Бастард

Глава 7

Ронтр решил, что надёжнее всего будет отправить Адриана в Сарт. Это решение тут же одобрил Тар, да и сам Адриан тоже был не против выехать именно туда. На территории этого молодого королевства, змейкой тянущегося меж Хребтом Туманных Вершин на востоке, который отделяет остальные королевства от самого сильного и влиятельного на данный момент Мортремора, и Великим Ильредом на западе, всегда творилось нечто странное. Возможно, сказывалось обилие порталов в Бездну, которые давным-давно кто-то додумался переоборудовать в весьма своеобразные храмы. Так же там было множество мест, в которых скапливались огромные количества природной магической энергии, образовывая так называемые «гладкие камни» — платформы совершенно гладкого (как можно догадаться из названия) фиолетового или бирюзового кристалла, имевшие весьма неприятное свойство, а именно, притягивали к себе элементалей, которые, кстати, были замечены лишь в двух регионах: в знаменитых Мерцающих Пещерах Срединных Гор и, собственно, в королевстве Сарт. Раньше оно, правда, принадлежало Хариоту, однако в ходе известного во всём мире переворота, эти земли освободились из-под тяжёлой и весьма бестолковой власти короля Леона, который все деньги королевства тратил на развитие магической науки, однако обнаглевшие маги требовали всё больше и больше, разоряя казну, которая пополнялась за счёт простого люда, работавшего в шахтах плечом к плечу с немногочисленными гномами, которые по какой-то причине никак не желали переселяться к своим собратьям на север Ланда, сохраняя при этом очень шаткий мир с прочими подземными созданиями, такими как гоблины, кобольды и прочие. Но изредка эти твари выбираются наружу, и, бывает, даже устраивают логова в лесах, коих много в Сарте. Но это ещё далеко не все беды, которые избрали своей резиденцией сие не слишком большое королевство. Второй по масштабу трагедией для жителей Сарта является нежить. Иногда возникает такое чувство, что уставшие от вечных молитв и очищений жрецов Антара личи, ожившие скелеты и зомби приезжают сюда, чтобы отдохнуть от всего этого в тени раскидистых старых деревьев или же погреть косточки на тёплом солнце южных пустынных земель Сарта, где Ильред уже полноводен, но ему всё ещё не хватает сил, чтобы превратить жёлтые пески в цветущие леса и луга. Именно на юге расположены две знаменитые Охранные Башни Сарта, построенные ещё во времена правления Эйхке Великого. Эти массивные сооружения в ущелье защищают остальные земли королевства от набегов кровожадных, но немногочисленных племён минотавров, которые, кстати, тоже облюбовали себе территории рядом с Сартом, став ещё одной бедой для и без того претерпевших жителей этой страны. Единственным местом в королевстве, где было более менее спокойно, являлся север, но, как ни странно, никто не стремился туда. Видимо, жители Сарта были теплолюбивыми или уж слишком боялись Ледяной Пустыни, пусть их и отгораживали от неё Срединные Горы и территория Ланда с легендарным Дашуаром — единственным крупным городом по ту сторону гор. Единственный оплот людей, выстоявший под сокрушающим дыханием мертвых обледенелых просторов, которые не были нанесены ни на одну карту. А Леон не желал решать все эти проблемы, до сих пор большую часть денег сплавляя Малданской Гильдии, постоянно повышая налоги и ведя слишком праздный и вызывающий образ жизни, чтобы это осталось без внимания простого люда.

Именно горы этих проблем с особенным разгулом всех видов нечисти и зверья в том году подвели терпение сартовцев к точке кипения. Во главе восстания встал прославленный военачальник армии Хариота, известный в первую очередь по своим славным подвигам ещё в чине капитана. Ему удалось, командуя всего лишь одной ротой новобранцев, разбить наголову полк ветеранов Мортремора. Говорят, что тогда ему помогли тогда бесы из Бездны, но на самом деле всё было не так. Он никогда бы не прибегнул к помощи тварей оттуда, даже будучи на краю гибели, ведь его подвиги были так же известны, как и непоколебимость его принципов, основанных в основном на старых рыцарских кодексах, оставшихся в пыльных библиотеках времён Эйкхе. Неудивительно, что под командованием столь талантливого и знаменитого полководца восстание быстро приобрело такой масштаб, что у короля практически не осталось поддержки, и ему пришлось срочно подписывать договор с делегацией от восставших, по которому вся многострадальная провинция Сартская, а так же ещё несколько, становились независимым государством под общим названием королевство Сарт. Почему они выбрали в качестве общего наименования название самой невезучей провинции до сих пор остаётся загадкой, однако, Фортуна повернулась, наконец, к жителям бывшего Хариота лицом, не дав больше им лицезреть свой очаровательный стан сзади, а дав разглядеть прекрасные очертания профиля. Во главе новоиспечённого королевства встал ещё совершенно молодой король что, разумеется, не слишком понравилось бедным людям, уставших от постоянных бедствий, желавших уже увидеть на троне кого-то, кто сможет исправить их положение, кого-то, похожего на того самого легендарного полководца, который, к сожалению, был смертельно ранен в одной из стычек на подходе к столице Хариота. Эта подозрительность, тем не менее, скоро сменилась суетой — новый король объявил Всекоролевскую Ярмарку.

Его расчёт был вполне понятен — Ярмарка отвлечёт людей от недавно прошедшего восстания и гибели лидера мятежников, к тому же, позволит обогатиться казне за счёт беспрестанной работы постоялых дворов, а так же налогов, которые, кстати сказать, были установлены почти в два раза меньше, чем то было в Хариоте. Сами же крестьяне смогут продать те излишки товаров, что у них накопились за время распространения восстания и самого переворота, на вырученные деньги купив то, что было необходимо им самим, а оставшееся припрятать на следующие дни, ведь годы научили жителей Сарта быть бережливыми и запасливыми, никогда не знаешь, когда случится очередной набег гоблинов или когда волки снова погрызут стадо. Так же по задумке молодого короля вместе с ярмаркой должны были проводиться различные турниры и состязания в ловкости, силе и умении обращаться с оружием. Во время же подготовки к этому грандиозному событию, монарх распорядился снарядить экипаж к Хребту Туманных Вершин. Он собирался встретиться со старейшинами гномов. В чём заключалась суть того разговора известно лишь старейшинам и самому королю, но вот результат сразу оказался налицо: большинство гномов-ремесленников переселились в города людей, что сделало их товары более доступными в прямом смысле, а так же в плане цены, ведь теперь их не нужно было сначала доставлять на поверхность, а потом уже везти по небезопасным дорогам бывшей провинции Хариота к ближайшему городу. Но такое количество различных цехов могло привести к конкуренции, которая не всегда благоприятно сказывается на торговле, особенно среди гномов. Уж слишком эти горные карлики раздражительные и горячие, слишком быстро хватаются за свои обоюдоострые секиры. Но и это «неопытный юнец» предусмотрел, объединив их под общим названием Гильдии Ремесленников Сарта, что не убило конкуренции совсем, потому как кроме знака Гильдии на каждом изделии ставился ещё и знак конкретного цеха, но удерживало её на допустимом уровне, без нечестной игры и рукоприкладства. И, как ни странно, первым делом Гильдия принялась изготавливать военное снаряжение. Весьма рискованный ход, учитывая, что люди и так уже подустали от вооружённого восстания, но занятый приготовлениями к Ярмарке народ не заметил этой детали. Некоторые были даже рады видеть в городах бородатых весельчаков, с которыми жители Сарта уже много лет жили вместе.

И вот, спустя пять месяцев, началась, наконец, долгожданная Ярмарка. Расчёт молодого предприимчивого монарха оказался верен — люди совершенно забыли о своих бедах, преследовавших их на протяжении многих лет, полностью увлёкшись торговлей и зрелищами, обогащая самих себя, а так же своих знакомых или же просто крестьян из других деревень. Некоторые, правда, последним увлекались уж слишком сильно, такие уж сердобольные некоторые жители Сарта, и тратили всё до последнего медяка, в то время как самим продавать было уже нечего. И таких, справедливости ради надо сказать, было если не много, то прилично. Но монарх не собирался оставлять без своего внимания этих людей. Ему было совершенно не нужно, чтобы в первый же год его правления число нищих в королевстве возросло до такого количества, которого не видел даже Хариот. Он давал им шанс восстановит свой капитал, однако уже не работой на полях и редким торгом, а строительством, ведь некоторые переехавшие в города гномы с радостью брали себе учеников, к тому же люди Сарта всегда славились тем, что могли в краткие сроки освоить совершенное новое дело. Никто из крестьян не остался обиженным новым правителем.

Стоит также упомянуть и о состязаниях, которые так часто устраиваются одновременно с ярмарками. Чтобы поучаствовать в них из своих небольших имений выехали рыцари баронов, а так же те, кому ещё не посчастливилось обзавестись собственным домом и землёй. Вопреки народной молве, новый король устроил эти турниры не только ради потехи. Его доверенные люди высматривали среди странствующих, а так же оседлых воинов тех, кому впоследствии предстояло встать во главе знаменитого Зала Мечей и не менее известного Объединения Вольных Стрелков. Но тогда эти герои всевозможных баллад и сказаний были в основном представителями обедневших и безземельных вельмож, лесничих и просто любителями приключений. Тех, кто удостаивался внимания слуг короля, вскоре созвали в столицу Сарта, где был проведён Вертранский Турнир, в котором принял участие сам король, показав весьма неплохие навыки обращения с холодным и стрелковым оружием, а так же приверженность, как законам рыцарской чести, так и негласным кодексам рейнджеров, что подняло его в глазах поданных. Он стал для них уже не просто «юнцом на троне», а символом того, что их страна перерождается, символом её светлого будущего. Недаром ведь на широком щите монарха красовался геральдический феникс. После этого турнира все участники по собственному желанию присягнули на верность короне. Это был поистине славный день, навсегда вписавшийся на страницы истории Сарта.

В рекордные сроки был возведён в Вертране Зал Мечей, двери которого всегда открыты для тех, кто хочет научиться не только мастерски махать заточенной железкой, но и уметь владеть собой, контролировать свои чувства, обучиться грамоте, развить кроме тела и духа, так же интеллект. Тогда же появилось и Объединение Вольных Стрелков, главный лагерь которых располагается в лесах близ Великого Ильреда. Точнее месторасположение его не сможет указать никто, кроме самих стрелков, но они не спешат это делать, окружая всех своих товарищей своеобразной дымкой тайны и загадочности, может даже романтичности. Хотя и у воспитанников Мастеров Меча, и у вольных стрелков и без того отбоя не было от воздыхательниц. Однако это были далеко не единственные организации, которые сейчас процветают под знаменем короля. Монарх решился на весьма странный поступок, основав Гильдию Магов Сарта. Из-за малданцев люди и так недолюбливали магию, боясь повторения печальной истории. На короля тут же обрушился целый поток просителей, умолявших одуматься и распустить бородатых чудаков в остроконечных шляпах, но молодой король проявил поистине железную волю, справедливо полагая, что против него сейчас уж точно не поднимут восстания, да и пока особых поводов для сильных волнений не было. Одинокая башня стояла ближе к северным землям, где из-за соседства с Ландом, все правители которого были магами, люди были более толерантны в этом плане. Волшебники же не особо любили выбираться в свет, предпочитая выходить из своей окутанной грозовыми облаками (трудно устранимой проделки одного из учеников) лишь в крайних случаях, занимаясь исследованиями и обучением тех редких кадров, что по своей воле приходили к ним в поисках знаний или же просто из желания овладеть тайными искусствами. Как оказалось, магиков в своём королевстве монарх тоже решил завести не просто так, а с целью, которая вскоре объяснила это рискованное предприятие — члены Гильдии исследовали и изучали сложнейшую технологию наложения чар на оружие, доспехи, а так же на сельскохозяйственные и кузнечные инструменты, что позволило бы хоть немного уменьшить затраты крестьян на новые плуги и упряжи, что, казалось бы, должно принести казне убытки, но некоторые разом полюбившие магов люди тут же устремились ближе к ним на север, где было ещё относительно много не обработанных земель, да и открывшиеся на рынках, славившихся тем, что на них можно найти всё, что угодно, магические лавки тоже приносили существенный доход, так что исследования и потери от малой продаваемости инструментов быстро окупились. Мастера Меча и лучшие рейнджеры вольных стрелков с радостью приобретали себе высококачественное заколдованное оружие, чары с которого не мог снять даже сам их наложивший маг, не говоря уж о малданцах, поносившихся сейчас в народе самыми нечистыми словами, какие только решались произносить такие простодушные люди, как народ Сарта.

Ещё одним пространным действием нового монарха был пункт в договоре между Хариотом и Сартом о том, что вся армия Хариота остаётся именно у него, а не переходит под власть появившегося королевства, что несколько опечалило солдат, однако молодой монарх с радостью принимал их в своё королевство с одним единственным условием — они либо становились обычными крестьянами, работая на полях, идя в ученики к гномам или же, если никак не могли расстаться с воинским ремеслом, шли в Зал Мечей. Большинство, как ни странно, выбирали первый путь, хотя никто уже и не помнил, когда в последний раз воевал Хариот с кем-нибудь, а значит, война им надоесть не могла…в отличие от унылой службы в регулярной армии. Многим может показаться, что таким образом монарх превратил своё королевство в лакомый кусочек для захватчиков, особенно для амбициозного правителя Мортремора, но для того, чтобы достичь территории Сарта армии пришлось бы преодолеть негостеприимные горы, всегда славившиеся своей труднопроходимостью, да и гномы бы сделали жизнь солдат невыносимой во время этого перевала, а воевать с карликами на их территории было гиблым делом — никто лучше самих рудокопов не знал эти горы, скалы, ущелья и пещеры. Им ничего не стоило заманить противника в ловушку под своды грозившей вот-вот обвалиться старой шахты, а самим улизнуть ещё до обвала в тайный проход, вырытый когда-то смекалистым шахтёром. И если незадачливым воякам всё же удастся перейти Хребет, то на них бы обрушились все несчастья, преследующие изо дня в день жителей Сарта. Однако народ королевства кое-как всё же научился с ними бороться, а вот для полков Мортремора они будут весьма и весьма неприятным сюрпризом, который проредит строй славных воинов ещё больше. Но если случиться такое, что силы воли солдатам будет не занимать, и им удастся дойти таки до какого-нибудь города, то задолго до их подхода за стенами и на них уже соберутся все воспитанники как Зала Мечей, так и Объединения Вольных Стрелков, которые с радостью встретят возможность заслужить себе славу и признание не только благодаря борьбе с личами, волколаками и медведями один на один, но и в бою под знаменем своего короля, ведь стоит только монарху узнать о серьёзной опасности, угрожающей тому или иному поселению в его владениях, как тут же он назначает награду тем, кто встанет на его защиту, справедливо полагая, что честь и слава это, конечно, хорошо, но жить ведь тоже на что-то нужно, да и новое оружие стоит вполне материальных золотых, а не сказаний о великих свершениях. Именно эти награды служили основным средством управления всеми теми воинами, что сейчас ходили по дорогам его королевства. Стоило только появиться в окрестностях какому-нибудь слишком многочисленному отряду нежити, как тут же, король приказывал дать вознаграждение тому, кто выяснит, в чём заключается причина. И если ей являлось старое заброшенное кладбище, коих много на территории Сарта было, есть и долгое время ещё будет, то он снова обещал приличную сумму тому или тем, кто избавит народ от напасти, ведь если скелеты бродят по полям и ближайшим лесам, то людям будет совсем не до работы, а это непорядок. Сам король, как ни странно, тоже редко отсиживался в стороне, отправляясь в свою резиденцию в том месте, коему угрожала опасность. Благо, их построили и обустроили в каждом более менее крупном поселении, вдохновляя «героев королевства» своим присутствуем. В общем, любую армию, посмевшую перейти Великий Ильред, Срединные Горы или Хребет Туманных Вершин, ждали все напасти, которые только могли обрушиться на армию захватчиков, но даже самых сильных духом и телом солдат ждало впоследствии поражение от клинков умелых воинов Зала Мечей и стрел с зелёным оперением вольных стрелков. Беды Сарта стали его защитой. Новый король — настоящим лидером, которого любили и уважали, который вёл за собой и которому починялись. Под его знамёнами шли на подвиги, за него раз за разом поднимались кружки в тавернах, его имя славили барды.

Ах да, в королевстве существовало ещё одно совершенно уникальное заведение, успевшее прославиться ещё во времена, когда все эти земли принадлежали Хариоту, а на троне гордо восседал Эйкхе Великий — Школа Бардов. В её стенах воспитывались лучшие трубадуры и мастера слова. Большинство придворных музыкантов во всех королевствах имели за плечами обучение именно тут. Бывало, туда заглядывали даже эльфы, поражаясь красоте музыки, извлекаемой из самых различных инструментов теми, кто навсегда остался там, чтобы обучать следующие поколения прекрасных поэтов. По возвращении на родину они часто вспоминали эти звуки, людей, саму Школу, умных и жаждущих знаний учеников, словесные поединки и поистине прекрасные музыкальные вечера. Тирнад — город, где располагалась школа — уже давно стал культурной столицей Хариота, а теперь этот прекрасный город близ самого крупного из притоков Ильреда — быстрой и полноводной Лиги, спускающейся с вершин Хребта, принадлежал Сарту, но по-прежнему оставался местом, куда стремились все творческие люди со всех концов мира. В Тирнаде можно было встретить самых разнообразных путешественников: здесь были и чистокровные черноволосые ландестеры, и загорелые жители Султаната, и диковатые кочевники равнин Даруана, и всегда верные своим обычаям Вольные, и представители народа Княжества Шан с волосами цвета самой золотистой пшеницы да ярко-голубыми глазами, и бородатые гномы, и даже гордецы-мортреморцы. Об этом городе знали все и любой, кто когда-нибудь выходил на дорогу не только махать мечом, считал своим долгом побывать в славном Тирнаде. Особенно многолюдно в этом городе было на Праздник Музыки — грандиозного торжества, которое устраивалось каждый год во втором месяце весны и длилось целую неделю. Никто не выходил в эти дни на работу, все веселились, услаждали слух прекрасной музыкой, а животы — не менее прекрасной едой. Улицы заполнялись зеваками, торговцами, художниками, поэтами и музыкантами, а были и такие блистательные личности, совмещавшие в себе все три последних призвания, умудряясь при этом быть так же и в ряду первых, и не уступать вторым в изворотливости. Но всех этих людей объединяло одно — сейчас они собрались на Празднике Музыки. Кого-то из них потом разведут дороги, но кто-то найдёт себе верного друга или же вечную любовь. Здесь ждали каждого, никто не был лишним.

Именно в канун этого праздника и прибыл в Тирнад Адриан. Среди приехавших сюда путников уже было весьма легко затеряться, хотя до начала торжества оставалась ещё почти целая неделя, но приготовления к нему уже развернулись в полную силу. Ставились шатры, на скорую руку сооружались небольшие ларьки и сцены, на которых предстояло выступать приехавшим сюда музыкантам, уже во всю распевавшихся у здания Школы, изредка бросая в адрес конкурента колкие эпиграммы. Под тенью деревьев в небольшом парке, коих много было раскидано по городу, увлечённо играли в шахматы почтенного вида старики, на дальней скамейке не менее увлечённо целовалась парочка молодых людей, юноша, судя по одежде, был бардом, а девушка — не слишком знатной дворянкой, жившей, скорее всего, в домах ближе к Каменному Цветку (так назывался дворец, и это название, надо сказать, полностью оправдывалось — дворец был прекрасен, как дикий цветок, но взять его было не легче, чем какую-нибудь крепость), и сбежавшей из-под отеческого крыла на волю в поисках новых ощущений, где пташку тут же зачаровал своей речью умелый птицелов. Адриан решил отправиться через парк, но свернул, немного не дойдя до той скамейки, тактично решив не мешать молодым людям. Он прошествовал уже и мимо Школы, и мимо рыночной площади, и прошёл слишком далеко от дворца, что бы быть одним из его посетителей, а, значит, могло быть лишь одно место, куда направлялся бастард, нагло игнорируя главные достопримечательности города — Таверна «Кость и Стрела». Это было единственное в Тирнаде заведение, где во время Праздника Музыки можно было встретить тех, кто всегда носит с собой не лютню и флейту, а меч да колчан со стрелами. Только там собирались воины Сарта, чтобы отдохнуть от долгой дороги и тяжёлых сражений. Только там можно было найти тех, кто готов пойти в древний склеп, чтобы немного помахать там мечом, взбудоражив местную нежить. К тому же и ночлег, и еда с выпивкой были тут куда дешевле, чем в других заведениях такого рода, из-за чего почти все жители считали его недостойным своего присутствия, включая и бардов, и дворян, и торговцев, и самых обыкновенных обывателей, ведь у Тирнада было ещё одно название — Город Где Нет Нищих. И это тоже было весьма справедливо, здесь действительно все могли позволить жить себе не побираясь, здесь не было вонючих грязных и душных «муравейников», где люди ютятся чуть ли на головах друг у друга. Здесь не было ни одного попрошайки, потому что здесь случайные заработки считались честью, символизируя принадлежность к деятелям искусства. Бедность здесь не была пороком, а нищеты, как было сказано выше, не существовало.

Адиран вышел из-под спасительной тени деревьев и направился прямиком в таверну, находившуюся на той стороне мощёной камнем улицы Пяти Струн. Этот недолгий переход, правда, чуть не стоил принцу головы, пары сломанных рёбер и синяков. Дело в том, что уже поддавший лишнего стражник с алебардой едва не срубил голову бастарда, развернувшись. К счастью, Адриан успел во время пригнуться…а потом ещё раз, потому что блюститель закона снова лихо повернулся на пятках, решив посмотреть на действо, которое разворачивалось на втором этаже дома. Из открытого окна на мостовую ловко спрыгнул лишь наполовину одетый юноша без башмаков. Вслед за ним с бранью и криками полетели остальные предметы его одежды, судя по которым он тоже принадлежал к братии странствующих и не очень музыкантов, после посуда и горшки с цветами. Один из них, весьма увесистый надо сказать, летел прямо в принца, но тот снова чудом избежал увечья, ловко отпрыгнув в сторону. Но и тут приключения на голову принца обрушились в буквальном смысле. Из мимо проезжавшей повозки выпал мешок с овощами, которые незамедлительно рассыпались по дороге. На одном из помидоров Адриан поскользнулся и почти загремел на камни, но резким движением в качестве опоры использовал ножны меча, которые он отстегнул от пояса. Он поднялся и отряхнулся, повесил ножны обратно на пояс, а незадачливый хозяин телеги даже не подумал обернуться и извиниться, преспокойно поехав дальше и браня непутёвого бродягу, лезущего под копыта. А вот вышвырнутый из окна бард поспешил подойти к принцу.

— Вы в порядке, сир? — окликнул бастарда менестрель, на ходу натягивая сапоги и заправляя в них уже надетые цветастые штаны.

— Да, вполне, благодарю, — Адриан вежливо кивнул барду и собирался пойти по своим делам, но молодой музыкант не собирался его оставлять.

— Ух ты, знатный у вас меч! Хоть и в простеньких ножнах, но всё равно сразу видно, что это славное оружие! — воскликнул юноша. Бастард поспешил одёрнуть свой плащ, чтобы тот прикрыл ножны.

— Ничего необычного, качественных клинков сейчас полно. А теперь, позвольте, мне нужно…

— Вы идёте в «Кость и Стрелу»? К старому Лерджи? Нас с вами по пути, — бард широко улыбнулся и, застегнув последние пуговицы на простеньком чёрном кафтане без рукавов, плохо сочетающимся со штанами, потянул бастарда ко входу в вышеупомянутую таверну.

Обычно в таких заведениях, где собираются исключительно бравые вояки, жутко душно и вообще довольно противно. Всё время слышится нецензурная брань, звуки драки и залихватские похабные песенки, но это место просто ломало установленную систему. Общий зал был настолько опрятным, насколько это было вообще возможно в тавернах. Ни одного сломанного стола, ни одного пьяного, валяющегося под этим самым столом. Наверное, сказывалось то, что в Сарте не было простых наёмников, все они были либо выходцами из Зала Мечей, где на первых же занятиях учили манерам и сдержанности, что роднило всех воспитанников с паладинами Антара в Ланде, либо членами Объединения Вольных Стрелков, которые вообще предпочитали вести себя тише воды, ниже травы, из-за чего некоторые могли недооценить их мастерство, но, как говорится, самый опасный враг тот, кто думает, слушает и молчит. Нельзя сказать, что Адриан был разочарован, можно даже утверждать обратное, но то, что он удивился это, безусловно, чистой воды правда. Молодой бард тут же протащил принца мимо двух составленных между собой столов, за которыми на длинных скамьях сидели одетые в обычную повседневную одежду горожан воины. То, что они воины, можно было без труда определить по оружию, висевшему у них на поясе или стоящему рядом. Они с аппетитом ели, утоляли жажду элем, мёдом и пивом из больших кружек, рассказывали друг другу шутки и истории о свершениях. Часто раздавались раскаты смеха, но не громоподобного и безобразного, к коему привык уже принц, часто путешествуя инкогнито по своему королевству и останавливаясь в придорожных тавернах. Этот смех был искренним, но каким-то не таким, вежливым что ли. За столиками поменьше сидели вольные стрелки. Они, в отличие от рыцарей Зала Мечей, никогда не расставились со своими лёгкими и удобными доспехами, как и с зелёными плащами. Разве что сейчас на их головы не были накинуты капюшоны, и можно было понять, что они о чём-то тихо говорят хотя бы по едва шевелящимся губам. Из дальнего угла таверны, где была небольшая пристройка, примерно равная двум комнатам здесь, доносились звуки, привычные для тех, кому приходилось видеть кулачные бои: удары, тяжёлое дыхание и торжествующие крики победителей, наравне со стонами побеждённых. Вошедшие не вызвали у мирно обедающих путешественников никакого интереса, лишь подтянутый, но старый уже человек в сером фартуке поднял на них глаза. Бард приветственно махнул ему рукой, но хозяин таверны лишь грустно усмехнулся и покачал головой.

— Я слышал шум на улице, тебя выставила за порог Зильда?

— Не за порог, я вылетел из окна подобно птице, ощипанный, но непобеждённый, — гордо заявил бард и стукнул себя кулаком в грудь. Улыбка, красовавшаяся на его лице, могла свидетельствовать о том, что этот полёт был величайшим триумфом в его жизни.

Лерджи снова покачал головой.

— Эх ты, пора бы тебе уже покидать Тирнад, дурень. Если тебя в Школу не приняли, то тебе тут ничего уже не светит, сам знаешь. У тебя даже лютни нет, какой из тебя бард?

— Лучше, чем все эти обалдуи, напялившие на себя нелепые наряды и шапки с перьями, да считающие себя теперь великими музыкантами и поэтами. Они не стоят даже моего плевка в их сторону! — вспыхнул тут же юноша. Этот маленький бард выглядел очень забавно, несмотря на то, что в его глазах полыхал настоящий праведный гнев.

— Ладно-ладно, — старик поднял руки, но было видно, что неудачливый молодой человек его ни капли не убедил, в глазах Лерджи он всё ещё оставался всего лишь маленьким бардом, — ты сегодня снова собираешься снимать тут комнату и обедать? У тебя деньги ещё остались? — юноша презрительно фыркнул.

— Если бы у меня оставались деньги, то это значило бы, что я был плохим мужчиной для Зильды.

— Будь ты действительно мужчиной, то взялся бы за голову, а не вылетал из окон и дверей чуть ли не каждую неделю. Но суть всё та же, у тебя деньги есть? — юноша повесил нос и покачал головой. — Тогда прости, но мне придётся тебя выпроводить. Ты и так уже порядком мне должен, а старику Лерджи тоже надо на что-то жить, да и личность твоя уже слишком во многих местах засветилась. В других заведениях тебя бы даже на порог не пустили, а я жалел, думал, что ты одумаешься, но нет, поэтому, ещё раз прости, но если нет денег, то и ночлега тебе не видать.

Бард провёл рукой по урчащему животу.

— И даже не покормишь по старой дружбе? — Хозяин вздохнул и хотел уже крикнуть что-то жене, в поте лица трудящейся на кухне, но тут юноша развернулся и направился к выходу. — Ну и Бартас с тобой! Мне не нужны твои подачки, я и сам справлюсь!

Адриан догнал его уже в дверях, когда бард хотел в последний раз обернуться и процитировать какую-то обвиняющую фразу, предназначенную хозяину таверны, чтобы пробудить в нём лучшие человеческие качества и в случае, если это не подействует, призвать на его дурную голову гнев богов. Юноша удивлённо посмотрел на спутника, про которого уже забыл, но не спешил сменить гнев на милость.

— Чего тебе? Тоже решил посмеяться надо мной? Ничего, я ещё всем вам докажу, что я великий бард!

— Я хотел предложить заплатить за тебя… — спокойно начал Адриан, но его тут же снова прервал взвинченный юноша.

— Не нужно мне ничьей помощи! — принц удивлённо поморгал, но быстро пришёл в себя.

— Тогда будем считать это услугой за услугу. Я помогу тебе, а ты мне.

— И какую же помощь я должен буду тебе оказать?

— Расскажешь мне о посетителях таверны, пока мы будем обедать, — небрежно бросил бастард первое, что пришло в голову.

Бард тут же оживился и с радостным видом снова потащил принца к сойке. Лерджи был не мало удивлён, снова увидев одного из не самых любимым постояльцев, да ещё и с каким-то неизвестным типом, который не хотел отрывать своего лица, хоть и не был вольным стрелком, т. к. носил не лук, а меч. Старик подозрительно сощурился.

— Будьте добры нам две порции…

— Нам как обычно, Лерджи, — прервал бастарда юноша и тут же утянул за собой Адриана, усадив его за самый дальний столик, ещё не занятый вольными стрелками.

Принц обвёл внимательным взглядом из-под капюшона весь общий зал таверны, на который отсюда открывался отличный вид, позволявший охватить всё помещение за раз кроме пристройки с бойцами, за что бастард тут же мысленно поблагодарил барда. Адриан перевёл взгляд на сидевшего в самом центре скамьи массивного воина с окладистой рыжей бородой, в которой уже прорезались седые пряди. Блестящая же кожа на голове напротив пугала своей абсолютной лысостью, особенно при таком освещении, когда из-за света, падающего из окна, череп его казался и вовсе голым, даже не покрытым кожей. Бард перехватил взгляд принца и откинулся на спинку немного грубо сработанного, но удобного стула, сложив руки за головой.

— Это Сэр Хельд Огнебородый. Прозвище своё он получил понятно за что, — бард шутливо провёл двумя руками по чисто выбритому подбородку и после по воздуху до середины груди, изображая бороду рыцаря, — особых заслуг у него нет. Так, понемногу нежить истреблял, один на один победил медведя, но этим тут каждый второй может похвастаться. В общем, личность не достойная даже одной строчки в балладе, — юноша потянулся, блаженно прикрыв глаза. — А вот человек рядом с ним, его брат, с рыжими кудрями, Сэр Джеймс Победитель Вампиров. Вот он достоин внимания, но, к сожалению, о нём уже написали песню, хотя, невелика потеря, — бард небрежно махнул рукой.

Адриан кинул быстрый взгляд на человека, который был немногим младше Хельда, лет тридцати трёх, с правильными волевыми чертами и шрамом от когтей, уродовавшего ему лицо. Видимо, старая память о том, в честь кого он получил своё гордое прозвище.

— Можешь рассказать мне о нём побольше? — принцу было действительно интересно, но в свой голос он постарался вложить как можно больше небрежного безразличия, как его учили во дворце.

— Ну, почему бы и нет, раз пока рот пока нельзя занять едой? — вторую часть он произнёс более громко, чтобы её расслышал Лерджи, но тот только покачал головой, бард обиженно поджал губы. — Он родился в Хариоте, участвовал в восстании, а после пришёл к стенам Зала Мечей, где тут же разглядели в нём потенциал и принялись обучать всему и вся. Он стал одним из лучших рыцарей, говорят, даже почти попал в круг Мастеров Меча, но почти не считается. Сначала брался, как и многие, за не слишком опасные дела. Занятия это, конечно, хорошо, но опыт всё-таки нужен каждому, а те, кто не согласен, уже давно покоятся на кладбище, пополняя в скором времени ряды нежити. Вот однажды он решил получить вознаграждение за зачистку небольшого семенного склепа, где, судя по всему, завёлся обыкновенный крикун или зомби в цепях, мешающий людям спать и не на шутку пугающий их жуткими стонами и уханьем. Когда он прибыл в селение, крестьяне тут же приняли его как бога, самолично спустившегося на землю, да и вид у него, если честно, был соответствующий — сверкающие латы, знатный боевой жеребец, большой щит с девизом и гербом, меч с прекраснейшей гардой, — бард мечтательно закатил глаза, представляя себе образ рыцаря, будто сошедшего с древних гравюр, но тут же откашлялся и продолжил своё повествование, — он доехал до кладбища, где стоял склеп, там спешился. Надо сказать, у дряхлого забора собралось довольно много народу, но как только послышались первые звуки боя, они тут же бросились бежать, кинув своего славного спасителя на произвол судьбы. Крикун там, кстати, всё же был…раньше, до того, как в склепе поселился древний вампир. Поединок был знатным, в конце склеп даже обрушился, а Джеймс отрубил ему голову, вылез из-под обломков, весь в пыли и крови, показав своё трофей вернувшимся людям, тут же упал, разве что не замертво. К счастью, упырь его покусать не успел, и поэтому Сэр Джэймс получил свой грозный титул. Как я уже говорил, о нём написана песня, весьма средненькая, я бы смог лучше, но зачем мне писать о подвигах, которые уже были описаны? На этом славы и денег не заработаешь. Остальные здесь собравшиеся не слишком прославлены, на их счету нет подвигов, да и вообще сюда не часто такие заглядывают, посему я спрашиваю себя порой, что я здесь забыл? А я всё жду, пока придёт сюда достойный о себе сказаний. Пока я сердцем не почую, что вот оно — моё спасенье, что вот он — тот герой, что сможет вдохновить меня на написанье! — бард торжественно замолчал и наклонил в голову в сторону единственного человека, который сейчас услышал его тираду — Адриана. Принц похлопал.

— Браво!

— Благодарю, хоть один человек здесь ценит настоящее искусство, а не те «джентельменские песенки», которым учат в так называемой «великой Школе Бардов Тирнада». Бред да и только. Туда идут лишь полные бездари.

— Тогда почему же ты сам туда пытался попасть, а? — усмехнулся Лерджи, решивший сам принести обед и выпивку своим посетителям, у стойки было невероятно скучно.

— Маленький камешек способен вызвать лавину! Именно на это я и надеялся, но, они побоялись нарушить свой закостенелый порядок. Ну и Бартас с ними со всеми! Мне не нужна никакая Школа, я сам себе дорогу в этом мире пробью! Помяните моё слово! — бард грозно потряс кулаком.

— Поешь сначала, а то уже худой совсем, скоро даже этот старый камзол спадать будет, — покачал головой хозяин таверны и отправился обратно к своему привычному месту.

Бард поспешил последовать совету, как и принц, на которого юноша изредка поднимал глаза, отрываясь от еды, видимо, ожидая, что бастард скинет свой капюшон, но тот не спешил этого сделать, и бард, пожав плечами, решил пока не выведывать у неожиданного спутника причину такой скрытности. Адриан ел не спеша, с аристократической утончённостью и сдержанностью, бард же уплетал за обе щёки, заливая всё это солидными порциями эля, который здесь был весьма и весьма не плох. В итоге, через пару минут юноша уже поставил на стол пустую тарелку и не менее пустую кружку, а Адриан только доедал половину своей порции, пригубив пару раз эль. Видя такую медлительность, юноша решил занять себя наилюбимейшим из своих занятий — поболтать с самим собой. Он всегда умел это делать, зная, что кто-нибудь да услышит его, может быть подчерпнёт для себя что-то новое и интересное, а может и просто пройдёт мимо, но на таких бард уже привык не обращать внимания, считая их просто неспособными понять его мысли.

— Знаешь, меня всегда вот удивляли эти ребята. Они ведь намеренно идут рисковать своей жизнью ради благосостояния других. Причём не всегда делают это только ради денег, иногда и вовсе не смотрят на награду, только из чистых рыцарских побуждений. Они погибают, но на их место становятся другие. И это будет повторяться без конца. И о них складывают баллады такие, как я. И при этом эти парни с пиками наперевес приносят пользу, в отличие от нас, но я всё равно, зная это, пошёл не в рыцари, а в барды. Знаешь почему? А потому, что просто не смог бы так, как они. Никогда не смог бы. Поэтому люди делятся на бардов и героев. Есть те, кто может совершать великие поступки, а есть те, кто может лишь рассказывать и петь о них, никогда не решаясь самому совершить что-нибудь подобное.

— Если бы не было бардов, и никто бы не записывал подвиги этих героев, то новые рыцари никогда не пришли бы на смену прежним. Если никто не вдохновляет, то никто и не идёт. Всё время заботиться лишь о материальном благе нельзя, чем и занимаются рыцари, казначеи и все остальные. Нужно не забывать и о культуре. Первые рыцари были придуманы именно такими парнями как ты, которым не хватало славных подвигов и романтики в жизни, поэтому они их придумали. Без вас не появилось бы ни настоящей любви, ни настоящих рыцарей, — Адриан ободряюще улыбнулся поникнувшему барду, но тот этого не увидел.

— Ты действительно так думаешь?

— Да, — принц уверенно кивнул, отодвигая уже пустую тарелку в сторону. Она тут же испарилась со стола вместе с монетами. Вернее, показалось, что испарилась, на самом деле просто все хозяева подобных заведений бывают половчей некоторых членов Лейтанской Гильдии.

— Может, ещё о ком-нибудь хочешь спросить? — поспешил перевести тему бард. Он уже корил себя за то, что разоткровенничался перед этим незнакомцем, но по-другому юноша не умел общаться с людьми. Либо дистанция слишком короткая, опасная, с которой легко воткнуть кинжал прямо в спину, либо непреодолимая, какую не пройдёшь и за всю жизнь.

— Вон там, в углу сидят двое, — Адриан кивнул в сторону ещё одного маленького столика в тёмном углу зала, за таким же сидели и они сами.

Бард посмотрел туда, сглотнул и тут же отвернулся.

— А вот их я не заметил.

— Кто это? — Адриан поднял брови. Такая реакция менестреля его удивила.

— Одни из самых странных типов, коих когда-либо носила земля Сарта. Они оба прошли восстание, были на передовых позициях, смогли вести за собой многих людей. Но лидер нашей освободительной войны никогда не подпускал их ближе, чем к командованию небольшими отрядами, потому что не доверял и опасался. Хотя они вроде бы и не давали повода для этого, но их мастерство было слишком высоко, чтобы безбоязненно дать им командовать восставшими с более высоких позиций, да они, по правде, никогда к этому и не стремились. Не обманывайся видом человека в мантии, — юноша кивнул в сторону человека лет двадцати шести с ёжиком коротких жёстких волос песочного цвета, — он не так молод, как кажется. По наряду легко догадаться, что он маг. Один из тех, кто первым вступил под своды башни, где Гильдия Магов располагается. Говорят, что это он напустил те тучки, которые никто разогнать не может, — бард усмехнулся, — но я не верю в это. Он слишком солидный для этого что ли. Ходят слухи про него, много разных слухов. То он некромант, то демонолог, то ещё не пойми кто, но одно про него известно точно — если бы захотел, то с лёгкостью бы встал во главе всех наших магиков. А так даже имя назвать никто не может. Всё клички. Бродяга, Скиталец, Странник. Он много путешествовал до того, как окончательно прижился у нас, до восстания, говорят, даже у эльфов побывал. То-то его гномы не особо-то привечают в своих мастерских.

— Он так известен, но лично о нём никто ничего не знает, да?

— К сожалению, да. Как и о его делах. Поэтому о нём не написано ни одной баллады, даже самой маленькой шутливой песенки. Просто никому неизвестно, любит он шутки или нет.

— Занимательная личность, интересно, что могло его сюда привести? — задумчиво проговорил Адриан, внимательно вглядываясь в лицо мага, который сейчас что-то говорил сидящему рядом человеку с жёсткими чертами. Его смолистые волосы спадали почти до плеч, зачёсанные назад, открывали высокий лоб, который уже начинали бороздить морщины. Две пряди были закручены в короткие косички с обеих сторон его лица, на котором особенно ярко выделялись льдисто-голубые глаза. Он явно не был коренным жителем Сарта, больше походя на ландестера, однако Адриан его не знал. Рядом со стулом этого человека стояли ножны. В них покоилось два немного искривлённых меча. Принц узнал их — таким оружием пользуются эльфы, однако эти клинки были более массивными, явно выкованные как специальный заказ или же подарок, но бастард знал, что эльфы никогда не дарят оружие. Браслеты, книги, камни, прочие красивые безделушки — остроухие никогда не скупились на них, но никогда ещё Адриан не слышал о ком-либо, кто получал в подарок от народа лесов их оружие.

— Я слышал, что в окрестностях Тирнада что-то уж слишком всполошилась нежить. Все думают, что это лич или спятивший некромант, что по сути одно и то же. Укрыться ему есть где — полуразвалившийся от времени замок старого барона. Отличное убежище для подобных типов, как думаешь? — принц коротко кивнул. — Вот и я о том же. Но мне всё же кажется, что зря люди на себя ещё и проклятья некроманта насылают. Я был в том замке дважды. В первый раз забрёл туда по чистой случайности и вылез едва живой от страха, хоть не встретил никого, ни мертвецов, ни тем более кого-то живого, но завываний ветра и шорохов мне на всю жизнь хватило, поэтому я зарёкся туда ходить. Но судьба посмеялась над словом, данным самому себе, и мне пришлось заглянуть туда ещё раз. Буквально пару дней назад, вместе с Зильдой, от которой я сегодня ушёл. Мы долго плутали по коридорам замка, а потом уединились, — он смущённо откашлялся, но вскоре продолжил, — так вот, очень странно, но я не заметил ни одной каменной горгульи, к которым, судя по моим прошлым наблюдениям, бывший владелец тех руин питал сильную слабость. Когда я на одну из таких в темноте наткнулся, то едва…в общем, это неважно. Суть остаётся одна — статуи этих тварей куда-то делись. Хотя, не факт, что это были обычные статуи. Тело барона ведь так никто и не нашёл, он в один не слишком прекрасный день просто взял и исчез. Часто шепчутся в последнее время, что он стал вампиром, уж очень странные привычки были у него, да и личностей подозрительных в кругу общения было уйма, наверняка и кровососы среди них были, вот и покусали барона. Пропажа горгулий только ещё раз подтверждает, что слухи — не всегда просто слухи. Ведь только вампиры могут оживить этих тварей. Я видел несколько трупов, не похоже, что бы их рубили ржавым оружием или рвали человеческими руками и зубами. Они были распилены, будто косой, а следы когтей явно не человеческие, да и ни один обыкновенный зверь не мог таких оставить. Уж я то знаю, никак отец у меня был охотником.

Адриан задумался. Новость о возможном появлении вампира в округе не слишком радовала его, но давала отличную легенду — славный воин прибыл сюда, чтобы повторить подвиг Сэра Джеймса и избавить окрестности от жуткого кровопийцы.

— Ты думаешь, что они пришли сюда, чтобы проверить замок?

— Да, почти уверен, — пожал плечами бард, — насколько я знаю, все остальные тут уже вернулись со своих подвигов и сейчас просто ждут Праздника Музыки, чтобы потратить заработанные ратными делами деньги. Они же наоборот прибыли накануне, буквально пару дней назад. Я слышал, что они в городе, но никак не думал встретиться с ними лицом к лицу.

— Они оба настолько известны?

— Не столько известны, сколько окутаны тайнами, а это всегда людей привлекает, заставляет говорить о них. И, кстати, их скорее всего трое, а не двое.

Адиран оглядел зал, но никого, кто бы вписался в компанию мага и человека с двумя мечами не заметил.

— Трое? Где же тогда третий? — принц перевёл вопросительный взгляд на барда, тот весело улыбался.

— Не пытайся найти его, думая будто он похож на своего брата.

— Брата?

— Да, того, о ком я ещё ничего не рассказал. Да и не расскажу, потому что знаю о нём ещё меньше, чем о Скитальце. Зовут его Дезард, без сэра, потому что он не рыцарь Зала Мечей, хотя оружием владеет получше некоторых Мастеров. К Вольным Стрелкам он тоже не относится, однако стреляет тоже весьма и весьма неплохо. Я видел его на одних состязаниях. Четыре из пяти выстрелов точно в яблочко. Там же увидел и как он сражается на мечах. Правда, два ему взять не разрешили, сославшись на правила, но противнику это всё равно не помогло. Этот парень настоящий демон! Я ещё ни разу в своей жизни не видел такого быстрого поединка. Всего лишь парой движений ему удалось обезоружить своего оппонента, причём это был не просто какой-то безызвестный молодой рыцарь, а закалённый во многих боях с нечистью Сэр Лид Железный Кулак, который, кстати, получил своё прозвище именно за то, что ещё ни одному человеку не удалось лишить его оружия. Рыцарь потом утверждал, что Дезард применил магию, но это было невозможно — на таких турнирах всегда ставят блокады. Ни до, ни во время, ни после поединка он не сказал ни слова. Да и вообще никто не слышал, чтобы он хоть что-то говорил, даже сейчас, посмотри, когда маг с ним разговаривает, он молчит, — принц бросил короткий взгляд на задумчивое лицо Дезарда, — думаю, он когда-то дал обет молчания, который снимается лишь после смерти. Да и, по сути, ему не за чем произносить слова. Его глаза, жесты, различные оттенки молчания всё рассказывают не хуже слов. Главное, уметь ловить и различать их, а это великое искусство! — бард поднял вверх руку. — Искусство, которым овладеть куда сложнее, чем живописью или музыкой. Потому что всегда самым сложным для людей было понимать других людей. Знаешь, ведь каждый из нас живёт в собственном мире. Я вообще удивляюсь, как мы можем общаться между собой, если каждый видит мир настолько разным. Но, отойдём от философии и вернёмся к господину Дезарду. Неизвестно к какой организации он принадлежит, но то, что принадлежит — это точно, потому что в Сарте нет наёмников, которые шатаются тут просто так. И тут я снова обращаюсь к слухам, потому что для меня они часто являются самым простым, но, тем не менее, ценным источником информации о людях и событиях. Приходится, правда, просеивать суеверия и бред, но в итоге остаются только крупицы золотого песка. С его именем многие связывают известные кражи, например из Каменного Цветка была украдена Королевская Лилия из чистого золота с инкрустированными драгоценными камнями. Потом её обнаружили в Вертране у скупщика краденого…тот был мёртв, убит прямо в собственной постели, даже не успел проснуться, вряд ли хотя бы боль почувствовал. Рядом с ним лежала окровавленная записка, а когда её развернули, то весьма и весьма удивились. Она была пустая, ни единого слова, только красные пятна. Таких писем было найдено ещё шесть. Все убийства явно совершил один и тот же человек, потому что пустые письма имели одинаковую магическую невидимую печать. Мага, который её установил, определить никто не смог. В остальном же почерк убийцы сильно отличается, разве что все раны были нанесены одним и тем же оружием. Не смотри на меня так удивлённо, среди моих друзей есть врач, который занимался этим. Хотя одного человека убийца пришил из лука. Умудрился забраться на стены, пронеся с собой оружие, найти место, не попавшись при этом ни одному стражнику, убить герцога и быстренько убраться оттуда. Кстати, письмо было прикреплено к стреле. Кто бы он ни был, но убийца бил наверняка, первый же выстрел должен был быть последним. Отчасти именно поэтому Дезрад является одним из главных подозреваемых — он один из немногих, кто отлично владеет и луком, и мечом. Ну, по крайней мере, один из тех, кого знает народ, и кто имеет достаточно дурную славу, чтобы претендовать на эту роль.

— Поэтому они вдвоём и сидят в стороне?

— Вряд ли они делают это из-за молвы. Скорее, им так просто самим хочется. Если бы я встречался со старым другом, то тоже предпочёл бы одинокий столик и умеренный обед, нежели пир в большой компании.

— Ты говорил о том, что они собрались здесь втроём, кто же третий?

— О, этот человек просто ну никак не вписывается в покрытую туманом тайны компанию этих двоих. Он открытый. Порой, даже слишком, но это не мешает ему быть популярным среди простых людей, которых уже не единожды спасал от разных опасностей. Его зовут Лиард, он брат Дезарда. Похож на него внешне, такие же чёрные волосы, похожие черты лица, разве что только глаза у него более тёмные, да лицо подлиннее будет. Лиард младше своего брата, не знаю точно насколько. Отчасти из-за того, что никто не знает настоящего возраста старшего из братьев Марг. Рыцарь, самый настоящий рыцарь, точно сошедший со страниц древних легенд, красивых картин и гравюр в учебниках для будущих героев. Невероятно честный. До того, как сам его увидел, думал, что это лишь выдумки, да пустые толки, но при личной встрече убедился в обратном. Он даже отказался от победы в турнире, чтобы не обесчестить старого и уважаемого рыцаря, что в наше время встречается разве что…да кому я вру? Вообще не встречается. Я часто потом спрашивал себя: а не приснилось ли мне это? Может, это был всего лишь прекрасный мираж? Но он настоящий, точно тебе говорю. Ни на ком не смотрится так красивый полный начищенный до блеска доспех. На нём будто пляшет белое пламя, он весь тогда горел. А меч! Его меч был просто невероятен! Пусть он в боях с нечистью предпочитает многолопастную булаву, но на турнирах пользуется мечом. Никогда не видел ничего подобного. Это лучший меч, который мне когда-либо доводилось видеть. Жаль, что он так редко его обнажает. Хотя, может, именно поэтому он и не стал обыкновенным клинком. Ещё ни разу он не познал чужой крови, он самый чистый из всех, и держит его такая же чистая рука, которая окроплена лишь прахом нежити, да каплями чёрной крови минотавров. Нет больше таких людей, их просто уже не осталось, даже в нашем королевстве, где процветает рыцарство. Да, по сравнению с Лиардом все эти воины лишь сборище жалких продавшихся наёмников. Я когда-нибудь напишу балладу о нём, пусть он и не борется с драконами, не убивает демонов Бездны или ещё чего-нибудь масштабного. Он помогает людям, и этого, по мне, вполне достаточно для баллады, которая посвящена будет ему. Клянусь своим именем и честью барда, строки этой баллады будут самыми ладными, насыщенными и живыми, а музыка столь прекрасной, что ей позавидуют даже эльфы! — юноша вскочил, одной рукой опёршись о стол, а второй грозно потрясая в воздухе. В глазах его горел яркий, почти фанатичный огонь свойственный деятелям искусства, а взгляд был устремлён точно на Адриана. Он быстро успокоился и снова легко опустился на своё место. Теперь его взгляд был каким-то пустым. Холодным и отрешённым, подобно потухшему костру. Знаешь, что здесь точно что-то было, но уже никогда не увидишь яркого живого огня, который весело танцевал на углях, сейчас уже серых, словно камни далёких гор.

— А где же он сейчас? — поспешил возобновить разговор принц.

— Я не знаю, — отозвался бард, постепенно уходя в себя. Его навязчивое желание говорить быстро пропало.

— Спасибо за помощь, — Адриан поднялся и поклонился юноше, тот удивлённо глянул на него и слегка улыбнулся.

— Я не король и не граф какой-нибудь, чтобы мне кланяться. Да и вряд ли мы прощаемся, скорее всего, Лерджи поселит нас в комнате…вернее, на чердаке, где я обычно и жил, потому что никто из уважающих себя рыцарей и стрелков даже не сунется туда, а мне приходится довольствоваться, как говориться, тем, что есть. Поэтому достаточно лишь пожать мне руку, — юноша поднялся и протянул руку бастарду.

— Как тебя зовут? — Адриан ответил крепким рукопожатием.

— Меня? — кажется, бард немного удивился. — Ах, ну да, конечно же, меня, — он неловко улыбнулся, разжимая пальцы и почёсывая затылок, — моё имя Фельт.

— Приятно познакомиться, Фельт, — принц улыбнулся ему из глубины капюшона.

— Могу я поинтересоваться твоим именем?

— Конечно, это будет справедливо. Я прошу прощения за то, что не представился сразу, во время странствий я слегка подзабыл правила хорошего тона. Меня зовут Адриан, к вашим услугам, — он снова слегка поклонился.

— Прям рыцарь какой-то, — бард рассмеялся, его черты и глаза снова ожили.

— Нет, не рыцарь, иначе бы у меня был свой герб.

— Не обязательно носить герб на щите или знамени. Самый правдивый герб — это твоё сердце, только оно расскажет о тебе всё, как есть, без утайки и прикрас.

— Не так легко заглянуть в сердце человеку.

— Глаза помогут в этом, ведь это сделать сложно только лишь, если у человека холодное сердце и не светится в пустоте или оно скрыто где-то глубоко внутри за слоем сдерживаемых внутри чувств.

— Да, может ты и прав, — с какой-то странной печалью в голосе отозвался Адриан.

— Ты поэтому носишь капюшон? — тихо спросил бард. — Боишься, что кто-то заглянет внутрь? Боишься того, что там спрятано?

— Возможно, так и есть, но в этом трудно признаться в первую очередь самому себе.

— Ничего, прости за такие вопросы. До встречи, — бард улыбнулся и сел обратно на стул, прислушиваясь к разговорам и наблюдая за посетителями, но вскоре ему это надоело, и он стал о чём-то сосредоточенно думать, видимо, подбирая рифмы.

Адриан же медленно направился в ту часть заведения, где, по словам Фельта, проходили кулачные бои. Принц надеялся там найти рыцаря, о котором столь восторженно отзывался молодой бард. И нашёл. Рыцарь как раз получил сильный удар в челюсть от своего противника и слегка отшатнулся в сторону, но следующий замах прервал быстрым выпадом, хоть его кулак и прошёл мимо головы противника, в которую он целился, тот успел пригнуться. Лиард сделал шаг назад, противник пока не решался нанести следующий удар, внимательно поглядывая на черноволосого рыцаря из-под кустистых бровей. В отличие от рыцаря, он был уже изрядно побит, да и к тому же плоховато видел заплывшим правым глазом, который встретился с кулаком Лиарда пару минут назад. Мужчина тяжело дышал, младший из братьев Марг же лишь немного вспотел. Явно это был не самый тяжёлый противник для рыцаря, привыкшего носить тяжёлый доспех, щит и владеть массивной булавой, да ещё при этом и выдерживать удары нечисти. Лиард, довольно быстро пришедший в себя, тут же поспешил доказать своё превосходство, одним прыжком преодолев расстояние, отделяющее его от противника, рыцарь нанёс сильный удар в живот оппонента, от чего тот сразу же сложился пополам и захрипел. Останавливаться на достигнутом Лиард явно не желал, решив закрепить свой успех апперкотом, который отправил противника в нокаут. При этом, кажется, мужчина с густыми бровями потерял на полу пару зубов. Зрители — в основном крепкие и красивые мужчины из числа воспитанников Зала Мечей — взорвались радостными криками и аплодисментами. Кто-то же, напротив, не очень радовался победе Лиарда, отдавая проспоренные деньги в услужливо протянутую руку друга, который весело улыбался и хлопал незадачливого приятеля по плечу, мол, «повезёт в другой раз», к тому же Адриан был почти уверен, что эти деньги они всё равно потратят вместе, если, конечно, слухи о честолюбии, порядочности и вежливости воинов Сарта, которые он слышал у себя на родине, были правдивы. Лиард подошёл к единственному столу в этой пристройке, что стоял в самом углу, чтобы не мешать дерущимся. Взял кружку с пивом и залпом её опорожнил, после отерев губы рукой.

— Ну что, кто ещё хочет помериться со мной силами, а? — у Лиарда был звучный, низкий голос.

— Ты тут уже наподдал самым умелым бойцам, никто с тобой теперь драться не полезет, — крикнул коренастый блондин со свежей перевязкой на руке.

— Ещё бы! Они неповоротливее каменного голема, зато куда слабее и хуже держат удар, неужели нет никого, кто хочет снова подраться со мной на кулаках?

Раздались возгласы, но это были не вызовы, а совсем наоборот. Черноволосый рыцарь нахмурился.

— Ну нет, так не пойдёт, мертвяки и то охотнее вылезают из могил. Вы пришли сюда драться или смотреть? — Лиард скрестил руки на груди и обвёл испытующим взглядом всех присутствующих.

Большинство выдерживали его, это были настоящие воины, рыцари, а не те отбросы, что встречаются на дорогах Ланда. Но ни одному из них не хотелось испытать на себе силу ударов синеглазого рыцаря, это была не трусость, скорее, благоразумие. Каждому здесь было известно, что Лиард мастер кулачного боя. Вот если бы он предложил сразиться на мечах, то согласились бы все. Любой из тех, кого рыцарь бы вызвал на подобный поединок, без раздумий пожал бы руку Лиарду, назначил место, время и отправился бы готовиться, потому что отказаться от вызова, брошенного столь известным воином, считалось бесчестьем для воспитанников Зала Мечей. А вот соглашаться или нет на кулачный бой было исключительно личным выбором каждого.

— А ты не хочешь отдохнуть, вон уже два боя держишься на ногах, ещё проиграешь, небось, — крикнул высокий шатен.

— А ты выйди, и посмотрим, кто из нас проиграет, а кто выпьет ещё одну победную кружку пива, усмехнулся Лиард.

— Нет уж, я только недавно вернулся, хочу отдохнуть сегодня. Возможно, в другой раз.

— Да и вообще тут все прибыли со своих ратных дел на Праздник Музыки. Мы все устали и просто хотим насладиться торжеством, едой и развлечениями. Это ты сюда приехал свеженький, будто только с горячих источников в горах, — снова вступил в разговор блондин с перевязанной рукой.

— Неужели здесь нет никого, кто полон сил?

— Мы всегда полны сил, но сегодня просто не лучший день. Сейчас больше хочется поговорить и выпить, нежели драться.

— Тогда прошу у каждого из вас прощения, — рыцарь поклонился, — не хотел тревожить вас. Но во мне самом кипит кровь, и я был бы очень признателен тому, кто всё же окажет мне честь, схлестнутся в кулачном бою.

— Я согласен драться, — все без исключения повернулись в сторону высокого человека в плаще с капюшоном, отбрасывающим на лицо непроницаемую тень. Удивлённо зашептались. Лиард выпрямился и повернулся принцу, до этого стоявшему почти у самого входа в пристройку за спиной широкоплечего гиганта, чья чёрная спутанная борода могла помериться даже с гномами. Сейчас же бастард вышел из-за мужчины и стоял прямо напротив рыцаря, который хмурился. Этот человек был ему незнаком, хотя он думал, что уже знает всех, кто поселился или же просто обедал в таверне «Кость и Стрела».

— Хорошо, но по правилам приличия, нужно сначала назваться и показать своё лицо. Второе я уже выполнил, сейчас же выполню и первое. Меня зовут Лиард Марг, я странствующий рыцарь, а кто же вы?

— Меня зовут Адриан, — принц и не думал скрывать своего истинного имени, к тому же, в мире был далеко не один Адриан, — я просто странник, не рыцарь.

— Теперь вам осталось лишь показать своё лицо.

— Вы уверены, что хотите этого, господин рыцарь? — принц всё никак не мог избавиться от сквозящей в его голосе показной вежливости. Он заметил, как от этих явно фальшивых нот скривились лица некоторых присутствующих, но он ничего не мог с собой поделать. Многочисленные светские мероприятия и официальные приёмы, казалось, влились в его кровь вместе со всей их неискренностью и театральностью.

— Я более чем уверен в этом, сир, — в тон ответил Лиард, что вызвало ухмылки у воинов, которые всё ждали, чем закончится этот разговор. Им всё ещё трудно было поверить в то, что кто-то добровольно согласился на кулачный бой с Лиардом.

— Ваша воля, — Адриан кивнул и снял капюшон. Кто-то даже охнул, увидев его лицо, покрытое вязью шрамов и следами ожогов на коже. Единственным, что осталось не изменившимся, были его глаза, всё такие же светло-голубые, отражавшие холодные глубины его сердца и бездонный тёмный омут души принца. Лиард же ни капли не смутился.

— Рад, что мы соблюли правила приличия, но теперь, может, перейдём к самому бою? — уже обнажённый по пояс рыцарь встал в боевую стойку.

Адриан аккуратно снял плащ, попутно отстегнув ножны с мечом, положил этот свёрток в угол, где ещё недавно нашёл себе пристанище. После туда же отправился и стёганый дублет, купленный принцем ещё Дашуаре на деньги, которые одолжил ему Ронтр. Вскоре вся одежда, скрывающая торс принца, покрытый шрамами так же щедро, как и лицо, обнажился, как и подобало правилам честного кулачного боя. Свои сапоги он так же поставил в тот угол. Дощатый пол приятно охладил пятки. Принц принял защитную стойку, таким образом будто бы говоря противнику: «Я готов, можно начинать».

— Такое чувство, что этого парня нашинковали как капусту, а потом снова склеили, ты посмотри на его тело. Сплошные боевые отметины, ни одного живого места, — прошептал зеленоглазый брюнет, стоявший рядом с раненым блондином.

— А лицо его, будто демона из Бездны, — тихо ответил ему шатен, до этого отказавшийся драться с Лиардом. Тихо, но Адриан всё равно услышал, хотя ему было уже не до этого, потому что рыцарь, стоявший напротив принца, совершил быстрый выпад и едва не достал бастарда сильным ударом в челюсть, но Адриан успел сделать плавный шаг в сторону, в последний момент уходя из-под атаки.

Этот приём был рассчитан на то, что противник по инерции полетит вперёд, не сумев совладать с собственным весом, но черноволосый рыцарь был не так прост, он сумел резко остановиться, развернуться всем телом и снова попытался достать принца, которому опять-таки ничего не оставалось, кроме как отскочить в сторону. Да, тренировкам во дворце и теория не сравнится с настоящей практикой, хотя они сейчас, безусловно, помогали. Без ценных знаний и умений, полученных благодаря им, Адриан пропустил бы самый первый удар и уже лежал бы на деревянном полу, где были видны старые засохшие пятна чьей-то крови. Лиард остановился, чтобы снова взглянуть на своего противника. Этот юноша двигался быстро, плавно, не так, как обычно неуклюже топают рыцари, привыкшие к тяжёлым доспехам, которые выдержат удар, из-за чего пропадала необходимость уклоняться, танцевать вокруг врага. Рыцарь и сам начинал забывать, каково это — вести быстрый бой на мечах, когда тебя не сковывают латы, когда клинки мелькают, будто молнии, а не изредка опускаются тяжёлыми ударами. А вот его противник, похоже, и вовсе никогда не носил полный рыцарский доспех, привык полагаться больше на расчёт, тактику, чем на силу своего оружия и прочность лат. Он знал такой тип людей. Они всегда всё держат в себе, будто бы боясь настоящего проявления чувств. Но Лиард привык встречать таких среди дворян, а никак не среди посетителей «Кости и Стрелы». И редко такие люди вообще владеют оружием, потому что их главное оружие — это слова, именно поэтому они становятся непревзойдёнными лидерами. Холодная уверенность, которую источает их взгляд, жесты, речь — всё это не даёт товарищам усомниться, бежать, их дух никогда не дрогнет, если рядом подобный человек. Наверное, таким был его брат, пока не замолчал. Дезард тоже был холоден, уверен в себе, но превратился в статую, а статуи не могут передавать свою уверенность никому другому, она просто не проходит через камень. А этот парень был живой, пока ещё живой. Пока ещё чувства, годами сдерживаемые внутри, не умерли, не превратились в тот самый пласт, не дающий вырываться наружу ничему, кроме ужасного морозного ветра, ледяными сквозняками продувающего сердце и душу, которые потеряли чувствительность. Жизнь на грани, у которой много плюсов, но слишком легко сорваться с обрыва. Поэтому рыцарь и предпочёл с самого начала путь открытого и благородного человека.

Адриан пока не спешил нападать. Лиард был сильным противником, который не купится на простые обманные приёмы, а пробить его защиту будет очень и очень сложно. Нужно было всё просчитать, выработать тактику, которая позволит ему если не победить, то хотя бы достать рыцаря парой ударов. Но Лиард не собирался давать принцу такой возможности, снова сделав резкий выпад в его сторону, от которого бастарду пришлось уходить в сторону, а не назад — за его спиной уже была стена, врезаться в которую совсем не хотелось. Рыцарь тут же остановился, развернул корпус, будто кукла на шарнирах, и едва не попал в челюсть принцу, но Адриан успел прикрыться руками. От сильного удара он покачнулся, но, используя не слишком выгодное и устойчивое положение своего противника, бастард поспешил ответить сильным ударом, направленным в ухо Лиарда. Этот выпад достиг своей цели, потому как рыцарь не сумел вовремя вернуться в защитную стойку и удобнее поставить ноги. От удара в его глазах на секунду помутнело, но это не помешало сделать ему быстрый шаг в сторону и снова нанести удар снизу. Адриан, получив удар в живот, согнулся пополам. Всё-таки силы черноволосому рыцарю было не занимать. Лиард собирался уже завершить поединок так же, как и прошлый, но принц в последний момент упал на бок и откатился в сторону, после чего быстро встал на ноги — приём, которому его обучил Син, когда они возвращались из Султаната. Конечно, этот трюк больше подходил для лучников, но и сейчас оказался полезен. Лиард на мгновение потерял Адриана из виду. Этого хватило, чтобы провести серию быстрых ударов, лишь два из которых попали в цель, а один вскользь прошёл по брови рыцаря. Однако Лиард не остался в долгу — удар в солнечное сплетение, от которого тут же перехватило дыхание, отдавался, кажется, во всём теле. Но от следующего выпада Адриан всё-таки сумел увильнуть в сторону, отмахнувшись при этом каким-то нелепым движением, которое, как ни странно, привело его кулак прямо на встречу с носом рыцаря. Бастард почувствовал, как по костяшкам пальцев полилась тёплая кровь.

— А ты посмотри, парень то неплох.

— Да, точно. Ударом на удар отвечает, вот уж достойный соперник.

— Ха, Лиард сам хотел себе проворного противника, вот и получает теперь.

Адриан уже не слушал их. Рыцарь снова атаковал. В свои удары он вкладывал всю силу, которую он ещё не израсходовал в предыдущих поединках. По тёмно-голубым глазам Лиарда было видно, что этот бой доставляет ему несказанное удовольствие. Но и уставал он не меньше, Адриан всё время выскальзывал из-под его ударов, изводя черноволосого рыцаря, танцуя вокруг него, заставляя рыцаря изредка ругаться сквозь стиснутые зубы. Но вот танец закончился. Принц снова пригибается, избегая удара, и коротким выпадом, в который он вложил все силы, достаёт наконец-таки челюсть противника. Лиард выплёвывает слюну вперемешку с кровью в сторону на пол, но быстро возвращает голову в обычное положение, чтобы не пропустить следующий выпад. И как раз вовремя — прямо между глаз ему уже намечен удар изуродованного шрамами человека, но рыцарь наклоняет корпус в сторону и двумя не слишком сильными выпадами сбивает Адриана с ритма, третий же удар опрокидывает бастарда на спину.

Гулко приземлившись на твёрдый дощатый пол, принц застонал. Сила рыцаря действительно была невероятна, но принц ещё помнил уроки Ронтра. Благодаря им бастард мог бы встать после любого сильного удара, если он был не смертелен. Будь в нём хоть крупица магии, Адриан сейчас бы с лёгкостью восстановил свои физические силы за счёт магического запаса, но из-за его невосприимчивости такая помощь самому себе сразу же исключалась. Глубоко вдохнуть, собрать волю в кулак, подняться и выдохнуть. Нет, рыцарь, ты ещё не победи. Бастард ещё пока держится на ногах.

Лиард нахмурился, когда увидел, что его противник тяжело, слегка покачиваясь, но всё же поднимается на ноги и снова принимает боевую стойку, подняв руки к иссечённому лицу. После удара, которым рыцарь достал Адриана мало кто мог подняться. Бывало, что даже Дезард во время совместных тренировок с братом оставался лежать на земле. Хотя, старший из братьев никогда не считался особенно стойким. Он был вынослив, безусловно, это было так. Но его выносливость выражалась не в умении принимать удары, зато фехтовать и изматывать противника Дезард мог бесконечно долго. Его тактика боя просто не предполагала того, что кто-то сможет его достать, поэтому он редко одевал что-то кроме лёгкого и удобного доспеха из сыромятной кожи с металлическими вставками. Большего ему было и не нужно — мечи служили куда лучшей защитой для него. Ещё ни разу во время тренировочного боя на мечах рыцарю не удавалось достать своего брата хотя бы одним ударом. Но сейчас перед ним стоял человек куда менее искусный в уклонении, отходах и лавировании, а значит, у него было мало шансов. К тому же, этот парень уже едва держится на ногах, после его удара, нет, однажды рыцарь всё-таки проиграет, но не сегодня. Лиард шагнул в сторону Адриана, надеясь на то, что тот ещё не пришёл в себя после падения, но бастард сделал неожиданно резкий выпад, от которого рыцарь не успел защититься. Его голова откинулась назад, теперь его нос точно был сломан, и из него по губам текла кровь. Во рту снова ощущался привычный для воина солёный вкус тёплой крови с металлическим привкусом. Лиард облизнул губы, смотря прямо в глаза своего противника. Да, этот странный человек был одним из немногих, кто смог нанести ему такие повреждения в бою на кулаках. Это было интересно, очень даже. Рыцарь шагнул в сторону, уклоняясь от атаки Адриана, в глазах которого всё расплывалось после падения на пол. Следующего удара, пришедшегося прямо в челюсть, принц уже почти не почувствовал, отлетев в стену и повалившись там на бок, подобно мешку с картошкой.

Бастард пришёл в себя спустя несколько минут. Голова раскалывалась от боли, перед глазами плавали тёмные круги, но в остальном всё было весьма не плохо, хотя звуки, раздававшиеся кругом, он едва различал. Сейчас они больше походили на гул роя пчёл. Принц не без удивления заметил, что сидит на стуле. Видимо, его усадил кто-то из смотревших на бой. Или нет. Адриан поднял отрешённый взгляд на человека, сидящего напротив него за столом. Это был Лиард. Сейчас он уже был одет на манер бедных аристократов и приведён в порядок. Только слегка опухший нос говорил о том, что он недавно дрался. Рыцарь внимательно смотрел на принца и хмурился, будто пытаясь прочитать его мысли, но, заметив, что бастард очнулся, он улыбнулся и хлопнул его по плечу.

— О, вы наконец-то очнулись. А то я уже думал, что придётся звать доктора и платить вам за комнату, чтобы дать время оклематься. Отличный был бой! Давно уже я не видел ничего подобного. Где вы научились тому приёму с откатом в сторону, милсдарь? — теперь в глазах рыцаря был неподдельный интерес к сильному противнику.

— Один мой друг научил. Он охотник, родом из Даргоста.

— Болотные люди? Интересные же у вас знакомые, нечего сказать, да и сами вы, как я вижу, не так уж и просты. Вы рейнджер или из Зала Мечей?

— Я же представился, просто путник. Зашёл в город, чтобы отдохнуть и продолжить свои странствия. Ни к рейнджерам, ни к рыцарям я отношения не имею.

— Нет уж, такого в Сарте не бывает. Тут все служат королю. Нет «просто путников».

— Я не отсюда.

— Оно и видно. Жители Сарта в основном имеют рыжие и каштановые волосы, а у вас, милорд, они чёрные, как смола. Да и черты лица. Вы из Ланда, верно?

— Да, — коротко ответил Адриан, который уже постепенно начал приходить в себя, — как и вы, сэр рыцарь, я прав?

— Не совсем, — немного помолчав, честно ответил Лиард, — корни нашей семьи действительно уходят в Ланд, что отразилось как в моей внешности, так и моего брата, но сами мы родились и живём в Сарте, служа Его Величеству верно и самоотверженно. Кстати, именно по его личной просьбе мы и прибыли в Тирнад накануне намечающихся торжеств. До сих пор не могу поверить, что с моим братом с глазу на глаз говорил сам король! Хотя, в прочем, о чём это я? Ах, да! Просьба короля. Он послал нас, чтобы мы разобрались с личем, который уже добрый месяц терроризирует округу. Странно, что до сих пор ещё не нашлось желающих получить награду, которую назначил король за очистку старого замка, где поселился мёртвый маг. Хотя сумма, надо признать, весьма внушительная. Поэтому мы с братом и нашим старым другом решили взяться за эту работу. Не ради денег, разумеется, а чтобы остановить зло. Я думаю даже отказаться от награды, которую будет вручать Его Величество нам самолично. Но втроём соваться туда будет опасно. Всё-таки недаром это место обходят стороной даже рейнджеры, которые не боятся самых заросших троп в тёмных чащах. Нужен человек, который будет способен не только прикрыть спину, но и быть в первых рядах. Поэтому хочу предложить вам пойти с нами.

— С чего вы взяли, что я тот, кто вам нужен?

— Это сразу видно по глазам, да и в бою вы показали себя весьма неплохо. И можно уже избавиться от этого вежливого обращения? Я не люблю этих светских напыщенных вельмож, общающихся таким образом, — тяжело вздохнул рыцарь, было видно, что он чувствует в себя не в своей тарелке.

Лиард слишком привык к обществу простодушных и дружелюбных рыцарей.

— Конечно, — Адриан кивнул, — но мой вопрос всё ещё остался без ответа, — принцу же напротив было неловко называть старшего и по положению, и по возрасту человека на «ты», поэтому теперь он будет старательно избегать прямых обращений, сам превращая разговор в подобие тропы, на которой во множестве мест, почти на каждом повороте, стоят капканы.

— Знаю, но я просто не понимаю, как ответить на него. Считай это просто интуицией, она меня редко подводит. Я просто вижу это по глазам.

— Хорошо, тогда стоит учесть, что я недавно слышал, будто бы в замке живёт никакой не лич, а вампир.

— Всё это не больше, чем обыкновенные слухи, — Лиард небрежно махнул рукой.

— В замке исчезли все каменные горгульи.

— Что?! — рыцарь вскочил, уперев руки в стол и нависнув над принцем. — Не может быть! Там множество этих уродливых статуй!

— Значит, их просто невозможно не заметить, — пожал плечами Адриан.

— В этом ты прав, — Лиард опустился обратно на стул и снова нахмурился, поглаживая гладковыбритый подбородок, — нужно будет поговорить об этом с Дезардом. Где ты это слышал? От кого? — рыцарь снова поднял взгляд на бастарда.

— От барда по имени Фельт. Буквально за пару минут до начала нашего боя. Он сам недавно был там, как был и до этого. Он сказал, что на тех местах, где стояли статуи, теперь пусто.

— Это не могли быть мародёры?

— Вряд ли, скорее всего, статуи были из обыкновенного камня, да и унести их весьма проблематично, учитывая размер. А от разрушенных каменных изваяний остались бы груды камня. Но там, если верить Фельту, не осталось ничего.

— Очень и очень странно. Вряд ли король знал об этом. Думаю, нужно будет отправить ему весточку, но самим не ждать ни секунды. Если в округе действительно объявился вампир с армией каменных горгулий, то дела куда хуже, чем представлялось в начале, — Лиард поднялся, — прошу прощения, но мне нужно пойти поговорить с моими спутниками.

— Может, стоило бы представить меня им?

— Обязательно, но не сейчас. Сейчас тебе лучше всего будет отдохнуть в комнате, — с этими словами рыцарь удалился из таверны. Стол, за которым ранее сидели Дезард и Скиталец, теперь пустовал.

Адриан, вопреки совету рыцаря, остался сидеть за своим столом с задумчивым видом. Похоже, ему посчастливилось записаться в самую странную компанию охотников за нечистью из тех, что вообще можно было себе вообразить. Путешествующий практикующий маг, о котором известно так же мало, как и о молчаливом Дезарде, чьё прошлое и настоящее окутано мрачной тайной, от которой явно веет могильным холодом, лязгом клинков и запахом крови. И прославленный рыцарь, являющийся настоящим идеалом для закованных в латы тружеников меча и щита. Дни перед началом Праздника музыки обещали навсегда врезаться в память принца добавив ещё один шрам к его и без того обширной коллекции. Из этого задумчивого молчания его вывел взволнованный голос Фельта, который уже успел сесть напротив бастарда, заняв место, на котором до этого сидел черноволосый рыцарь.

— Не могу поверить, что ты дрался с Лиардом! — молодой бард был очень возбуждён и говорил быстро, сбивчиво. — И при этом, говорят, ты даже почти его победил, невероятно! Вся таверна уже гудит об этом, теперь я живу на чердаке вместе с местной знаменитостью, — Фельт досадливо закусил губу.

— Не придавай этому значения, — спокойно проговорил бастард, — это был обыкновенный кулачный бой, в котором я проиграл. Он отправил меня в нокаут, поэтому меня вряд ли можно выделить из тех, с кем он бился до этого. Они немного поговорят, но вскоре забудут об этом.

— Не думаю, — бард поёрзал на стуле, — ты расквасил нос самому Лиарду, смог подняться после его удара, который других сваливает так, что они целый день оклематься не могут, а ты потом ещё и продолжил бой. Такое не забудется просто, для этого теперь нужно вообще нигде не мелькать и не попадаться на глаза тем, кто там был, а лучше вообще выехать из города.

— Не думаю, что я смогу это сделать сегодня. Голова раскалывается, будто по ней били кузнечным молотом.

— Ну, кулаки Лиарда вполне подходят под это сравнение, — Фельт улыбнулся.

— Поможешь мне дойти до комнаты?

— Конечно, но там я тебя оставлю, у меня есть ещё кое-какие дела.

— Дела? Я думал, праздник начнётся только через пару дней, — Адриан, наконец, поднял взгляд на своего собеседника. Того, казалось, совсем не волновали многочисленные шрамы принца, он будто не замечал их, смотря сквозь них, на какой-то миг бастарду даже показалось, что бард видит его прежнее лицо, но тут же отогнал от себя эту мысль.

— Верно, но я решил, что лучше забронировать место сейчас, отбив его у бездарей из Школы. Прямо на площади перед Каменным Цветком. Я потратил все деньги, чтобы уговорить этого проклятого гада оставить мне место, но это того стоит. Думаю, что заработаю в два раза больше и смогу купить ту чудесную эльфийскую лютню, — Фельт мечтательно закатил глаза.

— А как же ты сыграешь на сцене, если у тебя нет инструмента? — Адриан действительно удивился, это было слышно по его слегка дрогнувшему голосу, который обычно был монотонно спокоен.

— Это уже не столь важно, — Фельт отмахнулся от вопроса, как вельможа обычно отмахивается от мухи, — но если тебе действительно интересно, то я думаю одолжить лютню у одного своего знакомого. Старый менестрель, который когда-то имел отличный голос и слух, поражал публику чувственностью и одновременной простотой своих произведений, но со временем голос его почти пропал из-за того, что какой-то конкурент решил нарисовать ему на шее «вторую улыбку» своим кинжалом. А слух старина Борг потерял из-за взрыва у какого-то чокнутого алхимика. Так жахнуло, что даже я услышал, хотя в это время был на другом конце города. Вот и стоит его славная «Жульет» в углу да пыль собирает. А инструмент этот действительно не плох, даже очень. Думаю, я смогу сделать так, что бы он зазвучал как в прежние времена, пожалуй, даже сыграю самую красивую из песен Борга, в память о хозяине лютни, которая заменила когда-то ещё юному музыканту погибшую первую любовь, а пустоту в сердце его заполнила музыка. Интересно, что он чувствовал, когда потерял голос и слух? Наверное, это было ужасно больно, я имею в виду душу. Надо будет у него об этом спросить. Вот почему никто никогда не интересуется тем, кто пишет картины или стихи, или музыку? Ведь без этого знания все произведения искусства смотрятся как какие-то безликие и неинтересные мёртвые изваяния, нагромождение краски и звуков. Нельзя понять творение не зная судьбы и характера его автора, в каждом полотне, в каждой строке и в каждой ноте живёт его отражение, частичка его души. Но что это я? Нужно помочь тебе подняться наверх. Вставай, я сейчас принесу твои вещи.

Адриан, опираясь о стену, поднялся с места. Через минуту вернулся Фельт, в охапке несущий все его вещи, включая и импровизированный свёрток из собственного плаща, который для большей безопасности пришлось соорудить принцу для ножен с Диарнисом. Они поднялись наверх, где располагались все комнаты, кроме той, в которой предстояло провести ночь им самим. В конце коридора была маленькая дверь, за которой скрывалась ветхая деревянная лестница, ведущая на чердак. Бард быстро поднялся туда, оставил вещи бастарда, кинув их на один из соломенных тюфяков, заменяющих здесь кровати. После он помог взойти по лестнице, на которой, наверняка, уже сломал шею не один постоялец, самому Адриану. Принц тут же перебрался к лежанке и блаженно закатил глаза. Для усталого и побитого путника, как известно, не существует ничего лучше, чем даже этот набитый соломой тюфяк. Принц уставился в потолок. Смотреть на ещё что-нибудь в этом пыльном, мрачном, тёмном помещении ему не хотелось. Даже стул, сделанный лучшими плотниками Ланда, который каким-то образом оказался здесь, теперь выглядел не лучше старика, уже как минимум тридцать лет смертельно больного. Именно на этот стул сел бард, хотя ещё пару минут назад он говорил, что куда-то спешит по делам. Какое-то время они молчали. Из-за слишком недавнего знакомства, оба не знали, о чём можно поговорить. Адриан почувствовал на себе внимательный, пронизывающий взгляд Фельта на себе и повернулся в его сторону. Молодой бард действительно смотрел прямо на принца. Брови его были сдвинуты к переносице, что придавало его взгляду тяжесть, даже некоторую жёсткость. Вдруг он заговорил. Его хорошо поставленный певческий тенор, будто ножом, разрезал повисшую на чердаке тишину вопросом:

— Я вот всё никак не могу понять, откуда ты появился? — после этих слов бард ещё больше нахмурился.

— Дорога. Меня сюда привела дорога, — коротко ответил принц, в его словах проскочили нотки, как будто он выучил эти слова и уже устал их повторять.

— И дорога тебе сказала подраться с Лиардом, что сделало тебя известным? Может, это дорога помогла тебе подняться после его удара, может, это она шептала тебе, как уклоняться и когда бить? — Фельт немного помолчал, после покачал головой. — Боюсь, в таких делах дорога плохой помощник, потому что утомляет, уж поверь моему опыту. Я слышал разговоры Вольных, которых как-то случайно встретил в городе. Они что-то болтали про то, что всё решает дорога, которая тебе предначертана и если так будет нужно, то ты сможешь совершить невозможное, чтобы лишь идти по ней дальше. Если, конечно, сам этого захочешь. Но, как по мне, это всё вздор. Если человек чего-то не умеет, то он не сможет этого сделать, что бы ни было предначертано ему этой «дорогой». Не бывает такого. Ничто не случается просто так. Я могу строить предположения, одно невероятнее другого, но не буду. Не буду, потому что не привык этого делать. Но, подозреваю, что сам ты мне ничего не расскажешь, — он прервал Адриана жестом, тот, кажется, хотел извиниться, — не стоит ничего говорить. Я понимаю. У каждого есть страницы, которые не даёшь почитать никому, кроме себя самого. Ты решил счесть такой запретной рукописью всё своё прошлое, но что-то мне подсказывает, что ты не начнёшь новую жизнь, просто немного передохнёшь и вернёшься в старую. Не знаю, правильно это или нет, но если это так и есть, то мой тебе совет: поскорее уезжай из города. Праздник Музыки в Тирнаде всегда богат на странные происшествия, неожиданные повороты. Он не раз уже выкручивал чужие жизни наизнанку, а тебе этого вряд ли хочется. Поэтому тебе нужно ехать отсюда, далеко, как можно дальше… — Фельт вдруг замолчал, будто бы слова, вертевшиеся у него на языке, вдруг сорвались, но он так и не успел их произнести.

— А почему ты не уезжаешь тогда? Хочешь перемен? — Адриан снова перевёл взгляд на потолок. Молодой бард был прав. Принц не хотел закрыть старую книгу и начать всё с чистого листа. Чувствовал, что не сможет так просто отбросить всё прошлое прочь. Понимал, что не просто так к нему вернулся его Диарнис. Принц скосил глаза на свёрток с мечом. Этот клинок тесно связан с его судьбой. И пока он рядом, бастарду не суждено порвать с прошлым.

— Я? Нет, не думаю, — на лице барда появилась странная грустная улыбка, так странно смотревшаяся на его почти всегда весёлом и взволнованном лице, — это трудно объяснить. Мне просто банально не хватает слов, хоть я и поэт. Не могу пропустить волшебство этого торжества. Увидев его однажды, приедешь и в следующий раз. Это похоже на приворотные чары. Невозможно не вернуться. Никто ещё не смог, — Фельт поднялся со стула и подошёл к лестнице, — помни про мой совет, Адриан, — бард улыбнулся и хотел идти, но голос принца его остановил.

— Стой, Фельт.

— Да?

— Спасибо тебе.

Бард ничего не ответил. Только улыбнулся и покинул чердак.

Я выдавливаю из себя вежливую улыбку и здороваюсь с ещё одним гостем на вечере, который устроил бывший барон Харосский в честь того, что ему, наконец, снова дали свои собственные земли и замок. Для этого пришлось откусить солидный кусок у другого дворянин, но тот был уже стар, детей не имел, а значит возражать бы не смог. Зато вот Тарнуд мог ещё послужить королевству, сохранил прежние связи, и его недовольство вышестоящим было ни к чему. Своеобразный закон джунглей. Отчасти именно из-за этого пренебрежения к людям, если у них нет денег и власти, я ненавидел всех тех, кто сидел в совете, всех этих напыщенных вельмож с их дурацкими ненатуральными масками, с их бартасовски вычурным видом. Ненавидел всех и каждого любой частью своего тела. Именно за то, что они были ненастоящие, какие-то картонные. И именно в обществе этих людей я оказался сегодня. Получив приглашение от сына барона, я просто не мог не прибыть, потому что мне было это нужно. За время отсидки в камере я потерял всякий контакт с новостями, совершенно не знал, что сейчас происходит в королевстве. Я ехал сюда с полной уверенностью в том, что сделать это будет как всегда легко. Но ошибся. Если бы всё шло по первоначальному плану, то я сейчас должен был стоять вон в том кружке что-то обсуждающих разодетых дворян, но вместо этого сидел в полном одиночестве в одном из глубоких кресел, которых по поистине огромной гостиной было разбросано штук пять или шесть. Совершенно не хотелось говорить ни с кем. Хотелось просто закрыть глаза, чтобы не видеть всех этих клоунов, и провалиться в сладостное забвение. Плевать было на взгляды, которые они бросали на меня, перешёптывания, в которых мне слышалось осуждение. Плевать, абсолютно плевать. Даже язвить уже не хотелось. Я снова осмотрел гостиную и поднялся. Может быть, удастся незаметно проскочить мимо всех тех, кому непременно нужно со мной поздороваться, хотя они меня и не знали, но этим мимолётным знакомством надеясь получить в будущем для себя какие-то выгоды. Выскользнуть из гостиной, пробраться на кухню, достать себе немного нормальной еды, а не этих закусок на один зуб. Потом в погреб, за бутылкой вина. Найти свободную комнату, которых, наверняка, в этом пусть и не слишком большой замке должно быть много. Да, с таким сценарием этот вечер стал бы куда лучше. А главное, я бы смог остаться один, вдалеке от этого яркого света, людей, сплетничающих друг о друге за спиной, а с глазу на глаз выслуживающихся и льстивых. Лживые, противные змеи. Жаль не могу раздавить их, разве что словами. Но молчать сейчас хотелось куда больше, чем что-то говорить. Поэтому я направился прямиком к выходу из гостиной, но не успел скрыться с глаз присутствующих на этом роскошном приёме. Меня окликнули. Я сразу же узнал голос. Это был Рилиан, молодой сын барона. Восторженный, честный юноша. Единственный настоящий и живой. Пожалуй, так же и единственный здесь, кого мне не хотелось отправить в долгую дорогу к Бартасу. В последний раз мы с ним виделись чуть больше года назад. Он тогда состоял в оруженосцах у одного из паладинов. Юноша жаждал стать рыцарем, это было похвально. Я видел в его глазах настоящий огонь, честный, почти фанатичный огонь. У всех остальных немногочисленных рыцарей Ланда он уже потух.

— Друг мой, я рад тебя видеть, — Рилиан направлялся ко мне через зал широкими шагами, оставив даму, с которой он только что беседовал, удивлённо смотреть ему вслед. Он вырос, возмужал, видимо, служба шла ему на пользу, но в остальном он не изменился. На лице его красовалась та самая искренняя улыбка, к которой я уже привык во время нашего совместного путешествия на север королевства.

— Я тоже, — сын барона крепко пожал мне руку, я слегка улыбнулся ему.

— Как тебе этот приём, устроенный моим отцом?

— Не люблю подобные сборища, — я слегка скривился.

— По твоему виду это сразу заметно, — Рилиан слегка рассмеялся, — сидишь, будто бы объелся лимонов.

— Правда? — делано удивился я. — Как жаль, надеюсь, это не слишком смущало всех здесь присутствующих, — продолжил я с ещё более наигранным раскаянием и сожалением.

— А ты не меняешься. Только вот выглядишь ты не очень. Уставшим. Что с тобой случилось после похорон Клохариуса? Я не получал от тебя никаких вестей. Я даже не надеялся, что ты получишь моё приглашение. Не можешь даже представить, как я обрадовался, когда вместе с почтовым голубем пришёл твой ответ. Но волновался ещё больше. Что с тобой случилось, друг мой?

— Не думаю, что это так важно. У меня были дела, только и всего, — я примирительно улыбнулся. Рассказывать о том, что я сидел в темнице, не очень хотелось.

— Настолько не важно, что ты пропал на столь долгое время? Целых шесть месяцев! Друг мой, этого срока достаточно было мне, чтобы стать паладином, но ты вряд ли об этом знаешь, — Рилиан горько усмехнулся и закусил губу.

— Да? — это известие на какое-то время выдернуло меня из своего внутреннего мира, в котором я находился с самого начала этого мероприятия. — Рад за тебя, Рилиан, ты долго и упорно шёл к этому, — я улыбнулся. Вряд ли он поверил в правдивость этой улыбки.

— Знаю, я действительно горжусь собой, но сейчас я не хочу говорить о себе. И я ещё раз спрашиваю тебя: что с тобой случилось? — он положил мне руку на плечо. — Думаю, это не просто совпадение, что ты пропал сразу после похорон и казни, — вспомнив два этих события, он тут же отвёл взгляд в сторону, — я удивлённо поморгал.

— Что такое, Рилиан?

— Ничего, просто…я довольно часто вспоминаю тот день, — он понизил голос почти до шёпота, заметив, что на нас начинают поглядывать, но я по-прежнему отлично его слышал, — знаешь, до сих пор не верится, что нет больше нашего короля, нет Архимага, нет принца. Как будто всё это только сон.

— Ты веришь, что он мог это сделать?

— Нет, — уверенно сказал Рилиан и вскинул голову, — не верю и никогда не поверю.

— Почему? Его же признали виновным.

— К Бартасу этот суд! — в его глазах снова запылал огонь. — Это не мог быть он! Просто не мог и всё тут! Я это чувствую, чувствую, что он ушёл лишь потому, что так надо. Мне уже знакомо это чувство, в Харосе, когда Дарс отдавал мне тот предмет, я чувствовал, что всё то, что он сделал, было не напрасно. Это была борьба за свободу, прекрасная идея, но он уже совершил всё, что мог, и поэтому ему пора уходить. В тот день, когда я смотрел на казнь, меня не покидало то же самое ощущение, но к нему вот уже два месяца примешивается кое-что ещё. Это предчувствие. Будто бы, он ещё вернётся. Но это ведь невозможно! Я своими глазами видел, как он сгорел! — Рилиан отступил от меня на шаг.

— У меня тоже есть такое предчувствие, кажется, мы сходим с ума вместе, — я снова улыбнулся.

— Может быть, — Рилиан рассмеялся, кажется, его настроение снова поднялось, — прости, но мне нужно тебя оставить, наверняка меня уже ждут другие гости, да и ты не в настроении сейчас привлекать к себе внимание и сыпать колкостями как обычно. Поэтому ухожу. Можешь побродить по замку немного. Только осторожнее, старайся не попадаться на глаза слугам, ты уж очень сильно походишь на привидение. Но, прошу тебя, сначала найди мою сестру. Я вижу, что она очень хочет поговорить с тобой, но не решается подойти. Уж и не знаю зачем. Она ждёт тебя на балконе. Осторожно, уже темно, не сорвись там вниз. До встречи, надеюсь, она состоится достаточно скоро.

И он поспешил к группке гостей, которые что-то уж слишком активно обсуждали, оставив меня наедине с мыслями. От его слов мне стало ещё хуже. То письмо. Я так и не удосужился его отдать. Потому что не успел, потому что не смог, потому что не посчитал, что это достаточно важно, но теперь от этого стало дурно. Я ведь не выполнил то молчаливое обещание, что дал ей тогда в таверне. Ненавижу людей, которые не держат обещаний. Какая ирония, кажется, теперь придётся ненавидеть и самого себя. Но этим я займусь позже. Сейчас я должен поговорить с ней. Или лучше сбежать? Последовать своему первоначальному плану? Это было бы легче. Не чувствовать вины, когда она будет говорить. Сидеть где-то в тёмной комнате. Где-то в углу, где никто тебя не трогает. Совершенно один, в мыслях и чувствах, которых, кстати говоря, осталось уже не так уж и много. Действительно очень просто. Настолько, что выворачивает наизнанку. Это будет обыкновенное бегство. Бегство от всех, бегство от самого себя в самого себя. Странно, никогда не замечал за собой такой маниакальной жажды уединиться. К Бартасу всё это. Сначала нужно поговорить с ней. На какой же балкон указал Рилиан ненароком взглядом, когда говорил, что меня ждёт его сестра? Кстати, пока я туда иду, неплохо было бы вспомнить её имя. Кажется, Лина, если я не ошибаюсь. Странно, откуда я это знаю? Вроде бы никто при мне его не называл. А, может, и называл, точно ведь сложно сказать. Я слишком много людей выслушиваю каждый день. И почти каждый из них мне противен. Как же я сочувствую тем людям, кому по долгу службы приходится принимать просителей ежедневно. Я бы от такого точно давно свихнулся. Так это был не тот балкон. Здесь уже уединилась какая-то парочка. Кажется, в глазах парня проскочили гневные искорки, хорошо, что я успел вовремя быстро скрыться, не сказав ни слова. Не хотелось бы, чтобы он вызвал меня на дуэль из-за того, что я всего лишь увидел их поцелуй. Я ведь даже драться не умею. Точнее, помню кое-что из уроков фехтования, но этого, боюсь, будет маловато. А болтать на дуэли этот горячий молодой человек мне не даст. Хотя, кто сказал, что мне нужно будет на неё приходить? Кто вообще сказал, что она будет, я же ушёл? Со мной точно что-то не так. О, а вот и она! Она повзрослела. Чудесная девушка. Странно, что её ещё не выдали за какого-нибудь богатенького сынка герцога или ещё какого другого высокопоставленного господина. Прекрасная в серебряном свете луны. О да, она была красива, неправдоподобно красива. Будто бы картина, а не живой человек. Так странно чувствовать себя одним из персонажей, изображённых на полотне. Помню, когда меня случайно в толпе танцующих нарисовал художник, я очень долго смотрел на это произведение. Не мог поверить, что там, среди других навечно застывших лиц, есть и моё. Странно, необычно, парадоксально, невероятно. Трудно поверить, но мне в тот момент показалось, что никто больше уже не увидит меня другим. Только таким, каким я был на этой картине. Это был первый день, когда я решился всё-таки надеть тот самый обруч со следом клинка принца на камне. Лина обернулась. Кажется, я уже стоял за её спиной уже достаточно давно, погрузившись в свои мысли. Нет, определённо надо быстрее покинуть это общество. Как же я сейчас скучаю по молчаливому и гордому Нартаниэлю. Интересно, где он сейчас? Как поживает его жена? Как он сам? Мы ведь с ним так и не свиделись после того памятного дня. Опять мои мысли убегают куда-то далеко. И всё никак меня не оставляет это чувство, что все мне лгут. Только Рилиан говорил правду. Оно слишком часто появляется и не хочет исчезать, как бы я его ни гнал от себя. Не думаю, что это можно назвать хорошим симптомом, уж слишком сильно похоже на паранойю. Я будто бы точно знаю, когда человек врёт мне, а когда нет. Хотя и раньше определить это было не очень то сложно, большинство людей просто не умеет притворяться. Но теперь меня было невозможно обмануть. Я всегда знал. Каким бы мастером притворства ни был мой собеседник, не удастся ему провести меня вокруг пальца. С одной стороны это было весьма не плохо, ведь теперь не приходилось лихорадочно бегать глазами по лицу собеседника, по его рукам и телу, чтобы уловить малейшие признаки лжи, но с другой стороны терялась острота ситуации, боязнь оплошать, в конце-концов азарт от этого своеобразного поединка умов. Снова я задумался. А она уже смотрит на меня, таким взглядом, будто ждёт каких-то конкретных действий, о которых меня должны были уведомить заранее, а теперь я никак не хочу следовать сценарию, и она не понимает, что происходит. Это постоянное погружение в свои мысли и резкое пробуждение от них сейчас мне почему-то напоминало нелепые барахтанья тонущего человека. Причём, замечу, что именно человека, а не эльфа или гнома. Эльфу просто гордость не позволит звать на помощь и нелепо махать руками, это ниже его достоинства. А гном вообще никогда в жизни в воду не сунется. Разве что его сразу смоет потоком подземных вод. Человек же до последнего будет цепляться за жизнь, они очень любят жить, не хотят расставаться с этим даром ни за что на свете. То с головой уже уходят за край, то снова выныривают на поверхность, пытаясь доплыть до спасительного берега, чтобы выбраться на него, чтобы выжить. Вот так и я, то в себя, то снова к людям. Только вот в отличие от тонущего я с гораздо большим удовольствием бы ушёл под тяжёлую мутную и тёмную воду своих мыслей, чем снова вернулся на этот залитый лунным светом балкон. К ней. Она, кажется, что-то сказала, но я не расслышал. Поприветствовал и спросил о погоде. Не угадал. Она удивлённо посмотрела на меня и поморгала, от чего её длинные ресницы заискрились. Девушка явно ждала от меня объяснений. Никогда не умел объяснять кому-то свои собственные слова, если собеседник их не понял. Потому что я человек, живущий тем самым моментом, настоящим моментом, моментом, который уже прошёл, который уже упустил мой слушатель. Но это не значит, что я не пытался. Нет, ещё как пытался, но не получалось, не моё это. Она всё ещё ждёт. Надо проснуться, срочно.

— Прошу прощения, я задумался, — моё лицо оживает, скидывая непроницаемую маску отрешённости, я улыбаюсь и смотрю ей в глаза, она отводит взгляд в сторону и подходит к краю, опираясь на резные перила и смотря куда-то вдаль, — но всё-таки сегодня действительно прекрасная погода, не находите? Такое чистое небо и луна, замечательно, не правда ли? — я подхожу к ней и становлюсь слева, не смотрю ей в лицо, будто боюсь что-то там увидеть, сам не знаю что, зато созерцаю сад, за которым так бережно ухаживает старый садовник, который когда-то работал при дворе короля.

— Пожалуй, вы правы, — кажется, на её лице появилась улыбка, это было хорошим знаком, наверное, — но всё же лучше было бы проводить этот вечер не на приёме.

— Да уж, эти люди похожи на назойливых мух, которые слетелись на торт. А ещё это напоминает мне библиотеку с книгами современных писателей. Такие же яркие обложки и такие же пустые строчки внутри. Прямо поразительное сходство. И как только столько никчёмных людей может собраться в одном месте? — я сокрушённо покачал головой. Лина выпрямилась и посмотрела меня, хоть я и заметил это лишь краем глаза.

— Вы не боитесь, что вас услышат? — в её голосе прозвучало удивление, но вместе с тем и какой-то странный страх. Я понимал её. Если девушку найдут здесь со мной, говорящим «опасные речи», то вряд ли это хорошо отразится на её репутации, а я просто не хотел вредить ей своими словами, пусть не намеренно. Я знал, как ужасно действуют на светских людей слухи, которые кто-то распускает за их спиной. Они подобны какой-то смертельно болезни, которая убивает не сразу, а постепенно, при этом заставляя несчастного страшно мучиться.

— Да пусть хоть весь мир слышит! Мне уже, на самом деле, всё равно, — я безразлично пожал плечами, — плевать, что они там себе подумают. Пусть назовут меня сумасшедшим — их слова не значат для меня ничего, потому что они сами — никто. И их титулы, богатство и насмешливые улыбки не могут это спрятать. Наверное, я слишком много общался с эльфами и преисполнился презрения к большинству людей, но что поделать, если сами люди просят такого отношения к себе, стараясь казаться как можно более ничтожными и жалкими? Они сами виноваты в том, что дали себя поработить золотому идолу и красивым тряпкам. Я бы мог сделать так, что любой из тех, кто со мной сегодня заговорил, больше бы не посмел появиться в приличном обществе. Но что-то мне не хочется сегодня выступать в роли вершителя судеб и обличителя. Да и не интересно, когда твоим оппонентом в споре является человек, который прочёл в жизни максимум одну книгу и та, скорее всего, была либо тактическим справочником, где он ничего не понял, либо второсортный любовный роман, в котором она смогла утолить свои фантазии о славных рыцарях, — моё лицо искривилось в презрительной гримасе, почти против моего собственного желания.

— Наверное, вы в чём-то правы, — баронская дочь отвела взгляд сторону и закусила губу, не зная, что сказать мне в ответ.

Вряд ли она ожидала от меня таких резких слов о людях, с которыми так часто общалась, но было видно, что и ей они уже наскучили, что она уже не получает удовольствия от общения с ними, от их льстивых комплиментов и подобострастных взглядов. Их толки о том, за кого же она всё-таки выйдет замуж. Они оценивали её почти как вещь, и это вызывало в сердце юной особы гнев наравне с жалостью — ведь эти люди никогда не познают, что такое настоящие чувства и какого это — любить за душу, а не за капитал и замок. А вот во мне, человеке, стоящем напротив этого прекрасного создания, сострадания не было.

— Я знаю, что прав. Прав настолько, что это меня даже пугает, — я повернулся к Лине и заглянул в её глаза, — но вы ведь позвали меня не для того, чтобы безумец развлекал вас речами, рискуя нарваться на шпагу или меч. Хотя сейчас честный бой не в чести, всё чаще им предпочитают яд или нож, — наши взгляды встретились лишь на какое-то незначительное мгновение, потом она снова отвела его в сторону, а сама подошла к перилам.

— Я очень часто вспоминаю тот день, когда наша семья впервые встретила вас. Отец и мать относились к вам с большим подозрением. Вы не походили на того, кто обязательно должен лично встретится с самим принцем. «Обыкновенный бродяга, который решил за наш счёт пообедать» — так они говорили о вас, после вашего отъезда, — это известие меня не удивило, я действительно не любил выделяться из толпы одеждой, шикарными нарядами и дорогими побрякушками — слишком уж часто за них приходиться платить жизнью щёголям, — но в моих глазах вы тогда почти сравнились с богом. Вы стали посланником, единственным моим шансом сделать так, что бы принц узнал о моих чувствах. Я знаю, что вы думаете. Знаю, что поступила глупо, но я ведь не только из-за рассказов влюбилась в него. Мы виделись несколько раз до восстания в Харосе на балах. Поэтому я решила отдать вам письмо и теперь мне ужасно неловко. Это было так глупо. Я гналась за иллюзией, ведь он никогда не сможет ответить мне взаимностью, даже если она будет существовать. Его титул накладывает на него много ограничений, он просто не может позволить себе дать выплеснуться тому тёмному озеру, что колышет свои волны в его душе. Эти воды никто не может разглядеть, но я их увидела, видела, как он страдает. И вас я поставила в ужасно неловкое положение. А теперь ещё и признаюсь вам. Не знаю, почему я уже во второй раз решаюсь вам довериться, но, кажется, что вы не из тех, кто выдаёт чужие тайны. Прошу, простите меня, если сможете, — она повернула своё красивое лицо ко мне, в глазах у неё стояли слёзы.

— Мне не за что вас прощать, потому что я не отдал то письмо, — в моём голосе, кажется, прозвучало слишком много стальной жёсткости, слишком грубо и обескураживающе, но по-другому я бы не смог, потому что не имел большого опыта в признании своих собственных ошибок и не сдержанных обещаний.

Она резко вскинула голову, но тут же снова её опустила.

— Может, это и к лучшему, — голос девушки стал слабее и вроде бы даже дрогнул.

Я сделал шаг в её сторону, но остановился, сжал кулаки.

— Нет, не к лучшему. Это письмо могло многое изменить. Очень многое.

— Я не верю в это, всего лишь любовное признание. Уверена, что он получал сотни таких же, — на лице Лины заплясала грустная полу-улыбка.

— Может быть, но в этом письме было что-то особенное. Я почувствовал это, когда спрятал его у себя на груди. Оно было не обычным, уж точно не таким, какие ему отправляли до этого восторженные дворянки. Потому что это были настоящие чувства. И будь я проклят, если это не так. Оно могло бы дать ему стимул. Может, он смог бы отбиться, не попасть тогда в руки гильдийцев, сбежать из камеры до казни. Я уверен, что смог бы, потому что у него был бы стимул — вы бы ждали его. Пусть где-то далеко, пусть он и не помнил бы вашего лица, но ждали бы. Адриан бы это чувствовал, — Лина вздрогнула, когда прозвучала имя бастарда, — а если вы иного мнения, то можете забрать письмо, оно всё ещё со мной, — я протянул девушке запечатанный конверт, всё это время он был у меня на груди по старой привычке. В моих глазах плясали очень странные искры, думаю, что она заметила их.

— Нет, я не возьму его назад. Не возьму, потому что это память о любви, которая умерла.

— Не обманывайте себя. Умер принц, но не ваша любовь.

— Нет! У меня больше нет к нему чувств. Это…это было бы очень глупо! — она почти сорвалась на крик.

— Да, глупо, даже почти безумно, но так ведь и есть.

— Замолчите! — она не выдержала, отвернулась, закрыла лицо руками и разрыдалась.

Её красивые плечи вздрагивали, я слышал её всхлипы, почти чувствовал, как через эти слёзы выходит вся боль, накопленная ею за время со дня казни принца. Я заставил её плакать, потому что знал, что это было ей необходимо. Потому что если она разучится плакать, то уже не будет прежней Лины. Останется та же красота, но не будет уже души. Думал, что только она сможет помочь принцу освободиться от пласта мёртвых эмоций. О, да, я сумасшедший, но я верю, что принц выжил, что ему это удалось и плевать, какую магию он там использовал для этого. Пусть даже некромантию или силу демонов Бездны, главное, что он это сделал. Я хотел подойти к ней, утешить, обнять, но не стал. Придёт время и это сделает тот, кому она сама отдала своё сердце. А я что? Я буду просто посланником, безликим, как гонцы срочной королевской службы, ведь их никто никогда не благодарит. Воздают дары тем, кто отправил письмо, а гонцов лишь ругают, если они опаздывают. Но и такой роли вполне достаточно, ведь нет ничего дороже, чем видеть улыбку на лице того, кому ты вручаешь это письмо, будто женщина, ждущая мужа с войны или алхимик, заждавшийся своих ингредиентов.

Я покинул балкон быстрым шагом. Уже не обращал внимания на тех, кто пытался со мной здороваться или даже просто заговорить. Даже нескольких людей я просто отталкивал в сторону, чтобы они не мешали мне. Наверняка, после этого обо мне заговорят, как о якшающемся с тёмными силами, но какое это имеет значение, если я больше не намерен видеться с этими людьми? Спускаюсь вниз. Хотелось избегать слуг, и я даже пытался сначала это делать, но потом мне надоело прятаться в нишах за старыми доспехами и я просто летел вперёд по тёмным коридорам. Быстро спустился в погреб. Там выбрал бутылку хорошего вина (благо у барона был отменный вкус, и долго искать не пришлось). Потом снова этот быстрый бег по коридорам. Со стороны могло показаться, что я от кого-то убегаю. Возможно, так и было. Я пытался убежать от тех мыслей, что я оставил, когда заговорил с Линой, но они были всё ближе и я понимал, что мне от них уже не скрыться. Подобно арбалетным болтам — знаешь, что если он выпущен, то точно настигнет. Дверь. Комната с кроватью, на которую я падаю и закрываю глаза. Тягучий поток мыслей наваливается на меня и смывает из реального мира, заставляя полностью в нём увязнуть. Всю ночь я буду думать. Думать и поливать размышления хорошим вином. Пусть утром слуги и выкинут меня из замка, приняв за вора или ещё кого, но сейчас я об этом не думал. В тот вечер я поклялся себе, что обязательно отдам письмо дочки барона Танруда принцу, пусть даже мне придётся вытащить его из самой Бездны!

Как только наступило время, когда ленивые стражники после ночной вахты сменяются на других, а те, в свою очередь, в отличие от товарищей, не заходят в сторожку, а остаются на свежем воздухе — им уже не надо бояться странных звуков, то и дело доносящихся из-за стены, окружающей Тирнад каменным неприступным кольцом. Они открывают ворота, впуская и выпуская всех желающих, хотя обычно в столь ранний час мало кто стремится в город или же из него, даже накануне намечающегося праздника. Телеги и палатки, стоящие под стенами всё ещё спят, как и улицы культурной столицы Сарта. По этому поводу стражники часто ворчат, но больше по привычке, чем с настоящим недовольством. Они уже привыкли к ранним подъёмам и этим тихим утренним часам, которые предшествуют всем известной будничной суете. Пожалуй, они им даже нравились. Свежесть и лёгкая дымка тумана, которая золотится в лучах утреннего солнца. Простое солдатское сердце не могло не радоваться этой красоте, пусть и по-своему, пусть и не так возвышенно, как это делает сердце поэта, музыканта или художника, но, может, это и к лучшему? Однако сегодня им предстояло всё-таки выпустить из восточных ворот четверых путников, чьи кони уже нетерпеливо скребли копытами по мостовой и фыркали. Это были странные люди — все, как один, закутаны в тёплые плащи с капюшонами, которые скрывали их лица, хотя было довольно тепло, особенно для утра, день обещал быть приятным. У одного из них на спине висел композитный лук и колчан со стрелами, но солдат догадывался, что это не всё оружие таинственного всадника — на поясе у него изредка позвякивали ножны при чём, как ему показалось, не одни. Второй, сидевший на мышастой лошади, держал в руках невзрачный посох со вставленным в навершие голубым камнем, который слегка светился и мерцал. Сразу понятно, что это был маг. Солдат их не любил, тайные их науки были не по душе простому вояке, поэтому он считал, что от магиков добра стоит ждать разве что за круглую сумму. Но этот вроде вёл себя спокойно и огненными шарами да молниями кидаться направо-налево не собирался, и посему, одарив колдуна напоследок подозрительным взглядом, солдат посмотрел на следующего, восседающего на гнедом знатном жеребце. У этого под плащом был полный латный доспех, да и не слишком он старался это скрыть, как и герб, украшавший его большой щит. Солдат хмыкнул. Интересно, что в этой компании забыл рыцарь? Хотя, не так уж это и важно, пусть себе поезжает — дела этих господ для служаки вроде него всегда будут непонятны. А вот последний вроде бы ничем не выделяется. Обычная одежда. Обычная лошадь. Даже как-то неуместно он здесь смотрится, что ли, они все какие-то необычные, а он похож на простого наёмника. Эх, к товарищу возвращаться совсем не хочется, тот что-то уж сильно везуч в последнее время в костях, может, даже мухлюет, поэтому новую партию проигрывать служивому хочется как можно позже, сегодня уже можно будет обвинить его в шулерстве. Поэтому солдат решил занять и себя и путников разговором:

— Куда собираетесь, господа хорошие? — лениво поинтересовался стражник и тут же почувствовал, как его обжёг взгляд человека с луком, но говорить стал не он, а маг.

— Разве такие вопросы задают при выезде из города?

— Нет, но… — солдат замялся, не зная, что сказать, холодный тон незнакомца и его необычный говор обескуражили вояку, заставив его в очередной раз неловким движением поправить перевязь с мечом на поясе.

— Не твоего ума это дело, — маг поднял голову и устремил взгляд на небо, — время пришло открывай ворота.

— Дык, это, надо разрешения дождаться, без оного никак не можно открывать.

— Открывай, или хочешь, чтобы я сам это сделал?

От ответа на этот весьма сложный вопрос стражника спас крик из сторожки его командира. Разрешали открывать ворота, и вояка тут же поспешил к рычагам. Как только решётка полностью поднялась вверх, всадники покинули город. Стражник только сплюнул им вслед. Испортили такое прекрасное настроение, а ещё этот возможный проигрыш, идёт оно всё к дьяволу! Солдат присел на простой и старый деревянный стул, достал трубку и набил её табаком. Пока командир не видит, можно и покурить, успокоить нервы.

А путники пустили коней галоп, старясь как можно быстрее умчаться подальше от города. Всё ближе к своей цели. Они слегка притормозили лошадей лишь, когда стены Тирнада и шпили редких башенок скрылись за горизонтом. Всадники поравнялись друг с другом. Ехали молча, потому что не знали друг друга, да и один из них никогда не говорил. Лиард подъехал ближе к Адриану и, слегка наклонившись к нему в седле, что было совсем не просто с его-то доспехами, прошептал:

— К закату мы будем уже у замка. Там спешимся и подождём ночи.

— Ночи? Разве разумно охотиться на ночных тварей в их время? Не лучше ли будет подождать дня и застать того, кто живёт в замке, днём, когда он не так силён, будь то лич или всё-таки вампир? — принц кинул вопросительный взгляд на рыцаря из темноты, отбрасываемой на его лицо.

— Сразу видно, что у тебя нет большого опыта в подобных делах, — Лиард скинул капюшон, на его лице плясала весёлая улыбка.

— Что правда, то правда, до этого мне ещё не приходилось охотиться на чудовищ.

— Но ведь у тебя есть меч, против кого же ты его тогда использовал? — черноволосый рыцарь кинул вопросительный взгляд на бастарда, хотя, кажется, заранее знал ответ.

— Против людей, — принц не побоялся сказать правду.

— Вот как, — Лиард опустил взгляд в землю.

— Так почему же мы не можем дождаться следующего дня? — поспешил продолжить разговор Адриан, отвлекая рыцаря от мрачных мыслей, наполнявших его голову.

— Ах да, сейчас тебе всё объясню. Во-первых, разбуженное чудовище куда страшнее, чем бодрствующее. К тому же, как только почувствует, что его загнали в угол, начнёт обороняться вдвое яростнее и почти перестанет чувствовать боль, хотя, я не уверен, что лич или кровопийца вообще способны её ощущать.

— Ты говоришь о них так, будто бы это неразумные звери.

— А разве это не так?

— Не знаю, мне ещё не приходилось с ними сталкиваться, но я многое слышал. И говорят, что они умнее и хитрее людей, потому что прошли смерть и вернулись обратно, дважды переступили линию, за которую всем остальным можно зайти лишь один раз и навсегда.

— Вряд ли это так, те, кто вершит столько зла, по определению не могут быть разумны. Я, конечно же, говорю о личах, потому что с вампирами ещё ни разу не встречался, поэтому, думаю, стоит согласиться с тобой.

— Хорошо, — Адриан коротко кивнул, — но вернёмся к причинам. Какая вторая?

— А вот она уже куда существеннее, чем первая, — рыцарь сразу стал очень серьёзен, его аккуратные брови съехались к переносице, — если мы будем ожидать следующего дня в такой непосредственной близости от замка, то, кто бы он ни был, но он почувствует нас и натравит всю нечисть в округе. В таком случае нам очень сильно повезёт, если удастся выжить, потому что здесь различных тварей и нежити целые толпы, будто их что-то сюда притягивает. Может быть, где-то здесь находится портал в Бездну, скорее всего, если он и есть, то в подвале замка, потому что ещё в те времена, когда барон был жив, об этих местах ходили не слишком привлекающие посетителей слухи. Да и если переживём, то вряд ли сможем убить того, на кого, собственно, вели охоту, а это, как ты понимаешь, не самый лучший ход событий.

— Согласен, это имеет смысл, — Адриан кивнул, — но всё ещё остался один вопрос: как мы собираемся убить его, для этого нужны какие-то специальные средства или магия? — Лиард рассмеялся. — Что? Что такое? Разве я сказал что-то смешное? — глаза принца сверкнули.

— Нет, что ты, просто меня всегда веселят подобные предрассудки. Конечно, не плохо было бы иметь с собой серебряный меч, но пока он нам не по карману, поэтому придётся довольствоваться обычной сталью, которая хоть и не обжигает нечисть, как серебро, но вполне отлично рубит, колет и ломает кости, как и у обычных людей. Разве что убить их куда сложнее, чем обыкновенных людей, потому что их поддерживает магия. Лич в этом плане куда сильнее, как-никак, при жизни он был могущественным некромантом, который перед самой смертью смог провести ритуал, который обратил его самого в того, кто может направлять своей рукой любую нежить. К тому же, его чары сильнее, чем те, что использует наш маг. Не по тому, что он самоучка или ещё что-то, совсем нет, этот парень кому хочешь форы даст, но вот его магия обыкновенная, если можно так сказать о магии, использует силы этого мира, а лич использует силы самой смерти, а у живых против неё не велик шанс выстоять, и никакие амулеты, что продают шарлатаны на ярмарках, не помогут защититься от неё, потому что даже самый сильный маг нашего мира один на один не выстоит даже против самого слабого лича. Поэтому для борьбы с ними в основном и зовут тех, кто с магией не в ладах, но в большинстве случаев это не помогает. Им удаётся ослабить, истощить и запечатать, но не уничтожить. Я сам однажды наткнулся на гробницу, где было заперто шесть личей, к счастью, они были ещё очень слабы, но мне едва удалось унести оттуда ноги, потому что эти гады не только разъедают всё вокруг своим чёртовым туманом и слизью, но ещё и влияют на разум. Я очнулся, когда мой меч уже готов был пронзить мой собственный живот. Именно поэтому лучше идти либо совсем одному, чтобы никого не поранить, либо втроём, чтобы было кому тебя уносить, а кому — прикрывать спину.

— На этот счёт можешь не беспокоиться.

— Почему это?

— На меня эта магия не действует.

— Вот так удача, — Лиард присвистнул, — значит пойдёшь в первых рядах, — рыцарь заметил, как вздрогнул Адриан и рассмеялся, — успокойся, я так шучу, — черноволосый хлопнул принца по плечу, бастард недовольно поджал губы, но из-за капюшона этого не было видно.

— Хорошо, но что там с вампирами, думаю, они не такие опасные маги, как личи, но почему-то встречи с ними боятся куда больше.

— Это верно и вполне понятно. Если бы мне дали выбор, с кем сражаться один на один, то я без раздумий выбрал бы лича, потому что против него ещё есть шанс выжить, хоть и не большой, а вот с кровопийцей всё обстоит куда плачевней. Он быстрее, сильнее, ловчее, чем любой из людей. Даже мой брат не сравнится с ним в эффективности методов убийства, но куда хуже то, что они действительно умны и свой не слишком впечатляющей арсенал умений используют настолько хорошо, что славный охотник за нечистью рискует умереть раньше, чем вступит с кровопийцей в открытый бой. Не знаю, что из россказней про них правда, а что — глупые крестьянские байки да предрассудки, но даже половины хватит на тысячи ловушек. Хорошо, что я позвал с собой Дезарда, с его помощью мы сможем их обойти, но я всё-таки надеюсь, что в замке нас ждёт лич, а не вампир, — Лиард замолчал. Было видно, что он действительно волнуется, но при этом полон решимости. Адриан знал, что этот рыцарь ни за что не отступится от цели, которую себе задал.

— Мне снова остаётся лишь с тобой согласиться, расписанная перспектива не слишком сильно меня привлекает, — поставил точку принц.

Какое-то время они ехали молча, но эта тишина, разгоняемая лишь постукиванием копыт по дороге, ужасно удручала, нагоняла мрачные мысли о предстоящем визите в замок и бое, который было не миновать. Вопрос лишь в том, с кем им предстоит встретиться меж каменных стен руин баронского жилища. Адриан чувствовал, что Лиард не так спокоен, как хочет показаться. Его живое, объятое огнём рыцарства, сердце сейчас трепетало и билось о стенки своей стальной клетки. Нет, вряд ли он боялся, вряд ли он вообще умел бояться. Скорее, он переживал за брата, за мага и даже за самого бастарда, хоть и знал его меньше одного дня. Такая у него была натура, он стремился защищать всех и каждого, боялся, что не сможет сохранить чью-то жизнь, хотя был в это время рядом. Видимо, в этом и была суть его рыцарства, хотя, у Лиарда было очень много принципов, но все они базировались исключительно на чести, выделяя его из множества самозванцев в латах и выступающих на турнирах под красивыми именами, прозвищами, гербами и флагами. Но, так или иначе, вряд ли кому-нибудь удастся их узнать, потому что рыцарь никогда не отвечает, если его об этом спрашивают. Эти правила вырезаны на его душе, видимо, ему просто слишком больно читать их, водя по строкам пальцем, и перелистывать страницы. На самом деле у каждого из четверых, что свела Фортуна вместе, имелся свой кодекс, свои принципы, которым он следовал всегда, никогда не преступал, потому что просто не мог даже в мыслях допустить подобного. Без этого внутреннего стержня им просто бы не удалось стать теми, кем они являются сейчас — лучшими из лучших в своём деле.

— Ты не спишь? — Лиард повернулся к Адриану, который положил голову себе на грудь, будто задремал в седле, принц тут же выпрямился, показывая, что сон ещё не пришёл к нему знакомыми ночными тропками. — Я должен у тебя спросить, прости за бестактность, но любопытство просто съедает меня. Ещё никогда мне не доводилось видеть на теле человека столько шрамов. Даже самые бывалые воины из тех, что я знаю, не могут похвастаться такой обширной коллекцией. Как ты их получил и как после такого количества ран тебе удалось выжить? — рыцарь поднял взгляд к лицу Адриана, которое ещё до сих пор пряталось в темноте капюшона.

— Это долгая история, — нехотя ответил принц.

— Слава богам, времени у нас пока предостаточно. Прости, если это неприятная тема, но, пойми, мне нужно знать, получил ты эти шрамы из-за неумения или наоборот, из-за того, что слишком яро рвался в бой и взял больше, чем смог понести, это определит роль, которую тебе придётся отыграть в нашем деле, — тон рыцаря и его лицо снова стали серьёзными.

— Я не могу тебе сказать. Не потому что не хочу или по тому, что это нечто личное, нет, просто, по большому счёту я сам не знаю, откуда они появились, — бастард тяжело вздохнул и слегка отвернул голову в сторону от черноволосого рыцаря.

— Что? Такого ведь не бывает. Или это проклятье?

— Что-то вроде такого, — пожав плечами, кивнул Адриан.

— Хм, что же, тогда ясно. Тогда придётся оценить по-другому твой опыт. Хотя, бой со мной, безусловно, был весьма показательным, но всё же не совсем достаточным.

— Ты слышал о бунте в Султанате два года назад?

— Слышал, говорят, тот бой был очень суровым, до сих пор в голове не укладывается, как им удалось пройти весь город, а потом ещё и оборонять дворец, храбрость и умение каждого воина достойны моего восхищения.

— Я был там, — к счастью, никто не знал, что в том бою принимал участие принц Ланда и Адриан мог оставаться спокойным, рыцарь не догадается, кто он на самом деле.

— Что? Не может быть! — Лиард сразу же встрепенулся и удивлённо посмотрел на принца, который пустым взглядом осматривал дорогу и горизонт, заслонённый лесом. — Никогда бы не подумал, что мне доведётся общаться с самим участником тех знаменательных событий. Неудивительно, что ты не горишь желанием рассказывать о себе. Говорят, что это на всех них отразилось не самым благоприятным образом, всё-таки их почти довели до полного отчаяния, столько друзей пало под мечами барнухадцев. Ужасный день, который никогда не должен был наступить, но наступил и породил много непревзойдённых воинов, но столько же и забрал. Снова прости меня за то, что я затронул эту неприятную для тебя тему.

— Ничего, — голос принца как всегда оставался спокойным, хоть в голове он снова прокручивал те печальные события.

Они снова замолчали. Зеленели поля, расстилающиеся на много миль во все стороны. Лишь на востоке едва была различима тёмно-зелёная зубчатая стена леса. Кажется, в столь ранний час даже мыши-полёвки ещё не пробудились, даже соколы всё ещё спали, время охоты ещё не началось. Адриан всегда не любил, когда его путь пролегал через степи или подобные поля. Это необъятное пространство, можно сказать, пугало его своим невозмутимым спокойствием и постоянством. Поистине неживой монолитностью. В такие моменты он чувствовал себя неимоверно слабым и беспомощным, маленьким и жалким. Поэтому он чаще предпочитал длинный и не самый безопасный путь, но ни за что не проезжать через поля.

Его внимание привлекли остатки тумана, уже почти рассеявшиеся, но ещё висевшие над землёй густым дымчатым облаком. Он повернулся к Лиарду. Рыцарь вглядывался дорогу, будто пытаясь различить на ней чьи-то следы, но младший из братьев Марг никогда не был силён в подобных науках хитрости и уловок, как следопытство, слежка и охота. Больше по душе рыцарю были кузнечество, искусство боя, но не такого, какое предпочитал его брат, другое, честное, легко читающееся, полагающееся на силу и выносливость, на умение и стойкость, а не уловки и обманные выпады. Может, оно было и не столь эффективно, но пока Лиард не проиграл ещё ни одного сражения…хотя бы по тому, что его меч всё ещё не изведал человеческой крови.

— Знаешь, — Лиард вздрогнул, услышав спокойный голос своего изуродованного шрамами спутника, — мой друг из Даргоста рассказывал, что у них на родине считается, что такие одинокие клочья тумана — это души умерших близких, которые издалека наблюдают за тобой. Я до этого не встречал подобного, думаю, что это просто предрассудки.

— Даже предрассудки не появляются на пустом месте, ничто не появляется просто так, из ничего. Может, кого-то из этого тумана звали призраки, поэтому и появилась эта легенда?

— Вполне может быть. Болота всегда были странным местом.

— Ты бывал там?

— Нет. Боюсь, не смог бы избежать блуждающих огоньков, — Адриан слегка улыбнулся.

— Один мой товарищ так сгинул в трясине, — тяжело вздохнул рыцарь, — а я ведь говорил ему, что стоит пойти более безопасной дорогой, но он, видите ли, решил сократить путь. Мы попали в засаду, там было много зомби, мы едва ушли. Вернее, я. Ему арбалетный болт попал в ногу, он споткнулся и канул в лету.

— Зомби? Я думал, что на болотах водятся другие монстры, — принц нахмурился, новость появления нежити в топях была не слишком хорошей новостью, как-никак охотнику вроде Сина чаще других приходится бывать в самой центре болот, где очень трудно найти хотя бы дорожку, чтобы не попасть в смертельные объятья гнилой воды, а драться там и вовсе почти невозможно. Хотя, возможно, именно поэтому Син был таким ловким и быстрым, наверное, именно поэтому среди даргостцев он носил кличку в честь тех самых болотных духов, которые заманивают людей в трясину — Син Блуждающий Огонёк.

— И других монстров там тоже хватает, — согласно кивнул черноволосый рыцарь, — но суть не в этом. То болото когда-то было местом грандиозного сражения между Хариотом и Мортремором. Это был единственный случай, когда армия самого восточного из людских королевств перевалила через горы. Страшная война, но ты, наверное, слышал о ней, поэтому я сразу расскажу о сражении. В то время болота ещё были вполне пригодными землями, так же там находился один из ключевых юго-восточных фортов Хариота. Вот только почему-то главнокомандующие решили вывести войска из-под защиты каменных укреплений и столкнуться открыто. Много трупов, но Хариоту удалось откинуть назад армии Мортремора, что впоследствии позволило и вытеснить их обратно за горы, после чего оно уже не пыталось больше покуситься на наши земли, да и гномы, которым не очень понравилось, что солдаты с востока прошли по их старым тоннелям, как по своим родным, сказали своё слово. Теперь, если Мортремор всё же решится снова повторить свою попытку, то мы найдём надёжных союзников в лице бородатых карликов, хотя, вряд ли этому королевству взбредёт такое в голову. Им не позволят эльфы, которые объявили себя хранителями мира и порядка. Говорят, их оракулы недавно узнали какое-то страшное пророчество, ведь остроухим всегда удавалось смотреть в глубь времён, поэтому-то они и всполошились. Не думаю, что им хочется, чтобы мы тут сначала друг друга перебили, а потом остатками пошли жечь их леса, полностью обезумев. Они, конечно, большую часть армии уничтожат лучниками ещё на подходах, да и лес тоже на их стороне, но кто-то всё же дойдёт, и вот тогда начнётся резня. Так вот, вернёмся к тому сражению. У Мортремора всегда была сильная, хорошо подготовленная тяжёлая пехота. Заставить бежать этих закованных в латы гигантов практически невозможно, а сражаются они так, что на одного приходится где-то трое или даже четверо. А Хариот почти не уделял внимания армии, уже тогда все деньги отдавая магикам-недоучкам. Однако в бою, как оказалось, они ничего не стоили. Победа была одержана лишь чудом, вернее, благодаря вовремя подоспевшим на помощь отрядам Ланда, которому впоследствии и отошли те земли. Зато маги Мортремора успели провести ритуал, который и привёл к тому, что начали появляться зомби в тех местах. Но не в больших количествах. Думаю, что они это сделали на всякий случай, если придётся туда по какой-то причине вернуться, чтобы был запасной план, коим были шагающие мертвецы. Но пока они дойдут сюда, мы уже успеем полностью уничтожить их «план Б», — Лиард усмехнулся, наверняка, он и сам приложил к вырезке зомби свою руку.

— Как думаешь, возможна ли такая война снова?

— Этого я не могу сказать тебе точно, но от Мортремора уже давно ничего не слышно. Да и вообще, по ту сторону гор что-то много времени уже подозрительно тихо.

Им пришлось замолчать. Дезард снова пустил своего коня в галоп.

Каменная громада руин баронского замка нависала над четырьмя путниками, которых дорога привела сюда. Тёмная тень навечно легла на поляну перед воротами, а сами стены, хоть и почти разрушившиеся, будто бы грозились раздавить несчастных. Они спешились, но заходить во внутренний двор пока не решались, застыли, в своих тёмных плащах походя на часть этой зловещей композиции. Казалось, баронские ловчие вернулись из леса, чтобы преподнести своему господину подстреленную дичь, но вот с ворот им кричит стражник о том, что барона уже нет в живых, и его верные слуги обратились в камень, не желая видеть этот замок пустым, навсегда став его неотъемлемой частью, как камень в кладке. Но вот одна из статуй пошевелилась, мёртвый барон зовёт своих лучших охотников на помощь, они должны помочь найти ему дорогу в мир, где его уже ждёт любимая жена, должны помочь ему обрести покой, пусть для этого им и придётся убить своего господина во второй раз. Пусть после этого они уже утратят магию, которая позволит им превращаться в камень и жить вечно, главное, что их зовёт старый барон.

Но вот наваждение проходит. И на поляне перед замком снова лишь четверо путников. Хотя задачи их схожи с целями баронских ловчих. Они должны очистить это место, пусть это явно будет нелегко. Каждый из них знал, что стоит им перейти черту, как начнётся вечный бой, но никто из них отступать не собирался. Скиталец начал нашёптывать слова заклинания, проверяя двор на наличие магии. Там она была. Значит, даже просто дойти до замка будет уже сложно, не говоря уже о путешествии по самим тёмным коридорам мёртвого строения. Маг коротко кивнул Дезарду, тот быстрым движением обнажил оба меча, лезвие которых оказалось необычного цвета — темнее, чем сталь, с красными прожилками, причудливой вязью расходившихся от гарды по всему клинку. Они слегка светились в темноте, это точно было не простое оружие и не только по тому, что его выковали эльфы. От него сразу повеяло магией, хотя до этого никаких признаков её не было и в помине. Лиард тоже снял с пояса свою лопастную булаву и поднял щит, маг лишь сильнее сжал посох, на какое-то мгновение Адриану показалось, что его рука слилась воедино с деревянной тростью, но лишь на мгновение. Пришёл черёд принца обнажить своё оружие, что он незамедлительно и сделал. Диарнис мимолётно сверкнул на солнце. Братья Марг вышли вперёд, являя собой сплочённый, хорошо смазанный и работающий гномий механизм без каких-либо изъянов. Идеальное соединение мощи и изящества, полезности и красоты, смертоносности и невинности. Адриан без слов понял, что ему нужно прикрывать их спины, а заодно следить, чтобы никто не мог навредить магу. Он чувствовал это инстинктивно, по-другому и не могло быть — во время дела никто из его неожиданных соратников не любил говорить. Одновременно для него было огромной честью стать частью этого отлаженного до предела механизма, стать ещё одной шестерёнкой, которая не только не будет ухудшать его работу, но и станет приносить пользу. Они двинулись вперёд. Напряжённые, готовые отбивать нападение. Вот их стройная процессия проходит под аркой ворот, наверху ещё торчат остатки уже проржавевшей насквозь железной решётки. Их накрывает тень, остаётся лишь два источника света — спереди и сзади, но на последний никто даже не смотрит, никто даже не думает о нём, никто не хочет отступать. И тут их уже ждало первое предупреждение — тени, словно живые, устремились к ним, стараясь задушить, пронзить их тела, сломать шеи, обвив чернильными щупальцами руки и ноги, но Скиталец по праву считался одним из лучших магов, сотворённое им защитное заклинание действовало отменно. Хотя нет, Адриан краем глаза заметил как резко дёрнулся Дезард и тут же снова принял прежнее положение, лишь только ускорил шаг. Но то, что показалось принцу странным секундным припадком, было на самом деле выпадом, стремительно серией из двух ударов. Обрубки теней начали медно опускаться на пол, будто листки бумаги и тлеть. Они вырвались на свет так же внезапно, как оказались в темноте. Никто не сказал ни слова, они и без них всё поняли. Личи не могут управлять тенями, для него было бы гораздо проще запечатать их в этой арке и запустить ядовитый туман или же просто, разъев камень своим смертельным дыханием, обрушить ворота незваным гостям на головы. Лич бы так и сделал, если бы он тут был. Но в баронском замке поселился кое-кто куда опаснее лича, Фельт оказался прав, в замке обитал вампир и он предупреждал путников о том, что если они пойдут дальше, то вряд ли смогут вернуться так все вместе, он начинал свою игру, он начинал охоту на них и у него были тысячи преимуществ, но всё-таки он был один.

Первым движение среди обломков строения, которое некогда было каменными конюшнями, заметил Дезард. Он скинул капюшон и быстро отправил оба меча в ножны, клинки вошли туда, будто бы он пару минут назад смазал их маслом. Вскинул лук, бросил вопросительный взгляд на мага, тот утвердительно кивнул, отвечая на немой вопрос старшего из братьев. Не прошло и нескольких секунд, как к компании бросилось какое-то существо, телосложением напоминающее небольшого медведя, только вот у этого «косолапого мишки» были за спиной крылья, а кожа подозрительно отливала серостью и гладкостью камня. В полёт отправилась оперённая красавица, в лучах заходящего солнца на наконечнике сверкнула руна. Почти тут же раздался оглушительный взрыв, сотрясший казалось, даже монолитную неподъёмность замка. В разные стороны полетели каменные осколки, а лучник уже снова натягивал тетиву — к ним неслись ещё три ожившие горгульи. Скиталец быстро сплёл из огненных нитей шар и метнул его в сторону той, что приближалась к нему. Ещё два взрыва разорвали пространство почти одновременно. Лиарду даже пришлось прикрываться щитом от разлетавшихся в стороны частей монстров, которые шумно били по его доспехам. Один из них оцарапал уже немного заросшее щетиной лицо рыцаря — он не одел шлем, потому что тот мешал бы обзору, а в замке полном опасностей это могло стоить жизни. Уж лучше изуродованное лицо, чем смерть. К тому же, за его спиной стояло живое доказательство в пользу этого умозаключения. Дезарду пришлось спрятать лук и быстро выхватить мечи, отражая сильный удар горгульи, который больше походил на опустившуюся почти на голову огромную булаву или боевой молот, но вооружённый двумя эльфийскими клинками воин в очень лёгкой и пластичной, но невероятно прочной броне, даже не отъехал назад. После того, как он отбил удар, тут же сделал шаг с полуоборотом в сторону, одновременно взмахнув обоими мечами. Прожилки на клинках будто бы налились кровью, как только коснулись каменного тела противника и вошли в него, как нож в масло — магия заключённая в мечах просто-напросто расплавила камень. Страшно подумать, какую боль испытывает человек, если он получает раны таким оружием. Горгулья развалилась напополам, но не успокоилась, на руках с огромными когтями пытаясь подползти к Лиарду, но рыцарь быстро усмирил разбушевавшуюся статую ударом булавы, которая раздробила голову монстра на мелкие кусочки. Но вскоре верные каменные стражи вампира стали не единственной проблемой четырёх путников. Через арку, а так же со стороны груд камня, некогда имевших вид жилых помещений, складов и кузницы, к ним уже приближались зомби и скелеты. Кое на ком из восставших ещё сохранились остатки доспехов и одежды, но большинство обходилось даже без этого, зато вот оружие почти у всех было новое, словно выкованное совсем недавно. Бартасов кровопийца ждал своих гостей и хорошо подготовил тёплый дружеский приём. Были и те, кто ещё в прошлой жизни умел стрелять из лука, вот и сейчас призвавший их на свою защиту снова решил воспользоваться их способностями — над головами четырёх людей пропели стрелы. К счастью, ни одна из этих мелодий не стала для них похоронным маршем. Адриан крепче сжал рукоять своего верного полуторного меча. С каменными монстрами он сражаться не мог, у него не было ни силы Лиарда, ни зачарованного арсенала Дезарда, зато вот с нежитью принц мог вполне справиться. Неповоротливые зомби вряд ли смогли бы уйти от его ударов, как и скелеты, но они брали числом. Что же, придётся справляться с ними, нельзя подвести товарищей, подбросив им ещё одну проблему в виде гниющих ходячих трупов, наседающих на них со спины.

Первому зомби Адриан отрубил голову и пинком откинул в сторону, опрокидывая скелета, который уже бежал к нему с поднятым над головой мечом. Сильно ударившись о камни, которыми был вымощен двор, старые кости сломались и вряд ли когда-то снова станут пригодными для некроманта, но бастард этого не заметил, всё его внимание устремилось на следующих противников. За те два с половиной года, что прошли со времени его визита в Султанат до смерти Клохариуса, Адриан сильно поднял свой навык фехтования. Нет, он не стал в этом абсолютным мастером, но уже мог продержаться какое-то время даже против королевских гвардейцев. Уже тогда он делал упор на технику боя, изобиловавшую уклонениями, отходами в сторону, постоянным движением, словом, направленную на сражение с несколькими противниками, позволяющую рубануть одного и при этом уйти из-под удара другого. Сейчас это очень сильно помогало, учитывая, что зомби были неуклюжи, а скелеты недостаточно хорошо владели вручённым им оружием. Но всё-таки количество противников сказывалось, принц начинал уставать, хотя всё ещё ни одному из мертвяков не удалось его достать. От вони бастард начал задыхаться, но вот к запаху гниения примешался ещё и запах палёной плоти, которому, как ни странно, принц обрадовался. Покончив с горгульями, на помощь к нему пришли братья Марг и Скиталец, который хоть и был отменным магом, но уже тоже порядком израсходовавший запас своих колдовских сил.

Через несколько минут всё было кончено. Они стояли и восстанавливали силы. Хозяин замка благосклонно давал им время на передышку, которой они не могли не воспользоваться. Уж очень быстрым и утомительным оказался первый танец на этом балу. Адриан чистил своё оружие от мёртвой крови, которая сегодня щедро оросила клинок Диарниса. Мечи Дезарда в такой чистке не нуждались, они уже покоились в ножнах, а сам он снова держал в руках лук, на тетиве лежала стрела, ждавшая лишь сигнала, чтобы взметнуться в воздух и лишить жизни противника. Лиард же, кажется, почти не устал, он сейчас о чём-то тихо разговаривал с магом в стороне, и лицо его становилось всё более хмурым. Наконец, он повернулся к принцу и подошёл к нему.

— Плохи наши дела. Этот гад, кажется, установил где-то печати, которые существенно осложняют сотворение даже простых заклинаний, не говоря уже о том щите, который нас от теней прикрывал. Скиталец уже на исходе, да и ты, вижу, порядком запыхался. Но путь назад нам уже закрыт — сунемся туда, и поминай, как звали, там открыт портал, невидимый, в один конец. Даже я чувствую, как с той стороны веет холодом.

— Мы бы в любом случае не вернулись, так? — Адриан всё-таки посчитал нужным спросить, хотя прекрасно знал ответ, но Лиард промолчал, зато уверенно кивнул, этого было вполне достаточно.

Они снова выстроились в прежнем порядке. Теперь им предстояло войти в замок и там начнётся второй танец, ещё более смертельный и сложный, чем первый, но принцу почему-то казалось, что каждый из его товарищей привык вальсировать со старухой в балахоне, да и сам он уже не боялся смерти. Как-никак, двум смертям не бывать, а одну он уже пережил. Ему вдруг вспомнился всепожирающий, бушующий вокруг него огонь, то полное отсутствие эмоций, которое захватило его во время казни. Он тряхнул головой, стряхивая наваждение. Вот исчезли в тёмном широком проёме братья. Теперь его черёд и он тоже делает шаг, растворяясь в абсолютной темноте, будто бы всегда был её частью.

Я проснулся. Это было, мягко говоря, не самое приятное пробуждение в моей жизни. Хотя бы по той причине, что проснулся я не сам по себе. Меня невероятно наглым образом разбудил какой-то старый слуга, стоявший прямо надо мной и звенящий своим дурацким маленьким колокольчиком. Во-вторых, ужасно болела голова, такое чувство, что вчера меня по ней били молотом или я много выпил. Поводив мутным взглядом по комнате, я застонал и снова закрыл глаза. На полу лежало две пустые бутылки из-под вина. Не помню, что было вчера вечером, после разговора с Линой, но, похоже, я здорово напился. Увидев, что я опять собираюсь погрузиться в царство сновидений, слуга вновь принялся активно звонить своим орудием пытки и что-то мне говорить. Я коротко выругался, нащупал подушку и накрыл ей свою многострадальную голову. Видя, что его методы не помогают, этот паразит начал пытаться надеть на мою ногу ботинок. Тогда я кинул в него свой щит от тех барстасовских звуков, что издавал треклятый колокольчик. По минутному замешательству понял, что попал точно в цель, но после лакей сразу же возобновил свои попытки обуть меня. Тогда я не выдержал и начал брыкаться, в итоге перевернулся, разлепил глаза и уставился на несчастного слугу своим самым ненавидящим взглядом из тех, что были в моём арсенале. В его руках был какой-то очень странный, помятый предмет, которому я затрудняюсь дать какое бы то ни было описание вообще, так как мне он больше всего напоминал бесформенную кучу чего-нибудь, но уж точно не обувь. Хотя нет. Приглядевшись, я не без удивления узнал в этом таинственном нечто свой ботинок. Второй, кажется, был на мне. Я с трудом сел, собрав для этого все оставшиеся силы в кулак. Да уж, наверное, у меня сейчас не самый лучший вид. Взъерошенные, торчащие во все стороны волосы, синяки под глазами, дикий, бегающий по сторонам взгляд человека, который яростно пытается понять, что вокруг него происходит, но на протяжении долгого времени ему это уже не удаётся сделать. Наконец, мне удалось хоть отчасти прийти в себя и разобрать то, что бормотал себе под нос слуга:

— Милорд, вас ждут на завтраке, собирайтесь быстрей, иначе опоздаете, — лепетал он, всё ещё пытаясь надеть мне на ногу покорёженное то, что когда-то было моей обувью.

— О, Бартас тебя дери, неужели не видно, что он уже никогда в жизни не налезет на мою ногу?! — я вскочил и выхватил из рук слуги ботинок и сильным броском вышвырнул его в окно, даже не позаботившись убедиться в том, что оно открыто, но, к счастью благодаря Фортуне, за разбитое многострадальным предметом обуви окно мне платить не придётся, зато вот за мой отличный бросок, кажется, кто-то поплатился нервами — под окном раздался пронзительный женский крик и стук быстро отдаляющихся от места происшествия каблуков. Кажется, это была одна из фрейлин. Вскоре в окно отправился и следующий ботинок, этот, судя по смачному «бултых», угодил прямиком в небольшой пруд посреди прекрасного сада за замком барона Танруда. Сам того не зная, я выбрал комнату с самым лучшим видом. Даже пьяный в стельку я обладал более изысканным вкусом, чем большинство трезвых людей.

— Но, как же вы пойдёте к барону без обуви, милорд? — оторопело пробормотал слуга, но тут же щёлкнул пальцами. — Я сейчас принесу ещё одну пару! — он развернулся на каблуках своих налакированных чёрных туфель и кинулся к двери.

— И принеси ещё стакан воды! — признаком того, что старый лакей меня услышал, стал его едва заметный кивок.

Почти сразу же в комнату вбежало ещё двое слуг с тазиком воды и какими-то блестящими предметами в руках, подозрительно напоминавших арсенал пыточных дел мастеров, на который я успел насмотреться во время своего двухмесячного заточения в казематах Гильдии Сейрам. Меня быстро оттащили в сторону от кровати, сняли те остатки одежды, что на мне ещё были и буквально закинули в огромную байду с водой, которую втащили сюда ещё трое. На меня обрушился поток воды и каких-то странно пахнущих веществ, спину не слишком приятно заскребли мочалкой, щётками и ещё чем-то непонятным, чего я не мог видеть, так как глаза мне залепили собственные волосы и вода. Довольно быстро меня оттуда вытащили, вытерли полотенцем, но и тут меня не ждала передышка — цирюльник (тот самый слуга с блестящими железками) усадил меня на стул перед большим зеркалом, которое неожиданно появилось в комнате, где я так чудесно и одиноко провёл ночь. Тут же его руки замелькали передо мной, одни инструменты сменяли другие, а я боялся даже пошевелиться, застыв как мраморное изваяние и отдавшись, так сказать, на волю победителя. Правда, я должен сказать ему спасибо — этот парень сделал то, до чего у самого не доходили руки — сбрил проклятую щетину, которая сизой тенью уже покрывала мои щеки и подбородок, грозясь перерасти в самую настоящую гномью бороду, если это дело запустить и отправить на самотёк. Но с другой стороны эти постоянные обливания меня водой не давали сосредоточиться на собственных мыслях и понять, наконец, что здесь вообще происходит! Вскоре меня вытащили оттуда, начали с таким усердием вытирать, что я даже боялся, как бы они не перестарались, и не протёрли меня до костей, однако переживания мои были, как оказалось, совершенно напрасны — эти парни (а, может, и девушки, ни одного из вошедших, я разглядеть не смог) были настоящими мастерами своего весьма непростого, надо сказать, дела. Но и тут даже пары свободных мгновений мне не дали, начали одевать в какую-то явно дворянскую, а, значит, неудобную с непривычки мне одежду. Появился слуга, который разбудил меня и пытался надеть на ногу то, что осталось от ботинка, в данный момент лежащего на одной из садовых дорожек. Сейчас же этот подвижный старичок ловко натягивал на меня обувь, которые на поверку оказались щегольскими туфлями — наверняка последнее веяние моды, которые всегда отличала просто невероятная вычурность и неудобство. Смотреть на себя в зеркало мне абсолютно не хотелось, как и пить, я уже успел нахлебаться мыльной воды так, что почти выливалось из ушей. Поэтому сразу же сделал повелительный жест рукой, требуя, чтобы меня проводили к владельцам замка на завтрак. Всё-таки ещё оставался шанс, что они меня с кем-то спутали, а мне не хотелось их разубеждать в том, что я действительно являюсь какой-то важной шишкой.

Они повели меня длинными, хорошо освещёнными коридорами. Сразу было видно, что здесь был маг, натворивший здесь столько ярко-белых пульсаров, которые бы резали глаза, если бы не находились в стене, на которые редко кто-то смотрел из-за того, что «утончённый вкус» аристократов никогда не устраивали простые серые замковые стены, поэтому они предпочитали украшать камень дорогими полотнами и коврами, приходившими из Султаната и стоившими неимоверное количество денег. Если это, конечно, были оригиналы, но те же самые дворяне ещё в придачу не желают тратиться на настоящие произведения искусства, подменяя дешёвыми подделками местных цехов, которые настоящим шедеврам даже в подмётки не годились, хотя сеньоры-шарлатаны и пытались выдавать подобное издевательство за те самые легендарные оригиналы. Однако наученный горьким опытом Хароса барон Танруд не сделал такой ошибки и стены по-прежнему пугали своей каменной холодной серостью и редким блеском стоящих в нишах доспехов, которые вчера сослужили мне такую верную службу, вовремя укрывая в тенях от ненужных глаз. Я поёжился от воспоминаний. Уж слишком это место походило на темницу, о пребывании в которой у меня могли остаться и куда худшие впечатления, но и тех, что были, мне вполне хватило. Ни за что бы я не вернулся туда, пусть даже мне бы и обещали за это целое состояние, дворец, лучшие земли и молоденькую невесту. Пусть даже на день. Это невыносимо. Постоянная однообразность, но хуже всего то, что ты там совершенно один. Не с кем поговорить, не с кем даже перекинуться взглядом. В обычных камерах хотя бы можно услышать других пленников, пусть это и будут лишь неразборчивые стоны и бормотанья, пусть это и будет бред нескольких сумасшедших одновременно, я ничуть не лучше этих спятивших. Но зато ты понимаешь, что не один в этих бартасовых стенах заперт, что ты не провалился в Бездну, что ты ещё где-то среди обыкновенных людей, что ты всего лишь заключённый, которому по воле злой Фортуны довелось сюда попасть. Никогда я ещё не ощущал такого жуткого одиночества, как тогда, за решёткой. Даже когда, казалось, я был совершенно один, далеко от моих друзей, даже просто от знакомых, вздымающиеся к небу вялые столбики дыма на горизонте, показывающие место возможной стоянки каравана, лагеря бродячих артистов или же маленькой деревни, придавали мне уверенности, не давали сойти с ума в своих почти постоянных скитаниях, пусть я и знал, что мне вряд ли удастся туда заехать и посидеть вместе с хорошими людьми у костра, послушать прекрасные песни или же поспать под открытым небом на сене — всегда моим уделом были лишь редкие стоянки наедине со своими мыслями. Хотя, кто знает, может, без них бы я не научился так думать, как думаю сейчас? Не научился бы так хорошо разбираться в людях, ведь проводя большую часть времени в дороге, поневоле приходится это делать, ведь далеко не все сейчас являются просто воспитанными путешественниками и усталыми романтиками. Хотя, встречаются и очень хорошие люди. Большинство моих друзей попались мне на дороге среди таких же, каким был тогда и я сам — никому не нужных, но при этом с улыбкой идущих к своей, одной лишь нам ведомой цели. До сих пор помню, как я встретил своего лучшего друга, который после сопровождал меня во многих моих путешествиях, хоть и я, и он приобрели неплохое положение, а он ещё и семью. Пусть он и пытается казаться вечно серьёзным, непробиваемым и высокомерным, но я-то знаю, что где-то в глубине его эльфийской натуры ещё остался присущий только людям авантюризм, который он приобрёл за годы, проведённые среди нас…

Это было весной. Только недавно сошёл снег, и на дорогах стояла ужасная грязь, больше походившая на трясину, в которой охотно вязли не только тяжёлые фургоны и лошади, но даже пешие путники. Поэтому я и предпочёл срезать через лес. Крюк, конечно, выходил приличный, но что-то мне подсказывало, что так выйдет быстрее и уж тем более куда приятнее, чем это шлёпанье с промокшими сапогами, ужасным настроением, запахом конского и людского пота, постоянными ругательствами и резкими выкриками. Да и к тому же сейчас был просто огромный шанс наткнуться на каких-нибудь работорговцев, а в лесу меня вряд ли ждал кто-то страшнее разбойников, которые в этих местах не убивали, если не было чего украсть, а пропускали мимо, не трогая или же просто спрашивая о ситуации в мире (всё-таки безвылазно сидеть в лесу приходилось, а новости с фронта, как говорится, знать охота), что очень даже нетипично для работников ножа и топора, которые прослыли весьма кровожадными типами среди всех народов, даже среди гномов, которые редко кого признавали более буйным, чем они сами, но это был как раз один из таких уникальных случаев. К тому же, вряд ли мне светила даже встреча с этими «миролюбивыми ребятами», ведь кое-где поговаривали, что в этом лесу разбили свой лагерь беженцы из Мортремора, который вдруг решил провести набеги на деревни близ их границы с лесами эльфов востока. Конечно, проще остроухим было бы вернуться под спасительные кроны вековых гигантов, но стражи границ отказались их пускать, поэтому несчастным жертвам внезапной агрессии пришлось переходить через горы, где по известной взаимной неприязни гномы отказались их приютить, и теперь обретаться на территории Хариота, куда завела меня не простая дорога посыльного. Мне было интересно познакомиться с представителями легендарного, самого гордого и магически одарённого народа, но вместе с этим я и боялся их встретить, не зная, как они себя поведут с чужаком, который появился в лесу, ставшего, по сути, уже их владениями. Я много слышал об эльфах, но пока проверить всё личным знакомством и отделить слухи от настоящих фактов мне не представлялось возможности, но вот она так рядом, буквально в паре шагов, а я готов развернуться и выпустить её из рук. Такой глупости я бы себе никогда не простил, да и вперёд меня вело предчувствие. Что если я не попаду к эльфам в этом лесу, то потеряю нечто очень важное. Так оно и получилось.

Эльфийский лагерь я нашёл ближе к закату. Встретил он меня не слишком приветливо, хотя, как оказалось, это было лишь первое обманчивое впечатление. Здесь не горело ни одного костра, а небольшие магические светлячки, которые могли запускать даже дети, давали больше тени, чем света, придавая при этом всему на лесной поляне истинно эльфийский оттенок изящности, таинственности и грациозности, смешанного с всепоглощающим спокойствием. Ни одного сорванного цветка, даже помятого стебелька или обломанной для костра ветки — всё здесь сохранило первозданный вид, будто бы и не стояло под сенью деревьев тёмно-зелёных навесов и палаток. Зато вот сами эльфы были очень заметны в своих красивых, просторных, сказочно украшенных одеждах цвета оперения огненного феникса — птицы, символизирующей весь народ эльфов, ведь и им когда-то пришлось восстанавливать свои леса и оплоты, чтобы потом вновь вознестись над всеми. Однако, в отличие от людей, эльфы не забыли тех ужасных пожаров, что бушевали на их родине, не забыли и кованых латных башмаков, что топтали их земли, помнили мечи, которые проливали кровь их собратьев, собирая свою ужасную жатву. Этому народу дарована превосходная память наряду с возможностью смотреть гораздо дальше в глубь времён. Наверное, поэтому теперь они редко выходят из своих лесов и не вмешиваются в дела людей. Остроухие, в отличие от нас, не хотят повторять ошибок прошлого, хоть и не мешают слишком порывистым юнцам идти на людские войны, хотя неприветливое отношение однополчан вынуждает эльфов дезертировать очень быстро, приводит к разочарованию и их возвращению в навсегда застывшие в потоках времени леса на далёком востоке. И тут, будто бы перенесённая невероятно мощным колдовством, находилась та самая земля вечно цветущей зелени. И жители её сейчас заинтересованно смотрели на меня.

Как мне и представлялось, все они были красивы, все без исключения. Наверное, эльфы просто не могут не рождаться такими прекрасными, это было против их утончённой натуры, против самой их природы. Но это была не такая красота, как у людей. Другая, при чём совершенно. Человеческая красота — простая, открытая и далеко не идеальная, а эльфийская красота была, напротив, самим совершенством. Настолько, что в это верилось с трудом, пусть они сейчас и сидели так близко, что можно было дотянуться до ближайшего эльфа в кожаных доспехах охотника и тронуть его за плечо, чтобы спросить дорогу. Но я продолжал молчать, поражённый, не смеющий вымолвить даже слова, боясь разрушить эту чудесную сказку, которая напоминала скорее картину или гравюру из книги со старыми легендами, но никак не желала походить на лагерь отвергнутых всеми беженцев. Я даже протёр глаза, чтобы убедиться в том, что это действительно происходит со мной наяву, что это не сон и не какой-нибудь морок шутника-иллюзиониста. Но эльфы не исчезли. Они продолжали всё так же смотреть на меня своими большими глазами. Особенно дети. О, да, здесь было довольно много детей. Как минимум десять остроухих босоногих ребятишек остановили свои игры и удивлённо моргали, глядя на пришельца, роль которого мне невольно довелось исполнять в этой немой, но невероятно насыщенной эмоциями сцене. Здесь кружилась настоящая метель из чувств, я почти чувствовал это, даже будто бы ощущал их запах, но это было лишь мимолётное наваждение. Тот самый охотник смотрел на меня с настороженностью и подозрением, другие — со смесью страха и недоверия, я тогда не понимал, чего они боятся, но потом до меня дошло, что они, как и люди, боятся того, чего не знают, а я сейчас был как раз из этой категории, в глазах детей же читался явный интерес к по-дорожному одетому чужаку, они и раньше видели таких, как я, но всё больше издалека, а теперь вот он я, стою так близко, можно меня рассмотреть и пощупать. Были здесь и другие взгляды: высокомерные, холодные, мягкие, сочувственные, были и добрые — их на меня бросали эльфийские женщины…или девушки, я никогда не умел угадывать точный возраст этих остроухих. Но не было здесь явно злых, неприязненных взглядов, которыми так часто одаривают представителей других рас люди. И это было необычно, странно, выбило меня из колеи, настолько я привык к всепоглощающей людской злобе, что теперь я не знал, что делать, когда я её не оказалось, витающей в воздухе, как это бывает обычно.

Но я сразу приметил того единственного представителя остроухого народа, который не обратил на меня ни малейшего внимания, у него одного глаза были сейчас устремлены в свиток, который он бережно держал в руках, будто бы это была самая дорогая для него во всём мире вещь. У него были красивые волосы — белые, с лёгким зеленоватым оттенком, который так часто встречается среди эльфов, глаза же его походили на два омута в глуби леса, впитавшие в себя всю его суть, тёмно-зелёные, выразительные, умные, но всегда немного печальные, хотя в них и проскальзывали изредка весёлые искорки, но это случалось очень редко, слишком редко, что бы счесть эту грусть во взгляде только лишь настроением, испортившимся из-за дождливой погоды. Это был Нартаниэль. Эльф, который стал мне лучшим другом, который не раз выручал меня в переделках, вместе с которым я поднялся с колен, смог проявить себя. Да, без него я бы определенно не стал тем, кем стал в будущем, которое в тот не слишком приятный день представлялось мне очень печальным и туманным. Но тогда я не подошёл к нему сразу же, продолжал стоять, будто бы меня недавно поразила молния. Наверное, со стороны это выглядело ужасно глупо, но этого точно я сказать, конечно же, не могу, всё-таки большого зеркала при мне тогда не было. Пожалуй, я бы так и простоял там целую вечность, если бы тот самый охотник, стоявший ко мне ближе всех, не спросил, куда я иду, откуда, и зачем вообще забрёл к ним в лагерь? Не помню, что я ему ответил. Я вообще, как ни странно, плохо запоминаю слова, плохо запоминаю то, что говорят мне и то, что говорю я сам, то, что написано в книгах, поэтому сейчас я уже почти не читаю, да и времени нет, что бы можно было его уделить чтению. Всё эти бартасовы поездки. Зато вот образы отлично отпечатываются в моей памяти. Всё, от картин, до малейших узоров на одежде мимо проходящей барышни. Это очень странно, я ведь так часто общаюсь с людьми, они так часто говорят со мной, а я их будто бы и вовсе не слышу. Вернее, правильно будет сказать не так, я то их слышу, но по схеме «в одно ухо влетело, в другое вылетело». Наверное, я всегда оставался в своих мыслях, насколько бы интересным ни был бы собеседник, потому что и разговора с тем эльфом я не помню, зато припоминаю, что он часто смотрел куда-то в сторону и теребил какой-то талисман, прицепленный ему на пояс с помощью верёвки. Кажется, это были перья птицы, не знаю какой, по мне, так все эти пернатые похожи друг на друга, а различаются лишь размерами, цветом и степенью когтистости да клювастости. Вот и так всегда. Привычки, взгляды, одежда, интонации — всё это я помню, скорее даже, выводы, сделанные в связи с ними, они навсегда остаются у меня в голове, в моей личной библиотеке, где так много книг и название каждой — чьё-то имя или прозвище. Свой ответ я тоже уже забыл, наверное, быстро сказал что-нибудь невнятное и мало похожее на правду, но быстрым своим уходом из поля зрения собеседника сбил его, не дал усомниться и задать новые вопросы. Хотя, может, и сказал правду, это тоже вполне возможно, всё-таки я вру не так уж и часто, если этого не требуют какие-нибудь обстоятельства, а тогда мне это было и вовсе не нужно. Я быстро прошёл через эльфийский лагерь, под внимательными взглядами остроухих чувствуя себя неловко. Даже один раз споткнулся, но ни одной улыбки или даже лёгкой усмешки, даже тени её я не заметил на безупречно красивых лицах этих живых статуй. Эта красота, пожалуй, никогда не перестанет меня пугать именно своим совершенством, которое так гармонично сочетается в них с белым неподвижным мрамором, их красота не такая живая, как у людей, это, как мне кажется, их самое главное различие. Отряхнувшись, я подошёл к тому самому эльфу, который был полностью погружён в чтение свитков. Он до сих пор не обращал на меня никакого внимания, но мне было всё равно. Я сел рядом с ним на спальный мешок из шкур. Никто не протестовал, эльфы пошли дальше по своим делам. Не знаю, что они тогда обо мне подумали, скорее всего, приняли за какого-нибудь невменяемого, по крайней мере, это было бы типично для людей, хотя я забываю, что, несмотря на внешнее сходство, мы с эльфами словно из разных миров, поэтому я почти уверен в том, что ошибаюсь на этот счёт, но при этом всё равно сделал такое предположение. Странно? Пожалуй, да.

Эльф лишь через какое-то время обратил на меня внимание, вряд ли этот период был на самом деле долгим, как мне показалось, а, если быть точным, то мне показалось, будто прошла целая вечность. Он тряхнул головой, от чего его волосы взметнулись вверх и засверкали на солнце, которому едва удавалось пробиться своими лучами через плотные кроны деревьев. Обычно леса не так быстро просыпаются после своей зимней спячки. Это точно была магия эльфов, только в их присутствии так быстро может ожить природа, которую убили под снегом суровые холода. Интересно, смогли бы они возродить Ледяную Пустыню, если бы удалось нашим магам растопить там вечные льды? Хотя, мне как-то непривычно думать о том, что на месте этих замёрзших просторов может быть что-то ещё кроме синеватого снега. Да и почему-то мне кажется, что не вернётся ни один из тех, кто решится на это рискованное мероприятие — эта земля не любит, когда кто-то лишний вступает на неё, когда чьи-то сапоги, которых не должно здесь быть, топчут снег, оставляя на нём следы и ломая тонкую ледяную корку. Она будет просто поглощать их без остатка, никаких напоминаний о том, что этот человек вообще существовал, кроме семьи, которая осталась где-то там, далеко, за границей Ледяной Пустыни, которую я считал уже другим миром. Ничего, кроме тех самых следов, которые вскоре запорошит лёгкий снег. Хотя ни один из жителей Дашуара не видел, чтобы там шёл снег, ни одной снежинки не упало за всю историю с того безразличного, безоблачного, ярко-синего неба, которое, казалось, тоже промёрзло насквозь как сама Ледяная Пустыня. Эльф посмотрел на меня. На несколько секунд в его взгляде застыло удивление, потом показался интерес, а после пришло и непонимание. Он явно не ожидал здесь увидеть человека, да ещё и так близко. Скорее всего, он просто увлёкся чтением и не заметил, как время пролетело мимо. О, да, какой контраст. Мы, люди, пытаемся затормозить время, заставить его течь медленнее, чтобы мы могли всё успеть, но при этом сами не замечаем, как тратим его на самые бесполезные вещи в мире, вроде ожидания. Мы ждём всего: первой любви, удачного брака, шанса в картах, счастливого случая, который устроит нам жизнь, солнечной погоды, чтобы выйти на улицу и сходить, наконец, на рынок, на этом самом рынке ждём, в надежде, что продавец овощей устанет торговать и именно вам скинет цену на свой товар, а в итоге его полностью разбирают, а вам остаётся лишь кукиш с маслом. И этим ожиданием мы создаём для себя весьма удобную иллюзию того, что время течёт крайне медленно, но не успеем мы оглянуться, как впереди будет лишь надгробная плита. Поэтому я всегда считал идиотами тех людей, которые жаждали бессмертия и посвящали всю свою жизнь этому, не добиваясь в итоге ничего, кроме сумасшествия. А вот эльфы никогда не тратят время впустую, хотя им и дарована вечная жизнь, вечная молодость. Именно поэтому они научились в совершенстве созерцать, а не разрушать, как мы, люди. Наверное, поэтому им доступно то, над чем мы бьёмся уже так долго, но безрезультатно. Наверное, поэтому именно они, а не мы, научились использовать природную магию в чистом виде, наверное, поэтому им удаётся жить с ней в полной гармонии, в отличие от нас. Да, они, безусловно, пока что выше нас. Выше во всём. Но я верю, что когда-нибудь мы начнём учиться на своих ошибках и воцарится мир, в котором мы станем правителями, справедливыми правителями, которым больше никогда не придётся прибегать к насилию. Жаль только, что мне вряд ли удастся дожить до этого момента, увидеть эту утопию, потому что в силу человеческой натуры, произойдёт это ещё очень не скоро. Хотя, может, это и к лучшему? Всё-таки у меня не будет тогда повода бездействовать и просто ждать наступления этого момента, зато будет причина самому приближать его. Да, безусловно, каждый из нас мог бы изменить мир, если бы хотел этого, ведь человек может всё, что угодно. Ему под силу абсолютно всё, вот только он единственный, кто этого не понимает, а другие расы не особо желают открыть нам глаза, за что лично я им благодарен, потому что иначе мы бы не ценили все те таланты, которыми обладаем, считали бы, что это дар, принимали как должное, без уважения. Да и вообще, если бы каждый из нас менял весь мир под себя, то ему бы в любом случае пришлось бы устранять всех, кто с ним не согласен. Началась бы жуткая, кровавая бойня между нами, в которой, скорее всего, сгорел бы и весь мир, а на останках его остался бы один единственный, тот самый победитель, который превзошёл всех, теперь он сможет всё сделать так, как ему кажется правильным, потому что теперь уже не с кем спорить, да и менять, по большому счёту, тоже нечего. Думаю, поэтому в природе у людей есть эдакий «щит талантов», который удаётся сломать лишь настолько малому количеству людей, что они либо вовсе не сталкиваются, либо их споры не приобретают таких ужасающих масштабов. Таким образом мир сам себя защищает от разрушения. Всё-таки всё, что нас окружает, даже самое обыкновенное, попадающееся на глаза каждый день, на самом деле очень хитрый, сложно настроенный и сконструированный механизм, у которого есть своя определённая цель. Только люди сумели преодолеть этот закон и двигаться совершенно хаотично, совершать поступки, которые ломают эту отлаженную до совершенства систему. Поэтому им и доступно так много, но одновременно они и не могут ничего. Если же они найдут баланс между упорядоченностью и свои внутренним хаосом, то это станет поворотным моментом не только в истории людей, но и эльфов, и даже гномов, которые, запершись в своих горах, считают, что могут отделаться от всех внешних проблем подачками в виде руды и драгоценных камней. Но даже их подземные катакомбы не спасут от того потрясения, что случится, когда люди сломают этот «щит».

Все эти идеи я почерпнул из того самого свитка, который читал эльф ставший в последствии моим лучшим другом. Да, это был Нартаниэль. Самый спокойный, самый каменный, самый странный, самый умный, самый эльфийский эльф из тех, что мне доводилось видеть. В тот день мы долго говорили. Так странно было видеть нас, совсем ещё юных, беседующих о таких философских вещах. Это всегда смотрится нелепо, когда дети оказываются умнее взрослых, но на самом деле это вполне естественно и легко объясняется — в детях ещё нет тех стереотипов, который сужают кругозор взрослых, превращая его в точку зрения. Дети способны мыслить очень широко, глобальнее, чем все эти нелепые тактики вместе взятые, их мыслям просто нет предела, нет ничего того, что могло бы им помешать думать так, как думали тогда мы. Наверное, поэтому мы тогда и заметили друг друга. Мы были умны, умны не по годам, у нас были похожие взгляды, даже похожая жизнь и любовь к дорожной романтике путешествий, которые нам уже осточертели, но всё равно звали той неизвестностью, что так богато валяется на обочинах всех путей мира. Мы оба в какой-то мере были одиночками, но при этом не могли долго оставаться без общества. У нас было множество общих черт, но самая главная — мы были детьми, о, да, мы всё ещё были детьми, именно это сблизило нас больше всего, именно это не дало распасться нашей дружбе с возрастом и всё утекающим сквозь пальцы временем.

В тот день мы говорили до утра и не выспавшимися, но счастливыми отправились в путь — беженцы возвращались домой, границы леса стали открыты для них, а я решил пойти с ними до гор, где мы остались вдвоём, а перед нами были тысячи открытых дорог…

Я вошёл в уже знакомый мне большой зал. Стол уже был накрыт, уставлен дорогими яствами, которых не видели многие короли даже на самых торжественных вечерах, не говоря уж о завтраке. Такой размах удивил меня, но не сбил с толку. По всем правилам придворного этикета, который мне, к моему наивеличайшему сожалению, пришлось выучить в совершенстве и следовать ему, если того требовали обстоятельства, я поздоровался с хозяином замка, после с его женой, а потом уже с их детьми. Спросил о здоровье, о том, как им спалось, отметил замечательную погоду. Без энтузиазма, даже с явно подчёркнутой фальшивостью и безразличием. Они это заметили, но не подали даже малейших признаков того, что раскрыли мой «тщательно скрытый и замаскированный обман», они играли по стандартным правилам того высокого света, в котором они привыкли находиться, видимо, почитая меня за одного из тех господ, что постоянно крутится при королевском дворе, хотя сейчас я и в самом деле походил на типичного высокопоставленного расфуфыренного щёголя, с внешностью настолько яркой, насколько пустая голова была на плечах. И только Рилиан, знающий меня дольше и лучше всех из присутствующих, не скрывал своей улыбки, видя разыгрываемую здесь сцену из спектакля «Светский Ужин» знаменитого драматурга, которого никогда не существовало. Мне даже показалось, что уголки губ Лины слегка дрогнули, но я почему-то сразу уверил себя в том, что это лишь игра света и тени, ну или и вовсе лишь моё богатой воображение, не больше. Глава семейства отвечал мне односложно, пытаясь при этом вложить в свои слова как можно больше искренности, но у него плохо это получалось, о чём я незамедлительно ему сообщил, при этом поморщившись, что было просто-напросто непроизвольной реакцией на столь явную фальшивость:

— Знаете, вам бы не помешало взять уроки показной вежливости у настоящих мастеров этого дела. Я слышал, что они в большинстве своём ошиваются у трона, да и вчера их тут было довольно много, как же вы упустили столь удобно представившийся шанс, господин барон? — с наигранным удивлением спросил я, да, ко мне определённо вернулось моё обычное настроение.

Ошеломлённый таким внезапным нарушением этикета человеком, который ещё пару мгновений назад так яро следовал ему, барон не знал, что сказать, но от неловкого и глупого молчания его спас Рилиан, с лица которого так и не сходила дружелюбная улыбка, напротив, она стала ещё шире, от чего его лицо стало более открытым, чем обычно, хоть мне и казалось, что это было практически невозможно. Что же, каждый человек ошибается.

— Мой отец, как и ты, не особенно любит этих людей, поэтому вы должны быстро найти общий язык, — Рилиан встал со своего места и указал на место рядом с собой, которое пустовало и, судя по всему, предназначалось как раз для меня, — присаживайся, мы как раз собирались приступить к трапезе, думая, что ты всё ещё не оправился после вчерашнего, но, вижу, мы ошиблись, и тебе уже лучше, я прав? — он подождал, пока я подойду к месту, и сел одновременно со мной. Такого жеста бы не позволил себе ни один принимающий гостей хозяин, но поэтому Рилиан и отличался от них всех, ему претят эти правила общества, он настоящий и не боится это показывать даже в светском обществе, не говоря уж о завтраке в узком кругу своих родных.

— Да, ты абсолютно прав, мне уже гораздо лучше и поэтому я не побоюсь спросить о том, чему обязан такой честью, присутствовать сегодня на этой трапезе, как назвал это мероприятие мой друг?

— Это инициатива моего сына целиком и полностью, к тому же вы единственный гость, который остался в замке после вчерашнего приёма, и было бы просто невежливо не пригласить вас позавтракать с нами, — простодушно пожал плечами грузный барон, всё-таки я сделал правильный вывод — именно в отца своей простотой и открытостью пошёл Рилиан, приятно думать, что за время безумно одинокого пребывания в темнице я ещё не разучился делать о людях верные предположения.

— Очень рад, что хоть кто-то ещё может быть вежливым, просто потому что ему этого хочется, а не для того, чтобы польстить чьему-нибудь самолюбию.

— Не будем о плохом, — Рилиан снова улыбнулся мне, в этом жесте было предостережение, видимо, для барона это была болезненная тема, которую лучше не затрагивать.

Или, может, у Танруда просто было плохое настроение или напротив слишком хорошее, чтобы портить его философскими спорами на счёт морали, лживости и гниения общества? Что же, я был не против просто поесть в приятной компании, без лишних разговоров и пикировок. Да и последние новости узнать не помешало бы. Всё, что мне удалось вчера услышать на пышном банкете на счёт событий, происходивших за два месяца моего заключения, успешно выветрилось из головы вместе с винными парами и головной болью.

— Действительно, не стоит об этом. Предлагаю тост: за здоровье вашей семьи, господин барон! — я поднял кубок, который слуга уже заботливо наполнил, и отпил.

Это было не вино, мне хотелось скривиться, но я сдержался. Когда все принялись за еду, я наклонился к Рилиану и прошипел ему в ухо:

— Что? Морковный сок?! Ты издеваешься надо мной?! Я ненавижу морковный сок! И если я один раз напился, как свинья, то это не значит, что я делаю так всё время! Да кому я это говорю? Ты сам не раз сидел со мной за столом!

— Прости, — виновато улыбнулся молодой рыцарь, — но я решил, что лучше не рисковать, я сейчас же прикажу сменить тебе этот напиток на что-нибудь другое.

— И при этом желательно алкогольное, — снова выпрямившись, отметил я.

— А вот об этом пока забудь, то, что тебе расскажет мой отец должно быть воспринято на свежую голову. Кстати, если ты не заметил, то из солидарности я тоже пью тот же самый сок.

— Ха, тоже мне солидарность, ты просто никогда не пил спиртного, вот и всё, — вяло фыркнул я.

Однако то, что сказал сын барона, меня, безусловно, заинтересовало.

Некоторое время все молчали. В зале раздавался лишь стук столовых приборов о тарелки, шелест одежды, даже дыхание, казалось, было слышно, хотя я снова поспешил заверить себя в том, что это лишь воображение. Боязнь того, что я не успею расспросить жителей замка о том, что мне нужно было узнать, не покидала меня, но я всё не начинал разговор. Будто бы чувствовал, что подходящее время ещё не наступило. А, может, просто подсознательно заметил некоторую напряжённость, переглядывания членов баронского семейства друг с другом, предугадал, что первые слова должны быть не моими. Так и произошло, начала беседу жена барона, будто бы невзначай спросив:

— Что слышно в последнее время из столицы, дорогой мой Танруд? А то за всеми этими хлопотами в замке я не успеваю следить за новостями. Уже всё улеглось, после тех страшных событий?

— Хм, трудно сказать, что да. Я бы даже сказал, что невозможно, — барон нахмурился, от чего его суровое лицо стало ещё более жёстким и внушающим уважительный страх, — всё больше назревает недовольство из-за царящего в Ланде безвластия. Нашлись даже те, кто выступает за проведение каких-то выборов и установления народовластия, но это же вздор! Когда к власти придёт толпа, то настанет полный хаос! Даже если это будет представитель от большинства, то он будет глупцом, ведь большинство людей идиоты!

— Вы хотите сказать, господин барон, что престол должен занимать тот, кто по праву силы на него претендует или по крови? — я вскинул брови.

Это учение о представительстве и выборах называлось, кажется, демократией, многие его не одобряли, но в последнее время становилось всё больше тех, кто присоединился к этому движению, кто считал подобный строй идеальным. Главное, чтобы не начался переворот, иначе это грозило полным хаосом.

— Нет, я хочу сказать, что туда должен восходить человек, который будет устраивать не большинство, а ту малую часть, которая хотя бы обладает мозгами.

— Отец, думаю, что ты не прав, — кротко возразила барону Лина, бросив сначала взгляд на Рилиана.

Если бы он не поддержал её, то она бы и виду не подала, что не согласна со своим грозным отцом, но Рилиан всеми силами пытался выказать сестре своё желание помочь ей, если это, конечно, понадобиться.

— О, только не говорите, что мои дети тоже присоединились к этим бартасовым «демократам»! — воскликнул барон и устремил свой тяжёлый взгляд на дочь, которая тут же опустила свои прекрасные глаза, смотря в тарелку, на которой ещё покоился аристократически маленький кусок мяса птицы.

— Нет, но думаю, что предоставлять правление кучке «избранных» — это не самое разумное из возможных решений. Рано или поздно их действия перестанут быть правильными, потому что ответственность, возложенная на них, будет слишком большой. Каждый из них станет бороться лишь за то, что бы сохранить своё место путём подстав и обманов своих коллег. Это приведёт к тому, что, погрязнув в своей междоусобной войне, они совершенно забудут про дела своей страны, в которой начнётся то же самое, что сейчас происходит у нас — люди поднимутся против безвластия. При этом они будут бороться не за какие-то новые идеи, не за своего предводителя, а именно против существующей, вернее, уже всё равно что не существующей, власти.

Да, Рилиан не перестаёт меня удивлять. Он действительно стал лучше разбираться во всём с момента нашей первой встречи в той таверне, где он показался мне глуповатым и слишком уж наивным очередным богатеньким сынком влиятельного отца. Что же, тогда это впечатление не было обманчивым, но, как говорится, люди меняются, времена меняются, вот и этот юноша поменялся, причём в лучшую сторону. Не растеряв ни грамма своей честности, дружелюбности, смирения и прочих высоких человеческих и волевых качеств, он смог при этом приобрести острый ум, который теперь позволял ему ещё сильнее выделиться на фоне других молодых рыцарей. Эх, побольше бы нам таких людей, как он. Это стало бы тем самым поворотным моментом, о котором говорилось в свитке, который я прочитал вместе с Нартаниэлем много лет назад. К сожалению, пока этот славный молодой человек является скорее исключением только лишь подтверждающим правило.

— И что же ты предлагаешь? Людям в любом случае нужен кто-то, кто будет ими руководить, кто будет организовывать работу рынков, лавок, публичных домов, пивных и прочих подобных заведений. Ведь для этого они и придумали такую вещь, как государство, а если оно им было с самого начала нужно лишь для того, чтобы устраивать сварки по поводу власти, то тогда что мешало им продолжать жить неорганизованными группами на основе одного только стадного инстинкта? Ничего!

— Интересная точка зрения, — усмехнулся я, — вот только я думаю, что такой ход событий в любом случае был бы невозможен.

— Хм, и почему же вы так думаете, дорогой гость?

— Потому что эволюция является слишком естественным процессом, чтобы её избежать.

— Хо-хо, да вы, кажется, один из тех безумцев, что на каждом углу кричат про прогресс и эволюцию человечества. Не вы ли стали основоположником дурацкой теории о том, что люди произошли от тех мерзких ползающих по деревьям животных, обитающих на юге?

— Нет, к сожалению, мне такой чудесной идеи не пришло в голову, — на моих губах заплясала насмешливая улыбка, я знал, какой вопрос задаст сейчас, знал, как мне на него ответить.

Странное, но такое блаженное, охватывающее всё естество чувство превосходства, я всегда любил его, пожалуй, для меня это было то, от чего труднее всего будет отказаться. Да и пока я не представлял такого поворота в моей жизни, который может потребовать подобного отречения.

— Чудесной? Вы находите эту бредовую идею чудесной? — Танруд нахмурился ещё больше, хотя казалось, что это уже невозможно.

— Да, ведь это бы вполне могло объяснить повадки и интеллект некоторых людей.

Рилиан повернул голову в сторону, делая вид, что его очень интересует птица, севшая на ветку дерева, росшего прямо напротив окна. На самом же деле он просто таким образом пытался скрыть от отца свою улыбку. Лина тоже улыбалась, но не так явно, как её брат, у неё лишь только немного приподнялись уголки идеально красивых, но слишком тонких губ, которые выделялись на её несколько бледном лице ярко-алой полоской, что делало её похожей на изображения вампирш в старых бестиариях, хоть один из которых должен прочесть любой уважающий себя путешественник, чтобы в случае чего, знать, как защититься от чуда-юда, которое неожиданно выпрыгнуло на него из кустов. Хотя, в наше время монстров в Ланде осталось не так уж и много, благодаря многочисленным наёмникам, но те «бесценные крупицы знаний» всё равно никогда не спасали невезучих путешественников, из которых на роду у каждого третьего написано погибнуть в пути, как бы это ни было печально. Всё-таки, не только людей настигает та самая эволюция, к которой так скептически отнёсся барон Танруд, монстры тоже подвергнуты этому «феномену», в результате которого они становятся сильнее, выносливее, приспосабливаются к новым видам оружия против них, даже становятся умнее, поэтому подобные произведения «великих учёных» быстро устаревают и приходят в негодность, в результате чего быстро отправляются на книжные полки, где пылятся вместе с остальными своими собратьями по несчастью, пока их не заберёт пламя пожара, ну или пока совсем не истлеют их пожелтевшие от времени страницы. Танруд хотел что-то мне ответить, причём, судя по выражению его широкого сурового лица, это «что-то» по сути своей было весьма неприятным, однако его жена, ещё не растерявшая своей красоты, несмотря на возраст, положила барону руку на плечо. На её лице, которое уже избороздили морщины, придававшие ей, однако отнюдь не уродливое выражение, а, напротив, наделяя её черты каким-то особенным умом и опытностью зрелой женщины, блистала искренняя, светлая улыбка, которую от неё унаследовала и дочь. Но баронесса, в отличие от Лины, не боялась показывать свои эмоции, всегда будучи открытой и слишком настоящей для того общества, в котором она пребывала чаще всего, хотя, несомненно, за столь долгие годы среди тех людей она выработала типичные для светской львицы осторожность и некоторые повадки, но лишь те, что не разрушали бы её образ действительно порядочной, искренней, умной, доброй пусть и светской женщины, как о ней, насколько я знаю, отзывались почти все её знакомые. А этих знакомых у неё было очень много. Отчасти потому, что всё-таки до восстания в Харосе Танруд занимал весьма почётную должность и был уважаем многими людьми, пусть и уважение это в большинстве случаев было лишь неприкрытой даже листиком лестью, пропитанной, будто пирог неумелого кондитера, отвратным и липким сиропом фальши, в котором, тем не менее, барон не увяз, за что я обязательно выскажу ему своё почтение, ведь среди нынешних людей это очень сложно сделать. Отчасти потому, что она действительно была очень интересным человеком. Я помню её на одном из тех мерзких приёмов, на которые меня изредка водил Нартаниэль, когда ещё был здесь в качестве чрезвычайного и полномочного посла эльфов в Ланде. Хотя, было и пару раз, когда на подобных мероприятиях я оказывался, благодаря инициативе Клохариуса. Однако тот вечер не был столь скучным как раз благодаря тому, что я наблюдал и слушал эту чудесную женщину. Однако я с ней так и не заговорил. Видимо, у меня было много дел, а значит много болтал, так что неудивительно, что из того вечера я не помню практически ничего, кроме ужасно отвратительно приготовленной оленины. После неё меня ещё несколько дней мутило. Кстати, пора бы уже вернуться к делам и разговору, а то в зале повисла очень нехорошая тишина, грозившая продлиться дольше, чем это было мне нужно и выгодно, осталось только припомнить тему разговора. Ах, да, кажется, до почти начавшегося спора об эволюции, мы говорили о сложной ситуации в Ланде, о которой я, несмотря на свою привычку быть обо всём осведомлённым, не знал, в чем, конечно же, виноват Глава и его дурацкая Гильдия со своими тёмными сырыми и холодными казематами.

— Ну, вернёмся же к той теме, с которой мы начали, — я улыбнулся и посмотрел на барона, тот кинул мне в ответ хмурый взгляд из-под сдвинутых к переносице бровей, — вы говорили о том, что назревает всё большее недовольство, но мне помниться, что оно и раньше никуда не исчезало и всё поднималось, да поднималось, как хлеб в печке, но ни во что серьёзное так и не вылилось. Даже при предыдущем короле никто не посмел поднять восстание, ни крестьяне, ни ремесленники, не говоря уж о дворянах, которые в любой ситуации смогут подстроиться, благодаря своим отвратительным качествам мерзкого характера.

— Кажется, вы не слишком любите людей света, дорогой гость, — улыбнулась мне баронесса, хотя в этой улыбке было уже не столько доброты, её место занял неподдельный интерес к причине той ярой неприязни. Что же, я был готов удовлетворить любопытство этой особы.

— Да, это действительно так, — кивнул я в ответ, — тому есть множество различных причин.

— Но, думаю, мой друг не особенно хочет об этом говорить. Ему, должно быть, гораздо интереснее узнать обо всех событиях, которые происходили во время его…хм, отлучки, — прервал меня Рилиан, за что тут же удостоился не самого приятного взгляда из моей коллекции, что его нисколько не смутило, лишь пробудило огоньки вызова в его глазах, — а о его мнении на счёт тех, кто считает своим долгом вести праздную, бесполезную и глупую жизнь, вы сможете поговорить после, дорогая мама, — он улыбнулся баронессе своей самой лучезарной и красивой улыбкой, улыбкой сына, который действительно любит свою мать. Безусловно, от неё юный рыцарь перенял только лучшие качества, как и Лина, хотя, может быть, у госпожи Дарианы просто-напросто было не так много плохих черт характера? Что же, для того, чтобы сказать об этом точно, нужно было лучше знать жену грозного барона, но этого знания у меня, к величайшему сожалению, не было.

— Что же, — баронесса перевела взгляд внимательных глаз с сына на меня, а после устремила его в окно, сделав вид, что заинтересована поразительной игрой света на листьях деревьев, — с радостью поговорю с ним позже. Дорогой барон, можете продолжать осведомлять нашего гостя о том, что происходит сейчас в нашей несчастной стране.

— Несчастной? — да, то, что мне хотели сказать, действительно меня смогло заинтересовать, что же там могло происходить такого, что эта улыбчивая женщина назвала свою страну несчастной?

— Да боюсь, что сейчас положение дел в Ланде очень печально. Как я уже говорил вам, дорогой гость, люди недовольны безвластием, и если это не остановить, то всё может вылиться в борьбу вооружённых группировок, каждая из которых будет выдвигать своего кандидата. А это уже междоусобная война, которая грозит стереть Ланд с лица земли, разбив его на мелкие беззащитные государства. Вы только представьте, что будет: Даргост превратится в отдельную страну, как это было раньше, Дашуар и все северные земли раздробятся, тамошние бароны очень вспыльчивы и самодовольны, они только и ждут случая, чтобы получить свою независимость, до этого их сдерживал уважаемый во всех кругах лидер в лице покойного короля, отколются восточные земли, а западные и вовсе захотят войти в состав Княжества Шан! Это же будет второй Харос!

— Вы думаете, что ваши бывшие владения, жители которого не пожелали мириться с королевской властью на своей, исконно своей земле, действительно могут стать примером для тех бунтовщиков, что поднимают свои головы сейчас? — на моём лице появилась снисходительная улыбка. — Очень смешное предположение надо заметить.

— И почему же оно кажется вам столь смешным? — слегка повысил голос барон, однако должного эффекта этот приём не возымел, я не смутился, продолжал смотреть ему в глаза и не отказался от слов, которые хотели сорваться с языка, не отрёкся от мыслей, что вертелись в моей голове.

— Прошу вас, не злитесь, милорд, но я действительно не считаю, что это так, разве что в очень малой степени. Дух недовольства действительно могли сегодняшние повстанцы унаследовать от тех, кто поднялся против короля в лесах Хароса, но вряд ли это будут и идеи, и средства, и всё остальное. Ведь те, кто привыкли жить в тени лесов, боролись не за какие-то выгоды для себя, не за чины, не за лучшее место под солнцем в лучах чей-то славы, не из-за политики или простого тщеславия и ослепляющей гордыни. Нет, эти люди, пусть они и дикари, но они боролись за куда более возвышенный идеал — они боролись за свободу. Не за ту свободу, которую получат новые государства, если восстание действительно поднимется и победит, что ещё более невероятно, «бумажную независимость», как назвал бы её я. Ведь эти новоиспечённые карлики, по сути, сами ничего не смогут сделать, чем непременно воспользуются все страны, включая и уже упомянутое вами Княжество, и Хариот, который только и ждёт случая, чтобы снова укрепить свои позиции, даже Мортремор, я уверен, приплетётся и начнёт предъявлять свои права, как это было много лет назад с Сартом, однако это молодое королевство смогло дать отпор «восточному гиганту», потому что, как-никак, зиждилось на останках пусть и ослабевшего к тому времени, но всё ещё сильного Хариота, хоть восточному королевству и придётся делать это издалека, ведь Сарт, о котором я уже говорил, чётко дал понять властителям Мортремора, что не хочет видеть на своей территории ни одного вооружённого отряда. А вот то, что возникнет на территории Ланда, будет очень сложно назвать самостоятельными и полноценными государствами. Хорошо, если они не начнут жрать друг друга до того, как кто-то предъявит им ультиматум о «вассальном государстве». Да, у них будет свобода, будут права и прочее, но они всё равно будут жить под крылом, если так можно выразиться, других гигантов, которые сейчас занимают весьма важное место на политической арене. А всё это случится потому, что восставшие будут осуществлять свои проекты без головы, без взгляда в будущее, а это всегда приводит лишь к плачевным результатам.

— Я вижу, вы всё ещё скептически относитесь к самой идее о том, что восстание вообще может начаться.

— Я тоже это заметил, — кивнул Рилиан, в его глазах я видел изумление, вполне понятно почему, — но теперь мне всё-таки хочется поддержать отца. Спешу напомнить тебе, мой дорогой друг, что Ланд это ведь страна контрастов! Она состоит из слишком большого количества народов и в прошлом самостоятельных земель, что бы они никак не отреагировали на сложившуюся ситуацию.

— Кажется, вы путаете начало восстания, с началом гражданской войны, где целью будет — суверенитет того или иного народа. Если начнётся такая война, то на месте Ланда останется лишь выжженная земля с горой трупов, щедро посыпанная сверху белым пеплом. Такая война не станет началом для множества маленьких государств, она может стать лишь окончательным и полным концом истории такого королевства как Ланд, потому что борющийся за свою свободу с другими расами народ превращается в неуправляемое стадо, стихийное бедствие, сносящее на своём пути всё, каждый из тех людей будет абсолютно безумен, он потеряет рассудок, а во главе их будет стоять самый главный сумасшедший! Восстание же к таким печальным последствиям привести не должно, хотя если его не контролировать в должной мере, то оно действительно приобретёт слишком большие масштабы, изменятся идеи и идеалы, и вот тогда действительно начнётся самая настоящая война.

— Вы сами делаете такие прогнозы, но всё ещё говорите о малой вероятности мятежа? — Танруд вскинул брови, его жена тоже непонимающе смотрела на меня, что же, кажется, придётся им хоть немного пояснить ход моих мыслей.

— Да, я всё ещё в этом сомневаюсь, причём Рилиан, который знает меня лучше вас, вполне справедливо, я думаю, предполагает, что эти сомнения должны быть обоснованы. Что же, это так и есть, я не высказываю необоснованных мнений. У меня есть основания и причины так думать, весьма веские причины, надо сказать. Убийство короля и казнь принца были не просто действительно спонтанным актом. Думаю, объяснять, что на самом деле это не Адриан убил свою семью, мне не надо? — я обвёл вопросительным взглядом всех присутствующих, никто из них мне ответил, хорошо, это было очень хорошо, я оказался в кругу действительно умных людей…ну, или слишком верящих. — Это был тщательно спланированный план. Мне удалось узнать человека, который это придумал и осуществил, к счастью или нет, но этот так, он просто не мог не предусмотреть того, что будет после этого убийства и казни, слишком уж идеально и тщательно спланированы и осуществлены были эти две части какого-то действительно большого проекта. Думаю, что он и эти волнения предусмотрел, однако вряд ли даст им вылиться во что-то большее. Скорее всего, он даже наоборот будет их распалять, но лишь до определённого рубежа, до точки кипения, которую никто не пересечёт. Могу дать руку на отсечение, что у него уже есть тот «избавитель», который придётся по душе всем и каждому.

— Почему же только руку? — усмехнулся Рилиан, вряд ли он ожидал того ответа, который я ему дал.

— Потому что в наше время нельзя быть ни в чём уверенным, а голова мне ещё пригодится.

Глаза привыкали к кромешной тьме медленно. Слишком медленно, что делало из них отличные мишени, по которым отлично видящий в темноте вампир мог с лёгкостью нанести решающий удар, но все они ещё оставались живы. Кажется, хозяин этого замка не только решил устроить на незваных гостей охоту, но и превратить её в славное развлечение для себя любимого. Ведь жить совершенно одному в этом месте, наверное, ужасно скучно! Они шли вперёд. И как только Адриан уже приноровился к этим тягучим сумеркам, которые походили на чернила, которыми кто-то замазал глаза, сумел различить очертания обвалившегося коридора и лестницы, потускневшие, но всё ещё каким-то чудом висевшие на стенах картины и полотна, даже показалось, что он на одном из некогда красивых тканевых родовых древ различает чьё-то имя, единственное не выгоревшее и выглядевшее так, будто его лишь недавно туда вшили, как его резко ослепил яркий свет, вспыхнувший, подобно молнии, будто в насмешку над теми, кто сейчас почти наощупь пробирались по владениям своего противника. О, да, этот бартасов вампир точно устроит из этого замечательное представление. Замечательное лишь в его собственном понимании. Им ни за что не дойти без боя до того места, где он прятался, а оно находилось где-то там, в конце лабиринта, который этот вампир организовал внутри своего замка, завалив проходы, обрушив лестницы, сломав отъезжающие в сторону стены, которые должны были открывать гостям и хозяевам замка потайные ходы, раньше использовавшиеся каждый день многократно. Слуги, любовники, любовницы, тайные агенты, шпионы, недоброжелатели и наоборот те, кто хотел предупредить — все они когда-то проходили по этим старым коридорам, сокрытым в стенах, но теперь туда уже не ступит ни одна живая душа. Зато вот призраков в этом замке было предостаточно. Адриан чувствовал это, холод, исходивший от некоторых мест, мимо которых они уже прошли, был просто ненормальным, не мог быть обыкновенным, ведь ощущалось, что идёт он совсем не от этих старых камней. Да и меч его тоже слегка подрагивал в руке. Любой другой бы удивился этому, может, даже откинул в сторону «проклятое оружие», но не принц-бастард, который уже привык к странностям Диарниса, особенно сильно проявлявшимися после того, как в Бездне ему удалось убить ту тварь, что не хотела пускать их наружу, обратно в мир, к которому они привыкли и в котором жили. Видимо, клинок, о котором и до того распускали различные слухи, пропитавшись кровью жителя Бездны, приобрёл ещё более странные свойства. Клохариус предупреждал, что бы он был осторожен с этим артефактом, архимаг всегда был несколько подозрителен, но при этом благоразумен, оберегал Адриана, но принц не внял этому совету, хотя лучшие кузнецы Ланда предлагали ему задаром выковать меч, какого ещё свет не видывал, но он отказывался. Скорее всего, даже сам принц не сможет назвать причину таких ответов, но ему казалось, что по-другому ответить он просто не в праве. Они остановились. Слева завал, впереди стена и только справа была дверь, открытая, ведущая в средних размеров зал, который был по периметру уставлен книжными полками, тянущимися прямо до потолка. Некогда у барона была богатая библиотека, к сожалению, сейчас от неё остались лишь сгоревшие фолианты, да пепел, только пара-тройка уцелевших книг лежала на полу, однако их состояние трудно было назвать идеальным, как, в принципе, и уцелевшими. Скиталец покачал головой, отвечая на немой вопрос Дезарда. Маг не смог бы расчистить проход от завала, да и особого смысла это не имело, ведь за ним наверняка окажется ещё один, а потом ещё и ещё. Им в любом случае придётся идти прямо в эту ловушку, умело и заботливо приготовленную для своих гостей добродушным хозяином. Что же, они готовы пройти это испытание. Только вот что-то подсказывало, что это будет не так уж и просто сделать, ведь после него нужно будет ещё суметь идти дальше, возможно, пройти ещё несколько ловушек, подготовленных для них хитроумным кровопийцей, а потом и победить его самого. Задача перед ними стояла уж точно не из лёгких, но каждый из них решил, что отступать уже поздно.

— Ты можешь проверить, что за огонь бушевал здесь? — спросил Лиард, переводя взгляд с тех самых «полу уцелевших» книг на мага.

— Уже, — кивнул тот, — ты правильно задал вопрос, это явно было не обычное пламя. Но и не магическое.

— Хм, как это понимать? Ты хочешь сказать, что это не огонь здесь всё так «приукрасил»?

— Нет, огонь, — с невозмутимым видом ответил рыцарю Скиталец.

— Я не понимаю, — покачал головой Лиард, — если это не магический, не обыкновенный, но всё же огонь, то это какой-то третий вид пламени? Я, конечно, читал твои трактаты, но как-то, видимо, пропустил момент, в котором говорилось об этом виде.

— Потому что я о нём не писал, — сухо отозвался маг, — он слишком редко встречается.

— Кажется, я понял, о чём говорит уважаемый маг. Это огонь элементалей, верно?

— Совершенно верно, — снова кивнул Скиталец, бросив при этом удивлённый взгляд на Адриана, он не ожидал от нового члена их «союза» сведений об этих редких существах, которые, к тому же, не обитают в Ланде, откуда, скорее всего, прибыл этот человек. — Этот огонь ещё называют чистым, так как он действительно является просто энергией, которой лишь придали определённую форму и наделили свойствами пламени. На это не способен ни один маг, даже эльфийский, ибо никакое живое существо не сможет пропустить через себя чистую магическую энергию. А элементали, в данном случае огненный, у которого есть ещё одно имя — ифрит, является сгустком материи, которая способна это сделать, при этом преобразовав эту энергию в зависимости от вида материала. К тому же сила, которую пропускает через себя элементаль, не может не контролироваться каким-то центром, ибо тогда она бы уничтожила всё вокруг, а природа таких ошибок не допускает, поэтому она весьма удачно наделила элементалей хотя бы зачатками разума, однако этот разум, в силу его невероятной простоты и отсутствия каких-либо защитных ментальных блокад, может с лёгкостью подчинить даже маг-новичок. Проблема состоит лишь в том, что с силой содержащейся в элементале, может правильно направить далеко не каждый, поэтому магам без специального диплома запрещено заниматься изучением этих, безусловно, интереснейших существ. Да и так много моих коллег сгинуло на этой нелёгкой тропе, поэтому Гильдия Магов Сарта не особенно одобряет таких энтузиастов, вот ни у кого и не возникает желания заняться вплотную исследованиями, а жаль, нам бы сейчас даже крупицы знания сильно помогли.

— Проще говоря, нам сейчас придётся сразиться с летающим огненным шаром, который поджигает всё вокруг, но сам при этом огонь поглощает? — Лиард нахмурился, долгие объяснения мага он прекрасно понимал, хоть и привык к более простой компании, но от этого больше они ему нравиться совсем не стали.

— Именно так, ты как всегда выразил всё коротко и ясно, склоняюсь перед этим умением, — язвительно заметил маг, но рыцарь оставил подколку без внимания, его сейчас занимали более важные проблемы.

— Значит, что с заклинанием, наложенным на оружие Дезарда, эльфы немного прогадали, да?

— Именно так, боюсь, твой брат не сможет использовать своё оружие. Чары на его мечах лишь усилят его, а самим оружие он не сможет нанести вреда, потому что…

— Да, я знаю, сталь не убивает большую часть экстраординарных существ и тем более не сможет прикончить этот…как ты его назвал? Сгусток магической энергии? Вот, точно, его. Твоя магия, как я понимаю, тоже не поможет?

— Я всё ещё могу защищать нас, мы сможем пройти до следующей двери и скрыться за ней. Вряд ли вампир рискнёт выпускать ифритов за пределы сдерживающего их круга подчинения.

— Ты думаешь всё так просто?

— Не знаю, но никаких защитных заклинаний, которые могли бы нам помешать это сделать, я не вижу.

— Вряд ли он нас так просто туда пропустит, согласен с Лиардом. Это какая-то ловушка. Нам либо придётся биться с ними и победить, либо он придумает что-то ещё. Хозяин замка не позволит навязывать нам свои собственные правила.

— Но в любом случае защита не помешает, — Скиталец сделал несколько пассов и прошептал слова заклинания.

Одежда, волосы и открытые участки тела всех четверых «охотников за вампирами» засветилась, говоря о том, что какое-то заклинание магу всё-таки удалось наложить, оставалось лишь надеяться на то, что это именно защита, и они не взорвутся при любом касании. На купол, вроде того, что защитил их при проходе через старые ворота замка, у мага после битвы во дворе уже просто не оставалось сил. Всё-таки у любого волшебника есть предел возможностей, а та заварушка требовала полной отдачи, пусть он и был уверен, что даже без его помощи там отлично справились бы и братья, к тому же Адриан тоже неплохо помогал и, как оказалось, весьма умело владел своим полуторным мечом. Конечно, ему было далеко в умении фехтования до Лиарда или Дезарда, но многих он смог бы победить это уж точно. Недаром ведь его «украшает» такое количество шрамов. Повисло молчание, никто не хотел вступать первым в комнату, где их ждало что-то неизвестное, принц понимал это, он и сам не горел желанием, но знал, что теперь место в первом ряду суждено занять именно ему, поэтому он и сделал первый шаг. За ним в выжженное помещение зашёл и рыцарь, за ними уже последовали Дезард, державший наготове лук и маг, который был готов в любой момент обновить защиту и делать это до тех пор, пока уже совсем не останется сил, а несколько амулетов-накопителей израсходуют весь свой заряд. И тут комната вспыхнула.

На стенах заплясали жуткие изломанные тени, багровый свет, разливавшийся по стенам, потолку и полу, слишком сильно походил на кровь и вместе с шумом пламени создавал жуткий хаос в головах четверых глупцов, что вступили в эту комнату. В комнате появились ифриты, всё больше разжигавшие огонь, кружа вокруг людей, ещё больше усиливая ощущение дикого противоестественного праздника нечисти, какими их обычно изображали жрецы Новых Богов. Но они пока не нападали. Просто кружились в безумном хороводе, сбивая их столку, убивая все шансы попасть по ним, хотя даже если бы кому-то это удалось, то всё равно усилие это было бы бесполезно — сталь не могла ни ранить, ни даже сбить ифритов со взятого ими ритма. Если бы не защита, то их бы сразу же сожрало пламя, ведь даже через неё они чувствовали нестерпимый жар, от которого хотелось скрыться куда угодно, лишь бы больше не ощущать этого обжигающего дыхания на своей коже. Но они не кинулись к выходу. Продолжали медленно идти к двери, обливаясь потом и тяжело ступая по покрытому сажей полу. Они думали, что если продолжать двигаться так же неспешно как сейчас, то огненные элементали и вовсе позабудут о них, но нет. Молниеносно из кружившихся в танце ифритов вырвался один. Он нёсся прямо на них, никто не успел среагировать на этот неожиданный выпад, даже магическая защита Скитальца не спасла бы от такого направленного удара чистой энергии, превращённой природой элементаля в огонь. Никто, кроме Дезарда. Старший из братьев Марг вскинул лук, в воздухе пропела стрела. Эту мелодию вряд ли кто-нибудь ещё услышал, кроме самого лучника, вокруг по-прежнему бушевал огонь, но это и не было столь важно. Адриан краем глаза успел заметить на наконечнике руну, как и во дворе, когда она блеснула оранжевым на солнце. Но это был уже другой знак. Он слегка светился ярко-голубым. Принц будто бы почувствовал на какое-то мгновение, что жар отступил несмотря на то, что прямо на них мчался ифрит, являющийся, по сути, самим воплощением огня, бастарда словно обдало резким порывом ледяного северного ветра от одного взгляда на магическую руну. Предусмотрительный воин не забыл о том, что ему может понадобиться не только разрушительная сила огненных взрывов, но и уверенные точные удары ледяной магии, которые сейчас были особенно нужны. Теперь резкий всплеск холода уже не был просто иллюзией, вызванной подсознательной ассоциацией с этой руной. Ифрит остановился, стрела прошила бы его насквозь, но чары, наложенные на наконечник, сработали быстрее. Огненного элементаля буквально разорвало на части ледяными шипами. Он отлетел в сторону, но, видимо, эта руна была не так проста, как могло показаться сначала. Ифрит врезался в хоровод своих собратьев, вернее, порождение чистой энергии превратилось уже в утыканный, подобно ежу, колючками ледяной шар. Сверкнули мечи, и четырёх искателей приключений ослепил яркий голубой свет. Лиард едва успел прикрыться щитом от летящих в него ледяных шипов, Адриану же пришлось быстро отреагировать на эту внезапную вспышку, отбив несколько таких снарядов Диарнисом. Дезард же с лёгкостью защитил не только себя, но и мага. Вот только отсутствие информации о противнике сыграло с ними злую шутку. Эта магия, противная природе ифритов, а, значит, и самая эффективная против них, конечно, сработала, но никто из них не знал, что убитые огненные элементали имеют нехорошую привычку взрываться. И именно это они и сделали, поражённые сокрушительной магией, наложенной умелыми чародеями на стрелы Дезарда. Комнату сотрясло несколько хаотично следующих один за другим взрывов, от которых, казалось, ходуном ходить начала не только эта комната, в которой сейчас творилось огненное безумие, но и весь замок. На них посыпался потолок. Лиард едва успел отскочить в сторону от падающего на него тяжёлого книжного шкафа, на котором, как ни странно, ещё сохранились книги, вернее, то чёрное «нечто», что от них осталось. Рёв пламени начал заглушаться другим шумом, ещё более сильным и невыносимым, казалось, от него готовы лопнуть барабанные перепонки — это был скрежет камня. От взрывов на них обрушился потолок, взметнув в воздух тучу пыли, которая застилала глаза, резала нос, забивалась в рот, оседая там неприятным налётом, ужасной болью раздирала грудь. Адриан почувствовал, как каменная крошка засыпается ему за воротник, царапая спину, руки и лицо. Почувствовал, как в ногу ударил осколок камня, от которого, настроенное на защиту от магии, заклятие Скитальца его уже не спасло. Штанина тут же намокла и прилипла к плоти. Боли Адриан уже почти не ощутил — весь этот ужас сменился свободным падением. Пол не выдержал такого надругательства над своей персоной и безбожным образом провалился. Однако этот полёт быстро закончился резким ударом, отозвавшимся ноющей болью во всём теле, особенно в повреждённой ноге. Лиарду повезло ещё меньше. Стоя рядом с бастардом, он оказался в середине комнаты, однако если Адриану удалось избежать града обломков, то рыцарь оказался почти полностью погребён под горой щебня. Скорее всего, он потерял сознание, да и тяжёлый доспех вряд ли содействовал мягкому приземлению. Дезард, которого откинуло в стену ударной волной, почти смог упасть на ноги, однако неровная поверхность помешала идеальному исполнению этого сложнейшего акробатического трюка, и в итоге он совсем не элегантно покатился по полу, гремя мечами. Скиталец же оказался тоже придавлен крупным осколком лепнины, на которую в своё время барон потратил немало денег.

Адриан поднялся на ноги, когда пыль уже осела, перестала мешать видеть и дышать. Покачнулся и схватился за стену, чтобы не упасть. Осколок в ноге причинял сильную боль. Вряд ли это было серьёзное ранение, но всё же лучше было бы вытащить его и перевязать рану, чтобы не пустить туда инфекцию. Он садится обратно, чувствует, как по ноге потекла тёплая струйка крови. Аккуратно извлекает каменный осколок из ноги. К счастью, он был не слишком большой и вошёл не глубоко, иначе всё было бы гораздо хуже. Отрезает ножом, который он всегда носил с собой на всякий случай (это был подарок Сина), лоскут от рукава и крепко перевязал им рану. Снова поднялся, сделал несколько шагов. Боль всё ещё осталась, но он, по крайней мере, мог ходить. Тут же он услышал звук разгребаемого завала — это из своей каменной тюрьмы медленно, но верно выбирался черноволосый рыцарь. С другой стороны послышался сдавленный стон, первый звук, который от старшего из братьев услышал Адриан. Потом снова грохот, в сторону отлетел тот самый кусок лепнины, сковывающий движения мага. Ему, видимо, этот настырный камень уже порядком надоел, раз он решил избавиться от него таким радикальным способом. Ну, или это было своеобразное осуждение своих товарищей, которые не особенно спешили помочь ему. Маг поднялся и начал старательно отряхивать свою одежду от пыли и каменной крошки. Принц поднял голову и посмотрел наверх. Выбраться отсюда снова в ту комнату им уже в любом случае бы не удалось. Да и выжить им в том хаосе удалось лишь чудом. Если бы потолок падал не частями, а рухнул на них сразу весь, то все бы они уже отправились к праотцам, даже маг, которому вряд ли бы хватило сил и времени на заклинание телепортации и уж тем более на создание телепорта. Скорее всего, они провалились в подземелья этого замка, в казематы, где раньше, возможно, барон наказывал нерадивых слуг или тех, кто отказывался подчиняться устанавливаемым им законам. Так же в пользу этого предположения говорили остатки железной решётки, торчащей из-под груды щебня. Принц прищурился. Да, точно, именно за это решёткой их ждал выход, выход в виде ещё одного тёмного провала в никуда, подобно тому, в который они вошли, чтобы оказаться в замке. Он направился туда, махнув рукой, призывая остальных идти за собой. И именно он первым почувствовал опасность. В его руке дрогнул меч и почти сразу же из прохода выскочило несколько зомби. Тот, что был ближе остальных, сразу же получил удар мечом, но устоял. Бастард всё никак не мог привыкнуть к тому, что сражаться ему сейчас приходиться не против живых людей, а против ходячих мертвецов, а это две совершенно разные вещи. Тот колющий выпад, который сделал Адриан, убил бы человека, так как направлен был точно в сердце. Осталось бы только оттолкнуть ногой труп, снизывая его с меча, и атаковать следующего противника, но для зомби сердце является не таким важным органом. По сути, для него оно вообще не нужно. Единственный шанс убить зомби это отрубить ему голову, испепелить или же изрубить на мелкие кусочки. Поэтому принцу пришлось быстро отскочить назад. Он едва не подвернул ногу из-за неровной поверхности, усыпанной камнями, но устоял на ногах и тут же исправил свою ошибку, широким ударом перерубив шею зомби. На лицо ему брызнула кровь, голова отлетела в сторону и поскакала по полу, оставляя за собой красные неприятные следы. Но любоваться этой «чудесной картиной» у принца не было времени, следующий зомби уже опускал свой серп на него. Адриан подставил меч под углом, когда серп соскользнул по лезвию меча, принц сильным пинком опрокинул противника на спину. Медлительный мертвяк не успел подняться, принц на бегу прошёлся мечом ему по шее. Диарнис снова окрасился кровью. Третьего зомби обезвредил уже Лиард, буквально размозжив тому голову, превратив её в месиво из плоти, костей и крови. Однако это было ещё не всё. Из прохода вылетело несколько арбалетных болтов, к счастью, рыцарь успел прикрыться щитом от двух, а остальные пролетели мимо. На какое-то мгновение им дали передышку, но лишь на мгновение, и начало следующего этапа боя ознаменовали не примитивные выстрелы. Адриан почувствовал, как по спине пополз жуткий холод, лицо обдало ледяным дыханием, будто он снова оказался на севере своей страны. Но нет, это была не магия и уж тем более не настоящий холодный ветер, нет. Здесь только одно могло вызвать такое резкое понижение температуры — это призраки, вне всяких сомнений, вампир спустил на них своих бестелесных охотников за незваными гостями. Что же, оригинально, жар ифритов сменить кладбищенским холодом гостей из потустороннего мира, этот вампир, определённо, обладал неплохим чувством юмора. Однако думать об этом ни у кого из четверых не было времени. К ним уже тянули свои полупрозрачные руки призраки, а они не могли их отрубить или вообще как-то навредить призракам — обыкновенное оружие бесполезно использовать против этих духов, навсегда застрявших в измерении живых, пусть сами они уже и мертвы. Сейчас их связывала воля хозяина, в роли которого выступал кровопийца, и сейчас его голос приказывал им убить, растерзать, забрать с собой этих наглецов, посмевших потревожить вечный покой старого баронского замка. Живым нельзя касаться призраков, нельзя протягивать к ним руки, но главное, что запрещалось делать при встрече с ними — это смотреть в глаза иначе всё, на что мог надеяться несчастный, встретившийся с призраком взглядом, это верная смерть, а потом бесконечный путь, который никуда не приводит. Вечные скитания без шанса на то, что бы сойти с него. Он тоже станет призраком, но уже другим, он не сможет уже никого забрать с собой, потому что, в отличие от этих духов, которых люди называли «тянульщиками», у них уже нету этой силы, они уже не просто застрянут в мире живых после смерти, нет, они будут скитаться между этими двумя мирами, а это в тысячи раз мучительнее. Ведь среди обыкновенных людей призраки ещё не совсем теряют рассудок, например, они никогда не тронут родственников, которые не делали им ничего плохого, заботились при жизни, и напротив могут жестоко отомстить своим убийцам или же просто недоброжелателям. Те же призраки, что скитаются между мирами, теряют всё человеческое, оставаясь без оболочки, без собственных мыслей, обречённые чувствовать лишь нестерпимую боль и ничего больше. Против них может действовать жреческая магия, как ни странно, ведь большинство дипломированных магов считают жрецов Новых Богов не более чем просто ярмарочными шарлатанами, которые морочат людям головы своими глупыми байками о противостоянии добра и зла, и всемогуществе богов. Забавно это слышать от тех, кто сочинил историю о том, как уже одну порцию таких же «всемогущих богов» свергли новые боги, учинив свои порядки. Тогда что же мешает и этот пантеон так же упразднить? Верно, ничто. Так же с призраками могут справиться и некроманты, ведь их магия как раз и рассчитана на подчинение, уничтожение и защиту от таких вот существ из мира мёртвых, в этом состоит всё их искусство магии, которую многие считают жуткой и слишком «тёмной», но глупо было бы отрицать то, что эта магия действенна, никто не умеет так навести страх, ослабить и запугать противника, как эти одетые в чёрное бледные колдуны, всегда намеренно распускавшие слухи о своём ремесле. Их боятся, поэтому и связываются с ними лишь фанатики да те самые жрецы. Пусть их «помощники» не так эффектны и сильны, как у демонологов, но зато заставляют противника бросать оружие и бежать, куда глаза глядят, гораздо действеннее, нежели те существа, которых себе на помощь вызывают «любители пентаграмм и прочих защитных кругов». Кстати, уже упомянутые фанатики, вернее, паладины, тоже весьма эффективно борются против призраков, и секрет этого искусства весьма ревностно охраняется всеми магистрами, подобно невинности родной дочери.

Но среди товарищей Адриана не было ни некромантов, ни жрецов, ни паладинов. Был маг, считавшийся одним из лучших, но его «слишком материальная магия» вряд ли смогла бы помочь им в борьбе с призраками. Был человек, который уже дважды спасал их сегодня от неминуемой смерти своей предусмотрительностью, своим мастерством, своим холодным расчётом профессионала, своим оружием. Однако всё это в мгновение ока оказалось ненужным, выброшенным на обочину из-за этой ненадобности. Вряд ли ему это чувство беспомощности в критический момент перед лицом опасности могло хоть сколько-нибудь нравиться, но он как всегда не показывал своих эмоций ни одним лишним движением, ни одним взглядом, на одним случайно дрогнувшим мускулом на красивом суровом лице. Был сам Адриан, который тоже никак не мог биться с призраками, пусть и владел таким великолепным и странным клинком, как Диарнис. Но зато в их компании был так же и Лиард, который мог сойти за паладина. Только вот принц не видел, что бы у рыцаря был с собой его меч, который, если верить слухам, не пролил ещё ни капли человеческой, эльфийской или гномьей крови. Так сказать, чистое оружие, а в народе говорили, что паладины могут сражаться с призраками именно из-за того, что они чисты. Сейчас представился шанс проверить эти догадки простого люда, и, честно сказать, бастард надеялся на то, что эти слухи будут не только лишь трактирными байками, надеялся, что люди действительно правильно поняли причину, по которой паладинам удаётся раз за разом одерживать победу над силами тьмы в виде бестелесных духов, проклятых душ несчастных грешников или же, если быть проще и использовать язык обыкновенных рубак с большой дороги, то призраков, в данном случае, как уже было сказано, так называемых «тянульщиков».

— Лиард, твой меч! — крикнул Адриан, отскакивая в сторону от призрака, уже протянувшего к нему свои худые руки, при этом рефлекторно отмахиваясь от него мечом, но, как и ожидалось, Диарнис лишь прошёл духа насквозь, не нанеся ему абсолютно никаких повреждений. Весьма печально, в принце ещё теплилась надежда, что из-за своей необычной природы его полуторный меч разрежет этого призрака напополам, тогда бастарду уже не придётся крутиться и плясать, подобно бродячему циркачу, чтобы избежать соприкосновения с мёртвым и до жути холодным туманом, из которого и были сплетены эти духи.

— При чём тут мой меч? — рыцарь повернулся к принцу лицом, к нему призраки пока не особо спешили подходить, зато вот Дезарда и принца обступали всё плотнее. Кажется, слухи о количестве убитых старшим из братьев не были просто слухами или хотя бы маленьким преувеличением, и теперь его мастерство играло против Дезарда. Тёмная энергетика, исходившая от него, привлекала эти неспокойные души, подобно мёду. А к Адриану их, наверняка, тянул меч. Всё-таки в какой-то мере старый архимаг был тогда прав, сейчас Диарнис мог действительно принести вред принцу, но тот всё равно не жалел о том, что не отказался от этого оружия, знал, что оно должно ему ещё хорошо послужить.

— Думаю, он сможет убить этих призраков!

— Дезард!

Старший из братьев коротко кивнул и сделал в воздухе широкий жест рукой. За его рукой потянулся густой след из тёмно-фиолетового дыма, в котором принцу удалось разглядеть меч, который, казалось, даже немного светился и блестел, хотя здесь было совершенно темно, а продолжавший гореть наверху огонь давал больше теней, нежели света. Дезард, подобно неуловимому вихрю, промчался мимо призраков, но меч своего брата при этом в ход не пускал. Лиард повесил булаву себе на пояс и принял из рук молчаливого убийцы свой легендарный в определённых кругах меч. Тот лёг ему в руку как влитой. И тут же облачённый в тяжёлый доспех рыцарь перешёл в атаку, по-прежнему держа призраков на расстоянии удара, не позволяя им приблизиться и коснуться себя. Это действительно сработало. Меч сверкнул, и первый призрак растворился в воздухе, издав протяжный, леденящий душу крик, который мог бы подействовать на новичков, впечатлительных творческих людей или на дам, но не на повидавшего виды славного рыцаря с неустрашимым духом, нерушимой решительностью и объятым пламенем праведного гнева сердцем. Он поразил своим мечом уже почти всех призраков, но эти беспокойные духи были отнюдь не последним сюрпризом, который припас для своих гостей хитрый вампир. Из тёмного прохода уже не вылетали болты, нет, теперь оттуда вылетело кое-что куда более страшное, нежели эти снаряды. Это был крик, но не такой, который издавали духи, когда испарялись, разрубленные мечом рыцаря. Этот звук был ещё более ужасным, он вселял страх, даже в сердца рыцарей, от него жутко разболелась голова, казалось, вот-вот лопнут барабанные перепонки, Адриан почувствовал, как из ушей по щеке течёт тёплая кровь, от которой волосы слипаются и неприятно приклеиваются к лицу. Но это был не дух-плакальщик, так же известный в народе как баньши, о, нет, это было кое-что гораздо более труднообъяснимое. Это было то, с чем обыкновенные люди не сталкиваются, а потому и не сочиняют про это никаких легенд. Про это не ходит слухов и сплетен, потому что люди просто-напросто бояться даже шептаться о тех тварях, что вылазят из Бездны. Да, это было одно из таких жутких существ. А если быть более точным, то это был «крикун», не самый сильный, но просто невероятно неприятный противник. У него не было сил демонов Первого Круга, он не был хитёр и могущественен, как лич, не был так неуязвим, как оборотни, призраки или те же самые ифриты, но у него было оружие гораздо более сильное — своим криком он умел влиять на подсознание тех, кто его слышал, вызывая из него самые сильные страхи, погружал в них своих жертв полностью. В этой пленительной пучине собственных кошмаров люди постепенно сходили с ума, уже не могли сопротивляться и тогда «крикун» разрывал их своими когтями, зубами, заглатывал, испепелял, высасывал энергию, оставляя лишь жалкие «шкурки», которые, конечно, уже не могли существовать. Эти монстры приобретали тот вид в глазах своих потенциальных жертв, которого они боялись больше всего. И если этой дичи было много, то для каждого он становился чем-то отдельным, чем-то невозможным, но при этом весьма определённым. К счастью, это объяснялось не разными феромонами или другими «алхимическими и научными» трактовками подобных свойств «крикунов». О, нет, всё было гораздо более обыкновенно, если так, конечно, можно сказать о существе, сама суть которого совершенно необычная. Всё было проще, до безобразия просто — это была магия. Примитивная, использующаяся этими монстрами, скорее всего, на уровне инстинктов, нежели полностью осознанно, но она имела место, и это был неопровержимый факт. Неопровержимый факт, о котором пока что знал лишь один человек, ведь большинство из тех, кто изучает Бездну и её жителей ни разу не встречались с последними и уж тем более не бывали там, зато вот принцу удалось сделать и то, и другое, поэтому из него вышел куда более осведомлённый исследователь этой, безусловно, пока ещё тёмной тайны, в сравнении с толпой тех напыщенных павлинов, которые на каждом углу кричат о своих теориях, большая часть из которых является бредом сумасшедшего или же просто человека, который уже давно и часто курит кальян. Но Адриан, обладая даже такими обширными познаниями в указанной области, вряд ли когда-нибудь согласиться не то, что вступить в эту разношёрстную братию псевдоучёных, но и поделиться своим знанием, с кем бы то ни было. Почему? Да хотя бы потому, что для того, чтобы сделать это, нужно было для начала хотя бы выжить в столкновении с «крикуном». Второй бой с жителем Бездны в жизни принца-бастарда. А для этого ему понадобиться недюжинное умение. К счастью, та магия, влияющая на сознание людей, не действовала на Адриана из-за его невосприимчивости, унаследованной от матери, а вот на его товарищей «крикун» уже успел повлиять, а, значит, принцу нужно было торопиться, чтобы не дать своим товарищам сойти с ума. Он знал, что Диарнис убьёт эту тварь наповал, ведь ему уже однажды представился случай проверить это оружие в бою против порождения Бездны. Знал так же, что эту тварь нужно поразить в определённое место, иначе даже его клинок не сможет убить «крикуна». Именно туда, где на безобразном неровном шаре, заменяющим монстру голову, красовалось что-то наподобие старого рубца, однако принц знал, что это рот «крикуна», представляющий чёрную дыру, усеянную тысячами мелких, но острых, как бритва, зубов почти правильной треугольной формы. Однако вряд ли он будет просто так стоять на месте и ждать, пока Адриан нанесёт первый и последний удар. Его щупальца, в разные стороны торчащие из уродливой «головы», были покрыты едва заметными шипами, с которых на пол капал тёмно-фиолетовый яд. И этих отростков разной длинны было много, от чего они походили на некрасивые жирные волосы, сплетённые каким-то безумным цирюльником в косы, другого сравнения в голову принца тогда не пришло. И от всех этих щупалец, заменявших гостю из Бездны жуткие клыки и когти, которыми, если верить учёным, которые всё же кое-что знали о тварях, вылазящих из тех тёмных просторов (не все же они, в конце-концов, просиживали задницы на стульях и ничего не делали!), были щедро одарены множество других их собратьев или же, если так, конечно, можно сказать о подобных существах, соседей и сожителей. От этого «оружия», даже мимолётное касание которого означало бы смерть для принца, Адриану нужно было уклоняться, отбиваться, чтобы добраться до самого чудища и уже тогда, проявив поистине чудеса искусства фехтования, ловкости и проворности, поразить монстра в слабое место. Да, задачка предстояла не из лёгких, однако у бастарда не было времени сомневаться и размышлять, пусть это и прозвучит пафосно, но от него сейчас зависели жизни ещё трёх человек. Пора ему применить в деле всё то, чему его научили друзья, с которыми он прошёл день, часто ещё возвращающийся ему потом в кошмарах. Хитрости и уловки Сина, столь характерные для охотников далёких и опасных болот Даргоста. Холодный расчёт Ронтра, сочетающийся с горячим сердцем и жаждой битвы Дорниса. Всё это сейчас он должен был показать в лучшем виде, не хотелось сейчас опозорить своих учителей, к тому же, момент был уж слишком критический.

Адриан сорвался с места в сторону монстра. Тот отреагировал на это молниеносно, хоть и не имел даже каких-то самых маленьких намёков на глаза или то, что помогало ему видеть происходящее вокруг него. Но думать о «шестом чувстве» своего противника принц предпочёл бы потом, сейчас было, мягко говоря, не лучшее время для построения научных теорий. И пусть все магики и учёные сочтут это богохульством, но сейчас всё можно было решить лишь одним способом — грубой силой и клинком из холодного металла, соединив это в пару-тройку ударов для верности, чтобы тварь уж точно издохла. Однако щупальца «крикуна» оказались не такими короткими, как могло показаться сначала. Вернее, изначально они, конечно же, были именно такого размера, но, видимо, к обширному арсеналу умений этого монстра прибавилось ещё и свойство, позволяющее ему увеличивать размер этих шипованных ядовитых отростков. Да и управлял он ими ничуть не хуже «мастеров хлыста», кои в большинстве своём обретались в цветастых шатрах бродячих цирков. Хотя, эдакого уродца не приняли бы даже в то разношёрстное сборище, которое представляют из себя артисты этих, с позволения сказать, «заведений развлекательного характера». Но отсутствие прорицательских способностей принцу, так или иначе, пришлось восполнять физическими данными, с которыми у него, на счастье, всегда было всё в порядке. Одно из щупалец, приблизившееся резким броском на слишком опасное расстояние, чтобы оставаться незамеченным и дальше избегать клинка принца, Адриан быстрым движение отрубил и на всякий случай отпрыгнул в сторону, чтобы его не коснулась тёмная вязкая жидкость, выливающаяся из обрубка, мало ли она тоже ядовита или, хуже того, похожа на те вещества, которые показывал ему в своей лаборатории один известный до своего полного помешательства алхимик. Он называл их кислотами и вот они своим действием действительно напугали тогда ещё ребёнка, которым являлся в те времена бастард. Они оставляли на теле жуткие ожоги, но совершенно не похожие на те, что появляются, если яркий огонь своими пламенными языками лизнул тебя, нет, ожоги, оставляемые этими кислотами куда сложнее было вылечить, если вообще возможно. Но могло и не повезти или же под руку подвернулся не слишком умелый лекарь. Тогда эти ожоги превращались в вечные язвы на теле, вызывая отравление из-за своей крайне высокой токсичности. Человек медленно умирал, мучаясь от действительно невыносимой боли. Адриан видел на теле того алхимика множество следов его «не совсем удачных экспериментов». Что же, в таком случае совершенно не удивляет тот факт, что этот, безусловно, великий учёный свихнулся на почве собственного величия, изрядно приправленного жменей первосортной мучительной боли. Именно поэтому Адриану и не горел особым желанием проверять, является ли кровь монстра этой самой кислотой или хотя бы ядом. Поэтому область возможных уклонений сразу резко уменьшалась, что не могло радовать новоявленного охотника на монстров из Бездны, однако с этим фактом приходилось мириться, как и с тем, что «крикун» не собирался давать ему ни минуты передышки. К принцу поочерёдно устремилось ещё несколько щупалец, казалось, это существо совершенно не почувствовало боли и потеря одного щупальца не могла сбить его с толку. Ещё одно напоминание о том, что сейчас бастарду приходилось драться не против человека. Сейчас перед ним куда более совершенная машина убийств. А все те рассказы, мол, никто не убивает лучше людей, не больше, чем просто сказки полоумных стариков, на чью долю выпали не самые лучшие времена кровавых войн. В тот час люди действительно показали себя не с самой лучшей стороны, однако всегда были существа, убивающее всё живое ещё более изощрённо и умело, чем люди. Одно из таких сейчас и было перед Адрианом. Принц сделал два быстрых шага в сторону, пируэтом уклонился от следующего направленного в него щупальца, одновременно рубанув его мечом, рискуя при этом попасть под весьма неприятный душ из монстрячьей крови, но избежал этого, резко пригнувшись, от чего «фонтан» ударил над его головой. Принц тут же перекатился вперёд, становясь ещё на шаг ближе к своей цели. Плащ мешал и принц быстрым движением срезал его, ибо расстёгивать было бы слишком долго, а сейчас дорога была каждая секунда, да и нож пригодился — им гораздо быстрее, чем мечом, удалось отхватить «крикуну» ещё одно щупальце. Ну, вернее, почти удалось. Нож Адриан уже давно не точил, и потому его лезвие увязло в плоти чудовища, но принца это не смутило, он тут же выпустил деревянную рукоять, в рывке поднялся, сделав при этом ещё два шага по направлению к своему сверхъестественному противнику. И снова взмах мечом, ещё один обрубок, всё ещё извиваясь, отлетает в сторону. Из-за брызнувшей фонтаном вязкой крови монстра, принц не заметил мчащегося к нему щупальца и был сбит с ног сильным ударом в грудь. Тело тут же пронзила жуткая боль — «крикуну» не только удалось добраться до плоти принца, но его отросток ещё и вгрызся в его тело, яд проникал внутрь, но через боль Адриан отрубил поразившее его «оружие» и с трудом поднялся на ноги. Он снова был в самом начале своего пути, а гость из Бездны не хотел останавливаться на достигнутом. Упиваясь своей победой (если, конечно, подобное существо может чувствовать нечто подобное), «крикун» собирался завершить начатое, подкрепить свой успех ещё одним ударом, который уже точно бы добил принца, но Адриан не собирался давать ему такой возможности. Принц уклонился в сторону. Это движение было более тяжёлым, нежели предыдущие его манёвры, но, тем не менее, весьма успешным — бастарду удалось избежать щупальца и ещё раз полить каменный пол кровью чудища. Сейчас принц походил, скорее, на берсеркера из старых сказаний дашуарцев, которые поведал ему в своё время Ронтр. Он был покрыт слоем пыли, на груди красовалась весьма плохо выглядящая рана, с меча медленно смоляными тяжёлыми каплями падала на пол кровь его противника, лицо его, покрытое ужасными шрамами, было уже в своей собственной крови, волосы слиплись от неё же и прядями падали на плечи, он ступал по полу, на котором кучками сгнившей плоти лежали поверженные зомби, который уже успело щедро забрызгать кровью монстра, обрубки щупалец коего ещё шевелились на полу, разбрызгивая в разные стороны тёмную жидкость. Не хватало только снега, постепенно укрывающего следы судьбоносного и потому невероятно жестокого сражения. Но вряд ли бы он пошёл в подземелье полуразрушенного замка, и потому Адриану пока приходилось довольствоваться тем антуражем, который у него был. К нему устремилось ещё несколько щупалец, но в этот раз принц уже не уходил в сторону, не уклонялся. Кончилось время уловок и мельтешения. Сейчас в принце заиграла горячая кровь его предков, дававшая ему поистине великое упоение этим боем, оно заглушало боль, всё вокруг размывало в неясные силуэты и полутени. Взгляд Адриана сейчас был направлен лишь в одну точку — то самое слабое место его чудовищного противника. Ему было плевать, что сейчас по его телу льётся смертельный яд, что его собственная кровь, падая на пол, смешивается там со смоляной кровью монстра. Диарнис дважды сверкнул, потом ещё один раз, довершая серию успешных ударов, лишивших чудовища ещё трёх шипованных ядовитых отростков. Принц ускоряет шаг, постепенно переходя на бег, вот последнее щупальце целится ему в грудь, туда, куда уже однажды пришёлся удар, введший бастарда в этот состояние боевого безумия. Ловкий шаг в сторону, он едва не поскальзывается, но всё же хотя бы кончиком меча ему удаётся достать это своеобразное «оружие» своего противника, но оно, в отличие от других щупалец, не продолжило атаковать, резко свернулось и вздрогнуло. Даже через красную пелену, затянувшее его сознание, принц почувствовал, как его пронзила боль. Он горько усмехнулся. Какая ирония, сейчас в его животе торчал его собственный кинжал, который чудищу не только удалось вытащить из себя, но и отбросить так удачно, что лезвие прошило плоть этого черноволосого человека с мечом, который уже испробовал его крови. С этим странным мечом, от которого исходит непонятная, но невероятно сильная энергия, которую так остро ощущают его родичи из Бездны. Что же, пожалуй, это был последний его выпад в сторону этого человека, взгляд которого стал сейчас таким безумным. Он явно упивался этим моментом. Последний удар «хлыста», скорее призванный, чтобы окончательно поставить точку в этом бое. В бое, в котором вряд ли можно определить победителя, ведь оба противника сейчас истекают кровью. Полуторный меч, носящий гордое эльфийское имя в честь своего владельца, снова взвился в воздух. Закалённая боями и огнём сталь встретилась с плотью, рождённой где-то в измерении, находящимся за пределами простого человеческого понимания. Сталь оказалась сильнее. Ещё один, последний, отросток монстра отлетает в сторону, ещё один фонтан бьёт из обрубка. Уродливый чёрный шар падает на пол, заливая его ещё больше своей кровью. Принц медленно подходит к нему. Под ногами неприятно хлюпает, однако вряд ли это сейчас волнует бастарда. Он двумя руками берётся за рукоять своего меча, опуская его клинком вниз. Монстр всё ещё пытается бороться за жизнь, продлить своё уже ставшее мучительным существование, он открывает свой рот, в надежде издать ещё один душераздирающий крик, да, его голосовые связки снова были готовы к этому испытанию. На таком расстоянии он бы точно убил Адриана, но принц не дал ему этого сделать. Диарнис полностью погрузился в тело монстра, наконец, полностью почувствовав плоть своего врага. «Крикун» ещё некоторое время подёргался в предсмертных конвульсиях, но вскоре окончательно затих. Бастард опустился около поверженного противника на колени. Он сам напугал себя этой внезапной вспышкой всепоглощающей жажды битвы и крови. Видимо, это был всплеск чувств, которые он сдерживал в себе, скорее уже просто по привычке, нежели действительно по необходимости. Все его «отложенные в долгий ящик» эмоции смешались и вызвали эту «красную бурю» в его сознании. Но она закончилась, перестал дуть этот палящий ветер, осел обратно кровавый песок, и он почувствовал, как устал, как жутко болит всё тело, как по груди стекает его собственная кровь, как из живота торчит его собственный нож. Он разжал пальцы, ладонь соскользнула с рукоятки Диарниса, и он повалился на бок. Когда его товарищи вернулись из страны своих кошмаров, то бастард, напротив, провалился в пучину небытия.

Он очнулся через несколько минут от странной прохлады, которая резким толчком разлилась по всему его телу. Он с трудом разлепил глаза и первым, что он увидел, было лицо склонившегося над ним мага. Принц резко сел, почувствовал резкую вспышку боли в животе и груди, но не подал виду, снова сдержал стон, который бы являлся проявлением эмоций, что претило Адриану. Он не схватился за грудь, пытаясь нащупать рану — это было бы проявлением слабости, а он не мог позволить себе этого, он же принц, человек, который ведёт за собой людей, а лидеры должны являться воплощением непоколебимой силы и уверенности в своих силах, наполняя этой энергией тех, кто за ним идёт, иначе паника и слабость передадутся его верным товарищам, чего ни в коем случае нельзя допустить. Он увидел Лиарда, который стоял немного в стороне и улыбался, понимая, что его соратник жив, хоть и изрядно покорёжен тварью из Бездны. Дезард сидел на полу рядом со своим братом, невзирая на то, что тот был, мягко говоря, не самым чистым местом здесь.

— Не дёргайся, чтобы заклинание нормально срастило тебе рану, а не остановило сердце, нужен покой, — недовольно проворчал маг, но по тени, пробежавшей по его хмурому лицу, стало понятно, что он тоже рад за принца, рад, что бастард смог выкарабкаться, а не отправиться вслед за своим противником к праотцам.

— Прости, я должен был проверить, действительно ли я остался настолько живым, насколько мне это кажется, — принц позволил себе улыбнуться.

— Ты живее всех живых. Уж по крайней мере точно живее того гада, которого так славно уложил, — черноволосый рыцарь подошёл к принцу и крепко хлопнул его по плечу.

— Спасибо, Лиард.

— Хватит его тормошить, это заклинание действует быстро, но потому оно и опасно. Знаешь, будет обидно, если наш герой, не скончавшийся от ран во время поединка, сейчас помрёт от того, что ты решил выказать своё восхищение. Не забывай, нам ещё предстоит таким же способом избавиться от самого хозяина замка, который ждёт нас за тем походом, из которого вылезло это чудище, которое так славно, как ты уже успел заметить, уничтожил наш товарищ. Да и к тому же ты отнимаешь драгоценное время. Восстанавливающее и обезболивающее колдовство, которое на него сейчас действует, продлиться ещё максимум несколько часов, а нам ещё нужно того вампа угрохать, поэтому, будь так добр, не мешай мне, — маг нахмурился.

— Хорошо, прости, Бродяга, не буду мешать, — Лиард поднял руки в капитулирующем жесте и вернулся на своё старое место, сев рядом с братом, скрестив ноги и уложив на них свой тяжёлый щит.

Маг тем временем снова склонился над Адрианом, шепча слова заклинания и совершая магические пассы, за его руками тянулся едва видимый голубоватый свет, похожий на звёздную пыль. Принц старался не шевелиться, даже не думать, но не мог. Не мог, потому что в нём поднималось странное чувство, кажется, это был страх. Ведь там, в этой темноте его ждал враг, который был куда сильнее этого «крикуна», в бою с которым Адриан едва не сгинул. Это действительно его пугало. Пугала также и неизвестность, которая скрывалась за этим провалом в никуда. Ведь это, возможно, будет его последний бой. Так глупо, так глупо было бы умереть здесь, пережив сожжение. Да, безусловно, очень глупо, но людям ведь свойственна глупость.

— Как думаешь, что нас ждёт там? — спросил у Скитальца принц, смотря куда-то вдаль отрешённым, пустым взглядом красивых, но при этом невероятно печальных глаз.

— Думаю, что вряд ли это что-то хорошее, — резонно заметил маг, заклинание он уже закончил, и потому не стал ворчать на Адриана за то, что тот его прервал, рискуя ради глупого вопроса своей жизнью, — это же очевидно, потому что там что-то непонятное, а непонятное, так как неизвестное, а что-то неизвестное и непонятное всегда представлялось мне чем-то плохим. Но, знаешь, я, пожалуй, дам тебе совет, хоть и не люблю этого делать, потому что многие люди этого не ценят, но ты, кажется, воспримешь его со всей серьёзностью. Не думай о том, что тебя ждёт там, это будущее, а ты ведь не прорицатель, не можешь со стопроцентной уверенностью сказать, что там, поэтому просто не думай об этом, если у тебя нет каких-то фактов или доказательств в пользу той или иной теории. Хотя лучше их вообще не строить, особенно сейчас, когда из-за них ты начинаешь бояться, в тебе на глазах тает уверенность. Нас там ждёт кто-то очень опасный, хитрый, невероятно сильный — это точно, я не стану тебя убеждать, что ничего этого нет, и там будет только сад с радужными единорогами, это было бы глупо и на самом деле бредово, но, помни, что с тобой рядом есть мы, да и ты сам кое-чего стоишь, ты это доказал боем с этим монстром, явно выползшим из Бездны, больше нигде такое водиться не могло. Иначе я бы просто не стал на тебя расходовать драгоценную магическую энергию из своих накопителей, а оставил бы истекать кровью, — при этом на лице мага появилась широкая улыбка, от которой Адриану стало не по себе.

— Знаешь, спасибо тебе за совет, думаю, он действительно мне поможет, — немного подумав, ответил магу принц.

— Ещё бы, я потому и редко даю советы, что если бы бросался ими направо и налево, то все мои знакомые давно стали бы умнее меня.

Адриан улыбнулся этой колкости. Странно, но сейчас с этими людьми он чувствовал такую же близость, как в своё время с мягким и добродушным магом Лорайном, спокойным, как сам снежный север, Ронтром, таким же спокойным, доброжелательным, но странным охотником Сином, со вспыльчивым, жёстким и вообще немного диким Дорнисом. Даже вечно мрачный Дезард сейчас казался ему, как ни странно, таким же близким как эти его старые товарищи. И именно старший из братьев Марг подал команду к подъёму. Небольшая передышка, которую позволил им сделать перед финальным боем вампир, закончилась, ещё одной выходки кровопийцы они бы просто не выдержали, пора было уже встретиться с ним самим и избавить этот замок от мёртвого хозяина. Лиард крепко сжал ручку щита, принцу даже показалось, что он услышал треск дерева, но лишь показалось. Рыцарь снял с пояса булаву и подошёл к месту, откуда монстр из Бездны поразил их своим криком, от чего на его лицо упала тяжёлая тень. Казалось, что мрак сам ползёт из прохода, стараясь поглотить, утащить рыцаря с собой и уже не вернуть никогда. Дезард снова достал свой лук и положил на тетиву ещё одну стрелу. На её наконечнике уже не было никаких рун, чистая сталь. Видимо, заколдованные стрелы были дорогим удовольствием даже для такой «ходячей легенды», как этот молчаливый странный человек с идущим от него запахом крови. Он остановился, явно ожидая, когда подойдёт Адриан, чтобы пропустить его вперёд. Принц не заставил себя ждать. Он поднялся с пола, опираясь на меч, который маг заботливо положил рядом с ним, и, подойдя к компании у входа, к которой уже примкнул и маг, занял место рядом с рыцарем. Тот ободряюще улыбнулся бастарду, который являлся тут самым молодым, но, тем не менее, уже заслужил право сражаться плечом к плечу с этими славными воинами, о которых знал весь Сарт. Мастера, преданные своему делу, готовы были рискнуть сейчас жизнью, ради безопасности и спокойного сна незнакомых им людей. Похвальное, благородное стремление, которое так редко встречается сейчас у людей, к величайшему сожалению. И эти люди позволили какому-то бродяге, роль которого так старательно исполнял в театре жизни принц-бастард. Видимо, дух Адриана не удалось от внимательных глаз этих троих утаить даже жутким шрамам. Что же, тем лучше, тем больше сейчас будет его уверенность и сила. Пора. Бой должен начаться сейчас, спустя какое-то мгновение. Адриан и Лиард одновременно сделали шаг во тьму.

Несколько шагов они прошли по этому коридору в непроглядной мгле, здесь неприятно пахло гнилью и сыростью, было холодно, но уж точно не холоднее того, что наступило с приходом призраков, поэтому последнего четыре человека не замечали вовсе. Люди вообще привыкают к меняющимся условиям быстро, гораздо быстрее всех остальных рас, с которыми им приходится сосуществовать. Гномам, например, чтобы освоиться в городах понадобился почти век. Целый век, чтобы научиться жить рядом с людьми, в их «муравейниках», который от малейшей искорки мог сгореть дотла, целый век недоверия и вражды, который едва не вылился в ужасную войну, но в итоге привёл к весьма успешному сотрудничеству. Только вот вы всё равно никогда не встретите гнома где-нибудь в деревне. Разве что этот гном — наёмник, а эта деревня находится на тракте и в ней подают неплохой эль, при чём, этот эль должен быть действительно замечательным, что бы в людском трактире остановился представитель этого бородатого народа. И напротив, вы никогда не сможете найти эльфа в городе людей, даже днём с огнём, как говорит старая пословица. Изредка, конечно, остроухие захаживают в человеческие гнёздышки, но лишь за тем, чтобы купить припасов в дорогу или безделушек. Даже те, кто по какой-то причине не хочет возвращаться в леса востока к своим родичам, не живут в городах, а предпочитают отдельно стоящие лагеря, пусть они и будут под самыми стенами каждый день мозолить несчастным стражникам глаза, но что бы «селиться в этом грязном и вонючем каменном мешке», да ни один порядочный эльф, будь он даже на грани жизни и смерти, не позволит себе пасть так низко! Зато вот людей можно встретить где угодно. Они селятся в горах, хоть это и считается странностью, но это факт, они там живут, при том живут весьма неплохо, работают в шахтах, разводят горных козлов и являются куда более здоровыми, нежели любой городской житель. Люди живут и в лесах, вспомнить хотя бы тот же самый Харос. Они привыкают ко всему, ко всему тому, что для других является противоестественным, чем-то, что вредит им и противит самой их природе. Пусть это и называют приспособленчеством, что для гордых эльфов и принципиальных гномов было бы хуже смерти, но именно эта черта является одной из тех, что делает людей более способными к выживанию, а, значит, и существованию в этом мире, в сравнении с другими народами. Но Адриану сейчас было не до этих мыслей, он всё ещё помнил, что их всех ждёт, когда закончится темнота этого коридора, хоть маг и посоветовал ему не думать об этом. Он увидел свет в конце коридора. Символично. Ведь свет в конце тоннеля всегда означал смерть, сейчас это было как никогда актуально, потому что бастард, хоть и в глубине души, даже сам не отдавая себе в этом отчёта, но всё же думал и понимал, что вряд ли они вернутся отсюда все вместе. Они уже успели увидеть, на что способны слуги их противника, и этого было бы вполне достаточно, чтобы обратить в бегство даже некоторых отъявленных смельчаков и сорвиголов. Но, как и во всех тех рассказах, где фигурировал этот таинственный свет где-то там, в конце, он манил к себе невероятно сильно, даже несмотря на осознание того факта, что дотронуться до него — это верная смерть. Наверное, как всегда сказывалась человеческая безрассудность и невероятная, действительно фантастическая тяга ко всему необычному, но опасному. Иногда принцу и вовсе казалось, что у людей окончательно пропала такая важная особенность живых существ, как инстинкт самосохранения, они ведь совершенно потеряли из виду ту великую ценность, которую представляет из себя их жизнь. А это ведь на самом деле самый драгоценный камень из тех, что существуют в этом мире, и уж тем более она стоит куда дороже тех, что их якобы ждут в качестве приза за все испытания, но реальность ведь куда суровее, чем все те сказки и байки, которые травят вояки, чтобы хоть как-то скрасить свои собственные воспоминания, погружая самих себя в сладостную иллюзию, обманывая и лицемеря перед самими собой, они ещё в придачу и завлекают этой сетью молодых людей, которые могли бы принести куда больше пользы, если бы развивали свои многогранные таланты, а не погибали один за одним в поисках этих самых мифических сокровищ, оставляя мир глупцам, невеждам и лентяям, которые хотят многого, но не хотят ничего для этого делать. Жаль, что изменить этот порядок вещей, увы, очень и очень сложно, ведь все хоть чуточку талантливые люди либо ленятся не хуже тех самых «амбициозных и великих ничегонеделателей», либо делают слишком много и предпочитают «быстро сгореть, чем медленно угаснуть». Они стремятся узнавать что-то новое, каждый из таких людей в душе немного романтик, пусть и кроется это где-то очень и очень глубоко, но рано или поздно свойство это выползает наружу, выливаясь в невероятную депрессию, усталость от жизни, или же, напротив, в неутолимую жажду чего-то нового, в частности, приключений. И они отправляются в дорогу, в дорогу вслед за теми, кому было неведомо слово «страх», уходя с первым рассветным лучом, уходя, чтобы уже никогда не вернуться. И тем сложнее было признать Адриану, что он является как раз одним из таких людей. И вместе с этим, разумеется, он всё больше боялся, ведь в конце истории своего пути «таланты» обычно как раз-таки дотрагиваются до этого света, они умирают, а принц не хотел снова умирать, уже один раз оказавшись и вернувшись с той стороны, он теперь панически боялся потерять дарованную во второй раз жизнь. Но, тем не менее, как уже было сказано, поворачивать назад он не собирался.

Они вышли на свет, который сразу же ослепил их, но все четверо быстро привыкли к нему. Одновременно им всем стало понятно, что это именно то место, где должен был произойти финальный бой, последняя схватка, завершающее испытание, после которого им полагается приз, если они, конечно, смогут его пройти, а для этого нужно было сильно постараться, пролить немало крови и пота, но при этом ещё и не забыть о том, что ты здесь совсем не один, что кроме тебя здесь ещё и те, кто может прикрыть тебе спину, но так же ты должен не забывать в свою очередь и сам их защищать. Но главное, что это была территория их противника, его поле, на котором у него были все преимущества. О, да, он постарался сделать для этого всё, приложил все возможные усилия, чтобы у незваных гостей осталось как можно меньше шансов выжить. Все стены были увешаны портретами. Портретами одного единственного человека, и никто из четырёх не сомневался, что этим человеком был именно хозяин замка. А всем ведь известно, что одной из способностей, которой вампиры действительно обладают — является некое таинственное свойство, позволяющее этим ночным кровопийцам жить в собственных портретах и перемещаться между ними, если таких картин в одном месте больше пяти. Тут же их было явно куда больше пяти, а, значит, вампир мог появиться откуда угодно, но всё же они могли успеть среагировать, если стоять достаточно далеко от стен. У них была бы возможность это сделать, если бы не ещё одно «но», которое являлось особенностью этой и без того необычной комнаты: здесь не было окон, совершенно никаких, даже небольших, зарешёченных, как в камерах, где держат опасных преступников, которые напоминают, что где-то там есть голубое небо и свобода, но так же не дают забывать, что к этому небу им ни за что не выбраться. Свет, который сбил их с толку, как только они вошли сюда, исходил от множества не дымящих магических факелов, которые вампир каким-то чудом умудрился примостить между портретами. А это значило, что с таким же успехом он мог легко их погасить. Тогда никому из них уже точно не светило хоть как-то защититься от неожиданной атаки своего врага из портрета. Что же, ещё одна ловушка, ещё одно испытание, которое пройти сможет далеко не каждый, да и им это вряд ли будет под силу, даже Дезарду, о котором ходят слухи, будто он сам живёт в тенях. Но это ведь слухи, а для их врага тени на самом деле являются родным домом. Он ночной хищник, он не видел солнца уже много лет, ведь никто точно не знает, когда этот замок вообще появился и когда его владелец скончался, скончался, чтобы потом стать вампиром, наводящим ужас на всю округу.

И именно этот вампир сейчас вальяжно развалился на каменном троне, украшенном изящной резьбой настоящего мастера. Он стоял в самом конце этого просторного зала, у дальней стены, по бокам громоздились две особенно массивные горгульи, которые походили больше на мифических огромных медведей, по преданиям, ставшими первыми животными в лесах Хароса и по-прежнему живущих там в самых дремучих, непроходимых и древних чащах, чтобы ни один охотник не мог найти их. На лапе той, что стояла слева, лежала бледная, тонкая рука вампира-барона. Взгляд его внимательных, странных и голодных жёлтых глаз сейчас перебегал с одного гостя на другого. Они дошли до середины зала и там остановились, ни один из них не спешил кидаться в бой первым, потому что знал — реакция вампира во много раз превышает человеческую, а его скорость и сила возросли, после трансформации, которая тоже являлась для новоявленного ночного охотника серьёзным испытанием и далеко не все обращённые могли преодолеть хотя бы первую ступень, чтобы обрести часть могущества, которое предоставляет вампирская сущность, превращаясь в бездумных тварей, которые, бывает, уничтожают даже сами кровопийцы, не желая, чтобы их род разбавлялся подобными монстрами, из-за которых, в основном, и пошла дурная слава о вампирах. Хотя, есть и те, кто использует своих не слишком удачливых и слабых собратьев как пушечное мясо, как ручных зверей, как гончих псов, чтобы спускать их на тех, кто пытается убить «хозяина» или же просто подошёл слишком близко к его логову…либо только ради развлечения. Те же новообращённые, кто оказывается сильнее, одарённее, а, может, и просто более удачлив, и преодолевает первую ступень трансформации, получает доступ к ещё не столь обширному, но всё же впечатляющему арсеналу способностей. Обычно, на этом многие вампиры и останавливаются, из-за чего не приобретают абсолютного бессмертия и по прежнему не могут противостоять огню, боятся серебра, осиновых кольев, ну и других «народных средств». Было бы куда проще, если бы перед ними был как раз такой «новичок», тогда стоило лишь подобраться к нему поближе, втроём им бы удалось связать его боем, а в это время Скиталец мгновенно сжёг бы его, оставив лишь пепел да тень на стене, но нет, тогда вряд ли бы ему удалось вызвать себе в качестве защитников ифритов или того же самого крикуна. Не смог бы создать и подчинить себе столько горгулий и нежити. Не смог бы оживить этих двух гигантов, стоящих с двух сторон от трона, но, тем не менее, они двигались, дышали и изредка скрежетали своими каменными когтями по полу, каждый раз заставляя Адриана вздрагивать. Да и крылья, которые словно мрачный, но торжественный занавес, висевшие за высокой спинкой трона, не давали усомниться в том, что перед ними не простой вампир, это был кровопийца, которому благодаря обрядам, точная суть которых никому не была известна, да и, по правде говоря, мало кого вообще интересовала, из-за совсем небольшого количества тех, кто через эти ритуалы проходил, а выбрав этот путь, после выживал. И снова отсутствие должной информации могло сыграть с этими четырьмя злую шутку, которая и вовсе грозила оказаться последней в их жизни. Вампир поднялся. Плавно, без резких движений, видимо, ему пока не хотелось провоцировать своих гостей, но вряд ли он сейчас начнёт раскаиваться в своих преступлениях, великодушно давать им шанс не совершать ошибки и идти домой, уж тем более он не станет говорить о своей усталости от жизни, никчёмного существования и не завалит их, самых великодушных, чистых и честных, случайно нагрянувших в его одинокое и унылое жилище, просьбами убить его, несчастного и уставшего. Такое бывает только в глупых сказках, не имеющих под собой никаких оснований и ничего общего с реальностью. Всем ведь известно, что могущество и почти вечная жизнь пьянят куда лучше, чем самое лучшее вино, что существует в этом мире. Они вызывают слишком сильное привыкание, что бы попросить кого-нибудь лишить тебя этого, даже пребывая в жутком лихорадочном бреду. Вампир замер, по-прежнему разглядывая их. Потом он открыл рот, зашевелил губами, будто бы пытаясь что-то сказать, но ничего не вышло, кроме сипения и сдавленного хрипа. Кровопийца закашлялся. Кашель этот был сухой, резкий и долгий. Такое обычно случается со стариками, которые регулярно курят уже много-много лет, но вряд ли вампир страдал этим пороком, ведь ему просто не было в этом необходимости, он бы не чувствовал удовольствия от курения даже самого высококачественного табака, как не ощущает вкуса пищи, как не получает удовольствия от дорогих напитков, потому что не может даже немного напиться, зато при этом испытывает постоянную жажду, жестокая ирония жизни вампира. Есть, конечно, кровопийцы-романтики, которые делают из этого огромную трагедию и, несмотря на отсутствие такой потребности, всё равно продолжают есть и пить вина. Многие дамочки на это покупаются, сочувствуют несчастным вампирам и в итоге либо умирают, либо становятся порабощёнными слугами того самого «бедного юноши с трудной судьбой, которого она так любила». Однако этот экземпляр «кровопийцы-разумного» явно не был из тех мечтательных, но, тем не менее, расчётливых глупцов, главным оружием которых является вампирская способность к гипнозу и очарованию выбранной жертвы. При чём, вопреки распространённому мнению, способность эта в одинаковой степени распространяется как на противоположный пол, так и на свой собственный. Просто, видимо, вампиры предпочитают, чтобы под их влияние попадали именно особи противоположного пола, чтобы повысить самооценку или же им просто нравится, когда рядом находится кто-то, к кому они могут испытывать что-то наподобие любви или же просто симпатии чтобы не чувствовать себя слишком одинокими. Ещё одна иллюзия, в которую умело погружают себя те самые злополучные романтики. Но этот снова доказывал, что не является одним из этого поколения. В этом угрюмом замке он был единственным более менее живым существом, если, конечно, так можно сказать о вампире. Он, наконец, смог откашляться, прорезался его голос, шипящий и грубый, явно не человеческий:

— Добро пожаловать, надеюсь, мой горячий приём с прекрасной музыкой вам понравился, — вампир широко улыбнулся, от чего кожа на его худом, болезненно бледном лице натянулась, а острые, немного более длинные, чем у обычных вампиров, клыки показались из-под верхней губы.

Он медленно приближался к ним, они это видели, но взгляд этих янтарных глаз, этот странный голос, будто сковали их по рукам и ногам, хоть это были и не чары, ведь Адриан тогда бы не поддался. Это был страх, настоящий, животный, первобытный страх перед хищником, перед хищником, который во много раз сильнее тебя, но при этом ты осознаёшь, что встречи с ним не удастся избежать, прибегнув даже к самой изощрённой хитрости. И понимание этого, принятие факта заставляет конечности каменеть, а душу и сердце покрыться ледяной коркой. Его широкие нетопыриные крылья на тонких костях окутали вампира, словно плащ, делая его похожим на какое-то жуткое мифическое существо, которое являлось бы, скорее всего, предвестником как минимум чумы, если вообще не конца всего живого в этом мире. Даже Дезард, обычно реагирующий на всё молниеносно и довольно враждебно, особенно зная, что сейчас рядом опасность, не натянул тетивы, хотя стрела уже лежала на ней, он продолжал смотреть на всё ближе подходящего вампира. А кровопийце беспомощность его потенциальных противников, казалось, доставляла истинное удовольствие. По крайней мере, так можно было подумать из-за того, как он кончиком языка проводил по своим тонким, бескровным губам.

— Вижу, вы не настроены разговаривать, что же… — вампир снова настиг приступ страшного кашля, а после он ещё плотнее обернул себя крыльями, будто бы ему было холодно, а этот кашель — не более чем обыкновенная простуда.

Словно прочитав их мысли, вампир провёл рукой по своему почти плоскому носу, как обычно делают крестьяне или дети с насморком, после чего снова обвёл их взглядом и на этот раз, как показалось Адриану, в нём была насмешка и вместе с этим злость, будто бы кровопийца ненавидит их за то, что они застали его именно в минуту слабости.

— Думаю, тогда стоит перейти сразу к делу, ведь каждый из вас — человек действия, — он говорил это с такой уверенностью в голосе, будто бы уже много лет знает каждого из них, — я предлагаю вам два варианта, ведь вы всё же показали, что кое-что умеете. Ну, в любом случае больше, чем те, что уже приходили сюда и пытались со мной покончить. Вы можете драться со мной по одному, а можете все вместе. Если в первом варианте это будет честный бой, то во втором вы умрёте как ничтожества, как добыча, я буду охотиться в темноте и убивать. Убивать как зверь, за которого вы меня, скорее всего, и принимаете. Да и среди вас есть рыцарь, думаю, что хотя бы он примет мой вызов, воззвав к голосу разума, — взгляд янтарных глаз пронзил Лиарда, словно молния.

— Ты же знаешь, что один на один ни у кого из нас нет шансов, — стиснув зубы, проговорил рыцарь.

— Согласен, нету. Да и я, по правде говоря, не собираюсь предлагать вам дуэль в стандартном её понимании, с выбором оружия, дурацкими церемониями и прочими, как мне кажется, совершенно ненужными формальностями. Это будет бой, поединок, драка, называйте, как хотите, но не дуэль. Но в смерти в таком поединке куда больше чести, чем в гибели в полной темноте от подлого удара в спину. Конечно же, я буду использовать все свои способности и в бое один на один. Буду это делать, потому что хочу жить, так же, как и вы. Но я снова начал много болтать, привычка, когда ты так надолго остаёшься один, то уже не видишь ничего зазорного в том, чтобы говорить с самим собой. А когда впереди у тебя целая вечность, то делаешь это дни напролёт. И, знаете, я от этого не страдаю, такая жизнь мне нравится, совершенно не жалею о том, что не отражаюсь в зеркалах, не чувствую вкуса. Но вернёмся к вам, мои дорогие гости, что вы выберете? Верную, но честную смерть в поединке, — в его бледной руке с длинными худыми и скрюченными пальцами загорелся красный пульсирующий огонёк, напоминающий сердце, — или же охоту в ночи, — вампир оскалился и во второй руке у него появился туман, который был похож на чернила и жил, он двигался, даже, казалось, дышал.

— Что же, тварь, мы… — уже готового разгорячиться Лиарда прервал его брат, положив черноволосому рыцарю руку на плечо и покачав головой.

Младший тут же замолчал, обернулся, увидел в глазах Дезарда непоколебимую решимость, кивнул, а потом крепко обнял его, после повернулся лицом к вампиру, хмурый, мрачный, но в его глазах теплились огоньки надежды, он верил в своего старшего брата, который медленно, но уверенно шёл навстречу со своим противником, на ходу сняв лук и колчан и протянув его принцу. Сейчас в него верили все.

— Мы выбираем первый вариант, но вызов твой принимаю не я. Ответный вызов бросает тебе Дезард Марг, и я желаю тебе побыстрее сдохнуть, вампир.

В ответ кровопийца лишь ещё больше обнажил свои клыки и смерил своего противника оценивающим взглядом, в котором явно читалось пренебрежение. Он явно сомневался, что этот человек сможет что-то ему противопоставить. Он, конечно, неплохо стрелял из лука, да и обоими своими мечами умел пользоваться, но пока продемонстрированные умения не слишком впечатляли древнего кровопийцу. Но всё же барон понимал, что нужно быть осторожным, ведь пока этот Дезард был единственным, кто ещё не полностью продемонстрировал себя, будто всё время ставил себе определённый предел, за который нельзя было перешагнуть, чтобы не выдать себя раньше времени, чтобы никто не узнал, на что он способен на самом деле до того момента, как сам этого захочет. Хорошая тактика, будь кто другой на месте вампира, он бы сразу же сделал для себя вывод, что этот всегда молчащий человек ничего из себя не представляет, но у кровопийцы всё же был многовековой жизненный опыт. Однако всё же осознание собственного могущества вертелось в голове мёртвого барона, не давая ему полностью трезво оценить ситуацию, не давая взвесить настоящий риск, не погружаясь при этом в иллюзию собственной неуязвимости. И именно это чуть не привело к тому, что вампир не лишился головы после первого же выпада со стороны старшего из братьев Марг.

Дезард напал быстро, резко, ударил, словно кто-то нажал спусковой крючок арбалета, и пружина разжалась, а болт устремился к своей цели и чуть не пробил плоть и кости, завершив всё одним ударом. Но тогда всё было бы слишком просто, слишком сказочно и неправдоподобно. В жизни, как известно, всё гораздо хуже и сложнее, чем представляется юнцам, наслушавшихся тех самых баек и историй от своих родных да наёмников, с которыми им удалось изредка встречаться, сбегая из-под почти всевидящего родительского ока в трактиры и прочие «запретные места». Кровопийца никак не ожидал от человека такой прыти, он едва сумел отскочить в сторону, чтобы избежать двух клинков, готовых не только ранить его, но и обжечь, а огонь он ненавидел, как ни один из вампиров. Но это пламя было не таким, не обычным, оно было невидимым, заключённым в его изогнутых эльфийских клинках, оно полыхало где-то там, внутри, но выпускающее свою мощь наружу, когда это было нужно владельцу, как, например, сейчас. Этой бой обещал стать действительно запоминающимся. Вампир даже подумывал сейчас обратить этого человека, он был бы хорош в роли ночного кровопийцы со своими умениями, со своей клятвой о молчании, которая не позволила бы ему разболтать их секреты. О, да, старый барон всё ещё был полностью уверен в своей победе, потому что его способности лежали далеко за человеческим пределом. И сейчас говориться не о магических способностях, иллюзии и прочих «вампирских фишках», нет, в большей степени сейчас кровопийца думал о том, что и силой, и скоростью, и умением он превосходит своего противника, у него была целая вечность, чтобы научиться выживать, а, значит, и сражаться. Ведь он же вампир, причём далеко не обычный, он был так же куда сильнее и своих собратьев, с которыми и то не все могут справиться. В двух пунктах своих убеждений барон был, безусловно, прав целиком и полностью, ведь облик ночного хищника всё-таки имеет свои преимущества, которые, тем не менее, уравновешиваются постоянной нестерпимой жаждой и поистине звериной яростью, которая иногда заволакивает сознание того, кто решил ступить за эту черту, оставленную лунным светом. Но лишь в двух. Он действительно в совершенстве отточил и умел пользоваться тем, что ему дала ночная тьма. Точно рассчитывал силу, всегда передвигался так быстро, как это было возможно, но именно поэтому он и походил больше на хищного зверя, нежели на настоящего профессионального воина. А таким как раз-таки являлся его противник. Кровопийца, будь он сейчас обычным человеком или хотя бы обычным вампиром, не имел бы ни единого шанса против Дезарда, но он то не был ни тем, ни другим, а, значит, этот бой будет серьёзным. Серьёзнее, чем все те, что им уже пришлось пройти до этого. Поняли они это одновременно, но, видимо, слишком поздно, потому что сразу же кинулись друг к другу, не оставляя себе времени на раздумья и психологические игры. Вампир часто применял их, потому что его это хоть как-то развлекало, разгоняло вечную скуку, которая преследовала его изо дня в день. Но сейчас он был зол, зол на себя за то, что не кинул на этих наглецов сразу всё, что у него было, чтобы убить их ещё под аркой, за свою глупую непредусмотрительность и собственное великодушие, из-за которого позволил им выбирать между охотой и поединком, который можно считать более-менее честным. Злился так же и на человека, который вопреки всем его предположением оказался достойным ему противником, возможно, единственным из тех, что посмели потревожить покой его старого жилища. И именно этот человек по нелепой случайности принял его вызов на поединок. Какая жестокая ирония судьбы.

Однако ему уже было пора отойти от мыслей. Хотя время в его голове будто бы замедлилось, каждый миг растянулся на несколько минут, но он всё равно уже чувствовал жар, исходящий от эльфийских клинков, которые всё ближе становились к его худому, казалось, измождённому телу. Но мало кто мог вообразить, какая на самом деле сила скрывается за плёнкой, на которой кто-то старательно изобразил немощного старика. Как невероятно ловко этот истощённый вампир способен избегать ударов в последний момент. О, да, ему это доставляло несравненное удовольствие, какое-то садистское. Он позволял своему противнику почти нанести удар, он был уверен, что тот уже чувствует, как его оружие вспарывает ненавистную мёртвую плоть кровопийцы, как ломаются под напором стали или дерева его кости, как его охватывает агония боли, как он умирает. А потом это бартасово порождение ночи уходит в сторону так, что бы смертельный удар прошёл лишь на толщине волоска. И вампир ухмыляется, смотрит, как недоумённо переводит взгляд со своего оружия на кровопийцу охотник, как эта неудача, едва не ставшая решающим доводом в пользу человека, разрушает даже самые фанатичные надежды, колеблет даже самую каменную уверенность. Как у искоренителя нечисти буквально опускаются руки, а кровопийца наносит свой последний, жестокий, заканчивающий мучения несчастного, удар, когда ему уже надоедает наслаждаться полной беспомощностью своей жертвы. И сейчас он сделал точно так же. Взвинтил своё восприятие до невиданных высот, и вот оба меча один за другим проходят мимо, не достигают своей цели. Он ловко уклоняется в сторону, отходя на достаточно большое расстояние, чтобы Дезарду не удалось тут же сделать следующий выпад. Этому человеку ни за что не поспеть за его сверхъестественной скоростью. И вот мёртвый барон уже снова готов наслаждаться своим пусть ещё не окончательным, но всё же триумфом, однако этот человек даже не показал, что его смутил такой неожиданный промах. Даже напротив, он, будто бы, ожидал подобной подлости со стороны своего противника. Хотя пока вампир списал это на маленькую продолжительность их боя, ведь, по сути, вампир ещё даже не начал показывать, на что он на самом деле способен, ещё недостаточно сломил своего противника, ведь этот приём он использовал скорее как последнюю каплю, как довершающий удар в кулачном бое, который подкашивает ноги противника. Но сейчас это хотя бы могло ускорить расправу над этим ничтожным человеком, который посмел думать, что сможет просто так выйти на поединок против такого старого и могущественного вампира, как он. Причём не просто выйти, а ещё и победить! Как ему такое в голову вообще могло прийти?! И он снова рассвирепел. Снова в нём восторжествовала звериная сущность хищника до этого ещё скрывающаяся под личиной насмешливого господина этого замка. Его взбесила эта холодная маска на лице человека, его невероятно спокойные и уверенные льдисто-голубые глаза, его руки, которые так крепко сжимали оружие. И он напал. Кинулся на этого бартасовски противного ему человека, пытаясь разорвать ему когтями, совершенно забыв обо всей той хитрости и умениях, которыми он обладал и владел в совершенстве. Возможно, это и стало началом его конца.

Первый взмах его резко удлинившихся по мысленному приказу страшных когтей на правой руке Дезард парировал одним мечом, заставив их соскользнуть по лезвию клинка, одновременно с этим поворачиваясь и пытаясь достать своего противника вторым мечом. И ему это удалось, ведь глаза кровопийцы, как вы помните, застилала безумная пелена, как это недавно случилось с Адрианом во время боя с монстром из Бездны. Вампир почувствовал, как огонь, спрятанный в металле умелыми колдунами, вырывается наружу, как вспыхивает внезапным пожаром, опаляя его мёртвую плоть. Боль захлестнула этого зверя с головой, но зато вернула ему рассудок, охладила пыл не хуже ведра ледяной воды из горного источника. Заставила его снова трезво оценивать ситуацию, а не бросаться, сломя голову, на этого опасного человека с необычным для его расы оружием. Старший Марг понял это, бросив лишь мимолётный взгляд на своего противника, понял, когда смотрел ему прямо в глаза, которые вдруг перестали быть похожи на рыбьи стекляшки, а снова стали, как и до этого, умными, проницательными, но всё равно по-звериному жестокими. Тогда он понял, что нужно действовать сейчас, не дать проклятому кровопийце придумать идеальный план, который позволит ему победить. Не дать ему использовать даже одну третью из тех способностей, что даёт ему его чудовищная сущность, которую на этой ступени не скрывал уже и внешний вид. Нельзя дать ему уйти в тень, стать там невидимым, не дать ему подчинить эту темноту, как он сделал это тогда, в самом начале их пути, под аркой. Не дать ему очаровать себя взглядом этих глубоких янтарных глаз. Не дать ему скрыться в одном из своих портретов, чтобы всегда знать, откуда, как и когда будет атаковать этот сверхъестественное кровососущее создание. Не дать ему обратиться в туман, который позволит ему восстановить силы и залечить ту рану, которую молчаливому убийце уже удалось нанести. Дезард уже сейчас видел, как прямо на его глазах края раны тянуться друг к другу, как обугленная кожа отваливается, а на её месте тут же появляется новая со следом ожога, будто бы оставленным много-много лет назад. Этот вампир имел просто невероятно быструю регенерацию, а значит, бой нельзя было затягивать ни на одну лишнюю секунду, ведь она могла тут же стать последней для старшего брата черноволосого рыцаря. Нужно было выложиться полностью, на все сто процентов, чтобы уничтожить своего противника. Так думали они оба. Это было их главное задачей. Два первых пробных удара достаточно много сказали им друг о друге, ведь один из них был настоящим профессионалом, а второй — древним вампиром, который на своём веку научился весьма неплохо разбираться в людях. И сейчас предстояло применить эти знания на практике. Вот только сейчас на самом деле наступил тот момент, когда начинался настоящий бой. До этого шла лишь подготовка к нему, сбор информации, психологические установки, оценка поля боя. У многих этот этап, особенно же это касается рыцарей, чьи роды давно ведут между собой кровную войну, затягивается на несколько лет. Они узнают всё, что только можно, хоть прямо сейчас иди и записывайся в его личные биографы. Когда он появился на свет, кто родители и родственники, где его владения, если таковые имеются, в каких турнирах участвовал, с кем уже ему приходилось сражаться — всего того, что они собирают за это время хватило бы не на один том. Но в бою, к великому разочарованию славных парней в начищенных латах, все эти сведения оказываются полностью бесполезными, ведь тем, кто действительно не первый день живёт с мечом в руке и носит кольчугу, хватает лишь пары минут, чтобы понять, как нужно драться именно сейчас и именно с этим человеком…или не человеком, что сейчас и предстояло сделать Дезарду.

Он резко крутанул оба меча в руке, сделал шаг в сторону вампира. Тот в свою очередь тоже плавно переместился ближе к нему, одновременно стараясь зайти человеку слева. Марг не поворачивался, но внимательно следил за своим противником, не давая ему выйти из поля зрения. Казалось, из такой позиции ему будет совершенно неудобно атаковать противника, находящегося от него сбоку, но это действительно только лишь казалось. Как только вампир начнёт замахиваться для удара, Дезард успеет повернуться и блокировать его атаку, после чего тут же перейти в контрнаступление, ведь повернись он сейчас, то пропустил бы момент начала атаки, а он не мог себе позволить даже на мгновение потерять из виду когти кровопийцы, который заменяли ему оружие. Десять острейших клинков против его двух. Что же, с таким ему ещё сталкиваться не приходилось, но убийца был почему-то уверен, что он справится, хотя какое-то странное предчувствие всё-таки сжимало его сердце. И вот за попыткой разобраться в этом внутреннем беспокойстве он едва не пропустил начало выпада, которого так долго ждал. Странно, но кровопийца почему-то решил бить вертикально, а не горизонтально, хотя это было гораздо удобнее, да и надёжнее — тогда человек бы просто не смог уйти в сторону, ему в любом случае пришлось бы задействовать своё оружие для парирования или приседать, а из такой позиции ответный удар наносить и вовсе было бы неудобно. Однако вскоре Марг понял, почему барон выбрал именно такой способ. «Мёртвая хватка» — простейшее заклинание, которое заключалось в том, что от настоящей конечности отделялся её астральный двойник, который мог перемещаться в абсолютно любом направлении, однако на весьма ограниченное расстояние, причиняющий при этом не меньше вреда, чем если бы это была настоящая рука. Маги редко используют этот приём, так как в отличие от дерущегося сейчас с Дезардом вампира, у них не было огромных когтей ничем не уступающих своими свойствами металлу, которые могли в момент превратить противника в бесформенную груду мяса. И вот, когда Марг ловко ускользнул в сторону, уходя из-под линии удара своего противника, то лишь в последнюю секунду заметил лёгкое мерцание воздуха с оранжевым оттенком, характерное как раз для «мёртвой хватки». Поздно, но всё-таки он успел среагировать и подставить меч. Это была неустойчивая позиция, он ведь был в движении, а удар, казалось, был слишком сильным, чтобы удержаться на ногах, но этот человек лишь слегка прогнулся назад и тут же нажал на слабую точку этой материальной иллюзии, которая у данного заклинания всегда находится в центре ладони астральной руки. «Мёртвая хватка» рассыпалась со звоном, будто бы только что Дезард разбил бокал, отозвавшись при этом у вампира лёгкой и головной болью, вспышкой и помутнением в глазах, чем поспешил воспользоваться старший Марг, сделав полуразворот, позволивший ему снова оказаться лицом к лицу со своим противником. Дезард не дал прийти вампиру в себя и снова использовать какую-нибудь уловку, обрушив на него град ударов. Такой скорости Адриан ещё ни разу не видел. Мечи мелькали подобно вспышкам молнии, такие же неуловимые и смертельные, но и кровопийца не желал так просто расставаться с жизнью, он защищался так яростно, как только это вообще было возможно, может, и ещё яростнее. Со стороны это казалось чем-то совершенно беспорядочным, безумной пляской, у которой просто нет законов по тому, что они ей не нужны вовсе, но любой, кто так подумал, глубоко заблуждается, так как, скорее всего не имеет опыта ни в наблюдении, ни, тем более, в участии. В действительности это не было сумбуром, да и просто не могло быть. Чётко рассчитанная последовательность, сила, точки, уловки и приёмы — вот, что это было на самом деле. Вот именно после таких боёв понимаешь, что это на самом деле искусство, а не работа для грубых вояк. Вот Дезард делает ложный выпад, но вампир не покупается на этот не слишком изощрённый приём, и человек тут же мгновенно переходит в оборону, отбивая несколько ударов когтями старого барона. Марг ставит оба меча под углом, от чего «оружие» противника соскальзывает не только вниз, но ещё при этом и в разные стороны, позволяя человеку сразу же рубануть вампира, пытаясь одним ударом вывалить ему наружу через живот все внутренности, но ловкий кровопийца тут же отступает назад так, что лишь только кончики мечей задевают его, заставляя кожу вокруг порезов снова почернеть и обуглиться. И всё же, несмотря на все усилия вампира, которые тот прикладывал, чтобы хоть на мгновение освободиться от ударов своего противника, чтобы завершить, наконец, этот бой, превратившись в летучих мышей, мгновенно переместиться за спину Дезарда, ему это не удавалось. И хуже всего этого, человек теснил его назад. К трону, где ждали гигантские горгульи. Стоило им подать приказ, они тут же бы накинулись на наглеца и его дружков, растерзали бы их на мелкие кусочки, но почему-то вампир не звал своих верных телохранителей на помощь. Видимо, он ещё не понял, что этот человек, кажущийся таким безразличным, спокойным и уверенным в себе, уже отчаялся. Отчаялся в тот самый момент, когда начал беспрестанно атаковать его и защищаться, когда вовлёк его в этот танец смерти. Если до этого Марг ещё надеялся выжить, то сейчас уже оставил все эти глупые мечты за спиной и просто дрался так, как никогда до этого. Он теснил его к трону, чтобы проткнуть сердца горгулий, их лавовые горящие сердца, которые при контакте с его заколдованным оружием взорвутся. Пусть они заберут и его тоже, но зато он хотя бы сможет считать себя победителем в этой схватке. И вот он увеличивает темп, это его жутко выматывает, но по-другому ему просто не удастся нанести удар точно туда, куда нужно, чтобы огонь унёс их. Он резко, грубо и жёстко отражает удары вампира, от чего его руки отскакивают в сторону, вот он, тот самый последний шанс. Два точных, одновременных выпада в разные стороны. О, да, он может по праву гордиться ими. В последнюю секунду чувствует, как живот и шею пронзает жуткая боль, как вспышка невероятно медленно нарастает, но постепенно исчезает — это крылья попавшего в смертельную огненную ловушку вампира накрывают его с головой, будто бы пытаясь защитить человека, ставшего ему достойным противником, от обжигающего пламени. В последний момент до Дезарда долетают крики его товарищей. Он был благодарен им за то, что они пришли вместе с ним сюда. Своему безукоризненно честному брату, магу, которого знал уже так давно, и тому парню со шрамами, которого напротив не знал совсем. А потом всё унёс с собой ужасный гул пламени в ушах. Его полностью захватила темнота, но он всё-таки победил.