Или… внимание, Виктор… вампирам. Заметьте, сейчас день, солнце, а никто пока не появился. Вам напомнить, кто днем спит, а бодрствует по ночам?

— Для начала — мы. Не удивлюсь, если при тутошнем климате принято спать днем.

— Хорошо. Один — ноль в вашу пользу.

— А вы действительно думаете, что там могут быть вампиры?

— Нет. Видели, как выстроены эти продолговатые коробки?

— На круг походит.

— Круг и есть. Караванщики торговых караванов так свои повозки на ночь ставят. Обороняться легче, если разбойники нападут. Вампирам, полагаю, такие предосторожности ни к чему.

Мы почти час торчали на небольшой возвышенности и разглядывали в бинокль лагерь. То, что это был лагерь, я был уверен. То, что там кто-то обитает — тоже. А вот то, что его обитатели обрадуются нечаянной встрече с нами, вызывало большие сомнения. За все время, пока мы наблюдали, в лагере не произошло ничего. Вращались крылья мельниц, которые не были мельницами, и это было единственным движением. Может что-то и происходило в «слепой» зоне (с этой точки лагерь просматривался не весь), но покидать корабль для того, чтобы убедиться в своих предположениях и догадках мне крайне не хотелось.

Глаза очень устали и начали слезиться. Я уже хотел отдать бинокль Виктору и немного отдохнуть, когда в поле зрения наметилось движение.

— Карелла!

— Да.

Виктор вцепился в борт.

— Мать моя!

Насколько скудным было движение до этого, настолько оживленным оно стало сейчас. Из продолговатых коробок, составляющих периметр лагеря, начали выходить… люди? Вроде люди. Во всяком случае, хвостов у них не было, роста были обычного, цвета обычного, руки-ноги наличествовали в нужном количестве. Столько, сколько нужно. Ни больше, ни меньше. Людей было много. Правда, половина из присутствующих была женщинами, но это ровным счетом ничего не значило. У многих были мечи и сабли. Это не очень хорошо, но мне как-то сразу полегчало. Во-первых, меч — это нечто привычное. Никогда не думал, что вид меча может успокаивать, но вот, оказывается, может. Во-вторых, если они таскают при себе оружие, то это точно люди. Да и для гномов они высоковаты, а для эльфов чересчур кряжисты. И самое главное — если они вооружены, то значит тоже опасаются. В данном случае — нас. Понятное дело, что нас опасаться не стоит. Они это поймут практически сразу. Так что наша основная задача — сделать так, чтобы им не захотелось нас ограбить. Брать-то у нас особо нечего, но на Лимбе прирезать могут и за пару медяков. Тут, вроде, народ побогаче… должен быть. А там — кто знает. Я уже хотел отдать бинокль Карелла, но тут заметил еще одну вещь. И она мне крайне не понравилась. Одна из тех штуковин, которые я видел в оружейном зале. Карелла сообщил мне, что это штурмовая винтовка с каким-то хренегознаеткаким сложным названием. Не могу сказать, что я испытал огромное облегчение, узнав, как она называется. И уж совсем не обрадовало меня открытие, что такая же винтовка есть у этих ребят. Не одна. Я насчитал пять штук, так это я еще их и не высматривал специально.

— Вот гадство!

— Что там?

— Смотрите сами.

Пока Карелла жадно рассматривал толпу, я изложил ему все свои домыслы.

— Если есть какие-то возражения или дополнения, то говорите сейчас. Полагаю, у нас не очень много времени.

— Какие возражения, Питер? Вы лучше меня в этом разбираетесь. Что они там делают?

Я поглядел на лагерь.

— Если я правильно понимаю ситуацию… а я не уверен, что понимаю ее правильно… но если это обычные люди, то думаю, что они совещаются. Решают, кто будет вести переговоры.

— Переговоры?

— Они не напали сразу. В своих силах не уверены… о наших вообще ничего не знают… должны хотя бы попытаться выяснить, что нам надо. Но, Виктор, это я ведь со своей колокольни вам вещаю. Что там, в голове у этих селян творится, я понятия не имею. Видели, сколько оружия? И какое?

— Угу. И что делать будем?

— Ждать.

Ждали недолго. Я только-только успел прислониться к фальшборту и накинуть на голову валявшуюся рядом тряпку, спасаясь от солнца, как Карелла произнес:

— Идут.

— Бинокль.

Из лагеря вышло три человека. Из оружия на троих у них было одно копье, насколько я мог видеть. Прильнув к окулярам бинокля, я смотрел, как троица остановилась примерно на половине пути. Шедший первым, взял в руки копье и поднял его высоко над головой…

— Чтоб я сдох!

— Что там?

— Не видите, что ли? Белым флагом машет.

— А может здесь это тоже знак перемирия?

— Может. А может и приказ к наступлению. У вас под рукой белой тряпки нет?

— Рубашкой своей помашите.

— Она синяя.

— Была. Она выгорела почти добела, а с такого расстояния все равно не разобрать.

— Я содрал рубаху через голову и помахал ей нашим посетителям. Меня заметили, но вот какого-то оживления моя персона не вызвала. Вся троица осталась на месте. Мы подождали.

— Может стоит подойти к ним?

— Ну, они-то этого и ждут. Но никуда мы, Виктор, не пойдем. Нас уже меньше, чем их. А вы видели, сколько народу в лагере? Только в корабль их приглашать тоже не желательно. Лучше всего встретиться снаружи, но возле «Отчаянного», чтобы у нас хоть какая-то фора по времени была. Кстати, я очень надеюсь, что эти ваши супницы таки не могут летать. В противном случае, все предосторожности — мертвому припарки.

Я снова встал и помахал рукой, приглашая подойти ближе. Парламентеры посовещались и нехотя двинулись по направлению к нам.

— Спускаемся вниз.

Встреча состоялась. Все трое представителей выглядели тертыми калачами — худые, загорелые почти дочерна (впрочем, один и без загара был черным), перевитые мышцами и сухожилиями. Драные выгоревшие штаны, драные выгоревшие рубашки, невообразимые растоптанные ботинки. Их главный носил на себе полтора десятка шрамов. Кое-какие шрамы были и у прочих, но они выглядели так… скромненько. На Лимбе я не стал бы поворачиваться к таким парням спиной, но тут почти обрадовался, увидев их. Знакомые персонажи. Если бы не пески вокруг, то просто не отличить от многочисленных обитателей пригородных лесов Федерации.

Главарь скользнул по нам взглядом. Вид рукояти меча за моей спиной и тяжелой сабли на поясе у Карелла ему не понравился, но голосом он этого не показал.

— Здравствуйте. Будем рады, если наш хом сможет чем-нибудь помочь вам.

Он по очереди протянул нам руку, и я пожал ее, испытывая огромное облегчение. Не из-за руки. Они-то выглядели, как люди, но вполне могли разговаривать на каком-нибудь эльфьском диалекте. А этих диалектов — штук тридцать, если не больше. Около пяти я худо-бедно понимаю, а остальные — набор труднопроизносимых звуков. А есть еще куча гномских, цвергских наречий. О языках прочих обитателей я просто молчу — их никто не понимает. Эти ребята говорили на вполне внятном человечьем языке. Лучшем, чем тот, на котором изъяснялось большинство жителей Федерации. Разве что слова непонятные попадались и говор чудной… Ну, так это везде происходит.

— Возможно, и сможет. Зависит от того, какую помощь вы оказываете.

— Можем продать или обменять воду. Немного сушеного мяса. У нас неплохие механики. Если вам необходима техническая помощь… Хотя я думаю, что вам она без надобности.

Он демонстративно уставился на «Отчаянный» и внезапно выражение его лица абсолютно изменилось.

— Мать-перемать!!! Вы посмотрите!

Его спутники задрали головы. Ну и я посмотрел. Ничего там не было. Нос корабля, канаты, червяк на копье. Я уже привык и даже испытывал какое-то извращенное удовольствие, поглядывая на него и, понимая, что именно я эту тварь пришиб.

Мужиков будто подменили. Они сверкали глазами, цокали языками, сыпали восхищенными междометиями… Я переглянулся с Карелла. Черт его знает — может мы большую глупость сотворили, установив эту голову на всеобщее обозрение. Может, это их, местный божок… или тотем… или злой божок… или какая-то жутко ценная штуковина, которая огромных денег стоит. Непонятно все, короче.

Парламентеры повернулись ко мне. И куда подевались суровые мужики, спрашивается? Просто большие деревенские мальчишки. Даже голос и тон изменился.

— Это ведь не муляж? Это настоящее?

— Самое, что ни на есть. Еще месяц назад ползало…

Где именно оно ползало, я точно не знал, поэтому замолк.

— А можно… можно посмотреть ближе?

— Почему нет? Виктор, не сможете сбросить этого червячка?

Мне очень не хотелось, чтобы эта троица забралась в корабль. Карелла понял без слов и, забравшись наверх, сбросил копье.

Парламентеры воткнули его в песок, ходили вокруг, трогали руками его ручки, заглядывали в пасть и опять цокали языками, обменивались непонятными фразами. Карелла спустился и мы смотрели на эту диковатую картину вместе.

— Понимаете что-нибудь, Виктор?

— Не-а. Пока даже не догадываюсь. Подумать надо немного. Наконец делегация вроде бы успокоилась. Они о чем-то посовещались и, и к нам снова подошел их главный.

— А-а… где вы… достали?

— Там, — я махнул рукой в направлении, откуда мы появились. — Полагаю, там еще много.

— В… Мертвых Землях?

Последние слова он произнес почти шепотом.

— Ну-у… Не знаю. Если вы называете их так, то значит — в Мертвых Землях.

— Много людей потеряли?

— Когда?

— Когда Мать добывали?

Я, признаться, просто не понял, о чем он говорит. Какая-то замысловатая фраза была. Но на помощь пришел Карелла, который, уже в чем-то разобрался.

— Никого не потеряли. Ее Питер добыл. С одного удара.

Тон у Виктора был скучающим, будто мы с ним ходили на таких червяков охотиться каждый вечер перед сном. Вроде прогулки по свежему воздуху перед ужином.

Мужики посмотрели на меня с огромным уважением и некоторой опаской.

— Скажите… а могут и другие жители придти посмотреть?

— Вся эта толпа мне здесь не нужна была просто абсолютно. Потому я сразу хотел ответить «нет», но проситель еще не закончил.

— Я понимаю, для вас это хлопотно. Мы согласны заплатить. Галлон воды.

— Нет.

Ответ мужику не понравился.

— Мы… можем добавить… кварту.

Последнее слово далось ему с огромным трудом. Я было раскрыл рот, чтобы еще раз сказать «нет», но Карелла дернул меня за рубашку и вклинился в разговор:

— Простите. Мне нужно поговорить со своим партнером.

Мы отошли в сторонку.

— Даже не думайте, Карелла. Вся эта толпа? Здесь?

— Надо.

— Вы что, захворали? Откуда эта неукротимая благотворительность? Решили, что когда вырастете, станете директором паноптикума?

— Питер, они воду предлагают.

— Вам что, пить захотелось?

— Не в этом дело. Вы не поняли? Здесь вода — большая ценность.

— А вы знаете, сколько это — галлон.

— Нет. Но мы и не будем брать у них воду. Вода у нас есть.

— Пока есть. Только на обратную дорогу.

— Они предлагали продать. Мы купим. А показ этого червя жителям, полагаю, даст нам какой-то козырь. Вы думаете, что им легко было попросить?

— Эта толпа здесь не появится. Но… ладно. Сейчас я все улажу.

Карелла пытался что-то сказать, но я не стал его слушать. Он был прав, но, как обычно, пришел к своим правильным выводам неимоверно кривыми тропами. Щас исправим. Я развернулся к делегации.

— Вы правы, конечно. Каждому охота посмотреть на…

Я не знал, как эта штука называется. Пропустим.

— Когда я сказал «нет», то имел в виду, что мы не возьмем за это плату. Мы понимаем, что значит подобное зрелище. Но нам бы не хотелось, чтобы народ приходил сюда. Идти далековато, да и нам спокойнее будет. Потому мой приятель решил отнести это в ваш лагерь… хом. Это будет удобнее для всех. Так ведь, Виктор?

Я обернулся и ослепительно улыбнулся Карелла.

Если этого червяка сопрут, сожгут или разберут на фантики… Туда ему и дорога.

Все эти коробки без крыш были или жилыми помещениями или чем-то вроде складов, мастерских. Я стоял у входа в такое помещение. Никто в него не заходил и не выходил, вывески никакой не было. Но тут вообще нигде никаких вывесок не было. Вначале меня это удивило, но потом я подумал, что вывески здесь просто никому не нужны. Они живут очень обособленно. Чужие не появляются, а если появляются, то очень редко. Людей много, но все между собой знакомы. Зачем вывески?

Не могу объяснить, почему, но я был уверен, что передо мной находится бар, кабак, трактир или ресторан. Что-то, что мы называем так, а они называют… по-другому. Но суть от этого не меняется. Не знаю, почему я так решил, но уверенность была стопроцентной. Улиц, как таковых, здесь не было. Просто огромная круглая площадь, на которой вразброс стояло несколько коробок повыше. Вроде как в два этажа. Остальное пространство было заставлено ботами. Так здесь называли летающие корабли. Они на самом деле могли летать. Я уже убедился. Нельзя сказать, что это открытие перевернуло всю мою жизнь, но некоторое удивление я испытал. Думаю, что Виктор испытал еще большее удивление, потому что он летал в этом боте, чтобы привезти нашего червяка для выставки. Сейчас он со своим названным братцем находились на другом конце площади. Практически все жители хома находились там же. Одинокие и запоздавшие торопились в ту сторону, поглядывая на меня с откровенным любопытством. Я вздохнул и зашел внутрь коробки.

Там было на удивление прохладно. И это был бар. Там была стойка, заставленная крохотными стаканчиками и столики у стен. Столики были откидными, вроде как в поездах. Посетителей не было. А вот хозяин или бармен присутствовал. Парень среднего роста, худой настолько, что если бы он не двигался, то я принял бы его за мумию из древнего кургана. Но он двигался и двигался настолько разболтанно, что казалось, будто он движется сразу во все стороны. Из него мог бы получиться хороший фехтовальщик. Просто невозможно было предсказать, куда он направится в следующую секунду. Одна проблема — не уверен, что парень смог бы удержать даже легонькую сабельку.

— Привет. Что это за заведение?

— Бар. Клуб. Кафе. Трактир. Рюмочная. Не знаю, как называются подобные заведения в твоем хоме. Я — хозяин. Свиит меня зовут.

Он подскочил и протянул руку. Мы обменялись рукопожатиями.

— Питер.

— О-о, так это ты что ли Мать слепышей добыл?

— Я. А ты-то откуда это знаешь?

— Так Марио по радио объявил.

— Будем считать, что я понял. А кто такой Марио?

— Радиостанция у него. И скважина есть на западе отсюда. Но у него плохая скважина. Слабенькая. Пересыхает уже.

— Стоп. Про скважины я потом послушаю. У тебя выпить что-нибудь есть.

Он нырнул под стойку, извлек графин с прозрачной жидкостью и налил в стаканчик.

— Угощаю.

Что это такое, я не знал, но если пьют эти ребята, значит и я запросто выпью. Выдохнув, я залпом проглотил содержимое.

Вода.

Может быть тут какая-то местная дурь намешана, но на вкус — просто вода.

— Это вода?

— Лучшая, — с гордостью сказал Свиит. — У меня тут две самые лучшие скважины. Я всегда нахожу самые лучшие и богатые.

— Понятно. А ты продаешь тут воду?

Он осторожно поглядел на меня.

— Смотря сколько. Я, в основном, Егору сдаю. Он хозяйственной частью хома занимается. Я ему — воду по бросовым ценам. Он мне — слепышей, когда есть излишек. Тоже задешево. Вы Мать добыли, так что, слепышей много набили? Может, продадите часть? Или самим нужны? Могу на воду обменять? Любое продовольствие. О курсе договоримся.

Парень был — жук еще тот. Но вот как-то много информации он на меня за один раз вывалил.

— Погоди. Дай с мыслями собраться. Ты только водой торгуешь? Сколько стоит то, что я выпил?

— Я же сказал — угощаю.

— Я просто хочу узнать расценки. Сколько?

— Ну как… — Свиит немного растерялся. — Смотреть надо. У меня с Егором контракт, но иногда охотники лишку добывают. Если повезет.

Последнюю фразу он добавил, наверняка, на всякий случай. Охотники, кто бы они ни были, тоже, видно подворовывыли. Разговор в этом русле мог продолжаться бесконечно. Я нащупал пальцами самую мелкую монетку в кармане с медью.

— Сколько воды я могу купить за это?

Монетка даже не стойку не успела упасть. Свиит быстро глянул на дверь и попробовал монету на зуб.

— Медь?

— Да.

— Где достал?

— Не твоя забота. Сколько?

Он взвесил монету на ладони. Номинал и портрет безымянного монарха остался без внимания.

— Легковата. Но на контакт, может, и сгодится. Может, понятно? А может — и нет. Два… три хайбола.

Я промолчал.

— Хорошо. Четыре. Но только потому, что я такой меди не видел. Любопытно.

Понятия не имею — дешево это или дорого. У нас вода была бесплатной.

— Оставь себе и скажи — у тебя есть что-нибудь покрепче воды?

Свиит снова бросил быстрый взгляд на дверь и наклонился ко мне:

— Настойку имеешь в виду?

Я уже догадался, что пива, коньяка, джина и водки здесь нет. Так что, видимо, я имел в виду настойку.

— Ну-у… да, наверное.

— Есть. Немного. Только ты, это… не болтай лишнего. Танака… это наш староста, если не знаешь… так он запретил гнать из слепышей. Еды мало. А я ведь так… для себя.

— Ага. И для охотников.

Он лукаво глянул на меня.

— Надо ж ребят угостить. Не чужие как бы люди.

— Ладно. Мне ваши деловые отношения не интересны. Наливай.

— Погоди. Дверь закрою.

Свиит аккуратно запер дверь, вернулся за стойку, извлек откуда-то пузатый сосуд, свинтил крышку и налил в тот же стаканчик мутной грязно-бордовой жидкости. Потом налил и себе в точно такой же стаканчик.

— Пусть вода будет с нами.

— Пусть, — легко согласился я и хотел опрокинуть стаканчик в себя.

— Стой!

— Ну?

— Ты глотай сразу. Не задерживай. У нее вкус… не очень. И запах… Но зато крепкая.

— Учту. Спасибо.

Вкус у этого пойла был отвратительный. Хуже был только запах. И оно было не крепким. Крепче пива, но не особо.

Свиит выжидающе смотрел на меня, отведя в сторону руку со своим стаканчиком.

— Ну как?

— Мерзость.

— Блевать не будешь?

— Надо бы, но не хочется.

— А ты здоров выпить, я посмотрю. В первый раз даже охотников тошнило.

Он выпил свою дозу, крякнул, как после стакана спирта и снова полез под стойку. Извлек оттуда глиняную тарелку с кусочками чего-то.

— Загрызни.

Я загрыз. В отличие от напитка, еда имела вкус не противный, хоть и несколько необычный. Что-то вроде хорошо проперченной и очень зажаренной картошки.

— Что это?

— Слепыши. Что ж еще? Мы здесь давно уже торчим. Ничего другого не осталось. Воды еще чуть подкачаем и сниматься будем. Ну как тебе настойка?

— Дрянь. Редкостная гадость.

— Ну, знаешь ли, — с некоторой обидой сказал Свиит, — из слепышей вообще никто не гонит. Не умеют. А я умею, потому что аппараты сам собираю. И я хорошие аппараты собираю. Они что угодно перегнать могут. Только знать надо — как. А тут просто гнать не из чего. Мы сюда с запада пришли, так там скорпионы были. Вот из них настойка получалась, я тебе доложу! Я б тебя угостил, да последняя еще два месяца назад закончилась.

Я задумчиво достал из кармана сигареты и спички. Слишком много беспорядочной информации. Обвал какой-то. Чиркнув спичкой, я заметил, что бармен смотрит на меня жадным взглядом.

— Чего?

— Что за сигарету хочешь. Вода, еда… Блок есть от кондиционера… Рабочий… Почти рабочий. Там немножко подправить надо… Запчастей просто нужных нет. Достанешь — будет рабочий. Но его я за сигарету не отдам. Пачка… Нет — полторы. Он и сейчас работает, но с перебоями.

Я украдкой взвесил рукой флягу. Мог бы и не делать этого. Фляга была полна на три четверти, о чем мне было прекрасно известно. После первой ночи, когда мы улепетывали от червей, весь наш небогатый запас спиртного превратился в груду стекла. Коньяк оставался только у меня во фляге. И еще немного гномьей адской смеси в маленьком бочонке.

— Угощайся, — я подтолкнул сигаретную пачку к Свииту. — А потом возьми воды, рюмки свои и пошли поболтаем за вон тем столиком.

За последующие два часа я узнал об этой земле больше, чем из всех рассказок Карелла. В общем-то, это и понятно — Виктор рассказывал то, что было интересно ему. А наши интересы часто не совпадали. Практически никогда не совпадали.

Свиит тоже был странным парнем. Пока мы стояли у стойки, он был готов между делом вываливать на меня все, что знает, слышал, догадывается или предполагает… Как только выяснилось, что мне это интересно, он сразу начал прикидывать, как извлечь из этого выгоду. Но коньяк сделал свое дело. Вначале Свиит пытался выяснить, из чего гонят такое крепкое зелье, но как-то сразу и безоговорочно поверил мне, что в окрестностях нет необходимых ингредиентов, а достать их нет никакой возможности. Больше к этому вопросу мы не возвращались. Время от времени я скармливал ему сигарету, вливал наперсток коньяка и слушал.

Небольших червей здесь называли слепышами и ели, если удавалось добыть. Если слепышам удавалось добыть кого-нибудь из жителей, то питались уже они. Так что нам с Карелла очень повезло. «Наш» червяк был для небольших слепышей кем-то вроде пчелиной матки для роя пчел. Я так понял. В этом хоме такого червя никто не видел. Но были хомы, которым удавалось добыть матку. Про два таких было известно абсолютно точно. Это была не планомерная добыча — никто бы не решился пойти на такую охоту. Просто смыться не было никакой возможности. Обычным оружием его убить было нельзя. Просто прошивало насквозь, без видимого эффекта. Реальные повреждения можно было нанести только саблей, топором, ножом… (А что ж такое для них «нормальное оружие»?) Один хом потерял восемь человек. Второй — намного больше, но сколько — неизвестно. При встрече с вождем червячного племени люди испытывали дикий страх и просто замирали на месте, дожидаясь пока их проглотят. Этот вопрос меня заинтересовал, но Свиит, к сожалению, ничего больше не знал. Да и это знал только по слухам.

— А вы у нас долго пробудете?

— Тебе что?

— На Мать охота посмотреть. Я думал подождать, пока народа поменьше станет, а тут ты зашел…

— Посмотришь. Можешь не торопиться. Я тебе его лично покажу. Скажи-ка мне лучше…

Большинство людей здесь жили в хомах. Я так понял, что хом — это что-то вроде деревни. Некоторые хомы постоянно находятся на одном месте — в основном они расположены возле городов. Некоторые, такие, как хом Танаки, постоянно кочуют. Каждый из хомов, в принципе, самодостаточен, но в основном занимается какой-то определенной деятельностью. Есть хомы охотников, которые занимаются добычей пропитания. Есть хомы, жители которых занимаются ремонтом всего. Есть — торговцы, которые курсируют между хомами и меняют одно на другое. Хом Танаки специализировался на добыче воды. Потому они и шлялись по окраинам, разыскивая новые источники. Еще существовали бродяги. Бродяги пустошей. Опять-таки, как я понял, это были просто бандиты, которые сами работать не хотели или не умели, а предпочитали пользоваться плодами чужих трудов. На хомы бродяги не нападали — сил не хватало. Но иногда нападали. Свиит как-то невнятно все это изложил и я просто не понял, чем же покойные хомы такую немилость бродяг вызвали. Хотел расспросить подробнее, но тут всплыла тема городов. Города — это было интересно. Но как я не бился, дальше слова «город» мы не продвинулись. Свиит просто не понимал, чего я от него добиваюсь. Единственное, что я уяснил, так это то, что города торгуют с хомами.

— Ладно. А ты знаешь, где находятся эти города?

Свиит мгновенно протрезвел и цепко взглянул на меня.

— Допустим.

— Можешь координаты дать? Карту? Сказать, куда нам направляться?

— Нет.

— Почему так?

— Это пустошь. Тут каждый сам за себя. Или за свой хом. Но вначале — за себя.

— Если хочешь торговать — дай товар и скажи, что за него хочешь получить. Жди здесь. Вернусь и расплачусь.

— Тут, видно, очень честные люди живут.

— Не понял.

— А если сопрешь товар?

— Я что похож на самоубийцу? Это пустошь, Питер. В одиночку тут не выжить. Со мной после этого никто не станет иметь дело. А слухи расходятся быстро. Я уже понял, что ты прибыл из какого-то странного места… Может у вас так и заведено, но тут так не делается. Иначе все вообще к чертовой матери посыплется. Должны существовать какие-то принципы и законы.

— Извини, не хотел обидеть. Так карта у тебя есть?

— Да.

— Продашь?

— Нет.

Я достал серебряную монету. У Свиита зажглись глаза, но он положил руки на стол.

— Нет.

Я достал еще одну. И еще. И еще. И еще. И так до тех пор, пока все содержимое моих карманов не оказалось на столе.

— Нет.

— Свиит, у меня создалось впечатление, что ты даже пальцы свои способен продать.

— Смотря сколько пальцев и за какую цену. Пальцев много.

— Так в чем дело?

— Ты хочешь карту купить.

— Ну да.

— Это МОЯ карта. Там все мои источники отмечены.

— Да не нужны мне твои источники. Мне города нужны.

— Я только один раз хотел купить координаты города. Но не купил. Знаешь почему?

— Просвети.

— Много очень парень хотел получить. У меня столько не было. А доход у меня неплохой. Местонахождение города… дорогого это стоит. Город всегда на одном и том же месте. Город всегда готов торговать. Там всегда хорошие цены.

Мне в голову пришла замечательная, распрекрасная идея. Правда, было одно «но». Звали это «но» — Карелла. Ну, ничего, может как-нибудь образуется.

— Послушай, Свиит, а, скажем, мог бы ты обменять свою карту… Без источников, только с городами. Обменять ее на нашего червяка?

— На Мать слепышей?

— На нее, родимую.

— Да. — Свиит не думал ни секунды. Видно, это действительно ценная штуковина была. Вроде артефакта.

— Я пока ничего точно не обещаю. Надо с партнером поговорить.

— А я и карту сейчас не могу дать. Надо копию снять. Без источников.

— Тогда распрощаемся до завтра. Думаю, что уговорю партнера.

— Надеюсь.

Я не был уверен, что смогу уговорить Виктора. Самая главная проблема состояла в том, что ему нельзя было говорить ни о городах, ни о карте. Ни в коем случае. С червяком он, конечно, расстанется без сожаления, но затем его понесет к этим городам. Обязательно. И даже не представляю, какие доводы нужны, чтобы его отговорить. Таких доводов просто не существует. Он, при необходимости, пешком туда пойдет. А нам надо вернуться на базу. Переоборудовать «Отчаянного». Захватить больше воды. Захватить металл, который здесь в цене. Хорошо бы и Эрлика с собой прихватить.

Народ и не думал расходиться. Похоже, не особо много тут развлечений. Карелла беседовал с каким-то высоким парнем. Заметив меня, он пожал руку собеседнику и повернулся в мою сторону. Вид у Виктора был несколько смущенный. Что-то он уже натворил.

— Так, Карелла, давайте без предисловий. Во что вы втравили нас на сей раз?

— А что, настолько видно?

— Невооруженным взглядом. Никогда не играйте в покер на деньги — обдерут, как липку.

— Ладно, тогда — без предисловий. Я продал «Отчаянного».

Фокус был настолько неожиданным, что я просто не поверил. Такого не могло быть в принципе.

— Виктор, — осторожно сказал я, — вы настойку местную пили?

— Что?

— Ничего. Это просто голову напекло и вы рехнулись. Тихое такое помешательство. Хотя может я чего-то просто не расслышал, недопонял или мне это снится? Мы вообще сейчас о чем говорим? Об «Отчаянном»? О нашем корабле? О том кораблике, который вы с Ашуном строили?

— О нем.

— Я вам не верю, Карелла. Еще не понимаю, где именно вы врете и зачем вам это надо, но вы врете. «Отчаянный» вы продать не могли.

— Не мог — вы правы. Я его обменял.

— А вот сейчас мне как-то печально становится. Уверен — ответ мне не понравится, но все же… На что?

— На бот.

— А со мной не судьба была посоветоваться? Мы вообще-то партнеры, хотя я в этом сомневаться начинаю.

— Простите, Питер, но видно — не судьба. Я не горжусь этим поступком, Откровенно не горжусь. Но вы были бы против такого обмена.

— Естественно, я был бы против. Вы управлять им не можете.

— Я, конечно, не знаю всех тонкостей и нюансов, но смогу поднять его вверх и направить в нужную сторону. Я уже проделал это.

— А ведь у меня была хорошая идея связать вас и заткнуть рот, перед тем как уходить. Мы можем аннулировать этот обмен?

— Полагаю, можем. Но… погодите, не перебивайте. Знаете, что металл здесь стоит очень дорого?

— У меня сложилось впечатление, что вы этого не знаете.

— Я это знаю. Но боты тоже стоят очень дорого. Дороже, чем «Отчаянный».

— Виктор, у вас этих ботов — три десятка. Целая база. Вы даже внутрь не смогли попасть.

— Теперь, наверное, смогу. И не думаю, что их управление сильно отличается от управления «Лизы».

— Лизы?

— Название бота. У всех кораблей есть имена. «Лиза» старый бот. Как я понял, там сломано все, что только можно сломать, но двигаться она может и движется намного быстрее «Отчаянного».

— И, по-вашему, я должен быть в восторге от этого?

— Помолчите. Здесь все перемещаются на этих ботах. Вы беседовали с кем-нибудь?

— Да.

— Знаете о бродягах?

— Слышал.

— Они тоже передвигаются на ботах. А теперь скажите, как вы думаете, что случится с нами, если «Отчаянный» попадет в поле их зрения?

— Догадаться не сложно. А вы считаете, что на этой «Лизе» мы сможем уйти?

— Нет. Я сказал — это старый бот. Но наш кораблик — готовое приглашение к нападению. Очень богатое, тихоходное и слабо вооруженное. Я, кстати, хотел и оружие приобрести. Не получилось. Оружие не продадут ни за какую цену. Но это так — к слову. Еще одна важная деталь — как я понял, в этом хоме есть… ну, не очень хорошие и не очень законопослушные люди. И не исключено, что у них возникнет искушение избавить нас от корабля. Пока мы тут торчим, нам ничего не угрожает… Странноваты тут обычаи, не находите? А вот потом могут начаться проблемы.

— Если мы обзавелись такой тихоходной калошей, то проблемы все равно начнутся. Эти не очень хорошие парни наверняка знают, с какой скоростью мы будем двигаться.

— Спокойно. Я уже договорился — за ними немного присмотрят. Они не пользуются у местных любовью. А мы уже пользуемся. Продадим… обменяем корабль и станем пользоваться еще большей. Как я понял, они постоянно разыскивают новые связи, новых торговых партнеров. А, как партнеры, мы очень перспективны. И потенциально опасны. Силы, которая стоит за нами, никто не знает. А вот червя вашего уже все посмотрели.

— За нами только Эрлик стоит. И то, если добраться сюда сможет.

— Ну, они-то этого не знают. Так что, пока это возможно, нас будут охранять от неприятностей. Головы, конечно, за это не сложат, но даже такие относительные союзники еще никому не мешали.

— Потрясающе, Карелла! Вот объясните мне, как это у вас получается? Вначале вы выкидываете какой-нибудь идиотский фокус, потом поете складную песню и, оказывается, что это не припадок слабоумия, а дальновидный и продуманный стратегический план. Как такое может быть?

— Я — несостоявшийся торговый дипломат. Я этому учился.

— Даже не знаю — ликовать мне по этому поводу или впадать в отчаяние.

— Просто воспринимайте это, как данность. Вы больше не собираетесь аннулировать договор обмена?

А черт его знает, что делать? С Карелла всегда так — только начнешь думать, что что-то понимаешь в происходящем, как все в корне изменяется, и снова ощущаешь себя болваном в королевстве мудрецов. Может он прав — бот лучшее средство передвижения, чем наш «Отчаянный»? Может. Но лучшее — враг хорошего. С другой стороны, поскольку Виктор накосячил, то расставание с червяком он переживет без лишних слез и вопросов. И вернемся на Лимбу. Надеюсь, что он действительно сможет довести бот до места назначения и попасть внутрь тех, что стоят на базе. Может, полазит еще в библиотеке и что-нибудь полезное найдет.

— Не собираюсь. Когда отправляемся на Лимбу?

— Стоп. Почему на Лимбу?

— Виктор, вам не кажется, что для одного дня уже достаточно неприятных сюрпризов? Куда вы еще собрались? Мы побывали здесь, посмотрели, чего можно ожидать, встретили людей, вы обменяли дорогущий корабль неизвестно на что. Может, пока достаточно? На базе есть еще боты, а у нас мало воды.

— Ну, воду можно купить здесь… Посмотрите, Питер, мы уже достаточно далеко забрались… Пролетим чуть дальше. Просто поглядим. Может найдем что-нибудь и тогда у нас будет точка, к которой нужно будет вернуться, чтобы с нее начать новый отсчет.

— Вы азартный человек. Дня два-три, вы немного раскинете мозгами и поймете, что я был прав и нужно возвращаться. — Возможно. Но давайте так — если мне в голову придет такая мысль, то мы немедленно возвращаемся. А пока… Неделя. Идет?

— Посмотрим… Для начала надо до завтра дотянуть.

— Ладно. Нам предлагали здесь переночевать. В хоме.

— Шиш с маслом. На корабль пойдем. Я его не оставлю. Пусть хреновенький, но наш. И так, к слову, вам со своей любимой животной придется расстаться.

— С какой животной?

— С братцем червячком. Я его выгодно продал.

Виктор, вопреки моим ожиданиям, только рассмеялся:

— Так вот значит с чего вы таким покладистым стали внезапно. Черт с ним. А что взяли за него?

— Потом скажу.

— Как-то тревожно мне становится.

— Это ничего. Я с таким ощущением всю жизнь живу — и вы научитесь.

На следующий день я явился в хом ни свет ни заря, оставив Карелла на «Отчаянном». Жизнь в поселении не то, чтобы кипела, но по крайней мере зарождалась. Свиит был уже на ногах, бодр и весел. Вчерашний коньяк на нем никак не сказался. Да и сколько мы там его выпили-то… Мы опрокинули еще по паре наперстков, я сторговал недостающую нам воду, а заодно обменял пустые бочонки на легкие, но вместительные фляги. Легкость, с которой Свиит расставался со своей драгоценной водой начала внушать мне опасения.

— Свиит, а твоей карте можно верить? А то я ведь парень не то, чтобы злопамятный… Мстительный просто очень. И злой. И память хорошая. Так что ты имей ввиду, что я тебя потом отыщу, если что… Всю эту пустыню перекопаю, но отыщу обязательно.

Свиит с сожалением посмотрел на меня.

— В плохом месте ты, Питер, вырос, видно, если так к договору относишься. Я тебе изначально карту продавать не хотел. И хрен бы ты меня заставил. Но мать слепышей — хорошая цена. Меня устраивает. Ты воду как к себе доставлять будешь?

Я пожал плечами.

— Ты доставишь. У тебя ж бот есть?

— Ну-ну… ты не наглей-то.

— А я тебя сигаретой угощу.

— Тремя.

— Идет.

На обратном пути мы прихватили с собой Виктора. Прибыв в хом, он сразу потащил меня в длинный блок, состоявший из нескольких коробок, отличавшихся от прочих внушительными размерами и прохладным воздухом. То есть воздух был вовсе не прохладным, но им по крайней мере можно было дышать без вреда для горла и прочей дыхательной системы… Видимо вчера Карелла уже здесь побывал. Он точно знал, где находится дверь (я бы сразу не определил) и зашел без стука.

Нас уже ждали. Парень, довольно высокого роста, совсем не худенький… У нас бы его попробовали в морскую пехоту завербовать.

— Согласен?

— Да.

— Сам отведешь? Когда забрать можно?

— Ты отведешь. Выгрузим — заберешь наш корабль.

— Целиком я не буду его забирать. Разберем на части. Я могу ребят нанять. Они выгрузят.

— Дудки.

Это уже я вступил. Мне просто не особо нравилось, что незнакомые мне люди будут шляться по «Отчаянному», людей будет много и что-нибудь они сопрут обязательно.

— Хорошо.

В блоке был еще один человек. Не, ну, может их было двое или десяток, но прочих я не увидел и не почувствовал. Там была девчонка лет четырнадцати, очень тощая и очень грязная… вначале я подумал, что черная (по цвету, в смысле), но потом заметил, что она немного разного цвета — кое-где чернее, кое-где — светлее. Она явно что-то ремонтировала. Во всяком случае отвертки и гаечные ключи я признал за инструменты. Такие я видел. Остальное было не по моей части.

— Ну что, Карелла, поехали? В смысле — полетели?

— Я гляжу, не очень-то у вас получается.

Девчонка из мастерской стояла шагах в десяти. Засунув большие пальцы рук в карманы тесных штанов из плотного материала, она поглядывала на нашу возню с презрительным любопытством. Штаны были грязными, как, впрочем, и их хозяйка. Тут все были грязными, что неудивительно, учитывая цены на стакан воды, но если остальные были как бы основательно пропыленными, то эта девчонка была действительно грязной. Ее штаны раньше имели синий цвет, затем выгорели на солнце, а потом она где-то в этой пустыне нашла грязь и всю без остатка извела ее на свою одежду. Майка под горло с короткими рукавами тоже была неопределенно-грязного цвета с разводами. Даже отсюда было заметно, что лифчик она не носит.

При ярком солнечном свете было ясно, что обладательница этого шикарного гардероба чуть старше, чем я предположил вначале и вовсе не такого субтильного телосложения, как казалось. Лет ей было примерно двадцать и, хотя она и была очень худенькой, но под кожей угадывалась хорошо развитая мускулатура. Даже под слоем грязи и пыли было видно, что кожа у нее темного цвета. Не такая черная, как у Фрая — тот был похож на кусок угля, а скорее цвета молочного шоколада. На чуть вытянутом лице, заостряющемся книзу, самой выдающейся деталью был рот — очень большой, с очень большими и чувственными губами. Линия губ была несколько неправильной, изломанной формы. Еще у нее были замечательно веселые и шальные глаза. Я мимо воли подумал, что целуется она, наверное, просто превосходно. Но запросто может и проглотить. Тут уж как повезет.

Виктор обернулся на голос и включил свое обаяние на полную катушку:

— Да вот… Мы, знаете ли, аматоры, — он обезоруживающе улыбнулся. — Может вы нам подскажете…

— Кто?

— Аматоры. Любители. Новички. Может вы…

— Это я вижу. Какого хрена ты в пустоши поперся, новичок? Сидел бы в своем хоме, или что там у вас есть, пил воду и радовался жизни.

Я неопределенно хмыкнул — девчонка начинала мне нравиться. Виктор не обратил на мое хмыканье ни малейшего внимания.

— Это наши дела, — сказал он сухо. — Не могли бы вы посмотреть, что мы делаем неправильно. В чем тут дело? Почему она не заводится?

— Отвечаю на все вопросы по порядку. Вы все делаете неправильно. В чем тут дело я не знаю. Видимо, вы идиоты. Не заводится она, потому что сгорел горизонтальный контур движения.

Несмотря на то, что ничего приятного она не сообщила, я чуть не засмеялся в голос — с чувством такого превосходства это было сказано.

— Вы что, даже не посмотрите?

— Че мне там смотреть? Я этот бот столько раз чинила, что знаю весь его фарш до последней гаечки. Первым должен был сгореть контур.

— Первым?

— Ну да, первым.

— А что вторым?

— Ну, так, чтоб серьезно, ничего. Я ж его на совесть делала. По мелочи… конвертер там барахлит, но он еще долго протянет… контакты залипают… надо проводку часто заменять в одном месте… Да не, ерунда одна. Контур самым слабым местом был, но я рассчитывала, что он хоть пару недель продержится, а вы его как-то чересчур молниеносно уходили…

Карелла был в ярости. Я это видел, но девчонка даже не догадывалась. Его, торговца с пеленок, провели на копеечной сделке, всучили некачественный товар. И в результате он мог погибнуть, хотя в данном случае это было уже второстепенным.

— Значит, вы знали, что бот с дефектом?

— Ты чем слушаешь? Конечно, знала.

— И продали нам заведомо неисправный бот?

Если бы солнце не палило с такой силой, то девчонка превратилась бы в ледяную статую под его взглядом. Но солнце палило, в статую она не превратилась, зато поняла, куда клонит Виктор. Она неспешно вытащила пальцы из карманов, подошла вплотную к Карелла и уперла ладони в бедра. Глядя снизу вверх (она была на полголовы ниже Виктора — примерно моего роста), она твердо сказала:

— Жан продал, ты купил. Честная сделка.

— Честная!?! — Карелла даже подпрыгнул на месте от возмущения. — Честная сделка, говоришь? Я сейчас покажу этой долговязой скотине, что такое честная сделка. Пойдемте, Питер…

Девчонка повернула голову и посмотрела на меня. Я не двинулся с места. Она подождала секунд пять, и спросила, обращаясь уже ко мне:

— Он действительно такой придурок?

— Гораздо хуже.

— В чем дело, Питер? Пойдемте.

— Объясни ему.

— Попробуй ты. Меня он не слушает. Я отговаривал его от этой покупки.

— Хорошо.

Она снова повернула голову к Виктору и терпеливо, как маленькому стала объяснять:

— Тебе Жан предлагал осмотреть бот? Предлагал. Ты осмотрел? Осмотрел. Цена тебя устроила? Устроила. Ты заплатил? Заплатил. Так чего ж ты тут теперь комедию ломаешь?

— Но я же не знал, где именно надо глядеть!

— Тогда тебе, родной, не к Жану надо было идти, а к доктору. Заплатил бы ему денежек, чтоб тебя от слабоумия вылечили, а уж потом и покупками бы занялся. Ты у знающих людей поспрошай, они тебя научат, как надо торговаться. А nbsp; — Нет.

пока не лезь. Не твое это.

Карелла согнулся пополам и захохотал. Его — бывшего мегамиллиардера (да и сейчас небедного человека), торговца до мозга костей, человека, дававшего на чай больше, чем стоит все это поселение, включая жителей… Короче, его обучает торговле замызганная девчушка, которая, может, и таблицы умножения-то не знает. И что самое смешное — она права. Я все это прекрасно понимал, но девчонка ничего о героическом прошлом Виктора не знала. Она с опаской поглядела на него и спросила:

— У него приступ? Он не опасен?

— Нет — не приступ и нет — не опасен. Сейчас он отсмеется и снова выкинет какую-нибудь штуку.

Отсмеявшись, Карелла сказал уже совсем другим тоном:

— Но мы же могли погибнуть.

— Это ваши проблемы. Любой может погибнуть, что ж теперь — обо всех беспокоиться?

— В логике не откажешь. Я так понимаю, что вернуть негодный товар не удастся.

— И не мечтайте. Начнете права качать — вас убьют. Вы — чужаки. Чужаков никто не любит. В этом хоме люди мирные, но не перегибайте палку. Если вы захотите покалечить их единственного механика, то дело закончится плохо.

— Но вы ведь тоже механик? Или я ошибаюсь?

— Я-то? Конечно. Но я — пришлая, а Жан — свой. Насчет меня они точно не знают — может я беглая какая или преступница или еще кто. А с Жаном все ясно.

— Угу… угу… значит так, да? — несмотря на предупреждение, Виктор усиленно что-то замышлял. — Вы не откажетесь все же посмотреть, что с ботом? Может быть можно как-нибудь помочь? Мы заплатим.

— Сколько? — быстро спросила она.

Слишком быстро.

Я подумал, что Виктор захочет отыграться, но ничего подобного — он достал серебряный полуталер.

— Идет?

— Идет. Только деньги вперед. Не думайте, что я вам не доверяю, или, что я вас обману. Просто я хочу пить, а Свиит больше в долг не отпускает. Сейчас схожу напьюсь и приду.

— Водой мы угостим. У нас есть. Пойдемте в бот.

— Сколько?

— Достаточно. У нас достаточно воды.

— Я спрашиваю, за сколько ты ее продаешь?

— Я не продаю. Я хочу вас угостить.

Она отошла на два шага и смерила презрительным взглядом сначала Виктора, а затем меня.

— Я сейчас свистну, и сюда весь хом сбежится. Знаешь, что тут с насильниками делают? Последний пополз в пустоши без своего хозяйства. Может там, откуда вы родом, такое дело и сошло бы, но не здесь!

Не скажу, что знал наверняка, но где-то в глубине души догадывался о такой реакции. Двое мужчин, намного более чем щедрая оплата пустяковой работы, предложение зайти внутрь бота… Я не женщина, но и мне предложение показалось подозрительным. Если бы я не был знаком с Виктором столько времени, то подумал бы…

Для самого Карелла реакция девчонки оказалась совершенно неожиданной. Он смог сказать только «я ведь просто…» и развести руками. Положение нужно было срочно спасать.

Я подошел к ним и остановился в двух шагах. Девчонка напряглась, но осталась на месте.

— Извини моего приятеля. У него иногда бывают внезапные приступы вежливости. Он не имел в виду ничего, кроме того, что сказал. Ему бы такое просто в голову не пришло — мешает излишек воспитания и недостаток фантазии. Дайте деньги, Виктор.

Потрясенный Карелла безропотно отдал мне полуталер. Я протянул монету девчонке.

— Бери. Но имей ввиду, что он говорил абсолютно серьезно и безо всякой задней мысли — у нас есть вода и я могу тебя угостить. Хочешь — пей тут, не хочешь — иди к Свииту.

Она смерила Виктора подозрительным взглядом, но монету взяла, похлопала по ножу, висевшему на поясе и сказала:

— Пошли. Но имей ввиду…

— Если б не имел ввиду, то помер бы давным-давно…

В боте было прохладнее, чем я думал. Большинство свободного пространства занимало наше барахло. Оказалось, что наше предыдущее средство передвижения при всей его неказистости, было гораздо более вместительным. Я отыскал один из полных бочонков и большую кружку. Налив ее до краев, протянул девчонке, которая с любопытством рассматривала наши разбросанные пожитки, и выражение ее лица красноречиво свидетельствовало о том, что она думает о таких неаккуратных людях. Она приняла кружку, как самую большую драгоценность и взглянула на меня вопросительно. Я кивнул. Однако она все равно отпила ровно половину и протянула кружку мне. Вода была теплой и противной и, кроме того, пить я не хотел. С трудом сделав два глотка, остаток я хотел просто машинально выплеснуть на пол, но на полпути мою руку перехватила другая рука — черная, грязная и с обгрызенными ногтями. Владелица этой руки была в ярости. Забрав кружку, она сказала, глядя мне прямо в глаза и чеканя каждое слово:

— Никогда. Больше. Так. При мне. Не. Делай. Понял?

Мне даже стало как-то неловко, хотя с чего бы? Это ведь моя вода была. Наша. Все это начало походить на какой-то ритуал. Не хватало только, чтобы она сейчас стала молитвы богам возносить.

Гостья допила всю воду без остатка, вытерла свои роскошные губы грязной ладонью и сказала:

— Да-а-а… Многое я на свете видела, но идиоты, за так угощающие водой, впервые попадаются.

Чтобы как-то загладить неловкость, я достал из кармана пачку сигарет.

— Куришь?

По глазам было видно, что — да, курит. Но скорее себе руку отрежет, чем попросит.

— Я угощаю.

— Спасибо, — она неловко достала сигарету и закурила. — Городские. Я такие всего два раза в жизни курила. У нас вообще табак закончился месяца четыре назад. А торговцев все нет. Может, в бурю где попали, а может просто досюда не добираются.

Я слушал и мотал на ус. Внезапно она протянула мне руку:

— Ясмин.

— Что?

— Ясмин. Зовут меня так. Имя мое. Ясмсин.

— Питер, — я пожал руку. Она была грубой, мозолистой и сильной. — Красивое у тебя имя.

— У тебя тоже ничего. Не слышала еще такого. А куда ж вы, непутевые, путь держите?

— Это к Виктору. Он такие вопросы решает.

— Ага. Он, значит, вопросы решает. А ты что делаешь?

— Я решаю проблемы.

— Ну-ну… проблем у вас будет много.

Она немного помолчала, ожидая, что я спрошу, но я не спросил. Я и без нее это знал. Тогда Ясмин зашла с другой стороны.

— Откуда такой достал? — она бесцеремонно ткнула пальцем в шрам в виде буквы «Y» на моей левой щеке.

— На день рождения подарили.

Шрам я получил давным-давно, еще в пехоте. Я к нему привык, он не мешал, а красавцем я и до этого не был. Однако сообщать все это ей не стоило. Особенно про пехоту.

— А ты такой не особо разговорчивый парень, да?

— Да, в общем-то. Не особо.

— Ладно, — Ясмин затушила окурок и поплевала на обожженные пальцы. — Пойду посмотрю, что у вас там стряслось.

Она вышла, а я пошарил в мешке и достал две пачки сигарет. Отдам ей, когда закончит ремонт.

Снаружи Виктор уже ногти грыз от нетерпения. Едва я показался из люка, он замахал руками, что твоя ветряная мельница.

— Питер, да давайте же скорее, пес вас дери!

— Что за пожар?

— Питер, ее надо взять с собой!

Я посмотрел в направлении пальца Карелла и увидел, что Ясмин, сняв панель с нашего бота, почти целиком забралась внутрь. Снаружи оставались только стройные ноги и ягодицы, туго обтянутые штанами. Достойное зрелище.

— А у Ясмин вы спросили?

— У кого?

— У Ясмин. Все-таки это ее задница. Нехорошо брать чужое без спросу.

Карелла непонимающе уставился на меня. Ладно. Я уже привык, что мои шутки он не понимает.

— Виктор, куда вы ее собираетесь брать? Вы хоть знаете, куда мы направляемся и сколько… — Да. Я понял. Вы все-таки хотите вернуться. Я думал — хотя бы два дня продержитесь, прежде чем у вас в мозгах посветлеет.

— Я умею признавать ошибки. Вы же видите, — она разбирается в этих машинах гораздо лучше нас.

— Ну, это как раз и не фокус. Тут трехлетний ребенок в них лучше нас разбирается. Главное, что она разбирается в оружии.

— Да, и в оружии тоже. И там же есть еще куча других вещей, о назначении которых я даже догадаться не могу. Как думаете, она согласится?

— Вы как будто руку и сердце ей собрались предлагать. Почем мне знать? Думаю, согласится. Она спрашивала, куда мы направляемся, и вообще мне кажется, что она из тех людей, которые, не покладая рук, ищут себе неприятности на ту часть тела, которая отсюда очень хорошо видна. Она навроде вас. Только она круче.

Виктор проглотил это, не поморщившись.

— Точно. Если не удастся ее заполучить, то двинемся дальше на север. Там должно быть больше людей. Кого-нибудь да отыщем. Но лучше, чтоб она согласилась. Тут не особо дружелюбные, зато хорошо вооруженные люди. У нас могут быть очень большие неприятности.

— Да. Только двинемся на запад

— Почему на запад?

— Они с запада пришли. Там люди точно уж должны быть. А вот здесь их мало. Я думал, что это какие-то проклятые места, овеянные мрачными легендами древности… Ну, сами подумайте — «Мертвые земли», что это за название такое? На Лимбе так называют места, где дрянь всякая встречается — богли, бин сидхе… И чаще всего, это просто страшные сказки.

— А тут?

— Тут нет воды. Потому и выжить невозможно. И никто не живет. И ничего не растет.

— А в других местах растет?

— Понятия не имею. Не спрашивал. Но, по крайней мере, скорпионы на западе водятся.

Ясмин закончила копошиться во внутренностях бота и зашла внутрь через открытый люк. Бот тихонько загудел и приподнялся над землей где-то на метр, тронулся вперед и остановился.

— Гляньте-ка, починила.

Ясмин уже направлялась к нам, на ходу вытирая руки о свои штаны. Я вдруг понял, что слой грязи на ее одежде, руках и лице — это не грязь, а смазка. Профессия механика — это не только работа в прохладном помещении. В любом деле есть свои подводные камни.

— Значит так, — Ясмин не тратила время на предисловия. — Я вас, ребята недооценила. Я думала, что вы идиоты. Я ошибалась. Вы полные кретины.

Она немного помолчала, давая нам осознать сказанное, а затем обратилась к Виктору:

— Ты антиграв включал?

— Я-а-а… — по лицу моего шефа было видно, что он даже не знает, что это такое.

— Понятно. Чинить тут ничего не надо, но монету я забираю, скажем так, за консультацию.

— А вы уверены, что ничего не надо чинить?

— Уверена ли я? Парень, я читать училась по техдокументации для этих ботов. У меня отвертки и пассатижи вместо игрушек были. Я только одного человека знала, который знал о ботах больше меня. Я же по роже твоей вижу, чего ты думаешь — баба-дура сиськи себе отрастила…

Мы синхронно посмотрели на предмет разговора.

— …и представляет, что она механик. Да ты хоть масс-конкернер от стартера отличить сможешь, умник? А может ты против черных что-то имеешь, а? Ты что, расист?

Виктор выглядел несколько огорошенным. На мой взгляд, был не лучший момент, чтобы делать то предложение, о котором он говорил. Однако Карелла придерживался другой точки зрения. Он придал своему лицу выражение максимальной глупости:

— Э-э-э… Ясмин… вы, наверное, уже поняли, что мы не очень-то разбираемся в технике…

— Это уже все здесь поняли. Мой вам совет, ребята, убирайтесь отсюда поскорее, пока вам глотки не перерезали. Я ж говорю — это мирный хом, но зачем же людей так искушать. И когда уберетесь — не останавливайтесь в пути. Может быть, кто-нибудь захочет догнать вас и посмотреть, что тут у вас еще интересненького есть. Считайте это дополнительной консультацией в счет вашей монеты.

— Я посовещался со своим партнером и хотел бы предложить вам работу в качестве механика и пилота этого бота.

Ясмин молчала.

— В качестве оплаты ваших услуг могу предложить одну монету золотом или две серебром в неделю плюс полное обеспечение.

— Что значит «полное обеспечение»?

— Еда и вода, когда они есть у нас. Новая одежда, когда мы ее достанем.

— Я даже не попытаюсь сделать вид, что ваша компания мне нравится. Вы ни черта не знаете и ни черта не можете. Вы не похожи ни на кого из тех, кем могли бы быть. Я не представляю, как вы выжили в пустошах, а уж тем более в Мертвых землях. Полагаю, вы просто родились под какой-то счастливой звездой. Звездой дураков. Такая ведь тоже должна быть. Но ты, красавчик, чего-то не договариваешь и уж больно густо мажешь. Не скрою — я давно отсюда хотела свалить, но все как-то случая не представлялось. Не то, чтобы подходящего — вообще никакого. И, похоже, что долго не представится. Вы — первые люди тут за полгода. Только не думай, что я сейчас от счастья зарыдаю. У меня жизнь, как сказка — чем дальше, тем страшнее. Тут хреново, а как с вами будет еще неизвестно. Может — еще хуже. Куда вы направляетесь?

— Назад. В Мертвые земли.

— Тогда без меня. Счастливого пути.

Виктору не помешала бы поддержка. Я протянул Ясмин сигареты.

— Возьми. Это подарок. Спасибо, что посмотрела бот. Два слова, ладно?

Она осторожно вяла сигареты и кивнула.

— Мы пришли из Мертвых земель и сейчас нам надо туда вернуться. Неважно, пойдешь ты с нами или нет. С тобой это было бы намного проще — мы не лучшим образом управляемся с этой штукой. Сюда мы добирались три недели. На боте долетим … не знаю… дней за десять. Дело не в этом. Дело в том, что мы знаем, что там находится, а ты не знаешь. И это незнание останется с тобой на всю оставшуюся жизнь. Ты постоянно будешь гадать — а что же там такое? где то место, откуда явились эти парни? куда они направились? может и мне стоило пойти с ними? Но второго шанса уже не будет. Ты никогда не получишь ответа на эти вопросы. Врать не буду — путешествовать с нами часто бывает опасно. Иногда — очень опасно. Но скучно не бывает никогда. И мы до сих пор живы, а это тоже что-то да значит.

Когда я закончил, Ясмин засмеялась, встряхивая копной своих волос.

— Ну, говорун, чтоб меня ведьмы загрызли… Здорово расписал ты все, Питер. Теперь я уж точно гадать буду… Знаешь, я бы согласилась, но есть тут несколько проблем. Меня не отпустят. Я тут всем должна. Они меня полтора года назад в пустошах подобрали. У меня ничего не было. Вот с тех пор в долг и живу. Боты нечасто ломаются, а с обычной работой — электростанция, ветряки, радио и всякое такое, Жан и без меня справляется. Я чужая, поэтому мне все втридорога продают. Вот и получается, что чем дольше я здесь живу, тем больше должна.

— А убежать?

— Куда?

— С нами вместе хотя бы.

— У вас оружие, кроме этих железяк, есть?

У меня еще был арбалет, но было ясно, что Ясмин не такое оружие имеет ввиду. Молчание она расценила правильно.