Глава семнадцатая. У вас есть тараканы?

— Так, вот какое дело... — Веник остановился под козырьком подъезда и потопал, сбивая с ботинок снег. — Феликс мировой мужик, но при первой встрече может немного... эээ... показаться... того.

— Как будто у них кто первый халат надел, тот и доктор? — хохотнул я. — Ладно, заметано. Ничему не удивляюсь и веду себя прилежно.

— Нда, тут вообще неизвестно еще, кто из вас окажется более придурком, — ухмыльнулся Веник и взялся за массивную ручку двери.

Феликс Борисович обитал в доме, выходящем прямо на площадь Советов. Сталинская многоэтажка с башней, аркой и ухоженным внутренним двориком. По случаю выходного местные обитатели занимались заливанием льда в хоккейной коробке — несколько мужиков орудовали лопатами, выравнивая площадку, другие двое тянули шланг от ближайшего подъезда. И толпа разновозрастных детишек радостно носилась вокруг, пытаясь предложить свою помощь.

В подъезде пахло яблочным пирогом и жареной картошкой. Широкая лестница была чистенькой, на подоконниках стояли цветы в кадках.

— Бегу-бегу! — раздался из-за двери высокий мужской голос. — Ох, где же это... Сейчас-сейчас!

Защелкали замки, потом дверь резко распахнулась. На пороге стоял высокий и тощий мужик. Чуть за сорок, седины в темных волосах пока незаметно, круглые очки на кончике длинного носа, борода задорным таким клинышком. Подождите... Так я же его знаю! Видел, правда, всего один раз, но все равно на всю жизнь запомнил. Мне надо было получить справку от психиатра для медкомиссии на права. Первый раз, так что я изрядно робел, когда впервые ступил на порог психдиспансера. Я не очень хорошо себе представлял, что будет на приеме, в голове толкались локтями всяческие предрассудки на тему: «здоровых среди нас нет, есть недообследованные». Я даже мнительно себе представлял, что вот начнет меня врач въедливо расспрашивать, а я ляпну какую-нибудь глупость. И вот уже санитары, смирительная рубашка, галоперидол и грустная жизнь пристегнутым к кровати. В общем, когда подошла моя очередь, я уже так себя накрутил, что готов был с порога во всем сознаться.

Вот только доктор на меня не обратил ровным счетом никакого внимания. Потому что он вещал. Нет, даже не так. Он ВЕЩАЛ! Обращаясь, правда, только к одному зрителю — своей медсестре.

— ...изумительная отрава, Галочка! — чтобы речь его звучала пафоснее, он активно жестикулировал. — Просто изумительная! Вы не представляете, как я устал бороться с этими рыжими паршивцами! Они же у меня просто по голове ходили! До тех пор, пока Сергей Петрович не поделился со мной своим чудо-порошком! Галочка, вы не представляете, какое это счастье! Молодой человек, у вас есть тараканы?

— Эээ... Нет, — ответил я, переминаясь с ноги на ногу.

— Плохо! — опечалился доктор. — То есть, хорошо, что тараканов у вас нет, и плохо, что я не могу с вами поделиться своим счастьем. Вы за справкой? Давайте, я подпишу!

На этом прием был закончен. Больше я его не видел с тех пор. Ну, то есть, вообще-то мы увидимся еще через пятнадцать лет, но он не особенно изменится.

— Жаныч, ты чего застыл? — Веник ткнул меня локтем в бок. — Пальто снимай уже.

Квартира у доктора выглядела... основательно. Панели из темного дерева, одну стену длинного сумрачного коридора занимают сплошные книжные шкафы, прямо как в библиотеке. Рядом с вешалкой даже имеется корзина для зонтов, надо же. Похоже, эту квартиру получил и обставлял еще отец нынешнего хозяина, все здесь какое-то... ретро.

Хозяин провел нас в кабинет — прямо по коридору, третья дверь. За первой была гардеробная, за второй — гостиная. Окно в кабинете закрывали тяжелые бархатные портьера с длинными золотыми кистями. Стены от пола до потолка занимали книги. Вокруг низкого полированного столика с выложенной деревянной мозаикой картой мира — четыре низких же круглых кресла. И старинный глобус на деревянной резной раме. Внутри таких штук обычно хранят бутылки.

— Вы пока присаживайтесь, — хозяин широким жестом предложил выбирать любое из кресел. Потом тронул за плечо Веника. — Вениамин, вы мне не поможете?

Они вышли из комнаты и направились дальше по коридору, очевидно в сторону кухни. По дороге не особенно шептались, так что мне было отлично слышно, что Феликс Борисович интересуется делами мамы Веника и расспрашивает о подробностях какого-то события, про которое я был на в курсе.

Судя по количеству всяких угощений, которые Веник с хозяином квартиры притащили с кухни, сидеть мы собираемся долго. А их изысканность намекала, что закупается Феликс Борисович в каком-то другом магазине, а не в тех, которые я уже видел. Колбаска-балык-сыр аккуратно нарезанные и разложенные по тарелке, фрукты в трехэтажной подставке, коробка эклеров в шоколадной глазури... И пузатый фарфоровый чайник, укутанный в полосатый шарф крупной вязки.

— Ну-с, — Феликс Борисович, наконец-то угомонился с «накрыванием поляны» и уселся в кресло напротив меня. Запахнул полы черного шелкового халата, прикрыв тощие коленки. — Что вас ко мне привело, молодой человек?

— Веник предупредил вас, что я журналист, Феликс Борисович? — спросил я.

— Лучше просто Феликс, — поправил он. — Когда меня называют по имени-отчеству, на моих плечах как будто сразу же отрастает белый халат. А у меня сегодня законный выходной, так что...

— Но вы же не будете против поговорить на ваши профессиональные темы? — уточнил я.

— О, не беспокойтесь, спрашивайте меня, о чем хотите! — Феликс разлил чай по фарфоровым чашечкам. Даже на вид антикварным и наверняка устрашающе дорогим. — Так вы журналист? И в какой же газете вы работаете?

— «Новокиневский шинник», — улыбнулся я. — Но это по распределению. Я хочу расти и развиваться вне зависимости от места моей работы.

— Похвально, похвально... — доктор взял с блюдечка чашечку, оттопырив мизинец. Сделал крохотный глоток.

— Я задумал один материал, — начал вдохновенно врать я. — Но он пока сформирован только в виде идеи. И чтобы она окончательно оформилась, мне нужна ваша профессиональная консультация.

— Ну что ж, я готов внимать! — Феликс гордо выпрямился и положил руки себе на колени.

— В нашем обществе наблюдается некоторая... гм... демонизация психиатрии, — сказал я. — как-то так сложилось, что поход к доктору, который лечит тело — это нормально, а к психиатру — это вроде как пятно на всю жизнь, сломанная судьба, карьера пущена под откос и все такое. И граждане изо всех сил стараются избежать визита в психдиспансер. Даже когда им это необходимо. Потому что — о, ужас! — не дадут права же!

Кустистые брови Феликса сошлись на переносице, он поднял одну руку, видимо, собираясь что-то сказать, но промолчал.

— И такие люди, чтобы получить справку, используют взятки, связи и все что угодно еще, — продолжил я. — Таким образом получается, что из-за предвзятого отношения по одному городу со мной за рулем могут ездить настоящие психи! Мне бы хотелось написать серию просветительских статей, которые бы убедили людей не бояться психиатров. Рассказать, что времена карательной психиатрии давно в прошлом, что в психдиспансере им помогут и вернут душевное здоровье и покой, а вовсе не сломают судьбу, как они вбили себе в голову.

Я перевел дух. Доктор медленно поднял руки с колен и три раза хлопнул в ладоши.

— Вениамин, вы слышали, как невероятно здраво рассуждает ваш молодой товарищ? — сказал он. — Иван, я буду чрезвычайно рад и горд оказать любую посильную помощь в этой, не побоюсь этого слова, миссии, которую вы для себя избрали!

Кажется, идеей этих гипотетических публикаций доктор загорелся гораздо больше, чем я. Впрочем, логично, я-то эту тему придумал только что. Это здесь я начинающий журналист, а там, откуда я пришел, я уже много лет занимался приоткрыванием окон Овертона на разную ширину...

Феликс вдохновенно вещал, как было бы замечательно сделать не просто статьи в газете, а целую отдельную газету, которая бы простым языком доносила до населения простые истины отечественной психиатрии. Мы внимали, пожеывая кобаску.

В конце концов, он выдохся. Подошел к антикварному глобусу и откинул крышку. В бархатном лоне модели нашей планеты, как я предполагал, хранились разномастные бутылки. Феликс извлек одну из них.

— Ради такого случая — настоящий французский коньяк! — провозгласил он, демонстрируя нам этикетку с именем самого известного французского императора.

«До полудня? — подумал я. — Однако...»

Доктор воодушевленно умчался за подходящей для коньяка посудой.

— Ты про себя-то будешь спрашивать или нет? — прошептал мне Веник.

— Не торопи меня, я морально готовлюсь, — я сделал большие глаза.

Феликс вернулся и расставил на столике хрустальные стопки. До коньячных бокалов аристократизм обитателя этой «профессорской» квартиры пока, видимо, не дорос. Плеснул во все три янтарной жидкости.

— Ну что ж, за просвещение! — провозгласил он.

Я сделал вид, что пью, пожалев, что тут нет никакого фикуса, куда можно было бы вылить содержимое рюмки. Не хотелось мне пить пока что. Я не трезвенник, но разговор и в самом деле предстоял сложный. Для меня сложный. Вдохновенная идея снять клеймо демонизации с психиатрии мне только на словах давалась легко. А вот на практике... на практике я все еще робел. Почти как тогда, перед его же кабинетом.

— Ах ты паршивец! — вдруг не своим голосом заорал Феликс, сорвался с места, схватив тапок и одним скачком переместился в другой угол комнаты. — Подумайте только! Раньше на кухне как у себя дома ходили, а теперь и в кабинет прорвались!

Доктор вернулся в свое кресло, руки его заметно дрожали.

— Таракан! — объяснил он. — Ненавижу этих рыжих поганцев! Ничего их не берет! Уверен, что они даже после ядерной войны бы выжили!

Он плеснул себе еще коньяка и посмотрел на нас.

— На чем мы с вами остановились?

— У меня есть еще один вопрос, — сказал я, решив уже ухнуть как в холодную воду. — Личный.

Я кратко изложил суть проблемы — удар по голове, частичная потеря памяти, что делать?

— Иван, вы зря переживаете, ретроградная амнезия после травмы — это обычное дело, — заявил Феликс. И налил себе еще коньяка. — Если травма была не тяжелой, то память сама собой восстановится рано или поздно.

— А ускорить процесс как-то можно? — влез в разговор заскучавший Веник.

— Гарантированного способа нет, — развел руками доктор. — Но если вы непременно горите желанием что-то сделать в этом направлении, то я бы порекомендовал гипноз, — он оживленно встрепенулся. — Да-да, гипноз! У меня есть близкий друг, он изумительный гипнолог, просто изумительный! Если вы хотите, Иван, я могу устроить вам встречу. Конфиденциально, разумеется!


Мы вышли от Феликса, когда уже начало темнеть. По аллее в центре Ленинского проспекта неспешно прогуливались разновозрастные горожане. На горке рядом с останками Дунькиной рощи царил галдеж и балдеж. Кто-то приволок невесть откуда пару коровьих шкур, и теперь парни и девчонки азартно напрыгивали кучей на одну из них и мчались по склону вниз, теряя хохочущих «бойцов» по дороге. Я бы даже принял участие в этой забаве, благо нынешнее тело вполне позволяет физические упражнения подобного толка, но Веник потащил меня в «Петушок». Кто-то там особенный должен был сегодня прийти.

Вечер оказался неплохим, загадочные «особые гости» — патлатыми музыкантами подпольной рок-группы «Фонарь». Забавно, такие юные, почти подростки... Как ни странно, эти смелые ребята, исполняющие неплохие, в общем-то, песни с весьма острыми текстами, совершенно не выдержали испытание свободой. Они много выступали по подвалам и квартирам, когда было нельзя и осуждалось, но когда вдруг стало можно, то конкуренции они не выдрежали, новые песни получались такими себе. Куда делись все остальные, не знаю, а вот лидера их я много раз видел. Он в нашу газету как к себе домой таскался. Толстый, обрюзгший, с немытыми патлами и в футболке с «Металликой». Писал гневные письма, разоблачающие его гонителей, из-за которых он не может свободно заниматься творчеством. И когда их не печатали, приходил разбираться.

Зато сейчас они прямо-таки купались в лучах всеобщего обожания. Даже Лизонька перестала сверлить меня горячими взглядами и переключилась на гитариста «Фонаря».


Я выключил селектор и просмотрел свои заметки. Сам предложил взять на себя эту обязанность, мои соседи все равно поднимаются по будильнику к восьми, так что никакого смысла задерживаться в общаге нет. Так что теперь у меня есть целый час до начала рабочего дня. Минус те пятнадцать-двадцать минут, которые идет совещание.

Свежий номер «Новокиневского шинника» должны привезти сегодня, а значит вечером еще будет летучка по результатам прошлой недели.

Я составил еще парочку дайджестов по датам следующей недели. Занятие несложное, но для работы очень полезное — чтобы нормально здесь работать, мне нужно было сначала «начитать» газету, проникнуться ее духом, стилем и настроением. А уже потом предлагать свои идеи.

— Иван, что с фотографией? — с порога спросила Даша, не успев даже снять пальто.

— Вот она, пожалуйста, — тоном кота Матроскина сказал я и протянул ей карточку, на которой я сидел, весь такой серьезный, на фоне книжных шкафов.

— О, это отлично! — Даша просияла. — То, что надо!

Антонина Иосифовна пришла сегодня раньше обычного. Мельком глянула на заметки по селекторному совещанию, просмотрела мои дайджесты, кивнула, сложила все стопочкой и поместила в лоток для бумаг. Потом подняла на меня свои прозрачные глаза.

— Иван, а напомните мне, вы уже познакомились с Вячеславом Климовичем? — после нескольких секунд молчания сказала она.

— Эээ... Нет, — я помотал головой. — А это у нас кто?

— А это у нас председатель профкома, — вместо главной редакторши ответила Даша. — Он уже на работе, я видела, как он в кабинет заходил.

Деятельность профкома я представлял себе крайне смутно. Вроде, через него нужно вступить в профсоюз, чтобы получить всякие «вкусные» бонусы, вроде коробки с дефицитными продуктами к праздникам или путевки в санатории за бесценок. Или я уже должен состоять в профсоюзе? Еще в вузе? Когда я учился, у нас было два студенческих союза, конкурирующих между собой, но я игнорировал их оба, потому что во студенчестве меня больше интересовали дружеские попойки и отношения с девушками. Блин, какой-то прямо неприятный пробел в образовании, придется как-то выкручиваться, мне же все эти бюрократические мелочи жизни советского человека должны быть хорошо известны. Вроде у меня должен быть какой-то членский билет, а его среди своих документов я не нашел...

Но для обеих дам необходимость моего знакомства с этим парнем была вне всяких сомнений, так что надо это сделать. Идти недалеко, профком на нашем же этаже.

Я поднялся. Но выйти не успел, потому что в дверь уверенно постучали. А потом она распахнулась без всякой паузы на «можно войти?» и прочие вежливые расшаркивания.

Не узнать его я не мог. Несмотря на то, что сейчас он был вдвое стройнее, чем когда я его впервые увидел. И вместо угрюмого ежика «площадкой» голову его окружали задорные вихры. Шея его пока что не сливалась в единую композицию с головой, а про на увлечение боксом намекал только кривоватый нос.

В дверях стоял, цепляясь за косяки широченными плечами, одетый в серый костюм с черной водолазкой совсем еще не похожий на себя будущего Игорь Мельников.

Молодой и талантливый заместитель главного инженера, не менее подходящий в этой своей ипостаси на роль «героического сталевара», чем я.

Мой брат.

Загрузка...