Звезда Козодоя

Лес

Гуско Будори родился в большом лесу местности Ихатово. Гуско Надори, его отец, был известным во всей округе дровосеком, самое огромное дерево он мог срубить так же легко, как иной человек укладывает ребенка спать.

У Будори была младшая сестра — Нэли, с которой они каждый день играли в лесу. Дети забирались в такие дикие места, где даже глухой визг отцовской пилы был едва слышен. Там они собирали лесные ягоды, вымачивали их в бурлящих источниках, а затем, задрав голову в небо, по очереди подражали воркованью горных голубей. Им в ответ отовсюду доносилось сонное голубиное «гули-гули».

Когда мама сеяла зерно на небольшом поле перед домом, брат и сестра расстилали циновку на дорожке, садились на нее и варили в жестяной банке цветы орхидеи. И тогда самые разные птицы с громкими приветственными криками кружили над их растрепанными головами.

Когда Будори пошел в школу, днем в лесу стало очень уныло. Но зато во второй половине дня Будори и Нэли отправлялись вместе в лес, где красной глиной или углем писали на стволах деревьев их названия и громко распевали песни.

Как-то раз они увидели две березки, между которыми повис хмель, будто циновка, и написали на стволе: «Пролет кукушек запрещен!»

Будори исполнилось десять лет, а Нэли семь. По какой-то непонятной причине, в тот год, несмотря на то, что уже пришла весна, солнце светило странным холодно-белым светом, не распускались цветы магнолии, которая обычно расцветает, стоит лишь растаять снегу; в мае то и дело шел унылый мокрый снег, к концу июля жара так и не наступила, а из пшеницы, посеянной зимой, не родилось ничего, кроме белесых пустых колосьев. Большинство фруктовых деревьев дало только цветы, которые сразу опали, не завязавшись в плоды.

Затем пришла осень, но на каштановых деревьях не появилось ничего, кроме зеленых плюсок, а самый важный продукт — рис, которым в основном и питаются люди, вообще не уродился. Среди жителей равнины началась паника.

Родители Будори часто возили дрова жителям равнины, а с наступлением зимы, случалось, волокли на санках в город и огромные деревья, однако теперь каждый раз они возвращались домой в унынии, привозя лишь немного муки. Кое-как они смогли перезимовать. Вновь наступила весна, поле засеяли бережно припасенными семенами, однако и новый год оказался таким же, как и предыдущий. Осенью начался настоящий голод. Дети перестали ходить в школу. Папа и мама Будори бросили работу. Они часто говорили о чем-то с озабоченными лицами, по очереди уходили в город, иногда возвращаясь с горсточкой пшена, а иногда и с пустыми руками, мрачные-премрачные Жителям этих мест пришлось питаться зимой горькими желудями, корнями аррорута и папоротника, мягкой корой деревьев. Но когда пришла следующая весна, папа и мама тяжело заболели.

Как-то раз отец сидел дома, крепко задумавшись и обхватив голову руками, потом вдруг встал и сказал:

— Пойду-ка, прогуляюсь по лесу, — и с этими словами, пошатываясь, вышел из дома.

На улице совсем стемнело, но он так и не вернулся. Дети спросили у мамы, что случилось с отцом, но она лишь посмотрела на них, ничего не ответив.

На следующий вечер, когда в лесу уже стемнело, мама вдруг встала, положила в печь побольше дров, отчего в доме посветлело.

— Пойду-ка, поищу вашего папу. А вы оставайтесь дома, ешьте муку, она лежит в шкафу, только понемногу, — сказала мама, и, пошатываясь, вышла из дома.

Дети заплакали и побежали вслед за ней, а она, обернувшись, сказала с. укором:

— Какие же вы непослушные дети!

Спотыкаясь, она поспешно ушла в темный лес. Дети бегали вокруг дома и плакали. Наконец, не выдержав, они пошли за матерью. Миновали ворота из лозы хмеля, бурлящий источник и весь вечер напролет искали маму. Сквозь ветви деревьев блестели на небе звездочки, будто пытаясь сказать им что-то, испуганно взмывали во тьму птицы, однако человеческих голосов слышно не было. Наконец, дети, не помня себя от усталости, вернулись домой и уснули мертвым сном.

Будори открыл глаза, когда уже перевалило за полдень. Он вспомнил о муке и открыл шкаф. Мешки с гречневой мукой и желудями были почти полные. Будори разбудил Нэли, они вместе стали лизать муку, а потом растопили печь так, как это обычно делали родители.

Так прошло дней двадцать, и вот, раздался однажды за дверью чей-то голос:

— Здравствуйте! Есть кто дома?

Решив, что папа вернулся, Будори вскочил на ноги и выглянул за дверь. Однако там стоял чужой мужчина с острым взглядом и держал за спиной корзинку. Мужчина вытащил из корзины круглые моти и бросил их перед детьми.

— Я пришел спасать местных жителей от голода. Ешьте, сколько хотите!

Дети лишь испуганно посмотрели на мужчину, и он снова сказал им:

— Ешьте, ну ешьте же!

Они стали робко есть, мужчина же внимательно посмотрел на них и сказал:

— Вы хорошие детишки. Но на сей раз вам вряд ли поможет то, что вы хорошие. Пойдемте со мной! Двоих мне не унести, но мальчик и так сильный, а если ты, девочка, останешься здесь, то тебе вскоре нечего будет есть. Пойдем со мной в город! Там тебя каждый день будут хлебом кормить.

Вдруг он схватил Нэли, запихнул ее в заплечную корзинку и с громким криком: «Эге-гей! Эге-гей!» побежал прочь. Нэли расплакалась, а Будори побежал вслед за незнакомцем, рыдая и крича: «Вор, держите вора!» Пробежав вдоль леса, мужчина промчался по дальнему полю — оттуда уже едва слышно доносились плач и всхлипывания Нэли.

Будори, крича и плача, преследовал их до опушки леса, но, выбившись из сил, упал на землю.

Шелкомотальня

Когда Будори очнулся и открыл глаза, он услышал над своей головой неприятный монотонный голос:

— Ну, наконец-то, очнулся. Так и собираешься лежать, не евши? Может, встанешь, наконец, и поможешь мне?

Перед Будори стоял мужчина в пальто, одетом прямо на рубашку, и в берете, нахлобученном на лоб, будто шляпка коричневого гриба. В руке у него был какой-то предмет из проволоки, и он раскачивал им из стороны в сторону.

— А что, голод уже закончился? И чем я могу вам помочь? — спросил Будори.

— Раскидывай сеть.

— Прямо здесь?

— Ну да.

— А зачем?

— Будем разводить шелкопряда.

Прямо перед собой Будори увидел каштановое дерево с приставленной к нему лестницей, по которой карабкались двое мужчин: они, казалось, то раскидывали сеть, то скатывали ее, однако ни самой сети, ни даже нитей Будори не видел.

— А разве так разводится шелкопряд? — спросил Будори.

— Конечно. Какой противный мальчишка! Эх, только бы ты не сглазил. Зачем же строить шелкомотальню, если не разводить шелкопряда? Ведь и я, и многие именно этим живут!

— Вот оно что, — хрипло сказал Будори.

— И вообще, весь этот лес мой, я его купил. Хочешь помогать, милости просим, не хочешь — можешь катиться на все четыре стороны. Хотя куда бы ты ни пошел, вряд ли ты сможешь найти себе пропитание.

Будори чуть не заплакал, однако сдержался и сказал:

— Хорошо, я буду помогать. Только как раскидывать сеть?

— Ну, я тебе покажу. Берешь вот это, — двумя руками мужчина растянул что-то вроде проволочной корзины. — Понял? Вот так получается лестница.

Широким шагом мужчина подошел к каштановому дереву справа и повесил корзинку на нижнюю ветку.

— Ну, а теперь лезь с сетью наверх. Давай, залезай!

Мужчина вручил Будори какой-то странный круглый предмет, похожий на мяч. Будори ничего не оставалось, как взять его и лезть наверх. Однако проволочки были тонкими и больно врезались в руки.

— Лезь выше! Еще! Еще выше! Теперь бросай мяч, чтобы перелетел через дерево. Бросай его вверх! Что такое? Что ты там трясешься? Трус ты этакий! Бросай, бросай! Бросай, тебе говорю!

Будори что было мочи запустил мяч прямо в голубое небо, а потом солнце вдруг потемнело, и мальчик вверх тормашками полетел вниз. В следующее мгновенье он очутился на руках мужчины. Он поставил Будори на ноги и принялся ругаться:

— Ах ты неженка! Ну и хиляк! Не подхвати я тебя, башку бы себе разбил! Я твой благодетель, жизнь тебе спас. Так что больше не груби! Ну-ка, залезай теперь на то дерево! Потом, так и быть, покормлю тебя.

Мужчина дал мальчику другой мяч. Будори подошел к следующему дереву и бросил мяч.

— Теперь хорошо. Лучше стало получаться. Давай, у нас еще полно мячей. А ну, не лениться!

Мужчина достал из кармана штук десять мячей, отдал их Будори и торопливо зашагал прочь. Будори кинул еще три мяча, — тут дыхание у него перехватило, и тело налилось невыносимой усталостью. Он решил вернуться, но когда подошел к своему дому, то с удивлением обнаружил на крыше невесть откуда взявшуюся красную трубу, а на дверях табличку: «Шелкомотальня Ихатово». Попыхивая сигареткой, из дверей вышел тот самый мужчина.

— Эй, мальчишка, я тебе еды принес. Давай поешь, а потом еще поработаешь, пока не стемнело.

— С меня хватит. Я возвращаюсь домой.

— Домой говоришь? А где это твой дом? Он же не твой, это моя шелкомотальня. И сам дом, и лес вокруг него — все это я купил.

Совсем упав духом, Будори молча взял у мужчины пирожки, жадно их съел, а потом снова пошел бросать мячи.

В тот вечер Будори, свернувшись калачиком, лег спать в уголке своего бывшего дома, ставшего теперь шелкомотальней. Мужчина и еще трое-четверо людей допоздна топили печку, что-то пили и болтали. На следующий день с самого утра Будори ушел в лес и работал там так же, как и вчера.

Прошел примерно месяц, все каштановые деревья уже были покрыты сетями. Хозяин-шелковод велел повесить на каждое дерево по пять-шесть деревянных дощечек, присыпанных чем-то вроде просяных зерен. Вскоре на деревьях появились побеги, лес зазеленел, а на этих дощечках появилось множество маленьких белесых червячков, которые один за другим стали подниматься по нитям на ветки. На сей раз Будори и другим работникам поручили заготовку дров, и они горой навалили их возле дома. Как только ветви каштанов покрылись цветами, похожими на бледные ленты, червячки, переползшие с дощечек на ветви, стали точь-в-точь как эти цветы — и формой, и цветом. Потом червяки обглодали все листья с каштановых деревьев и сразу же после этого стали опутывать себя нитями, образуя в каждой ячейке большие желтые коконы.

Шелковод, яростно браня работников, заставлял их собирать коконы в корзины. Потом коконы один за другим бросали в котлы, проваривали их, а затем сматывали шелковые нити ручными прялками. И днем и ночью с грохотом крутились три прялки, вытягивая и расплетая коконы. Желтые шелковые нити уже наполовину заполнили сарайчик, когда из необработанных коконов, оставленных во дворе, стали один за другим вылетать большие белые мотыльки. Шелковод, злой как черт, без устали мотал шелк, да еще и с поля привел на подмогу четырех работников. Однако с каждым днем из коконов вылетало все больше и больше мотыльков, и, наконец, их стало столько, что казалось, будто над лесом идет снег. И вот однажды приехали шесть или семь телег, на них погрузили готовый шелк, и шелководы собрались возвращаться в город. Когда отправлялась последняя телега, шелковод сказал Будори:

— Слушай, я оставил столько еды, что тебе хватит до весны. Сторожи лес и шелкомотальню до нашего возвращения! — И как-то странно ухмыльнувшись напоследок, уехал на телеге.

Будори остался один. В доме был беспорядок, будто ураган пронесся, а лес был так разорен, словно здесь бушевал пожар. На другой день Будори решил прибраться — и в углу, где любил сидеть теперешний хозяин, нашел старую картонную коробку. В коробке оказалось штук десять плотно уложенных книг. В одних были картинки с изображениями шелковичных червей и каких-то машин, в других — деревья и травы с названиями. Но текст книги был ему непонятен.

Всю зиму Будори старательно переписывал тексты и перерисовывал картинки.

Весной опять приехал шелковод, одетый в прекрасный костюм, в сопровождении шести или семи новых помощников. И на другой же день закипела работа, как и в прошлом году.

Снова повсюду натянули сети, повесили желтые дощечки. Вот уже червячки повыползли, и настала пора заготавливать дрова. В то утро работники как всегда рубили сучья, как вдруг что-то громыхнуло — началось землетрясение. Вдалеке что-то бабахнуло.

Солнце странно потемнело, с неба посыпался легкий пепел, покрыв белым пологом весь лес. Будори и другие в страхе уселись на корточки под дерево, потом прибежал хозяин и в панике заорал:

— Эй, ребята, работе конец! Извержение! Началось извержение! Червей засыпало пеплом, и они все погибли. Убирайтесь отсюда живее! Эй, Будори, если хочешь здесь остаться, то оставайся, но еды я тебе больше не дам. Здесь опасно, лучше тебе перебраться на равнину и там зарабатывать себе на жизнь.

Шелковод побежал дальше. Когда Будори вернулся на шелкомотальню, там уже никого не было, и он уныло поплелся в сторону равнины по следам, оставшимся на белом пепле.

Болотное поле

Полдня он шел в сторону города по засыпанному пеплом лесу. От малейших порывов ветра с деревьев летела пыль, будто дым или снежная метель. Однако чем ближе он подходил к равнине, тем тоньше и тоньше становился слой пепла, пока, наконец, все деревья снова не стали зелеными, и исчезли следы чьих-то ног на тропинке.

Выйдя из леса, Будори от неожиданности широко раскрыл глаза. Вся равнина, простирающаяся перед ним до самых белых облаков вдалеке, была, казалось, выложена красивыми квадратиками персикового, зеленого и серого цветов. Подойдя поближе, он увидел розовый ковер из мелких цветов; с одного цветка на другой торопливо перелетали пчелы, зеленела густая трава с маленькими колосками, серело грязное болотце. Его разделяли узкие межи, и там работали люди — они вскапывали и разрыхляли ил на дне болота.

Будори пошел дальше. На тропинке двое мужчин громко разговаривали друг с другом, будто ссорились. Рыжебородый, стоявший справа, сказал:

— Чем бы я ни занимался, вы все равно считаете меня шарлатаном и мошенником!

Высокий старик в белой соломенной шляпе ответил ему:

— Брось ты это дело! Говорю тебе, брось! Только удобрение зря потратишь, а получишь одну солому. Ни одного колоска не снимешь!

— Нет уж. По моим расчетам в этом году будет такая жара, какой не было три года. Так что я за год соберу тройной урожай!

— Прекрати! Не стоит этого делать.

— Ни за что! Вон уже сколько цветов закопали, теперь надо еще шестьдесят брикетов бобовых жмыхов и сто мешков куриного помета. Вот вам и удобрение! Надо поспешать, да работы столько, что за любую помощь ухватишься.

Не долго думая, Будори подошел к ним, поклонился и сказал:

— Может, я вам пригожусь?

Мужчины с. удивлением подняли головы, посмотрели на Будори, пощипывая подбородки, а потом рыжебородый вдруг рассмеялся:

— По рукам. Будешь ходить за лошадью и распахивать поле. Иди за мной. Осенью посмотрим, что выйдет: пан или пропал. Пойдем. И правда, в такое время чью угодно помощь примешь, — сказал рыжебородый, посмотрел на старика, потом на Будори и быстро пошел вперед. Старик, провожая его взглядом, пробормотал под нос:

— Вот не слушаешь, что старики говорят. Намаешься потом!

Каждый день Будори запрягал лошадь и пахал грязь на болотистой равнине. А розовые и зеленые квадратики постепенно стирались, превращаясь в черно-зеленую жижу. Время от времени комья грязи летели из-под копыт лошади прямо в лица работников. Когда они заканчивали работу на одном болоте, сразу переходили на другое. День казался таким длинным, что к вечеру Будори уж ног под собой не чуял. Грязь была плотной, как конфеты-тянучки, а вода густой от грязи, как похлебка… Налетал ветер, на ближних болотах морщилась рябь, похожая на рыбью чешую, а водная гладь на дальних становилась серой, как жесть. Облака, которые каждый день медленно-медленно плыли по небу, напоминая то что-то сладкое, то что-то кислое. Будори завидовал им. Так прошло дней двадцать. Наконец все было распахано. На следующее утро явился возбужденный хозяин и вместе с работниками со всей округи стал высаживать на полях зеленую рисовую рассаду, похожую на острые пики. За десять дней они управились с этой работой, а затем стали работать на полях тех, кто помогал им. Когда все работы закончилась, хозяин и Будори вернулись на свое поле и принялись каждый день пропалывать рис. Ростки на поле хозяина были высокие и темно-зеленые, а у соседей едва пробивались бледно-зеленые всходы, поэтому даже издалека была четко видна граница между полями. Через семь дней прополка закончилась, и они опять стали помогать соседям. Но вот, как-то утром, когда хозяин с Будори шли мимо своего заливного поля, хозяин вдруг вскрикнул и застыл, как громом пораженный. Даже губы у него побледнели, он растерянно смотрел перед собой.

— Заболел, — наконец проговорил хозяин.

— Что, голова разболелась? — спросил Будори.

— Да нет, рис заболел! Смотри! — ответил хозяин, показав пальцем на рисовые ростки.

Будори сел на корточки и увидел, что на листьях появились красные точки, которых раньше не было. Хозяин, опустив голову, молча обошел свое поле, а затем побрел домой. Будори взволнованно пошел следом. Дома хозяин молча положил мокрую тряпку на лоб и лег прямо на пол. Вскоре с улицы прибежала жена хозяина.

— Правда, что рис заболел?

— Да, все пропало!

— Ничего нельзя сделать?

— Скорее всего, нет. То же, что и пять лет назад.

— А я же тебе говорила, хватит заниматься земледелием! И дедушка тебя как уговаривал!

Хозяйка горько заплакала. Но хозяин вдруг приободрился, встал на ноги и сказал:

— Да на равнине Ихатово таких крепких хозяев, как я, по пальцам пересчитать! Неужто я сдамся? В следующем году все получится! Будори, ты с тех пор, как пришел ко мне, еще ведь ни разу не выспался как следует. Поспи-ка хорошенько, хоть пять, хоть десять дней. А потом я тебе покажу кое-что интересное на нашем поле. А этой зимой нам всем придется питаться гречкой. Ты ведь ее любишь, да?

Хозяин надел шапку и вышел из дома. Будори пошел было спать в сарай, как велел хозяин, однако что-то не давало ему покоя, и он медленно поплелся на поле. Хозяин был уже там и в одиночестве стоял на меже, сложив руки. Все поле было залито водой, из которой торчали только проклюнувшиеся листочки риса, а на поверхности воды блестел керосин.

— Сейчас выпарю эту заразу, — сказал хозяин.

— И что, с ней можно справиться? — спросил Будори.

— Да. Опусти человека с головой в керосин, точно помрет, — ответил хозяин, а затем вздохнул и втянул голову в плечи.

Тут, ссутулившись от злобы и задыхаясь, прибежал владелец нижнего поля и закричал как резаный:

— Зачем ты льешь керосин в воду? Он течет прямо на мое поле!

А хозяин ответил, не моргнув глазом:

— Зачем я лью керосин в воду?! Рис заболел, вот затем и лью.

— А зачем ты льешь его на мое поле?

— Зачем?! Вода-то сама собой течет, а вместе с ней и керосин.

— А почему ты не закроешь выход воде на мое поле?

— Почему не закрою выход воде на твое поле?! Потому что, это не мой выход, вот поэтому я и не закрываю.

Сосед замолчал, кипя от негодования, потом вдруг ринулся в воду и стал строить запруду из грязи. Хозяин Будори ухмыльнулся и сказал:

— Какой тяжелый человек. Перекрой я выход сам, так он бы поднял крик, мол, зачем я это сделал. А теперь ему самому пришлось это сделать. Теперь, когда перемычка закрыта, вода поднимется до верхушек побегов за ночь. Ну, а теперь домой!

Хозяин первым быстро зашагал к дому.

На следующее утро Будори с хозяином опять пошли на поле. Хозяин вытащил один листок из-под воды и тщательно исследовал его, однако выражение его лица оставалось мрачным. На следующий день было то же самое. И через день то же. И, наконец, на утро четвертого дня хозяин уверенно сказал:

— Ну, Будори, посеем здесь гречиху. Пойди и открой запруду.

Будори проделал дырку для воды, как велел хозяин. Вода, перемешанная с керосином, потоком хлынула на соседнее поле. Будори подумал, что сосед опять рассердится, и, действительно, около полудня тот прибежал к ним с огромным серпом.

— Эй, зачем льете керосин на чужое поле?

— Что плохого в том, что керосин течет на поле? — тихо спросил хозяин.

— Так рис же погибнет!

— Чем языком молоть, ты лучше на мое поле взгляни. Сегодня уже четвертый день, как рис в керосине стоит. То, что он красный, это от болезни, а то, что он пока живой, это от керосина. А у тебя на поле керосин только корни покрыл. Может, так-то оно и лучше будет?

— Что же, выходит, удобряем керосином? — спросил сосед, немного смягчившись.

— Не знаю, удобряют ли керосином или нет, но ведь керосин тоже масло.

— Это верно, керосин тоже масляный, — настроение соседа переменилось, и он рассмеялся.

А вода с каждой минутой убывала, постепенно обнажая корни риса. Все растения были покрыты красными пятнами, будто обгорели.

— Ну, у нас уже пора начинать уборку риса! — сказал хозяин с усмешкой, и вместе с Будори они срезали весь рис, а затем там же посеяли гречиху и разровняли землю.

Как и сказал хозяин, в том году они питались одной лишь гречкой. Когда наступила следующая весна, хозяин сказал:

— Будори, в этом году наше поле в три раза меньше, чем в прошлом, так что работать будет легче. Поэтому изучи, как следует, книжки моего покойного сына, придумай, как нам вырастить такой рис, чтоб заткнуть рот всем тем, кто смеялся надо мной, называя шарлатаном.

Хозяин дал Будори кучу книг, и он читал их одну за другой, когда выдавалось свободное от работы время. Особенно интересной оказалась книжка, в которой излагались мысли некоего Кубо, Будори даже перечитал ее несколько раз. А, узнав о том, что этот человек живет в городе Ихатово и читает месячный курс в школе, ему захотелось поехать в город, чтобы поучиться у него.

Этим летом Будори сделал большое дело. На рис опять напала та же зараза, но Будори спас посевы древесной золой и солью.

В середине августа весь рис пошел в колос на каждом колоске расцвели белые цветочки, а затем на их месте вызрели голубоватые зерна. Рисовые колосья покачивались на ветру будто волны.

Хозяин был сам не свой от радости. Каждому гостю он говорил, не скрывая своего торжества:

— Четыре года подряд меня преследовала неудача, ну а в этом году соберу урожай аж за четыре года. Неплохо!

Однако в следующем году опять ничего не вышло. Дождей совсем не было. Каналы высохли, почва растрескалась — осеннего урожая еле хватило на зиму. Все надеялись на урожай нового года, но и в новом году случилась такая же засуха. Хозяин Будори твердил, мол, «вот в будущем году, вот в будущем году», однако мало-помалу потерял интерес, перестал удобрять почву и начал распродавать лошадей и участки земли.

Как-то осенью хозяин с горечью сказал Будори:

— Будори, знаешь, у меня было одно из самых крепких хозяйств, я зарабатывал много денег. Но из-за морозов и засух у меня теперь втрое меньше земли. У нас нет удобрений для будущего сева. Да и не только у нас — на всей равнине Ихатово почти не осталось крестьян, которые могут позволить себе такое. Я не смогу платить тебе за работу. Ты молод, в самом расцвете сил — жалко, если ты будешь тратить свое время зря, работая на меня. Возьми вот это, да и отправляйся на поиски лучшей жизни.

Хозяин дал Будори мешочек с деньгами, новую синюю льняную рубашку и красные кожаные ботинки. Будори, который уже забыл, как тяжело ему здесь приходилось, был готов работать даже бесплатно. Но, подумав, понял, что делать ему здесь и впрямь нечего. Горячо поблагодарив хозяина, Будори простился с ним и с полем, на котором проработал шесть лет, и пошел на станцию.

Великий профессор Кубо

Будори шагал часа два, пока не добрался до станции. Он купил билет и сел в поезд, идущий в Ихатово. Паровоз быстро мчался мимо заливных полей. А затем пошли черные леса, — но и они остались позади. В голове Будори теснились разные мысли. Ему хотелось как можно скорее прибыть в город Ихатово, встретиться с господином Кубо, написавшим такие хорошие книги, а потом, если повезет, работать и учиться, и самому выдумать способы, как собирать хороший урожай на заболоченных почвах без мучительного труда, а также придумать, как спасать рис от вулканического пепла, засухи и мороза. Казалось, поезд идёт так медленно, что он даже занервничал. Поезд прибыл в Ихатово после полудня. Выйдя со станции, Будори остановился, как вкопанный, ошеломленный грохотом, который доносился из недр земли, будто там что-то бурлило, тяжелым и темным воздухом и плотным потоком машин. Придя в себя, он стал расспрашивать прохожих, как пройти в школу профессора Кубо. Однако кого бы он ни спрашивал, все только смеялись при виде серьезного выражения на лице Будори. Ему говорили: «Не знаю такой школы» или: «Пройдите еще пять-шесть кварталов и там спросите». Только под вечер он, наконец, нашел то, что искал. На втором этаже большого полуразрушенного белого здания кто-то громко разговаривал:

— Здравствуйте! — громко крикнул Будори, но никто не выглянул.

— Здра-а-авствуйте! — вновь крикнул Будори, что было мочи.

Из окна второго этажа прямо над ним высунулась крупная седая голова, сверкнув стеклами очков.

— Идет занятие, а вы тут раскричались. Если у вас дело, входите, — сердито крикнула она и быстро скрылась в окне, вслед за этим раздался смех, и стало слышно, как человек в очках продолжил о чем-то громко рассказывать.

Будори решительно вошел в здание и поднялся на второй этаж, ступая, как можно тише. В конце лестницы он увидел открытую дверь, за которой была огромная аудитория. Она была битком набита пестро одетыми студентами. Черная стена напротив была исчерчена белыми линиями, и тот самый высокий человек в очках, указывая пальцем на большой макет каланчи, что-то громко объяснял студентам.

С первого взгляда Будори понял, что это как раз и есть тот самый макет «История истории», о котором он читал в книге. Улыбаясь, профессор повернул рукоятку. Макет щелкнул и принял форму диковинного судна. Он еще раз повернул рукоятку, и макет превратился в большую сколопендру.

Студенты то и дело кивали головами, хотя казалось, что мало кто что-то понимал, но Будори было очень интересно.

— Вот такой чертеж, — профессор стал чертить на черной стене что-то невероятно сложное.

В левой руке он тоже держал кусочек мела и писал очень быстро. Студенты торопливо записывали за профессором. Будори достал запачканную болотной грязью записную книжку и тоже стал перерисовывать чертеж. Закончив, профессор выпрямился и, поднявшись на кафедру, оглядел студентов. Будори перерисовал чертеж, покрутил его и так, и эдак. Сидевший рядом с ним студент зевнул: Будори вполголоса спросил:

— А как зовут профессора?

Студент усмехнулся и сказал:

— Ты что, не знаешь великого профессора Кубо?! — А затем, оглядев Будори, добавил. — Как это у тебя с первого раза получился этот чертеж? Я вот уже шесть лет хожу слушать одни и те же лекции! — и студент положил свою тетрадку в карман.

Как раз в этот момент в аудитории зажглись лампы, и стало светло. Наступил вечер. Профессор произнес:

— Незаметно наступил вечер, а также, наступил момент прощания. Мой курс закончился Согласно правилам, желающие получить распределение должны показать мне свои тетради, а также ответить на вопросы.

Студенты с криком и гамом захлопнули тетради. Большая часть студентов ушла, а оставшиеся пятьдесят-шестьдесят человек выстроились в очередь, чтобы показать профессору свои записи. Профессор бросал взгляд в тетрадь, задавал один-два вопроса, а затем мелком ставил пометку на воротничках пиджаков — «сдано», «на второй год», «неудовлетворительно». Студенты ежились, потом шли в коридор, втянув голову в плечи, и просили сокурсников посмотреть на отметку. Кто радовался, а кто огорчался.

Экзамен шел своим чередом, пока не остался последний студент — Будори. Когда Будори протянул свою маленькую грязную книжку, Кубо внимательно уставился в нее, широко зевнул, и так низко склонился над ней, словно хотел проглотить.

Потом удовлетворенно хмыкнул и сказал:

— Хорошо. Чертеж выполнен идеально. А что у нас тут дальше? Удобрения для заливных полей, фураж для лошадей. Извольте ответить на вопрос. Какого цвета дым из заводских труб?

Будори, не задумываясь, ответил:

— Черного, коричневого, желтого, серого, белого, бывает без цвета. А также смесь всех перечисленных цветов.

Профессор рассмеялся:

— Бесцветный дым, ну, что же чудесно. А теперь ответьте про форму.

— При отсутствии ветра дым поднимается столбом, который в высоте постепенно растворяется. В дни с низкой облачностью столб дыма поднимается до самых облаков, а затем растворяется в горизонтальной плоскости. В ветреные дни столб дыма сносит в сторону, и градус наклона зависит от силы ветра. Волнистость или слоистость дыма зависит от ветра, а также от разновидности самого дыма и трубы. Если дыма немного, он закручивается в штопор. При содержании в нем тяжелых газов, он может быть направлен или в одну, или во все четыре стороны, напоминая растрепанную кисть.

Профессор опять засмеялся.

— Хорошо! Кем вы работаете?

— Я приехал, чтобы найти работу.

— Есть одна интересная работа. Я дам вам визитку, а вы немедля ступайте туда, — с этими словами профессор достал визитку, что-то написал на ней и протянул Будори.

Тот поклонился и направился к дверям, а профессор, взглянув на него, пробормотал.

— Гм, кажется, где-то жгут мусор? — и бросив в стоявший на столе портфель кусочки мела, носовой платок, книги, схватил портфель в руку и прыгнул в окно, из которого прежде высовывал голову.

Испугавшись, Будори подбежал к окну и увидел, что профессор летит над городом, окутанным голубой мглой, на маленьком, словно игрушечном, дирижабле. Будори, вне себя от изумления, увидел, как профессор приземлился на плоскую крышу большого серого здания, привязал дирижабль к какому-то крюку и мигом скрылся внутри.

Управление по вулканической деятельности Ихатово

Будори отправился на поиски указанного на визитке адреса. Наконец он добрался до большого коричневого здания, за которым стоял столб в виде кисти, белеющий на фоне ночного неба. Будори подошел к парадной двери и нажал кнопку звонка. К нему вышел какой-то человек, взял визитку и, мельком бросив на него взгляд, провел его в большую комнату в конце коридора. Там стоял такой огромный стол, каких Будори еще не доводилось видеть, а за столом чинно сидел седой человек, с виду очень добродушный. Приложив к уху телефонную трубку, он что-то писал. Увидев, Будори, он указал ему пальцем на стул, продолжая что-то писать.

Всю правую стену комнаты занимала рельефная карта области Ихатово. Это был огромный, красиво раскрашенный макет, на котором можно было сразу же распознать железную дорогу, городки, реки, поля. На горах, тянущихся по центру карты, словно позвоночник, и на горах, окаймляющих морское побережье, и на веренице гор, врастающих, как ветви, прямо в море, образуя в нем островки, горели красные, оранжевые, желтые лампочки, которые то и дело меняли цвет, стрекотали как цикады, а под ними то загорались, то исчезали цифры. Вдоль стены на полке в три ряда стояло не меньше сотни каких-то черных аппаратов, напоминающих печатные машинки, внутри которых что-то медленно двигалось и издавало звуки. Пока Будори зачаровано рассматривал приборы, человек положил трубку, достал из кармана визитку и вручил ее Будори со словами:

— Вы, наверное, Гуско Будори-кун? Вот моя визитка.

Там было написано: «Инженер управления вулканической деятельности Ихатово, Пэннэн Нам». Увидев, что Будори, не привыкший к такой манере знакомства, смутился, он сказал еще радушнее:

— Мне звонил профессор Кубо, поэтому я вас ждал. Вы можете работать у нас и многому научиться. Мы начали только в прошлом году, работа ответственная, больше половины времени приходится работать на вулканах с высокой активностью. Извержение может начаться в любой момент. Поведение вулканов наука пока еще не постигла. Поэтому нам придется усердно работать. Сегодня Вы можете переночевать прямо здесь. Отдохните, как следует. А завтра я вам все покажу.

На следующее утро старый инженер Пэннэн провел Будори по всем комнатам здания и подробно рассказал о приборах и механизмах. Приборы в здании контролировали состояние более трех сотен действующих и спящих вулканов в Ихатово: они фиксировали не только извержения дыма, пепла и лавы, но и движение магмы и газов внутри спящих вулканов, изменения их формы, и отображали результаты наблюдений в виде цифр и графиков. Каждый раз, когда происходили какие-либо резкие изменения, приборы начинали издавать звуки.

С этого дня Пэннэн стал учить Будори обращению с приборами и способам измерений. Будори, не покладая рук, работал и учился день и ночь. Через два года его стали отправлять вместе с другими работниками на вулканы для установки новых или ремонта поврежденных приборов. Он изучил, как свои пять пальцев поведение всех трехсот с лишним вулканов в Ихатово. А ведь семьдесят с лишним действующих вулканов проявляют активность каждый день. Пятьдесят с лишним спящих вулканов тоже источают газы и питают горячие источники. Остальные сто семьдесят считаются потухшими, но кто знает, когда они могут проснуться вновь.

Как-то раз Будори работал вместе со старым Намом, как вдруг прибор, наблюдающий за вулканом Саммутори, расположенным на южном побережье, стал фиксировать нарастающую активность. Иинженер закричал:

— Будори-кун, до сегодняшнего утра Саммутори никогда не проявлял активности! Я ни разу не видел такого. Скоро начнется извержение! Толчком к нему стало сегодняшнее землетрясение. В десяти километрах к северу от этого вулкана находится город Саммутори. Если начнется извержение, то северная часть горы расколется, и огромные камни вместе с раскаленным пеплом и газами накроют город. Нужно срочно пробурить отверстие в горе со стороны моря, выпустить газ или лаву. Едем прямо сейчас, вдвоем!

Они быстро собрались и сели на поезд.

Вулкан Саммутори

Утром следующего дня они прибыли в город Саммутори, а к полудню поднялись к вершине, где располагалась станция с измерительными приборами. Станция стояла на самом краю старого кратера, на вершине осыпающегося утеса. Из окна открывался вид на море, будто расчерченное синими и серыми полосами. По морю плыли пароходы, выпуская из труб клубы черного дыма, за ними по поверхности воды тянулась серебристая дорожка.

Старый инженер внимательно осмотрел все приборы и обратился к Будори:

— Как полагаешь, через сколько дней начнется извержение?

— Меньше, чем через месяц.

— Меньше месяца? Меньше десяти дней! Надо срочно предпринять меры, пока не поздно. Думаю, что стенки вулкана тоньше на той стороне, выходящей к морю.

Инженер указал пальцем на светло-зеленый луг на склоне горы. По нему медленно скользили синие тени облаков.

— Там всего два слоя лавы. Все остальное это мягкие слои вулканического пепла и лапилли.[89] По этой дорожке, ведущей к пастбищу, можно легко подвезти материалы и оборудование. Я отправлю заявку в Управление на посылку экспедиции.

Нам поспешно связался по рации с управлением. В это время под ногами послышался какой-то звук, похожий на вздох, отчего хижина еще какое-то время поскрипывала. Нам отошел от радиопередатчика и сказал:

— Управление немедленно высылает сюда экспедицию. Участники экспедиции — почти как отряд смертников. Никогда прежде мне не доводилось выполнять такую опасную миссию.

— Успеем за десять дней?

— Должны успеть. На установку приборов — три дня, и на проводку кабеля от электростанции Саммутори — еще пять дней.

Загибая пальцы, инженер задумался, а затем сказал, переведя дух:

— Давай-ка, Будори-кун, вскипятим чайку. Уж больно красиво здесь!

Будори зажег спиртовку и стал заваривать чай. Небо затянули облака, да и солнце уже зашло, море стало уныло-серым, белые волны разбивались о скалы у подножия вулкана.

Случайно Будори поднял взгляд и увидел летящий в небе маленький дирижабль. Он уже видел его однажды. Старый инженер даже подпрыгнул:

— Кубо-кун прилетел!

Будори вслед за Намом выбежал из дома. Дирижабль опустился на огромной утес, возвышающийся слева от хижины, и из гондолы выпрыгнул великий профессор Кубо. Несколько минут он искал на скале расселину, и, обнаружив ее, поспешно вбил в нее крюк и заякорил дирижабль.

— Вот, чайку приехал попить. Ну, что, трясет здесь? — с улыбкой спросил профессор.

— Пока не особенно, — ответил старый Нам. — Но, вроде, уже по горе покатились камни.

В этот самый момент гора гневно загрохотала. У Будори все поплыло перед глазами. А гора продолжала трястись. Профессор Кубо и старый инженер сели на корточки и прижались к скале. Дирижабль медленно покачивался, как корабль на огромных волнах.

Наконец земля перестала трястись, профессор Кубо встал и быстро вошел в дом. Чашки опрокинулись, спиртовка горела синим огоньком. Профессор Кубо внимательно осмотрел приборы, а потом завел разговор с инженером. Под конец он сказал:

— В следующем году мы, во что бы то ни стало должны закончить строительство электростанций, работающих на приливной волне. Будет электричество, сможем решать сразу же такие проблемы, какие возникли сейчас, и, кроме того, рассеивать удобрения на полях, как предлагает Будори-кун.

— И не страшна будет никакая засуха, — добавил инженер Пэннэн.

При этих словах в груди Будори все затрепетало. Ему показалось, что гора подпрыгнула. И, правда, в этот момент гора стала сильно крениться, и Будори упал на пол.

— Вот это да! Наверное, и в городе сильно тряхнуло, — сказал профессор.

Старый инженер добавил:

— Я полагаю, что примерно в километре к северу от этого места, глубоко под землей рухнула в лаву каменная глыба, больше этой хижины раз в семьдесят. Однако нужно еще сто или двести таких глыб, чтобы газ прошел сквозь слой базальтовой коры.

Профессор размышлял некоторое время и, наконец, сказал:

— Пожалуй, что так. Ну, я на этом откланиваюсь! — Он вышел из хижины и прыгнул в гондолу дирижабля.

Старый инженер и Будори проводили профессора, который несколько раз мигнул на прощание фонариком, облетел гору и исчез из виду, а затем вернулись в хижину и продолжили наблюдения, ложась по очереди поспать.

На рассвете к подножью вулкана прибыла инженерная экспедиция. Старый инженер, оставив Будори одного, спустился на зеленый луг, на который указал вчера. Будори ясно слышал голоса и звон железных инструментов, доносящихся с ветром. Инженер Пэннэн непрерывно сообщал о ходе работы и осведомлялся о давлении газа и об изменении формы горы. Следующие трое суток сильные толчки и подземный гул не прекращались, поэтому у Будори и работавших у подножья членов экспедиции почти не оставалось времени, чтобы поспать. На четвертый день после обеда инженер сообщил Будори по радиосвязи:

— Будори-кун! Все приготовления закончены. Спускайся скорее. Еще раз проверь приборы, оставь их там, а с собой возьми только графики. Днем от этой хижины останутся одни воспоминания!

Будори сделал все, как было приказано. Внизу он увидел, что из стальных деталей, которые до сих пор лежали на складе Управления, уже возведена конструкция, оснащенная разнообразными приборами, которые заработают, как только подадут ток. Инженер Пэннэн сильно похудел и осунулся, а остальные члены экспедиционной команды были белые, как мел, только глаза горели. Они улыбками поприветствовали Будори.

Инженер сказал:

— Все уходим! Собирайтесь и садитесь в машины.

Все поспешно погрузились в двадцать автомобилей. Машины выстроились в колонну и помчались вдоль подножья по направлению к городу Саммутори. На полпути между вулканом и городом инженер велел остановиться:

— Ставим палатки. И всем спать.

Никто не сказал ни слова, все повалились кто куда и заснули. Во второй половине дня инженер положил трубку телефона и закричал:

— Кабель проложен! Будори-кун, начинаем!

Пэннэн щелкнул тумблером. Будори и остальные вышли из палаток и стали всматриваться в склон горы. Поле перед вулканом было усеяно распустившимися лилиями, а за ним синел притихший вулкан.

Вдруг с. левой стороны затряслось подножие Саммутори, в небо стремительно взлетел столб черного дыма в форме гриба. Из-под ножки его веером растеклась сверкающая золотистая лава и устремилась в море. Затем земля затряслась, вместе с ней заколыхались лилии, а затем раздался такой оглушительный грохот, что люди еле на ногах устояли. Налетел порыв ветра.

— Ура! Ура! — закричали все, протягивая руки к вулкану.

Столб дыма над Саммутори стал расплываться и затягивать небо, которое сразу же почернело. Сверху посыпались горячие камешки. Все залезли в палатки, с опаской выглядывая наружу, однако инженер Пэннэн, посмотрев на часы, сказал:

— Будори-кун, все получилось! Больше никакой опасности. Разве что на город упадет немного пепла.

Вместо камешков уже сыпался пепел. Но вскоре и он перестал падать, и все вышли из палаток. Поле на склоне стало серым, повсюду лежали горы пепла, погребя под собой цветущие лилии, а небо приобрело странный зеленый оттенок. На подножье Саммутори появился маленький кратер, из которого по-прежнему поднимался серый дым.

Вечером этого дня, ступая по пеплу и камням, люди снова поднялись на гору, установили новые приборы, а затем вернулись в город.

Море облаков

За следующие четыре года, как и планировал профессор Кубо, по берегу моря в области Ихатово было построено около двухсот электростанций, использующих энергию морских приливов. На всех вулканах рядом с измерительными станциями высились стальные наблюдательные вышки, выкрашенные белой краской.

Будори был назначен инженером. Большую часть года он проводил то на одном, то на другом вулкане и там, где ситуация становилась опасной, принимал соответствующие меры.

Весной следующего года Управление по вулканической деятельности расклеило по городам и селам следующее сообщение:

«Проводится распыление азотных удобрений!

Летом этого года на ваши заливные поля и огороды вместе с дождем выпадут удобрения на основе нитрата аммония. Тем из вас, кто самостоятельно удобряет поля, рекомендовано произвести перерасчет количества удобрений. Мы планируем рассеять по сто двадцать килограммов удобрений на гектар.

Мы вызываем небольшие дожди!

Если случится засуха, мы вызовем дождь, которые предотвратит гибель злаков. Поэтому вы можете без опасения сажать рассаду на тех полях, которые не использовались прежде из-за нехватки воды».

Как-то в июне того же года Будори работал в хижине на вершине вулкана Ихатово, расположенного в самом центре одноименной области. Под ним было сплошное море из облаков. А над этим морем то тут, то там, будто черные острова выступали макушки вулканов. Над облаками с одной вершины на другую перелетал дирижабль, за его хвостом тянулся белоснежный дымок, будто он наводил мостики между горными перевалами. Дым становился гуще и явственнее, медленно ложился на море облаков, и вскоре над всей поверхностью облачного моря была натянута чуть поблескивающая толстая белая сеть. Потом дирижабль перестал испускать дым, сделал, будто в знак приветствия, еще несколько кругов, а затем медленно погрузился в облака.

Вдруг зазвонил телефон. Будори услышал голос инженера Пэннэна:

— Только что прибыл дирижабль. Внизу все готово. Сильно льет дождь. Думаю, что самое время. Начинай!

Будори нажал на кнопку. Дымовая сеть стала загораться и гаснуть, становясь, то розовой, то синей, то фиолетовой, так что даже глазам было больно смотреть. Будори зачарованно наблюдал за этим зрелищем. Между тем солнце постепенно клонилось к закату, и когда исчезло море облаков и свет, все вокруг стало то ли пепельно-серого, то ли мышино-серого цвета.

Зазвонил телефон:

— Нитрат аммония уже смешался с дождевой влагой. Содержание в норме. Направление облаков тоже в норме. Еще четыре часа, и этому краю хватит на весь месяц. Продолжай!

Будори чуть не прыгал от восторга. Он представил себе, с j какой радостью под этими облаками прислушиваются к шуму дождя его бывший рыжебородый хозяин, сосед, который поверил, что керосином можно удобрять почву. А завтра утром они будут нежно поглаживать всходы рисы, заметно позеленевшие за ночь. Как во сне Будори наблюдал за облаками, которые то темнели, то сверкали прекрасными цветами. Короткая летняя ночь подходила к концу. Между вспышками молний было видно, как восточный край облачного моря чуть окрашивается в желтое.

Это всходила луна. Большая желтая луна медленно поднималась по небу. Когда облака окрашивались синим, луна казалось удивительно белой, а когда облака розовели, луна словно улыбалась. Будори позабыл, кто он такой, и что он здесь делает, — просто любовался облаками.

Раздался телефонный звонок:

— Здесь уже загремело. Думаю, что сеть местами разорвалась. Если и дальше будет так грохотать, завтрашние газеты будут нас ругать, на чем свет стоит. Так что прекращаем минут через десять.

Будори положил трубку и навострил уши. Казалось, облачное море перешептывается. Будори внимательно слушал. Это доносились отголоски грома. Он выключил прибор. Море облаков, освещенное теперь только лунным светом, медленно потекло на север. Будори, закутавшись в одеяло, заснул крепким сном.

Осень

Отчасти благодаря дождям, урожай этого года выдался такой обильный, какого не было последние десять лет, за что Управление по вулканической деятельности получило со всех концов области письма с благодарностями и со словами поддержки. В первый раз Будори осознал, ради чего он живет.

Однако как-то раз, возвращаясь с вулкана Татина, Будори зашел в маленькую деревеньку, расположенную посреди заливных полей, с которых уже сняли урожай. Было около полудня. Будори, решив купить хлеба, зашел в магазинчик, торговавший всякой мелочью и сладостями, и спросил:

— Нет ли у вас хлеба?

В магазинчике сидели трое босых мужчин с красными глазами и пили саке. Один из них встал и как-то странно сказал:

— Хлеб-то есть, да кто же его есть будет. Он же как камень, — а остальные с любопытством посмотрели на Будори и расхохотались.

Будори стало неприятно, и он вышел на улицу. Навстречу ему шел высокий человек, стриженный под «ежик». Он остановился и вдруг спросил:

— Эй, а ты никак тот самый Будори, который этим летом удобрял поля с помощью электричества?

— Да, — неосторожно признался Будори. Мужчина громко закричал:

— Пришел Будори из Управления! Все сюда!

Из магазина и с полей сбежались крестьяне. Они громко кричали:

— Ах ты, негодяй! Из-за твоего электричества весь рис полег. Что ж ты натворил, а? — сказал один из них.

Будори спокойно ответил:

— Что значит полег? Вы, что, не читали извещения, которое мы вам весной отправили?

— Ты еще и оправдываешься?

Вдруг один из крестьян сбил с головы Будори шапку. А затем все они обступили его со всех сторон и принялись избивать. Под градом ударов Будори упал на землю.

Он пришел в себя на белой койке в больничной палате. У изголовья лежала пачка телеграмм и писем, в которых люди желали ему выздоровления. У Будори все болело и горело, он не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Но уже через неделю он пошел на поправку. В газете писали, что какой-то агроном дал крестьянам неправильные инструкции по использованию удобрений, а затем свалил всю вину за погибший рис на Управление по вулканической деятельности. Прочитав об этом, Будори рассмеялся. На следующий день около полудня к нему пришел сотрудник больницы и сказал:

— К вам посетительница по имени Нэли.

Будори решил, что это ему снится, однако через минуту в палату робко вошла загорелая крестьянка. Это была его сестра Нэли, похищенная в лесу. Она сильно изменилась за то время, пока они не виделись. Несколько мгновений брат и сестра не могли сказать ни слова, наконец, Будори стал расспрашивать ее о том, что случилось, а Нэли стала неспешно рассказывать свою историю. Она говорила на диалекте Ихатово. Мужчине, похитившему Нэли, надоело тащить ее на себе, и через три дня он ее бросил около небольшого пастбища, а сам ушел.

Нэли бродила там и плакала, а потом ее нашел хозяин того пастбища, пожалел и принял в семью, где ей доверили нянчить ребенка. Со временем она стала выполнять и другие работы. А через три-четыре года вышла замуж за старшего сына хозяина.

А еще она рассказала, что благодаря тому, что в этом году с воздуха разбрасывали удобрения, ее семье не пришлось возить навоз на дальние поля, и все удобрения они оставили на ближних полях, засеянных репой. А дальние поля и так родили много кукурузы, так что все были счастливы. Затем Нэли добавила, что вместе с сыном хозяина она несколько раз приходила в лес, где остался Будори, но они нашли только пустой дом и вернулись домой ни с чем. А вчера ее свекор прочитал в газете про то, как избили Будори, и она сразу же примчалась сюда. Будори пообещал навестить ее, как только поправится, и поблагодарить хозяина, и с этим отпустил Нэли домой.

Остров Карбонадо

Следующие пять лет в жизни Будори были счастливыми. Не раз он с благодарностью приезжал в дом своего рыжебородого хозяина.

Хозяин был уже довольно преклонного возраста, но при этом отменно здоров, как и прежде занимался сельским хозяйством, держал больше тысячи длинношерстных кроликов и все поля засеял цветной капустой, так что жизнь его складывалась очень удачно.

У Нэли родился прелестный мальчуган. Зимой, когда у крестьян не было работы, Нэли иногда приезжала погостить к Будори вместе с мужем и ребенком, одетым как подобает крестьянскому мальчику.

Как-то раз к Будори явился мужчина, который когда-то работал вместе с ним у хозяина шелкомотальни, и сказал, что могила их с Нэли родителей находится под огромным хвойным деревом торрейя на самом далеком краю леса. Оказывается, когда хозяин шелкомотальни впервые пришел в лес, чтобы осмотреть деревья, он нашел тела отца и матери Будори, и в тайне от Будори похоронил их, а вместо надгробья воткнул в могилу веточку березы. Будори вместе с Нэли и ее семьей сразу же отправились туда, поставили там белую известняковую плиту, и, каждый раз, приходя в лес, навещали могилу.

В этом году Будори исполнилось двадцать семь. Снова ждали сильных холодов. Об этом в феврале предупредила служба обсерватории, изучившая состояния солнца и льдов в северных широтах. Прогноз начиная сбываться: не расцвела магнолия, и в мае десять дней подряд шли дожди со снегом. Все вокруг, вспоминая об ужасных голодных годах, думали о приближающемся несчастье. Профессор Кубо то и дело советовался с. метеорологами и агрономами и высказывал свое мнение в газетах. Однако он ничего не мог поделать с грядущим похолоданием.

Наступило начало июня. Будори не мог найти себе места от беспокойства, рассматривая желтые побеги риса и деревья, не давшие новых побегов. Если холод продлится, люди, живущие в лесах и полях, попадут в такую же беду, в какой семья Будори оказалась в том злополучном году. День за днем Будори думая об этом, не притрагиваясь к еде.

Как-то вечером он зашел к профессору Кубо и спросил:

— Учитель, если бы количество углекислого газа в атмосфере увеличилось, стало бы теплее?

— Наверное, да. Считается, что температура Земли со времен ее возникновения до настоящего дня определяется количеством углекислого газа в воздухе.

— А если вулкан на острове Карбонадо извергнется именно сейчас, даст ли он достаточно газа для изменения климата?

— Я это тоже просчитывал. Если извержение произойдет сейчас, газ, смешавшись с ветром в верхних слоях атмосферы, покроет всю Землю. При этом прекратится рассеивание тепла из нижних слоев атмосферы и с поверхности Земли, что приведет к потеплению климата всей Земли в среднем на пять градусов.

— Учитель, а мы сможем вызвать извержение вулкана именно сейчас?

— Сможем. Но последний участник этой экспедиции погибнет.

— Учитель, позвольте мне… Пожалуйста, замолвите за меня словечко перед господином Пэннэном, чтобы он дал разрешение.

— Не могу я этого сделать. Ведь ты же молодой, и никто не сможет заменить тебя на работе.

— После меня придут много таких, как я. Еще и способнее, гораздо, гораздо способнее. Они будут и работать, и отдыхать лучше, чем я.

— Не проси этого у меня. Поговори сам с инженером Пэннэном.

Вернувшись домой, Будори сразу пошел к инженеру Пэннэну. Инженер кивнул головой и сказал:

— Хорошая идея, но последним буду я. В этом году мне исполняется шестьдесят три года. Можно сказать, что умереть ради такого дела — мое сокровенное желание.

— Но в этом деле много неясностей. Если даже нам удастся вызвать извержение, может быть, газ сразу унесет дождь, или все пойдет как-то не так. Если не будет вас, мы не сможем ничего исправить.

Старый инженер замолчал и опустил голову.

Через три дня корабль Управления срочно направился на остров Карбонадо. Там построили несколько вышек, подвели электричество.

Когда все было готово, Будори проводил всех на корабль, а сам остался на острове.

На следующий день жители Ихатово увидели, как голубое небо стало мутно-зеленым, а солнце и луна приобрели медный цвет. А через три дня стало теплеть, и осенью урожай собрали такой, как всегда. Многие родители и их дети, которые могли бы повторить судьбу семьи Будори и Нэли, описанную в начале нашего рассказа, смогли легко пережить эту зиму. У них была горячая пища и ярко пылающий очаг.