Звезды-свидетели

10

Проснулся он от шума и не сразу понял, где находится. Вернее, он вспомнил, что заснул на своей кровати, в спальне, но рядом с ним на постели никого не было. Больше того, та часть, где должна была лежать Нина, оказалась застелена, подушки взбиты и уложены аккуратно одна на другую.

За окном ревели трактора, казалось, сама земля на много километров вокруг гудит и ревет мощными моторами.

Набросив тулуп, Герман выбежал на крыльцо. В глаза ему ударило солнце, все было таким белым, сверкающим, а за воротами вовсю трудились два новеньких красных снегоуборочных трактора. Еще он увидел двух мужчин в синих комбинезонах, которые широкими лопатами расчищали его двор и уже почти подобрались к калитке, ведущей в курятник.

Вокруг гаража все было тщательно расчищено, и на истончившемся слое снега отпечатались заметные следы колес…

Герман, уже догадываясь о том, что тут произошло, бросился к воротам гаража. Они оказались не заперты. И, конечно же, — машины там не было!

— Ваша жена уехала еще час тому назад, — широко улыбнулся ему один из рабочих. — Долго спите, Герман Григорьевич!

Это Лева. Это он все организовал! Герман набрал его номер. Лева громко пожелал ему доброго утра.

— Ну как? Тебя раскопали, сукин ты сын?! — загоготал он.

— Раскопали, — мрачно отозвался он, еще не понимая, как ему относиться к произошедшему. — Она исчезла!

— Кто? Эта ненормальная? И как же она умудрилась исчезнуть?

— Я проснулся, кругом работают трактора, дорога расчищена, совсем немного осталось, а машины в гараже нет.

— Плюнь ты на эту машину, другую купишь! Главное, что она отлипла от тебя. Господи, надо перекреститься!

— Но она не могла вот так просто взять и исчезнуть. Она не такая!

— Какая — не такая?

— Ну… Хоть бы попрощалась.

— Послушай, — Лева вдруг сменил тон и теперь разговаривал с ним серьезно, даже жестко. — Да пойми ты наконец, что я, быть может, в очередной раз спас тебя! Мы работать будем?! Ты должен непременно приехать и встретиться с Коровиным. Гера, как ты думаешь, зачем я хлопотал, чтобы тебя вызволили из этого снежного плена? Чтобы ты убивался по своей машине? Да бог с ней, говорю же тебе! Значит, так: пока не начался очередной снегопад, быстро приводи себя в порядок, завтракай. Можешь даже покормить своих кур, блаженный ты наш! Позавтракай, стало быть, а я через два часа приеду за тобой. Приготовься и жди. А про свою знакомую, авантюристку эту, забудь! Больше того, я советую тебе вообще пока не возвращаться в лес. Поживи в своей городской квартире. Я даже позвоню сейчас Елене Сергеевне, чтобы она прибралась у тебя.

Елена Сергеевна убиралась у самого Рубина дома, у его соседа и, когда это требовалось, у Германа, в его московской квартире.

— Ну что, ты все понял?

— Спасибо, Лева, — растроганным голосом поблагодарил его Герман. — Если бы не ты, не знаю, чем бы закончилась вся эта история!

— Да… Послушай! Постарайся избавиться от всех… улик, что ли, словом, если она подбросила тебе что-то — найди это и сожги. Мы же ничего о ней не знаем!

— Деньги… Сумка с деньгами!

— Смешной ты человек! Думаешь, она оставит тебе деньги? Она же не идиотка законченная!

— Еще — пистолет, — прошептал он в трубку. — И яд!

— Послушай, можно подумать, что ты пересказываешь мне содержание недавно просмотренного триллера. Честное слово! Ладно, иди и все проверь.

— Лева, этим людям, которые сейчас работают у меня, — заплатить?

— Нет, не вздумай! Все уже оплачено.

— Может, их чаем напоить?

— Ты странный какой-то, честное слово! Ты им еще постельку постели, чтобы они отдохнули, и по бутылке водки выдай!

— Ладно, я все понял.

Герман с шумом выдохнул воздух, но облегчения при мысли, что он теперь один и никто не станет донимать его своими рассказами об убийствах, не последовало.

Осталось чувство какой-то недосказанности, незавершенности и, несмотря ни на что, — опасности.

Она без спросу взяла его машину и уехала — сбежала. И это — в благодарность за то, что он всю ночь обнимал ее, представляя себе, как его энергия перетекает в нее, она успокаивается и приходит в себя, засыпает спокойным, целительным сном!

Он дал ей приют, еду, выслушивал ее бредовые россказни о совершенных ею убийствах, пытался не оскорбить девушку своими подозрениями насчет ее надвигающегося (или уже нахлынувшего на нее) безумия, а она вместо «спасибо» за все хорошее украла его машину!

Он вернулся в спальню. Сумки с деньгами, конечно, он там не нашел. И ни одной вещи, которая могла бы принадлежать его «гостье». Разве что пижама, которую он ей одолжил. Полосатая, белая с синим. Герман, оглядываясь, словно за его спиной кто-то притаился, взял пижаму с кресла и поднес ее к лицу. Вдохнул запах женского тела, смешанный с едва уловимым ароматом духов.

Жила ведь она где-то до того, как сесть в его машину? Мылась ароматным мылом, душилась этим ароматом. Где ее дом? Кто она такая? И кто сделал ее убийцей?

Пистолета он тоже нигде не нашел. И пузырька с ядом — тоже. Ничего! Но это и хорошо. Да и вообще, в сущности, все нормально. Уехала — и уехала. Вряд ли она присвоит его машину. Воспользуется ею, доедет… куда-нибудь да и бросит ее где-нибудь.

Герман оделся потеплее и снова вышел из дома, отправился в курятник, подсыпал своим птичкам пшеницы, налил им теплой воды, проверил, есть ли яйца в ящиках. Испытал приятное чувство (ради него он и держал кур), обнаружив в чистой желтой соломе несколько бежево-розовых яичек. Конечно, они промерзли, в теплой кухне скорлупа непременно треснет.

Так. Стоп! В Москву он, конечно, поедет. Но не насовсем. И ночевать он в Москве тоже не может. Куры-то замерзнут! Умрут! Он так и скажет Леве. Конечно, он встретится со всеми, с кем потребуется обсудить музыку, просто пообщается с нужными людьми, может, даже и выпьет, поскольку надо бы «залить» недавний стресс. Но потом он вызовет такси и попросит отвезти себя в лес. Здесь — его дом.

Досадная мысль, что из-за кур он не может теперь позволить себе полную свободу, промелькнула, словно царапнула.

— Мужики, спасибо! — крикнул он, увидев, что рабочие в комбинезонах закидывают свои лопаты в кузов трактора. — Выручили!

— Еще вызывайте! — ответили ему с улыбкой, и он успокоился, потому что, если бы эти двое молодых парней ему не улыбнулись, а потребовали денег, то настроение у него непременно испортилось бы. И он разочаровался бы в них, алчных и нечестных. Ведь Лева ясно сказал, что он заплатил им за все вперед. Он даже знал, через кого. Лева удивительным образом умел находить нужных людей, связывать их между собой и добиваться поставленных им перед собою — и другими — целей.

Почему-то он захотел, чтобы они все поскорее уехали, оставили его в покое, в тишине. И только когда шум отъезжавших тракторов стих, он немного пришел в себя и принялся обдумывать случившееся. Ему не верилось, что все закончилось таким банальнейшим образом. Проснулась рано, поняла, что путь почти расчищен, села в машину и уехала! Без документов на машину (он нашел их в кармане своей меховой куртки). Скорее всего, без прав. И на что она надеялась?

А может, как раз ни на что она и не надеялась, а просто положилась на случай? Если ее остановят, выяснят, кто она такая, задержат — значит, это судьба. Но свяжут ли отсутствие документов на машину с убийствами всех тех людей? И вообще, может, на самом-то деле ее никто и не ищет?!

Странное чувство охватило его, когда он, уже одетый в дорогу, надушенный, готовый к выходу, поджидал машину, сидя в кухне и барабаня пальцами по столу. Ему вдруг показалось, что он растеряется в Москве, что столица, гигантская, бурлящая потоками спешащих людей, проглотит его, даже не заметив.

«Я одичал, одичал!»

Он стал бояться Москвы, людей, с которыми прежде общался легко и спокойно. А людей, с которыми он был знаком, было очень много, так много, что невозможно было, казалось, удержать их всех в своей памяти, запомнить их лица, голоса. Он так разволновался перед приездом Левы, что, когда с улицы послышался звук мотора подъезжавшей машины, сердце его застучало и переместилось куда-то вверх, к горлу.

Хлопнула дверь, Герман поднялся, бросился к выходу, какой-то частичкой души надеясь, что это все же не Лева, что вернулась Нина, но дверь распахнулась, и он увидел румяного, с морозца, сияющего, со сверкавшими глазами Льва, без шапки, в шубе и узорчатом бордовом кашне, обвивавшем его крепкую шею. Густые вьющиеся волосы, черные с проседью, обрамляли его гладкое, холеное лицо.

— Герка, черт! — Лева бросился к Герману и обнял ero — сердечно, крепко прижав к груди. Затем оторвался от него, посмотрел на друга внимательно, как бы проверяя, все ли с ним в порядке, не очень ли сильно изменился Герман после всего произошедшего с ним за последнее время. — Неважно выглядишь. Уверен: тебе не хватает нашего общества, тебе просто необходимо расслабиться!

Герман, ясно увидевший таившиеся за этими словами бессонные ночи, попойки, хождения по гостям и ресторанам, студиям и офисам (его непременно, как звезду, как известного композитора, приведут к этим банкирам, собиравшимся вложить деньги в картину), содрогнулся от ужаса.

— Лева, у меня же куры! Я не смогу остаться в Москве на ночь.

— Куры?! — фальцетом воскликнул пораженный в самое сердце Лева. — Куры, значится?! Ты вообще соображаешь, о чем ты сейчас говоришь?! О курах! Господи! Речь идет о колоссальной работе, о заказе, о котором любой композитор может только мечтать, а у тебя в голове одни куры и яйца!

— Успокойся, Лева. Но ты и меня тоже пойми, они ведь живые существа.

— Хорошо, я сейчас позвоню Елене Сергеевне и попрошу ее, чтобы она пристроила к кому-нибудь в Киселево твоих кур.

— А она сможет?

— Она все сможет. Больше того, она сумеет даже продать их, то есть навсегда избавить тебя от кур.

Герман подумал, что такой вариант подошел бы ему больше всего, ведь тогда он не переживал бы о том, замерзнут ли его куры в эту холодную зиму, хватит ли им корма и теплой воды. Да, и на этот раз (впрочем, как и всегда) Лева оказался прав. И ему сейчас действительно не до кур.

— Ты прав, звони Лене.

— Да, Гера, если бы не этот заказ и не мои звонки, ты бы, пожалуй, совсем опустился в своем лесу. Одичал бы!

«Я уже одичал».

— Ты же прекрасно знаешь, зачем я приехал сюда, — возразил Герман.

— Честно? Вот — не знаю! Все это чушь полнейшая! Думаешь, я не понимаю, что ты прячешься от всех нас? Что ты перестал писать музыку? Ты здесь предаешься чревоугодию, много спишь, смотришь сериалы…

— Ты откуда это взял про сериалы?

— Да я просто знаю тебя! Так вот что я тебе скажу, Гера. От себя ведь не убежишь… Твой друг, построивший этот дом, — чего он добился? От кого он спрятался?

— Лева!

— А что — Лева?! Понимаю, для тебя это больная тема. А тебе не приходило в голову, что у этого дома плохая энергетика?

— С чего ты взял?!

— Гера, здесь нехорошая обстановка. И ты сам знаешь почему. Поэтому-то ты здесь ничего и не пишешь. Здесь живет дух бывшего хозяина!

— Он был светлым человеком.

— Но он был, понимаешь? И здесь все напоминает тебе о нем.

— Я стараюсь об этом не думать.

— А это действует на подсознательном уровне. Послушайся меня. Оставь ты этот дом, а еще лучше — продай. Такому же…

— …психу, скажи, ну, скажи!

— И скажу! А что?! Пойми, вспомни — как все было хорошо, пока ты жил в Москве. Мелодии из тебя так и сыпались, ты писал прекрасную музыку! Ты только вспомни, как много песен ты написал в прошлом году, и мы их очень хорошо продали.

— Лева…

— Ты сам себе все это придумал. О том, что в лесу тебе будет лучше работаться. Это — раз. Второе! Ты когда в последний раз был с женщиной?

«Сегодня. Спал с ней в одной постели, но даже не дотронулся до нее».

— Не помню.

— Вот! Ты забыл, наверное, пословицу: в здоровом теле — здоровый дух. Ты молодой мужик, тебе женщина нужна, а ты, вместо того чтобы привозить к себе барышень, разводишь кур! Я согласен: неплохо иметь домик на природе. Но не в лесу, где тебе никто не придет на помощь, где ты из-за снегопада, к примеру (если бы не твои и мои возможности), мог бы просто остаться без еды и воды! Другое дело, приезжать сюда с друзьями, подружками, на шашлычки, супчик на костре варить. К тому же тебя с тех пор, как ты переехал сюда, не интересовали вопросы безопасности. Скажи еще, что это от большого ума! Разве можно так относиться к себе? Ведь любой человек с криминальным прошлым, набредя на твой дом, мог бы убить тебя, ограбить, покалечить. И никакие запоры тебе не помогли бы!

И тут Герман вспомнил что-то очень важное, от чего у него даже перехватило дух!

— Лева… Господи, как же я забыл?!

— Ты что? Побледнел… Тебе плохо?

— Если я его не найду, то будет плохо…

— О чем ты?!

— Да о пистолете! У меня же есть пистолет!

— Откуда? Может, у тебя есть еще и разрешение на него?

— Вот разрешения нет, это точно. Этот пистолет достался мне… в наследство.

— Ничего себе! И что? Этот тот самый пистолет?

— Да нет же, пистолет тут ни при чем! Все было иначе!

— Ладно-ладно, я знаю, что это больная для тебя тема. Ну, так что с этим пистолетом?

— Я нашел его и спрятал. Но не за унитазом, как тот, второй.

— Какой еще второй?!

— Подожди… Лева, я опять что-то перепутал. Так много всего произошло в это утро, что я окончательно запутался. Второй вовсе и не за унитазом!

— Гера, приди в себя! Что за второй пистолет?!

Герман вдруг почувствовал, что Рубин разговаривает с ним, как с ребенком.

— Второй пистолет мне удалось утащить из-под носа у крепко спавшей Нины! — простонал Герман, удивляясь непонятливости Льва.

— А… Ясно. И где же он?

— Я думал, — Герман разговаривал уже на ходу, по пути к ванной комнате. — Я почему-то был уверен, что спрятал его за унитазом.

— Ты серьезно?! Ничего более смешного я в жизни не слышал! — хохотнул Рубин.

— Ну и смейся себе на здоровье. Но я перепутал, я вспомнил, что за унитазом я спрятал яд! А пистолет…

— Яд?! Еще и яд?!

— Лева, — Герман склонился над унитазом и извлек из полумрака кафельного закутка пузырек с темной жидкостью. Предположительно, именно этим ядом отравили мачеху Нины Вощининой. — Вот, говорю же тебе — здесь яд! А пистолет я замотал в полотенце и сунул в корзину с грязным бельем. Вот, собственно, и он!

И Герман достал из корзины пистолет. Рубин ошалело покачал головой:

— Ну и в историю ты влип, ничего не скажешь!

— Понимаешь, я думал, что она нашла свой пистолет и взяла его с собой. Словом, что она, пока я спал, искала свое оружие, чтобы продолжить начатое. Она — страшная женщина. Она — убийца! Но у нее есть своя философия.

— У сумасшедших тоже имеется некая философия, у каждого — своя, — заметил, скрестив руки на груди, Рубин. — Повторяю, ты должен радоваться тому, что она исчезла. Пусть даже и на твой машине.

— А что мне с ее пистолетом делать?

— Спрятать. Да так, чтобы никто его никогда не нашел. Ну, все? Поехали?

— Так куда пистолет-то засунуть?

— В курятник, к примеру. Подальше, чтобы он никому случайно на глаза не попался. Хотя кто его искать-то будет?

— Не знаю.

— Правильно. Но спрятать его все же необходимо.

Герман еще раз заглянул в спальню, словно за время их диалога с Рубиным в его доме могли произойти некие изменения и в спальню невероятным образом вернулась Нина. Но — нет. Нины здесь не было.

Какое-то внутреннее чувство подсказало ему — открыть шкаф. И когда он сделал это и заметил на полке сумку, нервно рванул «молнию» и увидел под ее металлической разошедшейся ухмылкой пачки денег, то что-то в нем перевернулось и сердце вновь подскочило к самому горлу. «Она вернется», — подумал он.

И еще он решил, что ничего не скажет Рубину. Чтобы избежать новой порции его насмешек в свой адрес.

Внезапно Герман как-то разом успокоился, словно наличие денег таинственным образом оправдывало исчезновение Нины.

Пистолет они спрятали, яд — тоже. Герман, нервничая, прибрался на кухне, потом они с Рубиным вышли на залитое солнечным светом крыльцо, Герман запер двери дома на все замки, они сели в машину и покатили в Москву.