Звездный Портал

1

– Ну ни черта себе! – Тому Ласкеру пришлось повысить голос, чтобы перекричать вой ветра.

Уилл выпрямился, держа в руках лопату с черноземом, и взглянул, что привлекло внимание отца.

Из земли торчала жесткая треугольная пластина, смахивающая на акулий плавник. Вроде бы металл, но совершенно не тронутый ржавчиной.

Работали они допоздна при свете праздничной гирлянды на невысоком гребне, ограждавшем ферму с западной стороны, прокладывая трубопровод для подачи наверх воды из колодца. Ласкер осветил находку фонариком, а Уилл потрогал ее носком ботинка. В ночном воздухе пахло надвигающейся зимой. Холодный хлесткий ветер раскачивал гирлянду. Ласкер опустился на колени и руками в перчатках разгреб землю. Предмет оказался ярко-красным, гладким и твердым. Ласкер дернул, но предмет даже не шелохнулся.

Уютный и радостный свет из окон их двухэтажного щитового дома, в четверти мили отсюда, пробивался сквозь стену деревьев, обступивших дом со всех сторон.

«Плавник» оказался монолитной частью шеста, уходившего в землю под углом градусов в тридцать. Уилл поддел шест лопатой и вместе с отцом налег на рукоятку, как на рычаг. Шест закачался, но не стронулся с места.

– На счет «три»! – скомандовал Ласкер.

Они навалились вместе, но не удержались на ногах и со смехом повалились друг на друга.

– Ладно, пап, на сегодня хватит, – сказал Уилл. – Пойдем перекусим.

Из окон спальни Ласкеров открывался вид на плоскогорье Пембина, состоящее из ряда округлых холмов, гребней и зубчатых скал – весьма впечатляющее зрелище посреди плоской как блин равнины. Десять тысяч лет назад здесь было западное побережье внутреннего моря, покрывавшего изрядную часть Дакоты, Миннесоты, Манитобы и Саскачевана. Тогда площадка, на которой ныне стоит дом, находилась на глубине нескольких сотен футов.

Ласкер, как большинство крупных и широкоплечих мужчин, отличался некоторой неуклюжестью. Его каштановая шевелюра уже начала редеть. Резкие, грубоватые черты обветренного лица несли на себе неизгладимую печать множества суровых зим. Всю свою жизнь он прожил в районе Форт-Мокси. Сам он себя считал личностью вполне заурядной – обыкновенным фермером, который много работает, мало вращается в обществе и более всего заботится о своей семье. Он любил свою жену, она отвечала ему взаимностью, а двое их сыновей, подрастая, становились рассудительными, надежными мужчинами. А еще Ласкер любил летать; как и многие местные фермеры, он имел пилотскую лицензию, владел самолетом «Катана DV-20», был обладателем боевого «Мстителя» времен второй мировой войны и состоял членом Конфедерации ВВС – группы энтузиастов, увлекающихся восстановлением старых боевых самолетов.

На следующий день вскоре после рассвета они с Уиллом снова были на гребне. В октябре на северных равнинах обычно холодно и бесприютно, и то утро не отличалось от других. Ласкеру мешала раздутая пуховая куртка, но он еще не упарился от работы настолько, чтобы сбросить ее.

Торчавший из земли дюймов на пять «акулий плавник» был прикреплен к шесту диаметром в пару дюймов. Напорись на такой даже на тракторе – мало не покажется.

– Ну, – вонзая лопату в землю, сказал Уилл, – пора его выворотить отсюда.

Отваленный пласт земли даже в эту пору года источал пьянящий аромат. Вокруг царила удивительная тишь – ни шороха, ни ветерка. На забор присела голубая сойка и, склонив голову набок, принялась наблюдать за людьми. Ласкера вдруг охватило чувство дивного единения с природой. «Плавник» заинтересовал его – трудно даже вообразить, что это за штуковина и как она оказалась погребенной посреди участка, принадлежавшего роду Ласкеров уже добрых шестьдесят лет. Но что важнее – эта загадка позволила ему чуточку сблизиться с сыном.

Далеко ли шест уходит в землю? Отмерив от «плавника» футов пять по прямой, Ласкер принялся методически копать вглубь. Уилл пришел к нему на помощь, и какое-то время спустя лопаты наткнулись на металл. В шесте оказалось никак не менее полудюжины футов. Они продолжали копать, пока не настало время Уиллу отправляться в школу. Тогда Ласкер пошел в дом, выпил кофе с тостами и снова вернулся к находке. Он все еще занимался раскопками, когда пришла Джинн и позвала его поесть.

После ленча жена пошла вместе с ним – посмотреть, из-за чего разгорелся сыр-бор. Высокая, умная Джинни, коренная горожанка из Чикаго, приехала в Северную Дакоту работать таможенным инспектором, подальше от городской суеты. Вскоре она влюбилась в этого парня, а он зачастил в Канаду в надежде, что на обратной дороге будет проходить контроль у нее. Порой он даже покупал что-нибудь подлежащее обложению пошлиной. Джинни до сих пор вспоминала, как он впервые попытался прибегнуть к этой уловке, потратив тридцать долларов в виннипегском книжном магазине на книгу по истории канадской авиации, и был явно разочарован, когда Джинни дала ему знак проходить, потому что книги пошлиной не облагаются.

Друзья пытались отговорить его от ухаживаний. «Суровые зимы очень скоро допекут ее, – твердили они. – И жизнь в крохотном городке тоже. Рано или поздно она непременно сбежит к себе в Чикаго». В их устах «Чикаго» звучало примерно так же, как и «Плутон». Но с тех пор утекло уже двадцать лет, а она все еще здесь. И, как Том, обожает, когда по ночам за стенами дома неистовствует вьюга, а в камине потрескивает огонь.

– А что, эта штука сильно мешает? – озадаченно поинтересовалась она, остановившись над траншеей, вырытой Ласкером вокруг находки. Глубина уже достигла шести футов, и из ямы торчала лестница.

– Вообще-то нет.

– Тогда к чему столько мороки? Разве так уж обязательно вырыть ее целиком, а? Просто отпили ее, и всего-то дел.

– Что случилось с твоей романтической натурой? – парировал Том ее же любимым выражением. – Разве тебе не хочется узнать, что это такое?

– А я и так знаю, – улыбнулась Джинни. – Это шест.

– И как же он там очутился?

Джинни заглянула в траншею:

– Там что-то есть. На самом дне.

Там действительно виднелся кусок ткани. Ласкер спустился, разрыхлил землю вокруг ткани, потом попробовал вытащить ее.

– Не идет. Привязана к шесту.

– Не стоит затея стольких хлопот.

– Этой штуке здесь явно не место.

– Ладно. Но у нас на сегодня запланированы и другие дела.

Ласкер нахмурился и вонзил лопату в мягкую почву.

Находка напоминала мачту, к тому же в комплекте с парусом.

Да еще укрепленную в палубе.

Ласкер позвал соседей, и они принялись копать всей компанией.

Палуба принадлежала яхте, и притом немаленькой.

Полностью освободить ее от земли смогли только через неделю объединенными усилиями соседей, однокашников Уилла и даже прохожих. «Акулий плавник» оказался украшением на верхушке одной из двух мачт.

Сама яхта являла собой прекрасный образчик кораблестроительного искусства; на ней имелась даже рубка, каюты и полный комплект оснастки. Совместными усилиями ее выволокли на поверхность и уложили на бок, подперев шлакоблоками. Младший сын Ласкера Джерри принялся мыть ее из шланга. Стекающая грязь обнажала ярко-алые борта, кремовую белизну внутренних переборок и роскошную палубу, крашенную под сосну. Ударяясь о корпус, вода рассыпалась мелкими радужными брызгами. Спереди и сзади на штирборте болтались веревки – должно быть, швартовы.

С каждым часом толпа прибывала.

Бетти Кауснер осторожно потрогала киль раз-другой, словно боялась обжечься.

– По-моему, это фиберглас, – предположил ее муж Фил.

Джек Венделл, послуживший на флоте, стоял сбоку, уперев руки в бока и разглядывая судно оценивающим взглядом.

– Нет, это не фиберглас, – возразил он. – Ощущение не то.

– Том. – Бетти Кауснер поглядела Ласкеру прямо в глаза. – Чья это яхта?

Ласкер даже не догадывался, кому могла принадлежать эта великолепная яхта, сверкающая в лучах чахлого дакотского солнца.

Не проходило и пяти минут, чтобы кто-нибудь не поинтересовался, не розыгрыш ли это.

Ласкеру пришла в голову лишь одна причина, по которой владельцу могло вздуматься схоронить подобное судно: без наркотиков тут не обошлось. Он искренне опасался обнаружить внутри трупы и, поднявшись на борт, неохотно осмотрел все помещения одно за другим.

И вздохнул с нескрываемым облегчением, не отыскав ничего экстраординарного.

Судно отличалось от виденных Ласкером прежде, хотя он и не мог определить, чем именно. Может, виной тому резкие перепады освещенности из-за облаков, то и дело скрывающих солнце. А может, дело в пропорциях – то ли грот-мачта расположена не там, где обычно, то ли обводы корпуса режут глаз непривычной геометрией.

– До воды далековато, – заметил Уилл, бросив взгляд на восток, в направлении Ред-Ривер.

– С виду она в полном порядке, прям хоть сейчас на воду спускай. – Рэй Хаммонд, владелец участка к востоку, возле шоссе №11, поскреб в затылке. Потом потрогал паруса носком ботинка. – Вот только постирать их придется.

По проселку подкатил автомобиль Эда Паттерсона, владельца магазинчика «Инструмент по руке» в Валгалле. Автомобиль остановился, и оттуда выбрался Эд, его жена и пятеро детей. Эд внимательно осмотрел яхту, покачивая головой, потом они с женой поглядели на Ласкеров с таким видом, будто те выставили на обозрение страшную фамильную тайну. Дети, утратив интерес к судну, принялись гоняться друг за дружкой вдоль дороги.

Сходив в свой фургончик, Кауснер вернулся с рулеткой, сделал на земле отметки возле носа и кормы, измерил расстояние и провозгласил:

– Сорок семь футов пять дюймов!

Будь среди собравшихся человек, разбирающийся в парусных кораблях, он опознал бы в судне кеч по наличию полного киля, широкому (чуть меньше семнадцати футов), округлому корпусу и изящному профилю днища. Палубу окружал фальшборт высотой до пояса, сходящийся к носу. Штурвалов оказалось целых два: один в кокпите, а второй – на рубке, расположенной чуть дальше середины палубы. Шпигаты шли и по левому, и по правому борту.

Единственное повреждение, обнаруженное на судне, – сломанный вал гребного винта.

Паруса выстирали и развесили в подвале для просушки. Ласкер смотал с судна канаты, почистил их и убрал в сарай.

На уборку трюма ушло еще два дня.

Под палубой обнаружились две каюты, камбуз и ванная.

В каютах не было ничего особенного – по столу и по нескольку стульев в каждой, да по две койки. В грубо обработанные переборки было встроено с полдюжины шкафчиков.

В камбузе нашелся холодильник, ряд устройств, смахивающих на микроволновые печи, и бачки для воды. Но пиктограммы на холодильнике и печах оказались незнакомыми. В ванной был душ, умывальник и самый странный унитаз из когда-либо встречавшихся Ласкеру: низкий, широкий, без всяких признаков сиденья или крышки. Тут тоже обнаружились символы, прочесть которые никто не мог.

– Диковато все-таки, – сказал Ласкер вечером жене после того, как они впервые осмотрели трюм. Толпившиеся вокруг яхты соседи через какое-то время утратили интерес и разбрелись, оставив Ласкеров ломать голову над тем, почему судно оказалось под землей. Как заметил Уилл, до воды тут далековато.

После обеда Ласкер устремил неподвижный взгляд на яхту, поблескивавшую в лунном свете.

– Ты в порядке? – осведомилась Джинни.

– Хотел бы я знать, что это значит. Откуда она взялась?

Она пододвинула мужу кусок пирога с лимонным безе:

– Должно быть, осталась от твоего отца. Откуда ж еще?

А еще позже, когда она уселась почитать на сон грядущий, Ласкер натянул куртку и вышел.

Расположенный на отшибе Форт-Мокси словно забыл о времени. Здесь не вводили никаких серьезных новаций, не были заметны и солидные культурные сдвиги, вызванные развитием техники, влиянием приезжих и социальной инженерии. Городок и окружающая его обширная прерия будто угодили в тихую заводь времени, где президент Трумэн все еще у руля, где люди по-прежнему, относятся друг к другу с симпатией, а преступления почти неведомы. Последнее злодейство случилось здесь в 1934 году, когда Багси Морган устроил перестрелку, пробиваясь через границу.

В общем и целом здесь спокойно жить и хорошо растить детей.

Равнина простиралась без конца и без края. Некогда здесь был бассейн озера Агассис – внутреннего моря, занимавшего куда большую площадь, чем все нынешние Великие озера, вместе взятые.

Агассис... Да только его давным-давно нету. Ласкер посмотрел на запад, где на месте прежнего берега высился гребень. На всей равнине больше ни морщинки. Какой бесславный конец! Ласкер много раз летал здесь, показывая окрестности мальчикам, – ему хотелось, чтобы они тоже любили родной край.

Назавтра после репортажа о яхте Ласкера в «Лесли в десять» количество желающих увидеть диковинку сильно подскочило. Их число редко бывало ниже полудюжины, а порой доходило до двадцати. Дети начали продавать им кофе и рогалики и сразу же получили недурной доход.

Заехал и Хол Риордан, владелец склада пиломатериалов в Форт-Мокси – долговязый, педантичный человек, тщательно обдумывающий даже поход в ванную. Он был стариком еще в те времена, когда Ласкер ходил в школу, теперь же стал седым как лунь. Ласкеры установили в трюме аккумуляторный обогреватель, и там стало тепло. Побродив по каютам, пристально оглядев днище и мачты, Риордан явился на крыльцо хозяйского дома.

– Тебе стоит на это взглянуть, – сказал он Ласкеру, ведя его к яхте. – Очень странно, Том.

– А что такое?

– Ты глянь на стык между мачтой и крышей каюты.

Ласкер послушно оглядел стык:

– И что же?

– Судно цельное. Я полагал, что мачту делают отдельно, а после прикручивают. Но вся эта штуковина будто отлита в одной форме.

Риордан не ошибся: на всем судне нигде не было ни малейшего признака стыков или болтов. Ласкер хмыкнул, не зная, что сказать.

Утром Ласкер взял в аренду прицеп и вызвал из Гранд-Форкс такелажников, чтобы те подняли яхту на прицеп и перевезли поближе к амбару.

Толпа прибывала с каждым днем.

– Тебе бы пора брать с них за вход, – предложил Фрэнк Молл, экс-мэр и отставной таможенник. – К тебе народ ездит аж из самого Фарго.

Бородатый, коренастый Молл всегда легко находил общий язык с людьми и принадлежал к числу старых приятелей Ласкера.

– Фрэнк, что это, по-твоему? – поинтересовался Ласкер. Они вдвоем стояли на обочине, наблюдая, как Джинни и Пэг, жена Молла, пытаются регулировать дорожное движение.

Молл поглядел на друга, потом перевел взгляд на судно.

– Ты в самом деле не знаешь, как оно тут очутилось, Том? – В его тоне сквозил упрек.

– Нет, – чуточку раздраженно отозвался тот. – В самом деле не знаю.

– Будь на твоем месте кто другой, – покачал головой Молл, – я б решил, что без мистификации не обошлось.

– Никакой мистификации.

– Ладно. Не знаю, каким боком здесь ты. Яхта вроде как в хорошем состоянии. Значит, закопали ее недавно. Когда ж это могло приключиться?

– Не знаю. Для этого надо было раскопать всю округу. – Ласкер с прищуром поглядел на гребень, приставив ладонь козырьком ко лбу. – Не представляю, как это получилось.

– Но чего я в толк не возьму, так это зачем. С какой стати хоронить в земле целый корабль? Он потянет на добрых полмиллиона долларов. – Молл сложил руки на груди и устремил взгляд на яхту. Теперь она стояла на прицепе рядом с дорогой, гораздо ближе к дому, чем раньше. – Кстати, это самоделка.

– Как ты узнал?

– Элементарно. – Молл указал на корму. – Нет регистрационного номера корпуса. Он делается выпуклыми буквами, вроде автомобильных номеров. А тут их нет, – развел он руками.

– Может, ее построили еще до того, как ввели номера корпусов.

– Они обязательны уже давно.

Вымыв паруса струей из шланга, их развесили у входа в амбар, и теперь они слепили взор своей белизной, особенно когда выглядывало солнце, – будто и не лежали бог весть сколько лет в земле.

Ласкер стоял в амбаре, сунув руки в карманы и разглядывая паруса. Только тут до него впервые дошло, что в его распоряжении вполне исправное судно. До сих пор он все ждал, что вот-вот пожалует истинный владелец и предъявит свои права. Но в это тихое, блеклое, холодное воскресенье, почти две недели спустя после извлечения яхты из земли, она как-то вдруг стала его собственностью – к добру это или к худу.

Ласкер ни разу в жизни не ходил под парусами, не считая одной-двух поездок в качестве пассажира. Зажмурившись, он вообразил, как они с Джинни плывут мимо невысоких Виннипегских холмов, а летний закат красит небо в багровые тона.

Но стоило ему взобраться по склону к яме, из которой недавно извлекли яхту, заглянуть в эту разверстую рану на западном краю его владений и задуматься о том, кто скрыл ее там, – как оттуда повеяло жутью.

Чего греха таить, ему было не по себе.

Перила поддерживал ряд балясин, тоже ничем не прикрепленных к палубе, а словно выросших из нее. Когда охотник за сувенирами за день до Хэллоуина решил утащить одну балясину, ему пришлось выпилить ее. Никто не видел, как это произошло, но в результате Ласкер по наступлении сумерек стал завозить яхту в амбар и запирать его двери на засов.

На середину ноября у Ласкера был запланирован полет на «Мстителе» в Оклахома-Сити для участия в воздушном празднике. Обычно Джинни отправлялась на подобные мероприятия вместе с ним, на месте стрелка-радиста. Но на сей раз она была сыта суетой по горло и объявила о своем намерении остаться. Кроме того, зная, что судно наверняка стоит целую кучу денег, Джинни не собиралась просто бросать его в амбаре.

– Все на свете знают, что оно тут, – пояснила она мужу.

Ласкер рассмеялся и возразил, что яхта все время стоит у дороги, и пока что никому и в голову не пришло ее утащить.

– Это тебе не машина, знаешь ли.

В пятницу она взглядом провожала его самолет, пролетевший над домом. Он покачал крыльями, а Джинни помахала ему (хотя и знала, что Том этого не увидит) и вернулась в дом, чтобы развесить выстиранное белье для просушки.

Шесть часов спустя она отдыхала в гостиной, смотрела старый фильм «Коломбо» и слушала, как завывает ветер за стенами. Уилл ушел гулять, а Джерри в своей комнате играл на компьютере. Посвист ветра и шелест листьев действовали очень успокоительно, чем-то напоминая сопение спящих детей и жужжание миксера, готовящего молочный коктейль после их возвращения из школы.

Во время рекламы Джинни поднялась, чтобы взять воздушной кукурузы. И выглянула в окно.

Ночь была безлунная, а сквозь шторы просачивалось слишком много света, и Джинни прижалась носом к стеклу, напрочь запечатанному от холодного ветра Северной Дакоты и не открывавшемуся даже во время короткого лета.

Сквозь щели в источенных непогодой стенах амбара, находящегося ниже по склону, просачивался зеленоватый свет.

Туда кто-то забрался!