Звезда дураков

А вот после Лайона, когда я стал двигаться к побережью, то информации стало больше. Вернее, не то, чтобы больше, просто она была где-то здесь. Витала вокруг и я ее чуял. Но только-только собирался схватить какой-нибудь кончик ниточки, как она выскальзывала или оказывалась тонкой, блестящей паутинкой. Не знаю, как все получилось бы, но мне повезло. Просто повезло. Я случайно свел знакомство с Эрлом Свенсоном и Ли Чангом. Вообще-то они были разбойниками. Промышляли вдвоем по местным окрестностям. Когда они вышли к моему костру, то я просто уверился в своих предположениях. Но ребята оказались неплохими. Поскольку их шайка состояла только из двух человек, то особой вражды они не водили ни с патрулями, ни со своими коллегами из лесов. Даже с селянами как-то ухитрялись более-менее приличные отношения поддерживать. Как мне сам Эрл объяснил: «Лучше отщипывать понемногу и со всеми иметь сносные отношения, чем пару раз сорвать большой куш и потом прятаться по всей Федерации.» Они ухитрялись даже подрабатывать, защищая местных крестьян от чужих, которые иногда забредали в эти леса. Короче, странный вид бизнеса у ребят был. На момент нашей встречи они всерьез раздумывали, где бы найти еще людей и осесть в какой-то крупной деревне, что находилась рядышком.

— А че? Нормально можно жить. Я в такой до войны жил. И сейчас вернулся бы, только ее спалили еще в первый год. От городов далеко — мытари редко бывают, а от лесных отбиться всегда можно. Раз, два — а там они и сами обходить будут.

Эрл служил в егерях на стороне Федерации. На пятый или шестой год его роту перебили, а он сбежал. Хотел к войскам добраться, но те уже отступили. Так и слонялся по лесам, а потом привык. Где он Чанга нашел — не знаю. Но Чанг был точно не местным. Откуда-то с Запада. Аль Хокка, Каме Валь, а то и подальше. Маленький, худой, желтого цвета, с раскосыми глазами… Да даже не во внешности дело — в портах можно найти людей любого вида и расцветки. А вот такое имя — редкость. Да и акцент какой-то у него присутствовал.

От предложения присоединиться к их компании, я отказался, но ребята не особо расстроились.

— Да я видел, что ты не согласишься. Не твой уровень. Сколько на войне был?

— Все двенадцать.

— Где?

— По разному. В основном — в разведке.

— Я так и подумал… Не про разведку, а просто, что тебя там крепко перемалывало. Мы тебя срисовали еще четыре часа назад, но сразу видно, что ты не из тех, кто свое добро добровольно отдает.

Я их «срисовал» сразу после полудня, но не спешил этим хвастать. Если бы я каждому дружелюбному парню доверял, то и первый год войны не пережил бы.

— В Марракеш идешь, или тут чего ищешь?

— Иду в Марракеш, но и тут ищу.

Парни помолчал.

— Смотри, как знаешь… Но может чем и сможем помочь…

— Без обид, ребята, но вы мало похожи на благотворительную организацию.

— Не думаю, что мы ее хоть чем-то напоминаем. Но если наши интересы не пересекаются, то гадить друг другу вовсе не обязательно. Никогда не знаешь, как жизнь повернется.

Свенсон был записным философом хорошей деревенской закваски. Мало-помалу мы разговорились и вот тут он меня сильно удивил.

— Шляются здесь какие-то… не конкретно здесь — ближе к Марракешу. Вернее даже к полуострову. Думаю, что у них есть схорон где-то в горах — там-то можно надежно спрятаться. Но это странные ребята.

— И чем же это они такие странные?

— Ну, во-первых, их никто не видел…

— А ты?

— Я видел. Но увидел-то я их случайно. Нас ведь только двое, так что и ходить тут мы можем быстро и неприметно. Вот как-то и нарвались. Три десятка человек их было.

— Это точно люди были?

— Люди. Ну, полуэльфов несколько было…

— Погоди. Ты точно уверен, что это люди? Может…

— Да что я людей от кого-то еще не отличу? Ни на кого больше они не были похожи. Люди и есть. Но… ловкие очень парни. Сноровистые. Я сразу подумал, что разведчики. Их ищешь? — Не знаю. Дальше говори. Что, думаешь, разведчики?

— Не. Я с армейской разведкой сталкивался. Там ребята и поухватистее, и как-то конкретнее. Вроде тебя. Всегда точно знают, чего хотят, и действуют без лишних движений и эмоций. А эти… не армейские… Вот полуэльфы, те, может, и из разведки.

В разведке полуэльфов не было. Ни в нашей, ни в королевской. Полуэльфов даже просто в армию стали призывать только года за четыре перед концом войны. Больно уж ненадежные союзники. Всегда у себя на уме и догадаться, что там они себе задумывают просто невозможно. А если уж полуэльф чего и решил, то это решение у него из мозга никаким гвоздодером не выдерешь. По-моему инстинкт самосохранения у них попросту отсутствует. Они вроде росомах, которым даже медведь дорогу уступает. Связываться не хочет, потому как себе дороже обойдется. Победить — победит, но такой ценой, что победа смысл утрачивает.

— С чего так решил?

— Они вроде как половчее были. И, навроде, как за главных. Мне так показалось. Но мог и ошибиться. Они тоже… странными были.

— А странность в чем?

— Ну, во-первых, черные… Я еще подумал, что папашка этой троицы моей масти был.

Эрл был настолько черным, что сейчас, в отблесках костра, я видел только его зубы и белки глаз.

— Ты много черных полуэльфов видел? Вот и я немного. А чтоб трое за раз… И еще волосы у них были… Я вначале подумал, что седые, но где ты видел седых эльфов или полуэльфов?

Я видел седых эльфов. И полуэльфов тоже. Но я вообще до фига чего в жизни видел.

— Так что с волосами?

— Белые они. Абсолютно белые. Даже серебром чуть отливают. У всех. Может братья?

— Может. А ты уверен, что они полу-, а не настоящие эльфы?

— Конечно. Где ты таких эльфов видел?

— Постой. Представь на секунду, что они покрасили себе волосы, искупались в гуталине… А вот если бы они были обычного цвета, с обычными волосами — они походили бы на эльфов?

Эрл на какое-то время задумался.

— Нет. — Он тряхнул головой. — Не похожи. Говорю тебе — полуэльфы. Я хорошо разглядел. Правда, один больше других на эльфа смахивал, но «больше других» это не значит, что он на эльфа был похож. Просто остальные походили еще меньше.

— Ладно. — Я не особо поверил ему. В конце концов этих дроу никто не видел… Бран мог приврать… я мог не так его услышать или понять. — Ты обмолвился, что их никто, кроме тебя не видел. Так откуда все эти байки?

— Нет, ну, может кто и видел, просто я таких людей не встречал. А что до баек, так на то они и байки… Вон по ту сторону хребта все о Дикой охоте рассказывают… А ее кто видел?

Думаю, что Дикую охоту кое-кто все же видел, но вот узнать подробности уже не получится. Мертвые, как правило, не особо общительны.

— Все таки… Может, хоть что-то? Грабежи на дорогах? Сожженные веси? Следы какие-то, в конце концов? Кострища? Следы от копыт? Ты говорил, что там три десятка было. Даже в этих буреломах что-то должно было остаться.

— Ни грабежей, ни деревень ограбленных не было. Точно. На этих землях восемь команд работает и мы стараемся, чтоб дорожки не пересекались. Чужие тоже забредают, но их сразу вычисляют и отлавливают. Тут, знаешь ли, не скатерть-самобранка, чтоб прикармливать кого ни попадя. Кострища? Следы? Да кто на это внимание обращать будет? Но я ведь на той поляне был еще раз. Дня через три. Не специально, просто мимо проезжали. Так там никаких следов не было.

Я даже уточнять не стал. И как-то не удивило меня отсутствие следов.

— Я думаю, что они где-то возле Вейонеса или Глетта промышляют. Тридцать человек серьезная сила и наша тутошняя рыбка для них мелковата. А тут у них просто база постоянная. Для нас это, конечно, не очень хорошо — вдруг как войска на хвосте притащат. Но шифруются хорошо, значит такого счастья им тоже не надо.

Удача — птица капризная и пугливая. Но вот сегодня я чем-то ей приглянулся. Где Глетт, там и до Альбы недалеко. Понятно, что ребята все это мне рассказывали не от избытка общительности и дружелюбия. Почти наверняка они считали, что я — один из членов той шайки. Или напротив — член другой такой же шайки, которая враждует с первой. Им подходили оба варианта — или засвидетельствовать свою лояльность, типа помочь, но не подвергая опасности собственное здоровье. Или же стравить две крупных банды, освободить свою землю от лишних, а самим остаться как бы не при делах. Мне было не особо любопытно, кем там они меня придумали. Существовали и более интересные вопросы.

— А куда они потом поехали знаешь?

— Не. Мы оттуда быстро свинтили. Как-то недосуг было знакомиться.

— Хоть сторону назвать можешь?

— Нет.

Может и врет, но скорее всего — правда.

— А догадаться? Ну, как лошади стояли? Костер горел? Сидели как? Вот если бы ты на стоянку становился, то как бы лагерь расположил?

Эрл ненадолго задумался, потом пожал плечами:

— Не знаю… не уверен. Похоже, что в Марракеш ехали, а может просто мимо — сразу на Заячий.

— Не в бухту?

— Да откуда я знаю? Может и в бухту. Ты спросил, а я ответил.

— Ладно-ладно. Не заводись. Я так спросил…

Похоже птичка удачи упохнула. Жаль. Потом-то я еще кучу новых, умных вопросов придумаю. Задним умом, знаете ли…

Мы допили остатки их пива, покурили… Ребята начинали тяготиться моим обществом. Я это видел, и спросил-то так, чтоб спросить хоть что-нибудь, даже без надежды на ответ:

— Может слышали? Лет пятнадцать назад от одного герцога жена сбежала. Фамилия герцога была Квинт, а жена, вроде, была эльфкой. Звали как-то на «А». Точнее ничего не знаю.

Вот тут и выяснилось, что никуда птица не улетела. Она меня так крылом по голове огрела, что аж зубы клацнули.

Чанг, который за все время произнес лишь несколько фраз, неожиданно поднял голову и сказал:

— Никакая она не эльфка.

От неожиданности я просто забыл все слова и смог из себя выдавить только глубокомысленное:

— Э-э-э-э?

— Айгуль ее звали.

— Звали? Она умерла?

— Откуда я знаю. Я ее с тех пор и не видел.

— Стой. Стой. Мы, наверное, о разных… Да с чего ты взял?

— Жена герцога. Фамилия герцога — Квинт. Ты сам это сказал.

— Погоди.

Я пару секунд поразмыслил.

— Что еще знаешь?

Ли пожал плечами:

— Зовут — Альфред. Вернее — звали. Вот его точно — звали. Пропал с год назад. Лет десять-пятнадцать назад был большой шишкой в королевском правительстве. Был, вроде, порядочной скотиной, но это со слов Айгуль, а я сомневаюсь что она что-то хорошее может сказать о своем бывшем.

— Не то. Что об этой Айгуль знаешь?

— Да ничего больше. Жена герцога. Сбежала на ту сторону гор. Дети были. Вроде — двое, вроде — дочка и сын. Их не видел. Дочку Алисой звали. Как сына — не знаю. Что с ними случилось — тоже не знаю. На корабле их не было и никто не интересовался. Кому нужны чужие заботы. Своих хватает.

— Так-так-так-так…

Меня даже в жар бросило.

Вся эта история с самого начала выглядела неправдоподобно. Вот я мало-помалу и уверился в том, что Виктор просто наврал мне, желая снова заполучить в свою шайку чересчур доверчивого разведчика. Я вообще-то и так с ним отправился бы. Надо было просто предложить. Но это ж Карелла… Когда это он искал легких путей? Когда выбирал простые решения? Не, может такое и случалось, но в то время мы еще знакомы не были.

А сейчас химера, которую, как я думал, создал Виктор, начала оживать и прорастать в мою реальность.

— Рассказывай все, что знаешь.

Болтуном Чанг не был. Каждое слово я из него просто выдавливал. Но более-менее понятная, хоть и очень размытая, картина под конец все-таки нарисовалась. Ли Чанг действительно был фомором. Будучи еще юнгой, обслуживал одного пассажира, которого капитан корабля подрядился доставить с восточной стороны хребта к Авильону, а потом — на западную сторону. Никто из команды не знал, что это за пассажир. Его лица никто не видел. Между собой решили, что, скорее всего, это проворовавшийся в дым политик, который хочет потеряться.

— Погоди. А почему не кто-то из бизнеса? Не колдун?

— Ну, у богатых достаточно и других способов передвижения. Никто из них с нами связываться не стал бы. А с колдунами уже никто из наших не стал бы связываться. Это все равно, как смертный приговор самому себе подписать. Гильдия такого не одобрила бы ни в коем случае, невзирая на сумму.

— Но денег, видать, пассажир отвалил много?

— Очень.

Ответ был кратким и емким, так что уточнять я не стал.

Ли был единственным членом команды, кроме капитана, который видел пассажира — он носил еду в каюту и выполнял мелкие поручения. О том, что он должен помалкивать, никто Чангу не говорил, но это было лишним. Туповатые фоморы не могли похвастать долголетием. Так что никто его даже не расспрашивал. Излишняя любознательность тоже не числилась в списке достоинств прилежного фомора. Крое того, некоторые вещи просто опасно знать.

Пассажиром была женщина. Молодая, красивая женщина.

Красивая — ладно. Сколько там самому Чангу было? Лет пятнадцать? Да для него в этом возрасте и в открытом море любое существо с сиськами выглядело бы воплощением богини красоты Зары. Молодая? Вопрос спорный, но это было полтора десятка лет назад… не думаю, что покойный Квинт выбирал себе в жены пожилую и страшненькую… Допустим. Но вот… женщина?

— Это точно женщина была?

— Ну да. А кто еще?

— Может, эльфка?

— Не-е-е… Точно не эльфка. Хотя…

— Что «хотя»?

— Ну, может, она полукровкой была… Не знаю. Я тогда не разбирался в нюансах — у меня на родине полукровок мало.

— Уши?

— Ушей я не видел. У нее волосы не особо длинные были — до плеч, но очень густые. Уши постоянно закрыты были. Я же не торчал там целыми днями. Обед принес, выпивку принес, помои вынес — вот и все.

— Ну а чем напоминала полукровку?

— Да ничем. Я ж говорю — «может». Может была, понятно? Я никогда о ней и не думал, как о полукровке. Сейчас только. Ты вот сказал, я и подумал.

— А что сразу в голову пришло?

— Ну, глаза у нее были такие… необычные. На эльфские похожи, хоть и темные. Карие, вроде. Скулы высокие… да и все, пожалуй. Рост еще невысокий и вся такая изящная, но не как эльфы изящная. Те выглядят, будто впроголодь живут. Или чахоткой болеют. А эта… ладная. Было чем похвастать, короче.

— Еще что-нибудь?

— Да что я помню, что ли? Когда это было! Маленькая, изящная, волосы черные, густые, глаза… не как у меня, но чуть раскосые. Скулы высокие. Рот большой. Двигалась очень плавно. Как эльфы. Красиво двигалась. А-а, вот еще — темная она была!

Меня как веслом по голове приложили.

— Как темная?

— Ну, для черного цвета — светловата, а для смуглого — темновата… Не знаю, как сказать. Вроде как была смуглой, а потом сильно загорела… Но она не загорала. Она вообще на палубу не выходила. Вот какого-то такого цвета. Что ты замолк?

Я молчал потому что был занят. Ползал, понимаете ли, по руинам своей реальности и собирал в кучу осколки здравого смысла. Пока что кучка получалась маленькой.

— Как, говоришь, ее звали?

— Айгуль.

— Откуда знаешь?

— Так она сама сказала так ее называть. Мы же, хоть и мало, но общались все-таки. Как-то обращаться надо было.

— Просто Айгуль? Никаких там «госпожа», «миссис»?

— Да.

— А что насчет детей, мужа? Она с тобой сокровенным делилась?

— Нет. Она просто сама с собой постоянно разговаривала, а я иногда из-за дверей слышал обрывки какие-то.

— Только ты слышал, или еще кто-то? Что за обрывки? О чем?

— Слышал только я. Там вообще только я появлялся, остальные обходили стороной. Меньше знаешь — дольше проживешь. Никто и не догадывался, что на корабле женщина плывет. Примета-то плохая. Меня капитан лично на корм малькам пустил бы, если б я чего сболтнул по дурости. Это все попахивало бунтом и переизбранием. Но за ту историю я и получил прилично, да и потом я на этом корабле до каптенармуса дослужился очень быстро.

— Так что слышал?

— Да говорю же — обрывки какие-то. Так, чтоб внятно — ничего. Правда потом, после Авильона, она немного расслабилась и иногда со мной не по делу разговаривала. Нечасто. Ну, когда основательно поддавала.

— Пила, что ли?

— Иногда. Но я ее ни разу пьяной не видел. Даже просто навеселе. Просто она разговорчивее становилась. Так и узнал, что мужа звали Альфред. То, что он герцог, мне капитан потом сказал. Когда предупреждал, чтоб я все просто забыл. Я и забыл. Сейчас-то уже все равно — и лет много прошло, и Квинт пропал.

— Откуда знаешь, что пропал?

— Так везде писали. Во всех газетах. Мы ведь не только по лесам ошиваемся — новости знать тоже надо.

— А про детей его что-нибудь слышал?

Ли выставил вперед обе ладони:

— Не-не-не… От этого уволь. Пусть богатеи сами между собой разбираются. Такое любопытство сокращает продолжительность жизни.

Он цепко взглянул на меня, сознавая, что наболтал уже очень много. Боковым зрением я заметил, что Свенсон поерзал на месте, сдвигая ножны ближе к ладони.

— Эрл, не думай о том, о чем ты сейчас думаешь. Достанешь меч и мне придется тебя убить. А мне этого не хотелось бы. Правда.

Эрл натянуто, через силу, улыбнулся. Он мне не поверил. Естественно. Будь я на его месте — я бы тоже себе не поверил. Но убивать их мне и вправду не хотелось. Больно удачно карта выпала. Я б такой удачи даже нафантазировать не смог.

— Давайте так, ребята. Мне очень повезло с вами. Поэтому давайте я еще несколько вопросов спрошу, а потом мы все сядем на коней и разъедемся в разные стороны. И болше никогда не будем встречаться. Мне действительно повезло и я могу быть благодарным человеком…

Тут я, конечно, покривил душой немного — быть до конца благодарным человеком у меня никогда не получалось. Но я по крайней мере стремился к этому.

— …только не надо заставлять меня быть неблагодарным и потом испытывать угрызения совести по этому поводу. Хрошо?

Ситуация вроде бы разрядилась немного, но я на всякий случай пересел так, чтобы хорошо видеть обоих и иметь пару секунд форы. Может сделал это чересчур театрально, но мне хотелось, чтоб они оценили преимущество моей позиции и не делали лишних движений.

— Давайте продолжим беседу. Зачем на Авильон заходили?

— Не знаю. Она на берег не сходила, но на борт пять человек поднималось.

— Знаешь, кто такие?

— Нет. Похожи на банкиров.

— Чем похожи?

— Рожами. У всех этих упырей такие морды, будто их в одной форме отливают.

— И что?

— И ничего. Поговорили в каюте и ушли. А мы отплыли. Но настроение у нее стало заметно лучше.

— А что про детей скажешь?

— Только то, что уже сказал. Вроде двое было. Может и больше, но двое — точно. Девчонка была старшей. Звали Алисой. Если пережила войну, то сейчас ей должно быть за двадцать. Пацан был чуть помладше. Года на три-четыре. Девчонку она очень любила.

— А мальчишку, значит, не очень?

— О нем я вообще ничего не знаю. Может, и не было его вовсе. Может был, но заболел и умер. Или еще чего случилось. О нем она не говорила, а имя Алиса несколько раз упоминала.

— Ладно.

Я чувствовал, что спросил далеко не все, но нужные вопросы сходу придумываться никак не желали. Если я правильно понимаю ситуацию, то эти лесные труженики не станут дожидаться момента, пока я пожму им руки на прощание. Они мне не верили и как-то сложно осуждать ребят за такую подозрительность. Выжить каждому охота. Так что я поднялся, стараясь не делать резких движений.

— Все. Я уезжаю. Хотелось бы разойтись мирно, так что просто подождите минут десять и отправляйтесь по своим делам. В другую сторону. Надеюсь, что мы больше не увидимся. Да, кстати, я же говорил, что могу быть благодарным… Это возьмите в качестве благодарности.

Я извлек из мешка кошелек и швырнул его через костер. Золота там было порядком, но я не откупался от ребят, а просто покупал себе дополнительное время. Суммы хватило бы, чтоб любого ввести в искушение, так что вначале они займутся дележом — никто не выпустит из виду напарника с таким количеством золота. А то можно в одночасье лишиться и своей доли и партнера. Все вещи я собирать не стал — прихватил седельные сумки, где лежал остаток золотого запаса, арбалет, кое-какие необходимые вещи и немного жратвы. С тем и отбыл.

Пока мы ехали через лес, Баньши недовольно косился на меня, но мы уже успели как-то притереться друг другу. Он доверял мне (насколько можно доверять парню, который на твоем хребте катается), а я доверял ему (насколько можно коню доверять). Когда выбрались из леса, я отпустил поводья, предоставив Баньши право выбора крейсерской скорости, а сам углубился в раздумья.

Я был уверен, что речь шла о матери Алисы Квинт. Бредовые фантазии Карелла стали обретать реальные очертания. По идее я должен был обрадоваться. Я же искал ее раньше. Не очень активно, но искал. И вот внезапно обнаружил какую-то подсказку, ниточку. Должен обрадоваться… наверное. Только как-то не ко времени все это. Вроде как пока я в Ванборо пиво по кружкам разливал, тут события накапливались, накапливались и сейчас начинают на меня сыпаться. Так и завалить может на хрен. И Алиса пропала. Вот какой смысл искать эту Айгуль, если Алисы нет? Ну, Альф, конечно, есть, только он плохо свою мать помнит. И если она жива (а я почему-то был уверен, что она жива) запросто могла бы найти своего сына. Его место проживания не является государственной тайной. Но вот не нашла. Сложные и замысловатые отношения в этой семейке.

И Алиса пропала. И непонятные шайки по округе шляются. И черные островерхие уши торчат изо всех щелей. Или не торчат, а просто у меня обострение мании преследования?

И Алиса пропала.

И вообще все получилось как-то случайно. Надо было всего-навсего Ясмин куда-нибудь пристроить на время. Все должно было быть совсем по-другому. Не так.

А стало так.

И Алиса пропала.

А вот тут я понял, что свою точку возврата прошел. Нет, я-то ее давно уже прошел. И знал, что прошел. Но не понимал. А сейчас вдруг взял и понял. Осознал и прочувствовал каждой клеточкой костного мозга.

И другого варианта, кроме как отыскать эту взбалмошную девчонку… ходячее бедствие с раскосыми глазами и длинным носом, у меня просто нет.

А вот появление новой информации о ее матери… нет, информация, конечно, была очень важной, очень интересной… но как же не ко времени она появилась.

Я не мог избавиться от жгучего ощущения, что плаваю где-то в темных глубинах мутной воды, а сверху мне закидывают наживку. Подергают, понимаешь, перед носом и убирают. Фокус в том, что я просто не понимал, чего от меня ждут. В противном случае было бы проще — сделал бы или то, чего ждут, или абсолютно противоположное. Это уж по обстоятельствам, потому как у меня на меня тоже кой-какие планы имелись. С другой стороны все это нагромождение обстоятельств вполне могло быть простой случайностью. А все остальное я придумал уже сам, предварительно вооружившись чуть заплесневевшей паранойей. Я ведь не идиот… По крайней мере — большую часть времени… Да и в ту, малую, часть времени я идиот не всеми частями тела. Мало кто обращает на это внимание, но случайностей в жизни полным-полно, а совпадения происходят на каждом шагу.

Просто я в них не верю.

Так что это довольно спорный вопрос — то ли птица удачи крылом меня приложила с размаху, то ли на голову нагадила на бреющем полете. Не разобрать сразу.

Шайка, о которой мне поведал Свенсон, могла выползти только с Заячьего полуострова. Может те ребята и не имели никакого отношения к нападению на Альфа, но других печек, от которых можно плясать, у меня все равно не было. Пусть будет эта — какая разница. А выползти они могли только оттуда, потому что больше выползать было неоткуда. Плохие тут места, чтоб в прятки со стражей играть. А полуостров был хорошим местом. В свое время мы основательно истоптали его тропки. Лет пять-шесть назад наш взвод направили отлавливать горных егерей. Они здесь оставались еще с той поры, как королевские войска эту местность контролировали. Войска давно ушли, а егерей позабыли, видно. Вначале те тихо сидели — так, по окрестным деревням промышляли, чтоб с голоду не сдохнуть. Потом, когда пообжились немного, то стали в Марракеш наведываться. И с этим наше командование, наше правительство и самое главное — торговцы примириться не могли. Марракеш был важной точкой. Ну, вот нас и отправили на отлов. Специализация, конечно, не совсем наша, а вернее — совсем не наша… Только доказать это кому-либо было невозможно. Да и смысла в таких доказательствах никакого. Мы ведь были отбросами. Мусором войны. И живыми оставались только временно и по недосмотру судьбы. Если кто-то ни с того ни с сего решал, что его мнение имеет значение, то этот недосмотр исправлялся в течении одного часа. Девять из десяти наших ребят вместо своей тени отбрасывали тень виселицы, потому что все они имели за плечами смертный приговор военного трибунала. Я свою военную карьеру начинал на фронте, так что даже не сомневался, что виселица — самое малое, что заслужили эти бравые солдаты. Естественно, осудили их не за реальные подвиги, а за какие-нибудь придуманные глупости. Реальные дела в те времена мало кого волновали, а вот если крутил любовь с девкой, на которую офицер глаз положил… или кошелек у старшего по чину подрезал… Вот это было серьезно.

Ну, а если по сути дела, то за пару месяцев мы облазали все местные горы. Много там укромных местечек было. Человек пять из наших всерьез намеревались на полуострове остаться, но… Не знаю я… Из разведки иногда бежали. В основном те, кто только попадал к нам. Первый-второй месяц. Их ловили. Всех. Государство никогда не прекращало поиск дезертиров, но если за пехотинца, драгуна или матроса платили максимум талер, то за разведчика — игл. Золотом. Золотой игл даже сейчас крупная сумма, а во время войны это было целое состояние. Армейских беглецов судил трибунал и отправлял к нам. Разведчиков тоже привозили к нам и, в назидание прочим, вешали перед строем. Фактически дезертирство и смерть были синонимами. Так что не особо много беглецов у нас было. Да и бежать-то некуда — леса Бера, леса Торк Триата и Пограничные земли. Все. Может еще какие-то очень дальние королевства, но туда и в мирное время добираться было сложновато. А ближние королевства выдали бы обязательно. С Федерацией ссориться никто не хотел. Так что наши ребята очень быстро передумали оставаться. Тогда ведь завершением войны даже и не пахло, так чего ж менять шило на мыло? Разведка была, может, и не меньшим злом, но злом уже привычным. А человек ко всему может привыкнуть и приноровиться. Кроме того — игра со смертью затягивает. В ней невозможно выиграть больше, чем у тебя было перед сдачей. Более того — ты знаешь, что, в конце концов, проиграть придется. Никто и никогда не может выиграть у Жнеца. Таковы правила. Но то ощущение, когда, разыгрывая последнюю карту, понимаешь, что сегодня ты еще не проиграл окончательно… Дорогого это стоит.

Ни черта это не стоит, если честно.

Я только после войны стал немного понимать Хорька. Перед смертью он сказал, что очень устал и хочет, чтобы все закончилось. Мы все там очень устали. И все хотели, чтобы это закончилось. А закончиться это могло только смертью. Только смертью и ничем больше. А умирать никто не хотел. Вот такая ерунда получалась… Но не о том речь.

На полуострове была куча пещер. Очень много. И, заметьте, что мы нашли только малую часть. На самом деле их было гораздо больше. Эти гроты были самыми разными — маленькими, побольше, большими, огромными… Их я не отмечал на карте — слишком много. Но вот пара пещер отметки на карте удостоились по той причине, что мы так и не узнали, чем они заканчиваются. Больно уж глубокими были, а фонарями мы не запаслись.

Одну из этих пещер мы нашли исключительно благодаря счастливому случаю… Котенок наверняка, придерживался другого мнения, потому что именно ему довелось сломать ногу, провалившись в расщелину. Когда мы спустились за ним, то обнаружили приличный проход, один конец которого заканчивался узкой расщелиной, выходившей почти у места нашей тогдашней стоянки… То есть мы десятки раз мимо этой расщелины проходили, но она была настолько хитроумно изломана, что никому даже в голову не пришло просто проверить. С другой стороны проход выходил в маленькую и густо заросшую долинку. И там была пещера.

Именно на нее я возлагал самые большие свои надежды и именно туда направлялся. Надо сказать, что хоть я и ставил на Заячий вообще и на эту пещеру в частности, но в Марракеш я наведался. Пошлялся по кабакам и притонам, позадавал вопросы (о жене Альфреда Квинта не спрашивал). Кое-что интересное рассказали, но ничего принципиально нового. Вся дополнительная информация лишь подтверждала уже имеющиеся факты — по округе шляется непонятная и очень крупная шайка. Чем занимается — неизвестно, в связях с ней никто замечен не был. Базируются, скорее всего, на Заячьем. Не эльфы. Никто, включая стражу, их не разыскивает. Где берут продовольствие — неизвестно. Если бы дело происходило с той стороны хребта, то отсутствие ответов не казалось бы чем-то из ряда вон выходящим, но восточная сторона, особенно прибрежные территории истоптаны вдоль и поперек… Вот только полуостров и остается туманной зоной. Жить там неудобно, никаких несметных богатств, которые нужно немедленно прибрать к рукам, нет. В стратегическом плане… Да его королевичи захватывали или спьяну или сдуру. Тут даже слово «захватывали» не подходит. Просто подобрали то, что бесхозным валялось. Правда, в полной мере насладиться этим ценным приобретением им не удалось — зверья на полуострове водилось мало, а воды было и того меньше. Даже просто убраться оттуда было сложно, хотя в итоге удалось. Не сразу, правда, и про егерей забыли все-таки. Понимаю — не до егерей было — свои бы задницы успеть унести.

До пещеры я добрался. Это, пожалуй, и все хорошее, что произошло. Изменений там никаких не наблюдалось. Я только удивился, что долинка за все это время не заросла окончательно. Но никаких следов пребывания здесь хоть кого-нибудь живого не было. Я расстроился. Не особо, правда, но все же. Ладно. Пещер тут много, что-нибудь да найдется. Жаль просто. Такое хорошее место и никак не используется. Обидно прям.

Несмотря на то, никаких признаков пребывания людей (или эльфов) здесь не было, я решил все же подождать пару дней… Вот и подождал.

Заснул там, а проснулся уже здесь.

И больше всего меня бесило то, что я не понимал, как это случилось. Не могло так произойти. Никак не могло.

Но произошло.

Вот скажите — КАК!?!

Я вовсе не был каким-то особым парнем. Эту способность приобретали все, кто пару-тройку лет провел на фронте и при этом ухитрился уцелеть. Такой себе типа бонус, который судьба выдавала счастливчикам. Просто всей кожей начинаешь ощущать жар приближающейся угрозы. Она еще даже о твоем существовании не знает, а ты уже начинаешь нашаривать рукоять меча и озираться. А у меня эта способность была чуть более развита, чем у многих. Просто в переделках мне доводилось бывать чаще.

А тут ведь ничего не было! Ни-че-го! Никакого распоганенького намека! Ничего внутри озабочено не пискнуло. Я просто лег и заснул.

А проснулся уже здесь. Без оружия, сапог, куртки и со связанными руками. В темноте. Первым делом я перетер веревку. Вязали умелые ребята — чтоб до веревки добраться пришлось немножко мяса с костей стереть. Ничего. Если повезет, то еще наращу. Потом я долго брел куда-то, касаясь рукой стены, пока не додумался снять рубашку и положить ее на пол. Когда через триста сорок шагов босая нога наступили на что-то мягкое, то я уже знал, что это. Ситуация более-менее прояснилась. Держали меня в круглом каменном мешке, выложенном из крупных глыб. Похоже было на башню, но не было двери. Значит — яма. Пока что сделать ничего было нельзя. Идей тоже никаких не было. Так что я немного полазал по полу на карачках, разыскивая веревку, оставленную на месте, где пришел в себя. Отыскав, обмотал руки, чтоб хотя бы прикинуться неопасным и туго связанным парнем.

И стал ждать.

Было скучно. Несколько раз я начинал считать секунды, просто чтобы убедить себя, что время еще существует. Считать быстро надоедало. Да и сбивался я постоянно. Временами ворочался, но руки все равно затекли. Еще было холодно. Вначале холод как-то не чувствовался, но он заползал внутрь медленно и через некоторое время я понял, что порядком окоченел. Пальцы плохо работали. Все остальное, наверняка, тоже. Вообще это плохая идея была — изображать снулого сурка. Дурацкая. Но других, хороших и НЕ дурацких у меня не было. А потом я услышал первый звук. Он был неясным и далеким, но до этого вообще ничего не было. Так что покамест я оставил в покое свои веревки и стал вслушиваться.

Вначале звук был тихим и неясным, но постепенно громкость увеличивалась, и стало ясно, что это — человечья речь. Слов, правда, было не разобрать. Я прикрыл глаза. Раздался тягучий скрип, громкость снова увеличилась и звуки приобрели смысл.

— … отодвинься мал-мала, сейчас опущу.

— Осторожнее! Дай спрыгну — придержу внизу.

— Не лезь!

Раздался грохот. Я приоткрыл глаз. Пятно света висело над полом и в этом пятне копошились три темных силуэта.

— Все. Иди. Только поосторожнее — я об этом ублюдке слышал. Он скользкий, как угорь.

— Пошли все вместе.

— Губу подбери — споткнешься по дороге. Мы здесь постоим, на прицеле его подержим. Если что — просто бей мечом куда получится и падай на пол.

— Она предупреждала, что он нужен живым…

— Значит сделаем вид, что недослышали. И не думай, что его грохнуть вот так запросто сможешь — и до тебя неоднократно пробовали.

— Да как бы он уже не того… Вишь — как бросили, так и лежит.

— Хорошо бы, конечно… только ты сильно на это не надейся. Он уже раз сорок в себя должен был придти. Иди глянь, чего там…

Раздались медленные и шаркающие шаги. Я снова приоткрыл один глаз. Один силуэт направлялся ко мне. В руке у него был фонарь, а в другой — меч. Два других силуэта продолжали висеть в воздухе на высоте человеческого роста от пола. Один держал в руках натянутый лук со стрелой, а чем там был вооружен второй было не разобрать. Вроде тоже лук. Ситуация не относилась к разряду тех, о которых я мечтал в детстве, но непосредственно здесь и сейчас меня убивать вроде бы не собирались. Теперь главное, чтоб с перепугу не прибили, а дальше уж — посмотрим. Может, и вывернусь как-нибудь.

Когда первый подошел ко мне вплотную, я открыл оба глаза и сказал:

— Спокойно. Я в сознании…

Чего-то еще хотел сказать, но не успел. Обладатель меча подскочил на месте и с размаху опустил свое оружие на то место, где я должен был лежать. Туда же клюнули две стрелы. Одна переломилась и упала, а вторая высекла искру из камня и ушла в темноту.

Естественно меня на этом месте уже не было. За долю секунды перед началом речи, я понял, что все пойдет абсолютно не так, как задумано. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтоб догадаться об этом. Если я загодя придумывал какой-нибудь план, то в одном можно было быть уверенным на сто процентов — все произойдет не так. Может — лучше, может — хуже, но не так. Все мои заготовленные планы были исключительно хороши в одном — я очень точно предугадывал, что именно НЕ произойдет. И, с упорством стрелки компаса, всегда старался придерживаться именно этих, неправильных, догадок.

Оттолкнувшись от пола, я вскочил, врезал ребром ладони по бицепсу парня, едва успев перехватить падающий меч. Распрямившись, оказался точь-в-точь между лучниками и третьим посетителем. Причем к лучникам я находился лицом, а к парню — спиной. Поэтому просто шагнул назад и выбросил вбок левую руку, метя в фонарь. Он звякнул о пол, и горящее масло чуть не выплеснулось мне на босые ступни. Но я уже успел мертвой хваткой вцепиться в кисть чужой руки и что было силы крутанул ее обладателя вокруг себя, будто исполняя немыслимое па безумного танца. Время снова обрело прежние черты.

Горящее масло растеклось по каменному полу и стало гораздо светлее. Картинка должно быть была та еще. Особенно если со стороны посмотреть. Парочка грязных парней со злобными лицами стоят друг напротив друга, и один крепко сжимает выставленную руку второго, одновременно готовясь воткнуть меч ему в живот. Смертельная, твою мать, кадриль на прощальном балу приговоренных.

— Стойте, — во всю мощь легких заорал я. — Своего сейчас прибьете!

Вначале я хотел крикнуть, что если они выстрелят, то я сам его убью, но поостерегся, потому что им, скорее всего, было наплевать, на сохранность своего напарника. А так хоть поймут, что я обзавелся живым щитом. «Живой щит» тоже вдруг обрел голос и попытался что-то крикнуть… Это был довольно молодой парень, пацан еще — лет четырнадцать-пятнадцать. Он даже на Альфа чем-то походил. Худобой. Но кроме худобы ничего общего не было. Абсолютно холодные и бесстрастные глаза. Как у змеи. Уже успел попробовать чужой крови. Она на всех по-разному действует. На него — вот так. Убьет даже без особой нужды. Так проще. Не знаю, о чем он хотел сообщить своим подельщикам, но явно не о том, что им необходимо знать. Поскольку руки у меня были заняты, я просто двинул лбом ему в лицо. Парень отбросил голову назад, и в горле у него заклокотало. Черт! Не хватало еще, чтоб я его здесь убил. Одно дело — живой щит, а совсем другое — мертвый. Вначале мне хотелось просто выбраться отсюда, а теперь хоть бы в живых остаться — уже неплохо.

— Погоди, — раздался голос со стороны светлого пятна. — Мы не хотели тебя убивать. Подумай, если б надо было — давно уже убили бы. Пока без сознания был.

Я тоже так думал. Вовсе не обязательно было меня будить, чтоб перерезать глотку.

— Я услышал. Уберите луки — я выхожу.

Что со своим щитом делать? Я встряхнул парня. Его голова мотнулась из стороны в сторону, а потом все вялое тело будто налилось металлом, и он посмотрел на меня. Глаза больше не были холодными и бесстрастными. Там полыхала такая ненависть, что аж температура вокруг повысилась. Из разбитого носа хлестала кровь, но он этого, похоже не замечал. Вот ведь! Хоть бы постарше был, а то мозгов, похоже, пока не завел и теперь надо опасаться, что в какой-то момент это чадо решит, что в состоянии со мной поквитаться.

— Пошли, — коротко сказал я.

— Руку отпусти, — хрипло ответил парень.

Да. Руку. Как-то из головы вылетело.

Руку я отпустил, и она безжизненной плетью повисла вдоль тела. Похоже, сломал. Не могу сказать, что это как-то кардинально изменило мое мироощущение, но и хорошего настроения не прибавилось. Удается мне как-то приятелей себе заводить.

Мы пошли к светлому пятну. Уже было видно, что это не просто пятно, а вполне полноценная дверь. Правда, находилась она на высоте полтора-два метра от пола, потому я ее и не нащупал, когда руками по стенам шарил. Сейчас из проема опустили широкую деревянную лестницу. Парочка моих посетителей молча ждали, пока мы подойдем. Луки они положили на пол, туда же поставили и фонари. Сейчас один из них держал в руке вполне стандартный армейский меч, а второй что-то, похожее на большой мясницкий тесак.

— Стой!

Парень остановился, а я полез наверх. Момент был напряженный. Если бы мне почудился хоть намек на резкое движение, то немедленно сиганул бы в любую сторону. Но, к счастью, вооруженные ребята это тоже чувствовали и потому просто отошли на пару шагов вглубь, давая мне возможность спокойно подняться. Наверху было также темно, как и внизу, но это была не комната, а скорее коридор.

— Мы фонари возьмем, — один из моих тюремщиков зачем-то показал мне раскрытую и грязную ладонь.

Я кивнул, они подняли фонари и мы направились вперед по коридору. Мне это не понравилось сразу. Пол был вроде и ровный, но я чувствовал, что спускаемся мы вниз. Поводов хлопать в ладоши не было. Если мы уже в подвале и продолжаем спускаться вниз… кто там, в конце, меня ждать будет? То, что меч не попытались отобрать — уже хорошо. Мы подошли к двустворчатой, толстой двери.

— Открываю.

Хорошо, что хоть предупредил. Чего ожидать, я не знал, но, на всякий случай, к чему-то приготовился.

За дверью был солнечный свет и хозяйственный двор. Хозяйственный, потому что по нему бродили кони, несколько собак и с десяток людей. На солдат люди не походили, но и на селян не особо смахивали, потому что у каждого был меч или что-то, что вполне могло меч заменить. Коней наше появление не побеспокоило, а все люди и собаки уставились на нас. На пару секунд повисла тишина, а потом все вернулись к своим занятиям. Вроде, как так и надо. Мы прошли через двор, и зашли в другую дверь, гораздо меньше первой. Тут было светлее, чем в первом коридоре, потому что имелись окна. В этот раз путешествие было гораздо более коротким. Один из моих сопровождающих остановился у неприметной двери, почти сливающейся с каменной стеной и вежливо постучал. Ну, как «вежливо»… кулаком, очень громко, но с каким-то уважением. Из-за двери раздался неясный звук и только после этого мы вошли.

За дверью была комната. Довольно большая, но настолько густо заставленная мебелью, что казалась маленькой. Мебель была самой разнообразной — создавалось такое ощущение, будто попал на склад, настолько не сочетались между собой предметы обстановки. Стулья с гнутыми ножками, пуфики, кресла — от суровых, деловых, до вальяжных, обитых бархатом, которые явно начинали свою трудовую биографию в каком-нибудь борделе. Огромное количество книг, свитков, гримуаров и просто исписанных листов бумаги. Различные столы, среди которых даже стоял обеденный с грязной посудой и объедками. Чуть в стороне от меня находился камин, в котором языки огня лениво облизывали несколько чурбаков. У камина стояло какое-то невообразимое сооружение. Оно не было креслом, но более всего походило на кресло. В этом импровизированном кресле сидел хозяин кабинета. Вернее — хозяйка. Я сразу подумал, что это женщина, хотя ни лица, ни деталей одежды видно не было. Жиденький отсвет пламени очерчивал только темный силуэт. И немного освещал ботинки.

Очень высокие, в засохшей грязи и с толстой подошвой. Явно не женская обувь. А вот размер был женский. Или детский.

Хотя, может, и эльфьий.

Шут его разберет, что здесь вообще творится.

Из кресла раздался чуть хрипловатый голос:

— Почему так долго?

Вот ведь! Даже не определишь, кому он принадлежит! Кому угодно…

Хоть бы и простуженному эльфу. Бывают такие?

— Возникли сложности.

Тон у моих сопровождающих изменился. Они не говорили. Они докладывали.

— Что с Томом?

Парень, подходивший ко мне, сделал два шага вперед:

— Сломана рука. И нос.

Из кресла раздался звук, который при определенном воображении (а я им не обладал) можно было принять за смешок.

— Вас предупреждали.

— Мы не отнеслись со всей серьезностью.

Меч в руках внушал мне какое-то подобие уверенности.

— Может вы пока поговорите, а я пойду себе?

— Ступайте.

Подумать только, я на мгновение решил, что фраза предназначалась мне… От позора спасли только охранники, которые синхронно развернулись и направились к двери.

В комнате остались только я и хозяин (хозяйка?).

— Подвиньте сюда какое-нибудь кресло и присаживайтесь. Меч, кстати, можете пока положить куда-нибудь.

Ага. Положить, значит… В неправильном направлении наш разговор двигался. Я был цел, с развязанными руками и мечом, но его (ее) это не сильно беспокоило. Что-то было явно не так. Тем не менее, я положил меч на пол возле камина, подвинул туда ближайшее кресло и уселся, предварительно оценив, смогу ли дотянуться до оружия сразу. И только после этого взглянул на своего визави.

Чутье не подвело — это была женщина. Если не смотреть на ее лицо, то легко было бы ошибиться — грязные и стоптанные армейские ботинки, грязные и поношенные армейские штаны с множеством карманов, нож внушительных размеров на поясе. Рубашка, которая в своей далекой юности имела белый цвет и некий намек на элегантность. Армейская же куртка, количество карманов на которой соперничало с количеством прорех. Густые черные волосы до плеч. Ушей не видно. Со спины поглядишь — просто городской подросток. Деревенские, те чуток покряжистее будут.

А вот лицо не оставляло шансов для сомнений — передо мной сидела женщина. Не девочка-подросток, не девушка, а именно женщина. Молодая и очень красивая женщина. Полноте! Да такая ли молодая?! На реальный возраст не указывало ровным счетом ничего. Никаких таких предательских морщинок, никакой вековой печальной мудрости в глазах, никакого одинокого седого волоска на виске… чего там еще у них? Что они носят, как знак выслуги лет? Не знаю. Но ничего из этого не было. А вот ощущение возраста было. Вроде, как аромат выдержанного коньяка. Еще даже не пригубил, но уже понимаешь, что пить такой напиток тебе не положено по рангу. Тебе даже вдыхать его букет не положено. Для того уже другие народились. И как-то сразу стало понятно, откуда в моих сопровождающих такое послушание и чинопочитание. До этого они мне ни послушными, ни покладистыми парнями не казались.

А красивая ли? Тоже спорный вопрос. Глаза красивые. Явно эльфьи, только темноваты. Скулы… высокие… тоже эльфьи. Ушей не видно. И все. Так, по отдельности взять — ничего там больше красивого нет. Нос длинноват… Рот великоват… Кожа темновата… может, просто не умывалась? Волосы… ну… тоже красивые — густые, черные. Брови… тонкие, изогнуты необычно… Подбородок чересчур заостренный… ладно… не чересчур… так… немного. Пес его знает! Все ведь не так! Все не на месте, или на месте, но не на том!

Она была красива. Очень красива. И я не мог понять, в чем дело. Просто не мог понять, что за волшебство такое тут задействовано, потому как это волшебство было вне моего понимания. Оно находилась в какой-то другой реальности. В той реальности, где я еще не бывал.

Любая из ее черт на другом лице выглядела бы карикатурно.

Но все вместе… на ее лице…

Карикатурно они не выглядели.

Они были частями чего-то единого. Как фрагменты сложной головоломки. Как мазки картины, которые, по отдельности не дают никакого представления о целом. И только собрав их воедино можно увидеть… даже не то, чтоб увидеть… мельком взглянуть, а остальное уже додумать… Это была магия. И природу этой магии я не знал.

Зато я знал, кто находится передо мной. Никакого второго мнения по этому поводу быть просто не могло.

Женщина вздохнула, запустила тонкие, сильные пальцы в густую шевелюру и изогнулась, как кошка. Сделано это было вовсе не для того, чтобы продемонстрировать мне, как элегантно она может потягиваться, а для того, чтоб я имел возможность полюбоваться ее ушами. Маленькими, розовыми и очень островерхими ушами. Настолько изящными и точеными что просто не верилось, что эти уши могут принадлежать живому существу. Будто шайка умелцев-ювелиров из Народца угробила массу времени, чтоб вырезать их из редчайшего драгоценного камня. И они были настолько островерхими, что просто не могли принадлежать человеку.

Не носят люди таких ушей.

Размер, правда, подходил — у эльфов, гномов, цвергов и прочих уши гораздо больше. А еще покрыты шерстью или мягкими волосками, которые вверху образуют кисточки, как у рыси. Может потому у представителей Народца слух куда как лучше?

— Если я прав… а мне кажется, что я прав… то вас зовут Айгуль.

Женщина закусила губу и цепко взглянула на меня:

— Давненько ко мне так не обращались.

Я только пожал плечами:

— Назовите другое имя. Мне в общем-то без разницы.

— Да пусть будет Айгуль… И вам проще произносить и я буду знать к кому вы обращаетесь.

Некоторое время мы помолчали. Я не знал, что говорить, а она вроде как раздумывала. Наконец, решившись, произнесла:

— Я слышала о вас.

Н-да-а… Не такого глубокомысленного замечания я ждал. Обо мне тут только глухой не слышал. И любую из этих историй детям на ночь рассказывать не стоило. Так что я промолчал. Что тут скажешь?

Айгуль помолчала и посмотрела на меня долгим взглядом. И молчание, и взгляд я выдержал.

— Что у вас с лицом?

А что у меня с лицом? В конкурсах, которые любят проводить в Центрах, я, конечно, не участвовал, но это мое лицо. Я к нему привык. Тем не менее, мельком взглянул на стеклянную дверку какого-то буфета, стоявшего неподалеку. Не особо жизнеутверждающая картина… будто меня привязали к лошади и волокли лицом по битому кирпичу. А я ничего не чувствовал. От холода, видно.

— Так что с лицом?

— Родовая травма.

Откуда я, черт побери, знаю! Пусть у своих оглоедов спрашивает. Как они ухитрились меня взять?!

Будто прочитав мысли, она вдруг спросила:

— Небось хотите узнать, на чем прокололись?

— Да.

— А я не скажу.

И улыбнулась.

Не люблю я черный юмор. Особенно когда его ко мне применяют. Паршивая семейка. Как туда только Альф затесался? У него-то хоть придурь безобидная.

Снова помолчали.

— А вам кто-нибудь говорил, что вы не особо приятный собеседник?

— Да я и не рвусь как-то побеседовать.

— Зря. Вы хоть понимаете, что вас могли просто убить.

— Как сказала одна моя знакомая — любого могут убить. Что ж теперь, обо всех печалиться?

— Ну, о себе я бы переживала. Вы отдаете отчет, что и сейчас убить могут? Вот именно сейчас? Сию минуту? Понимаете?

— Да.

— И что, когда-нибудь так было?

— Иногда… часто… всегда, то есть. У меня по-другому никогда не было.

— Я находилась… в другом месте. Долго. Говорили, что у вас тут заварушка небольшая произошла. Вы ведь в разведке служили?

Я только зубами скрипнул от злости. Небольшая заварушка… Твари остроухие! Когда они с гномами в последний раз поцапались, сколько там их перебили? Сотню? Так эти ублюдки до сих пор своих погибших героев оплакивают, саги сочиняют и при любом удобном случае гномам об этом напоминают. А та «кровопролитная война» продолжалась всего-то шесть месяцев, и уже больше тысячи лет прошло… Гномы, правда, в долгу не остаются — их тоже немного потрепало. Стоят они друг друга, короче.

Но Айгуль ждала ответа.

— Да. В разведке. В основном.

— И как там? Как жили разведчики?

— Долго, счастливо и безмятежно. А умирали успокоенными. С умиротворенными улыбками на лицах

— Я что дала повод для тупых шуток? Как было на самом деле?

По-моему она специально выводила меня из себя. Как Карелла, только изощреннее.

— Жили недолго и дерьмово, а умирали быстро… Преимущественно мучительной смертью. Впрочем, по большому счету, там смерть и была самым счастливым событием. Только вот к этому счастью никто как-то не стремился.

Постоянные паузы в разговоре (если это вообще можно назвать разговором) начали меня порядком раздражать. Сомневаюсь, что ее так уж интересовало, как мы там время проводили. Так что глубокого смысла в этом обмене словами я просто не видел. В этот раз молчание чересчур затянулось. Я бы попробовал что-нибудь предпринять, останавливало только то невозмутимое спокойствие, с которым хозяйка сидела в кресле. У нее явно был козырь в рукаве, а проверять, насколько крупный, мне не хотелось.

Наконец Айгуль опустила руки и посмотрела на меня. Впервые — прямо в глаза. До этого ее взгляд, не задерживаясь в определенной точке, скользил вокруг. От пристального взгляда раскосых глаз мне стало немного не по себе. Никогда не мог определить, о чем там эльфы или полукровки думают. А они могли думать о чем угодно — о тягучей мелодии запаха степного молочая… или о том, как перерезать горло собеседнику, чтобы его кровь не заляпала сапоги.

— Любопытный вы персонаж, Питер Фламм. Сложный. Не ожидала. Не в обиду будь сказано, но вы, люди, слегка… примитивны. Это не плохо, а временами — даже очень хорошо. Судя по летописям, эльфы когда-то были такими же. Но это было очень давно. И не здесь. А вот вы меня удивили. Я ведь всех, как раскрытые книжки читаю. Людей, эльфов, дварфов, цвергов… И люди — не самые сложные книги. Я бы сказала — самые простые. Все на виду. Все чувства, все эмоции… Но не у вас. У вас все настолько сложно, запутанно и глубоко спрятано, что иногда просто диву даешься. И ведь ни малейших способностей к магии… Даже странно. Могли бы могучим колдуном стать.

Она всего-навсего изменила тон, но было ощущение, будто с меня смахнули тягучую паутину раздражения. Это точно была какая-то магия. Айгуль стала вызывать если не приязнь, то, по крайней мере, расположение. У нее были какие-то свои причины поступать так, как поступала. Причины есть всегда и у всех. Просто не каждый стремится ими поделиться.

Но она была женщиной — сложной гремучей смесью из непредсказуемости, нелогичности и еще десятка острых приправ. Кроме того, она была, как минимум, полукровкой. Так что добавьте к адскому коктейлю взрывоопасный темперамент, холодный, расчетливый ум, изворотливую хитрость… и все остальное, что придумаете. Нет, она, конечно, была очень красивой, а это само по себе располагает. На подсознательном уровне не ждешь от приятных и обаятельных людей гадости, подлости и прочих неприятных действий.

Только меня на тот свет меня пытались отправить самые разные люди. В том числе и красивые женщины. Одной это почти удалось — до сих пор не знаю, как я тогда выкарабкался. Видимо, только из желания досадить нашему костоправу. Он-то сразу решил, что я и так задержался по эту сторону жизни.

Так что излишней доверчивостью я не страдал. Вообще никакой не страдал. Даже необходимой. Потерял, наверное. Или еще в Королевской школе сперли. Там довольно мерзкая публика обитала.

Но ей доверять хотелось. Именно ей. Ну, да… она знала, кто я, и не беспокоилась по этому поводу, а дурой, между тем, не выглядела… была красивой… была женщиной… скорее всего, была матерью Алисы…

То есть для доверия не существовало ни одной причины.

Никак ей нельзя было доверять.

Но хотелось.

В конце концов, я просто махнул на все рукой. Ни малейшего представления о том, что происходит, у меня не было. Надо бы хоть каким-то мнением обзавестись. Так что пока буду ей верить, но постоянно помнить, что не верю. Или как-то навроде того.

— Неудачно у нас разговор начался.

— Согласна. Думаю, что стоит попробовать еще раз. Заново. Согласны?

— У меня что, широкий выыбор?

— Нет. Если вам станет легче, то скажу, что у меня выбор точно такой же. Вы знаете что-то свое, я — что-то свое. Но большая часть ваших знаний не пригодна для меня, а большая часть моих — для вас. Так что давайте просто задавать друг другу вопросы. Может что-то общее и нащупается. Вы сюда не по приглашению приехали, так что можете начинать первым. Согласны?

— Пожалуй.

— Погоди, — она порылась в бесчисленных карманах своей драной куртки, извлекла на свет пачку сигарет и протянула их мне вместе со спичками. — Угощайтесь. Я больше десяти лет о сигаретах только мечтала. Там только табак.

Пока я прикуривал, лихорадочно рылся у себя в мозгах, пытаясь откопать какой-нибудь безобидный вопросик.

— Оружие мое где?

— Там, — Айгуль не оборачиваясь, махнула головой куда-то назад. — На столе валяется. Оружие, мешок, все, что из карманов выгребли, куртка, сапоги…

Я машинально посмотрел ей за спину. Пара столов в поле зрения имелась, но на них столько хлама было навалено, что различить, лежит ли мое оружие в горе этого мусора, было сложновато.

— Меч отцу принадлежал? Блоку?

Я попытался отыскать остатки удивления, но оказалось, что оно все закончилось. Да и просто как-то неловко было удивляться в свете всех последних событий.

— Да. Вы его видели?

— Блока? Нет. Не довелось, к сожалению. Но очень много слышала.

— А меч?

Меч у меня был не совсем обычный. Такой один раз увидишь и уже с другим не спутаешь. Для разведки это не очень хорошо, но командованию пришлось с нашим существованием примириться, потому как меч был частью меня, а я — частью меча. Себя без него я просто не помню.

— Именно этот не видела. Но видела другой. Из такого же металла, с похожей гравировкой. Не такой, но похожей.

Понятия не имел, что что-то подобное существует. Виктор по этому поводу обязательно ввернул бы какую-нибудь заумную фразочку. Что-нибудь из вековой мудрости предков. Я хотел промолчать, но вместо этого спросил:

— Может и коня моего нашли?

Баньши в горы я не брал. До некоторых мест он просто физически не смог бы добраться. Оставил в ближайшем лесочке, сняв предварительно всю упряжь. Не знаю, кто и где его тренировал, но тренировали хорошо. От некоторых хищников он бы отбился, от некоторых — убежал бы. Ну, а нет… Судьба, значит такая. Если б не съели коняку, то потом отыскал бы. Хороший боевой конь — не иголка в стогу.

— Нашли.

Ответ был плохим. Он как бы подразумевал и последующие ответы на последующие вопросы. Тем не менее, я все же уточнил:

— Поймали?

— Нет.

Что ж… Лошадиный бог отвернулся от Баньши. Жаль. Характер у него, конечно, паскудный был, но мы как-то свыклись друг с другом. У меня много лошадей всяких было, но для большинства из них мне даже имя лень придумывать было, не то, чтоб память о них хранить. А этого я точно запомню. Машинально я отсалютовал, позабыв, что меча в руке нет. Айгуль с любопытством посмотрела на меня.

— Вы, похоже, к этому жеребцу привязаны были?

— Просто домашних животных люблю.

— А-а-а… Тогда — конечно… Цветочков ему вынесите. Или морковки какой-нибудь. Он за оградой бродит.

— А чего он сюда пришел?

— Кто б мне сказал. Хотели поймать — двух загонщиков покалечил. Потом убить хотели — я запретила. Смысла нет, а мстить лошади как-то глупо. К тому же они до сих пор надеются его поймать. Хороший конь дорого стоит.

— Хрен у них чего получится, если сразу не вышло, — злорадно сказал я. — Ваша очередь вопросы задавать.

— Где вы услышали имя Айгуль?

— А это ваше имя?

— Нет. Я им вообще больше десяти лет не пользуюсь. Даже странно.

— Один парень рассказал о даме, которая вроде была женой Альфреда Квинта и плыла на фоморском корабле. И ее звали Айгуль.

Моя собеседница задумалась.

— Я вроде того парня помню. Не лицо или, там, манеры… Просто помню, что был такой.

— А почему Айгуль?

— Этого не помню. Просто услышала имя где-то… На рынке, в порту, просто на улице…

— А как ваше настоящее имя?

— А чем оно вам поможет? Вы, Питер, его даже произнести правильно не сможете. Зачем вы меня искали?

— А я вас не искал.

Ей-богу, все события последних дней стоили этого зрелища! Вначале она просто не поняла ответа. Смысл не дошел. А вот по мере того, как смысл доходил, лицо стало вытягиваться до тех пор, пока не приобрело выражение о-очень удивленного и о-очень озадаченного ослика.

С учетом того, что она была не осликом, а красивой, изящной и хорошо воспитанной женщиной.

Но рот она приоткрыла.

Я отдавал себе отчет, что мои последние сольные выступления далеки от идеала, и я серьезно проигрываю по очкам в этой непонятной игре. Судите сами — взяли сонного, голыми руками, из карманов даже табачные крошки вытряхнули. Убить могли уже несколько раз. Да и сейчас могут. Персонаж, который позволил с собой такое проделать, навряд ли заслуживает уважения.

А сейчас я ухитрился не только сравнять счет, но и вырвался вперед. Вроде бы. Получилось это, правда, случайно, да и не стоило, наверное, эту информацию так бездумно отдавать. Но теперь-то уж чего пенять? Может еще успею какие-нибудь дополнительные бонусы получить, пока Айгуль не опомнилась?

— Вы — мать Альфа и Алисы?

— Да. — Айгуль быстро приходила в себя и над чем-то усиленно раздумывала.

— Когда в последний раз вы их видели?

— Давно. Очень давно. Я говорила — меня здесь не было. А что, с Альфом тоже что-то произошло?

С Альфом много чего произошло. Кучу овец вылечил, две стрелы поймал, сестру потерял где-то… А сейчас черная девчонка с упругой задницей и шальными глазами из его спины кожаные ремни нарезает. Хватает событий. И это ведь только за последнее время. А до этого он с бродячим цирком по Федерации колесил. И в той цирковой труппе наиболее адекватной была чародейка без способностей, но с девчачьими комплексами. Об остальных экземплярах кунсткамеры лучше вообще помалкивать и уж ни в коем случае не поминать их к ночи … Так что очень много всего произошло. С чего начинать?

Но Айгуль избавила меня от необходимости делать выбор. Она тяжело вздохнула, извлекла из-за кресла нечто, очертаниями походившее на бутылку, а размерами — на деревенский кувшин. Судя по тому, как легко она его достала, посудина была опустошена уже больше, чем наполовину. Оттуда же на свет появились два стакана из прозрачного стекла. По одному из них Айгуль провела пальцами, смахивая пыль.

— Разливайте.

Жидкость была мутной, в ней плавали части растений и, вроде бы, жук. Запах… не то, чтобы противный… Сложный какой-то. Вроде, как табун коней пробежал по полю, заросшему ароматными цветами… Кони убежали, а запах остался.

— Если не хотите — не пейте. Но отравиться вам не грозит.

Думаю — не грозит. Зачем все усложнять. Хотели бы убить — уже бы стрелами нашпиговали. Тем не менее, маленький питер фламм, живущий где-то в глубине черепной коробки, судорожно попытался нашарить свой маленький меч. На всякий случай.

Пойло было неожиданно приятным на вкус и не особо крепким.

— И вам и мне не помешает. Эта штука очень питательна и возвращает силы. А то никто из этих жертв цивилизации не в состоянии приготовить ничего более-менее съедобного. Самой, вон, приходится…

Я проследил за направлением ее взгляда и увидел небольшую печь из камня. Такие в деревенских домах строят. Только там печи побольше.

Она внимательно посмотрела на меня и добавила:

— Кроме того, она поможет нам быть пооткровеннее друг с другом. Язык, знаете ли, развязывает.

У меня аж в скулах заломило от нехорошего предчувствия. Влип! Я знал, что из человека можно вынуть любую информацию, которой он владеет. Ее можно вынуть даже из мертвого человека. Всегда боялся попасть к колдунам в лапы. Не в том даже дело, что они информацию достанут. Это может любой сделать, если крови не боится. Дело в том, КАК они это сделают. Они ж абсолютно бесчувственные твари. Там ничего человеческого даже рядом не лежало. Единственная надежда состояла в том, что Айгуль на чародейку не походила. Может и методы помягче будут. Впрочем, если судить о Полине по ее внешнему виду, то и она ничем не напоминала чародейку. Так, в тоне иногда нотки проскакивали, да и все, пожалуй.

Теперь бы узнать, чего ж от меня эта Айгуль хочет.

И опасаюсь, что в самом скором времени я узнаю это в полной мере. Вот черт! Надо было меч свой взять сразу.

Собеседница следила за моим выражением лица с откровенным любопытством.

— Для вас это, похоже, не самая радостная новость?

— Почему же? Просто я — очень впечатлительный и ранимый юноша.

— Детство тяжелым было?

Я постарался смущенно улыбнуться и посмотрел на свои ногти:

— Настолько тяжелым, что не донес. Поломал и выбросил к псам собачьим.

Время уходило, убегало, утекало сквозь пальцы, а там уже, небось, куча вооруженных головорезов спешит, чтоб со мной познакомиться. Мне нужен мой меч. И арбалет, желательно. Ну и отделение крепких парней не помешало бы. Тоже с мечами и арбалетами.

Я попытался встать. Тело будто окунули в мед. Мед — первооснова и сущность всего. Он полезен. Исключительно полезен. Нет ничего полезнее. И не будет, если не придумают медовый мед. Дэн об этом рассказывал. Всем и постоянно. Утром, днем и вечером. Так что я знаю. Теперь я никогда это не забуду, и моя жизнь уже не станет прежней. Мед — густая и тягучая субстанция. И сейчас я в ней находился. Так что моя попытка встать была именно попыткой. Я даже пальцем шевельнуть не смог.

Крохотное зернышко беспокойства внутри мгновенно начало разбухать, вытесняя все остальные чувства. Я же говорю — что-то подобное приходило в голову, но ведь меч этого… как его… Тома лежал на полу в полуметре от моих пальцев! Его я успел бы схватить меньше, чем за секунду.

Я напряг мышцы, и предпринял еще одну попытку встать, теперь прилагая уже все силы. Ну, не знаю… пальцы, наверное, дернулись… выражение лица изменилось… еще чего-то… но вот отлепить свою спину от спинки кресла не смог.

— Успокойтесь. Сейчас пройдет. Меньше минуты ждать.

Голос тоже был тягучим, как мед и звучал отовсюду. Подняв глаза, я посмотрел на Айгуль. Резкость удалось навести не сразу. Ее фигура не то, чтоб была мутной и расплывалась, но форму не держала.

— Я точно то же чувствую. Не кричите.

Кричать я не собирался. И успокоился. Вовсе не потому, что она приказала. Просто если можешь что-либо изменить — надо это менять. Не можешь — терпи. Смирись и жди, пока обстоятельства изменятся. Экономь силы. Массу людей убили только потому, что они не увидели тонкой границы между моментами, когда можно действовать и когда нужно терпеть и ждать.

Похоже, у меня внутри заработал фонтан красноречия. Столько слов, что просто непонятно — откуда они берутся. Так и захлебнуться недолго в этом внутреннем монологе.

Я никогда не числился среди самых разговорчивых граждан Федерации. Может характер такой. Может — воспитание. Может — и то и другое. А может, просто подходящих собеседников никогда рядом не было. Не, дома, наверное, были, но они как-то из памяти ушли не попрощавшись. Школа? Поганое место. Дело даже не в том, что большинство тамошних учеников были из состоятельных семей. Мой отец оплатил мое обучение сразу, и аж до выпускного. Это крупная сумма. И не в том дело, что за одноклассниками приезжали родители на каретах с гербами. Бастардов, которых сплавили с глаз долой, тоже хватало. Просто я был года на три младше самого младшего из школьников. Вот и все. Ребята постарше и посильнее помыкали теми, кто чуть младше и слабее — заставляли выполнять их свою работу, воровать еду из кухни, отбирали понравившиеся вещи… Они не страдали от недоедания и при желании могли купить сколько угодно того хлама, который обычно хранится в детских карманах. Однако такой подход к делу не мог принести уважения сверстников. А вот отобранные вещи считались добычей и ценились. Уже много позже, в старших классах, я узнал, что все наши воспитатели были в курсе этой системы, но прищуривались, когда глядели в нашу сторону. Система считалась дополнительными занятиями по закаливанию характера и вырабатыванию навыков лидера.

Но тогда-то я этого не знал.

И был самым младшим и мелким.

Я не помню, из-за чего в первый раз все началось, но закончилось лазаретом. Для меня. За что, спрашивается, избивать такого обаятельного мальчугана? Кому я мог насолить? Да я здесь и не знал-то толком никого. А вот дома меня все любили. Понятно, что произошло ужасное недоразумение, которое нужно срочно исправить и все объяснить. В тот раз я ни черта не понял.

И во второй — тоже.

И в третий.

В башке немного прояснилось, когда меня приволокли к докторам в пятый раз. Ситуация все равно была запутанной, но одно я уяснил точно — на меня всем наплевать. Значит, придется заботиться о своей сохранности самому. Видать, я был смышленым парнишкой, потому что без подсказки понял — руками с этой толпой великанов мне не совладать. Палкой и камнями тоже не отобьешься. И украл штуковину, управиться с которой мне было по силам. Маленькую и острую. Скальпель.

В тот раз все закончилось плохо. Иначе и не могло. Я, в своей наивности полагал, что мы со скальпелем представляем собой такое грозное зрелище, что враги, обмочив штаны, разбегутся прочь от одного нашего вида… Оказалось, что это не так.

Кроме того, я не умел обращаться с таким оружием. Даже не зацепил никого.

А за украденный скальпель, меня, после обязательного посещения лазарета, впервые отправили в карцер. Учитывая возраст и то, что проступок был совершен в первый раз, только на сутки. Там у меня было время обдумать ошибки.

И я спер второй скальпель.

Когда меня подлечили, то отправили в карцер уже на три дня.

Двух ребят, которых я ухитрился как-то поцарапать, в карцер не отправляли.

А после началась война. Жестокая и затяжная.

На одной стороне воевал я.

На другой — все остальные.

Нельзя сказать, что мне не предлагали перемирия или дружбы. Даже пытались заручиться моей поддержкой в союзе против кого-то. Но я уже не верил никому в этом месте, проклятом и забытом всеми богами. Восемь месяцев я жил по графику «школа-больница-карцер». Скальпелей давно не было. После второго раза доктора стали их прятать. Но я уже понял, что использовать можно все. Любой подручный материал может стать оружием. И хорошо, что доктора прятали скальпели, иначе все закончилось бы очень мрачно. Ведь никто из нас даже вообразить не мог, что он (вот именно он!) может умереть. Смерть была где-то там… далеко… в другом месте. А мы все были бессмертны.

Мой возраст, и, как следствие этого, субтильность не давали ни единого шанса победить хоть кого-нибудь в честном поединке. Потому я и не пытался быть честным, но учился быть осторожным и хитрым. А еще — никому ничего не прощать. Бродил по длинным школьным коридорам таким себе диким зверенышем, прикидывая, где меня попытаются поймать на этот раз. Как правило, бродил недолго. Школа-лазарет-карцер.

Сам себе я представлялся суровым, справедливым и беспощадным героем, вроде легендарных парней, о жизни которых рассказывали на уроках истории. Я был отчаян и неумолим, как лесной пожар. Меня наверняка даже наши воспитатели боялись, да!

Кроме мышей меня в этой школе не боялся никто.

А, как я позже понял, все те легендарные герои были просто сволочными ублюдками. Единственной достойной наградой для их подвигов могла стать только петля на ближайшем дереве. Но, к сожалению, они уже перевешали всех, кто мог бы повесить их.

Примерно через пару месяцев я стал получать призовые очки в негласном школьном табеле рангов. За силу духа. Редкие победы, которые стали приходить после пяти месяцев войны, можно даже не учитывать, настолько мелкими и незначительными они были. Одна мышь, конечно, может победить другую. Но потом придет кот и съест обеих.

А через восемь месяцев самые старшие ребята предложили мне мир. Им понадобилось восемь месяцев, чтобы понять простую, на мой взгляд, вещь. Каждый из них был сильнее меня. Группа была во много раз сильнее. Все вместе были во сто крат сильнее. Свою порцию побоев я мог получить в любой момент. Меня даже искать не надо, чтобы избить.

И я к этому был уже готов. Готов получить все сполна, огрызнуться и отправиться в карцер.

Но я не забуду. И не прощу. Я буду долго поджидать благоприятного момента, удачного стечения обстоятельств, счастливого расположения звезд… А потом отомщу. Обязательно. Каждому по отдельности. Фантазия на этот счет у меня была богатой. Чем еще заниматься долгими днями в карцере, как не строить планы мести обидчикам?

У них не хватило выдержки, терпения и нервов. Ребятам было тяжеловато существовать, постоянно озираясь и ожидая ловушки. Не привыкли они жить в одиночку, потому что всегда жили толпой.

Это меня устраивало. Стычки не прекратились вообще, но стали гораздо легче — старшие ребята больше не вмешивались. Правда, получилось так, что от врагов я избавился, а друзей и собеседников не завел. Жаль, конечно, но что уж поделаешь…

Академия? Там самому младшему было четырнадцать, а мне — чуть больше десяти. Минимальный возраст для поступления. Может, потому и не сложилось снова. Нет, никаких войн и законов волчьей стаи — взрослые ведь люди. К тому же там большинство кадетов были родом из семей военных. Не только тех, которые в штабах служили. Некоторые и на краях Федерации воевали. Так что ребята, потерявшие кого-нибудь из родственников, прекрасно знали — Жнец никак и никого не выбирает. Он просто жнет. Сдохнуть можно в любой момент. В Академии мне вначале тоже доставалось неслабо, но только за счет возраста. В Федерации каждый последующий король вводит свои правила в Академии, которая вообще-то ему и принадлежит. При Кеосите упор делался на тактику. При Спейсе — на стратегию. При Рембетисе — хрен знает на что. Никто до сих пор не понял, если честно. Хорошо хоть, что Рембетиса быстро отравил его дядя. Придурок был полный (я не дядю имею ввиду). Нынешний король… поскольку он еще не помер, то имя никто, кроме придворных не запоминает. Мне говорили, только я забыл. Так вот, нынешний король, который тогда был на пару десятков лет моложе, решил, что главное в военном деле — умение махать мечом. Я его три года проклинал. Вот ведь скотина! Не ножом работать, понимаете?! Не саблей, на худой конец! Мечом! А мечи разными бывают. И для десятилетнего пацана они все — очень тяжелые. На двуручный я с тех пор без отвращения смотреть не могу. И скорее сапожную иглу в качестве оружия выберу, чем эту неподъемную хреновину. И доспехи с тех же пор не люблю.

Первые три года, пока не поднабрался силенок и умения, на занятиях по фехтованию меня не лупили только ленивые и безрукие инвалиды. До лета я попросту забывал, каков настоящий цвет у моей кожи. Синяки не проходили. В остальном все было нормально. Академия — единственное место, где еще помнят, что такое дисциплина. Отношения со всеми у меня были ровные, но не более. Я был самым младшим и даже не из военной семьи, увенчанной славой. Так что когда наступало лето, все разъезжались к родителям и бедных кадетов приглашали к себе их богатые приятели, то я оставался один.

Меня к себе не приглашал никто.

Городские кадетов не любили (за дело не любили). Скрыть принадлежность к Академии было невозможно — городишко небольшой. Я оставался в компании книг и сторожей, которых выпивка интересовала больше, чем кадет-недоросль.

Так что «счастливая кадетская юность» тоже прошла при полном отсутствии приятелей и собеседников. Да к тому времени они мне были уже не больно-то и нужны.

Школу боевых искусств я закончил местной легендой-страшилкой, которую старшие рассказывали младшим. В Академии у меня сложился статус «…ну, такой молчаливый парень, себе на уме. Нормальный, вроде, хотя…»

Дальше стало еще проще — началась война. Пехота… разведка… если подумать, то разведка для меня была самым лучшим местом обитания…

— Почему?

Вопрос был неожиданным и просто прилетел ниоткуда. Я малость отвлекся от своих мыслей и повертел головой. Напротив меня, в кресле сидела красивая женщина Айгуль, глядя мне в глаза с откровенным любопытством. У меня все тело покрылось холодной испариной. Это что же, я тут сидел и трепал своим длинным языком? Так получается? Мысль была настолько неприятной, что меня просто передернуло.

— Да. Я говорила, что настойка поможет нам быть откровеннее друг с другом. Это действует именно так. Но я играю честно — вы можете спрашивать у меня все, что угодно. Только лучше спрашивайте голосом. Так будет проще. Читать эмоции вообще сложно, а читать ваши — крайне сложно даже для меня. Они как камень, раскаленный настолько, что расплавился и стал паром в небе. Но при этом остался камнем. Понимаете? Лучше просто говорите. И спрашивайте. Но вначале все же ответьте — чем это разведка была так хороша?

— В разведке я, большей частью, действовал один. Сам.

— Это в том смысле, что «хочешь сделать хорошо — сделай сам»?

— Нет. Просто это были мои решения и только мои. Мне не приказывали, а ставили задачу. Остальное решал я. Не кто-то за меня и не я вместе с кем-то. Я один. Это важно и помогает экономить время. Нет смысла искать виновных, когда все пойдет не так. Сделал хорошо — осанна тебе, всяческая слава и, может, абзац в учебнике по истории. Самое главное — жизнь. Твоя и твоих людей. Это твоя заслуга. Сделал плохо — твой косяк и винить в этом, кроме себя, некого, потому что решал все ты один.

Пока я говорил, то лихорадочно пытался что-нибудь придумать. Если я правильно понимаю сложившуюся ситуацию, то сейчас из меня будут извлекать какую-то информацию, которая у меня есть, а у них нет. И я обязательно солью всех, расскажу даже о том, чего сам уже давно не помню. По-другому просто не бывает с колдунами. И вариант у меня только один — пытаться максимально скрыть все. Не строить из себя героя. Говорить начинают все. Исключений не бывает. Просто попытать не дать им… Знать бы, что им нужно? Вряд ли уже узнаю. Надо говорить. Постоянно. Или чтобы она говорила. Эта отрава не может действовать вечно. Вот значит, как это происходит. Никто не знал, как действуют колдуны, копаясь в мозгах у людей, но самих людей, которые прошли через это, видели. Как правило, жили они недолго. Меньше суток. Значит, когда закончится действие этого зелья, мой мозг перемелет в мясорубке, начнутся судороги, глаза вылезут из орбит, а кровь будет сочиться изо всех пор тела… Мало приятного. Надеюсь только, что к тому времени я уже ничего соображать не буду. Вот ведь подстилка эльфийская! Меч рядышком лежит. Надо только…

Я почувствовал легкое покалывание в пальцах…

— На вас только начало действовать?

Айгуль глядела на меня уже удивленно.

— Хотя, да, конечно. Вы ведь в первый раз ее пьете… Питер, все, что я говорила — правда. Я чувствую, что вы уже вообразили себе что-то ужасное. Не знаю, что именно, но ничего подобного не произойдет. Послушайте, я должна была сразу предупредить и объяснить, как все будет, но… просто не подумала об этом. Сейчас у вас будет такое ощущение, будто тысячи муравьев пробегают по вашему телу. Это пройдет очень быстро, а потом вы почувствуете, что хорошо отдохнули, выспались и плотно позавтракали. Если хотите — возьмите ваш меч. Я ощущаю, что по поводу меня у вас самые, что ни на есть кровожадные планы, но, пожалуйста, не делайте ничего из того, о чем думаете. Кстати, когда пойдете за мечом, прихватите воду. Там на столе стоит кувшин.

Покалывание в пальцах многократно усилилось. Если это и были муравьи, то насекомые хворали чесоткой. Зудело все — просто жуть. Я елозил спиной по обивке кресла, едва сдерживая удовлетворенное урчание. Способность двигаться вернулась, но сейчас это было не главным. Я ж говорю — тело жутко зудело. Внезапно все прекратилось. Я действительно почувствовал себя спокойным, довольным, сытым и хорошо отдохнувшим. Сплетя пальцы, потянулся до хруста и легко поднялся на ноги.

Женщина в кресле напротив меня улыбнулась, потерла переносицу и сказала:

— Воды захватите.

Стол, на котором валялся ворох моего добра находился шагах в десяти, но добирался до него я очень долго. Не потому, что мне трудно было ходить или еще почему… Я пытался растянуть время и принять какое-нибудь решение. Наилучшим решением было бы снести голову этой Айгуль и убраться отсюда подальше. Но кто там знает, сколько народу за пределами этой комнаты, куда вообще выбираться, чтоб хотя бы до Баньши добраться и какие магические примочки еще будут задействованы… То, что они будут задействованы, у меня даже тени сомнения не вызывало…

Если честно, то она мне просто нравилась.

Даже не как женщина, хотя была красивой. Очень красивой. И это несмотря на возраст. (А сколько ей лет на самом деле?) Но даже будь она приблизительно моего возраста… Не для Питера Фламма такую женщину растили, короче.

Не по Сеньке шапка.

И я это прекрасно понимал.

Убить такую женщину… Это все равно как уничтожить какую-то невыразимо прекрасную вещь, которая существует только в единственном экземпляре. И после уже не будет существовать никогда. Вот была она, все ходили, любовались, восхищались… Никто не хотел ей обладать, просто она существовала для того, чтобы эта жизнь не казалась настолько паскудной. А потом пришел ты, сломал, поджег и еще помочился сверху. И все. Ее не стало. Вроде и не изменилось ничего. Солнце по-прежнему восходит там же, где и восходило… Море, там… лес… грибы-ягоды, эльфы эти гребаные… Все по-прежнему. Но уже не так. И так, как было, уже не станет. А виноват в этом ты.

За время своей войны я много чего навертел всякого такого, о чем вспоминать не хочу и не буду ни при каких обстоятельствах. Но и забыть это я тоже не могу.

Просто пытаюсь жить дальше.

Когда-то в моей жизни был Юл и его жена Марта. На Юла я работал, и мне нравилось бывать у них в гостях. Там я чувствовал, что обзавелся домом. Теперь понимаю, что это был счастливый билет от моей моей хромой и криворукой судьбы. Я всегда передвигался с такой скоростью, что она за мной просто не поспевала. А в Фаро, наконец, догнала и вручила выигрыш.

А потом появился мой злой гений Карелла, спалил выигрышный билет и мы отправились фестивалить по Федерации, подбирая всех ущербных встречных. А Юла и Марту убили. Не я, но из-за меня. С этим тоже приходится жить.

С Айгуль было комфортно и спокойно, как в старой одежде, которая уже срослась с телом. Как спать не в лесу под дождем, а в теплом доме и под одеялом. При этом я понимал, что это магия. Колдовство. Она отводит глаза, усыпляет бдительность, черт его знает, что еще делает… Но… может… ну, такое может быть в принципе… я не уверен, а вернее, уверен, что это не так, но все-таки… чисто теоретически… Так вот, может быть это НЕ ВСЕ магия? Не полностью? Такое ведь может быть?

Юла убил не я, а вот Айгуль, если что, придется убивать мне. И жить дальше с осознанием того, что свой второй шанс… второго Юла… я уничтожил уже лично. Если бы я был уверен… абсолютно уверен, что это только колдовство, то и проблем бы не было. Но сейчас главная проблема состояла в том, что я не был уверен ни в чем. А еще — со мной что-то происходило и это «что-то» мне не нравилось. Я начинал становиться нормальным. Таким же, как обычный человек. При других обстоятельствах мне это, может, даже понравилось бы. Но не здесь. Не сейчас. В какое-нибудь другое время

На соседнем столе лежало несколько исписанных листов бумаги, и догорала свеча на блюдце. Я еще не успел надеть куртку, поэтому задрал рукав рубахи и, не колеблясь, протянул левую руку над огоньком.

Было больно. Я терпел до тех пор, пока боль стала невыносимой, а потом убрал руку и перевел дух.

Стало легче. Нет, легче, конечно, не стало. С чего бы это?! Просто вся эта шоколадная глазурь «высоких чувств» осыпалась, и остался Питер Фламм. Злой и сосредоточенный. По колено в собственных слюнях и соплях. Мозги тоже стали работать нормально. Вроде бы. Сейчас я уже ни в чем не был уверен.

Натянув второй сапог, я засунул в голенище нож и сжал-разжал пальцы. Все работает нормально. Если пальцы начнут неметь, работать не так быстро… если хоть что-нибудь пойдет не так, как обычно, то надо ее убивать и пытаться вырваться отсюда. Куда угодно, а для начала — просто на свежий воздух. Сейчас этого делать не стоит. Надо бы все же поговорить — я вообще не представляю, что происходит. Может чего и прояснится. Но если только хоть что-нибудь не так…

Айгуль по-моему даже не пошевелилась пока меня не было. Я протянул ей кувшин и женщина жадно напилась. Струйки воды стекали прямо на грязную рубаху. Потом посмотрела на меня удивительно ясными, почти прозрачными глазами и ни с того ни с сего спросила:

— Вы когда-нибудь думали, к чему вас такая жизнь приведет?

— Специально не думал, но уверен, что к смерти. Любая жизнь приводит к смерти. По крайней мере я о других вариантах не слышал.

Я уселся в свое кресло, продолжая сжимать-разжимать пальцы.

— Я наводила о вас справки. Знаете, на удивление мало известно о человеке по имени Питер Фламм…

— Я думал, что о нем известно каждому второму жителю Федерации. Наверное, это от чересчур завышенной самооценки.

— Я имею в виду реальную информацию. Пока я с вами тут общалась, то узнала больше, чем смогли накопать мои подопечные.

— Мое упущение.

— Не кляните себя. Мои методы несколько отличаются от общепринятых.

Ни хрена меня это не утешило.

— Я хотела вас спросить об Альфреде Квинте…

Само собой. Никто не спрашивал у меня куда, к примеру, впадает Эста. Или кто сейчас является международным торговым представителем Федерации. Или еще какую-нибудь ерунду. Это никого не интересовало. А вот в желающих задавать всякие-такие паршивые вопросы недостатка не было. В свое время смерть Альфреда Квинта наделала много шума и устроила переполох на рынке. Вернее, на рынках. Он со многими был завязан. По официальной версии, его убил Донар Барбаракар, который с группой бывших морских пехотинцев Четырех королевств напал на корабль Квинта в море Рифф. Капитан промышленной разведки Хорста Клэма, который с группой ребят проходил мимо, помог в меру сил, но в стычке Квинт был убит. Барбаракар со своими головорезами тоже были убиты, а их трупы доставлены в Лиа Фаль. Так вышло, что вешать некого. Судейские тогда очень расстроились, помнится.

Квинта убил я. А если верна вся моя информация, то Альфред был мужем этой самой Айгуль и отцом Альфа и Алисы.

Кто знал об этом?

Эрлик. Но он никому и ничего не сказал бы. Он очень неразговорчивый парень.

Карелла. Он рассказал Альфу подробности. Не думаю, что кому-то еще. Дураком Виктор не был.

Альф и Алиса. Они видели, что их отец пришпилен к борту моим мечом. Ни у него, ни у нее причин скрывать это не было. Вряд ли Альф кому-то распространялся, но за Алису я бы не поручился.

Свен Якобсон, которому сказал я. Просто проговориться он не мог, но надавить на него возможно. У Свена трое девчонок и ради них он пойдет на все.

— Спрашивайте.

— Он действительно мертв?

— Да.

— Отчего умер?

От смерти, блин! От чего еще умирают! Я приготовился выбросить вперед правую руку с мечом.

— От огорчения.

— Расстроился и кровь носом пошла?

— Он очень сильно расстроился, — осторожно сказал я. Может я, конечно, и не понимаю чего-то, но, по-моему, к смерти любимых мужей немного не так принято относиться. — У него не только из носа кровь пошла.

— И кто же его так расстроил?

— Я.

— Что ж, туда и дорога мерзавцу.

Любопытно. Похоже, что не особо много счастья в этой семье было.

— А что вы вообще в этом районе делаете?

— Ваше семейное проклятие ищу.

— Я вот сейчас не поняла. Это еще ирония или уже сарказм?

Я почувствовал себя котом, который только что капитально нашкодил.

— Алису. Она пропала.

— Как пропала? Каким образом?

— Не знаю. На ферму Альфа устроили налет. Альфа ранили. Никто из жителей за Алисой не наблюдал — она не особо приятная в общении девушка, так что любовью местных жителей не пользуется. А когда Альф немного оклемался, то выяснилось, что Алисы на ферме больше нет. Альф утверждает, что она не могла уехать, не сказав ему. Не знаю, насколько он прав. В общих чертах как-то так.

— Альф жив?

— Вполне.

— А что вы делали у входа к дроу?

— Вообще-то дроу и искал.

— Зачем они вам понадобились? Ни разу не видела, чтобы кто-то добровольно тащился к этим ублюдкам. Даже не слышала о таком. Вы что, с головой не дружите?

— Мы с моей головой — лучшие друзья. Я ее вообще с руки кормлю.

— Так зачем же?

— Оперение стрел. Необычное очень. Я подумал, что они имеют к этому какое-то отношение. Может это, конечно и ошибка, но у меня не особо много вариантов было. Дроу и люди, которых, скорее всего наняли дроу. А вас я и не разыскивал вовсе.

Я поднялся и пошел к столу, где поверх бумаг и грязной посуды валялся мой мешок. Достал стрелу, которая давно уже сломалась, и показал Айгуль. Она повертела два обломка в пальцах.

— Да-а… Очень странно. Это их наконечники, и оперение тоже… Но поверьте, что дроу не стали бы этим заниматься. Особенно сейчас. У них там и без этого забот хватает. Тем более они не стали бы похищать Алису.

— По дороге я встретил пару лесных братьев и они мне рассказали, что видели в этих местах очень большую шайку. И среди этой шайки были черные полуэльфы. И они были вроде как за главных. И направлялись они вроде на Заячий полуостров. Не знаю, насколько это соответствует правде, но рассказали мне это именно так. И почему это они не стали бы похищать Алису? Нет, я понимаю, что завести себе в хозяйстве Алису Квинт — удовольствие очень сомнительное. Но я слыхал, что и сами дроу тоже мало похожи на обаятельных и приятных парней. Может я и не прав, но сдается, что с Алисой они бы поладили.

— Вы что, эмоции по уставу караульной службы изучали?

— Навроде того. Так почему они не стали бы похищать Алису?

— Алиса сама на четверть — дроу, но не из кланов Подземья.

Вот это номер! Скажите, пожалуйста! Что ж, тогда многое становится понятным. Только…

— Я что-то недопонял. А как же Альфред Квинт?

— Он не ее отец.

Все интереснее и интереснее.

— А он об этом знал?

— Естественно. И он очень любил Алису. Хотя… Квинт был редкостным скотом. Мне даже подумать неприятно, во что бы эта любовь вылилась дальше.

Что-то все равно было не так.

— А как же Альф?

— Альф — его сын.

— У Алисы был какой-то фамильный напиток.

— Был. Вы всерьез полагаете, что так сложно наделать бутылок и налить в них дорогой коньяк?

— Альф говорил, что это было сделано при рождении.

— Альф-то откуда это знает? Потому что ему папа об этом сказал? Ну-ну…

— Что, черт побери, вообще происходит? До начала нашего разговора я не понимал ничего, а сейчас я не понимаю ничего АБСОЛЮТНО!!!

Айгуль закрыла глаза и потерла их пальцами.

— Да. Конечно. Мне следует вам кое о чем рассказать. Просто, чтобы ситуация немного прояснилась. Все я рассказывать не буду — это вам будет просто неинтересно. Кроме того, эта ситуация вас никак не касается и не задевает. Она даже вашей расы никак не касается. Если будут возникать вопросы — задавайте их сразу. Итак. Я принадлежу к расе эльфов. Если быть конкретнее — дроу.

— Дроу — это эльфы?

— Да.

— Мне говорили, что они черные с белыми волосами.

— Не обязательно. Хотя — да, большинство выглядят именно так. Я — дроу только наполовину. Вот мать была чистокровной, а в Алисе только четверть темной крови. Своего отца я не видела, но он был из горних эльфов. Я, как и весь мой клан живем на поверхности, а не под землей. Давным-давно произошла одна мутная и неприятная история и нас изгнали из наших городов. Правильно сделали и спасибо им за это. Нас тут не очень много, но достаточно. В основном мы занимаемся тем, что от имени дроу ведем переговоры с местными эльфами, иногда — цвергами, гномами и прочими. Время от времени Подземью требуется их помощь. Кроме того, там постоянно идет война и потому перманентно требуются союзники.

— Я считал, что вы враждуете с ними.

— Обычно так и есть, но до откровенных стычек уже давно не доходит. Там, под землей, своих проблем хватает. Мы занимаемся тут не только переговорами, но это к делу не относится. Кроме всего прочего, я — верховная жрица своего клана. Верховной же жрицей была и моя мать. Верховной жрицей должна была стать и Алиса, но у нее нет магических способностей. Вернее, есть, но очень слабенькие. Это проблема. К тому же если она пропала… Это еще большая проблема. Но одно я знаю точно — дроу тут абсолютно ни при чем.

— Это точно?

— Точнее некуда. Она им не нужна ни для каких целей, а сориться с нашим кланом без серьезной на то причины они бы не стали — все-таки мы единственные, кто помогает им поддерживать отношения с поверхностью.

— Тогда откуда взялись черные полуэльфы с белыми волосами, ведущие неизвестно откуда и неизвестно куда, большую шайку?

— А вот этого я не знаю. Я даже не уверена, что это правда.

Причин не верить ей у меня не было, хотя все это и звучало как-то странно. Я почесал в затылке.

— Ладно. Будем считать, что я поверил. Но у меня вопрос не совсем по теме. Если Альфред Квинт не отец Алисы, то кто ее отец?

Айгуль печально улыбнулась.

— Сомневаюсь, что эта информация будет вам полезна. Но я отвечу. Ее отца звали Теодором и он был человеком. Еще из старых, первых людей. Он знал вашего отца, если вам это интересно. Очень давно они вместе служили, хотя потом судьба их разбросала, и они нечасто виделись. Я его любила, хотя сейчас это уже не имеет ни малейшего значения. Но я его сильно любила. Он мертв. Убил его Альфред Квинт со своими головорезами, а виновата в смерти Теодора только я.

Айгуль замолчала и уставилась на меня. Глаза не выражали абсолютно ничего. Я молчал. Что тут говорить? Мы все виноваты в чьей-то смерти. Или думаем, что виноваты, а это еще хуже.

— Почему вы сказали, что виновны в его смерти?

— Потому что я в этом виновна. — Она печально улыбнулась уголком рта. — Квинт знал, кто я такая и ему нужна была моя помощь. С ним ни гномы ни цверги общаться не стали бы, а я могла их уговорить. Во всяком случае я так думала вначале. Он захватил меня, чтобы я помогла ему в этом. Теодор пришел на выручку, но его уже ждали и хорошо подготовились. Убили его только через пять лет. Временами я думаю, что на самом деле Квинту нужна была не я, а он. Альфред что-то очень сильно хотел у него узнать.

Я вспомнил свою первую и последнюю встречу с Квинтом и все, что он тогда наговорил.

— Он хотел узнать, как добраться до Терры. Или до базы, которая находится там же — у портала.

Айгуль с любопытством взглянула на меня:

— Серьезно? Даже в голову такое не приходило. И что? Узнал?

— Да. И побывал на Терре.

— Откуда вам это известно?

— Сам сказал. Перед Виктором хотел похвастать.

— Ну и как, доволен остался?

— Сомневаюсь. На Терре ничего нет. Только песок. Они даже воду продают друг другу.

— Не особо там весело. А вы откуда знаете?

— Я там был.

— Вот ведь… Скажите, а как вы все успеваете?

— Встаю пораньше, ложусь попозже. И не стараюсь казаться лучше, чем я есть на самом деле. Это массу времени экономит.

— Похвально.

— Не обижайтесь, Айгуль, но мне ваше одобрение или порицание — как зайцу костыли.

— Переживу. Что вы собираетесь делать.

Я почесал нос.

— Теперь не знаю. Кроме дроу у меня идей не было. Надо, чтоб мозги немного остыли — может чего в голову и придет.

— Как вы вообще к ним собрались попасть? Поверьте — до ближайшего города двое суток добираться и это в том случае, если правильную дорогу знаешь.

— Да не собирался я к ним сходу лезть. Я же не совсем идиот. Так что прекрасно понимаю — в этом вашем Подземье у меня шансов не особо много. Думал, может что-нибудь придумается, или сами дроу появятся, или люди, которые с ними были… или еще что-нибудь произойдет. Это, конечно, не лучшая тактика — засунуть в бочку с дерьмом палку и размешать хорошенько. Но обычно она действует и что-то выплывает.

— Потрясающая глупость. Феерическая, можно сказать.

— А я по жизни туповат. Так что не надо всех этих аллегорий со сложными словами. Я все равно не пойму.

— Как скажете. А Виктор с вами?

— Вроде как. Только он в другое место направился. Я считал, что без него быстрее управлюсь.

— А что вы о нем вообще сказать можете? Что он за человек?

— Вы что его совсем не знаете?

— Совсем не знаю. Раньше всеми делами его отец заправлял, а Виктор в основном устраивал скандалы и дебоши в высшем обществе. Скандалы меня не особо интересовали, а вот его отец был очень умным, сдержанным и дальновидным человеком.

— Насчет умного — не знаю, а вот сдержанный — это не про Виктора. Он — краса и гордость нашего цирка шапито. Восходящая звезда шоу уродцев.

— Странный вы человек, Питер. Очень странный. Чем больше на вас смотрю, тем больше удивляюсь.

— Чем же это я такой странный?

— На первый взгляд вы всех ненавидите… а… на второй… тоже… а вот дальше… еще хуже… В общем, как вас не рассматривай, но любви к человечеству у вас маловато.

— И что именно вас удивляет?

— Таскаетесь с Виктором по Федерации… Большого убили за то, что он вашего друга убил. Алису вот бросились искать. Понять не могу, зачем вам это надо. Это не похоже на ваш стиль. Вы ведь участвовали в той мясорубке у Фортенсберга? Налете на Гвалд Ир Хав? Резне в Хаттори?

— Да, — коротко сказал я.

Айгуль немного подождала продолжения, но не дождалась.

— Не хотите рассказать?

— Нет.

— Как знаете. Если бы я не слышала обо всех ваших… хм… подвигах, то решила бы, что вы из этих людей… ваших человеческих церковников. Такие только у вашей расы есть. Те, которые считают, что добро побеждает зло. Вас не в монастыре случайно воспитывали?

— Нет. А добро и вправду побеждает. Только не в каждом раунде. И вообще — кто победил, тот себя добрым и назначает. Это навроде приза за победу. Эстафетная палочка доброты ему переходит. Я уже говорил — победителей не судят, потому что судят победители.

— Вы всерьез собрались в случае чего в Подземье спускаться?

— Пару часов назад это была одна из моих идей, но я надеялся, что появится лучшая.

— Вы что, смерти ищете?

— Это она меня ищет, но пока, тьфу-тьфу, расходились краями. Кроме того, у каждого есть свое право на несчастье.

— И что, совсем не страшно?

— Ну как же «не страшно»? Руки дрожат, пот холодный, заикание, кошмары ночью…

— Правда?

— Нет. Но не боятся только дураки и покойники. И еще Эрлик. Храбрость — это когда никто не знает, как вам страшно.

— Может вы все-таки скажете, зачем разыскиваете Алису? Мотивы?

— Исключительно личные и корыстные.

— А если серьезно? Почему?

— По велению сердца.

— У вас и сердце есть? Во, номер! Где раздобыли?

Вот черт! Что ж такое!? Каждый первый, встречающийся на моем пути, считал своим прямым долгом поиздеваться надо мной. А с этой Айгуль вообще все было не так. Все неправильно. Хотя с другой стороны, что в моей жизни вообще было правильным?

— Вы влюблены, Питер. Не могу сказать, что мне это очень нравится, потому что вы влюблены в мою дочь, а вы — не тот человек, которого я хотела бы видеть своим родственником…

Неизвестно почему, но меня это заявление разозлило. Гляньте-ка! Сама любовь крутила с кем ни попадя, а я, видите ли, рожей не вышел! Нет, я понимал, что рожей не вышел… да и характером тоже. Но вовсе не обязательно было мне об этом сообщать. Может я очень чуткий и ранимый, а тут все, кому не лень, к моему сердцу и разуму взывают. И гляньте, какая компания подбирается — дроу и фоморский капитан! Просто эталоны совести, блин!

— Если б в остатках моей души сохранились хоть какие-то намеки на человеческие чувства, то я бы оскорбился…

— Право, не стоит. Вы мне нравитесь. Не знаю почему, но нравитесь. Дело вовсе не в вас. Дело в Алисе. Я прибыла в Федерацию, чтобы забрать ее с собой.

Меня так и подмывало спросить, куда это нужно забирать Алису, но я прикусил язык. Надо будет — сама скажет.

— Она должна стать верховной жрицей Паучьей Королевы Ллос и я должна подготовить ее к этому. Но с самого начала все пошло не так. Я долго искала Алису и мы как-то пересеклись в Лиа Фаль. И там я обнаружила, что магических способностей у нее нет. Конечно, если она станет верховной жрицей, то Ллос поможет ей, увеличит силу, но для этого ведь хоть какая-то сила должна быть! А у Алисы настолько мало способностей, что я просто опасаюсь. Так что даже не подходила к ней близко.

— Почему?

— В нашей религии очень жестокая борьба за власть. Любая из жриц Ллос сможет превратить ее в драука и отправить в Подземье.

— В кого, простите?

— Полу-дроу, полу-паук.

— Суровая у вас религия.

— Угу. Алису надо разыскать.

Да уж… Я вообще-то с этого и начинал наш замысловато закрученный разговор.

— Я помогу в этом. В Подземье вам соваться нельзя. Вы просто не найдете там ничего. А если хватит таланта найти, то вас убьют. Тихо, без выяснения обстоятельств при которых вы появились и без каких либо объяснений. Так что пойду я. В городе я была и меня там никто не тронет. Ни одна из рас, обитающих на поверхности, кроме, пожалуй, людей, не станет общаться с дроу. Если честно, то они очень неприятные персонажи. Так что мой клан выступает своего рода посредником между дроу и прочими. И ни один из кланов Подземья не станет портить с нами отношения, ни при каких обстоятельствах. Они редкостные сволочи и эгоисты, но точно уж — не дураки. А теперь скажите мне — есть ли еще какие-нибудь обстоятельства, о которых мне нужно знать?

Я немного подумал.

— Я уже видел такие же стрелы.

— Точно такие же? Вы их хорошо рассмотрели?

— Лучше, чем хотелось бы. Они из меня торчали. Две штуки.

— Кто в вас стрелял?

— Этого я не знаю. Не видел. Дело было ночью в лесах Торк Триата.

— А как вам выжить удалось?

— Если бы ребята не подоспели, то не выжил бы. Да и так с трудом получилось. Раны плохими были. Если бы лагерь с костоправом чуть подальше был, то по дороге помер бы.

— Странно. Или это были не дроу, или вы очень везучий человек.

— Стрелы-то эльфьи. Хотя… может быть какие-нибудь умники решили на них все спихнуть и просто пользовались эльфьим оружием… Не знаю. Но в то время среди солдат ходили упорные слухи об эльфьих шайках, которые занимаются тем, что убивают людей. Вроде бы такие шайки были и у нас и у королевичей. А может и у нас и у королевичей были одни и те же. Все считали, что они выползли с Вороньей равнины.

— Нет.

— Что «нет»?

— Не с Вороньей.

— Ага. Дроу не могли похитить Алису, эльфы-убийцы не имеют отношения к Вороньей равнине… А откуда тогда все это сыплется? Из-за моря Рифф? Из Чужих земель? Из Пограничных земель? Откуда еще?

— Не кипятитесь. На Вороньей равнине живет много эльфов, немного людей. С гор забредают гномы и цверги, но те долго не задерживаются. И поверьте — это не они. Для обитателей равнины самое главное, чтобы их не трогали. Не лезли к ним. Потому и сами они ни во что не вмешиваются. И человека они могли бы убить только в том случае, если этот человек забрел на равнину не для того, чтобы остаться, а с какой-то недоброй целью. Последние пятнадцать лет я там жила и поэтому знаю.

— Я учту, но не думайте, что я безоговорочно вам поверил. Теперь еще один факт. Не так давно я ездил в Коннемару по делу. На обратном пути, уже возле Альбы на меня напали. Банда была большая — несколько десятков, и напали как-то внезапно. Как ваша шайка. Я должен был их почуять, но не почуял. Еле ушел. Возможно, смог уйти просто случайно, потому что гнали два дня. Эльфов, полуэльфов и черных эльфов с белыми волосами я там не видел. Только люди. Но сабелькой в бок меня ткнуть успели. Немножко. Я вначале даже внимания особого не обратил. А вот через шесть часов обратил. Тогда просто не подумал об этом, но потом Альф и Виктор мне сказали, что на сабле заклятие какое-то было. Думаю — разовое, хотя, может, саблю Народец ковал. Если верить их словам, то не помер я только чудом. Альфу и Виктору пришлось за тотемником ездить, поскольку магики в округе не водятся. Опять-таки, по их словам, снять заклятие он не смог, а просто разрушил. Заклятие было странным. По крайней мере, я о таком не слышал никогда. Тотемник, похоже, тоже. Говорят, просто в восторг пришел.

— А в чем странность?

— Ну, оно меня вроде как убивало, но при этом боль глушило. Больно и вправду не было… нет, ну, было, конечно, но не особо. Просто слабость изматывающая. А вот когда заклятие разрушили, то стало просто адски больно.

— Это точно?

Я поднял глаза. Айгуль цепко глядела на меня и в глазах была плохо скрываемая тревога.

— В колдовстве, магии и прочих хитроумных заморочках я не разбираюсь. Насчет боли — точно, а остальное — за что купил, за то и продаю.

— Это очень-очень плохо.

— Почему? Я что, все-таки помереть могу?

— Не думаю, если заклятие разрушили. Но если все было именно так, то… короче это было заклятие дроу. Довольно распространенное, но ни у ваших колдунов, ни у эльфьих магов такого нет. Там точно не было никого, похожего на дроу?

— Не видел. Но не думаю, что я всех успел рассмотреть. Не до того как-то было. И еще вот такая деталька — в Коннемару я ездил, чтобы найти одного эльфа и поговорить с ним о дроу.

— Ничего себе! А с чего это вы решили, что он вообще станет с вами разговаривать, и уж тем паче — о дроу?

— Я не был уверен, но попытаться надо было. Я ему услугу оказал — жизнь спас. Может и получилось бы чего…

— Эльфу жизнь спасли? Это как? А главное — зачем?

— Получилось так просто…

Я рассказал ей о нашем приключении у Джеду, вскользь упомянув о троице, один из которых таскал с собой кхукри с королевским клеймом. Рассказал и о том, что эльфу отрезали по три пальца на каждой руке.

— Да-а-а… Насыщенная у вас жизнь, Питер.

— Я вообще-то смотрителем маяка хотел стать. Но не сложилось как-то.

— Ну, теперь, по крайней мере, кое-что проясняется.

— А я могу узнать, что именно?

— Это не то, о чем вы подумали. Я об Алисе говорю.

— И?

Айгуль тяжело вздохнула и сказала:

— Принесите еще воды, пожалуйста. Там бочонок возле стола стоит.

На ее лбу блестели мелкие капельки пота, глаза чуть затуманились и вообще вид она имела какой-то нездоровый.

— Вам плохо?

— Да. Не обращайте внимания — действие этого дьявольского варева заканчивается. На вас, я гляжу, не особо подействовало? Ну а я-то его уже столько выпила, что по справедливости должна была в этой жидкости утонуть.

— А зачем мы его пили, если это такая вредная штука?

— Не выдумывайте — никакая это не вредная штука. Во всяком случае — для вас. Это мне надо было поостеречься. А пили мы его, чтобы я могла на вашу волну настроиться, а вы — на мою. Чтоб прочувствовали мы друг друга. Да принесите воды, пес вас дери!

— Сейчас, сейчас…

Я взял кувшин и пошел наполнять его. Во как! Коктейльчик-то оказался с сюрпризом. Ну, такого, собственно говоря, и надо было ждать. Зато Айгуль, вроде, не врет.

Расплескивая воду по дороге, я вернулся и подал кувшин женщине. Она схватила его и стала жадно пить. Вода стекала на грязную рубашку двумя тонкими струйками. Айгуль выпила все за один раз. Вода тут же выступила крупными каплями пота на ее лице. Внешне ей никак уж не стало лучше, но голос приобрел ту бодрость и твердость, которая в нем была раньше, а потом немного подзавяла.

— Потом еще воды принесете. Пока садитесь и слушайте. В Лиа Фаль я общалась с Алисой.

— И она вас не узнала?

— Вы что идиот? Полагаете, что я с ней в этом виде общалась?

Я только хмыкнул. Фокус был нехитрым — любой колдун мог изменять свою внешность. Делали это, правда, немногие — больно большой кусок энергии забирала такая иллюзия. Да и любой другой колдун сразу бы почувствовал, что здесь что-то не так.

— Нет, не полагаю. Просто спросил, чтобы увериться.

— Мне надо было поговорить с ней, чтобы узнать, чего она ждет от жизни, на что надеется, как относится к эльфам… много чего. Только вот узнала я совсем другое. Мы сидели в кафе, пили чай и она, не умолкая, рассказывала о своем путешествии по Федерации, о Викторе Карелла, об Эрлике, о Полине и о Питере Фламме… Кто такой Карелла я более-менее знала. Кто такая Полина Грин — тоже. А вот о Питере Фламме я не знала ничего. А о вас она говорила постоянно. Уже тогда у меня возникла неприятная мыслишка, что девочка в вас влюбилась.

— Да с чего вы взяли?

— Я прожила на этом свете достаточно долго, чтобы отличить простую девочку от влюбленной. Ну да ладно — молодые девушки часто влюбляются и так же часто плачут в подушку, переживая, что их избранник оказался негодяем. А вот когда я навела справки о вас, то у меня просто волосы дыбом встали. Естественно, половина этих рассказов — вранье, но даже вторая половина… даже треть… Скажите, сколько правды в рассказах о вас?

— Ее там нет вообще. Все вранье, но вранье, которое имеет под собой реальную основу.

— Ну, хоть так… Мне просто любопытно… Вас что, никак не задевает, что по Федерации ходит столько слухов о зверствах Питера Фламма?

— Раньше задевало. Сейчас — нет. Кстати, большая часть всех тех кровавых деяний, о которых рассказывают в кабаках, принадлежат не мне. Даже не знаю кому. Наша, как вы говорите, «заварушка» подняла и вымела на всеобщее обозрение весь ил, всю грязь и весь мусор из самых дальних уголков Федерации. Каждый, кто остался жив, чем-нибудь отличился — иначе он просто не смог бы выжить. Я много чего натворил, и я ничуть не лучше их, поверьте. Я — хуже. Но далеко не вся кровь этой войны на моих руках. Даже не большая ее часть. Но все уже закончилось и никто не хочет вспоминать о том, что и как он там делал. «Я? Нет, это не я. Это все Питер Фламм…» Просто в стаде белых овец должна быть черная, иначе белые овцы не будут такими уж белыми. И вот они соберутся и назначат между собой ту, которая не очень белая. И через некоторое время она станет черной.

— Вы философ…

— Я реалист.

— Все равно как-то не очень честно получается.

— Честность тут ни при чем. Это вопрос выживания. Иначе можно просто сойти с ума.

— Да-а… Что тут скажешь? Жизнь к вам крайне несправедлива — только и всего. Не обращайте внимания — она к каждому первому несправедлива. Если не верите — спросите у любого.

Ага. Спасибо за совет. Во мне полегчало-то. Прям каменный оползень с души. А еще болтают о какой-то неземной мудрости эльфов.

— Даже не передать словами, как это меня утешило. Знаете что, Айгуль? Вы лучше помолчите. У меня есть один приятель. Он обожает с умным видом говорить глупости, которые всем уже оскомину набили. Если что, так я к нему обращусь.

— Вы сейчас о Карелла говорите или о своем напарнике, с которым бар держите?

— О Викторе. О великом повелителе иллюзий.

— Да нет, пожалуй. Он не повелитель иллюзий, а повелитель дураков, которые верят в иллюзии.

Я немного подумал. Полина… Эрлик… По всему выходило, что дураком был только я.

— Хватит, Айгуль. На сегодня мне уже достаточно сарказма. Рассказывайте дальше, что там с Алисой.

— А я все уже сказала. Она вас любит и меня это вовсе не радует. А теперь я вижу, что и вы ее любите. И это радует меня еще меньше. И пока единственное светлое пятно в этой истории — то, что вы оказались вовсе не такой сволочью, как о вас говорят.

— Вы не особо обольщайтесь — почти все убийцы очень похожи на обычных людей.

— Я и не обольщаюсь вовсе.

— Это правильно. Когда ничего хорошего не ожидаешь, то и разочарований поменьше. Так про Алису вы ничего добавить не можете?

— Больше ничего. Но я скажу вам одну вещь. Она касается не Алисы, а скорее вас. Любовь — это когда строишь новый и прекрасный мир, попутно выжигая все вокруг на огромном расстоянии. Но до самого финала, до самого конца, неизвестно, сможешь ли ты построить этот мир. А вот вокруг все уже выжжено. Подумайте об этом на досуге и не ставьте последние деньги на чувства, потому как чувства имеют тенденцию изменяться на полностью противоположные. Жизнь, знаете ли, любит вносить свои коррективы в наши желания.

— Во-первых, в моем мире просто нечего выжигать. Там уже все выжжено, а пепел развеян по ветру. Во-вторых, я не думаю, что все и всегда происходит так, как вы описали. Слишком замысловато для меня. Я называю это обстоятельствами, которые сложились именно так.

— Суть от этого не меняется. Вот с Альфредом обстоятельства сложились как раз именно так. Я знала, что вы его убили. Алиса мне об этом рассказала. Она ведь даже не представляла насколько хорошо я его знаю. Вы его убили и что? Вас это хоть сколько-нибудь трогает?

Я подумал.

— Он не мой родственник, не мой друг и даже не мой знакомый… Я его вообще знал меньше двух часов. С чего меня должна трогать его смерть? С Альфом и Алисой, конечно, нехорошо получилось — не вовремя они появились. Но такая уж у меня удача крапленая. Его не обязательно было убивать. Если б я чуть подумал, то, наверное, не стал бы. Тогда просто думать некогда было. Спонтанное такое действие. Он моего отца только что убил.

— Я знаю. Алиса сказала.

— Да откуда они знают-то!? Они ж в каюте закрыты были.

Айгуль пожала плечами и провела по сухим губам таким же сухим языком. Пот на ее лице тоже высох. Она медленно вытянула вперед левую руку и также медленно пошевелила пальцами. Потом перевела взляд на меня.

— Принесите еще воды, пожалуйста.

Похоже полуэльфьке (или полудроу?) было по настоящему хреново. Я взял кувшин и пошел к бочонку.